Буратино. Правда и вымысел Конофальский Борис

– Нате.

Рука Карло тряслась, как хвост замерзшей собаки, но он капли не пролил. Горячая жидкость проникла в его измученный организм и растворилась там, принося с собой облегчение. Облегчение приходило постепенно и не было окончательным. Сначала перестало бешено колотиться сердце, оно снизило обороты и заработало в почти нормальном режиме, а через две-три минуты чуть-чуть опустила и голова, тошнота отошла. Джеппетто на глазах оживал, и с улучшением самочувствия к нему постепенно стал возвращаться рассудок. Он взглянул на голую девку, которая стояла около окна, что-то жевала и наблюдала за чудесным исцелением.

– Ты бы хоть срам свой чем-нибудь прикрыла, лахудра бесстыжая, – наконец произнёс Карло, тем не менее, отдавая должное прекрасным формам.

– И-и, чегой-то вы набычились, сами же меня спортили, – возмутилась девка, – а вчерась так на меня бутылкой замахивались, когда я заголяться не хотела.

– Оденься, – Карло уже достаточно пришёл в себя и даже сел на кровати, – оденься, да за пивом сходи.

– Денег давайте, – отвечала девка, даже и не думая одеваться.

– Деньги? – Карло наморщил лоб. – Ты это… Сходи к трактирщику, пусть в долг даст, – но в его голосе не было уверенности.

– Да кто это вам в долг даст, вы умом, что ли с рома совсем повредились?

– Молчи, коровища, не тебе, мясничихе, судить о моём уме, ты лучше одевайся и иди к трактирщику. И себе пива в долг возьми, и мне принеси.

– И-и, да вы и вправду рехнулись или меня за дуру наблюдаете, – девица даже рассмеялась, – сожрёте пиво вы, а долг трактирщик на меня запишет. Ох же, и хитрый вы кобель.

– Ты не лайся, не лайся, – примирительно произнёс Карло, – не хочешь – не ходи, так хоть мои штаны найди.

Девка подняла с полу тряпку, видимо, штаны, протянула их Карло, а сама отошла в сторону и стала с любопытством наблюдать, что будет дальше. На её не особо умном лице вдруг появилась тень иронии. А Джеппетто тем временем стал вертеть в руках то, что ему дала девка. Честно говоря, что-то общее со штанами в этой материи было, только вот Карло не мог понять что.

– Это что? – спросил он, и в его голосе чувствовалось недовольство. Джеппетто вдруг стал подозревать, что девка над ним издевается.

– Как что, – девка захихикала, – известно что, это же портки ваши давеча были.

– Какие же это штаны, дура, это же выкройка.

– Сегодня это, может, и выкройка, а вчерась портки были, – продолжала хихикать девка.

– А кто же мне их так? – Карло повертел материю в руках. Материя была добротная, прочная, из такой паруса шьют, а вот нитки гнилые, швов не удержали. – Какой козёл мне штаны распустил?

– А что же, известно какой, – скалилась толстуха.

– Ну и какой?

– А то вы не знаете какой?

– Скажи, кто мне штаны изуродовал, а то убью, – начал свирепеть Карло.

– Да что вы придуриваетесь, сами всё знаете.

– Дура! – заорал Карло. – Или ты мне скажешь, или я отобью тебе твой толстый зад и твою глупую морду хлеще, чем твой папаша отбивает отбивные.

– Что вы свирепствуете, я вам ваши штаны не драла, – перепугалась девка, – это же трактирщик так с вами.

– Как? – продолжал злиться Карло. – Как он это сделал?

– Известно как – собакой.

– Какой ещё собакой?

– Да вот такой, – девка развела руки, показывая, какая большая была собака и чёрная, как дьявол.

– И с чего бы это он?

– Да известно с чего. Вы рома требовали или водки, а он вас из трактира взашей, а вы стекло ему дрыном побили в окне.

– Так этот подлец за какое-то дурацкое стекло так над моими штанами надругался? – негодованию Карло не было предела.

– Да нет, он не за стекло, за стекло он полицейского позвал.

– А что полицейский?

– А полицейский вас признал и сказал, чтобы разбирались сами и ушёл.

– А я что?

– А вы известно что, давай себе снова рому требовать. А трактирщица вышла и говорит: «Синьор Карло, вы нам и так много денег должны, и всё за ром, чтобы вы им подавились. Побойтесь Бога и идите домой».

– А я что ей сказал?

– А вы ей ничего не сказали, вы ей кулаком в морду, да так, что она упала и юбка у неё выше головы, весь срам на улице. Ну вот, вы ей в морду, а сами давай орать: «Давай сюда рому, а то всех запалю». Вот смеху-то было.

– А со штанами-то что случилось? Причём здесь собака? – недоумевал Карло, сам он ничего этого вспомнить не смог.

– Да, при том, всем-то смешно, что трактирщица весь срам заголила. Вот трактирщик и осерчал. Как заорёт: «А-а-а», – и бегом за дом, а оттудова уже с собакой, и давай её на вас науськивать.

– А я чего?

– А вы тикать на забор, да куда там, пёс-то вас за порты и хвать! И ну вас драть, как тряпку. А вы орать: «Пусти, пусти, трактирщик, убери собаку, а то долг не верну». Все со смеху попадали, а народу было много.

– Говоришь, попадали? – зло спросил Карло. – Меня собаки драли, а они смеялись! Разве же это люди? Это собаки злые!

– Ну а пёс ваши штаны так распустил по швам.

– Люди – свиньи, – философски произнёс Карло. Ему было грустно, так как это были его единственные штаны. К тому же похмелье ещё не отступило. Карло чувствовал необходимость в выпивке. Поэтому синьор Джеппетто всё-таки напялил эти штаны как мог и, ощущая необыкновенную свежесть в районе седалища, сделал несколько шагов, стуча деревяшкой по полу.

Девка залилась громким смехом.

– Э-эх, дура, – Карло сплюнул в сердцах, – ты бы лучше мне какую-нибудь верёвку нашла, а не скалилась.

– И что вам верёвка, ваш волосатый зад и так вчерась все видели, – не унималась толстуха, просто закатываясь от смеха.

Не выдержав этого издевательства, Карло попытался влепить этой корове оплеуху, но стоял на ногах он нетвёрдо, а девка оказалась достаточно проворной, несмотря на свои габариты. Как и следовало ожидать, синьор Джеппетто по девке не попал, а попал рукой в каминный камень.

– У-ух, зараза, у-ух, как мне больно, – он зажал руку промеж ног и несколько секунд ждал, пока стихнет боль, а потом поднёс её к глазам. На костяшках руки красовались ссадины, причём несвежие. – Дьявол вас всех зажарь. А это у меня откуда? Наверное, об трактирщицу сбил.

– Да не-е, не об трактирщицу, – заверила его девка, – это вы об моего папашу.

– Об папашу?

– Ну да, он меня с вами пускать не хотел, говорил, что я не шлюха идти с вами всего за пять сольдо.

– А я что?

– Вы-то? Вы, как обычно, папашу по мордасам, а мне пять сольдо пообещали.

– Какие ещё пять сольдо? – насторожился Карло.

– Что такое? – взвизгнула девка. – Вы мне тут театр не разыгрывайте, сначала обещали, а теперь отпираются!

– Что я тебе обещал? Какие еще пять сольдо?

– Ах, и глаза ваши бесстыжие. Может, я и толстомясая, а вы-то меня всю ночь слюнявили и всё задарма, что ли? Вот поглядите, – девица показала пару синяков на плече, – а вот ещё, – она подняла ногу и ткнула пальцем в синяк, находящийся в весьма пикантном месте, – всю ночь меня грыз, как заяц вишню. И всё за красивые глазки, что ли? Обещали пять сольдо, а иначе я с вами в один сортир не пошла бы. У меня и помоложе есть.

– Ты чего мелешь? Ничего я тебе не обещал, – вяло отбивался Карло.

– Обещал, обещал, – завизжала девка, да так, что ложка в стакане звякнула, – у меня и свидетели есть, лживая вы корова.

– Ой, не ори, не ори, оглашенная, у меня и так сил нет, – поморщился Карло.

– Как же не орать, – продолжала девка, – когда вы обещали, а теперь отбрыкиваетесь.

– Да я, может, спьяну что и ляпнул, а ты поверила, а я-то шутил, наверное, – Карло пытался сгладить ситуацию, но пока не знал как.

– Ах, вы… ах, вы… А ещё парик носите, как порядочный, и на шарманке выучились играть, а сами подлец подлецом, – продолжала визжать девка. – Шутит он, видите ли, шутник плешивый. Обещали деньги и не отдаёте, отдайте мне мои пять сольдо!

– Вот ты прицепилась со своими пятью сольдо. Да зачем они тебе, дурёхе?

– Затем! Мармеладу куплю и петушка, и ленту.

– Какого ещё петушка? – Карло чувствовал, что теряет последние силы в этом бессмысленном споре. К тому же эта девица начинала действовать ему на нервы своим визгом.

– Такого петушка, на палочке, – пояснила девица.

– Зачем тебе петушок на палочке? – устало спросил синьор Джеппетто.

– Как зачем? Чтобы лизать.

– Тебе, дуре, давно пора лизать сама знаешь что, а не петушков на палочке. Ты, в общем, давай одевайся и иди отсюда, а то шуму от тебя много, а толку нету, – с этими словами Карло, стуча деревяшкой, добрёл до каминной полки и достал оттуда моток бечёвки. Этой бечёвкой он стал приматывать заднюю часть штанов к передней, но то ли руки у него дрожали, то ли таланта к такой работе не было, в общем, вышло плохо, что неимоверно разозлило его. Да и дура-девка не унималась:

– Ах, вы, подлость, ах, вы… отдайте пять сольдо, иначе я не уйду и не оденусь. Пёс вы шелудивый, чтоб у вас геморрой случился и горячка, и проказа, и триппер, чтоб вам… Отдайте деньги, подлючая морда!

Это окончательно вывело синьора Джеппетто из себя и, плюнув на плохо слаженные штаны, он изловчился и схватил девку за волосы, подтащил к двери и на пороге дал девке под зад коленом, да так, что у самого колено заломило. Девка брякнулась на мостовую ко всеобщему ликованию и веселью прохожих, а также жильцов близлежащих домов. Оказавшись на мостовой, она завыла:

– Одёжу, одёжу отдай, подлец плешивый!

Карло под улюлюканье зевак выбросил девке платье и закрыл дверь. Теперь ему надо было подумать о том, где всё      -таки взять выпить. Естественно, о работе с шарманкой сегодня не могло быть и речи, состояние было не творческое. В долг, конечно, ему уже никто больше не даст. Это ясно. Пойти написать донесение нет сил, голова совсем не работает. Была, правда, у Карло одна вещь, тайник души, услада мысли. А именно: был у старого шарманщика небольшой горшочек под половицей у камина. Горшочек, наполовину заполненный золотыми цехинами. Синьор Джеппетто собирал их всю жизнь и ни разу, как бы тяжело или голодно ему ни было, он не взял оттуда ни единой монеты. Мысли взять оттуда хоть немного денег с ним случались в такие дни, как этот. Но Карло гнал их от себя и был верен своему горшочку.

«Вот когда я буду стар, – думал он, – и меня уволят со службы, а ходить с шарманкой сил уже не будет, вот тогда я буду брать оттуда по одной монетке в месяц, чтобы хватило на хлеб с луком и на добрый стакан рома».

Но это была идиллическая картина будущего, а в данный момент он расхаживал по комнате в рваных штанах, мучимый похмельем.

«Дьявол меня раздери. В моей каморке я точно рому не найду, сколько ни ходи. Надо идти на улицу и всё-таки попытать счастье, может, где чего и обломится». С этими мыслями он накинул куртку на голое тело, обул единственную ногу и вышел на улицу, даже не нахлобучив свой любимый жёлтый парик. Джеппетто ещё не знал, куда пойти, и если бы не вчерашний скандал в трактире, то, конечно, направился бы туда. Трактирщик был человек мягкий, даже, можно сказать, трусливый, поэтому там обычно Карло и поправлял своё утреннее здоровье. Но сегодня этот вариант отпадал сам собой. Можно было, конечно, пойти к шахтёрам на край города, у них-то всегда есть что выпить. Да больно люди они грубые, могут и в морду дать, ведь неизвестно, под какое настроение к ним попадёшь. Может, они ещё не забыли, что Карло стащил у них кувшин вина две недели назад, который шахтёры оставили себе на опохмелку.

Ещё можно было зайти в цирюльню, и, если цирюльник дремлет, как это часто бывало, стащить у него одеколон. Но вряд ли цирюльник спит, ещё слишком рано и, скорее всего, сейчас у него клиенты.

Аптека. Ну, нет, этот псих-аптекарь в прошлый раз облил Карло такой мерзкой дрянью, что от него три недели люди шарахались, пока он не помылся, запах был просто ужас. А ещё идиот-аптекарь пригрозил, что если Карло появится на пороге аптеки хотя бы ещё раз, то он обольёт его кислотой, а с него, идиота, станется. Ведь все знают, что этот псих уже дважды лежал в психушке. И один их этих двух раз за то, что зверски зарезал лошадь извозчика Таркони только за то, что Таркони ставил свою клячу рядом с аптекой в течение двух лет и бедное животное, видите ли, гадило аптекарю на порог.

– Эй, шарманщик, – вдруг окликнули Карло с верхнего этажа соседнего дома. Карло поднял голову и увидел почтальона Корботту. Лучик надежды шевельнулся в неопохмеленной как следует душе музыканта, – это от вас под утро вылетают голые девки?

– От меня, уважаемый почтальон, – как можно более вежливо отвечал шарманщик.

– Когда в следующий раз будешь выбрасывать голых девок из своего дома, предупреди меня, я встану пораньше, чтобы посмотреть. А то вся улица только об этом и говорит, а я, как последний олух, проспал всё представление.

– Не извольте сомневаться, синьор почтальон, – заверил его Карло, – обязательно поставлю вас в известность.

– Я буду ждать, синьор Джеппетто, – усмехаясь, произнёс почтальон и уже готов был закрыть окно, но Карло его окликнул:

– Синьор почтальон, – шарманщик вложил в тон всю свою вежливость.

– Да, синьор шарманщик, – синьор Карботто сразу насторожился и стал подозрительным, от его добродушия не осталось и следа.

– А найдётся ли у вас, синьор почтальон… – начал было Карло.

– Не найдётся, – отрезал почтальон, – и не надейся.

– …всего одной бутылки вина.

– Ни одной капли.

– Я не прошу у вас денег, дайте в долг всего одну бутылку вина.

– В долг? – взвизгнул почтальон. – Да ты же мне и так должен четыре сольдо уже два года, да ещё бутылку вина, две меры муки, мешок риса. И после этого ты набираешься наглости просить ещё?

– Я вам всё отдам, клянусь честью, но сейчас мне нужна бутылка вина или хотя бы стакан.

– Какой, к чёрту, свинской честью ты клянёшься, бесчестный ты человек, ты уже мне год назад клялся своей честью. И что? Да ничего. Проваливай, иначе я запущу в твою плешивую башку табуреткой.

– Эй, ты, не сильно-то разоряйся насчёт моей чести, ты сам воруешь газеты на почте. Это всем известно, кого ни спроси.

– Что? Ах ты, кобель колченогий, – почтальон на секунду скрылся из вида и тут же появился снова уже с ведром в руках, – вот тебе вино.

И он выплеснул ведро помоев на Карло. Тот, конечно, попытался увернуться от картофельных очистков и рыбных голов, но это удалось ему не до конца.

– Такой свинье, как ты, Джеппетто, – орал почтальон, – и помои – вино. А ещё, если ты не уберёшь свой зад отсюда, я сейчас спущусь и сломаю тебе последнюю ногу.

Зная вздорный характер почтальона, Карло не стал сомневаться в его намерениях и поспешил убраться.

«Ну, мерзавец, тебе это с рук не сойдёт, – думал он, отряхивая с себя картофельную шелуху, – уж напишу на тебя такой донос, что господин капитан за голову схватится, когда прочтёт. Не сомневайся, подлец, ишь взяли моду поливать людей помоями. Что я – сточная канава что ли?»

Отойдя на безопасное от этого идиота расстояние, Карло остановился, чтобы немного перевести дух и поразмыслить. И когда его силы были восстановлены, он понял, что кроме как к столяру Антонио, ему пойти некуда. Вернее, есть куда, но во всех других местах риск получить в морду намного выше, чем возможность получить выпивку. Поэтому Карл направился к столяру.

Столяр жил рядом с ним, их огороды граничили и сильно контрастировали друг с другом. Стройные грядки морковки и пышные заросли бобов казались просто английским парком по сравнению с джунглями, в которых обитали почти уже дикие томаты и картофель Карло.

Кстати, ухоженность огорода и опрятность домика столяра всегда раздражали шарманщика, и за всё это он сильно недолюбливал синьора Антонио. И, как следствие, Джеппетто вредил мастеру где только мог, повторяя при этом: «Нет ничего хуже плохого соседа».

Но всё это не помешало ему погромче постучать в дверь мастера Антонио:

– Хозяин, отворяй!

– Кто там? – донеслось из-за двери, и она открылась. Когда мастер увидел, кто за дверью, его лицо побледнело, а столярный карандаш, торчащий из-за уха, выпал и сухо стукнулся об пол.

– Это я, – сказал Карло, – ваш сосед, пришёл справиться о вашем здоровье.

– Очень рад, – произнёс столяр, но, судя по вибрации его челюсти, это было не совсем правдой, – входите, сосед. Вот вам стул, наверное, вам тяжело стоять, – засуетился синьор Антонио.

– Спасибо, сосед, спасибо. Что-то я последнее время вас не вижу. Где пропадете? Может ездили куда навестить родственников?

– Нет, синьор Джеппетто, – грустно отвечал мастер, его красный нос стал ещё краснее, – никуда я не ездил.

– А где же вы были?

– Я был в тюрьме, – выдавил из себя синьор Антонио.

– Да бросьте, неужели в тюрьме? – Карло хлопнул себя по коленям руками. – Да за что вас туда забрали? Признайтесь, наверное, опрокинули лишнего за воротник и с кем-нибудь подрались?

– Нет, – Антонио тяжело вздохнул, – всё не так просто.

– А что же случилось? За что вас туда упекли?

– За неблагонадёжность, – еле выговорил столяр.

– Да идите вы! – не поверил Карло. – Вы шутите? Это вы-то неблагонадёжный? Да пусть пусто будет той свинье, которая о вас так думает. Я и не знаю человека более благонадёжного и порядочного, чем вы.

– Вы очень добры, синьор сосед, только вот следователь долго не мог поверить в это.

– Да что вы, вот мерзавец. Мерзкая полицейская ищейка.

– Берите выше, он – не простой полицейский. Он из тайной полиции.

– И в чём же вас обвиняли?

– В том, что я помогал беглым каторжникам, особенно политическим, и в том, что я сочувствую социалреволюционерам, а, может, и храню даже запрещённую литературу.

– Эк, куда хватили, – возмутился Карло.

– А ещё меня подозревали в оскорблении церкви и ереси.

– О, Господи, да они ополоумели. Это ж надо, – произнёс Карло, у которого уже не было сил терпеть и вести светские беседы, ему ужас как хотелось выпить, и он перешёл к делу, – вы уж простите меня, сосед, но я к вам по делу.

– Да? Чем могу?

– Должок хочу у вас забрать, если вы не запамятовали, то у меня на огороде вы выкопали бутылку с виноградным самогоном.

– Синьор Карло, – взмолился мастер, – клянусь вам, что никогда я не брал с вашего огорода ни фляги, ни бутылки, ни кувшина. Честное благородное слово.

– Вижу, – Карло встал со стула, – вижу я, что вы не только вор, синьор мастер, а ещё и упрямец, и мало вас держали в тюрьме, я бы вас туда на год упёк бы.

– Но, помилуйте…

– Не сметь меня перебивать! – заорал шарманщик. – Подлый карбонарий и вор. Я про тебя всё знаю, я тебя выведу на чистую воду, я всем расскажу, что ты вообще, может быть, даже и бомбист.

– Помилуй Бог, – синьор Антонио перекрестился, – что вы такое говорите?!

– Да-да, бомбист, и, может быть, вы тут не табуретки делаете, а бомбы. Вот это что? – Карло ткнул пальцем в великолепное полено, лежащее в ореоле золотистых стружек на столе мастера. – Что это?

– Помилуй Бог, – мастер был еле жив от страха, – синьор Карло, это же обыкновенное полено.

– Полено? – заорал шарманщик. – Полено? А не вы ли, мастер Антонио, в позапрошлом году кинули бомбу в карету полицмейстера города Болле? А? Или, может быть, вы никогда не слышали об этом? Не слышали, как убили честнейшего из полицейских?

– Да что вы, что вы, – столяр схватил полено со стола и двинулся к Карло, – вот глядите, это обыкновенное полено.

– Стой на месте, негодяй, не двигайся, якобинец. Я не позволю себя убить каким-то дурацким поленом, – продолжал орать Джеппетто, – даже во имя вашей поганой революции.

– Да я не имел ничего такого и в мыслях, – Антонио стал даже заикаться,– я просто хотел показать вам это полено. Оно, – он постучал по нему костяшками пальцев, – абсолютно обыкновенное, только из очень хорошего дерева.

– А зачем тебе это полено? – прищурившись, и с большой долей подозрения спросил Карло.

– Судебный исполнитель Кротти просил выточить ему ножку для стола. У него очень большой стол и нужна очень хорошая ножка.

– Это что же, подлец, ты хочешь запугать меня своими высокими покровителями? Даже и не думай. Я выведу на чистую воду и тебя, и твоего Кротти, и всю вашу шайку. Как гражданин и патриот я не позволю… Не позволю! – у Карло во рту всё пересохло, ему очень хотелось выпить, поэтому он не сообразил, чего именно он не позволит, и продолжил: – В общем, не позволю, так и передай этому негодяю Кротти.

Столяр был близок к обмороку, его руки дрожали, едва удерживая полено.

– Может, мы не будем ссориться и что-нибудь выпьем? – предложил он, нетвёрдо стоя на ногах. – По маленькому стаканчику винца.

– Экий вы всё-таки подлец, синьор сосед, если думаете, что настоящего патриота можно купить маленьким стаканчиком вина.

– Ещё у меня есть один сольдо, – уже с некоторой надеждой вспомнил столяр.

– Один сольдо? Пора бы вам знать, синьор Антонио, что меня не купишь за один сольдо и даже за два.

– Но у меня больше нет, – произнёс Антонио так искренне, что Карло поверил.

– Вот такие негодяи, как вы, сосед, и пользуются бедственным положением народа, чтобы творить свои злодеяния. Давайте сюда свой сольдо. Я беру его у вас в долг, и только потому, что падаю от голода. И вино давайте.

Мастер поспешил выполнить все требования шарманщика, и уже через минуту Карло сжимал почти полную бутылку вина, а в его кармане куртки лежал один сольдо. Прямо здесь же Карло начал пить вино и, выпив треть бутылки, произнёс:

– Кстати, и полено давайте сюда, я проверю, не бомба ли это.

– Возьмите, – грустно сказал мастер, отдавая полено.

– И запомните, – Карло забрал деревяшку и погрозил мастеру горлышком бутылки, – и передайте своим: никаких бомб в нашем квартале. Запомнили?

– Запомнил, – тяжело вздохнул мастер.

Карло вышел, а синьор Антонио перекрестился и подумал, что лучше переехать в другой город от греха подальше.