Тайный Дозор Желунов Николай

Глава 3

Пролистывая память назад, я не могу с уверенностью назвать день, когда я познакомился с Нелли. Смутно вспоминается прошлая осень и будто бы тронутые желтой кистью кроны берез во дворе. Мы впервые увидели друг друга в нашем универсаме, в отделе спиртных напитков. Я держал в руке банку пива, она – бутылку сухого вина и пакет зеленых яблок. Никогда не видел, чтобы Нелли ела что-нибудь, кроме яблок. Если бы вы встретили ее на улице, вы сразу признали бы в ней Светлую волшебницу, и дело не только в ауре, золотисто-белой, как солнечный свет в летний полдень. Вся наружность девушки говорила об этом: и светлая кожа без признаков родинок или веснушек, и льняные волосы до плеч, и льдисто-голубые глаза. Но главное – взгляд. Присмотритесь к знакомым женщинам. Темные – ведьмы, колдуньи и заклинательницы мертвых – искусно маскируют себя. Светлых всегда выдают солнечные зайчики в глазах. Даже если они только ждут инициации.

Нелли поселилась в соседнем доме. До ее появления я наслаждался положением единственного Иного во всем микрорайоне. И странное дело, при первом же взгляде на нее, еще тогда, осенью, я почувствовал тревогу.

– Если ты домой, – сказала Нелли, – то, возможно, тебе будет интересно: несколько Темных сидят у твоего подъезда в машинах и греются разведенным спиртом.

Сердце мое упало. Значит, все-таки вычислили.

– А если не домой? – спросил я.

– Тогда, полагаю, дела твои совсем плохи.

Я спрятал фонарик, без сил опустился на лавку рядом с девушкой.

– Спасибо, что предупредила. Долго ждала?

– Не очень. Тебе повезло, что я шла мимо твоего дома и заметила их. Я взяла книжку, чтобы скоротать время.

Рассеянный свет уличного фонаря упал на потертую обложку: Джек Керуак «На дороге».

«Умеешь читать на ощупь?» – хотел сострить я, но осекся. Конечно, Нелли была слабенькой Иной – шестого, от силы пятого уровня, – но уж не замерзнуть на автобусной остановке в двадцатиградусный мороз и при этом наслаждаться чтением в почти полной темноте – даже для нее в этом нет ничего сложного.

На вид я дал бы ей лет двадцать. Кажется, Нелли рассказывала, что обучается на курсах целителей в школе Ночного Дозора. До этого морозного вечера мы говорили с ней едва ли раз пять. Временами я встречал ее в автобусе или во дворе, в неизменной курточке с меховым воротником, или на кассе в универсаме с пакетом яблок – и мы перекидывались по-соседски парой слов. Девушка знала только, что я бросил Литинститут и живу с родителями. Я не сообщаю о своей профессии всем подряд: клиенты сами находят меня через общих знакомых.

Мы не были с Нелли друзьями, даже приятелями. С чего бы ей сидеть тут и ждать меня до глубокой ночи?

– Идем, – девушка бросила книгу в сумочку и встала, – переночуешь у меня.

– Ты уверена?

Я остался сидеть, устало глядя на полет снежинок в свете фонаря.

– Тебя могут заметить здесь в любой момент, – сказала она.

– Нелли, я не хочу тебя впутывать.

– Я уже впуталась.

– Ты не понимаешь. За мной придут. Придут убивать.

Нелли взяла меня за руку. Ее пальцы были холодными и сухими. Все-таки она замерзла, дожидаясь меня.

– Матвей, сейчас для тебя самое безопасное место в городе – моя квартира. Идем, сам увидишь.

И я уступил. Я долго тренировал умение отличать в интонациях ложь от правды – но сейчас спасовал. Нелли быстро шагала по ледяной корке, в которую превратилась пешеходная дорожка, и в светлых волосах ее сверкали снежинки. Прихрамывая (саднило разбитое в метро колено), я двигался следом. Вот и мой дом показался. Издалека я не мог разглядеть, что происходит у подъезда, но в нашем окошке на девятнадцатом этаже горел свет: родители еще не спали. Я почувствовал укол вины.

– Сюда, – Нелли свернула к подъезду, – погоди-ка.

На исписанной граффити и матерными словами стене висела яркая черно-красная афиша. Я успел прочесть «ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ. ПЕРВОЕ ШОУ ЕВРОПЕЙСКОГО КЛАССА В МОСКВЕ», когда девушка сорвала ее со стены, смяла в комок и отнесла к мусорному контейнеру. Ладно. Значит, мы не любим эти шоу. Или просто – за чистые стены.

Пока мы поднимались в лифте, одна мысль скользнула по краю моего сознания, я вцепился в нее и повертел, рассматривая под разными углами. Ночной Дозор ведь помогает Темным в поисках ловкого молодого Иного, обокравшего хорошо охраняемый дом Маклера. Нелли посещает их школу, значит, Ночной Дозор в контакте с ней. Темные дважды пытались меня взять – безрезультатно. Что, если теперь их Светлые коллеги приготовили свою ловушку? Ведь насколько умнее не использовать грубую силу – но оставить на пути вора хорошенькую молодую девушку, которая вдруг прониклась желанием его спасти и поддержать? Я облизнул пересохшие губы. Что, если у Нелли дома меня ждет теплый прием?

Мы вышли из лифта, и я положил руку на плечо девушке:

– Я должен сказать тебе нечто важное.

– Здесь? – Ее голубые глаза широко распахнулись. – В коридоре?

– Темный и Светлый Дозоры сейчас ищут меня, чтобы отнять кое-что. Одну ценную игрушку. Я хочу, чтоб ты знала, просто на всякий случай. При попытке забрать ее без моего разрешения эта вещь будет уничтожена.

Нелли заговорщицки подмигнула:

– Я прощаю тебе твое недоверие.

Она сложила пальцы правой руки в Хоспициум, знак гостеприимства:

– Матвей Гордеев, войди в мой дом и будь гостем. Пока ты мой гость, я не смогу ни словом, ни делом причинить тебе зла или ущерба. Клянусь Светом.

Я почувствовал теплую волну облегчения. Нет, не то чтобы я готов был девчонке довериться. Порой и Светлые лгут, даже друг другу. Но нарушить такую клятву – не знаю, каким подлецом надо быть и какие последствия для клятвопреступника это может повлечь.

– Скажи слово «друг» и входи…

– Куда? – не понял я.

Нелли сделала шаг к дальней стене. Только когда она взялась за ручку двери, я увидел ее очертания. Я мог бы годами ходить по этой лестничной клетке и не обращать внимания на вход в квартиру. Чужак, проходи мимо. Неплохо.

– Это кто здесь бродит по ночам? – У меня за спиной заскрипели давно не смазанные петли, и на пол упала полоска света. – Нелька, ты, что ли?

– Я, дядя Кеша.

– Блин, чуть тебя не пропустил, едрена копоть…

Лестничную клетку заполнил кислый запах перегара. Из-за соседской двери выпростался невысокий краснолицый гражданин лет пятидесяти – с зарождающейся лысиной и мохнатыми брежневскими бровями. Он с испуганным интересом уставил на меня круглые маленькие глазки, и тон его смягчился:

– Нелюшка, червончик бы мне… помираю совсем…

– Возьмите, дядя Кеша.

– У девятого дома есть круглосуточный… Я отдам, чес-слово. Как только устроюсь на работу…

Хрустящая купюра исчезла в руке соседа, и он дематериализовался. У меня на случай встречи с такими «умирающими» всегда есть пара слов, но сейчас я сдержал себя.

– Ничему не удивляйся, – потянула меня за рукав девушка.

Мы пересекли порог ее дома, и я почувствовал бегущие по телу ледяные мурашки. Я никогда не видел такой мощной защиты. Нигде.

Это была какая-то совершенно незнакомая мне магия, очень искусная и древняя. Во-первых, сама квартира была полностью укрыта от посторонних глаз. Словно темный кокон в полости среди железобетонных сот, не пропускающий никаких сканирующих заклятий и не выпускающий наружу ни малейших эманаций Силы. На ум пришла аналогия с черной дырой в космосе – не очень верная, но образная. Во-вторых, квартиру четко по периметру окружали многочисленные и мощные охранные заклятия. Ворваться сюда силой вряд ли смог бы даже Высший маг – по крайней мере ему пришлось бы изрядно попотеть.

– От кого такая оборона? У тебя тут что, хранилище Центробанка?

– Это не моя защита. Дядя поставил. Держи тапочки. Ванная в конце коридора, чистое полотенце возьмешь в шкафчике…

– Твой дядя? Тот, на лестнице?

– Забудь о нем. Это сосед-алкаш.

– А настоящий дядя?

– Он в комнате справа от ванной. Не перепутай – твоя комната слева.

Наверное, на моем лице отразилось все, о чем я подумал, потому что Нелли улыбнулась:

– Неужели ты думал, что я приведу к себе ночевать малознакомого парня, и дома никого, кроме нас, не будет? Давай в душ, я пока приготовлю что-нибудь поесть.

В ванной я включил воду и достал мобильный.

– Мама, привет…

– Матвей, ну наконец-то. Ты живой?

– Со мной все в порядке… не волнуйся, пожалуйста.

– Неужели трудно было позвонить раньше? Мы с отцом уже морги собрались обзванивать.

Я мог бы сказать, что мне и сейчас звонить домой очень рискованно – даже из-под такой искусной магической защиты. Но родители понятия не имели о магии. Они верили, что я работаю начальником отдела в логистической компании.

– Мам, ну сколько можно со мной как с ребенком? Мне скоро двадцать пять лет.

– Что это там, вода шумит?

– Да, я собрался в душ.

– Завтра тебя ждать? Где ты ночуешь?

– У одной знакомой.

– У тебя появилась девушка? – пошла в атаку мама. – Как ее имя?

– Просто коллега по работе, – соврал я, – как там отец?

– Сегодня получше, я сделала ему укол, вроде бы заснул. Так как зовут твою девушку, Матвей?

– Прости, у меня телефон совсем разрядился. Нужно бежать. Пока.

Я забрался в ванну, встал под душ, наслаждаясь потоком горячей воды. Не знаю, мама, позвоню ли я завтра, приду ли домой в обозримом будущем. Твой сын влип в историю, из которой не выйти таким, как прежде. Я посмотрел на «спецхран», лежащий на стиральной машинке под стопкой одежды. Что же такое я украл, вот бы знать? Когда я только начинал, мои мотивы были другими. Кто-то похитил семейную реликвию скромной Светлой волшебницы из подмосковного Подольска – справочник по целебным травам. Я нашел его у живущей через дорогу ведьмы и вернул без привлечения Дозоров. Бескорыстно, за «спасибо». Как выяснилось позже, у моей первой клиентки нашлось немало знакомых и друзей, которым требовались похожие услуги в разных городах страны. Чаще всего нужно было освободить кого-то из Темного лагеря от бремени владения полезными книгами, амулетами и артефактами. Я брал за услуги недорого, тщательно скрывал свою настоящую личность и ни разу не вступил в конфликт с Дозорами. Все шло довольно гладко, пока мне не позвонил Светлый маг, назвавшийся именем Омогой.

Я трижды щелкнул пальцами, и моя одежда стала сухой и чистой. Одевшись и пристроив «спецхран» за пазуху, я двинулся на кухню.

Меня встретили тарелка горячей яичницы с колбасой, стакан молока и бутерброды.

Бормоча бессвязные благодарности, я набросился на еду. Нелли сидела напротив меня и задумчиво жевала порезанное на дольки зеленое яблоко. Она убрала волосы в хвостик, и стали видны изумрудные сережки-капельки – я даже через стол чувствовал повисшие на них незнакомые заклятья. Под расстегнутым воротником белой блузки покачивался на серебряной цепочке янтарный амулет – тоже явно не простое украшение.

– Твой дядюшка, – произнес я, когда во рту стало посвободнее, – он тоже Светлый маг?

– Да. Специалист по волшебным книгам и трактовке древних текстов.

Круто. Редко такое случается, чтобы в одной семье сразу двое Иных.

– И как, хороший специалист?

– Он был библиотекарем князей Долгоруковых и консультировал двух последних царей.

Вилка с куском яичницы в моей руке замерла на полпути ко рту.

– Неплохо. И что… великий библиотекарь уже спит? Он не против того, что я заглянул к вам?

Нелли помолчала, глядя в окно. Там, в белесом свете фонарей, кружились снежные мотыльки.

– Я уже взрослая и могу дружить с кем захочу. А он не выходит из своей комнаты. Можешь спокойно спать ночью – ты под его защитой.

Как хорошо-то, подумал я, вытянувшись в темноте под одеялом. Как мне повезло с соседкой, да и с ее необщительным дядей тоже. Если б не они, я бежал бы сейчас через снегопад куда глаза глядят или давал показания в подвалах Дневного Дозора.

Глаза слипались, но я все же еще раз внимательно просканировал комнату через Сумрак. Ничего подозрительного. Обыкновенный платяной шкаф, стеллажи с книгами, антикварное зеркало над столиком, цветочная ваза с японскими узорами… ни следа магии. Лишь металлическая коробка на стуле у изголовья тускло мерцала скрытым болотно-зеленым светом.

Может быть, девчонка подмешала что-то в чай. Ты стал подозрительно благодушным, отчитал я себя.

Нельзя жить, никому не доверяя.

С твоей профессией – можно.

Я вспомнил клятву Нелли и ее сложенные в знак гостеприимства тонкие белые пальцы. Нет, юная волшебница не станет вредить мне.

Как насчет дядюшки? Он-то ни в чем не клялся.

Незаметно я соскользнул в теплую темноту сна, но вскоре что-то разбудило меня. Это был не звук или прикосновение – нечто на уровне глубочайшего инстинкта. Я посмотрел на мерцающий экран мобильного телефона – 03:32. Получается, дремал я где-то час с небольшим. Прислушался: в квартире царила такая тишина, что я мог различить спокойное дыхание Нелли за стеной.

Все в порядке. Спи, набирайся сил. Завтра они тебе понадобятся.

Нет. Не все в порядке.

Я выскользнул из-под одеяла, подошел к холодному окну, осторожно коснулся его ладонью. Между стеклами рамы, прозрачная, невидимая, ощутимо вибрировала тонкая пленка магической защиты. Никто не увидит меня за этим стеклом с улицы, никто не ворвется сюда.

Снег за окном перестал, и в разрывах облаков поплыла серебристая круглая луна, похожая на новую пятирублевую монету. В ее свете пустая заснеженная улица перед домом казалась сказочным пейзажем с новогодней открытки.

На детской площадке, между сломанными качелями и покосившимся турником, стояла девочка в хитоне. Ее голые ноги утонули в сугробе, на черных волосах таяли пушистые хлопья снега. Девочка медленно поворачивала голову, оглядывая длинный многоэтажный дом, словно сканируя его взглядом.

Мое сердце замерло, затем глухо и часто забилось, разгоняя кровь до шума в ушах.

Она пришла за тобой. Она будет идти следом, пока у тебя остается эта древняя игрушка.

Отодвинувшись подальше от окна, я осторожно посмотрел во двор через Сумрак.

Вот он. Исполинский мерцающий червь свернул кольца вокруг девочки, словно ручной уж, занял своим телом почти весь двор. Его уродливая голова лежала у ног хозяйки – похоже, монстр спал – если такие твари вообще спят.

На цыпочках я вернулся в кровать и накрылся одеялом с головой.

Глава 4

Высоко в ультрамариновом июльском небе одна за другой гаснут звезды – холодные игрушки космоса: вот их несколько миллионов, вот едва ли тысяча, вот лишь самые яркие упрямо мерцают, сопротивляясь наступлению утра. Я лежу на траве после бессонной ночи, глядя в ледяные глаза мироздания, и где-то рядом слышится ласковый, как пение флейты, голос:

– Матвей…

Я поднимаюсь на ноги и иду на звук, пробиваясь сквозь густое разнотравье. Иду минуту или, может быть, час и, уже потеряв надежду, выбираюсь на разбитую сельскую дорогу, что ведет в никуда из ниоткуда. Над мохнатой шкурой леса растекается золотое и алое, и в роще над ручьем прочищают горло утренние птицы.

– Где же ты? – кричу я.

Но ласковый голос стих навсегда, оставив лишь эхо, и я стою один посреди бескрайнего поля – с ног до головы в холодной утренней росе…

Сон это или явь, но я снова студент-первокурсник литературного института и провожу самые жаркие месяцы 1990 года в трудовом лагере в Воронежской области. Днем мы работаем в поле или бесконечных садах, раскинувшихся на высоком берегу Дона, а вечером, поплескавшись в реке, разводим костер на площадке за поселковым общежитием и поем под гитару песни. Дым щекочет ноздри, постреливают в полумраке алые угли. Пацаны приносят откуда-то самогон в бутылках из-под «Буратино»; вожатые борются с этим, но вяло.

С первого дня я не отрываю глаз от Тани. Высокая, грациозная, загорелая дочерна Татьяна – заместитель руководителя трудовой практики. У нее серые глаза и длинные, до пояса, каштановые волосы, а под обтягивающей белой футболкой с эмблемой пхеньянского Всемирного фестиваля молодежи – никакого нижнего белья. Татьяна такая взрослая по сравнению с нами, вчерашними школьниками! Ей двадцать семь или даже двадцать восемь, но отчего-то не однокурсницы (начинающие поэтессы и критикессы) интересны мне, а эта серьезная, даже грустная порой женщина. Я не замечаю сам, как всё чаще заговариваю с Таней, мы вместе сидим на крыльце после ужина и щелкаем семечки, вместе поем песню группы «Кино» про мягкое кресло, клетчатый плед и не нажатый вовремя курок. Я улыбаюсь ей, она улыбается мне – улыбка ее всегда немного печальная, и это гипнотизирует меня.

Уже не помню, как это вышло, но однажды на закате я целую ее в губы, чувствуя запах вина и легких духов. Мир кружится вокруг нас, а Таня шепчет: «В полночь приходи к столовой, только чтоб не видал никто».

И я прихожу. Я знаю, что сегодня произойдет то, о чем с определённого возраста постоянно думает каждый мальчишка. Немного страшно, но надо же когда-то начинать. К тому же Таня мне нравится.

Мы уходим в некошеные луга, и все происходит при свете звезд и сверкающих Персеид. Слегка влажные волосы Татьяны пахнут персиковым шампунем; в глубоких, как омут, серых глазах отражается водоворот Млечного Пути.

– Матвей, – говорит она тихим голосом, который я буду вспоминать в своих снах много лет, – не торопись. Расслабься, я все сделаю сама.

Когда небо начинает светлеть, и я падаю рядом с Таней без сил, мокрый от пота и счастливый, происходит странное. Губы моей подруги беззвучно шевелятся, она берет меня за руку – и мир вокруг исчезает в сером мельтешении полутонов, словно превращается в черно-белый размытый фильм. Пробирающий до костей холод быстро высушивает пот.

– Не бойся, – Таня с силой сжимает мою руку, обнимает за шею, – не бойся, все хорошо, так нужно.

– Какого дьявола? – Я пытаюсь вырваться, но Татьяна закрывает мне рот ладонью.

Вскоре краски возвращаются, и она рассказывает мне о Сумраке, об уровнях Силы, о волшебстве, о борьбе Темных и Светлых.

– Теперь ты – Иной, Матвей. Светлый Иной, как и я, – говорит Таня, когда мы на рассвете возвращаемся в лагерь, держась за руки.

– Что ты сделала со мной?

– Это называется инициация. Не сделала бы я – сделал бы кто-то другой рано или поздно.

Пройдут годы, и все изменится – но в то утро первый секс мне кажется важнее и интереснее первого входа в Сумрак.

Позади на колхозной дороге раздаются тарахтенье, грохот и стук. Нас догоняет мотоцикл с коляской, в нем трое проспиртованных, голых по пояс мужчин. Кто они – не знаю, наверное, из поселка. Они свистят нам вслед и смеются.

– Понравилась телочка, малец? – сиплым голосом спрашивает тот, что за рулем. – Не поделишься с рабочим классом?

Его красные от загара грудь и плечи покрыты татуировками, во рту сверкает золотой зуб:

– Так кто кого трахнул, сопля? Ты ее – или она тебя?

Я сжимаю кулаки, но Таня останавливает:

– Не надо. Пусть едут.

Однако проспиртованные и не думают уезжать. Они продолжают изобретать оскорбления, затем один из мужчин соскакивает с мотоцикла и пытается обнять Таню за талию.

– Напросились, – шепчет она и делает несколько быстрых движений руками.

Мотоцикл исчезает. На его месте появляется телега на деревянных колесах. Дно ее выстлано соломой. Телега запряжена двумя низкорослыми пони с ошалевшими мордами; перед ними на дороге сидит, похрюкивая, вымазанный в грязи боров.

– Айда, залезай, – смеется Татьяна.

Мы едем в повозке по полю до самого шоссе, а боров, хрипя от ужаса, бежит впереди – и я чувствую себя персонажем повести Гоголя. Таня с улыбкой говорит о всякой ерунде… она и в самом деле спокойна, расслаблена. Неприятное приключение нисколько не выбило ее из колеи.

– Они так и останутся в образе ишаков и порося? – спрашиваю я.

– Это было бы слишком жестоко. К вечеру станут прежними уродами.

Улыбка сходит с лица Тани:

– Ты должен знать: применять магию к людям нужно очень осторожно. То, что я сделала сейчас, – простительно, потому что я защищалась. Но магическое вмешательство в судьбу людей под строгим запретом. Существует Великий Договор между Светлыми и Темными Иными…

Проходят дни, и Таня ведет себя как прежде. Она печально улыбается мне и поет под гитару у костра, но встреч под звездами больше нет. Через неделю мы разъезжаемся по домам. Таня снится мне каждую ночь. Я узнаю через деканат ее адрес и пишу письмо за письмом, на которые нет ответа. Начинается учебный год, мне не до лекций. Почему она не напишет мне в ответ хоть слово? В один особенно серый и слякотный день я беру билет на первую утреннюю электричку и еду к ней во Владимир. Я сажусь на лавочку во дворе ее дома и жду, жду, жду… Наконец, убедившись в моем упрямстве, она выходит и садится рядом – еще более прекрасная и волнующая, чем раньше.

– Почему? – тихо спрашиваю я.

– У меня семья, – она лукаво наклоняет голову, – муж, дочка-первоклашка.

Каждое ее слово – будто удар молотком по черепу.

– Прости, Матвей, – шепчет Таня с улыбкой и целует меня в щеку, – ты славный. Но наша с тобой история закончилась. Счастливо тебе.

Она поднимается и идет к подъезду.

– Но зачем, – говорю я ее спине, – зачем была та ночь?

Таня долго смотрит мне в глаза:

– Действительно хочешь знать правду? Что же… имеешь право.

Где-то далеко скрипят ржавые качели. Над куполами старинных владимирских храмов с криками носятся галки.

– Я сделала то, что должна. От того, в каком состоянии Иной впервые входит в Сумрак, зависит, какую сторону он выберет. Я видела твою ауру с первого дня – ты должен был стать Темным. Только Темным, и никак иначе.

Таня смеется:

– Но я сумела все изменить. Без всякого пошлого колдовства. Просто инициировала тебя в тот момент, когда ты был очень счастлив…

Я открыл глаза. В окно лился мягкий солнечный свет.

Не сразу сообразил, где нахожусь, – а когда вспомнил, резко сел на кровати… и услышал тихое пение за стеной.

Может быть, Нелли так подавала мне знак – пора просыпаться. И пусть знакомая песня в ее аранжировке звучала совсем негромко, напевно, словно лирическая баллада – под печальный и тихий перебор струн, но мой обострившийся слух ловил каждое слово:

Я вышел в коридор и встал у двери в ее комнату, чувствуя, как от звука голоса начинает быстрее биться сердце.

Гитара смолкла.

– Любишь подслушивать?

– Не хотел портить песню, – кашлянул я в кулак, – она очень вдохновляет в моем положении.

– Хорошую песню ничем не испортишь. Как ты насчет завтрака?

Я толкнул дверь и зажмурился от ярко-оранжевого январского солнца:

– Доброе утро.

В комнате было тепло. На столе меня дожидались чайник, бутылка молока, хлеб, сыр и масло на тарелке, накрытой стеклянной крышкой. Нелли сидела на диване, скрестив по-турецки ноги в полосатых гольфах, тихонько перебирая струны. Светлые волосы рассыпались по плечам. Рукава блузки девушка закатала по локоть, чтобы легче было играть.

– У тебя очень красивый голос, – искренне сказал я.

– Редко кто-то слышит, как я пою. Как твоя коленка?

– Хм, – я согнул и разогнул ногу, – я бы и не вспомнил о ней, если бы ты не сказала. Твоя работа?

– Вот бы все проблемы со здоровьем решались так просто…

– Спасибо, Нелли.

По-человечески я чувствовал к своей соседке по двору симпатию и благодарность. Как Иной я по-прежнему не доверял ей.

Просторная комната служила Нелли сразу спальней, кабинетом и гостиной. Здесь пахло девичьим уютом. Над письменным столом в углу нависали книжные полки в три ряда. На умело расписанной вручную стене дремала над морем Фудзияма – в кремово-розовом тумане цветущих сакур. Я заметил в дальнем углу, рядом с видеомагнитофоном, стойку с тремя японскими мечами, и мое недоверие укрепилось. Юная целительница, значит…

– Ты не пошла на учебу? – намазывая бутерброд, спросил я.

– Сегодня суббота.

– Не боишься проблем с Ночным Дозором из-за меня?

– Плохо ты знаешь Дозоры, – Нелли вздохнула, отложила гитару в сторону, – они заняты лишь вечной склокой между собою.

– И что же мне делать дальше? – словно бы в пространство проговорил я, краем глаза наблюдая за реакцией девчонки. Если она привела меня сюда с неким умыслом, следующим ее шагом будет подтолкнуть к какому-то действию.

– Можешь оставаться здесь сколько нужно, – пожала плечами девушка (на груди качнулся янтарный амулет), – больше я тебе ничем помочь не могу.

Браво. Или она очень хитра, или я параноик.

Я подошел к окну. Девочка в хитоне по-прежнему была на детской площадке, бесплотной тенью замерла посреди наметенного за ночь сугроба. Мне показалось, или она теперь подобралась ближе к нашему подъезду? Проходящие мимо люди, конечно же, не видят ни девчонку, ни ее ручного монстра, разлегшегося в Сумраке, – но на детской площадке в это прекрасное утро ни одного малыша.

В кармане затрезвонил телефон. Номер не определился.

– Слушаю.

– Привет, вор, – незнакомый голос, – как спалось?

Странно, но я совсем не испугался: