Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущёва Балаев Петр
«Товарищи! Вчера мы, рабочие и работницы города Луганска, присоединились к товарищам — рабочим завода Гартмана и объявили забастовку с целью улучшения своей жизни, своего быта…».
Т.е., предусмотрено было всё до мелочей, и развитие событий было предугадано в точности. Оставалось только ждать. И ожидания оправдались. В поддержку паровозостроителей прекратили работу почти все заводы города, две типографии, аптеки, мастерские, ряд магазинов. Оставался в стороне только государственный пороховой завод. И тогда луганские большевики сделали то, что было повторено в Петрограде, когда бастующие ткачихи пошли по предприятиям города.
Двухтысячная колонна гартмановцев двинулась к пороховому заводу. По пути к ней присоединялись бастующие других предприятий и к воротам казенного завода уже подошла шеститысячная демонстрация. Навстречу ей выбежал его начальник генерал Кобалевский с помощниками. Закатил истерику с угрозами страшных кар. Ему орали из толпы демонстрантов:
— Гудок давайте! Прекращайте работу.
Из ворот порохового повалили его рабочие, окружили свою администрацию, тоже требовали дать гудок к прекращению работы. Генерал Кобалевский перетрусил и сдался. Последний завод Луганска присоединился к всеобщей забастовке. Город встал.
Можно представить, что орал в своем кабинете градоначальник, когда к нему был вызван директор паровозостроительного завода:
— Скажи своим хозяевам, что мне плевать на их убытки! Если забастовка прекращена не будет и город не успокоится, то они мне — первые враги! Пока батюшка-царь меня успеет с должности уволить, я вас всех порву, как тузик грелку!
21 февраля состоялись новые переговоры управления завода Гартмана с бастующими. Администрация пошла на удовлетворение почти всех требований. Рабочий день был установлен 9-часовой. Расценки повышены на 30%. Полицию из цехов убрали. Заводская школа расширена, создана библиотека.
Понятно, что владельцы завода хотели сохранить лицо, не выглядеть полностью капитулировавшими. Поэтому не согласились оплатить простой во время забастовки напрямую. Сделали по-другому: выделили юо тысяч рублей из доходов завода за 1904 год в виде «поощрения» всему коллективу. Эти 100 тысяч рублей составили заводскую ссудо-сберегательную кассу.
22 февраля забастовка была прекращена. Победа была полная. Город вернулся к спокойной жизни. С одним нюансом: теперь все рабочие Луганска почувствовали свою силу.
Это был первый этап революционного выступления рабочих под руководством Клима Ворошилова в 1905 году. Завершился этот этап созданием рабочего властного органа — исполнительного комитета депутатского собрания рабочих (он после забастовки распущен не был) и консолидацией рабочих…
Приходит понимание того, почему биография Климента Ефремовича была под умолчанием все годы хрущевско-брежневского правления и почему нынешним «историкам» она не нужна? Уже даже Берия признание получил, а Ворошилов… ну в упор не замечают второго человека после Сталина в СССР!..
Обратите внимание, бастовали все предприятия Луганска, но забастовка закончилась после того, как было получено согласие заводской администрации выполнить требования только инициаторов — паровозостроителей. Кажется, что остальные рисковали впустую. Но, во-первых, не совсем впустую, потому что на всех заводах администрация была напугана и уже не так зверствовала. И, во-вторых, рабочие были не такими дураками, которые про «журавля в небе» поговорку не знали. Всему своё время.
И луганские большевики приступили к следующему этапу — к созданию боевых дружин. Наращивали силы последовательно, поступательно, сообразуясь с ростом сознательности и активности рабочих. Выявили среди них лиц, ранее служивших в армии, провели проверку их надежности, отсеяв болтунов, подозреваемых в связях с полицией и заводской администрацией, дороживших собственным благополучием. Сформировали из проверенных людей руководство боевой дружиной. Первым руководителем боевиков стал Тихон Лаврентьевич Бондарев, отставной солдат. По его совету дружинников разбили на законспирированные группы — десятки, со старшими во главе. Раздобыли старые пороховые ружья, сделали пики, в отдаленных от города оврагах и балках проводили занятия. Учились строю, обращению с оружием, стрельбе.
Больше того, еще создали при боевой дружине конспиративную группу медиков, санитарную дружину из заводских девушек. Руководителями группы стали заводской доктор Кац и фельдшер Софья Александровна Прянишникова.
И продолжали наращивать агитационную работу среди рабочих. На 1 мая провели грандиозную маевку, которую уже охраняла боевая дружина. Полицейские попробовали это дело пресечь, вычислили через шпиков, где будет проходить митинг, навесили на себя наганы и «селедки», пошли разгонять и арестовывать активистов. Пришли. Увидели в пригородном лесу гуляющих с гармошками парней. Это боевая дружина устраивала для полиции представление. Прочесали лес — никого. Маевка была в другом месте. После митинга народ оттуда повалил в город. Шли с красными флагами, которые соорудили из женских красных платков. Прошли прямо через железнодорожный вокзал, как раз к приходу пассажирского поезда, потом с пением «Варшавянки» — через весь город. Пока полицейские бежали рысью от места, где их так жестоко обломили, в город — там уже было тихо. Никого. Только обыватели откровенно хохотали над потными от бега представителями власти.
И едва всё не пошло прахом из-за элементарной спешки и самонадеянности. После прекращения забастовки хозяева завода Гартмана очухались и принялись снова закручивать гайки, часть требований так и осталась неудовлетворенной. Решили додавить их новой забастовкой, которую начали 8 июля. Климент Ефремович потом сам, вспоминая те события, указал на ошибки, допущенные при её проведении: не учли того, что активно вмешается в события полиция и не в полной мере использовали силу уже окрепшей боевой дружины.
В разгар забастовочного собрания на заводской двор ворвались несколько сот полицейских. Стреляя в воздух, они стали вытеснять людей с территории завода, началась паника, люди бросились врассыпную, основная масса — к реке Лугань, окаймляющей территорию предприятия. Ворошилов с комитетчиками в этой группе попытались навести хоть какой-то порядок, задержать полицию, дать людям переправиться через мелководную речку, но их отсекли от толпы и окружили. Прямо на месте начали избивать, сбили с ног и затоптали сапогами. Клим потерял сознание. Очнулся в заводском полицейском участке (полицейский участок на частном заводе!), там избиение продолжалось до полуночи. Били саблями в ножнах, рукоятками револьверов…
В полночь принесли веревки, приказали избитым людям подняться. Они уже не могли даже встать. Их выволакивали во двор, связывали попарно, потом сбили всех в кучу и опутали веревкой всю группу. Под конвоем полицейских и конных казаков повели через город. Пристав напутствовал конвой:
— Господа! Это опасные преступники и враги царя! При малейшем вмешательстве толпы — ликвидировать!
По пути к конвою присоединяли новых избитых арестованных — в городе шла облава.
К городскому полицейскому управлению подконвойных доставили только к утру — все были избиты так, что их чуть не волоком приходилось волочь. В управлении переписали фамилии и отправили дальше — в городскую тюрьму. Клима выделили из общей группы, бросили в карцер, снова начали бить, он снова потерял сознание. Очнулся к вечеру следующего дня… И через несколько дней начал руководить и депутатским собранием, и большевистским комитетом. Находясь в тюрьме. Сначала Анна Лукинична Гущина, работница завода, выдав себя за мать Ворошилова, стала ежедневно приносить ему передачи и сообщения с воли, уносила с собой инструкции и указания. Потом… надзиратели же в городе жили, а не на Марсе. Идти со службы и бояться, что тебя пришибут работяги где-нибудь в переулке — не очень приятно. Да и сами надзиратели — не потомки буржуев и помещиков. Служащие. Получилось, что сама полиция посадила актив Луганской организации на казенные харчи и обеспечила ему охрану, а в лице служащих тюрьмы предоставила бесплатную курьерскую службу.
И никак не могла понять, что происходит в городе, почему народ не спрятался под плинтус, а стал еще активнее. Полицейские репрессии привели к противоположному результату: большевистская организация после неудачной забастовки не сократилась, а начала расти как на дрожжах, ее численность достигла 2000 человек.
Кстати, это в сравнительно небольшом городе, и не в 1917, а в 1905 году. Как-то эта цифра не очень соотносится с тем, как кургиняны представляют ленинскую партию. «Малочисленная секта меченосцев». Ну-ну…
Лето и осень в Луганске были веселыми. Стачки, забастовки, митинги — как везде. Только были «нюансы». По всей стране, особенно по губерниям юга, прошла волна еврейских погромов. Царизм пытался слить недовольство властью в канализацию, в черносотенный национализм. Луганские националисты тоже попробовали свои силы в верноподданническом антисемитизме. Евреев в рабочем городе было не очень много, да и абсолютное их большинство были такими же полунищими трудягами, как и русские с украинцами. Среди заводских рабочих черносотенцев, понятное дело, почти не было. Только единицы из среды прикормленной хозяевами верхушки. Опора черносотенства — мелкий лавочник и люмпен. Как и немецкого фашизма, его идейного собрата. Да и в нынешнем нашем национализме — тот же контингент.
После октябрьского царского манифеста по городу поползли слухи о том, что евреи готовят «гроб для Государя», собираются его извести и самим править Россией. 21 октября начался погром, сожгли мельницу местного еврея, разграбили его дом, пошли грабежи и поджоги лачуг бедных евреев. К месту погрома прибыла боевая дружина под руководством Александра Пархоменко, будущего героя Гражданской войны, близкого друга Климента Ефремовича. Пархоменко увидел, что в рядах погромщиков стоят полицейские, фактически, охраняют их. Обратился к одному из них с требованием пресечь грабеж. Тот выругался:
— А тебе какое дело, голодранец? Смотри, самого сейчас арестую.
Александр Яковлевич сплюнул:
— Ну, ладно… Ребята, — обратился он к дружинникам, — бей эту сволочь черносотенную!
Дружинники разогнали кулаками и пинками «патриотов». Полиция струсила и разбежалась. Луганские большевики собрали факты покровительства полиции погромщикам. И когда царское правительство, оскандалившись с таким «патриотизмом», попробовало от них откреститься, в стенах I Государственной Думы депутатом от Луганска, бывшим школьным учителем Клима, С.М. Рыжковым эти факты были озвучены. Скандал получился хороший.
Большевики не дали погрузить город в волну беспорядков и погромов.
Когда 17 октября вышел царский манифест, полиция была вынуждена отпустить из тюрьмы арестованных во время июльской забастовки активистов. Но членов исполкома депутатского собрания во главе с Ворошиловым оставили под стражей. Предъявили сфабрикованное обвинение в покушении на жизнь полицейских.
К тюрьме двинулась демонстрация рабочих. По некоторым сведениям — 12–15 тысяч человек. С явным намерением раскатать тюрьму по кирпичику. Власть струсила, быстренько придумали, что Клима выпускают под незначительный залог и освободили оставшихся заключенных.
И власть в городе полностью перешла в руки Исполнительного комитета депутатского собрания рабочих.
Первым делом руководители луганских большевиков К.Е. Ворошилов, А.Я. Пархоменко, Т.Л. Бондарев, И.И. Шмыров посетили казармы с расквартированными в городе казаками и солдатами. В войсковых частях сразу началось брожение. Их заменили. Ввели новые части, но командование уже не рисковало их применять для разгона демонстраций, держало в казармах.
В городе еще до революции была построена новая тюрьма, старую сносить не собирались. Больше того, ее отремонтировали, готовились к массовым арестам. Климент Ефремович приказал ее сжечь. Стены тюрьмы облили керосином, подожгли, остались одни головешки. Полицейские молчали, сидели тихо. Как мышки.
На заводах были созданы профсоюзные организации. Администрации заводов были поставлены под рабочий контроль. Из цехов вымели полицию, штрафы для рабочих были отменены, рабочий день сокращен до 8 часов.
На заседание Городской думы пришла делегация Исполкома. Потребовала ее роспуска и новых выборов. Городской голова требования удовлетворить отказался. Сразу по городу пошли демонстрации. Полиция не пробовала применять силу, только уговаривала не очень бузить. Думцы разбежались. Остался один властный орган — депутатское собрание рабочих.
Дальше — больше. Была создана народная милиция, костяк которой составили рабочие боевых дружин. Полиция была фактически изолирована. Финансировали милицию… местные буржуи. Добровольно. После беседы с ними представителей Исполкома. Никаких паяльников и утюгов. Буржуи на свои деньги вооружали рабочие боевые отряды. Один отказался. Шахтовладелец Соломон Давидович Вендерович.
К нему в гости пришел председатель Исполкома собственной персоной. Разговаривали вежливо.
— Господин Вендерович, это же в Ваших интересах дать денег на наших дружинников. О погромах вам напомнить? Кто Вас защищать будет?Клим говорил с улыбкой, ласково.
— Не пудрите мне мозги, господин Ворошилов. А то я не знаю, а то я не знаю, кто такие большевики и зачем им оружие! Газеты я читаю.
— Ну, тогда давайте начистоту. Вы же знаете, как иногда людям нужна финансовая помощь. И люди благодарны тем, кто ее вовремя оказал. Может наступить такое время, когда и Вам наша помощь понадобится. Обещаю, что если Вы выделите средства не только в той сумме, которую определил Исполком, но еще чуть-чуть больше, то мы об этом не забудем. Вам это зачтется.
— Мне нравится ваша откровенность, господин Ворошилов, — рассмеялся шахтовладелец. — Согласен. Заплачу.
Климент Ефремович слово всегда держал. Уже после окончания Гражданской войны, когда он был командующим Северо-Кавказским военным округом, к нему на прием пришел старик. Вот этот самый Соломон Давидович. Бедствовал, попросил помочь с работой. Климент Ефремович помог ему устроиться инженером в горное управление. Бывший буржуй Вендерович до самой смерти честно работал на этом посту, умер уважаемым специалистом.
Власть Исполкома в городе была полная, дошло до того, что в Исполкоме утверждались цены на продукты и важнейшие товары в магазинах. А сама городская администрация в жизнь города не вмешивалась.
По всей стране после подавления декабрьского вооруженного восстания в Москве началась уже реакция. На всем Донбассе правительственные войска заливали кровью вооруженные выступления рабочих: Горловка, Макеевка, Юзовка…
В Луганске на самой высокой заводской трубе висел красный флаг, в приемной председателя Исполкома робко топтался посланец полицмейстера, униженно прося снять знамя, потому что его начальнику нагорит за такое бездействие…
Вы заметили, что я при описании событий в Луганске ни разу слово «Совет» не употребил? А ведь революция 1905 года главным своим итогом имела образование Советов, как прообраза будущих органов власти. В крупных промышленных центрах, охваченных революционным движением, в 1905 году Советы массово и образовывались. А в Луганске — Исполнительный Комитет депутатского собрания. Конечно, полный аналог Совета, только название другое. Некому было подсказать, как правильней назвать? Кажется, да — некому. Луганские большевики во главе с Ворошиловым форму будущего органа народовластия и путь к нему нашли самостоятельно. Не совпало только название. Это удивительный уровень политической зрелости.
В это же время началась подготовка к IV съезду РСДРП, потом получившему название «Объединительный». Последний съезд РСДРП до окончательного разрыва большевиков с меньшевиками. Обе фракции были заинтересованы в том, чтобы большинство делегатов были представлены их сторонниками. В Луганске меньшевики к тому времени потерпели сокрушительное идейное поражение, их лидеры утратили всякое влияние на рабочих и запросили помощи из Центра. Меньшевистской фракцией в Луганск были направлены опытные ораторы. Один них носил кличку «русский Бабель». Собрали большой митинг послушать этого краснобая. Оратор действительно был великолепным, сыпал цитатами из Маркса и Плеханова, шутками-прибаутками и примерами из литературы. Но не везло этим ораторам с Ворошиловым хронически. Меньшевик пытался убедить рабочих, что вооруженное восстание — это неправильное понимание Лениным марксизма и обстановки, оно приведет только к напрасным жертвам. Митинг понемногу начал бурлить, собравшиеся на нем, боевой авангард пролетариата Луганска, уже почувствовали правоту ленинской линии и верили не заезжему гастролеру, который имел сугубо интеллигентский облик, а своему вожаку — Климу, «Володьке». Начали раздаваться крики:
— Большевики, сколько этот хлюпик будет нас дурачить?
На трибуну митинга вышел Ворошилов. Цитатами «Володька» не злоупотреблял, в речи коротко, просто объяснил, что милости от помещиков и капиталистов рабочие не дождутся, а неудачи в вооруженном восстании связаны с тем, что пока еще у пролетариата мало оружия и недостает организованности, нужно учиться на своих ошибках, делать из них выводы и готовиться к новым боям, а не капитулировать.
— «Русский Бабель» мудрено говорил, а наш «Володька» — правдивистей, — вынес резолюцию митинг.
Меньшевикам в Луганске делать было нечего. Их организация бездействовала, а затем большинство меньшевиков влились в большевистскую фракцию. И этот процесс происходил не только в Луганске, и не только в революцию 1905 года. Часть меньшевиков осознала свое заблуждение, искренне осознала. Но это только часть. Другие поняли, что политических перспектив у последователей Мартова нет, и перекрасились. Большевистская организация получила прививку меньшевизма. Это был неизбежный процесс, затевать чистку партийных рядов в условиях революционной задачи создания массовой партии было и глупо, и невозможно. Потом метастазы антибольшевизма и приведут сначала к раковому поражению ЦК в 1953 году, а дальше — к гибели КПСС.
Климент Ефремович от «Донецкого Союза» РСДРП был избран делегатом IV съезда партии, и весной 1905 года выехал в Петербург. Там исполнилась его мечта — познакомиться с Владимиром Ильичом Ульяновым-Лениным. Ленин проводил в Петербурге совещание с делегатами съезда от большевистской фракции, на этом совещании и встретились. Беседа между Владимиром Ильичом и представителем большевиков Луганска длилась несколько часов. Ленин, как вспоминал потом Климент Ефремович, расспрашивал его дотошно, доходя до самых, казалось бы, незначительных мелочей. Опыт возглавляемой Ворошиловым организации, самый удачный опыт первой революции, был особенно ценен.
А дальше был выезд в Швецию, в Стокгольм, к месту проведения съезда. Разумеется, и совещание делегатов в Петербурге было конспиративным, и выезд делегатов за границу — нелегальным. В одних случаях — по поддельным документам. В других — нелегальный переход границы. Ворошилов выехал в Швецию по поддельному паспорту на фамилию «Володин», под видом путешествующего туриста.
Мне особо этот факт биографии Климента Ефремовича нравится. Сейчас поясню. Часть делегатов, которых невозможно было вывезти по поддельным документам, отправили специально зафрахтованным пароходом. Часть — как Ворошилова, с липовым паспортом и по легенде. Пограничная стража проверяла документы и проводила опрос с целью проверки при пересечении границы. Легенда не должна была при опросе рассыпаться, внешность, манеры, речь — ничто не должно было выдать проверяемого.
Теперь представьте, как мог выглядеть в начале XX века путешествующий турист из России, к какому сословию он принадлежал?! Представили? Уж точно рабочий или крестьянин туристические поездки в те годы не совершал. Это было доступно только привилегированным, образованным сословиям. И речь другая, и облик совершенно другой. Рабочего можно было в сюртук нарядить, но сильно ему это не помогло бы. Скорее, наоборот. Несоответствие манер и лексикона внешнему виду, одежде, только подозрение вызвало бы.
Т.е., и у тех, кто занимался переправкой «Володина» в Стокгольм вопросов по соответствию легенды не было, и у пограничников России и Швеции никаких подозрений по поводу того, что под видом путешествующего туриста может скрываться малообразованный слесарь, не возникло. Пока просто этот факт запомните.
В Стокгольме произошло еще одно событие, во многом определившее жизненный путь Первого маршала. Организаторы съезда поселили Климента Ефремовича на одной квартире с делегатом по фамилии Иванович. Разумеется, фамилия его была тоже конспиративная, как и у «Володина». Это был Иосиф Джугашвили. Парни были почти ровесниками, оба начитанные, веселые, энергичные. Любившие хорошую шутку, увлеченные одним делом — революцией. Оба — непримиримые, как тогда выражались, ленинцы. Естественно, что они сразу подружились. Иначе и не могло быть. Они эту дружбу через всю жизнь и пронесли, как настоящие мужчины.
Джугашвили к тому времени входил в самый близкий к Владимиру Ильичу Ленину круг, Ворошилов был в этом круге новичком. Еще немного робел. Во время работы съезда он близко сошелся и сдружился с такими же молодыми членами партии, но уже проявившими себя во время революции. Владимир Ильич, видя, что эта группа старается держаться вместе, шутя называл их «могучей кучкой», любил, отдыхая в перерывах заседаний, проводить время с этой молодежью. Выделял их среди остальных делегатов.
В «могучую кучку» входили сам Ворошилов, ФА. Сергеев — Артем, М.В. Фрунзе — Арсеньев, М.И. Калинин — Никаноров. Так формировалась настоящая ленинская гвардия. Не зиновьевско-бухаринско-каменевская группировка была ленинской гвардией. Назвать шайку попутчиков, которые постоянно гадили Ленину в карман, ленинской гвардией могли только наследники этой шайки, засевшие в идеологическом отделе ЦК КПСС, да их нынешние последователи в российской исторической науке.
После съезда борьба продолжалась. Хоть в Луганске против Исполкома, аналога Совета, как я уже писал, власти и не решились вывести войска, но в соседних городах шли настоящие бои. Боевая дружина Ворошилова оказывала помощь восстанию города Горловка, например. И необходимо было оружие. Его нужно было достать. Эту задачу на себя взял сам Климент Ефремович. Задача была смертельно опасной, за контрабанду оружия, да еще для целей вооруженного восстания, во времена реакции отделаться каторгой было огромной удачей. Если бы поймали, то виселица — перспектива вполне реальная, затянули бы на шее «столыпинский галстук». Первую партию оружия Ворошилов привез из Финляндии в Луганск, спрятав пистолеты под одеждой. Снова изображал из себя туриста-путешественника. Привез удачно, только партия была мелкой. Такими темпами вооружить боевую дружину было нереально.
И Ворошилов, немного поломав голову, нашел выход. Он решил изобразить из себя торгового представителя фирмы «Зингер», оружие спрятать в багаже под видом запасных частей к швейным машинкам. В Петербурге товарищи помогли ему приобрести подходящие для этих целей чемоданы, в Финляндии в них были упакованы пистолеты. Всё удалось. Полиция на станциях даже помогала «коммерсанту» уважаемой фирмы. В Миллерово, например, Клим угостил вином в буфете начальника станции и полицейского, те в благодарность его устроили на ночь на вокзале, потому что на станции не было приличной гостиницы.
От Петербурга Ворошилов ехал в одном купе с симпатичной дамой, которую провожала целая группа военных, она оказалась женой полковника, женщиной образованной и культурной. Во время поездки попутчики много разговаривали о литературе и театре, даме очень понравился «коммивояжер», когда Клим едва не отстал от поезда, она очень беспокоилась, сторожила его багаж.
После расставания пригласила быть в гостях у них с мужем в Ростове. Разумеется, жены царских полковников слесарей в гости к себе не приглашали, не правда ли?
Теперь вспомните, под какой легендой выезжал на IV съезд РСДРП в Стокгольм Ворошилов? Турист-путешественник. Вот в том-то и дело, что когда Клим скидывал рабочую блузу и облачался в приличный костюм, то его никто не мог отличить от представителей образованных сословий империи. Т.е., проще говоря, вполне интеллигентного вида был парень. С соответствующими манерами, кругозором, речью. Жены полковников принимали его за человека своего круга. И в биографическом очерке о Клименте Ефремовиче Акшинский привел воспоминания Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича о «слесаре»:
«…Я невольно обратил внимание на его особенно значительную развитость, что тогда не часто встречалось среди представителей провинциальных наших рабочих организаций. В разговоре мне стало ясно, что он много читал и что вполне разбирается в литературе».
«Особенно значительная развитость» — это из уст интеллигента Бонч-Бруевича что-то да значит.
И не надо искать никакого секрета в том, почему по приказу Ворошилова рабочие шли на смертельный риск, почему одно его слово останавливало заводы и выводило толпы людей на демонстрации. Популярность еще совсем молодого Клима среди рабочих в своей основе имела не то, что он был типом а-ля Стенька Разин. Совсем наоборот. Отчаянно смелый, принципиально честный парень, своим трудом и умом добившийся того, что его культурный уровень был «как у господ» — вот это авторитет у рабочих. Настоящий.
ГЛАВА 4.
Никиту Сергеевича несло дальше: «В нашей экономической, да и не только экономической литературе, например, долго имел хождение тезис, что при социализме платежеспособный спрос населения якобы должен опережать производство, что в этом будто бы заключается даже особое преимущество социализма перед капитализмом, одна из движущих сил нашего развития. Это явно ошибочное утверждение, противоречащее марксистско-ленинскому учению о соотношении производства и потребления, возникло на почве некритического, догматического восприятия ошибочного тезиса И.В. Сталина о том, что в СССР «…рост потребления (покупательской способности) масс все время обгоняет рост производства…». Последователей такой точки зрения не смущало то обстоятельство, что они по существу оправдывали нехватку предметов первой необходимости, консервировали порядки и психологию карточной системы. Социалистическое хозяйство — плановое хозяйство. Мы можем и обязаны всесторонне учитывать спрос населения при планировании объема и характера выпускаемой продукции».
Первый маршал едва сдержался, чтобы не рассмеяться: «Так вот куда ты загнул, Никита?! Теперь не производство будет гнаться за удовлетворением спроса, а вы сами будете спрос определять. «Всесторонне учитывать спрос населения…». Вас же Георгий Маленков предупреждал, что вы с огнем играете, нельзя допускать такую огромную диспропорцию в темпах роста группы А по сравнению с производством товаров для народа, вы народ без товаров оставите. А теперь вам мешают деньги на руках у людей. Их обеспечить нечем. Теперь вы цены повышаете и заработки понижаете, уже стахановцев ликвидировали». На душе у Первого маршала было мерзко. Было очевидно, куда ведут страну эти сволочи. Они намеренно будут дискредитировать социализм.
Ночью 31 июля 1907 года Клима снова арестовали. Такого «фрукта», естественно, держали в одиночке. Парню шел 27-й год. Всего только 27-й год, а перевидать он успел столько, что некоторым с лихвой хватило бы на несколько жизней. Если Николай Островский писал о «закаливании стали» на примере мальчишек поколения начала XX века, то какой металл выплавлялся из таких Климов?..
Впереди у арестанта была полная неизвестность, Ворошилов иллюзий особых не строил насчет своего будущего, просто убить его, без суда, полиция не решилась бы — слишком известная фигура, — но виселица вполне реальной перспективой была. По крайней мере, на каторгу он себе «турпоездку» заработал.
В одиночке было скучно и тоскливо. Развлекался тем, что громко пел «Интернационал», забавляясь заполошными криками надзирателей: «Молчать! Прекратить пение!». И обдумывал всё, что было сделано, искал в своих действиях ошибки, прикидывал, что было сделано необдуманно, что из опыта первой революции пригодится в дальнейшем. Потом в своих воспоминаниях он запишет выводы из этих размышлений: «…нам не удалось создать повсеместно прочного союза с крестьянством; слабо мы работали в армии и не обеспечили широкий переход на сторону революции солдат и матросов; не имели в достатке оружия, слабо и нерешительно использовали его в революционной борьбе против самодержавия; не сумели мы до конца и повсеместно разоблачить оппортунистическую, соглашательскую политику меньшевиков…».
Климент Ефремович тогда, сидя в тюрьме, еще не знал, что спустя сто лет найдутся «исследователи», которые станут на ясном глазу утверждать, будто царизм сам себя развалил, а большевикам осталось только «собрать страну». А то бы не ломал, наверно, себе голову над анализом собственных ошибок, и не напрягался бы в дальнейшей революционной деятельности, как дурак. Просто ждал бы, когда «либералы свергнут царя»…
А у полиции возникла с ним проблема. Арестовать-то арестовали, а что дальше? Оказалось, что вожаку луганских рабочих предъявить в качестве обвинения абсолютно нечего. Вот просто нечего — и всё. Оцените: каждый околоточный знал, что Ворошилов, имевший подпольную кличку «Володин», организовал антиправительственные выступления рабочих, призывал к свержению «законной власти», создавал отряды боевиков, под его руководством власть в городе фактически перешла в руки Совета, нелегально выезжал за границу на съезд антиправительственной партии (конечно, о масштабной контрабанде оружия жандармы ни сном, ни духом)… Аулик для суда… ни одной улики не было!
Вот когда кто-то мнит себя умнее, чем «слесарь», то пусть он прикинет свои способности заниматься столь масштабной «преступной деятельностью», при этом соблюдая такой уровень конспирации, что полиции нечего даже в основу уголовного дела положить. Ни одного задокументированного факта «преступной деятельности»!
Два раза пытались привлечь к суду человека, о революционной работе которого знали даже все клопы в рабочих бараках Луганска, и ни разу не смогли набрать достаточных доказательств для суда!
И ведь Ворошилов не один такой был! А его друг — Иосиф Сталин?! Такая же картина. Вот так революция отбирала, учила и закаляла людей!
У полиции оставалась одна возможность навесить обвинение Климу: его собственные признательные показания. Два месяца его пытались допрашивать, крутили и шантажировали. Бесполезно. Арестованный ничего не сказал под протокол интересного, всё отрицал.
Я представляю, как бесилось высшее полицейское начальство, и какими эпитетами награждало луганских «правоохранителей»! Работнички сыска, называется!
В конце концов, постановлением министра внутренних дел отправили Ворошилова в ссылку на три года в Архангельскую губернию, местом ссылки определили городок Пинега.
Заметьте, не по приговору отправили. Ссылка — это административная мера, применялась бессудно.
В Пинеге Климент Ефремович также не стал дожидаться, когда царь сам развалит государство, а сразу по прибытии сколотил из местных ссыльных «шайку» с целью организации побега. Привлек к этому делу польского социалиста Я.П. Бутырина, учителя Лагутина, врача Богутского и при их содействии, в компании молодой одесситки Марии Найды, 22 декабря 1907 года из ссылки сбежал.
Есть слухи, что Мария Найда в ссылке находилась со своим женихом, но, познакомившись с Климом, потеряла голову и составила ему компанию для побега. Сам Климент Ефремович о своих победах над представительницами прекрасной половины человечества молчал как рыба. Настоящий мужик. Но основания под этим слухом есть. Ну не только же ради революции еще в Луганске вокруг «малообразованного» парня вились местные молодые учительницы! Харизма — она и есть харизма…
Понятное дело, что за особо опасным для государства беглецом отрядили погоню, да ориентировки городовым разослали. Бесполезно. Клим добрался до Петербурга, там у местных большевиков разжился фальшивым паспортом и рванул с ним в Баку, к своему другу Кобе. Иосиф Виссарионович другу был только рад, как раз в это время в Баку шла ожесточенная грызня большевиков с меньшевиками, такой «штык», как Ворошилов, был ко времени.
В этот период окончательно сдружились Климент Ефремович и Иосиф Виссарионович, после этого вся их дальнейшая жизнь протекала так, будто они друг без друга дня прожить не могли. Будто судьба их нарочно сводила и сводила вместе.
Клима сразу включили в состав Бакинского комитета партии и поручили организацию профсоюзного движения среди рабочих нефтепромыслов. Ну, Ворошилов и подмял под себя профсоюзное движение нефтедобытчиков. Работал на грани фола, дерзко. Сам находился в розыске, и в то же время открыто обосновался в помещении БибиЭйбатского отделения союза нефтепромышленных рабочих, вел прием, разбирал заявления, помогал с организацией стачек и забастовок.
Конечно, такое бесконечно долго продолжаться не могло. Какими бы ни были недотепами жандармы, но на след беглого ссыльного они все-таки вышли. Климент Ефремович из Баку успел уехать, добрался до Петербурга. Но там его всё же арестовали и посадили в «Кресты». Опять никаких улик о противоправной деятельности во время побега не нашлось, ограничились новой ссылкой туда же — в Архангельскую губернию. Сначала отправили в город Мезень, затем перевели в Холмогоры. Там с поднадзорным нахлебались лиха! Он им устроил «спокойную службу».
Первое, что Климент Ефремович сделал в Холмогорах — организовал из ссыльных социал-демократическую ячейку. Потом вошел в комитет колонии политссыльных, его избрали председателем товарищеского суда (характеризует это человека?) и председателем местного отделения общества Красного Креста. Это Общество сразу и занялось, кроме помощи ссыльным, организацией и финансированием побегов. И, конечно, началась борьба в среде ссыльных с эсерами и меньшевиками, развернулись прямо под носом у полиции дискуссии с пропагандой ленинских взглядов. Политическая жизнь в Холмогорах забурлила.
Даже на смерть Льва Толстого местная организация политссыльных откликнулась телеграммой в газету «Русские ведомости».
В ноябре 1910 года в Вологодской и Зерентуйской каторжных тюрьмах произошла трагедия: в ответ на жестокие телесные наказания несколько политических заключенных покончили с собой.
Как только весть об этом пришла в Холмогоры, так у надзорных органов началось настоящее «счастье». Ворошилов организовал протесты политссыльных всей Архангельской губернии. Биограф Климента Ефремовича В.С. Акшинский приводит такое письмо, адресованное ссыльным в Мезень, перехваченное полицией и только потому сохранившееся, оно было приобщено охранкой к делу Ворошилова:
«На днях у нас состоялось совещание по поводу зерентуйских и вологодских событий, на котором приняты две резолюции — одна, выражающая наше негодование и возмущение тем издевательствам и насилиям, которые творит правительство и по поводу возмутительной вакханалии, устроенной «зубрами» Г.Д. (Государственной думы. — Авт.) во время запроса левых фракций в Г.Д.; другая выражает наше преклонение перед геройской смертью Егора Сазонова и товарищей… Эти резолюции будут подписаны всеми желающими не только в городе, но и в уезде и отосланы в редакции газет как русской, так и заграничной прессы. На том же совещании было решено известить и других ссыльных, разбросанных по всем градам и весям России. Очень просим сообщить, что предпринято у Вас по этому делу. Если у Вас еще ничего не сделано, то не откажитесь взять на себя инициативу в этом деле. В том и другом случае немедленно нам напишите. Желательно было бы, чтобы Ваша инициатива не ограничилась пределами Вашего града, а коснулась бы и «уголков», на которые, конечно, есть некоторая еще надежда. С тов. приветом К. Е. В.
Частным образом мы посылаем во фракцию соц.-дем. Г.Д. как копию из упомянутых резолюций, так и особое наше обращение к фракции. К. В.
Ответ адресуйте на меня, В.»
Ясно, что организацией протеста руководил Ворошилов лично. К огромной «радости» правительства резолюция архангельских политссыльных с подписями против издевательств администраций в тюрьмах над заключенным была опубликована в центральных газетах. Скандал получился нешуточный: режим содержания был такой, что люди самоубийством заканчивали.
После этого скандала с Климом решили расправиться. Его заключили в Архангельскую тюрьму и попытались состряпать в отношении его уголовное дело, чтобы запугать остальных. И опять — двадцать пять, улик не хватило! Снова теми же граблями по тому же лбу!
Но зато Климент Ефремович в тюрьме устроил им! Начальник тюрьмы в буквальном смысле рыдал, когда писал о поведении этого заключенного в жандармское управление:
«Уведомляю Вас, что Климентий Ворошилов во время содержания во вверенной мне тюрьме с 24 февраля по 10 августа сего года был три раза подвергнут дисциплинарным взысканиям: 24 февраля за нарушение тюремных правил заключен в карцер на 7 (уток; 28 марта за подстрекательство арестантов к незаконным требованиям — на 7 суток и 1 июля за нарушение правил во время прогулки также на 7 суток. Кроме перечисленных взысканий Ворошилов часто подвергался заключениям и выговорам за целый ряд нарушений тюремного порядка. Вообще, содержась в тюрьме, Ворошилов отличался крайне дурным поведением и строптивым характером, ведя себя вызывающе дерзко по отношению администрации и надзора, причем своим примером производил дурное влияние на других арестантов, склоняя их к нарушению тюремного порядка и дисциплины. Так, например, под непосредственным руководством Ворошилова арестантами, содержавшимися в одной с ним камере, была объявлена голодовка, мотивированная недовольством применяемыми к ним тюремными правилами, основанными на букве закона. Ввиду такого неодобрительного поведения Ворошилова в последнее время он был совершенно изолирован от других арестантов и помещен в отдельную камеру».
Отдельная камера была карцером. Клим подхватил жестокий ревматизм, его, почти инвалида (он даже ходить не мог), из Архангельской тюрьмы, добавив еще год к ссылке, отправили уже в страшную дыру, к Полярному кругу, в поселок Долгая Щель…
Там Клим едва не умер от ревматизма, в том поселке даже фельдшера не было. Полиция его ходатайство о переводе в городок Мезень удовлетворила. Слишком популярной личностью он был, скандал получился бы, если бы он умер, серьезный. А после выздоровления Ворошилова совали совсем в медвежьи утлы: в Усть-Вашку, в Юрому…
В 1912 году срок ссылки закончился. Климент Ефремович поехал на родной Донбасс, к …жене. Во время ссылки он успел жениться.
Эмигрантская газетенка «Новое Русское слово» в 1925 году писала: «Екатерина Ворошилова — элегантная, исключительно красивая женщина, побудила (упруга к изучению Маркса и Энгельса. Теперь Ворошилов считается одним из лучших знатоков обоих социалистических классиков. Он достигал большого влияния в своих собраниях тем, что воспроизводил, благодаря своей исключительной памяти, большие цитаты из Маркса и Энгельса без единой ошибки. Вне сомнения, именно эти усилия жены способствовали его назначению Наркомом по военным делам».
Разумеется, дегенеративная эмигрантская шваль могла сочинить только дурь откровенную. Когда в Холмогорах 27-летний Клим познакомился с Голдой Горбман, ставшей его женой… Какая из Голды была марксистка, если она во время знакомства была эсеровкой? Где эсеры и где марксизм? К чему могла побудить простая портниха уже признанного вожака рабочих и участника съездов партии, к какому изучению Маркса и Энгельса?
Но вот о том, что эта еврейская девушка была очень красивой — правда. Удачных фотографий ее в молодости не сохранилось, но даже на поздних, когда она располнела и уже стеснялась своей полноты, видно, что в юности это была красавица.
У Голды, как только она увидела Клима, от любви «поехала крыша». Она сразу забыла про эсеров. Добавьте к ее красоте еще и мягкий характер, ум и доброту — Клим тоже равнодушным не остался. И ни разу в жизни о своем выборе не пожалел.
Ссылка Голды закончилась раньше, она уехала на родину, но в разлуке с любимым вытерпела только полтора месяца, вернулась опять в Холмогоры и молодые обвенчались. Перед венчанием Голда приняла православие и стала Екатериной Давидовной. В наше дурацкое время распространены среди гусских националистов взгляды о том, что раввины внедряли своих агентов-женщин в среду большевистских вождей с прицелом на будущее. Ну, чтобы с их помощью гоев окончательно поработить… Наверно, раввины были теми еще раздолбаями в организационном плане. Голду вот внедрили, только ее родню о «спецоперации» забыли предупредить. Горбманы как узнали, что их дочь от веры предков отреклась, да замуж за «некошерного» вышла, так дочку прокляли и провели обряд ее похорон, навсегда о ней забыли. Крутое «внедрение»! Хрен кто догадается, абсолютная конспирация!
И больше молодожены никогда уже не расставались. В следующую ссылку Екатерина с мужем поехала уже добровольно, даже в годы Гражданской войны она всегда была рядом, и не просто в обозе болталась, а политическую работу в армии вела и медицинскую службу организовывала…
Занимаясь биографией К.Е. Ворошилова, особенно вопросами его семейной жизни, мне пришлось коснуться и еврейской темы в русской революции. Вот просто от этой темы никуда не уйти, как бы кто этого не хотел. Кое-что пока попробую разъяснить, как смогу и как я это вижу.
Спекулируют многие на еврейской теме давно и с азартом. Уже народу так мозги загадили своими «историческими» исследованиями о роли комиссаров-евреев, о женах-еврейках, о плане сионистов устроить в России революцию!..
Всё в этих «исследованиях» — полное дерьмо. Вонючее дерьмо. Других слов даже подбирать не считаю нужным.
Довольно много времени пришлось самому посвятить этому «еврейскому вопросу», чтобы прийти к выводу о дерьмовости всех историков и публицистов, зацикленных на этом.
Во-первых, сионизм, как политическое течение, возник в XX веке и никакого отношения к мировому заговору, как его рисуют, это течение отношения не имеет. Абсолютно никакого. Цель сионизма — построение еврейского государства. И всё. Остальное — фантазии больных на всю голову. Либо вопли тех, у кого жены сбежали к евреям, не выдержав пьянства своих сожителей.
Да, Сталин, якобы, говорил о сионизме, который рвется к мировому господству. Только это, на самом деле, не Сталин говорил, а написал, что Сталин говорил Ричард Косолапов в 1988 году, и это, якобы, взято Косолаповым из дневников Коллонтай.
А тот факт, что приписанные Коллонтай воспоминания о беседе со Сталиным (что особо замечательно — дата этой беседы. Не было Коллонтай в тот день у Сталина. Она ненадолго приехала из Швеции, где была послом, посетила Молотова, который ее работу посла раскритиковал, а Сталин принять Коллонтай отказался. Сама Александра Михайловна в своих настоящих мемуарах об этом и написала), Косолаповым помещены в полное собрание сочинений Иосифа Виссарионовича, о многом говорит. Дальше я приведу совсем запредельное «сочинение» Сталина из Косолаповского ПСС, касающееся именно Ворошилова.
Т.е., это такая же «правда», как и слова Иудушки-Троцкого о «вязанке хвороста». Позднесоветские идеологи мало чем по брехливости от белогвардейских отличались. Потом они уже стали Иосифа Виссарионовича напрямую обвинять в антисемитизме.
Во-вторых, никакого единого мирового еврейского заговора существовать не может по причине отсутствия единства среди самих евреев. Просто нужно немного поинтересоваться тем, как люди этой национальности делят друг друга по этническим группам, чтобы наглядно иметь представление об отсутствии еврейского национального единства. Но этнические различия — это еще не всё. Иудаизм, как и все авраамические религии — собачья свадьба: течения, секты и грызня между ними. Всё, как в христианстве и мусульманстве. Один в один.
Еще и, чтобы совсем смешно было, самые влиятельные евреи мира — выкресты черт знает в каком поколении, христиане. Так что объединить семитов для какой-нибудь долгоиграющей цели — задача настолько же фантастическая, как и объединение христиан всех конфессий.
Но самое главное, никто так толком и не объяснил причин наличия в среде большевиков значительного числа евреев. Только если отбросить всю галиматью с «Протоколами Сионских мудрецов», тогда больше двух причин значительного числа революционеров из среды этого народа придумать невозможно. И эти причины:
1. Евреев в России было очень много. Поэтому и участвовало в революционном движении их тоже много, естественно. Они же не были все поголовно помещиками, чтобы состоять в кадетской партии.
2. Угнетение евреи России испытывали такое, что значительная их часть шла в революционные организации.
Чтобы разобраться с «еврейским вопросом», нужно от 1917 года отступить на несколько веков назад, ко времени, когда этот вопрос возник. Немного о том, что представляло из себя еврейство в Средневековом мире. Т.е., в мире абсолютно религиозном. Представьте, что какая-то еврейская община, в отсутствии собственного государства, приезжает в какое-нибудь графство. Даже не будем брать Россию. Пусть это будет Европа. Хоть католическая, хоть протестантская. Члены общины должны чем-то заниматься, чтобы добыть себе пропитание. Средневековая реальность выбор оставляла не очень широкий, либо — крестьянство, земледелие, либо городские ремесленники. Или болтаться между ними.
Но земледелие было феодальным. У сеньора свои крестьяне были, плюс — сеньор христианин, прилежный прихожанин, и его вассалы также. Поселить в своем феоде каких-то иудеев, это значит, перераспределить часть дохода от земли в пользу иноверцев. И тут уже выступает на передний план коммерческий интерес христианской церкви, прихожанином которой является сеньор, и которая стоит на защите его интересов. Какой аббат спокойно отнесется к тому, что какие-то земледельцы станут пожертвования не в церковь носить, а в синагогу?
В городах — гильдии торговцев и цеха ремесленников. И тоже — церковь христианская. Вне гильдии и цеха городская торговля и ремесленничество невозможны. Впускать туда тех, кто будет десятину раввинам носить?
Вот община и болталась между. Сами придумайте, на какие средства она должна была существовать? Выбирали способы, в том числе и ростовщичество. Только не надо про то, что иудей в рост деньги мог давать гою, а еврею не мог, поэтому… Если так рассуждать, то русские кулаки, которые этим же занимались — еврейской национальности все поголовно были.
Естественно, вся община не могла стать банкирами, только немногие избранные, приближенные к раввинам, которые управляли кагалом — органом еврейского самоуправления, потому что для начала банковской деятельности нужен был капитал, а он мог быть только в кассе кагала, куда стекались взносы от всех членов общины… Остальные играли на скрипочках, кроили-пошивали и сапоги по-мелкому тачали, и жили, естественно, в полной нищете.
Само собой разумеется, христианские религиозные и политические деятели средневековья не страдали идиотизмом национализма. Им хоть еврей, хоть цыган, главное — чтоб в казну вклад вносил. Поэтому если кто из-под влияния кагала рисковал выйти и крестился, то его никто не считал за жида. Общество выкрестов пусть и не совсем радушно принимало, но, в принципе, без особых проблем.
Но здесь начинались противоречия с интересами раввинов. Им не особо нравилось, когда паства начинает ходить в чужие храмы и носить туда деньгу. Поэтому выкресты кагалом подвергались остракизму. Покреститься для члена еврейской общины — это сразу разрыв со всей родней, почти полная потеря связи с ней. Все, можно было забыть про существование матери, отца, братьев и сестер.
Вот этот разрыв был и психологически очень тяжелым, и рискованным. Кагал, конечно, держал в крепостной зависимости, но это же община — хоть какая-то опора в жизни.
И теперь представьте, как жилось несчастным простым евреям (без всякого сарказма) в те времена под двойным гнетом: раввината-кагала и государства, в котором они были чужаками.
Конечно, при таком положении из еврейской общины могли вырваться и влиться в государственную жизнь только самые способные и хваткие. Те, кто либо сумел капитал скопить втихую, либо получил образование. Но они здесь же теряли связь с соплеменниками и просто ассимилировались в государстве. Поэтому я как-то и написал, что те, кто считает Карла Маркса евреем потому, что его отец был евреем — заблуждаются. Еврейской там была только ДНК. Маркс — типичный немец. Родился и вырос в абсолютно немецкой среде.
Но как бы тихо и скромно не вели себя пришлые евреи в любом государстве, наступал неизбежно «момент истины». Ростовщичество приводило к перетеканию в карманы лидеров кагала крупных финансовых потоков, что приводило в негодование как политиков, так и религиозных деятелей. Дружин боевых у евреев-пришельцев не было, поэтому негодование неизбежно выливалось из эмоционального протеста в агрессивные действия.
Начинались погромы и гонения. Израиль пускался в бега в поисках более доброжелательной к ним страны. Бежали, естественно, только с ручной кладью. Остальное доставалось неприветливой стране и ее гражданам. Поэтому жил кагал в постоянном ожидании этих «страстей египетских» и добытое на ссудном проценте злато на особняки и парчу не тратил. Все в кубышку складывалось. А внешне, при таком раскладе, быт даже богатых ростовщиков выглядел, как голимая нищета. И это тоже внушало к ним со стороны коренного народа неприязнь. Грязно и бедно жили.
А простые члены кагала, всякие портняжки и музыканты — там просто ужас был. Кошмарная нищета…
В конце концов, почти из всей Европы «распявшие Христа» были изгнаны. И могли их гнать до Чукотки, если бы еврейский бог иногда не бросал с небес манну. Вот такой манной небесной для кочующего по странам народа оказалась Польша.
В Польше царил такой бардак, что там пришельцы освоились моментально. Ляхи были отъявленными демократами, даже короля избирали на сеймах. Конечно, при этом дрались друг с другом с азартом, да еще и считали, что «благородный лыцарь» ничем, кроме как участия в битвах и пирах заниматься не должен. А своих подданных, не стесняясь, называли быдлом.
И тут евреи, которых жизнь научила сноровке, оказались в своей стихии. За считанные годы переселенцы, начав с мелко-ссудной деятельности, прибрали кичливых ляхов к рукам и страну почти поработили. То, что Н.В. Гоголь писал про такого персонажа, как Янкель — сущая правда.
Конечно, не все евреи участвовали в этом финансовом порабощении, только привилегированная верхушка кагала. Почти вся масса народа израиля также влачила жалкое существование под жестким гнетом раввинов, зарабатывая средства на скудное существование тяжким трудом.
Но, как бы то ни было, Польшу подмели почти под метелку, пока паны страдали демократическим психозом. Только и там еврейское счастье было не особо долгим.
До 70-х годов XVIII века в России еврейское население практически отсутствовало — Иван Грозный был ревностным христианином, поэтому он не стал терпеть в государстве идеологических противников, выдворил их за пределы Руси. Но после раздела Речи Посполитой и присоединения Крыма, где также были иудейские общины, цари православные в придачу к новым землям, получили и «врагов христианства», которые на этих землях обосновались. А времена уже были, так сказать, цивилизованные, поэтому перед лицом культурного мира было некрасиво изгонять из своей империи новых подданных…
Конечно, Екатерина Вторая, приняв участие в разделе Польши, «наградила» Россию очень «замечательной» территорией. Но, с одной стороны, эта земля ляшская, населенная и религиозно чуждым населением (не только иудеи, но еще и католики), и, в придачу, еще и знать там была не подарок, России ни каким боком не упиралась. Одних проблем потом получили. А с другой стороны, не присоединили бы — всё захапала бы Пруссия. А вот прусский король разобрался бы с новыми гражданами своего королевства быстро и кардинально. Через поколение там были бы все немцами и не вякали. Потому что Фридрих Великий был королем, а не блядью на троне. Поэтому новые земли усилили бы его государство значительно, и под боком у православных монархов вырос бы мощный конкурент.
Наше же бабское царство после смерти Петра Первого характеризовалось, главным образом, масштабным воровством, которое в свою очередь явилось результатом зависимости царей от высшего дворянства, менявшего по своему желанию императоров на тронах, как марионеток. Поэтому, вместо того, чтобы задавить на корню польский гонор, как сделали бы пруссаки, наши стали заигрывать с панами, перенеся на них отношение к своим дворянам.
Но одна беда никогда не приходит. Польская еврейская община к моменту присоединения уже начала от своеволия панов стонать. Ростовщики их долгами опутали, конечно, но вот эффективными корректорами у миролюбивых иудеев быть не очень получалось. Там еще и не совсем понятно было, кто кому должен — кредитор или заемщик. Польша была в полном смысле слова территорией абсолютного беспредела. Поэтому сразу возникла угроза того, что из-под Варшавы в метрополию, в поисках более спокойных мест, хлынет масса народа, который в империи был нужен, как шкварки в компоте.
Конечно, Екатерина Великая высказывалась в том плане, что жидов она не любит, так как они враги христианства, поэтому расселиться им не даст по всей Руси-матушке. Только подозревать религиозную фанатичку в этой сексуально раскрепощенной даме, переписывавшейся с Вольтером и уже одну религию сменившую, чтобы выскочить замуж за русского принца, оснований не вижу.
Да, на отношение к евреям особенность их религии накладывалась. Но евреи в этом плане уникальным народом не были. Если уж на то пошло, то русские их здесь переплюнули. У нас самих часть населения христианского выпала из государственной жизни, не приняв никонианства.
У иудеев было отношение к другим как к гоям, и у наших староверов тоже своих тараканов хватало. Зайдите в традиционную староверскую общину и попросите воды напиться, там вы и поймете всё…
Естественно, чем более сильна угроза ассимиляции в окружающем населении членов малочисленного религиозного братства, тем религиозная верхушка этого меньшинства предпринимает более изощренные меры по превращению веры в такое учение, которое перекрывает максимально полно возможность и выхода членов общины в «большой мир» и, одновременно, вызывает у государствообразующей нации резкую неприязнь по отношению к иноверцам. Ворота с двумя запорами: изнутри и снаружи.
Поэтому иудаизм и его приверженцы чрезвычайно очень тяжело вписывались в среду других народов — их религия отцами-учителями была доведена в этом плане почти до совершенства.
Вплоть до невозможности есть одну и ту же пищу. А уж о том, чтобы еврейский парень пошел работать на завод — об этом и речи быть не могло. Потому как суббота на заводах была рабочим днем. Из-за какого-то брюнета никто технологический процесс подгонять под его расписание не будет.
Раввины перекрыли для своих соплеменников работу по найму почти полностью запредельной ортодоксальностью.
В земледельцы тоже перейти евреям было совсем не просто. А в условиях мелкотоварного земледелия — почти невозможно. Дело даже не в ограничениях законодательных. Крестьянин-единоличник — это не скотник-полевод в колхозе, который указания зоотехника и агронома выполняет. Для ведения своего хозяйства объем знаний нужен колоссальный. А приобретен он мог быть в то время только на опыте проживания в крестьянской семье.
Так и формировалась традиция к чисто национальным видам профессиональной деятельности.
Как бы то ни было, именно присоединение части Польши и Крыма при Екатерине, вместе с массой еврейского населения, стало настоящей отправной точкой современной истории еврейства в России. Да, по сути, и мирового еврейства. Потому что бежать этому народу уже было некуда из Польши, если бы Екатерина их начала изгонять, то все польские читатели Талмуда сгинули бы во тьме конца XVIII века. Европа их не ждала. Россия приняла сразу всю массу народа, а Европа потом их принимала путем постепенной инфильтрации.
Но вот грянула гроза 1812 года и то, что в то время происходило на территории оккупированной французами части российской Польши, иначе как пророссийским еврейским восстанием, я назвать не могу. Денисом Давыдовым это неплохо описано. Потомки Авраама, только лишь услышав о планах Наполеона дать ляхам независимость, встали на дыбы. Они здраво рассудили, что пусть будет черта оседлости и прочая царская дурь, но только не ляхи. Только не они!
Потому что более подлого дворянства в мире, чем польское, история не знает. Русские помещики были не подарок, японские самураи — вообще изверги, но поляки!..
Вот история с расстрелом части представителей этого рода человеческих уродов в Катыни известна. В 1941 году они не пожелали своими ножками топать в эвакуацию из лагерей Смоленской области. Орали, что немцы придут и вместе с ними они отомстят русским за отсутствие разносолов в рационе лагеря. Да еще за то, что НКВД садистское их работать на строительстве дороги заставляло и даже деньги за это платило.
Только пришли немцы и прикинули, что оружие, которое в фатерлянде делают совсем не в безграничных количествах, давать в руки всякой швали смысла нет. Тем более, что два года назад сами гитлеровцы представление о боевых качествах этой швали получили наглядное. Ручки немецким шпагатом этим баранам связали и из немецких «парабеллумов» перестреляли.
А про «жидовское» шинкарство легенда до сих пор в массах живет.. Это только представить нужно масштаб лжи польских «благородий». Винокурение и продажа спиртного в Польском королевстве было одной из льгот их дворянства. Кроме ляхов этим никто заниматься не имел права. И вот когда гонимая из остальной Европы еврейская община перекочевала в Речь Посполитую, это гонористое дворянство моментом прочухало фишку: оно начало сдавать в аренду шинки самой бесправной части общества. В самом деле, не самому же «лыцарю» при сабле стоять за стойкой бара?! Евреям деваться было некуда — либо от голода подыхай, либо иди арендатором в корчму. А у посетителей заведения, крестьян, формировался образ еврея-кровопийцы, который на их пьянстве наживается.
Вы сегодня что-то похожее наблюдаете, когда старушку в магазине продавцы и охрана начинают прессовать, заподозрив в воровстве, потом во всех СМИ этих работников торговли клеймят последними словами, умалчивая, что сами эти работники затурканы до предела владельцем торговой точки, который всю недостачу возмещает из их кармана. А зарплаты — копеечные, дома дети…
И вот Н.В. Гоголь описывает такого же затурканного еврея Янкеля в «Тарасе Бульбе», но, как дворянин, умалчивает, что всё, чем Янкель занимается, он имеет право делать только работая на шляхтича. Потому и при тех потоках денежных средств, которые проходят через его руки, живет в крайней нужде. Ведь бытовые условия жизни семьи Янкеля у Гоголя тоже описаны очень красочно. Значит, с того, что через руки еврея проходит, его личный гешефт составляет часть очень незначительную?! Конечно, если вы считаете, что семиты — это такая нация, которая предпочитает жить в нищете, грязи и голоде, имея миллионы на руках… Ну тогда в гости к Ротшильду наведайтесь, что ли, может и он ходит по своей хибаре в рванных штанах?
И вот сам факт спаивания польского крестьянина польской шляхтой, которая на этом наживалась, приписали еврейским бедолагам, которым ляхи отдавали шинки в аренду по драконовским ставкам.
Нужно еще сказать, что до нашествия Наполеона правительство Александра Первого старалось экономическими мерами включить еврейскую общину в общегосударственную жизнь, вроде у потомков Авраама даже что-то налаживаться стало. Это наряду с противостоянием с ляхами, тоже стало причиной патриотической (если это слово можно применить к пришлому народу) позиции польских евреев в Отечественную войну 1812 года.
Один факт, что после освобождения Гродно от французов герой той войны Денис Давыдов изгнал всю польскую администрацию и передал городское управление кагалу, говорит о многом красноречиво.
Полякам, естественно, это мало нравилось. Как только закончилась война и наметилось улучшение в еврейском вопросе, так сразу в окрестностях местечек начали находить труппы детей с признаками насильственной смерти. Потом уже, в начале XX века, какая-то падла вбросила чушь, приписанную В. Далю о каком-то «разыскании», в этой чуши евреи обвинялись в ритуальных убийствах младенцев. Те вполне обосновано объяснили царской администрации, что это провокация ляхов, недовольных тем, что поляков «ущемляют», предоставляя семитам хоть часть свободы.
Сегодняшним отмороженным олигофренам, которые зачитываются тем, что В. Даль написать никогда не мог (еще бы они подумали, почему это сочинение через полвека после смерти автора было опубликовано?), самим себе вопрос задать нужно: а куда делись из иудейской религиозной практики ритуальные убийства младенцев? Где они сегодня?
Самая большая община самых ортодоксальных иудеев сегодня в Израиле, по идее, там этих ритуальных убийств должно быть… Где они?…
Конечно, я, как представитель полурусской-полумордовской, по семейным преданиям еще и черкесская кровь во мне течет, нации, впрягаться за евреев не собираюсь, мне оно по барабану. Если даже вдруг мне захотелось бы обосноваться возле теплого моря, но для этого гиюр пройти нужно. А желание получить серпом по… Ну, как-то больно это и жалко свой орган травмировать.
Меня волнует моя Родина, а не Сион. А в XIX веке, сразу после воцарения Николая Палкина, с обрезанными соотечественниками моих предков начал твориться полный дурдом. Цари и их власть вообще творили с простым русским народом вещи непотребные, но, надо отдать справедливость, евреям они отмерили по полной. Одна только история с рекрутами что стоит…
Развитие цивилизации требовало все более многочисленных армий, а в России основной призывной контингент был в среде крепостного крестьянства. Мести оттуда всех под метелку любому императору было крайне опасно для жизни. Потому что рекруты — это мужская молодежь, самая трудоспособная часть населения. А на барщину кто ходить будет? Так и до восстания графьёв можно докатиться. Администрация Николая Первого и нашла выход: евреи же под боком, семьи многодетные и вякать им лучше не пытаться, потому что припомнить можно поведение их предков во времена Понтия Пилата.
И решили начать призыв еврейской молодежи. Только с небольшой поправкой: молодежь там призывать в армию было бесполезно, они же черт знает на каком языке дома разговаривали и т.п., поэтому сразу стали призывать в русскую армию еврейских… детей.
Если среди православных норма призыва была 7 рекрутов на 1000 душ мужского пола, то в местечках гребли 10 рекрутов на то же число мужчин, и не в возрасте 18 лет, а 12-летних.
Понятно, что шинель на таком «воине» будет по земле волочиться, поэтому их до совершеннолетия определяли в так называемые «школы кантонистов», там воспитывали, доучивали, перемежая учебу с продуктивным трудом на благо Отечества, а потом направляли в строевые и нестроевые части. А вот те годы, которые уходили на обучение в школах, в стаж службы не засчитывались. Только с 18 лет начинался отсчет 25-летней солдатской каторги.
И это все ерунда, по большому счету. Сопли родителей, у которых детей отбирают, да религиозное перевоспитание, которое делает невозможным возвращение отслужившего рекрута в семью… Фактически, призыв еврейского ребенка, это если не физическая смерть, то исчезновение его для семьи полное. Ситуация «слегка» неприятная. Но это все ерунда.
А вот дальнейшая судьба еврейских рекрутов у меня, когда только на это натолкнулся, вызвала почти ступор. Нет, конечно, то, что царская власть была нагло бессовестной, я знал. Но это просто запредельное.
Представьте мальчишку, которого забрили в 12 лет, 6 лет учили православию, языку, потом определили в солдаты, он оттянул 25-летнюю лямку в среде бывших православных крестьян. Что там от еврея в нем осталось? Только курчавая прическа?
Выходил потом после службы в отставку такой бедолага. Начинал искать себе средства для жизни. Понятно, что в местечко возвращаться ему нет резона, смысла вообще не было, не к кому было. Родители к тому времени были мертвы (продолжительность-то жизни!), а и были бы живы — уже забыли его за 30 лет, он уже крещенный и кагалу ни в одно место не упирался.
Естественно, что единственной дорогой для таких отставников было направление в какой-нибудь город и там пристроиться каким-нибудь швейцаром, дворником, в какую-нибудь лавку, в слуги…
Они и пристроились. Конечно же, не в городках местечковых, там и без них хватало таких соискателей, а в столицах. И думали спокойно встретить старость.
Хрен они угадали! Дождались они царствования Александра Третьего и их выселили к чертовой матери.
Людей, прошедших в русских шинелях Крымскую войну (во время которой рекрутов в местечках уже гребли не в расчете 10 человек на тысячу мужеского пола, а 30!), Балканскую, многие — инвалиды, просто вышвырнули в никуда.
А ведь это были русские солдаты еврейской национальности, мужеством которых во время осады Севастополя восхищался наш знаменитый соотечественник хирург Пирогов.
Конечно, в Российской империи судьба еврейского народа не уникальна. В этой империи был еще один народ — русский мужик его национальность, — с которым тоже власть дворян и помещиков также мало церемонилась.
Но положение евреев было уникальным в том смысле, что цари никак не могли определиться, что бы такого в отношении них сделать, поэтому каждый вновь забравшийся на трон отмечался своими «законодательными инициативами», и община иудейская жила в ожидании ставших постоянными перемен…
А причина такого отношения властей к этому некоренному народу… Да то же самое начало и у нас происходить, что и в Европе когда-то. Один в один. Вот когда сегодня некоторые оригиналы, вдруг «осознавшие» себя православными и русскими, начинают под бюджетные ассигнования искать черного кота в темной комнате, называя все это поисками «Русского мира», каких-то скреп и особого русского пути (только к либералам меня причислять не надо спешить), мне хочется им напомнить, что в первой половине прошлого столетия немцы уже пытались найти свой особый немецкий путь. Не стыдно обезьянничать так?
Осознайте уже себя, наконец, просто людьми, а не персонажами романов Достоевского, и живите счастливо, дорогие мои соплеменники. Хочется быть русскими? Да будьте, на балалайках играйте, «Барыню» пляшите и квас пейте. Если есть такое желание — в сарафанах и косоворотках щеголяйте.
А то, как не посмотришь на «русского патриота»: кафтан английский, башмак французский… да еще, от русской сорокоградусной морщится, он к виски когда-то пристраститься успел…
Очень не хватает для таких «русских» психоневрологических диспансеров и учреждений закрытого типа, в которых прощелыг перевоспитывают с помощью физического труда на свежем воздухе.
Мы с вами не в стороне от мировой истории стоим, мы внутри нее находимся, и, в зависимости от того, как в этой истории себя ведем, — плетемся в хвосте или шагаем в авангарде. Также, как и все народы мира. Но мы русские, поэтому для самих себя мы — самый лучший народ. Не особый, а — лучший. Так же, как и моя жена — самая лучшая жена в мире, так и мой народ — самый лучший народ в мире. Но это не значит, что вокруг у всех жены — тупые и некрасивые.
Тем же, кто желает спрыгнуть с поезда мировой истории и цивилизации, чтобы ждать на полустанке дрезину, которая их повезет по «русскому пути», можно пожелать только удачи. Хотя, наверняка, они сами только сделают вид, что сходить собираются. Их фанаты простодушные спрыгнут с подножек вагонов, а эти прохиндеи только ручкой помашут своим слишком доверчивым почитателям…
А евреи в нашей стране к середине XIX века оказались в той же ситуации, что и в других странах Европы перед тем, как их изгонять начинали: часть финансовых потоков неизбежно начала перетекать по направлению к кагалу и это все больше и больше не нравилось туземным финансистам.
Еще раз хочу сказать, что ростовщичество — это не национальная черта. Это вынужденный способ существования общины. Ни феодальная, ни потом раннекапиталистическая Европа не ждали евреев в качестве поселенцев на землях сельхозпредназначения, и в России им в таком качестве места не было. У меня спрашивали: почему же они не хотели становиться земледельцами, вместо того, чтобы заниматься кредитованием?
А в каком качестве им было переходить к крестьянскому труду? В качестве крепостных на помещичьих или монастырских землях? Конечно, в Империи были и свободные территории. На этих территориях расселяли и немецких колонистов, конечно, и вполне успешно хозяйствовали они. Только вот в чем дело: немцы были с опытом соответствующим, потомственными крестьянами.
Конечно, это не значит, что представители этого народа были сплошь жопорукими недотепами. Если вам непонятно это — судьбу значительной части русских переселенцев времен Столыпина в Сибири вспомните. Там народ был опытный, но изменились природно-климатические условия — и всё, опыт мало помог. А уж евреям с их навыками, вернее с полным отсутствием навыков!..
Впрочем, народ был довольно упертым, как любой трудовой народ. В Бессарабии у них получилось осесть на земле. Что-то больше тысячи хозяйств у них там было. Но не надолго. Николай Первый их поселил там на земле, а Александр Второй выселил. Попаши тут землю с таким отношением.
Вот этот народ вынужденно и осваивал свою «нишу». Конечно, не только банковское дело, все те ремесла и занятия, которыми только можно было заниматься за пределами земледелия и промышленности, они и осваивали. А после того, как в 1844 году (если я дату точно помню), кагал, как орган еврейского самоуправления, в России был запрещен, внутренние сдерживающие факторы в общинах ослабли и началась бурная ассимиляция. И сразу начала меняться «специализация». Пример — бывший откупщик Бродский, бросивший спекулятивную деятельность и ставший успешным сахарозаводчиком. А Левитан чей художник? Еврейский или русский?
Более того, в самой общине наметился серьезнейший раскол. Ортодоксам объявили, практически, войну ассимилированные евреи. Был такой писатель в то время по фамилии Гордон, почитайте, это просто очень занимательно, что он писал о цадиках и раввинах.
В православие перешло порядка 70 тысяч евреев, почти поголовно — интеллигенция. Вполне понятно, что затурканным раввинами низшим слоям общины это сделать было значительно труднее.