Факультет рыболовной магии Константинов Евгений

Глава тринадцатая

ЭТО БЫЛ Я!

И среди своих соплеменников, и среди преподавателей и студентов факультета рыболовной магии, да и во всем Фалленблеке профессор Малач имел безупречную репутацию честнейшего эльфа. И это при том, что он слыл одним из самых заядлейших рыбаков, а ведь известно, что редкий любитель рыбалки не преминет хотя бы немного преувеличить размер своего улова. Нет, такого профессор себе не позволял.

Если, к примеру, Малач ловил магическим спиннингом на озере Зуро за утреннюю зорьку восемнадцать камнеедов, самый крупный из которых весил четыре килограмма девятьсот граммов, то ни в коем случае не хвастал, как некоторые, что, мол, добыл пару десятков солидных особей, один из которых оказался поболе пятерочки. Он никогда ничего не преувеличивал и не уменьшал, всегда называл точные цифры. Такова была его благородная эльфийская натура… Однако в связи с начавшимися несколько дней назад событиями, Малач был вынужден несколько изменить своим принципам. Нет, напрямую он никого не обманывал. Ну, запудрил мозги начальнику герптшцогской стражи Еноварму, чтобы освободить Тубуза и Пуслана; ну, незаконно проник под видом Эзошмеля в замок Ули-Клуна… Вот и все. Зато теперь, направляясь в гости к главному редактору журнала «Всегда своевременная информация», госпоже Офле, он собирался поведать ей от начала до конца придуманную им самим историю…

Судя по солнцу, осветившему башни герптшцогского замка, было начало восьмого утра. Прошло немногим более двух часов с того момента, когда он спас едва не задохнувшуюся от дыма и сильно пострадавшую от ожогов лекпинку Ксану. Она была в полуобморочном состоянии, и эльф на руках отнес девушку к себе домой. Там он снял с нее перепачканную в саже, порванную одежду, осторожно опустил в теплую ванну с мыльной пеной и вымыл с ног до головы. Потом заботливо вытер пушистым полотенцем, обработал ожоги целебной эльфийской мазью, влил в рот три чайных ложки того самого травяного чая, который заваривал себе накануне, и уложил в свою просторную кровать набираться сил. В течение всех этих процедур Ксана лишь пару раз ненадолго приоткрывала глаза и слабо улыбалась своему спасителю, а когда тот покинул спальню, моментально уснула. Уверенный, что всего через несколько часов девушка проснется почти совершенно здоровой, Малач занялся Железякой и Тубузом, которые успели ополоснуться под горячей водой и выпить по чашке чая. Собственно, Алеф в помощи не нуждался, зато на многочисленные ссадины, синяки и ожоги его друга целебной мази пришлось извести немало. Исполняя обязанности лекаря, профессор подробно расспросил постанывающего и ойкающего лекпина о событиях минувшей ночи. И когда на теле Тубуза была обработана последняя рана, в голове у эльфа начал созревать план действий, который окончательно оформился при подходе к дому говорливой редакторши.

Дом госпожи Офлы не отличался хорошим вкусом, впрочем, как и большинство домов зажиточных горожан Фалленблека, построенных на улице Золотолунной, выводившей к замку герптшцога Ули-Клуна. Крышу каждого такого дома обязательно венчал герб его владельца. Судя по вычурной части герба госпожи Офлы, она принадлежала к роду самого герптшцога.

«Вот откуда у нее должность главного редактора!» – сделал вывод Малач.

Взявшись за большой дверной молоток, покрытый толстым слоем золотой краски, он настойчиво постучал. Через некоторое время дверь приоткрылась и из щели высунулась заспанная физиономия дворецкого. Густые черные волосы и пышные бакенбарды придавали ему сходство с горной обезьяной.

– Ты кто? – нагловато спросил дворецкий.

Молниеносным движением Малач схватил того за левую бакенбардину и рывком вытащил на крыльцо.

– Захотелось погрубить? Или считаешь, что дворецкий – это пуп земли?

– Нет, нет, прошу прощеньица. – Дворецкий поднял руки вверх, словно сдавался в плен.

– Я тебе не кто, а господин профессор. А имя мое – Малач. Понял?

– Да, да, все понял, господин профессор…

– То-то же. – Малач разжал пальцы. – Тебя самого-то как звать?

– Зашим, господин профессор…

– Так вот, господин Зашим, сию же минуту доложи госпоже, что к ней пожаловал господин профессор Малач с очень свежей и очень важной новостью!

– Дык спит она еще, – промямлил Зашим, потирая щеку.

– Дык разбуди ее! – передразнил профессор. – Немедленно!

Он шагнул вперед, заставив дворецкого попятиться и оказался в прихожей. Напористость эльфа окончательно развеяла в голове Зашима всякие сомнения и, указав на стоящий в углу кожаный диван, со словами «Тута пока обождите, господин профессор!» дворецкий бросился бегом по лестнице на второй этаж.

Ждать пришлось недолго. Сверху послышался торопливый говор, с каждой секундой становившийся громче, и вскоре на верхней ступеньке лестницы появилась госпожа Офла собственной персоной. С растрепанными волосами, спросонья, она тем не менее выглядела очень привлекательно. Если же учесть, что одета красавица была всего лишь в легкий просвечивающий пеньюар, то редкий мужчина не захотел бы разглядеть представшее перед ним обольстительное создание. И Офла хорошо это понимала.

– Ах, господин профессор, что же, что же вы не поднимаетесь, – защебетала она. – Это так славно, что вы пришли ко мне рано утром, пока я еще была в постели!

такая, такая честь для меня! Надеюсь, что новость, которую вы принесли, так же хороша, как и вы сами? – Офла кокетливо стрельнула глазами в эльфа, который успел подняться по лестнице и остановился перед ней.

– Милая Офла, новость моя почти такая же сногсшибательная и исключительная, как и вы сами. И уверяю вас, каждый, кто узнает ее из вашего журнала, будет поражен и взволнован не меньше, чем я, когда увидел вас в этом соблазнительном одеянии…

– Ах! Вы меня интригуете!

– Конечно, интригую. И поверьте – интригую ничуть не напрасно. Ведь о том, что я расскажу вам через минуту, не знает больше ни одна живая душа.

– Значит, значит, я смогу опубликовать эту новость первой? Это очень, очень важно для нашего нового журнала! Давайте же, давайте побыстрей пройдем в мой кабинет, чтобы вы могли поведать мне вашу интригующую новость.

Госпожа Офла быстро провела гостя в кабинет и заняла место за шикарным письменным столом, снизу доверху покрытым позолотой. Малач устроился напротив в большом кожаном кресле.

– Записывать за мной ничего не надо, для этого совсем нет времени, – сказал Малач. – Насколько я знаю, окончательная верстка журнала должна попасть в типографию не позже девяти утра, чтобы свежий номер успел лечь на стол Его величества герптшцога ровно в полдень, когда он приступит к своему первому завтраку…

– Совершенно, совершенно верно. – Офла нетерпеливо поерзала на стуле. – Рассказывайте же, рассказывайте, профессор! Я обещаю заплатить вам гонорар по самой высокой ставке!

– А вот в отношении гонорара беспокоиться не надо.

– Как же, как же так?!

– Я имею в виду гонорара как такового, – загадочно улыбнулся эльф. – Не далее как вчера из ваших уст прозвучало такое интересное предложение, как не стандартная форма оплаты….

– О! Господин профессор, – глаза Офлы загорелись. – Я готова, я… – Она начала подниматься из-за стола.

– Я готов, – перебил ее Малач и жестом показал, бы Офла села обратно, – предоставить вам бесценную информацию для поистине сенсационной статьи, и которой будет стоять ваше красивое имя и благодаря которой тираж «Всегда своевременной информации» уже со следующего номера возрастет более чем в два раза.

– Как это хорошо! Это очень, очень хорошо…

– Итак! – Малач слегка повысил голос, как бы призывая девушку больше его не перебивать. – Речь пойдет о двух неординарных событиях, случившихся минувшей ночью. О них уже известно всему Фалленблеку, вот только никто, кроме меня, не знает, что второе событие – трагическое – стало прямым продолжением первого – криминального…

– Так-так-так, так-так-так….

– Знаете ли вы ресторан «Золотой шлем герптшцога»?

– Несомненно, профессор, несомненно! Это лучший ресторан в городе, определенно лучший! А какая публика посещает его, только высший-высший свет. И я, конечно, очень часто там бываю, очень часто…

– Милая Офла! – Малач стукнул ладонью по столу. – Давайте-ка построим нашу беседу в виде монолога. То есть я буду говорить, а вы только слушать. В противном случае, боюсь, разговор закончится не раньше вечера.

– Конечно, хорошо, конечно…

– Итак!!! Ресторан этот известен не только тем, что его посещает самый высший-высший свет. И не тем, что его персонал состоит исключительно из гномов одного клана. «Золотой шлем герптшцога» уникален тем, что только в нем в исключительных случаях подавали обед, приготовленный из серебристого рыбодракона. Именно ПОДАВАЛИ, потому что больше такого блюда в этом ресторане подавать никогда не будут.

– Как? – не выдержала Офла. – Как не будут?

– Да вот так! – рявкнул эльф. – Если бы вы вчера не выдули без спроса целую кружку моего специального лечебного чая и из-за этого, насколько я понимаю, не уснули бы через час мертвецким сном, вместо того чтобы пойти на свидание с обольщенным вами молоденьким лекпином, то сами стали бы свидетельницей одного из самых ярких преступлений, совершенных в Фалленблеке. И воочию увидели бы, кто и каким образом похитил серебристого рыбодракона! Да-да, вчера вечером на глазах у пораженной публики это магическое существо было похищено. И похищено не кем-нибудь, а лекпином!!!

– Не может быть, – выдохнула Офла.

– Только не тем лекпином, о котором вы подумали. – Малач вновь улыбнулся. – Да, известный нам с вами молодой кавалер жаждал встретиться с вами вчерашним вечером. И чтобы выглядеть как можно стильней, он обратился с просьбой к своему дядюшке, известному лекпинскому портному господину Чассоку, с просьбой одолжить ему на один вечер самый модный костюм. Вот только не знал наш кавалер, что его дядюшка именно в этот вечер собрался осуществить свой давний план. Дело в том, что вот уже несколько лет господин Чассок мечтал о создании новой коллекции одежды, главным элементом которой должна была стать чешуя серебристого рыбодракона. И это, по мнению портного, должно было принести ему баснословные прибыли, а главное – престиж, славу, связи с представителями самого высшего света. О том, что готовится новая доселе невиданная коллекция одежды, господин Чассок объявил еще два месяца назад. Именно тогда ему домой доставили очень объемистую, опечатанную множеством печатей посылку. На самом деле, эту посылку Чассок отправил сам себе, и вместо чего-то загадочного она была набита всего лишь обрезками тканей. Таким образом, он хотел убедить всех, что чешую рыбодракона ему прислали именно в этой посылке. Ну, а настоящего рыбодракона он собирался выкрасть из ресторана. Ведь хорошо известно, что по строжайшему повелению герптшцога, выносить из ресторана рыбодраконов запрещено. И когда племянник рассказал господину Чассоку о своем намерении отужинать в «Золотом шлеме герптшцога», портной выдал ему шикарный костюм и даже вручил приличную денежную сумму, но с условием и просьбой, что в этот вечер он выберет другой ресторан. Послушный молодой лекпин поспешил к дверям вашего дома с надеждой, в свою очередь, уговорить и вас посетить любой другой ресторан, но напрасно прождал свою спящую возлюбленную. А тем временем господин Чассок, тщательно загримированный, заказал в «Золотом шлеме герптшцога» вина и в один удобный момент швырнул графин в стекло аквариума. Стекло разбилось, вода из аквариума хлынула в зал, а наш портной, воспользовавшись возникшей паникой, схватил рыбодракона и был таков. Задуманный план удался. Только одного не учел господин Чассок… Может, просто забыл, а может, никогда не знал, что, находясь на воздухе, серебристые рыбодраконы способны извергать очень сильное пламя. А узнал он об этой удивительной особенности серебристых рыбодраконов у себя дома. Узнал, сгорая заживо вместе со своей женой, госпожой Оманидэ, и вместе с украденным рыбодраконом. – Малач грустно улыбнулся. – Вот такие вот сногсшибательные новости узнают сегодня читатели из вашего журнала, госпожа главный редактор. А в завершении этого материала, прежде чем подписать его вашим неповторимым именем, я бы порекомендовал вам предостеречь гномий клан Ватрангов от приобретения нового серебристого рыбодракона. Чего доброго, это магическое существо спалит их ресторан тоже…

– Да, да, дорогой профессор! То, что вы мне сейчас рассказали, очень, очень важная информация. И очень дорогая. И я готова, готова… Любую форму оплаты, любую…

– Договорились, – сказал эльф, поднимаясь. – Будем считать, что вы, милая Офла, моя должница. И когда я попрошу вас оказать мне одну неформальную услугу…

– Я ее с удовольствием выполню! – Офла выскочила из-за стола и бросилась к эльфу с явным намерением заключить его в объятия.

Малач не стал этому противиться и даже позволил поцеловать себя в губы, но почти тут же, отстранившись, прервал поцелуй, который мог слишком затянуться.

– Эту услугу вы должны будете выполнить в следующий раз, – сказал эльф. – Договорились?

– Договорились, – сказала Офла и, вздохнув, капризно надула губы.

Солнечный луч, проскользнувший между занавесками, упал на спящего Тубуза. Лекпин приоткрыл глаза, зажмурился, громко чихнул, сел на кровати и опустил ноги на пол. На его лице играла улыбка, очевидно связанная с тем, что он видел во сне, и, очевидно, эти сновидения имели любовную направленность. Однако по мере окончательного пробуждения улыбка исчезала, и вот уже лицо исказила гримаса боли и скорби.

Все тело болело так, словно он полночи разгружал мешки с рыбой, мысли кружились от воспоминаний о множестве произошедших за последнее время событий. Хорошо еще, что свое целебное действие оказали эльфийские мази и снадобья, без них лекпин, наверное, вообще бы не смог подняться.

Оставив Железяку мирно посапывать в своей кровати, Тубуз поплелся в ванную комнату. Но на полпути до него донесся ароматный запах кофе и еще чего-то пряного и ужасно аппетитного. Желудок лекпина тут же напомнил, что со вчерашнего обеда в нем не было маковой росинки, и ноги сами понесли его на кухню. Дверь в нее была открыта, и лекпин, еще из коридора завидев заставленный различными яствами стол, бросился к нему с вытянутыми вперед руками.

– Ой! – вдруг заставил его остановиться в шаге от стола чей-то вскрик.

Тубуз повернул голову и увидел Ксану, завернутую в белоснежное мохнатое полотенце, которая глядела на него, прикрывая рот ладошками. О том, что в доме присутствует особа женского пола, лекпин совершенно забыл, поэтому направлялся в ванную комнату абсолютно неглиже.

– Ой! – тоже вскрикнул он и, мгновенно покраснев, выскочил обратно в коридор под смех, который больше не могла сдерживать его соплеменница.

– Я это… не нарочно я, – подал он голос из-за двери. – Извини!

– Ладно-ладно, негодник ты этакий, – сказала Ксана. – Иди, умывайся да одевайся, а потом приходи завтракать.

Быстренько умывшись, Тубуз, подражая Ксане, завернулся в такое же белоснежное полотенце и прошествовал на кухню. Девушка уже сидела за столом и маленькими глотками попивала кофе. В центре стола стояла сковородка, накрытая крышкой, из-под которой доносился тот самый пряный аромат.

– Стой-стой-стой. – Ксана заставила остановиться руку, потянувшуюся к сковороде. – А Железяка-то где? Спит, что ли, еще?

– Да пускай дрыхнет, а мы тут с тобой пока потрескаем. – Он взялся за крышку сковороды, но Ксана легонько шлепнула по его руке полотенцем.

– Иди-ка сначала разбуди своего друга. А то, чувствую, если ты примешься за еду, Железяке ничего не достанется!

Схватив из блюда в виде морской черепахи засахаренный пряник, Тубуз отправился в гостевую спальню. Но дойти до нее лекпин не успел. Во входную дверь вдруг кто-то громко стукнул, затем стук повторился, а затем дверь вместе с крепким дубовым косяком влетела внутрь дома. А вместе с ней влетел спиной вперед не кто иной, как тролль Пуслан. Влетел и рухнул на пол, отчего весь дом вздрогнул, а посуда на столе и в шкафах громко зазвенела.

Тубуз подскочил к приятелю, который так и остался лежать на спине. Темно-коричневые выпученные глаза тролля безумно вращались, короткие черные волосы, больше похожие на жесткую проволоку, были всклокочены, на правом плече плащ был порван, и под ним зияла рана, сочившаяся темно-зеленой кровью. В правой руке был намертво зажат обломок дубинки, в левой – тролльский нож, лезвие которого было окрашено во все тот же темно-зеленый цвет. Пуслан повращал глазами, попытался что-то сказать, но издал лишь хрип. Веки его закрылись, и только по тяжело вздымавшейся груди можно было понять, что он пока не умер.

– Железяка-а-а-а! Ксана-а-а! Сюда-а-а-а! – заорал Тубуз.

Ксана и сама уже выскочила в коридор и бросилась к троллю. Присев перед ним на колени, девушка попыталась приподнять его голову, но та оказалась слишком тяжела. В этот момент в прихожей появился заспанный Железяка.

– Землетрясение, что ли? – спросил он и замер, раскрыв рот.

– Что вы стоите-то, олухи?! – закричала Ксана. – Делайте же что-нибудь!

– Да что делать-то, Ксаночка? – взмолился Тубуз.

– Воды принесите! И еще что-нибудь, чтобы под голову ему подложить. Подушку несите, а лучше две!

Лекпины бросились исполнять приказания и сразу столкнулись, после чего Алеф, как менее упитанный, упал, а Тубуз ловко перескочил через него и помчался в спальню. Через несколько секунд он уже был рядом с Пусланом и Ксаной с двумя большими подушками и помогал девушке подсовывать их под голову троллю. Железяка тем временем принес из кухни кастрюлю, наполненную водой.

– Морской дьявол! – выругалась Ксана, увидев, что подушки под Пусланом сразу окрасились кровью. – У него и на голове рана!

– Кто же это его так? – удивился Алеф. – Такого огромного, такого сильного!!!

– Потом сам у него спросишь. А сейчас беги со всех ног к факультетскому лекарю, господину Черму. Ты должен успеть застать его дома и привести сюда, – командовала Ксана. – А потом обязательно найди профессора Малача и сообщи ему обо всем. Он отправился в дом госпожи Офлы, это в центре города. Найдешь?

– Найду.

– Тогда беги быстрей. Только накинь на себя что-нибудь, а то всех прохожих распугаешь. А ты принеси с кухни нож поострее, – велела она Тубузу.

Не прошло и минуты, как Железяка выскочил на улицу через бесформенную дыру, зиявшую на месте двери, а его приятель вернулся из кухни, принеся сразу три ножа. Ксана схватила самый большой из них и разрезала тесемки плаща, а затем и кожаную рубашку тролля.

– Чем это его, бедного? – ужаснулась девушка, увидев глубокую рваную рану.

– Меня больше интересует – кто?

– А меня – какие этому громиле нужны лекарства? – вздохнула Ксана, прикладывая к ране полотенце, которое тут же пропиталось кровью.

– Как ты думаешь, он не умрет? – спросил Тубуз.

– Таких вопросов о раненых никогда нельзя задавать. Это очень плохая примета!

Ксана сменила три полотенца, а кровь все никак не останавливалась. Раной на голове она вообще не занималась, справедливо считая, что тролля лучше не переворачивать на бок. Впрочем, на это у нее с лекпином могло бы и не хватить сил. Наконец в дом вбежал господин Черм. Весь красный, обливающийся потом, запыхавшийся, в белой докторской шапочке, сбившейся на глаз, с большим саквояжем в руке.

– Где он? – закричал он. – Где?

– Здесь, господин главный факультетский лекарь. Я обработала рану на плече, но ту, что на затылке, пока не осматривала…

– Уф! При чем здесь тролль? – еще громче закричал Черм. – Где декан, где господин Кшиштовицкий?

– Мы не знаем, – в один голос сказали Ксана и Тубуз.

– Уф! Ничего не понимаю! Ко мне примчался лекпин из новеньких, весь разными железячками увешан, и сказал, что в доме профессора Малача лежит раненый господин Кшиштовицкий…

– Это какая-то ошибка, здесь лежит раненый – пожал плечами Тубуз, а про себя подумал: «Железяка, ай да хитрец, заставил этого толстяка неповоротливого бегом бежать».

– Господин главный факультетский лекарь, может, вы все-таки окажите помощь раненому? – взмолилась Ксана.

– Да-да, конечно, уф, уф… – Черм закатал рукава халата, опустился рядом с троллем на колени и открыл саквояж. После чего принялся осматривать и ощупывать рану на плече.

– Так, – обратился он к лекпинке через минуту, – судя по всему, ты имеешь опыт обработки раненых. Будешь мне помогать. Уф! А ты, как там тебя, давай-ка дуй отсюда, а то будут у нас два бесчувственных тела.

– Да вы за меня не волнуйтесь! – возмутился Тубуз. – Я, знаете, какой смелый!

– Что ж, поживем – увидим, – пробормотал лекарь и сделал длинным скальпелем глубокий надрез поперек раны. Из нее во все стороны брызнула кровь, затем раздался звук, словно кто-то уронил мешок картошки.

Ксана обернулась на звук:

– Может, дать ему нюхательной соли?

– Троллю? Нет, пока не надо…

– Да нет, лекпину Тубузу, он все-таки упал в обморок.

– Пусть пока полежит, – сказал Черм, делая еще надрез, – хоть мешаться не будет. Давай пинцет семь. Рана-то непростая, ох, непростая…

– Магия? – испуганно спросила Ксана.

– Она самая. Червь черный в ране, и, похоже, не один. Давай, давай пинцет! Уф, уф…

Профессор Малач, Железяка, Тубуз и Ксана молча сидели в столовой за обеденным столом. По их виду было ясно, что настроение каждого оставляло желать лучшего. Особенно хмурым выглядел Малач, который, не поднимая глаз, ковырялся вилкой в тарелке и до сих пор не попробовал ни кусочка жареной форели, усыпанной луком и зеленью, которую приготовила Ксана. Тубуз с каким-то отупевшим видом допивал уже четвертую кружку чая, Железяка внимательнейшим образом рассматривал нож из столового прибора эльфа – создавалось такое впечатление, что в руках у него бесценное произведение искусства. Ксана обеспокоенно переводила взгляд из-под своих больших круглых очков с профессора на стоявшую на столе стеклянную колбу с притертой пробкой, в которой плавали два черных червя. Каждый червь был длиной с указательный палец гнома и толщиной с мизинец лекпина. Их кольчатые тела имели множество коротких подвижных ножек, головы венчали маленькие розовые рожки. Плавая в колбе, черви выглядели вполне безобидно – не то, что когда копошились в ране Пуслана, выгрызая его плоть…

На самом деле червей в ране тролля было пять, но трех после удачного извлечения унес с собой доктор Черм, направившийся прямиком в факультетскую медицинскую лабораторию. Двух оставшихся Малач намеревался исследовать лично.

Черм покинул дом профессора примерно час назад, после того как все присутствующие вместе с двумя гномами, приглашенными для ремонта двери, перетащили громилу на второй этаж и положили на кровать, подставив кресло под не поместившиеся на ней ноги. С тех пор Пуслан так и не приходил в сознание.

– Пойду посмотрю, как он там, – не выдержал Тубуз.

– Пойди, пойди, пойди, – словно бы про себя сказал Малач, – только все равно он пока без сознания. Черм сказал, что он часа два с половиной в себя не придет.

– Ну, просто пойду посмотрю, – сказал тот. – А то чай этот сил больше нет пить.

– Посмотри, посмотри, посмотри…

Тубуз поплелся в спальню, откуда все это время доносилось монотонное бормотание. Непередаваемая череда звуков и гырканий на тролльском языке изредка прерывались вопросами: «Кто ты? Ты – я? Я тебя убить. Я тебя…» Если не принимать во внимание тяжесть ситуации, лежащий на кровати Пуслан выглядел довольно комично. Его большая голова, туго перевязанная белоснежными бинтами, напоминала голову снеговика. Не хватало только морковки вместо носа.

Грустно улыбнувшись, Тубуз присел на стоящую рядом с кроватью табуретку. Взяв тролля за руку, лекпин принялся шептать:

– Пусланчик, ты же поправишься. Обязательно поправишься. Доктор Черм свое дело знает. Он над тобой так колдовал, что я даже в обморок упал. Ты же вон какой здоровенный, мы тебя до кровати еле-еле доперли. Так что давай, поправляйся. А то кто же нас с Железякой зимой рыбу будет учить ловить?

– Гр-гр, – всхрапнул тролль и неожиданно дернул рукой, да так, что Тубуз, словно пушинка, слетел с табуретки на пол.

– Ох-хо-хо, – только и сказал лекпин, поднимаясь.

– Гр, гр, тролль тут. Где тут тролль я? – пробормотал Пуслан.

– Тут ты, тут, – сказал Тубуз, вновь усаживаясь на табуретку.

– Да. Тролль тут, тут тролль. Гр, болит все тут у меня, где я?

– Конечно же, болит, – вздохнул лекпин, уставившись в пол. – Как не болеть, если в башке черви поко вырялись.

– Гр-гр, где я опять, где я тут?

– Да тут ты, тут! Никуда не делся…

– Глупый лекпин! Где я?

– Пусланчик? – Тубуз вскочил с табуретки, уставился на великана и увидел открытые глаза, следившие за ним из-под бинтов, словно мыши из норок.

– Эй! Все сюда, он, кажется, очнулся! – во все горло завопил лекпин.

Через несколько секунд Малач, Железяка и Ксана вбежали в спальню и, окружив тролля, наперебой стали задавать вопросы:

– Как ты? Кто это тебя? Что случилось?

Пуслан сосредоточенно переводил взгляд с одного на другого, но только открывал рот для ответа, как следовал новый вопрос, и он уже старался сосредоточиться для нового ответа.

– Стоп! – скомандовал Малач, подняв руки. – Так мы ничего не добьемся! Спрашивать буду я, а вы пока помолчите… Тролль Пуслан, ты можешь говорить?

– Гр…

– Тебе надо выпить лекарство, которое оставил доктор Черм. Оно придаст тебе силы.

– Гр…

– Ксана, помоги-ка мне.

Эльф взял с пола большую кастрюлю, наполненную мутной жидкостью, и поднес ее к губам тролля, в то время как девушка не без труда приподняла тому голову. Пуслан вытянул губы и в несколько шумных глотков осушил сосуд.

– Тьфу, – тут же скривился он. – Лучше бы каменки дать мне.

– Нельзя тебе каменки, дружище, – улыбнулся Малач. – Доктор строго запретил всякие крепкие напитки, кроме лекарств.

– Гр-гр.

– Расскажи-ка нам лучше, что с тобой произошло? Что случилось?

– Гр-гр, дать мне камневки?

– Нет, нельзя! – В голосе эльфа прозвучали железные нотки.

– Гр, жалко… Ладно, я скажу тут…

И Пуслан сбивчиво, постоянно гыркая, поведал окружившим его друзьям следующую историю.

Он неторопливо шел по одной из улиц факультетского замка в гости к своему соплеменнику Щербеню. Поравнявшись с Тупиком Испытаний, тролль услышал донесшийся из его полутемных закоулков жалобный крик, а затем увидел бегущего к нему гоблина. Тот одной рукой держался за живот, второй – за ухо, которое заметно изменило свою форму и напоминало увядший капустный лист. За беднягой, почти настигая его, с яростными криками бежали с десяток гоблинов, размахивающих палками и дубинками, причем у одного из них дубинка была боевой, то есть утыканной острыми кусками камня.

Поравнявшись с Пусланом, беглец, словно за спасительную стену, юркнул за его спину и стал молить о защите, видимо приняв тролля за одного из представителей факультетской стражи. Преследователи остановились перед Пусланом за пять шагов, и тут же владелец боевой дубинки потребовал, чтобы он проваливал подобру-поздорову. Будь у Пуслана брови, он бы не повел ни одной из них. Вместо этого тролль поинтересовался, зачем у наглого зеленована в руках запрещенная дубинка и давно ли он имел дело с факультетской стражей. Гоблин позеленел еще больше, закричал, что не боится толстых, уродливых серых увальней, после чего вместе со всей шайкой набросился на тролля.

– Гр-гр-гр, – отвлекся Пуслан от изложения событий, – они думали, гр, что тролль будет неповоротлив. Нет! Тролль тоже достал свою дубинку, гр-гр…

Пуслан ткнул ближайшего гоблина, и тот отлетел в сторону, словно резиновый мячик. Однако остальных это не остановило. Словно стая шакалов, они с разных сторон стали наскакивать на тролля и, несмотря на то, что с каждым удачным взмахом дубинки великана ряды их таяли, гоблины не отступали и даже смогли нанести несколько точных ударов…

– Гр, для меня это все равно что комар для лекпина… – сказал Пуслан и замолчал.

– Ну, а дальше, что было дальше? – не удержался Тубуз. – Неужели это гоблины тебя так отмутузили?!

– Гр, нет! Гоблины нет. Из тупика выйти тролль и…

– Тролль? На тебя напал тролль-стражник? – Удивлению Малача не было предела.

– Плохо, гр… хуже… Это не был стражник…

– Кто? Скажи, кто это был? – закричал профессор.

– Гр, плохо…

– Кто?!

– Гр, очень плохо…

– Кто-о-о?!

– Это, гр… это был я!

Глава четырнадцатая

НОЧНОЙ ПРИЛЕТ

Если бы кто-нибудь в этот час обратил внимание на особняк профессора факультета рыболовной магии эльфа Малача, то, несмотря на начавшие сгущаться сумерки, не увидел бы в окнах ни одного огонька, ни одной самой тонкой полоски света, которая могла бы пробиться сквозь закрытые ставни. Не услышал бы из дома проходящий мимо пешеход и ни одного звука. Дело в том, что ставни были не только плотно закрыты и укреплены поперечными стальными полосами, но еще и занавешены изнутри специальными полотнищами.

Эти тончайшие эльфийские полотнища, сотканные сотни лет назад, имели свойство абсолютно препятствовать как обычным, так и магическим свету и звуку, и ничьи непрошеные глаза, уши и разум не могли их преодолеть. Благодаря наложенным Малачом на входную дверь нескольким магическим засовам проникнуть в дом было сложнее, чем разрушить его стены. Другими словами, дом был превращен в настоящую крепость.