Невротические адаптации

Как понять, что у вас на приёме именно шизоид? По специфическому ощущению, что к вам пришла только телесная оболочка, внутри которой пусто. Именно так чувствует себя внутри и сам шизоид. «Мне кажется, что меня тут нет» – фраза, которая наиболее точно передаёт самовосприятие человека с этим типом адаптации.

Телесно он присутствует в ситуации, но на уровне сознания связь с реальностью слаба. Образно говоря, такой человек плохо «заземлён», и при этом у него нарушен контакт с собственным телом и чувствами. Внутренне такой клиент находится не с вами, и как следствие, вы ощущаете отсутствие включённости в процесс.

На приёме эти люди могут выглядеть скучающими, отстранёнными, невнимательными или даже ленивыми. С шизоидом вы наверняка испытаете сильное чувство неудовлетворённости, несмотря на огромное количество вложенных усилий. Поначалу ваши попытки донести что-то просто отскакивают от него, как будто между вами стекло.

Человек выставляет перед собой нечто такое, что не даёт вашему психологическому посылу дойти до его ума и сердца. Это «стекло» – один из аналогов психологической матки, так же как и множество образов закрытых пространств: пещеры, ёмкости, тюрьмы, ледяного дворца и т. п., которые шизоиды продуцируют в работе.

Встречаясь в работе с какими бы то ни было образами барьеров, я сразу исследую их на замкнутость или, другими словами, на непрерывность. Например, задаю вопрос: «Этот барьер где-нибудь заканчивается? Можно ли его обойти?». Клиент исследует свой образ, и часто оказывается, что стена или барьер замыкаются в круг, создавая непреодолимое препятствие. Подобные вопросы имеют прежде всего диагностическую значимость. Если вы видите, что барьер представляет собой замкнутую линию без выхода и в придачу имеет непроницаемый купол или потолок, – можно заключить, что перед нами яркая шизоидная адаптация.

Такой человек заперт изнутри по своему желанию в своей персональной тюрьме. Поэтому часто можно наблюдать образы темницы, камеры, бочки, поглощающей тьмы, трюма корабля и других замкнутых пространств без выхода либо имеющих очень ограниченный выход.

Если клиент говорит о том, что в замкнутом пространстве образа всё же имеются какие-то двери, калитки, люки, их нужно проверить на проницаемость: спросить, можно ли их открыть, можно ли через них пройти. Бывает, что на дверях много замков. Поинтересуйтесь, где ключи. В ответ часто может появиться образ матери, говорящий, что «ключи у мамы». И это понятно, ведь мы имеем дело с психологической маткой. Чем легче клиент в работе «выходит» из замкнутого пространства образа, тем легче решается его проблема, связанная с шизоидной адаптацией, тем ниже степень шизоидности.

1.1.1. Различаем шизоидность и шизоидную реакцию здорового человека

Любой человек периодически находится в состоянии усталости или перегрузки. И, естественно, в эти моменты все мы испытываем потребность «сбежать» и побыть наедине с собой, отлежаться в каком-нибудь уютном, укромном месте. Это нормальная форма личностной реакции на переутомление, при этом человек не теряет себя.

Например, когда я почувствовала сильную усталость после защиты диссертации, мы с друзьями поехали в Карелию, в домик на воде. Там была баня, спальня и тёмная комната, где сушились травы. Приятно было лежать в душистой темноте, вода покачивала домик, можно было погрузиться в расслабленное состояние, понемногу восстанавливая силы. Современному городскому человеку сложно побыть в уединении, и, наверное, для многих пребывание в таком доме на воде было бы целительным.

Здесь важно понимать, что когда условно здоровый человек решает уединиться, он сам создаёт себе для этого необходимую обстановку и сам решает, когда выйти из уединения и прервать изоляцию. Шизоид же, испытывая страх перед другими людьми, вынужденно находится с собой.

Такая личность пребывает в психологической матке не временно, а постоянно. И для него нахождение с самим собой является болезненным и вызывает страдания. Причина этих страданий – отсутствие ощущения собственных границ. При этом состояние шизоида колеблется относительно психологической орбиты (той самой психологической матки): он стремится то внутрь, то наружу. В этом заключается основное внутреннее противоречие данного типа.

Для шизоида внешний мир – источник опасностей, и он ищет спасение в единственном, изолированном, знакомом ему укрытии. Его основные защиты – отрицание и вытеснение. Каким образом это работает? Я спрятался, «меня здесь нет – и нет опасности», ничего плохого не происходит (известная позиция страуса). А если вдруг «я есть», «я здесь», то я не признаю, не вижу этого плохого, скрываю опасность от себя.

1.1.2. О границах у шизоидов

Шизоидность нарастает, если человек долгое время избегает контактов с миром, не делает усилий для того, чтобы покинуть психологическую матку и обрести ощущение «я сам», иначе говоря, не пытается психологически родиться. При этом нарастает страдание и фиксация на болезненных ощущениях.

Учитывая, что шизоид, как правило, от рождения очень чувствителен, с течением времени, при неблагоприятных обстоятельствах, эта чувствительность может перерасти в болезнь, делая его «человеком без кожи».

Например, диагностированные шизофреники часто рисуют людей, у которых видны внутренние органы. Для них даже кожа теряет роль границы. Они одновременно сверхчувствительны (ведь границ нет!), и отстранены от контакта. Поэтому прикосновение и поглаживание могут вызывать у них физическую боль.

У меня есть знакомая, которая долгое время работала врачом-неонатологом и имела дело с детьми сразу после их рождения. Потом она переквалифицировалась в детского психиатра. К ней на прием время от времени стали приводить детей-аутистов, которых когда-то она наблюдала в самом начале их жизни. С её слов, такие дети с самого рождения сжимаются при попытке их взять, как бы говоря: «Не трогайте меня, мне больно».

Можно предположить, что с самого детства у таких детей нет понимания, где начинается, и где заканчивается их тело. А если это так, то, согласно их внутренним ощущениям, все люди, находящиеся в непосредственной близости, могут с ними слиться, а они могут раствориться в этих людях.

Это страх поглощения. Шизоид вынужден придумывать, создавать свои границы искусственно. Если он проводит дома почти всё своё время, то может ассоциировать стены дома со своими границами, и это помогает ему функционировать. Один шизоид как-то сказал мне, что осознаёт свои границы с помощью границ Советского Союза. А когда СССР распался, этот человек стал испытывать сложности с определением собственных границ. Он даже искал карту, чтобы понять, как теперь располагаются новые границы страны. С одной стороны, он растекался своими границами до масштабов государства (это мания величия), а с другой стороны, не понимал, где его пределы в этом мире. «Я равен государству, я растворяюсь во всех членах нашего общества». В психозе это воспринимается как грандиозность. А потом наступает этап понимания того, что всё это фантазия, я – не государство, и происходит обрушение с переходом в состояние «я – никто». Две эти полярные позиции – «я – бог» и «я – никто» – часто чередуются в шизоидном состоянии. У шизоидов обычно имеется предписание «не живи», «тебя нет», которое в гиперкомпенсации превращается в ощущение «я – всё».

Чтобы спастись от таких качелей, шизоид добровольно принимает решение оставаться во внутренней тюрьме из-за недостатка ресурсов к дальнейшему росту. Такое решение, собственно, мы и называем шизоидной адаптацией. Болезненные границы! Всё дело в них. И это уже не вариант нормы.

Любопытно, каким образом состояние психики отражается на отношении к еде. Как едят дети-аутисты? Морковку – отдельно, макароны – отдельно. Они не любят сложных блюд, где ни один овощ не имеет своих границ, а лазанья для них олицетворяет потерю идентичности и полное слияние. «Я боюсь, что я с кем-то перемешаюсь и потеряю себя, в еде я тоже не могу это переносить».

Им гораздо спокойнее, когда их пища имеет внятные границы. Можно сделать смелое предположение, что многие из тех людей, кто выбирают раздельное питание, – шизоиды.

Люди с шизоидной адаптацией постоянно находятся во взаимодействии со своими призрачными границами, а не с миром за ними.

Кстати, у таких людей существуют и свои особые предпочтения в искусстве. Например, есть фильм, который любят смотреть и шизоиды, и даже шизофреники. К примеру, «Побег из Шоушенка» с Тимом Роббинсом в главной роли. В отделении психоневрологического диспансера я наблюдала, как раз за разом эти пациенты смотрели его, и им нисколько не надоедала эта история. Фильм рассказывает про то, как человек по ложному обвинению попадает в тюрьму на 25 лет. Во время заключения он с невероятным упорством делает подкоп столовой ложкой, чтобы добраться до канализационной трубы. Выбрав момент, он проползает по трубе несколько десятков метров, задыхаясь в нечистотах, вываливается в сточную яму и наконец обретает долгожданную свободу. Эту историю в контексте данной темы можно рассматривать как метафору психологического рождения через опыт ежедневных усилий.

В финале, когда заключённый, весь в грязи, падает в жуткое месиво, пациенты с облегчением вздыхают. Тюрьма позади! Очевидно, что эти кадры – яркий образ рождения. Главный герой фильма – фигура, на которую носители шизоидной адаптации проецируют свои ощущения закрытости, изолированности и надежду на выход.

Существует много разных фильмов с героями, чьё поведение иллюстрирует шизоидную адаптацию. Очень показателен в этом смысле фильм «Взрыв из прошлого». Американская пара паранойяльных родителей очень боится атомной войны. Они строят бункер и поселяются в нём с детьми на долгие годы. История их сына Адама, который всё-таки выходит к людям, в мир, где всё вызывает у него удивление и страх, – это история шизоида.

В центре подобных сюжетов всегда есть человек, который выходит в мир из леса, из тюрьмы, из бункера и т. п., и его попытки освоиться в мире – это примеры шизоидных переживаний. Его выводы о реальности можно представить так: «У меня нет информации об этом мире», или «мои данные устарели», «окружающие меня люди не владеют нужной мне информацией», поэтому «я не знаю, каков этот мир на самом деле». Этот человек со стороны чудаковат и странен.

Однако, несмотря на общие черты шизоидов, в профессиональной деятельности можно столкнуться с разными типами. Классические шизоиды согласны, что им безопаснее сидеть в своей внутренней тюрьме, и они не станут жаловаться. А вот асоциальные и параноидальные шизоиды могут быть недовольны: «Мир несправедлив ко мне».

Я работала с клиенткой, которая была замужем за программистом. (IT находится в ряду первых среди профессиональных выборов шизоидов). У женщины были претензии к мужу и его матери, которая пыталась над ним властвовать. Когда мы разобрались с этим треугольником, выяснилось, что он сбежал от пожирающей матери к пожирающей жене, потому что жена делала это гораздо мягче. И там, и тут его капсулировали и пожирали. Я спросила жену: «Как ты видишь свою власть над ним?» Она описала образ как стеклянный презерватив, полностью покрывающий фигуру мужа. Оказалось, что в жизни этот мужчина изолирован от всего, и единственное место, куда он может ходить, – работа. Я спросила у образа мужа: «Как тебе самому такой футляр?» Он ответил, что чувствует себя вполне нормально. «У мамы куда-то ходить вообще было нельзя». Новые границы оказались более подходящими, хотя и до брака, и в браке он оставался шизоидом.

Образы границ у шизоидов отделяют их от окружающего мира. Часто эти границы прозрачные – толща воды или стекло. Видеть и слышать сквозь них можно, но сигнал снаружи искажён, поэтому мышление выстраивает искажённую реальность. Необходимо помнить, что у шизоидов дверь-цель терапии – мышление. С материнской орбиты они не способны адекватно воспринимать происходящее. Они что-то не могут расслышать, чего-то не видят, используют фантазийное восприятие действительности. Чем дальше эти люди от реального мира, тем больше у них домыслов о том, как всё устроено снаружи.

1.1.3. Отношения шизоида

Всякий шизоид опасается отношений. С одной стороны, он стремится к ним, с другой – боится раствориться или, наоборот, психически поглотить другого человека. Его вечный выбор: либо я «съем», либо меня «съедят». В активной позиции шизоид выходит на поиски «питающей груди» и готов поглощать.

В пассивном состоянии находится в регрессе (в матке, в матери).

Будучи активным, он поглощает, а в пассивной фазе – переживает страх, что его поглотят. Таким образом, шизоид переживает бесконечные колебания между регрессом и борьбой за рождение.

Та же картина проявляется и в отношениях с терапевтом. Поначалу, приходя на приём, такой клиент демонстрирует отгороженность, отчуждённость. Важно не проникать в его чувства сразу, энергичный напор в этом случае не просто неуместен, а может даже навредить клиенту. Медленное установление альянса, демонстрирование безопасности – это то, что ему нужно. Одним словом, стратегию «взять быка за рога» отметаем сразу.

В процессе сближения шизоид оценивает такой формат отношений как безопасный. Терапевт воспринимается клиентом как дразнящий объект, или «дразнящая грудь» (источник психологической подпитки), – нечто такое, с чем он хочет установить контакт. Однако шизоид способен создавать только один тип отношений – отношения, основанные на слиянии. Объектные отношения они строить не умеют. И как только психолог становится для шизоида доступной «безопасной грудью», у клиента возникает желание её поглотить.

У всех шизоидов есть травма орального периода: это вечно эмоционально голодные, жаждущие тепла и любви дети. И нахождение рядом с принимающим терапевтом становится для них провоцирующей ситуацией. Когда возникает источник тепла – появляется надежда, что наконец-то его вечный голод можно удовлетворить, получив заботу и любовь. Шизоид, образно говоря, открывает пасть и засасывает психолога целиком, как в чёрную дыру. Это пожирающий Ребёнок. Но если психолог соблюдает границы, то он препятствует желанию клиента себя «съесть».

Классические шизоиды аутистического спектра при возникновении импульсов пожирания сразу стараются их пресечь и забираются в свой панцирь (ими движет страх «я могу его съесть»). В их представлении тот объект, к которому они так стремятся, может быть ими же и уничтожен, оттого и совершается привычное бегство в убежище до следующей попытки установить слияние с кем-либо. Это может происходить на протяжении долгого времени, пока шизоид не приходит к идее, что не может больше вступать в отношения, поскольку мучает партнёров.

Идеальная связь с другим человеком для шизоида выглядят так: «ты – это я, а я – это ты». Отношения с людьми у них очень похожи на отношения с едой. Если попадаются друзья или психологи, готовые кормить шизоидов, те скоро начинают испытывать ощущение, что они лопнут. В состоянии условно сытом, а точнее его можно назвать «набит чем попало», вы увидите у клиента образы и персонажей, объевшихся и раздутых от съеденного. Но вместо пищи внутри находится какая-то ерунда. То есть они наелись не того, что может утолить их голод. На самом деле эти люди хотят любви своей матери, и как бы вы ни пытались, вы не сможете их насытить.

Шизоиды часто используют лексику, связанную с едой, с процессом поглощения пищи. Они забрасывают в себя еду, когда чувствуют пустоту и ничем не могут наполниться. У них часто наблюдаются колебания в весе. Например, похудеть от любви – это чисто шизоидная реакция. Здесь же лежат корни анорексии и булимии.

Либидо шизоида всегда находится внутри него. Это может проявляться в желании положить голову себе на плечо и т. п. В стрессе такие люди себя обнимают.

То есть «я хочу, чтобы мама обняла меня, но мама внутри, и это как будто она меня обнимает». Шизоид любит мать независимо от того, отвечает она ему любовью или нет, ведь либидо ребёнка направлено на тот объект, который его кормит и обеспечивает существование.

Но у шизоида не бывает полноценной матери, она тоже всегда голодна. Если мать эмоционально опустошена, шизоид не может поглотить её любовь, поскольку нет обратного потока, а рядом с ним присутствует только человеческая оболочка. Тогда он целиком поглощает эту мать-оболочку и располагает этот объект в своём внутреннем пространстве. Но объект тоже пуст. Вместо нормального потока родительской любви, идущего от наполненной матери, шизоид вынужден довольствоваться подменой. Поместив материнскую фигуру внутрь, ребёнок меняется с ней местами в их совместном психологическом пространстве и по отношению к матери оказывается снаружи. Это и есть слияние.

Однако, как мы понимаем, подмена не даёт насыщения, а поглощённый объект как источник питания для него уже исчез. Если использовать ассоциации с едой, то формально он получил пищу, но съел муляж. Нужно поглощать дальше, и начинается поиск нового наружного объекта.

Но! С этого момента шизоид попадает в ловушку. Роли поменялись. Теперь у него внутри есть «пустая мать», которая точно так же требует, чтобы её наполнили, «накормили».

Шизоид разворачивается к ней, и закручивается бесконечная внутренняя карусель с засасыванием друг друга. Такая форма отношений может проецироваться и на другие объекты.

Для шизоида жизненно важна психологическая матка. Роль матки может выполнять мать, этой же орбитой может быть род, система здравоохранения и т. д., – словом, нечто большее, внутри которого шизоид ощущает безопасность. У некоторых слияние происходит не с другим человеком, а, например, с работой. Такие шизоиды никаких других отношений, кроме как с работой, не имеют. Они говорят: «Я на пенсии умру». Просто не мыслят для себя жизни без системы, без кого-то, кто будет давать инструкции, так как не имеют своего зрелого Я.

Маткой для шизоида могут быть военные учреждения, монастыри, психиатрические больницы, спортивные учреждения и любые другие места, где есть те, кто поглощают, и те, кто поглощены: высшие и низшие слои, объединённые одной системой.

Шизоид чувствует себя хорошо в любой жёстко структурированной иерархии, где роль родительской фигуры для него играет лидер либо сама система. Не секрет, что многие военные пенсионеры, утратив систему, которая их поддерживала, ударяются в пьянство.

Вполне логично, что люди с оральным характером снимают душевную боль алкоголем.

Приводя примеры структур, играющих роль психологической матки, можно с уверенностью сказать, что для части населения бывшего СССР психологической маткой служила целая страна, а в образе сильного вождя – Сталина – они видели великого отца. Распад Советского Союза эти люди переживали как огромную болезненную утрату, испытывая тоску и страх перед будущим, что характерно для оральной фиксации.

1.1.4. Две фазы поведения шизоидов в терапии

Первая фаза: терапевт как дразнящий объект. Шизоид постоянно испытывает чувственный голод, и терапевт становится дразнящим объектом с того момента, как налаживается контакт. В представлении шизоида, все предыдущие объекты, с которыми он пытался иметь контакт, были им поглощены. А у него есть потребность иметь внешний питающий объект. Разумный адаптивный шизоид боится такой тенденции к поглощению другого, замешанной на ощущении собственного всемогущества. Бессознательно он опасается, что в очередной раз «съест» внешний дразнящий объект, и объект исчезнет. И тогда ему снова придётся переживать боль утраты.

От шизоида можно услышать фразу: «Наверное, вы от меня скоро откажетесь». Таким способом клиент проецирует свое чувство, пытаясь сказать, что он опасен для терапевта. Объективно эти клиенты действительно отнимают много энергии, оставляя чувство опустошения. Как правило, шизоиды понимают, что питаются силами терапевта. Они могут осознавать, что пришли «поесть».

Вторая фаза: обесценивающий клиент. Если первая фаза проходит, а терапевт не «съеден» и держит границы, они могут поменять стратегию и стать скучающими, отстранёнными, ленивыми клиентами, всем своим видом показывая отсутствие «аппетита».

В этой фазе терапевт испытывает недовольство, напряжение от того, что терапия заходит в тупик, и пытается растормошить клиента, стимулировать его активность. Клиент воспринимает попытки оживить процесс как желание терапевта его «сожрать», у него возникает страх. На этом этапе шизоиды часто обесценивают терапию и уходят.

Лечиться? Мм-м, это всё так тяжело.

На самом деле эти люди приходят в терапию, чтобы вступить в контакт с дразнящим объектом.

Когда я работала в диспансере, я часто думала: а зачем я тут? Ведь никто не вылечивается. А потом пришло осознание: когда шизоид или шизофреник общается с условно-здоровым нормальным человеком, то в его пространстве появляется положительный объект. Если в жизни клиента положительных контактов больше, чем травмирующих, то его Я укрепляется этим позитивным опытом общения с людьми, и опыт этот постепенно откладывается в памяти.

Терапия шизоидной адаптации – длительный процесс. Не стоит рассчитывать, что за несколько встреч вы достигнете устойчивого результата. Используя метод эмоционально-образной терапии, фобию можно снять за один сеанс, но шизоидное состояние, которое за ней пряталось, – нет. Возьмём, к примеру, страх выходить на улицу. От него можно избавить достаточно быстро. Но в случае с шизоидом страх выходить на улицу – это прежде всего страх быть поглощённым или поглотить самому. Снятие первичной фобии, служившей защитой от поглощения, не снимает основного ядерного состояния. И если шизоидное состояние осталось без изменений, вместо одной фобии, с которой вы справились, возникнет либо паранойя, либо истерическая защита, либо другая фобия.

Трудная ситуация может сложиться, когда к специалисту обращается сорокалетний человек с запросом на сепарацию, которая не случилась в юности. Мама-тюрьма стала для него слишком тесной. К тому же, учитывая преклонный возраст мамы, нарастает угроза лишиться своего убежища, без которого шизоид обычно жить не может. И вот тут психолог, вероятно, столкнётся с тем, что глубинная мотивация клиента – поиск новой тюрьмы. Его истинное желание – «Я хочу, чтобы вы стали моей новой тюрьмой».

Приведу наглядный пример терапевтического образа: шизоидная женщина видела свою мать надетой себе на голову. По сути, её голова всю жизнь провела в родовых путях мамы. Все органы чувств дочери находятся под материнским контролем внутри. «Я ничего не слышу, не чувствую, не ем. Мать меня кормит. Сама я умею только ходить. А мать, которая наверху, наблюдает и даёт указания, что мне делать». Получается, что молодое тело дочери носит личность, которая на 30 лет старше тела. И если в ходе терапии вытащить дочь из родовых путей, то окажется, что женщина сама никогда на мир не смотрела, ничего не слышала и ничего не выбирала. И вот мама умирает, а она не знает, как и куда смотреть и как свести воедино все сенсорные сигналы, чтобы её мозг их обрабатывал.

Очень часто у шизоидов есть боязнь сойти с ума. Тут важен вопрос – с чьего ума? Очевидно, с того самого, который управляет их жизнью, поскольку своего ума у таких клиентов в распоряжении нет. Иногда, при глубокой шизоидности в семейной системе, в образах видно, как пять человек сидят на головах друг у друга. Тогда возникает аутическая тема.

Если мы будем помогать сепарации и развитию клиента в зрелом возрасте, то в образах кто-то из их слияния умрёт: либо младенец (клиент), либо мать. Выстроить процесс терапии так, чтобы сохранить обоих, невозможно, потому что беременность затянулась. К сорока годам мы получаем «слепо-глухо-немого ребёнка», который ищет следующего поводыря. Работа с такой ситуацией меняет своё направление: это уже не психотерапия, а реабилитация. Но даже длительный реабилитационный процесс не может гарантировать восстановления функций в полном объёме, поскольку все благоприятные сензитивные периоды развития давно завершились.

Глубинная терапия будет эффективной для клиента примерно до 60 лет. В моей практике успешные случаи составляют клиенты в возрасте до тридцати лет. Когда мать относительно молода, то в системе начинается борьба за место ребёнка. Итак, в образах мать сидит у дочери на голове, а дочери позволено только ходить. Если мы начинаем сепарировать того, кто ходит, то тот, кто сидит на голове, самостоятельно стоять не может.

Такая мать (и в образах, и в жизни) требует: «Теперь ты заботься обо мне (стань мне матерью), я тебя для этого растила». Только что отсепарировавшийся ребёнок (взрослый лет тридцати) начинает бояться этой свалившейся ответственности, и между ними начинается борьба. Например, они могут состязательно болеть. Смысл игры таков: тот, кто слабее, тот и получит привилегии ребёнка. Одна ломает руки-ноги, другая заводит что-нибудь типа красной волчанки, и обе спасаются по стационарам, где есть защитная материнская орбита, которая их питает. Обе находят себе псевдомать в больничных учреждениях, но всё равно происходит разрыв, и они друг от друга отделяются.

Отсепарировавшейся клиентке приходится решать вопросы взаимодействия с людьми. Например, вопрос о личных отношениях. Трудно выдать замуж «слепо-глухо-немую» в сорок лет. Был случай, когда мне это удалось, моя клиентка вышла замуж за психиатра «скорой помощи». Произошла смена объекта. Понятно, что их отношения далеки от зрелых. Но они уже не с мамой, объект сменился, и даже если у них слияние – это всё равно прогресс. В этой паре они могут расти и развиваться.

Следующая история – редкий случай. Умная женщина, кандидат наук. Симбиоз с матерью на физическом уровне: пока одна проходила терапию, другая сидела в коридоре. Работа по сепарации заняла три года. До 33 лет у клиентки не было никаких отношений – ни сексуальных, ни романтических. Неудивительно, что в её фантазиях мать становилась сексуальным объектом. В том физическом и эмоциональном вакууме этих близких людей не было человека, на которого можно было бы направить своё либидо.

Через три года появились отношения, а затем и брак. Для первого сексуального акта мужу пришлось готовить её три месяца, и он подошёл к вопросу как врач, иначе могло бы ничего не выйти. Оба партнёра были в оральной фиксации, поэтому совместное проживание стало для них настоящим испытанием. Жили они то вместе, то врозь, но в итоге женщина забеременела.

Это сложный, но прогрессивный случай, когда терапия оказалась высокорезультативной за счёт интеллекта клиентки, которая выполняла все задания и много работала самостоятельно.

1.1.5. Теория внутренних объектов

Психоаналитик Мелани Кляйн и её коллега Рональд Фейрнберн в дополнение к классической теории психоанализа выдвинули концепцию внутренних объектов, которая будет нам очень полезна для понимания процессов, происходящих внутри у шизоида.

У каждого человека есть жизненный опыт: множество событий, травм и т. п. Наш контакт с этим опытом сохраняется двумя способами.

Первый способ – нормативный, через память. Допустим, мы помним некое положительное событие, которое произошло в нашей жизни. Степень положительности события определяется безопасным отношением с другим дорогим человеку объектом. Если у нас с данным объектом безопасные отношения, событие, связанное с ним, остаётся в памяти как положительное. И когда мы хотим получить положительную эмоцию, мы через память возвращаемся к воспоминаниям, радуемся, что у нас были такие события и отношения, и живём дальше. Это норма.

Второй способ – через внутренние объекты. Авторы предлагают много своих терминов: инкорпорация, вовнутрение и т. п. Мы не будем в них погружаться и остановимся на сути явления.

Часть нашего опыта сохраняется не через память, а через наполнение нашей психики внутренними изолированными плохими объектами. Хорошие объекты мы просто помним, а про плохие нам помнить не хочется, но из психики они никуда не исчезают. Чтобы не травмировать себя постоянно при контакте с ними, мы такие объекты капсулируем.

В ЭОТ им соответствуют образы капсул, заборов, ёмкостей, барьеров. Это то, что осталось в нашей психике в виде внутренних плохих объектов, не имеющих связи с нами. Кляйн и Фейрнберн называют их внутренними объектами со знаком минус.

Эти плохие объекты не имеют связи с осознаваемой реальностью или нашими чувствами. Они просто, если так можно выразиться, зашиты в психике. Мы не хотим быть в контакте с теми объектами и воспоминаниями, которые вызывают у нас негативные чувства, болевые ощущения. Но ни одно наше переживание невозможно стереть, исключить или выбросить из своего душевного и телесного опыта. Единственный механизм, который нам дан, – механизм защиты (складывать в бессознательное: исключать, вытеснять, отрицать и т. п., то есть вовнутрять, сохранять где-то в себе). Эти внутренние плохие объекты, живя отдельно в нашей психике, имеют свойство проецироваться вовне. Когда шизоид проецирует такой плохой объект вовне, он начинает с ним играть в свою привычную игру: метаться между страхом поглотить свои проекции и страхом, что они поглотят его.

Человека мучает страх поглощения собственной матерью. Этот страх подтолкнул его к переезду во Владивосток. Но внутренняя мать, которая его поглощает, живёт в его психике. Она – его внутренний плохой объект. Реальная мать спокойно живёт в своём Саратове, а человек имеет дело именно с тем, что у него в голове. И как только он собирается, например, выйти на улицу, этот внутренний объект проецируется им на других людей. И вот человек не может выходить из дома во Владивостоке, ему кажется, что как только он выйдет, окружающие люди поглотят его, возьмут под свой контроль.

То есть он преодолел физическое слияние, а психического разделения не случилось, и внутренний объект приехал с ним во Владивосток. Человек не хочет сталкиваться с этим плохим внутри себя, но психика наша так устроена, что он всё равно будет продолжать проецировать этот болезненный опыт на внешние объекты.

Плохой объект изолирован от нашего осознания. Мы не можем его осознать, потому что не помним или специально пытаемся не сталкиваться с ним. Но это не мешает ему жить в нашей психике. Поэтому с плохим объектом получается сложная опосредованная связь – не через память, а через новое переживание отношений по тому же типу – по типу, который приносит страдания. Шизоид постоянно находится в отношениях с проекциями плохих объектов.

Метод ЭОТ даёт возможность обнаружить их достаточно быстро, в отличие от методов, воздействующих на сознание. Это объясняется тем, что сознательно человек не желает иметь дело с пугающими, болезненными переживаниями, и у него срабатывают защиты.

Так как отношения шизоида выстраиваются исключительно по типу поглощения-слияния, то вы обнаружите множество различных внутренних объектов, с которыми он, естественно, не хочет встречаться.

В условиях дефицита жизни внешней шизоид живёт преимущественно жизнью внутренней. Отказ от внешних отношений (мы помним про страх поглотить или быть поглощённым) ведёт к тому, что внешние объекты переселяются внутрь, наполняя его психику. Он продолжает с ними взаимодействовать, эти неосознаваемые образы людей распаковываются с риском перерасти в бред: голоса, видения.

1.1.6. Степень шизоидности

Степень шизоидности можно определить с помощью ответов на несколько вопросов.

Пытается ли он их осознать, вступить с ними в контакт – или избегает таких попыток, всячески защищаясь от этого? Наверняка вы встречались с клиентами, которые при приближении встречи с плохим объектом сразу говорят: «Нет, я не хочу эту тему, я её не вспоминал сто лет, а вы расковыряли. Я не сяду на этот стул». Или: «Я не понимаю, о чём вы говорите».

Неготовность клиента встретиться с плохим объектом осложняет терапию. В то же время это заставляет быть очень неторопливыми в случае, если перед вами шизоид, предрасположенный к быстрому уходу в психоз.

Ситуация также требует большой осторожности, если человек склонен, наоборот, очень быстро распаковывать свои внутренние объекты: он соглашается на всё, несмотря на обилие объектов. Это точно такой же плохой знак, как и отсутствие согласия. Он говорит о том, что ранее выстроенные им защиты ослабли и работают очень плохо. Такая ситуация может спровоцировать манифест психического расстройства. Быстрое согласие вызывает подозрение, что человек находится на грани внутреннего распада. Если все внутренние объекты обретут свободу одновременно, то человека «разорвёт» на множество интроектов. Он рассыплется на части, и не останется структуры, которая всё объединяет. Поэтому будьте осторожны, работая с шизоидами. Это самая сложная адаптация в терапии.

У всех шизоидов очень слабое Я, именно поэтому они боятся его утратить через растворение в других. Но раствориться можно не только в том, что снаружи.

Например, есть часть, которую шизоид считает собой. Но при этом у него внутри нагромождение различных объектов. И когда границы между Я и внутренними объектами стираются, человек может считать себя одним целым с ними: Я и плохая мать – одно целое, Я и плохой отец – одно целое, Я и плохая сестра – одно целое. Если часть, которую человек идентифицирует как Я, сливается с плохими объектами, то он становится таким же плохим, как и те, кто его населяет. Таким образом, появляется ещё одна причина не выходить в мир. А если отождествиться со всемирным злом, то собственное заточение становится благом для мира. В этом случае в терапии вы столкнётесь с тем, что человек, слившись с внутренним объектом, не может выделить себя.

Муж моей клиентки покончил с собой. Она осталась с дочкой 18 лет, которая ведёт себя невыносимо и угрожает совершить суицид, то есть уйти из жизни так же, как её отец. В основном мы работали с образом мужа: необходимо было попрощаться с ним и отпустить. Но образ мужа наотрез отказывался уйти. На вопрос, почему он не желает уходить, образ сообщил, что обижен на дочь, которая когда-то кинула в него бутылку и поранила. Когда мы попытались провести возвращение зла, дочь отказалась раскаиваться, дав понять, что сделала бы так ещё и ещё.

Ответы образов показали: в голове у матери это означает, что дочь находится в слиянии с отцом. Отец умер, но остаётся в связи. Он стал её внутренним объектом, и дочь как агрессор объединяется со своей жертвой. И, скорее всего, однажды эта девушка станет жертвой какого-нибудь агрессора. Её нежелание освободиться от этой агрессивной связи с отцом спроецируется на внешний мир и будет проигрываться много раз, пока все друг друга не простят. Очевидно, что в слиянии были все трое, включая клиентку.

Если мы хотим причинить вред или уже причинили вред другому человеку, которого больше нет в живых, в норме это решается с помощью раскаяния. «Я забираю у тебя причинённое мною зло, ты уходишь на небо, я остаюсь жить». А в нашем случае дочь хочет оставить себе связь с отцом, который уже исчез, то есть превратился в её внутренний объект-жертву. Своего агрессора она выпустила и теперь будет жить, транслируя жертву, призывая агрессора, пока кто-то не поймает этот сигнал. Это называется виктимным поведением. Психология жертвы заключается в том, что такой человек бессознательно хочет привлечь в свою жизнь агрессора, чтобы его внутренний объект-жертва распаковался.

Мы знаем, что нормальный контакт с собственным опытом, с прошлыми переживаниями и событиями нашей жизни происходит через память. А память преимущественно воспроизводит объекты, которые мы оценили как безопасные, положительные.

Негативные внутренние объекты, встреча с которыми невыносима или очень болезненна для нас, будут проецироваться вовне, актуализироваться в схожих внешних ситуациях и мешать жить. Дочь сильно любила отца. Нежелание забрать у него свою энергию гнева означает нежелание расставаться с отцом и стремление остаться в слиянии.

Когда мы наблюдаем такие разрушающие истории, клиенту нужно подробно рассказать, чем это грозит, и привести примеры. Шизоидам нужен обдуманный логический мир, который бы выводил их из собственных фантазий на контакт с реальностью. Обычно я рассказываю много историй о плохих последствиях. «Если ваша дочь не вынет из своей головы внутренний плохой объект в виде отца-жертвы, то ждите зятя-насильника».

Но мать, к сожалению, не смогла повлиять на внутренний образ дочери, обнаружив тем самым, что она сама несёт часть вины за смерть мужа. Другая часть вины спроецировалась на дочь: «Если бы дочь не вела бы себя так, то муж не убил бы себя». Поэтому реальной дочери тоже нужна была терапия. И если для вас в процессе работы становится очевидно, что кто-то из близких клиента нуждается в психологической помощи, обязательно говорите об этом.

Чтобы образ перешёл в память, став позитивным, нам нужно разрядить напряжение негативных эмоций, например, раскаявшись или простив друг друга. Тогда симптом, сообщавший нам о неблагополучии, становится не нужен. Тогда мы сможем воспроизводить объект через память, а не попадая в ситуации, напоминающие об умершем.

Если связь с объектом негативная, память откажется её хранить, будет отрицать и вытеснять. Когда я спросила у этой женщины, какие воспоминания сохранились о муже, оказалось – только хорошие, хотя пять лет перед смертью он пил и изменял ей.

Наша цель в работе – разрядить негативные чувства с помощью ЭОТ. После того как разрядка произошла, нужно сделать проверку. И чтобы убедиться, что цель полностью достигнута, мы обращаемся к клиенту: «Посмотри ещё раз на этого человека. Что ты чувствуешь к нему теперь?» Если ответ: «Не хочу видеть, не хочу помнить», – значит, мы не доработали. Интерес и влечение, так же как и ненависть, говорят о том, что связь с объектом не разорвана. И приятно волнующие, и отрицательные чувства означают, что в отношениях с этим образом есть часть энергии клиента, которую ещё не вернули. Именно она и притягивает внимание и чувства. Если достигнуто нейтральное отношение, значит работа сделана.