Один против всех Седов Б.
Б.К. Седов
Один против всех
Пролог
Хорошее дело эти плавучие ресторанчики, их в Питере «поплавками» называют. Сидишь себе в кают-компании у иллюминатора или, по хорошей погоде, на палубе - за бортом водичка плещется, чайки кричат противными голосами, норовя нагадить тебе на голову, плечи, а то и в кружку пива с пенистой, густой, как зефир, пеной…
И если закрыть глаза, то легко можно представить себя на борту чайного клипера, везущего драгоценный груз из далекой, таинственной Индии в чопорную Англию королевы Виктории, или в каюте «Титаника», неспешно плывущего к своим одиннадцати «Оскарам»…
Так или примерно так мог думать простой человек Алексей Михайлович Костюков, сидя на верхней палубе искусно сделанного под старину парусника с резной девичьей фигурой на носу. Но вор в законе Кастет, коронованный в Крестах самим Дядей Федей, смотрящим по Питеру и всему Северо-Западу России, думал совсем о другом…
* * *
Я сидел на верхней палубе новодельного парусника с резной девицей на носу корабля. Парусник назывался «Ксения» и, судя по блудливой улыбке деревянной крали, назван так был не в честь блаженной покровительницы Города, а чтобы удовлетворить тщеславие одной из полюбовниц хозяина плавучего ресторана.
На столе красовалась фирменная пивная кружка с изображением все той же блудницы Ксении, а также стояла тарелочка с фирменной закуской из какого-то вяленого морепродукта, похожего на взрослых опарышей, высохших и скорчившихся от голода и артрита. Я ждал встречи с нужным и очень важным для меня человеком.
Обслуживала меня официантка, облаченная в бескозырку, тельняшку и туфли на высоком каблуке. Судя по всему, под тельняшкой ничего, кроме самой официантки, не было. Она профессионально дышала всем телом в мою сторону, улыбалась, подражая улыбке деревянной Ксении, и время от времени тянула тельняшку вниз, пытаясь придать себе вид неприступный и целомудренный. Получалось это у нее плохо.
- Что-нибудь еще? - спросила она таким тоном, что невольно подумалось о том, что же происходит в недрах этого парусника. Потом добавила: - А меня Люда зовут! - и заглянула мне в глаза, надеясь, что я немедленно ее куда-нибудь позову.
- Спасибо, пока больше ничего не надо, - ответил я, стараясь смотреть на Петропавловскую крепость и чаек.
Официантка Люда глубоко вздохнула, отчего тельняшка задралась почти до пупа, и оставила меня в одиночестве, на ходу изображая ягодицами матросский танец «Яблочко».
Я продолжал смотреть на Крепость, на золотого ангела, парившего над Городом, и думал о другой крепости, вернее - замке, старинном английском замке Бульворк-кастл, с корнем вырванном из родной британской земли и по прихоти чудаковатого миллионера перенесенном в центр американского болота в штате Флорида…
А также я вспоминал о недавней поездке на Воронью гору, на свидание с Наташкой.
День выдался для этого самый подходящий - солнечный, но не жаркий, с ласковым ветерком, бегущим по склону горы, и редкими белыми облаками, среди которых парили нарядные дельтапланеристы, похожие на фантастических компьютерных птиц.
Из всего традиционного кладбищенского убранства был только крест с фотографией счастливой смеющейся Наташки и простая деревянная скамейка возле могилы. Я сидел на этой скамейке, не спеша пил принесенную с собой водку, не забыв поставить полный стакан на могильный холмик. Крошил хлеб прилетевшим лесным пичугам и рассказывал Наташке о том, что приключилось со мной в Америке, о старинном замке посреди болот, чудаковатом миллионере Сириле Рингкуотере и железной деве из Нюрнберга, стоявшей в готическом подвале Бульворк-кастла…
А потом была поездка в Гамбург и нежеланная встреча со старыми школьными товарищами… Но все это было в недавнем прошлом, а сейчас я просто ждал и от нечего делать вспоминал это самое прошлое.
Будь оно неладно…
Из грязи в князи
А где инвалид?
Я сидел, крепко привязанный к креслу, в гамбургской квартире, снятой Черных специально для таких встреч. Это он мне сам объяснил, показав видеозапись захваченной им Светланы, которую содержали тоже на этой квартире и в этом же кресле.
Черных сидел напротив и внимательно меня рассматривал. А я рассматривал его. Из скукоженного инвалида, прикованного к старенькому креслу со скрипучими колесами, он внезапно превратился в атлетически сложенного супермена с мощными накачанными руками и широкой грудной клеткой.
- Ты чего, стероиды принимаешь, что ли? - нехотя спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Черных засмеялся, легко, пружинисто встал, прошелся по комнате, на ходу потрепав меня по плечу, как собаку или прикормленного кота.
- Давно ты меня не видел, Лешенька, вот так не видел, без пиджака мешком или тряпичного халата. Я же «спинальник», то есть человек, у которого нелады со спинным мозгом. А такие ребята, если себя не запускают, конечно, все накачанные, у нас же руки - главное, они и руки, они и ноги, а у кого совсем плохо, так и вместо члена рука годится. Так что это не стероиды, а нормальный вид спинального больного, который не махнул на себя рукой, а думал, как ему дальше жить…
Он снова сел, теперь уже ближе ко мне, заглянул в глаза.
- Ты вот, наверное, думаешь, что Черных - подонок, сволочь и гад, а я тебе скажу - не так это, и правда-то на моей стороне!
Он опять вскочил, начал быстро ходить по комнате, заложив руки за спину и наклонив крупную голову, чем-то напоминая Ленина в фильме «Ленин в Октябре». Я его понимал - он один, ему не с кем поговорить по-настоящему, открыть свою душевную подноготную, а человеку это всегда нужно. Петька Чистяков, правая его рука, наверное, не раз уже все выслушал и со всем согласился, но этого же мало, нужен оппонент, спорщик, которому доказываешь, которого переубеждаешь и которого, в конце концов, обращаешь в свою веру.
Меня он, предположим, в свою веру не обратит, но знать его мысли мне полезно. Потому что чем лучше знаешь своего врага, тем легче его победить, а в том, что Женя Черных - мой враг, я уже не сомневался, как не сомневался и в том, что победить его будет очень и очень трудно…
- Я же едва не с рождения инвалид. Все дети - как дети. В футбол на улице гоняют, в пятнашки бегают, ты, скажем, боксером стал, людям морды бил. А я все это время в кресле просидел. Вы мячик гоняете, а я сижу, вы наперегонки бегаете, а я сижу, ты по мордасам других лупцуешь - а я сижу. Но, друг мой Леша, я не так просто сижу - я думаю. Вы в школьные годы что читали? Майн Рида с Фенимором Купером. А я тогда Аристотеля прочитал, «Аналитики» - это его главнейший труд по логике, и «Рассуждение о методе» Рене Декарта. Трудно давалось, честно скажу, особенно - Аристотель, несколько раз брался и откладывал, но - одолел и понял тогда две, нет, три главных мысли. Первая - что нужно думать, вторая - что нужно думать правильно, третья - что обязательно должна быть цель… Одно время, ты только не смейся, я хотел стать чемпионом мира по шахматам, научился играть, хорошо играл, но - по переписке, ходить-то не мог, а уж тем более ездить. Но дело даже не в этом… Когда я понял эту игру, мне стало неинтересно… Как там у Пушкина: «Мне скучно, бес!..» Мне было скучно передвигать кусочки дерева по двухцветной доске, я хотел, я безумно, до слез, до судорог, хотел, чтобы мне подчинялись не пешки, слоны и ладьи, а люди, живые люди исполняли все мои желания, верно и беспрекословно, как вырезанные из дерева фигурки.
- Ну да, а теперь от тебя одно добро людям, - заметил я, - добро и всеобщая благодать!..
- Не перебивай, - строго сказал мне Черных. - Когда я говорю, не перебивают!
- Прости, Женя, - покаянно сказал я. - Нельзя ли мне, кстати, веревки маленько ослабить, руки затекли…
Он поглядел на меня, как бы не понимая, о чем это я…
Махнул рукой, мол, этими пустяками потом займемся, и продолжал излагать свои взгляды на то, кто в этой жизни главный и почему.
- Ты же не знаешь, ведь я имя переменил!
- То есть как? - удивился я.
- Ну, юридически-то это нетрудно, пишешь заявление в ЗАГС с просьбой имя переменить, или фамилию, ждешь определенное время, а если денег дать, так и не ждешь вовсе, и получаешь паспорт с другим именем. Которое ты сам выбрал…
- А чем тебе старое имя не глянулось?
- Слово-то какое ты произнес - «глянулось» - старое слово, красивое… Хорошо, что мы русский язык не забываем, корни свои. Вот и я к своим корням обратился, поработал в архивах, посмотрел, покопался и, знаешь, что обнаружил? Дальней своей ветвью мой род к Романовым восходит, боковая ветвь, конечно, но - с державной фамилией в родстве, и если бы историческая карта легла немного не так, в XVII веке могли не Алексея Михайловича на царствие избрать, а пращура моего - Елисея Никитича, который в ту пору при черниговском воеводе состоял…
Черных-Романов замолчал, в очередной раз переживая исторические судьбы своего рода, а я вспомнил Сирила Рингкуотера, купившего титул восемнадцатого маркиза Брокберри и очень довольного этой своей покупкой, от которой никому не стало хуже, но Женька-то Черных, он - в престолонаследники, похоже, метит…
- Кофе будешь? - спросил неожиданно Черных.
- Буду.
- Тогда слово дай, что буянить не станешь. Понимаю, что резона буянить у тебя нет, но - береженого Бог бережет!
- Честное пионерское, не буду! - побуянить я очень был не прочь, но у них Светлана, а рисковать ею я не мог, потому поиграем пока в толстовцев, в непротивление злу насилием и все такое прочее.
Черных позвонил в колокольчик, в комнате появился Петька Чистяков и ловко распутал мою правую руку. Левая осталась привязанной к креслу.
- Петька, кофию нам свари, - скомандовал Черных, и я невольно вспомнил о Василии Ивановиче и Петьке… А вместо их боевой подруги Анки у них Жанна Исаева, что ли?
Через некоторое время из кухни донесся аппетитный кофейный аромат, чему я впервые за последние часы порадовался. Чашечка хорошего кофе окончательно прочистит мои мозги и, может, подскажет что-то разумное, в смысле выхода из той нехорошей ситуации, в которой я очутился. Вернее не я, а мы со Светланой.
Появился Петька с простеньким пластиковым подносом в руках, на котором стояли две чашки с кофе. Чашки были старые, одна со сколотой ручкой, что еще раз подтверждало - это временное обиталище Черных, снятое на две недели или на месяц, и искать здесь какие-то концы бессмысленно.
- И как же тебя теперь звать-величать? - решил я вернуться к вопросу о генеалогии Жени Черных.
- Романов, Николай Всеволодович, - церемонно представился он. - Николай, как ты знаешь, традиционное имя в династии Романовых, а Всеволод - имя моего природного отца. Мамаша недавно раскололась - зачала, говорит, тебя от некоего Всеволода, бывшего тогда проездом в Ленинграде. Я ее не осуждаю, не очень молодая, некрасивая, шансов на брак уже нет, а против материнского инстинкта не попрешь!..
Какое-то время мы молча пили кофе, и я радовался тому, что с каждым глотком пропадает во мне та дурь, которой прыснул в меня Жорка Вашингтон в гамбургском аэропорту, в голове были уже не подмоченные опилки из кошачьего туалета, а нечто подобное «маленьким серым клеточкам» Эркюля Пуаро.
* * *
От мрачных гамбургских воспоминаний меня отвлекли удары судового колокола. Рядом, перебирая голыми ногами, маячила официантка.
- Рынду бьют, - сказала она с садистским наслаждением. И добавила, пошевелившись внутри тельняшки: - Что-нибудь будете?
Передо мной стояли пустая кружка и полная окурков пепельница. Опарыши остались нетронутыми.
- Это - убрать, а это - принести, - указал я в соответствии со своими потребностями.
- Почему вы закуску не кушаете? - заботливо спросила официантка, пододвигаясь ко мне полным бедром.
Кожа масляно блестела и была покрыта редкими светлыми волосками.
- Очень вкусно, - сообщила она и сексуально отправила в рот несколько сухих, похожих на крупные сперматозоиды червячков.
Я не удержался и ущипнул плотную загорелую ногу.
- Не надо так, - жалобно сказала она, - синяки будут. Знаете, как трудно их запудрить?
И в доказательство трудоемкости процесса показала крупный синяк на внутренней стороне бедра.
- Правда, это засос, - сообщила она, - а вы щиплетесь!
И еще раз с надеждой спросила:
- Что-нибудь будете?
- Только пиво и чистую пепельницу! - решительно сказал я.
Официантка тяжело вздохнула и отвалила в сторону кухни, или, по-флотскому, камбуза…
* * *
- А знаешь, что я подумал, - сказал Черных, глядя на меня сквозь поднимающийся из чашки ароматный кофейный парок. - Устрою-ка я тебе свидание с твоей зазнобой, а там, глядишь, и в Россию вместе поедете…
У меня перехватило дыхание.
Если это не случайный порыв, а твердое решение, то тогда руки у меня будут развязаны, в России Сергачев с Киреем помогут мне так спрятать Светлану, что никакому злодею ее не отыскать, и уж тогда я с тобой, Женечка, разберусь по полной…
- Что задышал тяжело, деваху свою вспомнил? - Черных гнусно улыбнулся, показав неестественно ровные и блестящие зубы. - Ты мне по гроб жизни обязан, уже за то обязан, что я ее чистоту и невинность от своих опричников уберег, а мог ведь отдать на поругание, и, честно скажу, так и хотел сделать. Очень на тебя зол был, мешал ты мне сильно, под ногами путался. Потому я Жору Вашингтона за тобой в Америку и отправил, чтобы раз и навсегда покончить с твоей проблемой. Однако не вышло, а теперь я думаю - хорошо, что не вышло, такой солдат в моей армии очень нужен. Ты кем из армии отчислен, старлеем? А у меня вполне генералом можешь стать!
Он опять рассмеялся, охотно показав фарфоровые зубы, как человек недавно сделавший вставную челюсть.
- Скажи, что ты в ней нашел? Нет, не так спрошу… Что вы все находите в бабах?
Слово «бабы» он произнес с такой брезгливостью, как некоторые говорят слово «жаба».
- Ну, женщина, она же друг человека, - решил пошутить я.
- Нет, я серьезно спрашиваю, - Черных оживился, снова принялся ходить по комнате. Видно, женский вопрос его действительно волновал. - Понимаешь, я долго интересовался этой проблемой, и когда от сухостоя мучался, и потом, когда мог себе хоть все училище Вагановой на ночь выписать. Не понимаю я, зачем человеку нужна женщина! Я не секс имею в виду, а просто по жизни.
- Ну как - зачем? - обалдел я, сразу вспомнив Наташку, Светлану, и еще раз Наташку, которую застрелил наверняка какой-нибудь Женькин опричник.
От этого захотелось поскорее освободиться и пустить кровь и ему, и Петьке Чистякову, и этому афророссиянину Вашингтону, а если маленько повезет, то и еще каким-нибудь его наймитам.
- Вот именно - зачем? - настаивал Черных.
Он снова сел рядом, благоухая дорогим мужским парфюмом и свежим дыханием от известного производителя жвачки.
- Слушай, а ты не пидор, часом?
Он отскочил от меня, побелел от злости, стиснул свои качественные зубы и прошипел сквозь них что-то злобное.
- Извини, - сказал я смиренно, - не хотел тебя обидеть, просто мужики-натуралы таких вопросов себе не задают…
Он опять начал ходить по комнате, задевая мебель и бормоча себе что-то под нос.
- Ладно, с дурака какой спрос, - сказал он наконец. - Я же говорю не о сексе, я о другом. Секс с женщиной - это чудесно, восхитительно, изумительно, сам добавь нужные эпитеты, но помимо этого остается еще уйма времени, когда человек вынужден проводить с ней время. Водить ее в театры, рестораны, гулять с ней, разговаривать, в конце концов. Но, согласись, женщина не является неотъемлемым атрибутом посещения театра. В ресторан, театр, на выставку я прекрасно могу сходить и один, а беседовать все-таки лучше с мужчиной.
Мне стало его жалко - он не знал, что такое любовь.
- Ну в общем, да, - согласился я, чтобы сделать ему приятное.
- И еще. - Он взял пустую чашку, допил последние капли кофе, но больше заказывать не стал.
«Здоровье бережет, сука, - подумал я, - береги, береги, скоро оно тебе сильно понадобится».
- Меня всегда возмущал тот факт, что хорошая проститутка за ночь зарабатывает больше, чем хороший инженер за месяц. Или вот еще: я тут поднял материалы всех судебных процессов за несколько последних лет в России, где женщины обвинялись в убийстве. И знаешь, что обнаружилось? Женщина, даже убившая хладнокровно и безжалостно нескольких человек, получает значительно меньший срок, чем мужчина и, попадая под все действующие амнистии, чаще всего через год-два оказывается на свободе. А если суд присяжных да хороший адвокат, ее вообще оправдывают.
- Да, - сказал я, потому что он ждал моей реакции. - А ты не женоненавистник, кстати?
- Почему? - Черных искренне рассмеялся. - Я люблю женщин, очень люблю. Но в период с полуночи до восьми утра.
Черных-Романов опять замолчал и принялся неторопливо расхаживать по комнате, вполголоса рассуждая сам с собой.
- Что ты о Светлане говорил? - я решил направить разговор в нужное русло.
- Будет тебе Светлана, будет, надо только пару дней потерпеть.
Господин престолонаследник явно потерял ко мне интерес.
- Сейчас тебя отвезут в гостиницу, будь там, далеко не отлучайся. Завтра-послезавтра мы с тобой свяжемся, встретишься со Светланой и получишь инструкции.
Он прошел к двери, на ходу потрепал меня по плечу, выказывая, должно быть, державную милость, после чего появился Петька Чистяков и начал меня распутывать. Первый раунд кончился, мы расходились по своим углам. Мой угол был в гостинице «Саксонский двор»…
* * *
Через два дня со мной действительно связались. В гостиницу явился Жора Вашингтон, сияющий, как свеженачищенный солдатский сапог, по-хозяйски прошелся по моему номеру, сказал:
- Одевайся!
И уселся в кресло с телевизионным пультом в руках.
- Пойдем куда-нибудь? - осторожно спросил я.
- Ага, пойдем! Ты - к бабе своей на свиданку, а мы вокруг погуляем, чтобы, не дай Бог, чего не приключилось, - он рассмеялся. - Одевайся, шеф ждать не будет!
Я оделся, и мы вышли на улицу.
- Ты без машины, что ли? - спросил я, когда мы уже дошли до перекрестка.
- На машине, но здесь недалеко, пешочком дойдем.
На улице он вел себя уже не так бойко, шел чуть сзади, цепко оглядывая прохожих. Мы перешли дорогу и через несколько минут очутились в том самом сквере, где не так давно я встречался с посланником таинственного «Ворона».
На скамейке у памятника неизвестному немецкому гению сидела Светлана. Я пошел быстрее, потом побежал, ожидая, как выстрела, грозного окрика Вашингтона, но чернокожий опричник Черных исчез, растворился в немецких кустах, чтобы оттуда оберегать наш со Светланой покой и безопасность.
Светлана сидела на скамейке, и я уже видел, как она бледна и что волосы у нее уложены неопрятно, кое-как, и дрожат пальцы, держащие сигарету, и беззвучно шевелятся губы, словно она повторяла заученный текст или молилась о чьем-то здравии или спасении.
- Света! - сказал я негромко, уже стоя прямо перед ней, закрывая собой памятник, людей, идущих по дорожкам сквера…
Светлана подняла глаза, невероятные, огромные, в которых тотчас отразился я, по одному «я» в каждом глазу, блестящем от слез и усталости, пришедшей с непреходящей душевной болью.
- Леша! - тихо сказала она и медленно повалилась вперед, на песок, где лежала выпавшая из пальцев сигарета.
Я подхватил ее за худые плечи, поднял почти невесомое тело, прижал к себе, чувствуя, как она дрожит…
- Света, Света, - шептал я, осторожно усаживая ее на скамейку, и, склонив голову, поцеловал ее в губы.
Она с трудом подняла тяжелые, набухшие от слез веки, улыбнулась одними губами и снова закрыла глаза, покойно положив мне голову на плечо.
- Они Пашу убили, ты знаешь? - спросила она чуть слышно.
- Знаю, - вздохнул я, - они много чего плохого сделали…
- Да, - она тоже вздохнула.
- Тебя обижали?
- Нет, не очень… Баба эта противная, дерется. А так - ничего…
Я понял, что она говорит о Жанне Исаевой и тихонько выругался.
- Вот, вот, - услышала меня Светлана и улыбнулась уже весело, по-настоящему.
Я осторожно провел ладонью по ее лицу, вытирая соленую влагу слез и крепко прижался губами к ее губам, мягким и властным, послушным и нетерпеливым, жадным и отзывчивым, и так мы сидели долго-долго под неподвижным взглядом гения немецкой культуры, который он вперил в нас, навсегда повернув голову в сторону нашей скамьи.
* * *
- Кастет, время! - донесся откуда-то по-вертухайски злой голос Вашингтона. - Хозяин ждет, пошли!
Я напоследок поцеловал Светлану. Получилось неудачно - в лоб, потому вернулся, обнял, прижался к распухшим губам, прошептал:
- Я скоро!
Поцеловал нежно, как ребенка, и быстро, не оборачиваясь, пошел вслед за злым чернокожим слугой кровожадного «хозяина».
Романов-Черных ожидал меня на соседней аллейке, неторопливо расхаживая под кронами гамбургских буков. Увидел меня, улыбнулся, остановился, ожидая, когда я подойду.
- Как Светлана? Не очень на нас обижается? - заботливо спросил он. - Пусть не думает, моральный ущерб я компенсирую, деньги, слава Богу, есть…
Я промолчал.
- Ладно, не сердись. Сейчас мы все в одной лодке, и ты, и я, и Светлана, так что веди себя как член большой и дружной команды, уходящей в опасное плаванье, скажем, открывать Новый Свет… Скоро ты в Россию поедешь и не один, со Светланой, думаю, так тебе поспокойнее будет. Задание я тебе дам серьезное, поэтому мне важно, чтобы ты был в форме и ничто внешнее не отвлекало тебя от дела. Жаль, конечно, что женщина играет в твоей жизни такую важную роль, но мне это, согласись, на руку…
- А ты не боишься, что я пошлю тебя на хрен со всеми твоими планами и начну жить просто и честно, без всяких криминальных заморочек? Они у меня уже вот где стоят, - я чиркнул ладонью по горлу. - Честно, не хочу, надоело!
Черных рассмеялся.
- А я себя подстраховал, да и тебя тоже, чтобы ты по глупости или постыдному женолюбию не совершил никаких нехороших поступков. Сейчас мы с тобой поговорим, потом ты вернешься к Светлане и пойдете вы, я думаю, в гостиницу и непременно захотите заняться любовью… Так вот, когда будешь раздевать свою ненаглядную, обрати внимание на шрам у нее на спине, слева, ближе к попке. Небольшой такой шрам, почти незаметный, а время пройдет - его и вовсе не видно будет. Там ампула вшита. С цианидом. И крошечный такой чип японского производства, нанотехнологии и все такое прочее. Японцы, они больших успехов достигли в этой области. Стоит тебе повести себя неподобающим образом, и я, или Петр Чистяков, или Жора Вашингтон, или еще кто-нибудь неизвестный тебе нажмет соответствующую кнопку, и ампула лопнет. Цианид действует быстро и эффективно, и вместо молодой цветущей любимой женщины в твоих объятиях оказывается остывающий труп. Причем, заметь, расстояние не играет никакой роли. Вы можете находиться в Германии, России, Америке, даже в Антарктиде, хотя что там делать нормальному человеку, я не представляю. Радиоволны настигнут везде. Уж такая это штука. Ничего не поделаешь - закон природы. И извлечь эту ампулу нельзя, для того там второй чип помещен. Тоже японский…
- Сволочь ты, Черных, - в сердцах сказал я.
- И не говори, - охотно согласился Черных, - но, заметь, не о себе пекусь, о благе человечества помышляю, потому - будь снисходителен.
На этом мы расстались. При следующей нашей встрече, пообещал Черных, я получу задание, которое должен буду исполнять в России.
* * *
Несколько дней мы провели в гостинице, вылезая из постели лишь для того, чтобы принять душ и наскоро перекусить. Я не потерял счет дням лишь потому, что не вел его.
На четвертый день нашего затворничества в номере опять появился Жора Вашингтон. На сей раз он вел себя тихо и скромно, сообщил, что меня ждет машина, посоветовал плотно покушать, потому что впереди - дальняя поездка и вернусь я обратно только под вечер. Сказал все это и исчез, словом, вел себя прилично и корректно, как с равным, или даже с человеком, стоящим немного выше в иерархии людей, приближенных к особе престолонаследника.
Мы не спеша позавтракали, я как мог утешил Светлану, она, запахнув халатик, проводила меня до дверей лифта, и я отправился вниз, к стоящей у дверей гостиницы машине.
Это оказался навороченный внедорожник со всеми возможными прибамбасами, которые только можно было поместить снаружи и внутри и без того комфортабельного автомобиля. За рулем сидел Джордж Вашингтон, что было вполне в стиле Романова-Черных: негр за рулем - это очень стильно.
Рядом с ним, на правом переднем сиденье - Петька Чистяков, нарядившийся по случаю дальней поездки в кожаные шорты и шляпу с залихватским фазаньим пером. Эта униформа почему-то ассоциировалась у меня с немецкими порнофильмами. На заднем сиденье огромного салона сидел сам наследник российского престола Николай Всеволодович Романов, он же Женька Черных.
Он приветствовал меня величественным кивком, прочие двое - радостными ухмылками, и мы отправились в путь.
Я заметил, есть несколько ситуаций, когда человек теряет ощущение времени, одна из них - когда лежишь в постели с любимой женщиной, вторая - когда едешь на хорошей машине по качественному немецкому автобану. Это был как раз второй случай, поэтому я не могу сказать, сколько времени мы молча ехали по германской дороге.
Прошел час или даже больше, прежде чем Черных решил начать разговор. Собственно, этот разговор, как и все прочие, при которых я присутствовал, представлял собой лекцию, с помощью которой Черных пытался научить уму-разуму своих недалеких собеседников и поделиться с ними сокровищами собственного знания.
* * *
- Что ты слышал об «Орденсбурген»? - спросил он меня, как всегда не глядя в мою сторону. - В 30-е годы, в Германии были созданы специальные разведшколы, получившие название «Орденсбурген» - «Рыцарские замки», отчасти потому, что размещались они в старинных замках, отчасти - из-за особого духа, царившего в этих спецучреждениях. Вступившие туда приносили особую клятву, «Блюттауфе» называется, «Кровавое крещение», и весь процесс обучения был проникнут средневековым мистицизмом - Гитлер всерьез интересовался оккультными науками и, по мнению многих специалистов, был, если не пророком, то визионером уж точно. Юнкера, так называли обучавшихся здесь юношей, основательно изучали различные виды единоборств и получали всякие нужные разведчику знания - обращение с рацией, шифрование, подрывное дело, но все-таки основное внимание уделялось именно физической подготовке. Одним из выпускных экзаменов был так называемый «тиркампф» - схватка невооруженного юнкера со специально обученной собакой-волкодавом. Собак специально натаскивали в концлагерях, и они были приучены к запаху человеческой крови. За три минуты юнкер должен был голыми руками убить собаку.
Черных замолчал и принялся рассматривать свои ухоженные руки. Мизинец левой руки ему чем-то не понравился, и он достал маникюрный набор.
- Ты, наверное, купил один из этих замков?
- Нет, - ответил он, не отрываясь от ювелирной обработки ногтя. - Немцы чтут свое национальное достояние и не продают исторические памятники. Я взял его в аренду. На 99 лет. Теперь там моя резиденция. Временная резиденция, - подчеркнул он, видимо, полагая, что в будущем его постоянной квартирой станет Кремль.
- Ты веришь в оккультизм? - спросил Черных после длительной паузы, за время которой он успел довести до совершенства мизинец, внимательно изучил остальные ногти и, наконец, с удовлетворенным видом убрал маникюрные принадлежности.
В оккультизм я не верил хотя бы потому, что смутно представлял себе, что это такое. А по жизни считал себя православным, был крещен в младенчестве и носил простенький крест, купленный еще в советское время во Владимирском соборе, что стоит напротив спортивного дворца «Юбилейный».
- Я понимаю, - сказал Черных, - ты - сильный человек и тебе не нужна подпитка со стороны. Я тоже не верю, но пришел к этому после долгих размышлений. Я, например, убежден, что тайное оккультное знание существует, но оно сокрыто от нас и весьма далеко от того, что сейчас издают под видом эзотерики в России… Вообще, все, что происходит в России, не является случайным стечением событий, за всем этим кто-то стоит. Нет, я не имею в виду Высшую Волю, Провидение или еще что-то в этом роде, хотя в Бога я верю.
В подтверждение своей веры Черных истово перекрестился. Размеры дорогого автомобиля позволяли ему даже упасть на колени, но до этого, слава Богу, не дошло.
- Подъезжаем, шеф!
У кованых ворот с готической надписью машина остановилась, Петька выскочил, чтобы распахнуть створки, а я спросил:
- Что здесь написано, «каждому - свое»?
- Нет, «Слепое повиновение» - девиз «Орденсбурген»». Хороший девиз, мои люди ему следуют, - Черных взглянул на меня, недобро улыбнулся, - иначе - смерть!
Я сделал вид, что не понял намека. Сказал:
- Надо же!
И отвернулся к окну.
Машина поехала через большой ухоженный парк со скульптурами древних рыцарей в латах, пеших и конных, изображенных то стоящими в одиночку, то борющимися с противниками, непременно полуголыми или одетыми в звериные шкуры.
Совершенно неожиданно извилистая аллея уперлась в большую площадку с работающим фонтаном посредине. Фонтан изображал, естественно, рыцаря, вонзившего копье в груду камней, откуда и поднималась ввысь струя воды. К ногам рыцаря карабкалась из воды каменная девушка с растрепанной прической и мускулистыми руками сельскохозяйственного рабочего. Нижняя часть ее тела скрывалась в воде, и сказать наверняка - русалка это или просто мокрая женщина - было затруднительно.
Сюжет фонтанного действа также остался для меня непонятен - то, что одетый в доспехи воин внезапно открыл геотермальный источник и решил поделиться этой радостью с купающейся поблизости пейзанкой, я отверг сразу, уж больно воинственно выглядел рыцарь и слишком настойчиво лезла к нему девица. Если он ее спас, то от кого? Существо, способное спрятаться в груде камней, должно быть небольшим и не представлять серьезной опасности для такой мускулистой особы. Но, с другой стороны, спрятавшееся существо извергало из себя струю воды высотой метра четыре, что говорило о его богатых потенциальных возможностях в смысле общения с девушками, и тогда выходило, что лезущая из воды девица могла умолять рыцаря пощадить богато одаренного природой индивида…
До конца разобраться в хитросплетениях германской мифологии я так и не смог, потому что меня прервал голос Черных:
- Здесь по вечерам я люблю слушать Вагнера! - и он описал в воздухе полукруг, то ли изображая «Кольцо Нибелунгов», то ли представляя Вагнера в виде геометрической фигуры… - Дальше мы пойдем пешком, так принято. Владелец замка, вернувшийся из крестового похода, оставлял здесь коня и оружие и шел к замку пешком, босой, одетый в рубище, с горящей свечой в руках.
- Нам тоже разуваться? - поинтересовался я.
Черных не ответил, бросил на меня свирепый взгляд и, склонив голову, побрел по узкой тропе в глубь парка Я пошел сзади, с любопытством озираясь по сторонам, хотя ничего особо интересного вокруг не происходило. Росли деревья, как и положено в парке. Вверху, в листьях, шуршали крыльями птицы, изредка чирикая и издавая другие присущие пернатым звуки. Но чем дальше мы углублялись в сторону невидимого пока замка, тем более парк превращался в лес, ветки уже смыкались над нашими головами, едва пропуская солнечный свет, неясные тени пробегали между деревьями, время от времени раздавался хруст сухих веток под ногами…
Вот так, молча, мы шли еще минут пятнадцать, потом впереди показался солнечный свет, тропа стала шире и ухоженней, больше напоминая парковую аллею, чем тропинку в лесу, и мы вышли на поляну, в центре которой стояла готическая часовня с высоким стрельчатым шпилем и узкими окнами, украшенными витражом.
Выйдя на залитую солнцем поляну, Черных выпрямился, поднял голову и размашисто, по-православному, перекрестился.
- Как это очищает! - радостным голосом произнес он и вперил взор в часовню.
Часовня действительно была хороша, прожитые века и войны никак не отразились на ее внешнем виде, небольшая, аккуратная, устремленная вверх, она стояла в своей первозданной красе, словно рабочие только что покинули ее, унося с собой последние доски от строительных лесов.
- Представляешь, рыцарь только что вернулся из Палестины, он освободил от неверных Гроб Господень, его доспехи иссечены острыми мечами сарацинов, щит пробит тяжелым копьем. Под ним пало несколько лошадей, враги убили верного оруженосца, но он совершил подвиг веры и теперь вернулся в родные края. Старики-родители, не дождавшись храброго воина, отошли в лучший мир. Красавица-жена умерла от тоски, никто не ждет его в замке. Поэтому, вернувшись в родной дом, он направляет свои стопы сюда, в древнюю родовую часовню, чтобы предаться неспешной молитве и провести остаток жизни в покаянии и беседе с Богом.
Черных снова замолчал, переживая трагедию лишенного семьи крестоносца, но справился с собой и сказал голосом, способным тронуть сердца юных непорочных дев (буде таковые попадутся на его пути) и дев старых, готовых тронуться от любого обращенного к ним мужского слова:
- Зайдем, Леша!..
Высокая стрельчатая дверь неслышно распахнулась, из часовни пахнуло приятным холодком, сразу за порогом начала звучать органная музыка, грустная и небесная, потому что извлекалась дуновением воздуха, а не насильственным ударом по клавишам, струнам или натянутой коже безвинно убиенного животного.
Внутри стояли дубовые скамьи с отполированными многими поколениями верующих сиденьями, на одном лежал забытый кем-то молитвенник. Пахло свечами и еще чем-то, присущим только церкви.
Черных прошел к самому возвышению, с которого, должно быть, читались проповеди и клеймились грехи богобоязненных прихожан, а я остался у дверей, памятуя, что католики как-то неправильно веруют во Христа и являются извечными конкурентами православных.
Окончив молитву, Черных пошел назад, ступая по разноцветным пятнам солнца, проникающего в темную часовню через красочные стекла витражей. Я вслед за ним вышел наружу, орган за спиной стих, дверь неслышно затворилась…
- Вижу, тебя грехи дальше порога не пустили, - злорадно сказал Черных, - а я здесь часто бываю, да, часто…
Мы обошли часовню и за ней, на краю полянки, обнаружились две простые деревянные лавки, наподобие тех, что устраивают в русских деревнях для вечернего лузганья семечек и обсуждения дел соседей и родственников, как ближних, так и дальних.
Уже почти миновав стену часовни, Черных остановился, похлопал ее по каменному боку и с гордостью сказал:
- Двенадцатый век, вторая половина, представляешь?
- Нет, - честно сказал я, потому что действительно не представлял себе двенадцатый век, как, впрочем, и все остальные века, вместе и порознь…
Черных покачал головой, осуждая мою убогую фантазию, но, усевшись на скамейку, все-таки пригласил меня сесть рядом.
Для начала наследник российского престола уткнул лицо в ладони, долго молчал, потом достал платочек, вытер глаза и нос и, наконец, решился начать.
- Нужно спасать Россию, Леша, - сказал он спокойным и будничным голосом, как говорят, - нужно собрать грибы или забить гвоздь, - и сделать это можем только мы с тобой…
Я согласно кивнул. В последнее время я только и делаю, что кого-нибудь от чего-нибудь спасаю. Совсем недавно вот олигарха Береговского спас, за что был осыпан немерянными обещаниями всех благ, милостей и преференций, самым главным из которых было сказанное олигархом «Я этого никогда не забуду, Леша!»
Так что спасать я уже привык, а один человек или сто сорок пять миллионов, - разница, в сущности, небольшая…
- Гибнет Русь наша Великая, рушится надежда человечества, гаснет Светоч Духовности и никому до этого нет дела. Президент нынешний, конечно, хороший человек, прекрасный специалист, но он все-таки из старой гвардии, мыслит категориями прошлого века. К тому же связан обязательствами с людьми прошлой администрации и своими соратниками. Нужен человек, как бы лишенный прошлого, но с другой стороны - тот, кто своими корнями восходит к самым истокам русской нации, исконный русак, в ком течет беспримесная кровь славян-духоборцев, некогда вставших грудью на защиту Веры от поругания инородцев.
Лоб престолонаследника омрачила тяжкая дума о будущности России. Захотелось встать и уйти, чтобы не мешать спасению Отчизны, но Черных вновь воспрянул, положил мне руку на плечо и произнес торжественно и печально:
- Я готов принять этот крест на себя. Исполню завет предков, подобно Михаилу Федоровичу, в грозное время Смуты, войду в Кремль спасителем Отечества, и ты мне поможешь в этом, и труды твои зачтутся в царствии моем и Царствии Божием, на Земле и в небесах стяжаешь ты славу, Лешенька!
Пуще прежнего захотелось встать и уйти, но рука Черных плотно лежала на моем плече, а глаза прямо и колко смотрели в мои глаза.
- Чего делать-то надо? - вздохнув, спросил я.