Высшая форма логики Обухова Оксана

Вероника согнулась, оплела лодыжками ножки табурета и увела взгляд под стол. Увидев крошки, на автомате вспомнила о венике… Не время!

– Поплавский… совсем из другого мира, понимаете? Мне с ним сложно. Сложно не только… – Ника замялась, подбирая выражения, и села прямо, – из-за того, что я о нем знаю, а в принципе. Находиться рядом, слушать его… Я не могу его понять, он меня дико бесит! Я уже взрослая девочка и от людей, которые так раздражают, держусь подальше. Имею право, я не в школе и не в офисе, где одноклассников и коллег не выбирают…

– Я понимаю, – мягко перебил Котов, – и сделаю все возможное, чтобы ваша следующая встреча стала последней.

– И бояться его нечего, – вставил Окунев, – он не такой, как…

Вероника перебросила на капитана недовольный взгляд:

– Как Тополев, да?

Окунев поморщился:

– Да. Профиль и размах у них разный, – продолжил прерванную мысль, – у антиквара нет своих людей. В тот раз он к тебе моментально хвост прицепил, сейчас – пуф! – Капитан развел руками. – Пусто. Все его люди у нас «отдыхают».

– Ну да, не Аль Капоне, успокоил.

– Он грамотный человек, – спокойно продолжил Котов, – лишних людей кормить не собирается. А еще он чистодел. Те два убийства, когда погибли горничная и охранник, произошли случайно. В его команде были не налетчики, а высокоуровневые специалисты – необходимый минимум. Сейчас Поплавский остался один и подбирает новую команду, и, как ему кажется, зацепив бригаду, отработавшую «сильфиду», он схватил Бога за бороду. Так что бояться его нечего, он в нас заинтересован больше.

– Получается… – Вероника с непритворной беспомощностью оглядела мужчин, – мне ему звонить и назначать встречу?

– Да, – кивнул Котов и пожал плечами, – зачем тянуть? Назначай на завтра, на час дня.

Окунев достал из внутреннего кармана своего пижонского пиджака листок бумаги и положил его перед оробевшей Вероникой:

– Здесь адрес, позже отправишь его эсэмэс. ОК? И не нервничай! Громкую связь включить не забудь.

Для борьбы со страхами и комплексами у Вероники были два проверенных средства: маленько хряпнуть коньячку, как в случае с картами, или вызвать у себя прилив адреналиновой бесшабашности. Рядом с тремя сочувствующими мужчинами адреналин вызывался слабо, пить не хотелось совершенно, а потому первоначально разговор с Поплавским сложился так себе. Как будто антиквару позвонила мышь, замучившаяся потеть под веником.

– Доброго вечера, Аркадий Валентинович, это Вероника, – пропищала относительно добровольная помощница внутренних органов.

– И вам не хворать, незабвенная Вероника Дмитриевна! – потек из трубки густой до приторности голос антиквара. – У вас есть для меня известия, душа моя?

Слов нет, Веронике нравилось общаться с культурными людьми, использующими в речи литературные обороты, но антиквар так перебарщивал с витиеватыми любезностями, что появлялось подозрение: а не издевается ли он, зараза?!

А потому, задолбавшаяся с вениками мышь, получив от злости необходимый всплеск эмоций, мгновенно охамела:

– Душу я вам, драгоценный, никогда не заложу! С вас и старушек, приносящих в вашу лавку перстеньки с серебряными ложечками, за глаза и за уши! Встреча завтра, в час дня, адрес скину СМС. – И рыкнула: – Устроит?

– Да, – сипло согласился пораженный ее выступлением лавочник.

– Адью.

Вероника выключила телефон. Исподлобья оглядела примолкших мужиков и поинтересовалась:

– Ну как? Нормально?

– Высший класс, – кивнул Окунев и почему-то с сочувствием поглядел на всем довольного Ковалева.

Встречу Валентиновичу назначили в баре-караоке. Практически пустующем в разгар рабочего дня, вторника.

К караоке Вероника подрулила на своем новеньком «рено», приобретенном на премии от Тополева и облегченно выдохнувших страховщиков, узнавших, что «Поцелуй сильфиды» не считается украденным. Не оборачиваясь к сидящему на заднем сиденье Котову, буркнула:

– Ну? Я пошла?

– Да, с Богом, – отозвался Котов. – Все будет хорошо. Ни пуха ни пера.

Пробормотав в ответ старомодное ругательство, Ника выбралась из «рено», немного огляделась и, не найдя ничего подозрительного поблизости, поскальзываясь на обледеневшей парковке, порысила к входу. Обойдя вниманием гардероб и мало заселенный бар, за стойкой которого скучали две тощие нимфетки с кофе, Ника попросила конопатого секьюрити направить ее в сторону зарезервированного певческого кабинета под номером четыре и была сопровождена в нужном ей направлении. По дороге поинтересовалась для проформы у сопровождения:

– Кто-то из моих друзей уже пришел?

– Нет, – односложно отчитался рыжий.

Чего и следовало ожидать. Ника приехала немного раньше, Поплавский, по предположению Котова, появится минута в минуту.

Девушка зашла в весьма немаленький кабинет с пухлым диваном и парой кресел, обтянутых огнеупорным черным дерматином. Зябко поежившись, размотала шарф и сбросила на спинку кресла куртку. Потом застыла в центре комнаты и от нечего делать копнула вглубь себя: «Мне страшно или нет?»

Волнительно, пожалуй, да. Но, главное, набившие оскомину терзания: «Что я здесь делаю, чем занимаюсь, когда это закончится…», мудро остались дома. Ника уже давно запуталась в самой себе. Она никогда не считала себя любительницей драйва и прочего улета. Она выбрала себе самую мирную профессию. Хотя… папа у нее военный, в Афганистане воевал…

Господи, да при чем здесь папа и прочее мужское! Ника трезво отдавала себе отчет: она начинала получать замысловатое удовольствие, когда у нее получалось решить некую логическую загадку, распутать криминальный узел. Казалось: она рецепты чьей-то жизни сочиняет, разбирается в ингредиентах.

Не хочется подсесть на кайф, в корне противоположный кормлению людей и способный в потенциале лишить ее нормального окружения. «Один новый дружок уже сидит в машине, скоро и другой потенциал заявится…» Нормальные товарищи подбираются у двадцатисемилетнего кондитера, да?

Догадавшись, что снова начинает ковыряться в себе и рефлексировать, Ника взлохматила нахватавшие снега волосы, подвигала губами, разгоняя по ним помаду, и чуть не произвела следующий жест готовившейся к свиданию девицы – едва бюстгальтер не поддернула повыше.

Блин. Мысленно хихикнув, она из-под ресниц поглядела по сторонам и вверх: «Интересно, где здесь камеры припрятали?» Запись предстоящей встречи с Поплавским наверняка организована, Вероника только что едва не добавила в жизнь полицейских немного искреннего веселья.

На этой задорной ноте кулинар и встретила проникшего в кабинет искусствоведа.

– Аркадий Валентинович, – произвела жизнерадостный оскал на все тридцать два жемчужно-белых, – мое почтение!

Поплавский, не ожидавший от Вероники такого оживления и оптимизма – распрощались они вчера довольно-таки сухо, – порядком растерялся и впервые позабыл припечатать ее какой-нибудь «душенькой-озорницей».

– Добрый день, – промямлил он. – А… – оглядел кабинет, как будто некий дядя Ники мог прятаться за креслом, – где…

– Один момент. Все будет. – Продолжая лучезарно скалиться, кондитер достала из заднего кармана джинсов телефон, произведя набор, сказала в трубку: – Мы на месте, дядя, все в порядке, тихо, ждем.

– Конечно, – догадавшись о причине отсутствия родственника поварихи, уважительно кивнул Аркадий Валентинович и внезапно шагнул к Нике, схватил ее за руку и быстро зашептал: – Вероника Дмитриевна, у меня сложилось впечатление, будто вы чем-то на меня обижены. Скажите честно, что я делаю не так? Ну почему вы постоянно на меня сердитесь?!

О как. Ника оторопела и забыла вытянуть свою руку из влажных ладошек взволновавшегося антиквара. Оказывается, он ее тоже разгадать не может? Понимает, что они из разного теста, и зубки неожиданно обломал об «скромно одетую девушку»?

– Я не сержусь, – сказала Вероника и безуспешно попыталась выудить свои пальцы. – Я вам уже говорила, что не люблю фамильярности.

– Ну, право слово… – антиквар вернулся к привычному актерству и плаксиво надул губы, – ну простите старика… Я с вами разговариваю, как привык… Я ничего не понимаю в современной молодежи! Для меня слово «респект» звучит ругательством!

Аркадий Валентинович с почти искренней мольбой смотрел на Веронику, и к той невольно подкралось подозрение: слинять отсюда сразу-сразу, как Котов обещал, у нее почему-то не получится. Вон как Валентинович в нее вцепился.

«А может быть, ему просто страшно? Ведь это он рискует…»

Ника положила вторую ладонь на сцепку из их с антикваром пальцев, мягко надавила, разжимая хватку Поплавского:

– Я не сержусь на вас, Аркадий Валентинович. Поверьте, мне есть на кого сердиться гораздо сильнее. Вы в этой очереди даже не пятидесятый номер.

– Правда? – Искусствовед внезапно округлил глаза. – У вас так много недоброжелателей? Бедняжка.

«Н-да, с номерами я что-то того… переборщила». Зато отвлекла его и руку высвободила.

Качественно посочувствовать и развить успех антиквару помешал вошедший Котов. Высоченный и широкоплечий, в кепке с опущенными клапанами-наушниками, очках с чуть затемненными стеклами-«хамелеонами» и в медицинской маске на пол-лица.

Внушительно смотрелось. Даже для кондитера. На месте Аркадия Валентиновича Ника б окончательно струхнула.

Но Валентинович был господином не из робкого десятка. Поздоровавшись с вошедшим мужчиной легким поклоном, искусствовед пытливо поинтересовался:

– Кирилл Андреевич, как я понимаю?

– Если угодно, – невозмутимо, но с интригой вынес Котов. Раскинув полы длинного пальто, засунул руки в карманы брюк, явно намекая, что к рукопожатиям не расположен. – О чем вы хотели со мной поговорить, Аркадий Валентинович?

– Присядем? – предложил Поплавский. Собрался приобнять за талию кондитера, сдвигая ту к креслу. Но вовремя опомнился и опустил ручонки по швам. – Вероника? Может быть, кофе? Сока?

Скорее всего, некоторая пауза и отвлекающие вопросы понадобились Поплавскому, чтобы, так сказать, втянуть ноздрями воздух и попробовать понять, в каком ключе вести переговоры. Когда его собеседники отказались угощаться и сели по креслам, Аркадий Валентинович, поддернув фиолетовые брюки, примостился на диване. Пробормотал «нуте-с» и наконец-то приступил:

– Мне хочется надеяться, что обмениваться верительными грамотами нам не нужно. Так? – Котов кивнул, и антиквар двинулся дальше. – У меня… точнее, у моего друга есть проблема, для решения которой нужны люди определенной квалификации.

– Проблема? – Брови «Кирилла Андреевича» уползли под кепку.

– Да. Чистейшей воды – проблема! И если вы согласитесь нам помочь… то, поверьте, внакладе не останетесь. Мой друг очень, очень благодарный человек.

– Суть вопроса?

– Я могу рассчитывать на конфиденциальность?

Из-под маски Котова донеслось досадливое фырканье. Аркадий Валентинович обрадовался, ударил ладошками по бедрам и собрался поделиться сутью чужих проблем, но ему помешала Вероника.

– А можно я пойду, а? У меня дела, я вас познакомила…

Не тут-то было!

– Вероника, – потянулся к собравшейся встать с кресла девушке Поплавский, – я вас очень прошу, останьтесь! Вы мне нужны!

– Я? – Ника ткнула себя пальцем в центр грудины.

– Да! Именно вы! Послушайте, пожалуйста, и все поймете!

– Ну ладно. – Вероника пожала плечами и вернула руки на подлокотники кресла.

– Кирилл Андреевич, Вероника, мой друг – завзятый клептоман. Увы. В прошлом году он совершил страшную ошибку, в которой признался мне совсем недавно. Пятнадцатого декабря прошлого года его пригласили на торжество в очень достойный дом. У хозяев этого дома, понимаете ли… – Поплавский замялся, – есть… точнее, была одна занятная вещица…

Занятной вещью оказалась самая обычная серебряная ложка, десертная. Подаренная, правда, Вольфом Мессингом. Когда-то, тыщу лет назад, друзья позвали Вольфа Григорьевича на день рождения маленькой девочки, Нюрочки. Та пятилетняя Нюрочка, заваленная куклами и плюшевыми зайцами, капризничала за столом, отказывалась кушать дефицитный по тем временам творожок. И Вольф Григорьевич достал из кармана принесенный им подарок – серебряную ложечку в бархатном футляре. Извлек ее наружу, закрыв глаза, подержал между ладонями и, обтерев салфеткой, протянул девчушке:

– Нюрочка! Это волшебная ложка. Пока ты будешь кушать ею творожок, в твоем доме всегда будут денюжки, чтоб мама с папой покупали тебе новых кукол и конфеты.

Непонятно, насколько Нюрочка прониклась эпичностью подарка, но семейная легенда гласит, что творожок тогда сметливая новорожденная сметелила до крошки. А дальше стала относиться к кисломолочным продуктам с огромным пиететом и выросла здоровой, красивой и завсегда с богатством. С годами превратилась в Анну Леопольдовну, а ложку берегла словно зеницу ока.

Лет десять назад уже очень зрелая Нюра вышла замуж за канадца и переехала в Ванкувер. Не шибко полюбила тамошнюю новую родню, по слухам заподозрившую дедушкину «молодуху» в корысти. А потому, обидевшись, зловредно оставила эпическую ложку в России, в доме старшего сына. Но, помня о завете увенчанного лаврами провидца, обязательно приезжала на родину отмечать свой очередной день рождения и кушать, кушать творожок.

– Что, неужели ложка работает? – впечатлилась историей «плюшевая» ворожея. – Даже если ее только раз в году использовать?

– Ну, если младший сын Анны Леопольдовны в «Форбс» засветился, а у нового мужа бизнес в гору попер, значит, работает, – печально подтвердил Аркадий Валентинович.

– Ни фига себе, – присвистнула кондитер. – Ваш друг совсем… – Ника не договорила.

– Полный идиот, – вздохнул искусствовед, – конченый.

– А эти его друзья… с ложкой, знают, что он клептоман?

– Ни боже мой! Это тайна за семью печатями! Мой друг известный человек, весьма-весьма небедный…

– Так что же тогда клептоманит?

– Болезнь. Не властен над собой. Попал на день рождения Анны Леопольдовны и не удержался, потихоньку стащил из футляра легендарный прибор. Футляр убирали за стекло в сервант уже… мгм, не совсем трезвые домочадцы, разницу в весе пустого футляра никто не заметил… Я, право слово, уже намучился с этим своим другом! Несколько раз, по доброте душевной, вытаскивал его из похожих ситуаций, но сейчас… сейчас обстоятельства несколько изменились, и мне приходится искать помощников. Вся надежда только на вас, уважаемые Вероника и Кирилл Андреевич.

Ника поглядела на гениального вора Котова, не проронившего за последние десять минут ни слова. И тот подачу принял.

– Цена вопроса?

– Триста тысяч.

– Рублей? Не интересно. – Котов стал приподниматься.

– Четыреста!

«Кирилл Андреевич» продолжил движение, и Валентинович воскликнул:

– Полмиллиона! – и трагически добавил: – Рублей. Имейте сострадание к больному человеку!

– Больных лечат, – равнодушно отметил вернувшийся на кресло Котов. – Я же пока только готов вас выслушать и ничего не обещаю.

– Да, да, конечно, – пристыженный Аркадий Валентинович достал из кармана клетчатого черного с синим пиджака неожиданно однотонный коричневый платок и промокнул им лоб, – проблема в том, господа, что в дом Михаила Дмитриевича не попасть. Он живет в отлично охраняемом поселке, в соседях о-о-очень непростые люди, увешавшие все столбы видеокамерами, везде собаки и охрана… Но в самом доме камер нет. Если попасть в дом, то вернуть на место ложечку получится довольно просто… людям с определенной квалификацией. Нужно только сервант вскрыть и футляр.

– А как попасть?

– Я уже, простите, Вероника Дмитриевна, закинул удочку. Через седьмые руки посоветовал Михаилу Дмитриевичу пригласить на пятнадцатое декабря, на день рождения маменьки, одну замечательную девушку-кондитера…

Твою мать!!! Каким-то чудом Вероника не выругалась вслух и подхватила отвалившуюся челюсть. «Мне что… опять?! – задохнулась мысленно гневным воплем. – Да ни за что!»

– Сколько мы можем думать? – услышала Ника вопрос Котова и снова начала дышать.

– Недолго, умоляю. Пятнадцатое скоро. Я не успел вам кое-что еще сказать, маменька Михаила Дмитриевича обожает всяческие зрелища, даже с новым мужем познакомилась на представлении цирка дю Солей. Так вот я донес до Михаила сведения, что Вероника отлично работает на кейтеринге… я видел ваш сайт, Ника. Чего вам стоит артистично приготовить для бабушки творожный десерт?

– Про ложечку стащить вы не забыли? – злобно поинтересовалась артистичная повариха.

– Вернуть! – поправил антиквар. – Послушайте, вам нужно будет сделать предварительную прикидку, так? Приехать в дом, где сейчас полный кавардак, идет подготовка к ежегодному приезду бабушки, посмотреть, как расставить этот ваш реквизит для кейтеринга… Как раз в том самом зале, где стоит этот злосчастный сервант с пустым футляром!

Заметив, что «разведчица» Полумятова приготовилась дерзить, гениальный вор попросил у антиквара тайм-аут.

– Мы будем думать, Аркадий Валентинович.

– Недолго?

– Да.

Под это обещание «подельника» Вероника вылетела из кресла, подхватила шарф и куртку, пулей вынеслась из кабинета. Она всерьез переживала, что может сорваться, надерзить Поплавскому или Котову и испортить все дело. Мысль, что ее уговаривали не воровать, а вернуть украденную вещь, ничуть ее не успокаивала. Из горла рвался вопль: «А без меня никак не обойтись?!», и потому Ника попросту сбежала. Пронеслась по коридору до барной стойки, удивила, а может быть, и напугала своим злющим видом двух анемичных нимфеток-кофеманок. Швырнула одежду на высокий круглый табурет и, недолго думая, просипела симпатичному бармену:

– Текилы. Пятьдесят. Нет, сто! И лимон, не лайм.

Бросила яростный взгляд в сторону коридора, по которому неторопливо шествовали разговаривающие вор и антиквар. Побарабанила пальцами по стойке и шумно вздохнула.

– Пойдем отсюда, Нелли, – сказала за ее спиной одна из юниц. – Сейчас эта тетка скандалить будет.

Вероника обернулась на догадливую девочку с задорными хвостиками схваченных разноцветными резинками волос, словила сразу два высокомерных взора и опустила нос к столешнице. Тетка. Дожила, блин.

К пребывающей во взлохмаченном состоянии Веронике подошел Игнат. Слегка согнувшись, поставил локти на барную стойку и, ничего не говоря, уперся взглядом в выставку бутылей напротив.

– О чем вы сейчас говорили? – буркнула «тетка».

– Аркадий интересовался, хватит ли твоей квалификации для вскрытия серванта и футляра.

– Надеюсь, ты сказал ему правду. Машину поведешь? Мне надо выпить.

– Конечно.

Вероника получила от бармена большую стопку с кристалликами соли, налипшими на ободок, подвинула к себе тарелочку с дольками лимона. И, прикинув свои возможности и вероятную пользу, сделала внушительный глоток, предварив его тостом: «Ну, за мир во всем мире».

– Так ты ему сказал правду? – горько морщась от ядовитой кислоты лимона, жуя, спросила кулинар.

– Господи, что тебя беспокоит…

– Я повторяю. Ты. Ему. Сказал?

– Нет. Мы же попросили паузу для размышлений.

– Интересно, – Ника развернулась полу-боком к Котову, стянувшему с лица медицинскую маску, прищурилась, – и когда ты собираешься ему сказать, что я иногда и калитку у родителей на даче не с первого раза открываю?

Телефон Вероники тренькнул, информируя о поступившем сообщении. Хозяйка аппарата скосила глаза на осветившийся дисплей и выдохнула, обтирая руки о салфетку:

– О как! Поплавский мне привет отправил. С файлом.

– Открой его, пожалуйста.

Жующая Ника открыла сообщение и файл… В нем было несколько фотографий: вид старинного серванта, крупный план его замка и фото фарфорово улыбающейся бабушки. Судя по всему, Анны Леопольдовны, сидевшей в кресле у стола, на котором лежал распахнутый футляр с небольшой серебряной ложкой.

Игнат поглядел на присланные снимки и тихо произнес:

– Говорить Поплавскому, что ты не сумеешь вскрыть этот сервант, было глупо. Он умный человек. Понимает, что я могу научить тебя вскрывать такие замки за полчаса.

– Серьезно? – удивилась Вероника и очень некстати вспомнила не только вредный замок на дачной калитке, но и недавнюю историю, когда она приехала к родителям в поселок и поняла, что забыла ключи от дачи дома. А мама с папой в магазин уехали и на два часа застряли в пробке. Нике тогда пришлось лезть через забор, потом выбрасывать любимые шорты, зацепившиеся непонятно за что на заборе.

– Абсолютно, – подтвердил невозмутимый Кот.

– Слушай… а как ты вообще всему этому научился? Ты же… ты не похож на уголовника.

Ника внимательно поглядела на стоящего рядом сорокалетнего мужчину, похожего на обеспеченного потомственного интеллигента. Таких уравновешенных типов обожают женщины любого возраста, от ускользнувших от бара нимфеток, сейчас с интересом глазеющих на застывшую у стойки парочку, раздумавшую скандалить, до вполне себе солидных бизнесвумен. На памяти Вероники Котов всего лишь раз потерял самообладание. Тогда ему позвонил Тополев, и Игнату пришлось делать выбор: отдавать Веронику костоломам Константина Федоровича или пытаться решить вопрос без привлечения оных. Тогда Кот побледнел буквально на глазах и начал обливаться потом.

– Спасибо, – усмехнулся вор. – Как-нибудь расскажу свою историю. Обещаю.

– Ловлю на слове.

Котов заинтересованно поглядел на делающую еще один глоток текилы Полумятову и, покачивая головой, сказал:

– Знаешь, у тебя поразительная стрессоустойчивость. И реакции.

Ника мысленно усмехнулась. И пожалела, что никому не рассказала о том, что с ней творилось в доме Кощина. О приступах раздвоения сознания, навалившейся немочи, кошмарах наяву…

– Игнат, ты сможешь меня как-то отмазать от участия в ложечной эпопее?

– Конечно. Разумеется. В тот дом может прийти не только кондитер, но и электрик, к примеру.

– Ловлю на слове еще раз.

– Я тебе должен, – бесстрастно напомнил собеседник.

Ника повернула голову, сколько позволила шея, положила подбородок на плечо и, разглядывая невозмутимого Кота, сказала:

– В том, что я оказалась втянута в историю с «сильфидой», виновата была Жанна. Она меня выбрала, не ты.

На щеках Игната заиграли желваки, глаза как будто помутнели. И пьяненькая кулинарша отважилась спросить:

– А-а-а… ты, прости, ее любил?

Взгляд Котова вынырнул из воспоминаний, сосредоточился на неплохом наборе коньяков и вин напротив стойки.

– Не знаю, – признался вор и замолчал. Но понял, что ответ неполный, верткий и едва слышно добавил: – Она была единственной, с кем я мог быть самим собой.

– Единственной… – прошептала Вероника и внезапно, развернувшись на стуле, уткнулась лбом в плечо Котова. – Как это больно… да? Всегда притворяться… быть тем, не кто ты есть… – Ника неожиданно вскинула лицо вверх и тихонько хмыкнула. – Слушай, а давай творожка купим? Ложечку от Аркаши получим, откушаем… Когда еще заговор на богатство от покойного волшебника получим, а?

Грудь Котова затряслась, кадык задергался, поперхнувшись смехом, вор выговорил:

– Ты все-таки невероятна… Творожка тебе отведать… Договорились. Как только антиквар передаст мне ложку, я принесу ее тебе – откушаем. Всенепременно, как сказал бы наш новый друг Аркадий Валентинович.

Кроссовер «рено» плавно вырулил со стоянки возле бара-караоке, Котов нагнулся к рулю, стараясь разглядеть дорожную обстановку за припаркованным на заснеженной обочине грузовичком.

– Какие впечатления от встречи? – поинтересовался у Вероники как бы мимоходом.

– Да все такие же. Аркаша шут и павиан…

– Не скажи, – резко посылая машину вперед и втыкаясь в автомобильный поток, перебил Котов. – Он очень умный и проницательный человек. Достойный противник.

– Да неужели? – удивилась Вероника.

– Точно-точно. Весь его внешний вид просчитан до молекулы, Ника. Именно на такую реакцию и рассчитаны его наряд и манеры. Поплавский хитрый делец, он понимает, что все его платочки-пиджаки вызывают снисходительность. Клиенты знают, что он прекрасный специалист, знаток своего дела, клиенты… покупатели, продавцы, те, кому требуется экспертиза произведений искусства, обычно нервничают. Так? Но вот когда они встречаются с таким эксцентричным господином, то невольно расслабляются. С наглухо застегнутым экспертом разговор проходит в напряженной атмосфере, Аркаша – мастер маскировки.

Вероника откинулась на спинку сиденья. Некоторое время задумчиво таращилась в заметаемое снегом ветровое стекло, не замечая мечущихся по нему дворников.

– Ты прав, – произнесла она в итоге размышлений. – Пока тебя не было, он меня хватал за руки…

– Он тебя хватал? – перебил Котов с определенной мужской интонацией, после которой обычно следует вызов к барьеру.

– Да перестань, – поморщилась Вероника, – я не о том. Он цапнул меня за руку и давай трясти: «Я вас не понимаю, я старый человек…» – и, неожиданно хихикнув, сбилась на классику. – «Меня девушки не любят»…

– «Я год не был в бане!» – хохотнул Игнат.

– «Отдайте мои деньги!» – добавила еще из Паниковского Вероника и засмеялась.

Возможно, смехом она избавлялась от отголосков напряжения и раздражения, Котову, возможно, тоже был необходим релакс. Перебрасываясь фразами из «Золотого теленка», гениальный вор и девушка с хорошими реакциями проехали примерно километр.

– Ох. Хватит, – сказала, отсмеявшись, Вероника. – Не к добру это. Я остановилась на наблюдениях, так? Да. Паников… Тьфу! Поплавский сказал, что не понимает современную молодежь и слово «респект» звучит для него ругательством. А через полчаса заявил, что бизнес нового мужа бабушки попер в гору. Попер, понимаешь? Настоящий ценитель русского литературного никогда не использовал бы этот оборот!

– И что? К чему ты ведешь?

– А к тому, что Поплавский, как наша добрая тетя Клара, продумывает каждое слово. То есть ты прав, Игнат: Поплавский мастерский притворщик.

– Но ты ж разобралась.

– Не сразу. Хотя слово «попер» ухо резануло сразу. Но тогда все мысли занимала какая-то ложка, какая-то фигня, из-за которой нас пригласили…

– Неправильно, Ника. Тут как раз все сделано ну очень красиво. Я, кстати, ожидал чего-то подобного – незначительного, почти не попадающего под УК РФ. Верните ложечку хозяевам, ребята. Верните. А я буду прикидывать, стоит ли иметь с вами дело. Респект! Как никогда бы не сказал наш… Паниковский. Он, – Котов добавил автомобилю скорости, стараясь успеть под зеленый свет светофора, – большая, исключительная умница, Вероника. Нетривиальный тип. Мне даже стало интересно.

– Тут главное – насколько это интересным покажется Окуневу. Мне кажется, он будет, мягко говоря, разочарован.

Разочарование Окунева вылилось в моноспектакль с названием «Аргументы». На этот раз капитан дожидался Веронику и Игната в квартире Ковалева, официального жениха Ники, ходил взад-вперед по большой гостиной и разбирал на составляющие предложенный Игнатом план – не использовать в предстоящей операции мадемуазель кондитера.

– Вот ты говоришь, что Нику можно не привлекать, – обращаясь к Котову, но совершенно на него не глядя, быстро говорил недовольный взъерошенный капитан, – можно представить тебя сантехником или электриком… – Окунев пригляделся к сидящему в кресле вору и кивнул. – Ну, предположим. Любого доктора наук пять дней не брить, и он за ассенизатора сойдет. Но в чем смысл, Игнат? Зачем? Сантехника не пропустят дальше кухни и клозета. Электрика, даже если мы вырубим свет во всем поселке, тоже в комнаты не пригласят. И надо учитывать, что на случай отключения электричества в таких домах имеется альтернативный источник питания! Ты что, туда придешь – лампочки в люстрах менять? Снять показания счетчика или проверить энергопотребление? Про засор унитаза я даже говорить не хочу! А прочее водоснабжение наверняка идет из скважины. Кого, Игнат, пропустят в гостиную с сервантом и оставят там на некоторое время одного? Агента страховой компании? Покупателя, внезапно предложившего за дом астрономическую сумму? Кого?! – патетически воскликнул Окунев. – Представителя санэпидемстанции? «В районе вспышка ящура и всем необходимо сделать прививки, а после полежать немного…» Как в «Кавказской пленнице». Пока Шурик-Котов девушку спасет, точнее, ложку возвращает… Нет, ребята, здесь не кино, и ящур не прокатит.

Вероника и Игнат, недавно вспоминавшие другой фильм из советской классики, переглянулись. Окунев, заметив это, тяжело вздохнул:

– Я понимаю. Понимаю, Вероника, что Игнат идет у тебя на поводу. Но предложите мне другой альтернативный адекватный выход! Предложите. И я его поддержу! – Капитан клятвенно приложил ладони к груди. – Я сам не в восторге от того, что происходит. Я помню, что мы собирались изъять тебя из операции, Вероника. Я даже обещал! Но что мне делать? А? Что делать?

Моноспектакль закончился любимым вопросом русской интеллигенции. «Кто виноват?» не прозвучало, поскольку подразумевалось: Аркадий Валентинович подбросил всем огромную свинью, когда спланировал подмену ложки за вероятных «наемников» и поставил во главу угла кондитера.

Что, сразу следует заметить, выглядело бы вполне оправданно, имей кондитер ожидаемые Валентиновичем криминальные наклонности.

– Давайте думать, – предложил Игнат, – зачем же сразу в безысходность-то бросаться, – и поглядел на Веронику. – Кофе можешь нам сделать? Пожалуйста.

Ника кивнула с той самой безысходностью, выбралась из глубоко уютного кресла Ковалевых и направилась на их же кухню.

– Тебе помочь? – спросил ей вслед Максим, но Ника помотала головой.

На кухне жениха она уже освоилась. Давным-давно принесла сюда упаковку зерен кофе от любимого производителя и одобрила кофемолку и старинную турку. Мама Максима, Илона на две недели уехала в профилакторий камвольного комбината, где заведовала лабораторией, и попросила Веронику приглядеть за ее великовозрастным детищем.

Милая женщина. И очень красивая. Удивительно, что до сих пор не замужем. Ведь развелась с отцом Максима лет десять назад.

Вероника достала из навесного шкафчика упаковку с зернами, задумчиво пересыпав их в кофемолку, немного ею пожужжала… В кармане джинсов запиликал телефон, Ника извлекла его наружу и, увидев неизвестный номер, разумеется, ответила на вызов.

Звонила новая заказчица:

– Добрый день, Вероника, меня зовут Алина, мне посоветовали к вам обратиться друзья. Вы ведь кондитер, да?

Вероника согласилась. И начала слушать дальше.

Через минуту, забыв про кофе, она уставилась на заснеженные тополиные верхушки за окном и застыла. Из телефона неслось дружелюбное чириканье Алины, объясняющей про ежегодный приезд бабушки мужа, обожающей творожные десерты.

– …Вероника, я видела на вашем сайте съемку, где вы работаете на новогоднем корпоративе, и хотела бы заказать нечто подобное…

Левая нога кондитера дернулась в сторону выхода из кухни. Алина позвонила так не вовремя, через полчаса, возможно, этот звонок не имел бы смысла! Котов, Вероника не теряла надежды, что-нибудь придумал бы, нашел, как убедить осторожничавшего Окунева…

– Простите, я не уверена, что у меня получится, – с максимальной деликатностью оборвала кондитер собеседницу.

– Ой, – разочарованно протянула та. – А может быть, вы все-таки… Я понимаю, в середине декабря у вас довольно плотное расписание, но пятнадцатое – еще не полный цейтнот! Мы слышали от знакомого такие восторженные отзывы о вашей работе! Наша бабушка обожает зрелища, а у вас все настолько хорошо продумано, я видела…

На кухню вошел Максим, услышавший из гостиной, что Вероника с кем-то разговаривает. Он вопросительно приподнял брови и посмотрел на нее своим знаменитым рысьим взглядом – чуть искоса, с наклоном головы.

На миру и смерть красна. Не появись Максим на кухне, то Ника, в приватной обстановке пообещала бы перезвонить, едва только разберется со своим плотным расписанием, а после, дождавшись результата переговоров Котова и Окунева, с извинениями отфутболила бы эту самую Алину в далекие края. Но взгляд Максима из-под челки – настороженный, прелестно хищный, нежный – позвал, черт побери, на подвиги! Из общей песочницы их детства к Веронике протянула ручки девочка, влюбленная в соседского мальчишку как сорок ласковых кошек.

– Хорошо, Алина. Я попробую. Вы мне отправите фотографии помещения, где предстоит работать, или, может, мне приехать и прикинуть на месте, как лучше разместить оборудование для кейтеринга?

– Ой, – снова протянула заказчица, – а как это правильно сделать?

– Правильно, – вздохнула Вероника, глядя в «рысьи» глаза Ковалева, – приехать мне. Вы убранство зала и площадку для кейтеринга будете сами оформлять или…

– Или! – сразу перебила собеседница. – Конечно, «или». Вдруг вам будет что-нибудь мешать, да?

– Хорошо, – без малейшей рисовки вымученно согласилась Ника. – Я уточню свое расписание и позвоню вам относительно предварительной встречи. Пятнадцатое резервирую, да?

– Конечно да! Спасибо, Вероника…

Девушка слушала излияния Алины и смотрела на своего капитана, прекрасно понимая, что, пожалуй, исключительно из-за него она только что дала согласие на дикую, отчаянную авантюру с треклятой ложкой Мессинга. Как будто на слабо попалась.

– Вот смотри, – Игнат показал тонкой металлической клюшкой на внутренности разобранного замка, – для нас с тобой важно, чтобы эта вот штуковина нажала вот на эту хреновину… Понятно?