Последний секрет Вербер Бернард
– В чем разница между первичной зоной и вторичной?
– В первичной зоне воспринимается необработанная информация, а во вторичной ей придается смысл.
Журналист ходит вокруг банки.
– Поднявшись еще, мы найдем чувствительную зону: здесь распознаются прикосновения, вкус, боль, температура.
– Вот как?
– Продвинемся ко лбу еще немного. Вот здесь слуховая зона: восприятие и распознавание звуков.
– А это что за темно-розовая штука?
– Ммм… не будем спешить. Продолжим, тут зона краткосрочной памяти. А за ней первичная двигательная зона, которая управляет нашими мышцами.
– А где зона речи?
Исидор смотрит на изображение.
– Там, сбоку, в теменной доле.
Лукреция постепенно привыкает к виду мозга Феншэ.
– А что внутри?
Исидор переворачивает страницу.
– Сверху поверхностный слой, это кора. Там создается мышление, речь.
– Это ведь всего лишь тонкая кожа…
– Тонкая, но очень витая и вся в складках. Кора мозга отвечает за все высшие функции организма, и во всем животном мире именно у человека она самая плотная. Проникнем внутрь мозга. Под корой – лимбическая система, резиденция наших эмоций: страсть и гнев, страх и радость, там они и нежатся. В этой книге ее также называют нашим «мозгом млекопитающих», в отличие от коры, которая считается «типично человеческим мозгом».
Лукреция наклоняется, чтобы лучше рассмотреть лимбическую систему.
– Значит, именно там у Феншэ произошло нечто странное.
– А также, возможно, у Жиордано. В лимбической системе существует устройство под названием «морской конек». Там хранится наша личная история. «Морской конек» сравнивает каждое новое ощущение с теми, что уже у него в памяти.
Лукреция заворожена.
– Красивое название – «морской конек». Видимо, ученые так назвали эту зону потому, что она походит на эту подводную зверушку…
Исидор листает научную книгу, затем снова разглядывает содержимое банки.
– Оба полушария связывает мозолистое тело, это беловатое вещество, благодаря которому наша логическая мысль соединяется с мыслью поэтической.
– Похоже на большой кусок бараньего жира.
– Два крупных пурпурных шара снизу – это таламусы, контрольный пункт всей нервной системы в целом. А еще ниже находится гипоталамус, самый главный контролер. Он управляет нашими внутренними биологическими часами, которые регулируют ритм жизни сутки напролет, следят за тем, хватает ли нашей крови кислорода и воды. Именно гипоталамус вызывает чувство голода, жажды или насыщения. У мужчин он отвечает за половую зрелость, а у женщин регулирует месячный цикл и оплодотворение.
Лукреция начинает понимать, что в банке нечто большее, чем кусок плоти, и говорит про себя, что это, скорее, великолепный органический компьютер. В нем есть таймер, центральный процессор, материнская плата, диск памяти. Компьютер из плоти.
– И наконец, еще ниже гипофиз, исполнитель желаний гипоталамуса. Эта маленькая шестимиллиметровая железа выбрасывает в кровь большую часть эмоциональных гормонов, которые заставляют нас реагировать на положительные или отрицательные внешние возбудители.
Лукреция снова просматривает список мотиваций. Вообще, говорит она себе, то, что в самом начале, служит удовлетворению первой части мозга, мозга пресмыкающихся, мозга сохранения жизни: прекратить боль, страх и питаться, размножаться, быть в безопасности. Последующие мотивы служат для удовлетворения второй части мозга, мозга млекопитающих, мозга волнений, гнева, долга, сексуальности и т. д. И наконец, третья часть, кора полушарий, типично человеческая, служит для удовлетворения третьей группы мотивов, исходящих из нашей способности фантазировать: к примеру, потребность в личном пристрастии… Они молча рассматривают мозг этого исключительного человека.
– Жиордано увидел что-то внутри, из-за чего он захотел нас позвать…
Исидор снова берет лупу.
– Там есть множество маленьких дырочек, которыми пестрят некоторые зоны.
Внезапно разбуженный собственными внутренними часами, Исидор поспешно бросает взгляд на наручные часы, словно у него была срочная встреча, а затем включает телевизор, чтобы посмотреть новости.
– Извините, пора.
– Вы хотите смотреть новости в разгар нашего расследования?
– Вы прекрасно знаете, что это моя единственная страсть.
– Я думала, что это сладости.
– Одно другому не мешает.
Исидор уже погружен в прослушивание новостей.
Сперва говорят о национальных событиях. Раздор между президентом и премьер-министром в результате обвала на бирже. Похоже, такое резкое падение было усилено автоматическим действием компьютеров, запрограммированных на продажу акций, когда курс достигнет какого-то минимального предела. Премьер-министр требует, чтобы за программным обеспечением компьютеров тщательно следили, дабы они перестали искусственно преувеличивать «хорошие» и «плохие» счета мировых биржевых рынков.
Парламентские выборы. Один политик из оппозиции объявляет: «Проблема нашей страны в том, что больше нет мотивации. Каждый думает непосредственно о своем собственном мелком удобстве. Мы перестали биться за то, чтобы быть первыми, мы пытаемся только не слишком быстро стать последними». Он добавляет: «Но и это еще не все! Пошлины и бумажная волокита лишают менеджеров стимула, производители богатства теряют заинтересованность из-за налогов, у нас сделано все для того, чтобы все одинаково проигрывали».
Международные новости: Генеральный секретарь ООН попросил Сирию, где детей учат, что концентрационных лагерей никогда не существовало, изменить свои школьные учебники по истории.
– Вот видите, не только вы теряете память. Все человечество страдает от небольших «потерь». Скоро будем голосовать, поднимая руку, чтобы решить, имела ли место Первая мировая война, и, возможно, все перепишем в зависимости от того, что выберет большинство.
– Для меня, право же, неутешительно оказаться в забытьи в мире, потерявшем память.
У Исидора изможденный вид.
– Что случилось, коллега?
Лукреция Немро протягивает Исидору бумажный платок, он берет его.
– Я все переживаю, и все меня разрушает, жестокость – как трусость.
– Вам все еще мало? Это просто-таки невероятно, вы, способный обратить в бегство сумасшедшего убийцу, сдаетесь после просмотра новостей.
– Извините меня.
Он сморкается.
– О черт. Если это доводит вас до такого состояния, больше не слушайте сводку! Я вовсе не против, чтобы новости были вашим наркотиком, но надо, чтобы вы, по крайней мере, получали от него хоть немного удовольствия.
Она выключает телевизор. Он снова включает.
– Я хочу знать, что происходит.
– Иногда об этом лучше не знать.
– Ясность ума – самый сильный наркотик.
– Тогда станьте равнодушным!
– Хотелось бы.
– Ох, как бы вы ни причитали перед телевизором, все меняется! – Она шепчет ему на ухо: – Ганди говорил: «Когда я прихожу в отчаяние, я вспоминаю, что на протяжении всей истории голос правды и любви торжествовал. В этом мире есть тираны и убийцы, и временами они могут казаться нам непобедимыми. Но в конце концов их всегда свергают».
Тем не менее журналист не успокаивается.
– Да, но Махатма Ганди был убит. И здесь и сейчас говорят только о симптомах подъема национализма, фанатизма, тоталитаризма. Я бы хотел быть бесчувственным. Точное определение – «беспечный». В мозгу ведь должен существовать гормон беззаботности. Жидкость, которая бы делала так, чтобы все воспринималось легко, чтобы трагедии, обрушивающиеся на других, тебя не касались. Это должно существовать…
– Это называется успокоительные средства. Они прогоняют тревоги, заставляя забыть о реальности. Сорок пять процентов населения принимают их, по крайней мере раз в месяц.
Она протягивает ему конфеты.
– Вы слишком чувствительны, Исидор. От этого вы сперва кажетесь… обаятельным, но в дальнейшем – малообщительным.
– На что нам самая развитая в животном мире кора мозга, если мы такое вытворяем? Никакое животное не осмелилось бы поступить со своей добычей так, как мы поступаем с себе подобными! Если бы вы знали, как мне хочется быть… «глупым».
Она рассматривает обе половинки мозга, плавающие в прозрачной банке.
Исидор прибавляет громкость.
Светская хроника. Билли Андервуд, знаменитый французский рокер, шестнадцатый раз женится; счастливая избранница моложе его на сорок лет.
Лукреция замечает, что простое изложение этой не трагичной новости (кроме как для бывших подруг певца) повергает Исидора в прежнее состояние.
Наука. На основе гормона свиньи создано новое лекарство, продлевающее человеческую жизнь. Если надежды, возложенные на этот продукт, оправдаются, ученые надеются расширить границы человеческой жизни в среднем до ста двадцати лет вместо восьмидесяти, как в настоящее время.
Лукреция отворачивается от телевизора и вновь придвигается к мозгу в банке. Она чувствует, что решение заключается в этом бледном куске плоти.
В конце сообщают, что знаменитая топ-модель Наташа Андерсен, косвенно причастная к убийству Самюэля Феншэ – впрочем, она сама обвинила себя в убийстве, хотя речь идет о смерти от «любви», – только что была освобождена, так как «любовь» не фигурирует в Уголовном кодексе в качестве оружия ни первой, ни второй, ни третьей категории.
36
Жестокие японские мультфильмы для детей, реклама, выпуск телемагазина, нахваливающего хозяйственные принадлежности, реклама, невыполнимые кулинарные рецепты, реклама, программа гимнастических упражнений, за которыми невозможно поспеть, реклама, игра «Забирай или удвой», реклама, тележурнал в час дня, посвященный региональным новостям, реклама, спортивная программа, реклама, реалити-шоу со специально отобранными людьми, представителями среднего класса, реклама, снотворный немецкий фильм, реклама, тележурнал в восемь часов вечера, посвященный национальным и международным новостям, реклама, прогноз погоды, реклама, полнометражный американский «экшн», реклама, аналитическая программа об общественности, реклама, нарезка лучших моментов на телевидении, реклама, программа об охоте и рыбной ловле.
Вот это, с небольшими изменениями, каждый день забивало голову Жана-Луи Мартена. Семь дней в неделю.
Сначала больной LIS дорожил телевидением, как дорожат другом детства. Но затем он почувствовал скрытые умыслы ведущих, составителей программ. Он понял, что телевидение стало средством объединения. Оно оказывало влияние на зрителей, дабы внушить им три подсознательных указания: будьте спокойными, не волнуйтесь, старайтесь накопить как можно больше денег, чтобы иметь возможность приобрести товары по последней моде, которыми можно поразить своих соседей.
Но он ощущал и еще одно подсознательное действие телевидения: объединяя в малом, оно разобщало людей. И очень ловко.
Телевидение подталкивало детей осуждать консервативных родителей, а родителей – своих глупых детей. Из-за него больше нет застольных разговоров. Оно вселяло веру в возможность обогатиться, просто вспомнив в викторине дату исторического сражения.
В конце второй недели Жан-Луи Мартен уже не переносил этой вещи, постоянно забивающей его голову сообщениями, до которых ему не было дела.
Он познал однообразие темноты, однообразие света, и теперь перед ним было однообразие идей.
Он объяснил это Феншэ.
Тогда психоневропатолог предложил ему самому выбрать канал, моргнув один или два раза при перечислении каждого.
Веко снова зашевелилось. Он выбрал канал научно-документальных передач.
Отныне Жан-Луи Мартен проглатывал в день до шестнадцати часов науки. Наконец-то он нашел стимул, которым не мог насытиться. Существовало столько разных наук, столько странных, необъяснимых на первый взгляд открытий, столько знаний, которые надо было усвоить!
Этот канал стал сущим пиром для ума. Поскольку у него на это было время, поскольку он хотел этого, Жан-Луи Мартен, бывший служащий юридического отдела регионального банка, изучал одновременно все науки. Так как ничто и никто его не беспокоил, внимание больного было целиком сосредоточено на передаче, от начала и до конца. Он запоминал каждое изображение. Он запоминал каждое слово и обнаружил, что возможности его собственного мозга широки до бесконечности.
За время этого самообучения наукам Жан-Луи Мартен впервые сказал себе: «В конце концов, все не так уж плохо». Он уже меньше боялся завтрашнего дня. Чем больше он узнавал, тем больше ему хотелось узнать. Столкнувшись с медициной, он захотел изучить биологию и физику.
Он помнил, что еще до него Леонардо да Винчи, Рабле или Дидро стремились познать все науки своего времени. Жан-Луи Мартен раскрыл в себе то же устремление.
Наука обновлялась чаще, чем какие-либо другие формы выражения человеческого интеллекта, и ее эволюция была быстрой, словно несущийся поезд, постоянно ускоряющий движение. Больше никто не мог его догнать. И Мартен имел привилегию – у него было время следить за всеми этапами прогресса.
Естественно, более всего он увлекался тем, что имело отношение к мозгу и нервной системе.
Отныне он сделал свой выбор – ему захотелось понять внутренние механизмы мысли. Когда он слышал, как ученый объясняет свои исследования, он всегда задавал себе один и тот же вопрос: «Что же на самом деле происходит в его мозге? Что побуждает его к действию?»
37
Что побуждает нас к действию?
Акт 2
Буря в голове
38
Ветер.
Мистраль веет в оливковых деревьях и подгоняет желтый снег – хлопья мимозы. Подобно подвесным грушам, кипарисы сгибаются и снова выпрямляются, не боясь порывов ветра. По темно-синему небу проходят облака в серую и фиолетовую полоску. Солнце окончательно скрывается за морем, когда мотоцикл Лукреции Немро паркуется перед величественной виллой Кап-д'Антиб. Через решетку на входе виднеется дом. Задуманное в виде корабля, здание из черного мрамора украшено коринфскими столбцами и кариатидами из алебастра. В парке, опоясанном высокой стеной, несколько греческих статуй; на вид словно вытащенные с обломков утонувшего корабля, они следят за тем, кто выходит и входит. Рядом со звонком на решетке скромно написаны два имени: Феншэ – Андерсен.
Лукреция Немро нажимает на кнопку. Нет ответа. Она нажимает еще несколько раз.
– Моя мама говорила мне: «Первое – осведомиться. Второе – подумать. Третье – действовать». Начнем с осмотра мест, – объявляет Исидор Катценберг.
Они обходят имение. Им не удается обнаружить никакого прохода, но в углу они замечают перегородку пониже.
Лукреция взбирается наверх. Оказавшись наверху, она помогает своему коллеге, которому подняться намного труднее.
Журналисты беспрепятственно пересекают парк. Никакая сигнализация не срабатывает. Собака за ними не гонится. Статуи не двигаются, но как будто смотрят на них.
Лукреция негромко стучит, затем отступает, достает отмычку и начинает вскрывать замок. Тот в конце концов поддается. Они осторожно проходят вперед, зажигают фонарь и шарят лучом на входе.
– Мама говорила, что в детстве я часто все делал наоборот. Сначала действовал. Это приводило к катастрофе. Потом я думал: как ее скрыть? А затем осведомлялся, как ее исправить.
Лукреция в последний момент, уже на лету, ловит фарфоровую статуэтку, которую ее компаньон столкнул по невнимательности. Они освещают коридор, ведущий в небольшую гостиную. На стенах развешаны картины, все подписанные одним и тем же художником.
– Итак, наш доктор очень любил Сальвадора Дали.
– Я тоже очень люблю Дали, – говорит Исидор, – он гений.
Жилище Феншэ огромно. Они пересекают гостиную, показанную в теленовостях в день его кончины. Видят барный шкафчик с бесценными бутылками. Шкатулку для сигар. Витрину, заставленную пепельницами, привезенными из отелей всего мира.
– Дорогие вина, сигары, шикарные отели, ваш «светский святой» и его подруга умели жить! – замечает Лукреция.
Они проходят в другую комнату. Это комната игр. Там тоже копии с картин Дали, но на этот раз тема полотен – оптические иллюзии. Их название и год создания выгравированы снизу на медных пластинках: «Великий Параноик», масло, холст, 1936 год – если хорошенько присмотреться, среди толпы постепенно проявляется странное лицо; «Бесконечная загадка», масло, холст, 1938 год – собака и конь посреди озера; «Лицо Мэй Уэст (использованное в качестве сюрреалистической комнаты)», газетная бумага, темпера, 1935 год. На этажерках – все виды китайских головоломок и игр на сообразительность.
Рядом библиотека. Слева полки с книгами о великих исследователях. Иллюстрированные альбомы, видеодиски, скульптуры. Справа угол, посвященный Древней Греции. Весь центр полностью забит книгами об Одиссее. Анализы символики «Одиссеи», «Улисс» Джеймса Джойса, карта, на которую нанесен вероятный путь греческого моряка.
– Одиссей, снова Одиссей, вы считаете, что это наваждение могло бы быть симптоматическим?
– Возможно, но тогда у нас было бы слишком много подозреваемых: Циклоп, Лестригоны, Калипсо, Цирцея, сирены…
– …не говоря о Пенелопе.
Они поднимаются по лестнице и попадают в четвертую комнату, обтянутую красным бархатом, посреди которой стоит круглая кровать с балдахином, покрытая мятыми простынями, с десятками подушек. Над кроватью висит зеркало.
– Это спальня?
Они осторожно входят.
Лукреция открывает стенной шкаф и обнаруживает несколько комплектов пикантного белья, а в выдвижных ящиках – подборку предметов для воплощения сложных сексуальных фантазий.
– Похоже, седьмой мотив их очень занимал, – подшучивает Лукреция, теребя забавную гибкую штучку, применение которой ей не совсем понятно.
Затем она склоняется над туфлями на тонких каблуках.
– Это мне пошло бы?
– Без ничего вам пойдет, Лукреция.
Она корчит рожицу.
– Нет, я слишком маленькая.
– Вы просто комлексуете.
– По поводу роста – да.
Исидор берет фотоальбом. Лукреция смотрит на фотографии через его плечо.
– Тенардье хотела фотографию обнаженной Андерсен, – шепчет она. – Надо привезти эти. На обложке они произведут фурор.
– Это была бы кража, Лукреция.
– Ну и что? Я была взломщицей до того, как стала журналисткой.
– А я был полицейским до того, как стал журналистом. Я не позволю вам унести их.
Они замечают снимки с праздника и сверху аббревиатуру: НЕБО.
– НЕБО? Вы где-то уже об этом слышали?
– Должно быть, это местная ассоциация. Видите, здесь есть расшифровка: Международный клуб эпикурейцев и распутников2.
Исидор продолжает рассматривать фотографии. На некоторых из них Наташа Андерсен и Самюэль Феншэ на фестивале НЕБА.
– Видимо, это что-то, связанное с сексом, клуб обмена партнерами или нечто в этом духе. Да, седьмой мотив решительно силен.
– А вы, Лукреция, какой мотив у вас? – ни с того ни с сего спрашивает Исидор.
Она не отвечает.
Они подскакивают от пронзительного звонка. Телефон. Оба журналиста застывают. Рядом с ними начинает что-то шуршать. Словно снимают простыню. Они и не заметили, что под кучей громоздившихся на кровати покрывал и подушек кто-то лежит.
Топ-модель просыпается. Они бросаются за дверь. Наташа Андерсен, ругаясь, прижимает к ушам подушки, чтобы больше не слышать звонка. Тем не менее телефон не умолкает. Молодая женщина покоряется и встает.
– Спать. Я так хотела поспать. Все забыть. Больше не иметь памяти. Спать. Не могут дать мне поспать! Черт побери!
Она набрасывает шелковый пеньюар и тащится к телефону. Вынимает из ушей ватные шарики и прижимает трубку к щеке. Когда она снимает трубку, звонок затихает.
– Первое – осведомиться. Второе – подумать. Третье – действовать, вы говорили? Мы недостаточно осведомлены, – шепчет Лукреция.
– Она, видимо, глотает транквилизаторы, чтобы восстановить силы. Смотрите, на ночном столике целый набор упаковок.
Журналисты прячутся в платяном шкафу. Наташа Андерсен ворча проходит перед ними и рассматривает себя в зеркале.
– Свет мой зеркальце, скажи, я по-прежнему краше всех?
Она нервно смеется и идет в ванную. Открывает краны, наливает пену и закалывает волосы. Затем раздевается и пробует воду пальцем ноги. Слишком горячо. Она морщится и увеличивает напор холодной струи. Пока ванна наполняется, она принимает различные позы перед зеркалом.
Обнаженная, она извивается всем телом, словно задумала испытать его гибкость, затем протирает лицо льдом. Покончив с этим, она рассматривает свои ягодицы, чтобы удостовериться, что у нее все еще нет целлюлита, и немного приподнимает груди, представляя, как они будут смотреться в новом лифчике.
– Я думала, ваш главный мотив – разгадывать загадки, – шепчет Лукреция.
– Один мотив не мешает другому.
Наташа Андерсен снова проверяет воду и, найдя температуру подходящей, растягивается в ванной. С полки она хватает большой заточенный нож.
Исидор уже готов вмешаться. Но с помощью оружия женщина всего лишь режет огурец на тонкие кружочки, которые небрежно кладет себе на щеки и на глаза.
– Бежим, – говорит Лукреция.
Только они начинают вылезать из своего тайника, как телефон вновь начинает звонить. Они тут же прячутся за дверь.
Наташа выходит из ванной, заворачивается в махровый халат и идет снимать трубку.
– Да. Ах, это ты… ты звонил только что? Нет, я приняла снотворное, чего ты от меня хочешь?… Почтить память? Это очень любезно, конечно, но… конечно, я знаю, что… Ммм… Ладно, где это будет, в НЕБЕ, я полагаю? То есть я стараюсь не слишком показываться… Ммм… Гмм… конечно, конечно. Да, я тронута. Да, думаю, Самми это бы доставило удовольствие… Хорошо… когда и в котором часу? Подожди, я схожу за записной книжкой.
Топ-модель отправляется на нижний этаж. Лукреция и Исидор все еще не могут убежать.
Лукреция наклоняется к уху своего сообщника.
– НЕБО… распутник, я понимаю, что это такое, но… кто такой эпикуреец?
– Тот, кто разделяет мысль греческого философа Эпикура.
– А кто был этот Эпикур?
– Человек, чей девиз: «используй каждый момент до конца».
39
Его лишили телевидения! Он не спал? Доктор Феншэ только что отнял у него телевидение! Мартен беспокойно моргал. К счастью, Феншэ объяснил ему, что он принес кое-что взамен. И какую вещь…
– Это компьютер с глазным интерфейсом вместо мыши.
Самюэль Феншэ установил возле кровати монитор и камеру на треножнике, прямо перед его глазом.
Сначала Мартен не совсем понял, какая ему польза от этой машины. Но Феншэ объяснил, что это прототип, которым до сих пор пользуется только с десяток людей в мире. Камера записывает движения его глаза и тут же воспроизводит их на экране компьютера. Благодаря этому курсор перемещается. Глаз посмотрит вправо – стрелочка скользнет направо, глаз посмотрит наверх – стрелочка поднимется и т. д. Чтобы щелкнуть, достаточно моргнуть. Чтобы щелкнуть дважды – надо два раза моргнуть.
Доктор Феншэ включил компьютер.
Поначалу Жан-Луи Мартен действовал очень неловко. Стрелочка вертелась налево или направо, бегала по диагонали, и ему было весьма трудно ее зафиксировать. И щелкать тоже было нелегко. Он часто и раздраженно моргал, неминуемо открывая программу, которую потом надо было снова закрывать.
Но за несколько часов ему удалось совладать со своим глазом. В этом ему помогла собственная военная хитрость: он представил, что из его зрачка исходит лазерный луч, который попадает в экран и управляет курсором.
Жан-Луи Мартен просмотрел, какие программы были в компьютере. Он обнаружил, что можно вывести на экран клавиатуру, а это позволяло ему, зафиксировав курсор на клавишах, печатать тексты. Словно его ум, некогда заключенный в небольшую тюрьму черепа, мог протянуть руку через решетку.
На следующий день, когда пришел доктор Феншэ, Жан-Луи Мартен вывел на экран текст, который составил и напечатал сам. В начале было огромное «СПАСИБО», набранное крупным 78-м кеглем, шрифтом Times New Roman, повторенное на трех страницах. Затем:
«Доктор Феншэ, вы сделали мне подарок, о котором я и мечтать не мог! Раньше я мог только думать, теперь я могу высказаться!»
Доктор Феншэ прошептал ему на ухо:
– Жаль, что я не подумал снабдить вас этим раньше.
Жан-Луи Мартен открыл текстовый файл и начал писать. Задача была трудна, и он часто нажимал не туда. Его глаз был влажен от возбуждения.
«Можем поговорить?»
– Конечно, – произнес заинтригованный врач.
«Долго мне еще жить?» – крутясь, спросил глаз.
– Ограничений нет. Все зависит от вашего желания жить. Если вы откажетесь психологически, полагаю, вы будете слабеть очень быстро. Вы хотите жить, Жан-Луи?
«Теперь… да».
– Браво.
«Я хочу рассказать миру о том, что испытываю. Это так… так…»
Стрелочка бегала во все стороны, словно от волнения Мартен больше не мог управлять глазными мышцами.
В тот вечер Жан-Луи Мартен начал писать автобиографическую новеллу, которую озаглавил: «Внутренний мир».
В ней он признался, что, приговоренный к бесконечным размышлениям, он осознал огромную силу мысли.
«Существуют лишь три веши: действия, Слова и мысли. Вопреки общепризнанному мнению, я считаю, что речь сильнее действия, а мысль сильнее речи. Строить или разрушать – это действия. Однако в безграничности времени и пространства они не имеют большого значения. История человечества не что иное, как вереница памятников и развалин, воздвигнутых с воплями и слезами. А мысль, созидательная или разрушительная, может без конца распространиться сквозь время и пространство, возводя множество памятников и развалин».
Его ум как будто танцевал, бежал, прыгал в этой тюрьме.
«Идеи самостоятельны, словно живые существа. Они рождаются, растут, размножаются, сталкиваются с другими идеями и в конце концов умирают. А если у идей, как и у животных, была собственная эволюция? Вдруг идеи производили отбор, уничтожая самых слабых и репродуцируя наиболее сильных? Я слышал по телевидению, что профессор Давкен употреблял понятие „идеосфера“. Красивое понятие. Идеосфера существовала бы в мире идей, как биосфера в мире животных. Например, Бог. Понятие Бога – идея, которая, родившись однажды, постоянно изменялась и распространялась, подхваченная и приукрашенная словом, а потом музыкой и искусством; священники каждой религии воспроизводили и интерпретировали ее так, чтобы приспособить эту идею к пространству и времени, в которых они жили. Но идеи перемещаются быстрее, чем живые существа. Например, идея коммунизма, порождение разума Карла Маркса, распространилась в пространстве за очень короткое время и затронула половину планеты. Она изменилась, мутировала и в конечном счете свелась к тому, что количество людей, которые ею интересовались, стало уменьшаться, подобно животным в процессе исчезновения. Но в то же время она заставила измениться идею „старого капитализма“. Из битвы идей в идеосфере возникают наши слова, затем действия. Так строится вся наша цивилизация».
Мартен перечитал написанное. Глаз забегал по экрану компьютера, и у него появилась еще одна идея.
«В настоящее время компьютеры придают идеям ускорение. Благодаря Интернету идея может мгновенно распространиться в пространстве, что ускоряет возможность встречи с антиидеями или похитителями идей. Человек обладает непомерной способностью творить идеи исходя из простого воображения. Затем он должен развить их и сам исключить, если они негативные или потенциально разрушительные».
Своим единственным глазом он оглядел других больных вокруг него.
Бедняги. Возможно, человек когда-то был телепатом, но из-за жизни в обществе он утратил эту способность.
Ухо, усовершенствованное периодом, проведенным во тьме, слышало, как вдалеке беседуют санитары. Они говорили об отсутствующем человеке, которого они сильно критиковали.
Они даже не осознают, насколько досягаемы их слова. Иначе они бы не пускали их по ветру.
Жан-Луи Мартен произвел много идей на тему идей.
Спустя несколько недель рукопись составляла около восьмисот страниц. Доктор Феншэ прочитал ее, ему понравилось, и он послал ее некоторым парижским издателям. Они, однако, ответили, что тема уже устарела. В 1998 году парижский журналист Жан-Доминик Боби, получивший травму сосудов, написал книгу «Скафандр и бабочка» о болезни LIS. А написал он ее, прерывая на нужной букве секретаршу, которая перечитывала алфавит. Метод был более красочен, чем у Жана-Луи Мартена с его информационным глазным интерфейсом.
Жан-Луи Мартен удивился, обнаружив, что даже в больших несчастьях, если ты не первый, никому нет до тебя дела.
40
НЕБО расположено в верхних Каннах, в десятке километров от мыса Круазет. Снаружи здание походит на старую провинциальную ферму в окружении рощиц инжира и олив. Здесь приятно пахнет гаригой с примесью шалфея и лаванды. Вход из шероховатого дерева и предупреждение «Осторожно, злые собаки». На медной дощечке надпись: «НЕБО. Международный клуб эпикурейцев и распутников».
Читать бесплатно другие книги:
