Мастер всея Галактики Дик Филип
— И тогда ты никогда не вернешь ее обратно.
— И девочке придется спать с двумя мужиками — своим вонючим мужем, каким — нибудь занюханным посыльным, и с Берроу — зом одновременно… — Он уставился на меня, дико выпучив глаза.
— Мори, — сказал я твердо, — мы вынуждены смотреть фактам в лицо. Вероятно, Прис уже спала с молодыми людьми, например, в школе…
Его еще больше перекосило:
— Мне очень горько говорить тебе об этом, — продолжал я, — но однажды ночью она втянула меня в такой разговор…
— Ладно, — махнул рукой Мори, — пропустим это.
— Ну, спит она с Берроузом? Так от этого еще никто не умирал. Да и ты жив останешься… В конце концов, она вряд ли залетит. Берроуз парень ушлый. Он проследит, чтобы девчонка принимала свои пилюли.
Мори тяжело опустил голову и проворчал:
— Лучше бы я сдох.
— Поверь, мне тоже не сладко. Но помнишь, что ты сказал мне не далее как два дня назад? О том, что мы обязаны двигаться вперед, независимо от нашего паршивого самочувствия? А сейчас я говорю тебе о том же. И не важно, как много значит Прис для нас обоих — не так ли?
— Точно, — с трудом выдавил он.
На этом мы покончили с личными проблемами и вернулись к прерванному разговору о делах. На заседании Совета директоров Стентон наотрез отказался одевать Нэнни в форму «серых». Конечно, он был отнюдь не против вольной трактовки Гражданской войны, однако желал, чтоб все симулакры — нянь — ки непременно носили форму бравых парней Федерации.
— Вы только подумайте, — вопрошал Стентон, — кто доверит своих детей бунтарям и бандитам?!
После долгих препирательств мы согласились. Затем Джером прошелся насчет того, чтобы начали быстрым ходом готовить оборудование на фабрике, а нам в офисе «Объединения Р и Р» неплохо бы заняться подгонкой планов. К тому же заглохли переговоры с японскими электронщиками, счастье еще, что их наняли на неполный рабочий день.
Несколько дней спустя в сиэтлской газете появилась заметка:
«Мисс Пристин Вумэнкайнд, блистательная юная звезда, открытая «Корпорацией Берроуза», украсит церемонию вручения «Золотого Мяча» чемпионам Малой бейсбольной лиги. Об этом сообщил сегодня Ирвин Кан, пресс — секретарь мистера Берроуза».
Значит, у Сэма Берроуза имелась еще и своя пресс — шавка, в придачу к Бланку и прочим хмырям… Да, Берроуз подсунул девчонке ту наживку, которую она сама хотела. Теперь можно спокойно подсекать, не боясь нарушить предварительную сделку. А они ведь наверняка друг с другом договорились. Каждый будет теперь по — своему блюсти условия.
— Рыбка попала в глубокий аквариум, — пробурчал я себе под нос. — Вряд ли бы нашелся в Америке другой мужик, кроме Сэма, кто сумел бы удержать возле себя придурковатую Прис. Да еще потворствовать всем ее прихотям.
У статейки имелся броский заголовок: «БОЛЬШАЯ ЛИГА ВРУЧАЕТ ЗОЛОТОЙ МЯЧ ЧЛЕНАМ МАЛОЙ ЛИГИ». Свинство какое — то получается: Прис — «большая лига»… для «маленьких членов». Тьфу!
Проштудировав материал дальше, я узнал, что мистер Берроуз раскошелился на униформу и снаряжение игроков. Наверное, сам рассчитывает хапнуть приз. Стал бы он просто так финансировать бейсбольную команду. Это же надо додуматься — вручать награду самому себе. Он и на призах, может, с тыльной стороны выбил:
КОРПОРАЦИЯ БЕРРОУЗА.
Конечно, с лицевой стороны для вида напишут название спортивного клуба или школы, из какой ребята приехали.
Я не сомневался, что Прис действительно счастлива. В конце концов, Джейн Мэнсфилд[25] начинала с того, что получила титул «Мисс Ровная Спинка», а выдвинула ее ассоциация знахарей — хиропрактиков. Это был ее первый выход в свет. В те дни Джейн слыла ярой фанатичкой вегетарианства.
«Итак, смотрите — ка, какое будущее может открыться перед Прис, — заметил я сам себе. — Сначала она вручает призы бейсболистам. Потом резко набирает крутизну. Быть может, Берроуз сумеет пристроить в «Лайф» снимки обнаженной Прис. Дело нехитрое, они печатают такие фотографии еженедельно. Девчонке светит ни много ни мало, как прославиться на всю Америку. Перенапрягаться не нужно — всего лишь сбросить прилюдно одежки да покрутить задом перед фотографом. Вряд ли это труднее, чем делать то же самое в уютном гнездышке перед светлыми очами Сэма Берроуза».
«Потом она сможет ненадолго выйти замуж за президента Мендосу. Он был женат, но разве это помеха — всего — то сорок один раз. Правда, всегда не более чем на неделю… Или же, на худой конец, Прис могут пригласить на одно из холостяцких сборищ в Белом доме. Или прошвырнуться по дальним морям на президентской яхте. Или какой — нибудь уик — энд на роскошном спутнике, где президент проводил свое свободное время. Особенно на эти холостяцкие сборища: девушки, которые там появляются, никогда не попадают туда дважды. Успех им гарантирован, теперь все двери перед ними открыты, особенно на ниве увеселительных мероприятий. Поскольку если президент Мендоса не побрезговал, значит, любой мужчина в Штатах непременно возгорится к девочкам желанием, так как все знают невероятно тонкий вкус президента Соединенных Штатов, равно как и то, что он первым производит отбор…»
Подобные мысли отлично мостили в моих мозгах прямую дорогу в безумие.
«Сколько времени потребуется Берроузу? Хотел бы я знать! Недели? Месяцы? Сможет ли Сэм провернуть это прямо сейчас, или же ему придется поднапрячься?»
Неделю спустя, проглядывая обзор телепередач, я обнаружил Прис в списке участников еженедельного шоу, спонсируемого берроузовской компанией по производству корма для собак. Согласно объявлению, Прис играла девушку в риског ванном трюковом номере: в нее метали горящие ножи, в то время как она наяривала шотландский танец, одетая в один из новомодных прозрачных купальников.
Я на всякий случай припрятал программку от Мори, но он все — таки на нее наткнулся. За день до передачи он позвал меня к себе и сунул злополучную страницу под нос. В журнале тиснули небольшое фото Прис, правда, только голову и плечи. Однако же снимок таил в себе явный подвох.
Фотограф сумел щелкнуть Прис так, что создавалось впечатление, будто она в неглиже. Вот тебе и плечи! Мы созерцали снимок со свирепым отчаянием. И все же маленькая мерзавка определенно выглядела счастливой. Вероятно, так оно и было…
За ее спиной на снимке виднелись зеленые холмы и гладь озера. Естественные, здоровые чудеса Земли. И на их фоне — смеющаяся, черноволосая девушка, полная жизни, возбуждения и энергии. Переполненная — будущим.
Будущее принадлежит ей, понял я, рассматривая снимок. Появится ли она обнаженной на пледе из козьей шерсти, окрашенном растительными красками, станет ли любовницей президента на пару деньков или будет плясать сумасшедший танец, голая до талии, пока в нее швыряют горящие ножи во время идиотской телепередачи. — Прис останется такой же подлинно прекрасной и удивительной, как холмы и озеро. И никто не в состоянии это разрушить или испортить. А что имеется у нас с Мори? Что мы можем ей предложить? Только скуку кромешную. Что — нибудь, от чего идет зловонный душок отнюдь не завтрашнего, а вчерашнего дня, трупный смрад прошлого… Возраста, горя и старухи — смерти.
— Дружище, — сообщил я Мори, — хочу смотаться в Сиэтл. Он промолчал, тупо уставившись на страницу телеобзора.
— Мне, если честно, сейчас наплевать на симулакры, — вновь начал я. — Прости, что так говорю, но это правда. Я хочу только смотаться в Сиэтл и посмотреть, как она там. Может быть, после этого…
— Ты не вернешься. Вы оба не вернетесь.
— Постараемся все — таки вернуться.
— Побьемся об заклад?
Я заключил с ним пари на десять баксов. А что еще мне оставалось делать? Лицемерно надавать обещаний, которые я, вероятно, не смогу или не захочу исполнить.
— Я угроблю «Объединение Р и Р», — заметил Мори.
— Вполне возможно, но мне все равно надо ехать. Вечером я начал собирать вещи. Заказал место в реактивном «Боинге». Он вылетал в Сиэтл следующим утром, в десять тридцать. Сейчас меня уже ничто не держало. Я даже не стал звонить Мори. Зачем лишний раз расстраивать его, тратить время и молоть бесполезную чепуху? Он ничего не мог поделать. А я? Это мы еще увидим.
Мой «сервис» 45–го калибра был слишком громоздким, поэтому я упаковал пистолет поменьше, 38–го калибра, завернув в полотенце вместе с коробкой патронов. Я никогда не слыл метким стрелком, но, думаю, сумел бы пристрелить какого — нибудь гада в пределах комнаты обычных размеров, а может, и в более объемном помещении. Где — нибудь в ночном клубе или театре. Если дела примут скверный оборот, я смогу испытать оружие на себе. Вот уж во что я точно попаду с первого раза, так это в собственную дурную башку…
Так как мне нечего было делать до утра, я уселся с копией «Марджори Морнингстар», которую одолжил мне Мори. Вполне возможно, это была та самая книжка, что давным — давно читала Прис. Я листал эту гадость не ради удовольствия, а чтоб поглубже нырнуть в ту бездну, имя которой «душа Прис».
Утром я встал рано, помылся — побрился, съел легкий завтрак и отправился в аэропорт Буаз.
Глава 13
Если вам захочется узнать, как бы выглядел Сан — Франциско, не будь там землетрясений и пожаров, отправляйтесь прямиком в Сиэтл. Это старый портовый город на холмах. Открытые всем ветрам, похожие на каньоны улицы. Никаких ультрамодных, бетонных монстров, кроме разве что здания публичной библиотеки. В трущобной части города — лишь булыжник и красный кирпич. Трущобы тянутся на многие мили, там полно крыс и прочих прелестей. Центр пестреет вывесками сытеньких торговых кварталов. В деловой части вздымаются к небу громады старинных отелей. Когда ветер дует с Канады, из иллюминатора приземляющегося самолета вы мельком видите настоящие горы. Это пугающее зрелище.
Из аэропорта до собственно Сиэтла я добирался на старом лимузине, благо это стоило всего лишь пять долларов. Женщина — водитель особо не утруждала машину, и мы ползли милю за милей, пока наконец не добрались до отеля «Олимп». Он в точности такой же, как любой другой хороший отель в большом городе, с аркадами магазинов в нижнем этаже. Тут вам на выбор полный набор услуг, которые должны быть в отеле, а обслуживание выше всяких похвал. Практически вы находитесь в собственном темном, освещенном зеленым светом мирке, среди ковров и старинного полированного дерева, бесконечно длинных коридоров, снующих вверх — вниз лифтов. Вас окружает прилично одетая публика, занятая, в основном, пустопорожней болтовней. Плюс ненавязчивая забота горничных.
В комнате я включил радио — как раз передавали хорошую музыку. Послушать приятную мелодию всяко лучше, чем торчать перед телевизором. Я глянул в окно, на улицу далеко внизу, отрегулировал вентиляцию и отопление, снял ботинки и немного походил по ковру, что устилал пол. Потом открыл чемоданчик и начал раскладывать вещи. Всего час назад я был в Буаз, а сейчас уже нахожусь на Западном побережье, почти у канадской границы. Я попал из одного большого города в другой без необходимости помирать со скуки, проезжая глубинку. Ничего не могло быть для меня приятнее.
Отличить хороший отель можно по одному верному признаку: когда вам что — нибудь срочно понадобится, проворный бой — прислуга, входя в номер, никогда не пялится на вас. Взгляд его всегда обращен сквозь и вдаль. Вы становитесь невидимкой, а это как раз то, чего вы хотите. Тем более если вы в одних трусах или без оных — вас просто — напросто не заметят. Прислугабой проскальзывает в номер тихонечко, оставляет вашу выглаженную рубашку или поднос с едой, газету или выпивку. Вы суете ему чаевые, он издает некое благодарственное урчание и испаряется. Такие манеры сделали бы честь японцу, ведь именно у япошек не принято глазеть на людей. Это, конечно, здорово! Такое ощущение, будто в номер вообще никто не заходил. Так, мышка поскреблась, ветерок занавески тронул. У вас возникает ни с чем не сравнимое чувство, что номер и весь отель всецело принадлежит вам и только вам, даже если и наткнетесь пару раз на уборщицу в холле. Прислуга настолько уважает ваше уединение, что иногда это кажется просто сверхъестественным.
Конечно, всему хорошему когда — нибудь наступает конец. В том смысле, что не пора ли выписать чек. За удовольствия надо платить. Это обойдется вам в пятьдесят монет, вместо двадцати. Но не верьте, если вам скажут, что такая жизнь не стоит этих денег. Какой — нибудь тип на грани психического срыва может прийти в себя всего лишь за несколько дней, пожив в настоящем первоклассном отеле, где готовы суетиться перед клиентом двадцать пять часов в сутки. Уж вы мне поверьте.
В отеле я пока провел всего лишь пару часов, но так и не перестал удивляться, отчего необходимость совершить путешествие приводила меня в такое возбуждение дома. Я чувствовал себя сейчас так, словно был в честно заработанном отпуске. К тому же я мог вообще не выползать на улицу. Обедать, плескаться под душем в ванной, читать газету, покупать всякую дребедень в магазинах отеля, пока у меня не иссякнут деньги.
И, несмотря на это, я приехал по делу. Вот что было тяжело — покинуть отель, вылезти на открытые всем ветрам улицы и ковылять вдоль тротуаров. Вот когда приходит боль. Ты вновь в мире, где никто не откроет тебе дверь. Ты стоишь на перекрестке, вместе с другими, такими же, как ты, ожидая, пока зажжется зеленый свет. Ты опять становишься заурядным серым индивидом, потенциальной жертвой большого города. Это — вновь и вновь повторяющаяся разновидность родовой травмы, но в конце концов ты можешь удрать обратно в отель, как только обстряпаешь все делишки.
А еще, пользуясь телефоном, ты можешь вообще не выходить из отеля, чтобы где — нибудь подсуетиться. Таким путем ты сделаешь все, что сможешь: инстинкт подсказывает тебе поступать именно так. На самом деле ты пытаешься скорее заставить людей прийти и увидеться с тобой там, в номере, чем где — то еще.
Тем не менее на этот раз мой вопрос невозможно было решить в пределах отеля: я не стал даже тратить энергию на попытки. Просто — напросто провел остаток дня в номере, а с наступлением вечера спустился в бар, потом в один из ресторанных залов, после чего прогулялся мимо аркад и по вестибюлю. Я слонялся без дела, но мне не надо было выходить наружу, в холодную, промозглую ночь.
Все это время мой 38 калибр оттягивал внутренний карман пиджака.
Однако странная все же штука — подпольная командировка. Возможно, я смогу все проделать легально, если Линкольн найдет путь, как вырвать Прис из лап Берроуза. Но в глубине души мне нравилась эта поездка в Сиэтл со стволом в чемоданчике, а сейчас вот — в кармане пиджака. Мне нравилось чувство одиночества, нравилось ощущение, что я здесь не знаю никого, кто мог бы пойти со мной к Берроузу и помочь мне. Это очень похоже на сюжет старого телевизионного спектакля в стиле «вестерна». Я всего лишь «скиталец в стране чужой».
Хлебнув в баре горячительного, я вернулся обратно в номер, включил телик и плюхнулся на кровать. Где — то уже заполночь заказал себе горячий кофе. Я был на седьмом небе. Если только полоса наслаждения сможет долго продолжаться.
«Завтра утром схожу, повидаюсь с Берроузом. Надо завязывать. Но только не сейчас».
А потом, — было уже около полтретьего ночи и я собирался завалиться дрыхнуть — мне ударило в репу: «Почему бы не позвонить Берроузу прямо сейчас? Разбудить, как гестапо? Не сообщать, где нахожусь, а просто брякнуть СЭМ, Я ИДУ! Запугать его по — настоящему. Он ведь, гад, сразу сообразит, как близко от него раздается мой голос в трубке, что я где — то рядом».
Четко!
Я опрокинул пару — тройку рюмок: черт, их ведь было то ли шесть, то ли семь… Набрал номер и сказал телефонистке:
— Соедините меня с Сэмом К. Берроузом, номера я не знаю. Поскольку телефонистка тоже из обслуги отеля, она так и сделала.
Сейчас я слышал, как звонит Сэмов телефон. Пока шли гудки, то репетировал предстоящий наезд:
— Верни Прис обратно. Я ее ненавижу, но она принадлежит нам. Она — сама жизнь, мы так решили.
Телефон все звонил и звонил: очевидно, никого не было дома или же никто не хотел подниматься с постели и брать трубку. Наконец я повесил свою.
«Надо же взрослому человеку попасть в такую хреновую ситуацию», — сказал я себе, бесцельно слоняясь по комнате. Как мог некто вроде Прис стать для нас воплощением самой жизни? Мы что, опупели, что ли? Да, не от нас зависела эта собачья жизнь: не мы это придумали. Или все — таки мы?
И так далее, и тому подобное… Я должен провести несколько часов, бродя по комнате, не допуская в башку ничего, кроме таких вот идиотских рассуждений. Я пришел в ужас. Это что — то вроде гриппа, разновидность, нарушающая метаболизм мозга, когда ты уже одной ногой в гробу. Мне казалось, что я полностью потерял контакт с нормальной, здоровой действительностью, даже с той, которая окружала меня в отеле: я забыл о круглосуточном обслуживании в номерах, об аркадах магазинов, о барах и ресторанах. Я лишь изредка тупо глазел в окно на огни ночного города. Это своего рода форма умирания, потеря контакта с окружающей средой.
В какой — то момент, когда я все еще вышагивал вокруг комнаты, зазвонил телефон.
— Слушаю! — прокричал я в трубку.
Нет, это не Сэм Берроуз. Это оказался Мори, он звонил мне из Онтарио.
— Откуда ты знал, что я остановлюсь в «Олимпе»? — спросил я, полностью сбитый с толку: можно подумать, что приятель воспользовался некой колдовской силой, чтобы выследить меня.
— Я же знаю, что ты в Сиэтле, придурок. А сколько там крупных отелей? Тебе ведь точно приспичит поселиться в лучшем из них. Держу пари, что ты прихватил с собой свадебный костюм и какую — нибудь даму и от этого совсем свихнулся.
— Послушай, я прилетел сюда, чтобы убить Берроуза.
— Чем? Своим твердолобым котелком? Ты собираешься бежать к нему, треснуть башкой в желудок и забодать его до смерти?
Я рассказал Мори о пистолете.
— Послушай — ка, миленький ты мой, — спокойно отозвался Мори, — если ты сделаешь это, мы все погибли.
Я ничего не ответил.
— Звонок, кстати, влетит нам в кругленькую сумму, — заметил Мори, — поэтому я не собираюсь целый час увещевать тебя, словно пастор потаскушку. Поспи немного и завтра позвони мне, обещаешь? Обещай, или я настучу в департамент полиции Сиэтла. Да поможет мне Бог!
— Нет, — отрезал я.
— Ты должен обещать. Я сказал:
— Ладно, Мори, я обещаю ничего не предпринимать этой ночью. — Да и как я мог что — то сделать? Я ведь уже пытался и потерпел поражение: оставалось только вышагивать по комнате…
— Ладно, хватит. Слушай, Льюис. Этим ты Прис не вернешь. Я уже думал об этом. Ты только поломаешь ей жизнь, если пойдешь туда и пальнешь в парня. Подумай об этом, и, я знаю, ты сам увидишь, что не прав. Думаешь, я бы так не сделал, если бы хоть чуточку надеялся, что это поможет?
Я тряхнул головой:
— Не знаю. — Башка у меня раскалывалась, и я смертельно устал.
— Ладно, дружище. Давай отдыхай. Слушай: я хочу, чтобы ты оглянулся вокруг, посмотрел, нет ли в твоем номере какого — нибудь стола с ящиками. Хорошо? А теперь загляни в верхний ящик. Ну давай же, Льюис. Сделай это прямо сейчас, пока я на связи. Загляни в него.
— Зачем?
— Там должна быть Библия. Прислуга обычно кладет их туда.
Я бросил трубку.
— Вот ублюдок — то! — сказал я себе. — Давать мне такие советы.
Хотел бы я никогда не приезжать в Сиэтл… Я теперь словно симулакр Стентона, как машина, запустившая себя вперед, во Вселенную, прочесывающая Сиэтл ради интимного местечка, в котором сможет совершить привычный акт. В случае Стентона это открытие юридической конторы, а что же тогда в моем? Попытка как — то восстановить привычное окружение, отталкивающая тем не менее. Я привык к Прис и ее бессердечию, я даже начал привыкать, в ожидании столкновения, к Сэму К. Берроузу, его секретутке и атторнею. Мои инстинкты выбрасывали меня из чуждого обратно к известному. Это был единственный доступный мне путь. Это было, как будто некая слепая штука трепыхалась для того, чтобы размножаться.
Я знаю, чего хочу! — сказал я себе. Я хочу присоединиться к организации Берроуза! Хочу стать ее частью, как Прис: в конце концов, я совсем не хочу его убивать!
Я ПЕРЕХОЖУ НА СТОРОНУ ВРАГА.
Там должно найтись для меня место, сказал я себе. Возможно, мне не придется танцевать «шотландскую удалую» — не по душе мне это. Я не хочу выступать по телевидению, я не горю желанием увидеть свое имя на световых рекламах. Я просто хочу быть полезным. Я хочу, чтобы мои способности использовал большой человек.
Подняв трубку, я попросил соединить меня с Онтарио, штат Орегон. Телефонистке в Онтарио я продиктовал номер домашнего телефона Мори.
Телефон зазвонил, и Мори ответил сонным голосом.
— Ты что, уже спишь? — спросил я. — Слушай, Мори, я должен тебе это сказать, чтобы ты первым узнал об этом. Я перебегаю на сторону врага: присоединяюсь к Берроузу, и черт с тобой, папой и Честером, а также со Стентоном, — диктатор он и есть диктатор, от него нам все равно житья не будет. Единственный, о ком я сожалею, поступая так, это Линкольн. Однако если он столь мудр и всепонимающ, он поймет и простит, как Христос.
— Пардон? — переспросил Мори. Похоже, он меня не понял.
— Я продаюсь, — заявил я.
— Нет, — возразил Мори, — ты не прав.
— Как я могу быть неправым? Что ты хочешь этим сказать?
— Если ты перейдешь к Берроузу, не будет никакого «Объединения Р и Р», а значит, нечего будет и продавать. Мы с тобой не сшиты накрепко, а просто сфальцованы, миленький ты мой, и ты об этом знаешь, — совершенно спокойно сказал он. — Разве это не так?
— А мне плевать! Я знаю только, что Прис права: нельзя встретиться с человеком, таким, как Сэм Берроуз, а потом забыть об этом. Он — звезда, он — комета. Или ты плетешься у нее в самом хвосте кильватера, или фактически прощаешься с жизнью. Во мне пробудился эмоциональный голод, иррациональный, но реальный. Это инстинкт. Вскоре это поразит и вас. Он творит волшебство. Без него все мы — слизняки. В чем смысл жизни? Тащиться в пыли? Ты не будешь жить вечно. Если ты не в состоянии поднять себя к звездам — ты мертвец. Ты ведь знаешь о моем пистолете тридцать восьмого калибра? Если у меня ничего не выйдет с организацией Берроуза, я собираюсь прострелить свои проклятые мозги. Я не собираюсь оказаться за бортом. Инстинкты, существующие в человеке, инстинкты выживания — слишком сильны.
Мори молчал. Однако я здесь, на другом конце провода, слышал, что он там.
— Послушай, — сказал я, — извини, что разбудил, но я должен был сказать тебе.
— Ты душевнобольной, — сказал Мори. — Я собираюсь, слушай, приятель, собираюсь звонить доктору Хорстовски.
— Зачем?
— Чтобы он позвонил тебе в твой отель.
— Идет, — согласился я. — Я буду на связи, — и положил трубку.
Я в ожидании уселся на кровать, и вскоре, не прошло и двадцати минут, примерно в полвторого ночи, телефон зазвонил снова.
— Алло, — сказал я в трубку. Откуда — то издалека:
— Говорит Милтон Хорстовски.
— Льюис Роузен, доктор.
— Мне позвонил мистер Рок. — Длинная пауза. — Как вы себя чувствуете, мистер Роузен? Мистер Рок сказал, что вы чем — то расстроены.
— Послушай — ка, ты, служащий правительства, — сказал я, — это не твое дело. Я поссорился со своим партнером, Мори Роком, вот и все. Сейчас я в Сиэтле, собираюсь присоединиться к более масшабной и прогрессивной организации — вспоминаешь мой разговор о Сэме К. Берроузе?
— Я знаю, кто это.
— Разве это ненормально?
— Нет, — сказал доктор Хорстовски. — Нет, если так обстоят дела.
— Я сказал Мори о пистолете просто затем, чтобы разозлить его. Уже поздно, и я немного обеспокоен. Иногда порвать с партнером — тяжелый психологический момент. — Я ждал, но Хорстовски молчал. — Думаю, что сейчас мне уже пора спать. Может быть, когда я вернусь в Буаз, я забегу на минутку и увижусь с вами: все это очень для меня тяжело. Прис ушла и сейчас работает на организацию Берроуза, знаете ли.
— Да, знакю. Я не теряю с ней связи.
— Она всего — навсего девочка, — сказал я. — Я начинаю думать, что влюбился в нее. Возможно ли это? Я хочу сказать — у личности моего плана?
— Возможно.
— Хорошо. Я полагаю, что это как раз то, что произошло. Я не могу жить без Прис, вот почему я в Сиэтле. Еще раз хочу сказать, что про пистолет я выдумал: вы можете сослаться на меня в разговоре с Мори на эту тему, если это его успокоит. Я всего лишь пытался показать ему, что говорю всерьез. Вы поняли меня?
— Да, думаю, что да, — ответил доктор Хорстовски.
Мы еще непонятно сколько времени проболтали о пустяках, наконец он повесил трубку. Как только я положил свою, я сказал себе:
— Парень, вероятно, позвонит в полицию Сиэтла или в здешнее Бюро психиатрического контроля. Я не мог рисковать: он запросто мог.
Поэтому я стал собирать свои вещи так быстро, как только мог. Побросав все в чемоданчик, я покинул номер, спустился — в лифте вниз, на первый этаж, и у стойки администратора потребовал свой счет.
— Вы чем — то остались недовольны, мистер Роузен? — спросил меня ночной клерк, пока девица выписывала счет.
— Нет, — ответил я. — Я сумел связаться с человеком, ради встречи с которым приехал сюда, и он хочет, чтобы я переночевал у него.
Я заплатил по счету — он оказался вполне умеренным, а потом вызвал такси. Швейцар вынес мой чемоданчик на улицу и засунул в багажник: я отблагодарил его парой долларов и минуту спустя мотор втиснулся в неожиданно оживленное уличное движение.
Когда мы проезжали мимо симпатичного мотеля, я обратил внимание на его размещение, остановил такси за несколько домов дальше, расплатился с таксистом и пешком вернулся обратно. Сказав владельцу мотеля, что моя машина разбилась, — я ехал через Сиэтл по делам — я зарегистрировался под именем Джеймса У. Байрда, которое выдумал, не отходя от кассы. Я сразу расплатился, это обошлось мне в девятнадцать пятьдесят, а затем, получив ключ в руки, удалился в комнату.
Номер был уютным, чистым и светлым — то, что мне было надо. Я сразу же плюхнулся в постель и уснул. Теперь им меня не сцапать — вот последняя мысль, которую я запомнил, когда проваливался в сон. А завтра я пойду к Сэму Берроузу и объявлю ему новость — я перехожу на его сторону.
Я запомнил еще одну мысль: скоро я снова буду с Прис, я поучаствую в ее полете к славе. Я буду здесь и все это увижу. Может быть, мы поженимся. Я ей скажу, как мне было без нее, признаюсь ей в любви. Наверно, она стала вдвое красивее, чем была, сейчас, когда Берроуз о ней заботится. А если Берроуз — мой соперник, я его сотру в порошок. Я его разложу на атомы невиданным доселе методом. Он не встанет на моем пути — я не шучу!
Вот с какими мыслями я засыпал.
В восемь утра меня разбудил солнечный свет, наполнивший комнату, заливший меня и мою кровать. Я не занавесил окна. Машины, припаркованные на улице в ряд, отражали солнечные лучи. Все это было очень похоже на славный денек.
О чем же я думал прошедшей ночью? Мысли, занимавшие меня перед тем, как я уснул, возвращались ко мне. Безумные, дикие мысли, все о женитьбе на Прис и убийстве Берроуза, ребячество какое — то… Засыпая, мы возвращаемся в детство, в этом нет никаких сомнений… Мне стало стыдно.
И все же я не отказался от своей позиции: я должен пойти, забрать Прис, а если Берроуз попытается мне помешать, — тем хуже для него.
Я обезумел, но не собирался отступать… Здравый смысл преобладал сейчас, при дневном свете: я потащился в ванную и долго простоял под холодным душем, однако даже дневной свет не рассеял мою глубокую уверенность. Я лишь работал над ней, пока мои идеи не стали более рациональными, более убедительными, более целесообразными.
Сначала я должен начать переговоры с Берроузом в надлежащей манере: я должен скрыть мои подлинные чувства, мои фактические мотивы. Я должен скрыть все, что касается Прис: я ему скажу, что хочу с ним работать, возможно — помогать проектировать симулакр, привнести в это дело весь опыт и все свои знания, полученные за годы работы с Мори и Джеромом. Но ни единого намека на Прис, потому что, если ему удастся уловить хотя бы малейший знак…
Ты хитер, Сэм К. Берроуз, сказал я себе. Но ты не можешь читать мои мысли. И они не отразятся на моем лице: я слишком опытен, слишком профессионален, чтобы обнаружить себя.
Пока я одевался и завязывал галстук, я тренировался перед зеркалом. Мое лицо было абсолютно безмятежным: никто бы не догадался, что внутри меня мое сердце разрывалось на кусочки, пожираемое страстью — любовью к Прис Фрауенциммер или Вумэнкайнд или как бы она там себя сейчас ни называла.
Вот что значит зрелость, говорил я себе, пока, усевшись на кровать, начищал свои ботинки. Это — способность скрывать свои настоящие чувства, способность создавать маску. Способность сделать идиота даже из большого человека, такого, как Берроуз. Если ты можешь это сделать — считай, что ты это уже сделал.
В противном случае ты конченый человек. Вот в чем весь секрет.
В номере мотеля был телефонный аппарат. Я вышел и позавтракал яичницей с ветчиной, запил все это кофе и соком. Затем, в девять тридцать, я вернулся в свой номер и взял телефонный справочник Сиэтла. Я провел немало времени, изучая списки разнообразных предприятий Берроуза, пока не нашел одного, где, по моим расчетам, он должен был быть.
Набрав номер, я услышал в трубке приятный девичий голосок:
— «Нортвест илектроникс», доброе утро.
— Мистер Берроуз уже пришел?
— Да, сэр, но он сейчас говорит по другому телефону.
— Я подожду. Девушка весело сказала:
— Я вас соединю с его секретаршей.
После долгой паузы я услышал другой голос, тоже женский, но более низкий, слышно было, что говорит взрослая женщина.
— Офис мистера Берроуза. Представьтесь, пожалуйста. Я сказал:
— Я хотел бы записаться на прием к мистеру Берроузу. Меня зовут Льюис Роузен. Я прилетел в Сиэтл прошлой ночью из Буаз, мистер Берроуз меня знает.
— Минуточку, — снова длинная пауза, потом женщина произнесла: — Мистер Берроуз сейчас будет говорить с вами. Говорите, сэр.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — проник в мое ухо голос Берроуза. — Как дела, — спросил он бодро, — Роузен? Чем могу быть полезен?
— Как там Прис? — спросил я от неожиданности, что прямо сейчас с ним разговариваю.
— Прекрасно. А как поживают ваши отец и брат?
— Неплохо.
— Это, должно быть, интересно — иметь брата с перевернутым вверх ногами лицом: хотел бы я с ним встретиться. Почему бы вам не забежать ко мне на минутку, раз вы в Сиэтле? Где — то в час дня.
— Хорошо, значит, в час, — сказал я.
— Договорились. Спасибо и до встречи.
— Берроуз, — спросил я, — вы собираетесь жениться на Прис?
Никакого ответа.
— Я собираюсь вас застрелить:
— Ой, Боже милосердный!
— Сэм, у меня есть японская энцефалотропная плавающая мина, предназначенная для уничтожения людей. (Так я назвал свой пистолет.) И я собираюсь применить ее на территории Сиэтла. Вы понимаете, что это значит?
— Ой, не совсем. Энцефалотропная… — она, видимо, что — то там делает с мозгом?
— Да, Сэм. С ВАШИМ мозгом. Мы с Мори сняли шаблон вашего мозга, когда вы были в нашем офисе в Онтарио. С вашей стороны было ошибкой идти туда. Эта мина разыщет вас и взорвется. Если я ее запущу, нет такой силы, которая смогла бы поймать ее обратно: вам крышка, Сэм.
— Трам — парарам — пам — мать!
— Прис влюблена в меня, — сказал я. — Она призналась мне в этом однажды ночью, когда отвозила меня домой. Пошел вон от нее, не то тебе конец! Ты хоть знаешь, сколько ей лет? Хочешь узнать?
— Восемнадцать. Я бросил трубку.
— Я собираюсь убить его, — сказал я себе. — Действительно собираюсь. Он увел мою девушку. Бог знает, что он с ней делает.
Набрав еще раз номер, я попал на ту же телефонистку с приятным голоском:
— «Нортвест илектроникс», доброе утро.
— Я только что разговаривал с мистером Берроузом.
— О, вас разъединили? Сейчас я вас снова соединю, сэр, сию минуточку.
— Скажите мистеру Берроузу, — попросил я, — что я сейчас приду, ущучу его с помощью своей передовой технологии. Вы скажете ему это? До свидания. — И я снова повесил трубку.
— Он получит сообщение, — сказал я себе. — Может, надо было ему сказать, чтобы он привел Прис сюда, или что — то вроде этого… Сделает ли он это, чтобы спасти свою шкуру? Будь ты проклят, Берроуз! Я знаю, он это сделает, — говорил я сам себе. — Он бросит ее, чтобы спасти себя: в любое время я мог получить ее обратно. Для него она не настолько дорога: для него она — всего лишь еще одна юная красотка. Я был единственным, кто действительно любил ее, для кого она была неповторимой.
И опять я позвонил туда.
— «Нортвест илектроникс», доброе утро.
— Соедините меня еще раз с мистером Берроузом, пожалуйста.
В трубке что — то защелкало, и я услышал:
— Мисс Уоллес, секретарь мистера Берроуза. Представьтесь, пожалуйста.
— Льюис Роузен. Дайте мне еще раз поговорить с Сэмом. Пауза.
— Одну минуту, мистер Роузен. Я стал ждать.
— Алло, Льюис, — голос Сэма Берроуза: — Ну, ты на самом деле преувеличиваешь, а? — Он радостно захихикал. — Я звонил в армейский арсенал на Побережье и мне сказали, что такая вещь, как энцефалотропная мина действительно существует. Как ты смог ее достать? Держу пари — у тебя на самом деле ничего такого нет.
— Верни мне Прис, — сказал я, — и я пощажу тебя.
— Ну, давай — давай, Роузен.
— Я тебе по ушам не втираю! — сказал я дрожащим голосом. — Думаешь, это игра? Мое терпение может лопнуть — я люблю Прис, и все остальное ничего для меня не значит.
— Иисусе Христе.
— Так ты сделаешь это? — заорал я. — Или мне прийти и убрать тебя?! — Голос у меня стал ломаться, я осип. — У меня здесь с собой все виды армейского оружия, с тех пор как я побывал за границей: я имею в виду бизнес! — В глубине сознания я успокаивал себя, думая: «Ублюдок откажется от нее: я знаю, какой он трус».
Берроуз сказал: — Успокойся.
— Ладно, я приду, успокою тебя — со всей моей техникой.
— Послушай — ка, Роузен, я полагаю, это Мори Рок подбил тебя на это. Я обсуждал это с Дэйвом, и он заверил меня, что их установленное законом обвинение в изнасиловании не имеет силы… если…
— Я тебя убью, если ты ее изнасиловал! — проорал я в трубку. А в глубине сознания спокойный, саркастический голос ухмылялся и говорил: «Ублюдка засудят». Спокойный, саркастический голос разразился удовлетворенным смехом: для него наступил звездный час. — Ты меня слышишь? — вопил я.
Вскоре Берроуз сказал:
— Ты психопат, Роузен. Я собираюсь позвонить Мори: он — то, в конце концов, здоров. Слушай, я ему позвоню и скажу, что Прис улетает обратно в Буаз.
— Когда?! — взвизгнул я.
— Сегодня. Но не с тобой. И, думаю, тебе надо увидеться с психиатром, ты серьезно болен.
— Ладно, — сказал я потише. — Сегодня. Но я остаюсь здесь, пока Мори мне не позвонит и не скажет, что она уже в Буаз. — И я положил трубку.
Фффууу…