Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущёва Балаев Петр
ПРЕДИСЛОВИЕ.
«Таких людей уже нет, он был одним таким»
Первые запомнившиеся мгновения детства. Самое яркое, что врезалось в сознание.
Мне 4 года. Дедушка, Павел Карпович, подобрал в поле оставшегося без матери косуленка. Палисадник. Я собираю и ем малину, а косуленок Мишка ее ворует у меня из рук…
Хмельные Павел Карпович и его брат дед Коля. Я в первый раз видел, как плачут взрослые люди. Как они сквозь слезы пели какие-то песни про псов-атаманов, любимого наркома, который поведет их по дороге знакомой, Первого маршала и Сталина, как врагов сокрушили у озера Хасан, как имя Ворошилов запомнил польский пан… Что-то сердито сказала зашедшая в дом бабушка Таня… Сверкающая наградная шашка в руках деда, рухнувший перерубленный фикус, толщиной с приличную сосну, крошево стульев, убегающая бабушка, во дворе визг разрубленного на две половины поперек кабана, откармливаемого к Новому году, и посеченный штакетник забора…
В 1979 году от рака желудка умерла бабушка Таня. Дед очень сильно тосковал и упросил моих родителей отпустить меня, своего самого любимого внука, пожить к нему. Вечера с рассказами дедушки о его жизни, о любви к покойной жене, о войне…
Я ему как-то напомнил тот случай, когда он буянил с шашкой. Узнал, что это было в день смерти Климента Ефремовича Ворошилова. «Таких людей уже нет, он был одним таким», — слова деда.
Так и остался мой дедушка для меня непонятным и загадочным человеком. Юношеское раздолбайство. А теперь горькое чувство упущенного. Сидеть бы сейчас перед Павлом Карповичем и старательно записывать всё, что он говорил мне теми вечерами!
Ушло поколение наших дедов, унеся память о своей жизни с собой. Мы, по своей малолетней глупости, увлеченные собственной молодостью, только едва притронулись к той памяти, выхватив из нее куцые фрагменты.
Поколение абсолютно непонятных нам людей. Простой конюх, вообще никогда не учившийся в школе, точнее, учившийся в церковно-приходской школе меньше месяца, — и книжная полка в доме с многочисленными мемуарами. Самое первое издание «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова и, с бережно обернутой газетой обложкой, любимая и часто перечитываемая книга «Пройденный путь» Семена Михайловича Буденного. Куда-то исчезнувшие после смерти дедушки письма, там и письмо, и поздравительная открытка бывшему старшине-сверхсрочнику Первой Конной от маршала Буденного. Рассорившиеся родственники не посчитали нужным прислать мне телеграмму, когда умер Павел Карпович, делили наследство…
Непонятная мне, советскому школьнику, откровенная ненависть ко всем коммунистам скопом, коммунистам тех лет. Презрение к Брежневу, день рождения которого был в один день с дедовским. Слова Павла Карповича, когда в телевизоре возникала фигура «дорого Леонида Ильича», смачно целующегося с мужиками: «Опять налакался, сволочь».
И в те годы вообще дико звучавшее для меня его утверждение, что тогда, при Сталине, они жили счастливо, а сегодня…
Брат дедушки Николай Карпович, ушедший на фронт рядовым и закончивший войну уже на Дальнем Востоке командиром роты, уволенный из армии в годы хрущевщины. Их с дедушкой воспоминания о войне, без всякого нытья о лишениях и страданиях, фронтовые хохмы и тосты за погибших. Дед Коля включает телевизор, начинается передача К. Симонова «Солдатские мемуары»: «Ну, кто там сегодня у него сопли размазывать будет?».
Что-то другое нам, тогдашней молодежи, всучили вместо Советской истории, вместо реальной истории жизни наших дедов. Какую-то муть в виде воспоминаний тщательно отобранных ветеранов о муках и страданиях.
А дед мне рассказывал потом вечерами о Клименте Ефремовиче, о его храбрости, как красноармейцы любили своего наркома, как они молодыми хотели быть похожими на него, о подвигах во время Гражданской, о знаменитом коне Маузере.
Я не верил его словам о том, что в Великую Отечественную командовали всеми войсками и разрабатывали все операции Сталин, Ворошилов, Буденный, Тимошенко, все вместе они назывались — Ставка. Нам уже тогда внушили: командующие фронтами главные фигуры.
Не верил тому, что Ворошилов был умнее и образованнее, как Павел Карпович говорил, чем все профессора скопом. Что его смертельно боялись «коммунисты» до самой его кончины, на радостях даже грандиозные похороны организовали, продержав до смерти чуть ли не под домашним арестом.
Первое чувство, возникшее, когда я стал собирать по кусочкам сведения о жизни и деятельности Климента Ефремовича — грандиозность масштабов и бессовестность лжи, сваленной на этого человека. Сегодня самым оболганным считается у нас Лаврентий Павлович Берия. Но это не совсем так. Берия даже у хрущевской сволочи представлен коварным, но умным. Это ложь, конечно. Но ложь не настолько оскорбительная, как то, что вылилось на Ворошилова. Своего самого страшного врага они выставили в наиболее гнусном свете. Из Климента Ефремовича изобразили дурака. Этакого ущербного умом клеврета Сталина, который нужен был Вождю только для борьбы со своими противниками в армейской среде, больше никакой ценности он собой не представлял.
Потом, уже из понимания этой лжи, начало формироваться представление о Ворошилове, как об одном из близких соратников Сталина. И опять начались нестыковки. Не получался из Климента Ефремовича соратник. Вернее, не совсем он соратником был. Слишком велика его фигура для просто соратника. Слишком открыто эти два великих человека дружили.
Мы сегодня наблюдаем настоящий бум интереса к Сталину и его времени. Публикаций, исследований, им посвященных — со счета сбиться можно. Но обратите внимание, во всей массе работ на эту тему, именно личность Климента Ефремовича не вызывает никакого, абсолютно никакого интереса. Довольно далекий от Вождя Берия — есть. Молотов — есть. Маленков, Каганович… А о человеке, о котором песни сочиняли, который в песнях и на фотографиях рядом со Сталиным (существует колоссальный фотоархив, где они запечатлены в самой разной обстановке рядом и видно из фотографий, что они близки настолько, насколько могут быть близки самые лучшие друзья, почти братья) — ничего… и никому из историков-сталинистов личность Ворошилова неинтересна. Извините, но такую заметную фигуру рядом с Вождем сознательно обойти молчанием невозможно. Обязательно о неё споткнешься. Но обходят.
И ведь Климент Ефремович заметен не только близостью к Сталину! Старейший член партии большевиков, виднейший деятель революционного движения, человек, который, по воспоминаниям современников, пользовался особым расположением В.И. Ленина, был частым гостем в кабинете Ильича, когда возглавлял градоначальство Петрограда и участвовал в создании ВЧК, — практически полностью вычеркнут из историографии революции. Последние упоминания только у биографов в начале 70-х годов прошлого столетия. Дальше — забвение.
Только когда я сам начал пробовать ставить фигуру Первого маршала на то место, которое он в реальности занимал в истории нашей страны, я осознал причину такого к нему отношения. Роль, значение, деятельность Климента Ефремовича превращает в труху, в нагромождение нелепиц все, и брежневские, и современные исторические концепции русской революции, гражданской войны, времени предвоенного строительства, существенно меняет представления о советском руководстве в Великой Отечественной войне и полностью уничтожает всё, что напридумывали «сталинисты» о смерти Иосифа Виссарионовича и последующих событиях, приведших к распаду СССР.
Пока я делаю всего лишь попытку хоть немного очистить имя Первого Маршала от грязи и клеветы, оценить его выдающуюся роль в истории нашей Родины и показать, как наша история будет выглядеть, если в ней Первый маршал займет своё достойное место.
ГЛАВА 1.
«Хотя Ворошилов был из Луганских рабочих, из привилегированной верхушки, но по всем своим повадкам он всегда больше напоминал хозяйчика, чем пролетария».
(Л.Д. Троцкий)
17 октября 1961 года открылся XXII съезд КПСС. После процедур избрания Президиума и комиссий, утверждения повестки и регламента, первым на съезде выступил с отчетным докладом Никита Сергеевич Хрущев. Много чего он говорил об успехах СССР и о поражении империализма. Пообещал советскому народу построить коммунизм через 20 лет. Обещать нужно было много, никак не меньше коммунизма. Потому что за высосанными из пальца цифрами статистики, отмечающей невиданный рост производства и благосостояния народа, стояла совсем другая картина. Ликвидация после XX съезда сталинских принципов в экономике, отмеченная безумным освоением целинных земель, совнархозами, диким перекосом в приоритете производства средств производства над товарами народного потребления, уничтожением общественной, кооперативной собственности, отменой сталинских принципов оплаты за труд уже давала свои плоды. Начали ползти вверх цены на товары. Цены, которые при Сталине ежегодно снижались. Полки магазинов пустели, появилось понятие в торговле — дефицит. Зарплаты, которые при Сталине росли, стали уменьшаться. О самом Хрущеве люди сочиняли оскорбительные частушки.
За столом Президиума съезда, в цивильном костюме, сидел абсолютно седой старик, грубые черты лица которого и жесткий взгляд выдавали в нем военного человека. Первый маршал страны. Климент Ефремович Ворошилов. В 1961 году ему исполнилось 80 лет. Он ждал главных слов в докладе Генерального секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева, тех слов, которые должны были обозначить — зачем именно этот съезд и был собран, что он должен был сделать, чего не было в повестке.
Наконец, Никита Сергеевич в своем выступлении перешел к вопросам партийного строительства, и его прорвало. Размахивая кулаками и брызгая слюной, Первый секретарь почти зашелся в истерике: «Ленинский курс, выраженный XX съездом, пришлось первое время проводить в условиях ожесточенного сопротивления со стороны антипартийных элементов, рьяных приверженцев методов и порядков, господствовавших при культе личности, ревизионистов и догматиков. Против ленинского курса партии выступила фракционная антипартийная группа, в которую входили Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Булганин, Первухин, Сабуров и примкнувший к ним Шепелов…».
В зале присутствовала делегация китайских коммунистов. Ее глава, один из величайших революционеров, Чжоу Эньлай и Первый маршал переглянулись…
Можно сказать, что Клименту Ефремовичу Ворошилову судьба начала выкладывать сразу после рождения на плечи особо жирные и сочные куски «счастья».
Родился Клим 4 февраля 1881 года в семье батраков. Его отец, Ефрем Андреевич, происходил из крестьян Екатеринославской губернии и в 18 лет был забрит в рекруты. Оттарабанил на царской службе 10 лет солдатчины, вернулся в семью, но она его не приняла. Остался бывший солдат без своего надела земли. Потому что очень «заботящийся» о своем народе царь умудрился «не заметить», что рекрутов исключали после призыва из ревизской сказки. И вот с тем, что получил Ефрем Андреевич за службу царю и Отечеству — форменные портки и фуражку без козырька, — он и отправился зарабатывать себе на хлеб в качестве батрака. Естественно, жена ему полагалась по ранжиру из той же категории.
Он и женился на такой же бедолаге, Марье Васильевне Агафоновой, она была на 13 лет младше своего мужа, и, по всей видимости, вышла замуж примерно в 20-летнем возрасте, что для крестьянской девушки очень поздно. Скорее всего, семья была настолько бедной, что в приданное, даже самое простое, крестьянское, нечего было за ней давать.
Собрали молодожены после свадьбы все свое имущество в узелок и побрели искать работу и угол. Так всю жизнь они и мыкались по хозяйским углам, хорошо еще, если это была дощатая будка, а часто просто копали землянку себе. Родили пятерых детишек. Само собой, двое у них в младенчестве умерли (обычная ситуация). Выжили Клим, родившийся 4 февраля 1881 года и его две сестренки: Катя и Аня.
Отставной солдат Ефрем Ворошилов мог наняться только на самую неквалифицированную работу, потому что был абсолютно неграмотным. Честно говоря, я просто не могу этого себе представить: человек больше 10 лет прослужил в армии, а в грамоте — ни бе, ни ме. Я не могу вообразить даже приблизительно, что с точки зрения человеческих качеств представляли из себя его командиры. Понятно, что, как офицеры, они были полнейшим дерьмом. Первосортным калом. Во времена становившейся массовой артиллерии ценность неграмотного солдата равнялась ценности дрессированной обезьяны. Уже отгромыхала франко-прусская война, Бисмарк откровенно сказал, что победу германскому оружию обеспечил немецкий учитель. Японцы весь народ своих островов засадили за парты, введя обязательное начальное образование. Только русские военачальники продолжали командовать людьми, которые даже не могли расписаться в ведомости за получение денежного довольствия. О чтении уставов и наставлений… Солдат, читающий устав — это было нечто фантастическое для русской армии.
Конечно, если солдат абсолютно неграмотен и в полковой ведомости на выдачу денег стоят не подписи, а одни крестики, то простор для махинаций с денежными суммами, отпущенными солдатам, открывается грандиозный. Именно поэтому в походе за свободу и независимость Болгарии русских воинов умерло от болезней гораздо больше, чем погибло от турецких пуль и ятаганов.
Но если уж ты, скотина, дерьмовый офицер, то хоть какая-то капелька человеческого в тебе должна быть? Твои же подчиненные, не умеющие написать и прочесть письмо, оказались лишенными всякой возможности общения с родными и близкими! Представить тяжело, что твой солдат тоскует по дому? Так дай ты ему возможность хотя бы связь через письма поддерживать. Ведь это же времени нужно два месяца максимум по паре часов в день позаниматься с ними грамотой…
10 лет продержать парня на службе — и не догадаться его грамоте обучить! Два месяца занятий по паре часов в день всего-то! Ведь грамотный солдат — это же солдат совершенно другого качества! И донесение он в разведке составит, и карту прочесть сможет, если вдруг с командиром что, и устав проще ему доводить… И после дембеля жизнь у солдата совсем другой будет, совсем не такой, что на долю Ворошилова выпала. Офицеры… Командиры дрессированных обезьян, а не офицеры. Их потомкам придется столкнуться на поле боя с сыновьями этих ефремов. Там всё наружу и вылезет.
Потом, когда Клим уже начнет лупить этих «полководцев» в хвост и в гриву, на предложения набить ему штаб военспецами — вот этими обезьянами в эполетах, будет отвечать:
— А на хрена они мне? Пока и без них не плачем…
Отец будущего Первого маршала был человеком нрава сурового и несправедливости не терпел. Намыкалась из-за этого семья. Малейшая обида со стороны всяких приказчиков-работодателей заканчивалась разбитой мордой обидчика, приходилось Марии Васильевне собирать узелки со скарбом и Ворошиловы отправлялись дальше странствовать в поисках новой работы.
Хотя потом Климент Ефремович вспоминал отцовский крутой характер (но жены и детей эта крутизна не касалась) и его манеру пускать в ход кулаки с сожалением — слишком много горя это семье принесло, — но характер он унаследовал. Злить Ворошилова подлостью и хамством было категорически противопоказано.
Будущему Первому маршалу «повезло» родиться на самом дне того общества. Семья безземельных и бездомных батраков — дальше, ниже ничего уже нет. Всё. Аналог детей подземелья из Короленко. Это не просто пролетариат, как, например, промышленные рабочие, это еще — вниз, до самой глубины.
Это именно тот социальный слой в империи, на который власть вообще внимания никакого не обращала. Парии. Каста неприкасаемых. Вроде бродячих собак, на которых всем плевать, пока они кусать не начнут, либо если прохожий заметит в стае симпатичного щенка и приласкает его на ходу. Здесь же и забудет.
Совсем маленьким мальчиком Клим с матерью были замечены такими «любителями животных». Одно время Ворошиловы батрачили в поместье генерала Суханова. Мария Васильевна с сыном попались на глаза его дочерям. Тем понравился мальчик, они потащили мать с сыном в усадьбу. Климент Ефремович на всю жизнь запомнил это самое яркое впечатление детства. Дом помещика он воспринял как сказочный дворец. Они с матерью боялись прикоснуться к чему-нибудь, им казалось, что даже их одежда может что-то в этом доме осквернить. Им барышни дали конфетку и пряник, полюбовались симпатичным мальчиком и всё, из дома выставили и забыли. Поиграли со «щенком».
Трудовая биография Первого маршала началась традиционно для почти всех советских маршалов — с подпаска. Вернее, сразу — с пастуха. В семь лет Клим со своим таким же сопливым напарником, только старше на 2 года, начали пасти деревенский скот.
Сегодняшние яйцеголовые интеллигенты могут только презрительно хмыкнуть на мое утверждение, что именно ранняя трудовая деятельность вот такими пастушками, сформировала наших будущих прославленных полководцев как людей умных, талантливых. И не только полководцев.
В детстве мне приходилось пасти коров. Советую интеллектуалам, считающим эту работу примитивной, наняться на сезон в пастухи. Я видел людей, которые плакали не в силах со стадом управиться. Причем это были деревенские люди, взрослые мужики. Как-то наш сельский пастух, который каждое лето пас коров частников, заломил цену за «услугу» совсем непомерную. И люди решили стадо пасти по очереди. Помучились и согласились на условия пастуха. Сложная эта работа. Квалификации требует.
А вот маленький Клим с напарником справлялись. Я даже не совсем хорошо понимаю, как два мальчишки, одному 7, второму 9 лет, могли делать эту работу. Одни овода чего стоили. Период оводов — это каждый день, в самую жару — поголовное бешенство стада. Как эти два сопляка удерживали коров от разбегания в разные стороны — загадка. Они еще и не на лошадях пасли, а пешком.
Климент Ефремович, кстати, и вспоминал, что именно овода им больше всего неприятностей и приносили. Вспоминал, как его напарник лепил из глины настолько мастерски фигурки животных и людей, что они казались живыми. Понятно, это впечатления ребенка. Но вот в художественную школу, естественно, паренек не попал и затерялся, сгинул где-то с нарождающимся талантом скульптора. Обычное дело. Меценатов на крестьянских детишек не хватало.
Характер у Клима формировался бойцовский. Спуску мальчишка обидчикам не давал, и за себя мог постоять, и за слабых. Сынок приказчика повадился обижать малышню. Пока не получил от Клима поленом по затылку. И обещание:
— Не исправишься — вообще убью!
Пережить будущему маршалу в детстве пришлось всё, что мог пережить ребенок простых русских людей. В том числе и нищенство — с сумой милостыню приходилось ходить просить. Это была настоящая трагедия в семье работящих людей. Навсегда Клим запомнил слезы матери, когда она отправляла детей побираться.
А тогдашнему правительству «бродячие животные» вообще не интересны были. Правда, когда началась война с Турцией за освобождение славян, про Ефрема Андреевича снова царь вспомнил, выдернули из семьи и отправили братушек от ига избавлять. Болгары же страдали неимоверно, их турки угнетали жестоко. Отвоевал Ворошилов-старший еще два года и вернулся на родину, освободив балканских единоверцев и сам совершенно свободный. Свободный настолько, насколько может быть свободным человек: от всего земного, от дома и любой движимой и недвижимой собственности, от работы и постоянного заработка, от средств к существованию. От всего. Птичка божья.
Только жена, каким-то чудом не околевшая от голода за время исполнения главой семьи «патриотического долга», и выводок детей. Ну, ведь никто жениться не заставлял. Осознанный выбор свободного человека.
Биографы Климента Ефремовича писали, что родился будущий революционер в семье железнодорожника. То ли родословную ему пытались рабочую придумать, как вожаку пролетарских масс, то ли просто невнимательно отнеслись к биографии своего героя. Да, в железнодорожной будке Марья Васильевна родила Клима, как раз в тот период муж ее устроился на работу путевым обходчиком. Только рабочая биография Ефрема недолго длилась.
Как я уже писал, Климент Ефремович вспоминал, что его батя не был безответной скотиной. Несправедливости никому он не прощал. А бороться с несправедливостью старый неграмотный солдат мог, не сочиняя челобитные, а только одним доступным ему способом — в морду! Разбитой мордой какого-то небольшого начальника (за большого на каторгу отправили бы) и закончилась «рабочая биография». Семья из будки переселилась в землянку.
Это белорусские партизаны преодолевали тяготы и лишения партизанской жизни, бросив села, оккупированные немецко-фашистскими захватчиками, и скрываясь на базах в лесах, живя в землянках. Тяжело им было.
Вот как народ разбаловался к тому времени! Ворошиловы безо всякой оккупации себе выкопали землянку, в ней с пятью детьми обитали и даже не уходили диверсии на железной дороге устраивать. Обыденно это было для тех лет в их социальном слое. Дно.
Что удивительно, это дно общества считалось у тогдашних марксистов крестьянской мелкобуржуазией. Муж — из крестьян, жена — из крестьян, на заводе не работают. Даже в городе не живут. Правильно же? Кто они? Крестьяне. Всё логично. Только один «нелогичный» Ульянов-Ленин понимал, какая это «мелкобуржуазия».
Вот в таких условиях Ворошиловы и «настрогали» пятерых детишек, приняв посильное участие в процессе роста народонаселения Российской империи. Еще женился Ефрем Андреевич поздновато, а то бы и больше успел в этом плане сделать. Можно, конечно, с позиции сегодняшнего дня фыркнуть: а головой какой думали, когда нищету плодили?
Думали какой нужно головой. Если детишек не будет или совсем мало будет, то кто в старости, когда окончательно на работе надорвешься, кормить тебя будет? Руки на себя наложить? Так вера православная самоубийц осуждала. Вот и старались люди плодиться, не ради любви к детям, а ради куска хлеба в старости. Конечно, еще и с противозачаточными средствами проблемы были в те времена, но если бы так нужно было, то, поверьте, нашли бы достаточно способов избежать нежелательной беременности. Было и такое, разумеется, что нищета просто вдавливала людей совсем в животное состояние, и они уже жили и размножались как животные. И такое было.
Самая младшая сестренка Климента Ефремовича, самая его любимая сестренка Соня совсем маленькой умерла от оспы, вспыхнувшей в уезде. Конечно, прививок ни у кого не было, поэтому выкосило людей прилично болезнью. «Совершенно случайно» у Ворошиловых только одна, самая младшая девочка заболела. Вся семья жила в землянке, тесно контактировала с больной Соней и никто не заразился. Народ был такой богатырский, отборный? Некоторым может показаться, что высокая детская смертность в Империи вела к тому, что выживали только самые стойкие, некоторые видят в этом даже плюсы. Ерунда всё это. Нищета и работа, надрывная, гробили здоровье народа, люди были больными, слабыми, уже взрослыми от обычной простуды и ангины (как мой прапрадед) в гроб сходили.
Просто оспа многих крестьян стороной обходила. Прививая людям коровью оспу, не опасную для человека, врачи еще в XVIII веке стали бороться с этой инфекцией. Мария Васильевна и Ефрем Андреевич из крестьян, предпоследний ребенок в семье, Клим, к моменту вспышки оспы пастушком работал, т.е. почти вся семья уже контактировала с коровами. Что там с эпизоотической обстановкой, с инфекционными болезнями животных было в России, можно только догадываться, если даже людей от особо опасных инфекций не прививали. Гарантировано, на коровью оспу ветеринары даже внимания не обращали, да и ветеринаров было еще меньше, чем медиков. Поэтому крестьяне «самопрививались». Никакой сверхустойчивости организма. Обычный приобретенный иммунитет. Кто-то вообще не болел, кто-то в легкой форме, только следы в виде оспинок на лице оставались. Соня Ворошилова была очень маленькой, поэтому не успела от больной коровы заразиться, иммунитет получить.
Ни один врач, само собой, в землянку к Ворошиловым не заглянул. Как больной ребенок мучился, можно только представить, если с умершей Сони, когда ее хотели обмыть перед похоронами, не смогли снять рубашку — прилипла к гнойным струпьям.
И это всё происходило в одной из богатейших сельскохозяйственных и промышленных губерний России. Что творилось в кондовом Нечерноземье — об этом лучше не надо, лучше зря себе нервы «славным историческим прошлым» не трепать.
Аппетитно хрустели в царстве французские булки под вальсы Шуберта.
Через полтора десятка лет «великий белый царь» нарвался на войну с Японией. Только потому нарвался, что презрительно не желал разговаривать с микадо по поводу возникших межгосударственных проблем. Умные люди будущего православного святого предупреждали: война будет. Он отвечал: «Не посмеют». Ну, японцы же совсем азиаты, как они могут посметь с европейцами воевать?! Европейцы. У него народ, как дикие варвары, в землянках живет и от оспы мрёт, но зато — западнее Уральских гор! Вот азиаты «европейцам» и устроили Цусиму.
Одно в той жизни было хорошо, как вспоминал Климент Ефремович: не было никаких проблем с детской одеждой. Ни одежды, ни проблем. Детям же даже в школу ходить не надо было, а из землянки по нужде можно и голопузым выскочить на минуту даже зимой. Так, кой каким тряпьем прикрыты, и нормально.
Нищенство. Дно! А со дна, если государству на своих самых забитых подданных наплевать, наверх не поднимаются, если очень крупно не повезет. И быть бы Клименту Ефремовичу таким же батраком, как его отец, если бы не счастливая случайность. Его старшая сестра вышла замуж за парня, который работал поначалу помощником кучера в ближайшем имении, а потом пошел работать на шахту.
Родственники и забрали мальчишку к себе. В 9 лет началась рабочая биография Климента Ефремовича. На Голубовской шахте Донбасса. И началась с работы колчеданщиком: с такими же малолетками он выбирал в отвалах угля пустую породу в ящики, сдавал ее, и по количеству набранных ящиков им начисляли зарплату. Можно только представить, как это выглядело: пацаны, мокрые (уголь из шахты мокрый) и черные, как дьяволята из преисподней, карабкались по отвалам с тяжелыми ящиками, набивали эти ящики породой, и потом, рискуя свернуть себе шею, ползли вниз, к учетчику. Работали по 12 часов с часовым перерывом на обед. Зарабатывали, естественно, совсем гроши, почти только на пропитание, но это уже хоть что-то для семьи, все-таки ребенок сам себя кормить начинал.
Хваткий Клим в возможность стать рабочим человеком сразу вцепился, как клещ. Это для него был выход, единственный шанс вырваться, подняться хоть немного с того дна, в котором родился. Он не просто работал колчеданщиком, он рвал из-под себя, чтобы его заметили и дали работу хоть чуточку более квалифицированную. Карьерист. Этому пацану нужно было любым путем зацепиться, остаться на шахте, чтобы никогда не возвращаться опять в батрацкую нищету. Он со взрослыми напрашивался спускаться в забой, лез к технике, просил всё ему показать, всему учился. Мужикам мальчишка, смекалистый и старательный, нравился, они его выделяли из числа остальных. И скоро Климу стали доверять смазку машин, которые подавали на гора уголь из шахты. Он так и работал на выборке породы, просто у него уже дополнительный заработок появился.
И за это его едва не убили «конкуренты». Такие же, как он, мальчишки. Приработок очень ценился, а взрослые работу смазчика все чаще и чаще поручали Климу. И однажды, во время обеденного перерыва, у одного парнишки в группе колчеданщиков обнаружилась пропажа продуктов. Все сговорились, что вместе проверят узелки у всех. Пропавшие продукты обнаружили у Ворошилова в узелке, который он сам и отдал для этого обыска. Клим предполагал, кто ему их подложил в то время, когда он бегал с масленкой. Но тогда ничего не успел сказать в своё оправдание, на него налетели толпой и забили почти до смерти. Затоптали ногами и оставили умирать на отвале.
Очнулся мальчик через несколько дней в больнице при шахте. Так едва не закончилась биография пролетария.
Болел очень долго, потом опять вернулся на шахту. Опять колчеданщиком. После избиения его мучили постоянные головные боли, но выбора другого не было, так он и продолжал работать, едва не теряя от боли сознание. Десяти лет ему не было.
Этой истории вы не найдете у советских биографов Климента Ефремовича. У них его ранние годы описаны буквально в трех словах: «детство было тяжелым». Хотя уже и воспоминания Ворошиловым были написаны, но биографы из этих воспоминаний почти ничего не взяли. И это не единственный провал в их работах, позже увидим, как Ворошилову биографию «сократили».
По счастливой случайности, в детстве Клим Ворошилов остался живым, когда его за «карьеризм» едва не убили малолетки, превращенные той жизнью в зверенышей.
Но это была не единственная счастливая случайность в его детстве, которое и детством-то назвать невозможно, с ним еще более дикая, но обычная для царства хрустящих французских булок история приключилась. И опять судьба его уберегла, почти чудо спасло его от смерти…
На шахте за полтора года маленький Клим все-таки немного заработал. Из этой суммы сестра с мужем ему купили сапожки, рубашку, брюки и полотенце. Впервые у мальчишки появились сапожки. Настоящие! Он ими гордился страшно. И полотенце!
Вот эти сапожки едва причиной его гибели и не стали.
К этому времени отцу удалось опять устроиться в имении пастухом, мать снова кухаркой там же работала, семья начала концы с концами сводить, и решили они сына забрать к себе, кто-то им пообещал обучить его грамоте, научить «Псалтырь» читать. Бедным людям казалось, что если сын научится читать «Псалтырь», то он уже грамотным будет. Представляете, насколько темный народ? Уровень средневековья.
Мать пришла на шахту и забрала мальчишку с собой. Дело было зимой. Ну, сотню верст пешком по морозцу пробежаться — это для здоровья полезно. Только их в пути метель застала. Одежда на «путешественниках» была такая ветхая да дранная, что они, как только ветер поднялся, сразу и начали замерзать, уже почти заснули на дороге, когда мимо проезжала одинокая крестьянская подвода. Марья Васильевна едва упросила крестьянина взять их на сани. У того самого уже лошадь едва тянула… Чудом спаслись.
Но это обыденный случай. Добрались до дома. Вскоре Ефрема Андреевича навестил его родной брат Спиридон, довольно зажиточный крестьянин. Клим ему очень понравился, особенно сапожки приглянулись. Он упросил брата отпустить мальчишку к нему погостить.
Вместо погостить — Клим угодил к родному дядьке в батраки. В самое суровое батрачество, мальчишку откровенно эксплуатировали. Он делал всю крестьянскую работу, которая только была. За бесплатно! И от него еще требовали благодарности! Ведь кормили же!
Но дядьке покоя одна вещь не давала. Сапожки Клима. И как-то, придравшись по пустяку — мальчишка нечаянно наступил на свежую, незасохшую глину, которой обмазывали пол тока для обмолота зерна, дядька Спиридон попытался запороть его вилами. Выручила ловкость Клима, увернулся и убежал. Но сапожки у него отобрали…
Такие были нравы «православные». Спиридон Андреевич Ворошилов прилежным прихожанином был. Потому как он был кулаком. По другому кулаку нельзя. Мальца, племянника родного, за обувку вилами приколоть можно, а вот не перекрестить хлебало за столом — нельзя.
Марья Васильевна весной сына у дядьки забрала, батрачество Клима на родственников закончилось. Тем временем семья вернулась в родные места, в деревню Васильевку, отец трудился в помещичьем имении, мать кухаркой, кормила батраков. Клим сразу тоже стал работать, теперь погонщиком волов.
А в селе открыли школу. И осенью 13-летний Клим пошел в первый класс. Пока строилась летом изба под школу, мальчишка мечтал, как он будет сидеть за партой, зубрить уроки… Он уже понимал, что грамота край как в жизни нужна, уже стремился к ней.
И едва всё для него не закончилось умением просто читать и писать. Обычным, так сказать, образованием. Потому что первым учителем стал учитель профессиональный — редкий болван. Этот господин стремился изо всех сил дать ученикам знания, предметы знал прекрасно, уроки вел с увлечением. Только он в своем увлечении вообще забывал о тех, кого он знаниями нагружать старался. Все ученики для него были на одни лицо, индивидуальным подходом профессионал не грешил. Поэтому вскоре детвора интерес к учебе утратила, на уроках начала безобразничать и шуметь. Этот деятель всех шалунов записывал, что бы потом их наказать коллективно. А так как гуманистические взгляды ему не позволяли собственноручно драть розгами мальчишеские задницы, то он придумал, что ребятня должна экзекуции устраивать друг другу сама. Делал это, например, таким способом: всех провинившихся выстраивал в круг посреди класса, заставлял руками брать соседей за уши, да не близстоящих, а через одного, и по команде наказанные должны были драть товарищей по несчастью зауши.
Вот у этого деятеля на ниве образования за учебный год ребятня с горем пополам научилась читать по слогам, да простейшим арифметическим действиям — прибавить и отнять. А чего — крестьянские дети — тупые же, чего от них большего требовать?! Чай — не аристократы.
Так бы и остался Клим малограмотным мужиком, но тут снова судьба ему шанс дала, а жизнь этого мальчишку научила хвататься за любую соломинку…
После окончания первого учебного года младший Ворошилов опять на лето пошел в батраки, пахал, сеял, косил. К жатве его поставили работать на молотилку с двумя взрослыми мужиками. И тут он провел свою первую «революционную акцию». Хозяин платил молотильщикам оскорбительно мало. Взрослые терпели, только под нос бурчали. А вот отцовское воспитание Ворошилова сказалось. Этот, пацан совсем еще, подбил мужиков работу прекратить, пока им зарплату не поднимут. Они и забастовали. Страда, новых работников искать поздно, зерно пропадает… Приказчик хотел надавить, взял и лишил Клима вообще оплаты, чтобы других напугать.
Так этот маленький Стенька Разин камнями в доме приказчика все стёкла повышибал! Запугать не получилось. Такого нужно было давить сразу в колыбели, глядишь, и царизм устоял бы в 1917 году. Есть у меня такое подозрение, и основания под ним есть довольно весомые…
Осенью снова начался учебный год, и мальчишка пошел во второй класс, тут ему судьба и улыбнулась. Вместо старого профессионального долдона в школу пришел преподавать бывший моряк, списанный с флота по здоровью, Семен Мартынович Рыжов. Вот ему уже были интересны сами ученики, а не методика преподавания предмета, он старался к каждому найти индивидуальный подход, выявить способности и их развить.
И ребятишки начали учиться с увлечением и делать успехи. Ворошилов оказался на голову всех выше, он прогрессировал настолько быстро, что Рыжов только удивлялся.
Сам Семен Мартынович вспоминал: «Смуглый, коренастый, с большими, умными глазами, вихрастый, он резко выделялся своей смышленостью, детской непринужденностью, наивной прямотой и независимостью характера, удивительной для его возраста. Он был очень правдив, никогда не запирался в проказах, не перелагал вину на товарищей, не лгал и не подхалимствовал перед своими более счастливыми товарищами… Это был живой, общительный и очень толковый мальчик, всегда жизнерадостный, несмотря на свою бедность, хороший товарищ и ученик».
Только и это еще не всё. Взрослый семейный человек, отец двух детей, подружился со своим… учеником. Почти ровесником его детей. Рыжов и Ворошилов дружили до 1916 года, начиная с этого ученичества младшего по возрасту. Дружили, пока не разошлись в политических взглядах, отношения почти прервали. И старшим в этой дружбе был всегда — младший по возрасту.
За год Клим перечитал не только все книги в школьной библиотеке, которая стараниями Рыжова была довольно внушительной, но и всё, что было в доме у учителя и других грамотных людей села. Художественную литературу, учебники, публицистику, любые книги по любым отраслям науки и знаний — он за год всё проглотил.
Через год он будет работать на заводе и объяснять заводским электрикам закон Ома, рассказывать о Фарадее…
Вот скажите, окончив два класса школы, Климент Ефремович какое образование получил? В объеме двух классов, как все «исследователи» его жизни считают? В каком классе даже современной школы ученики электромагнетизм изучают?
«Историки» с легкостью навешивают ярлыки на деятелей Советского государства — малообразованные. Малообразованный слесарь у них создавал армию, малообразованный разнорабочий руководил строительством московского метро. Малообразованный семинарист вообще во главе государства стоял… Понятно, что они просто обливают грязью людей, составляющих гордость нашей Родины, сами они соображают, что там было образование такое, что им, этим «историкам», получить его невозможно, у них слишком неразвит мозг, чтобы стать по-настоящему образованными. Вот зависть и гложет, да еще нужно выполнять политический заказ. Но соображать они соображают, хотя бы потому, что никто из них не вякнул о том, что и главный автогигант США был создан «малообразованным» Генри Фордом, который школу в 15 лет бросил и нигде больше не получал «систематическое образование», которым любят гордиться эти «ученые». Вот они получили «систематическое образование» — и толку? Единственное их достижение — умение сосать титьку у власти, как плату за «исторические исследования», которые у всё большего и большего числа людей вызывают крайнее отвращение.
Но еще большее удивление у меня вызывает наша педагогическая наука. Имея перед глазами многочисленные феномены, когда почти не учившиеся в школах и университетах люди становились во главе государства, успешно руководили целыми отраслями хозяйства, добивались в своей деятельности выдающихся результатов, педагогическая наука просто отказывается видеть эти феномены, вообще их не изучает. Это наука? Или что-то совершенно другое?
Ведь именно на примере таких людей, как Климент Ефремович Ворошилов, можно изучать и исследовать, а потом внедрять в систему образования методы воспитания и обучения!
Есть феномен Ворошилова (и Ленина, и Сталина, и целой когорты наших прославленных полководцев, кстати…)? Есть, конечно. Если признать очевидное: что он был одним из образованнейших людей своего времени (да и нашего тоже). Конечно, можно просто, как попугаю, повторять, что Сталин доверил самое важное для молодого государства, находящегося в окружении врагов — создание армии — малообразованному тупице, потому что Ворошилов умел приятные слова говорить Вождю и верным псом сатрапа был… Вот до этого же надо просто додуматься: вопрос своей собственной безопасности (а гарантировать безопасность тому же Сталину могла только сильная армия, его бы первого шлепнули победившие оккупанты) доверить необразованному тупице!
Да что там Ворошилов! Если уж по справедливости, то и всё «систематическое образование» Владимира Ильича Ленина ограничивается гимназией. Разница между Лениным и Ворошиловым только в том, что Ленин диплом о наличии высшего образования имел, а Климент Ефремович такой корочкой похвастаться не мог. Ленин же в университете практически не учился! Его вышибли оттуда на первом курсе! А диплом он получил, подготовившись за год самостоятельно (самостоятельно!) за весь курс юридического факультета и успешно сдав все экзамены этого курса экстерном.
Ленин — тоже малообразованный, если к нему лепить понятие «систематического образования». Гимназист.
А педагогическая наука этого видеть не желает потому, что ей придётся все свои «достижения» выбросить на помойку и признать, что она человечеству нанесла колоссальный вред, превратив значительное число людей из людей в дрессированных обезьян.
Каким образом за два года школы (даже за один год, фактически) Ворошилову удалось получить образование почти в объеме средней школы, хорошо, пусть в объеме неполной средней школы? Он вундеркиндом был? Нет. Просто, во-первых, у парня была мотивация к получению образования и, во-вторых, самое главное — развитое абстрактное мышление, именно то мышление, которое отличает человека, как биологический вид, от животных.
Абстрактное мышление — это не нечто абстрактное, это необходимейшая, жизненно важная вещь для существования человека как человека, а не в качестве хорошо отдрессированного «специалиста», получившего в учебном заведении «багаж» знаний.
Вещь простая, именуемая в просторечии воображением. Способность представить в своем мозгу желаемый для тебя результат твоих действий и найти путь, способы действий, которые приведут к желаемому результату. Не искать чертежи табурета в справочниках, если тебе седалище под задницу понадобится, а представить в своем мозгу, какой именно предмет мебели тебе нужен, что для его производства необходимо, где это взять, как для него сделать составные части, как их соединить между собой и каким инструментом это делать.
А развить воображение у ребенка можно, только если ребенок будет заниматься какой-либо практической деятельность, пусть и игровой, которая требует от него постоянной находчивости и изобретательности, способности решать новые для него задачи.
Вот Клима судьба и вела с детства по такой дороге, что ему постоянно приходилось «крутиться»: то он пастухом работал, то на шахте, то батрачил, занимаясь всем, чем только может заниматься крестьянин, вид деятельности у него постоянно менялся, постоянно приходилось мальчишке решать всё новые и новые задачи в процессе жизни.
Сама жизнь и развила у него абстрактное мышление, ум, в такой степени, что мозг мальчишки просто как губка потом вбирал в себя знания. Если человек способен в своем мозгу, как картинку, увидеть действие закон Архимеда после прочтения параграфа в учебнике, то зачем ему нужен господин учитель, который у доски будет целый час рассказывать и показывать, как жидкость выливается из наполненного до краев корыта, если туда кирпич бросить?
Конечно, не собственно труд развивает воображение у ребенка, а именно разнообразный труд. Если бы Климу пришлось работать только пастухом все годы до школы, то он на этой довольно несложной работе за несколько лет отупел бы и ничем от остальных детей не отличался. Судьба, хоть и тяжелая, его уберегла от этого.
Вове Ульянову повезло с родителями, отец его был педагогом от бога, да и мать — очень умной женщиной, там воспитанием детей занимались целенаправленно и творчески, делали из них людей. Найдите попробуйте сегодня в педагогической науке исследования методов воспитания в семье Ульяновых. Это педагогов вообще не интересует.
Природа с момента рождения человеческого детёныша начинает формировать из него человека, ребенок, едва научившись ползать, уже начинает свои «вандальские» эксперименты с игрушками, попадется в руки карандаш — на обоях результаты творчества появляются… Как только попадает малыш в песочницу — начинается процесс постройки замков, дети бегают по дворам, изображая из себя партизан, как раньше, или бэтманов, как сегодня…
Педагогов это не устраивает категорически. Они жаждут процесс превращения ребенка из спинального животного в человека прервать как можно раньше и начать его дрессировать, т.е. загружать в него знания.
Они хотят посадить его за парту как можно раньше и начать впихивать в головки с еще неразвитым абстрактным мышлением знания. Им и этого мало, они еще этот процесс выстраивают так, чтобы у ребенка и возможности, времени не было для того, чтобы развить себе воображение. Сразу объем знаний ему такой навязывают, что пацану даже некогда выскочить на улицу побегать со сверстниками. Уроки и домашние задания занимают весь световой день у малыша. Прогресс — орут! Объем знаний нужен всё больший и больший! С 7-ми лет в школу уже поздно! Нужно с 6-ти! А лучше — с 5-ти!
Родители-идиоты вообще с двух лет ребенка учат читатьписать, к трем годам он у них высшую математику знает, а к 5-ти на трех языках лопочет! Вундеркинд!
И что толку? Хоть от одного вундеркинда был какой-то толк (Моцарт, кстати, не вундеркинд, там именно развитое воображение)? Феномен вундеркиндов в том и заключается, что они становятся самыми серыми личностями.
Мозг ребенка дрессировке сопротивляется отчаянно, природа не хочет превращения человека в обезьяну, знания дети не усваивают. Тогда педагогическая наука в бешенстве начинает изобретать все новые и новые способы впихивания информации в детские головки. Даже применяют игровые методы… Это какой-то тотальный террор против человечества.
Школу Климу закончить не довелось, отец снова лишился места, и семья в который уже раз ухнула в нищету. Пятнадцатилетнему парню, второкласснику, пришлось искать работу. Неподалеку от родного села, в городке Алчевске, как раз развернулось строительство завода Донецко-Юрьевского металлургического общества (ДЮМО), мальчишка пошел туда наниматься…
ГЛАВА 2.
Никита Сергеевич продолжал с трибуны гневную речь: «Сговорившись на своих тайных сборищах, фракционеры потребовали внеочередного заседания Президиума. Они рассчитывали осуществить свои антипартийные замыслы, захватить руководство партией и страной». Первый маршал усмехнулся в седые усы. «Захватить руководство партией и страной». Никита сам не понимал, что признавался в государственном перевороте. Вся «антипартийная группа» — это и было руководство страны. Ее член НА. Булганин — председатель Совета Министров, остальные — первые заместители и заместители. А сам Первый маршал — глава государства, Председатель Президиума Верховного Совета.
«На Пленуме с признанием своих ошибок выступил товарищ Ворошилов, который заявил, что его «попутали фракционеры» и что он полностью осознает свои ошибки и решительно осуждает их, как и всю подрывную деятельность антипартийной группы» — Хрущев даже не посмотрел в сторону Первого маршала, когда озвучил эту наглую ложь.
Грамотному парню уже было легче устроиться на работу. Вторая попытка Клима стать рабочим началась с должности курьера-рассыльного при конторе завода. Верхом на лошади развозил почту и бумаги. Травма, полученная в детстве, когда работал на шахте колчеданщиком, сказывалась. Верхом трястись на коне было очень тяжело, временами терял сознание. И рвался в заводские цеха, ближе к технике, к технике его тянуло всю жизнь. Вскоре получилось перейти в литейный цех, начал с помощника машиниста на водокачке, потом слесарем. Уже через год стал крановщиком в литейном цехе, это уже была элита рабочего класса, высшая квалификация. Его товарищи по цеху потом вспоминали, что «карьеру» Клим делал стремительно. Заводское руководство только удивлялось его способности осваивать новейшие по тому времени машины.
За какой-то год из рассыльного при конторе вырасти до машиниста крана в литейном цеху, до высшей квалификации в металлургической промышленности! А рабочие-металлисты в те времена — это элита рабочего класса, самая квалифицированная его часть, значит, у Клима была не просто тяга к технике, а заметные технические способности? Правильно?
Более того, он с техникой сталкивался и ее знал намного лучше, чем любой другой советский военачальник. Человек с юности дело с ней имел. После нашей Перестройки появилась мода рисовать Климента Ефремовича недалеким в технических вопросах человеком. Ему чаще всего противопоставляется образованный Михаил Тухачевский. Тот в технике был асом, как это описывают. Ратовал за механизацию в противовес лошадникам Ворошилову и Буденному.
На самом деле всё обстоит немного не так. Если Ворошилов технический ВУЗ не заканчивал, то Тухачевский вообще не имел никакого технического образования. Даже элементарного. Он закончил юнкерское училище. Даже не артиллерийское. Пехота. Самый сложный механизм, о котором ему преподавали — пулемет. Это не машины и станки в литейном цеху. Штука не сложная. Сравнивать техническое образование Тухачевского и Ворошилова не имеет смысла. Нуль сравнивать ни с чем невозможно. И Тухачевский свою техническую некомпетентность демонстрировал ярко, выпукло. Самый показательный пример — его идея массово вооружить Красную Армию безоткатными орудиями. На танки их собирался ставить! Наш выдающийся конструктор артиллерийских систем В.Г. Грабин в своих мемуарах описал, как он попытался объяснить Михаилу Александровичу несостоятельность идеи безоткатных орудий. Как о стену горохом. Тот его просто не понял.
С Климентом Ефремовичем у Грабина отношения складывались совершенно иначе. Характерен такой эпизод, приведенный Василием Гавриловичем в книге «Оружие победы»: в конце 1941 года им был впервые в истории внедрен на заводе, производящем артиллерийские орудия, поточный метод с конвейерной сборкой. В декабре это показали посетившему предприятие Ворошилову. «Целый день мы с ним ходили по цехам, не успели даже пообедать. Клименту Ефремовичу очень нравилось все, что он видел.
— Это вы здорово сделали, молодцы! — похваливал он».
Больше того, Грабин показал новое производство и наркому вооружений Дмитрию Устинову.
И здесь случилось неожиданное: конструктора вызвали в Кремль на заседание Государственного Комитета Обороны и Сталин его обвинил в намерении сорвать производство пушек: «Вся наша работа подверглась очень острой и несправедливой критике, а меня Сталин обвинил в том, что я оставлю страну без пушек. Я отстаивал позиции нашего коллектива до последнего.
Атмосферу этого заседания может вполне характеризовать лишь один эпизод. В очередной раз, когда я пытался возразить Сталину и защитить правильность выбранной нами позиции, обычная выдержка и хладнокровие изменили ему. Он схватил за спинку стул и грохнул ножками об пол. В его голосе были раздражение и гнев.
— У вас конструкторский зуд, вы все хотите менять и менять! — резко бросил он мне. — Работайте, как работали раньше!
Таким Сталина я никогда не видел — ни прежде, ни позже.
ГКО постановил: нашему заводу изготавливать пушки по-старому».
Претензии к Грабину были понятны. Шла война, пушки были необходимы не завтра, а прямо сейчас, любое же изменение технологии ведет к необходимости перестройки производственного цикла и к временному если не прекращению выпуска продукции, то к его снижению. Во время войны, тем более в ситуации конца 1941 года — это преступление. Но дело в том, что новшество Грабина позволяло, не снижая выпуска продукции, перейти к его наращиванию. И это сразу понял Климент Ефремович. Но не понял Устинов, которого пока никто в технической безграмотности не обвинял, он же имел инженерное образование и даже работал инженером-конструктором, заместителем главного конструктора завода «Большевик», затем директором этого завода. И на заседании Государственного Совета Обороны Устинов не просто отмолчался, скорее всего, претензии Сталина к Грабину и были высказаны после доклада Устинова.
Но через несколько дней Иосиф Виссарионович сам позвонил конструктору: «То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить. Больше того, поймут ли вас в ближайшее время? Ведь то, что вы сделали, это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения, продолжал Сталин.Спокойно заканчивайте начатое дело».
Василий Гаврилович искал причину такого изменения отношения к своему изобретению, и предположил следующее: «Ночью, после грозового заседания ГКО, Сталин, по-видимому, созвонился или встретился с Ворошиловым, и тот рассказал ему о наших делах, обо всем, что видел собственными глазами. Но к этой мысли я пришел лишь впоследствии, сопоставив события».
Т.е. у выдающегося конструктора артиллерийских систем В.Г. Грабина даже малейших сомнений в технической компетентности Климента Ефремовича не возникало, более того, он его компетентность ставил даже выше, чем Д.Ф. Устинова. Вероятно, Ворошилов замысел конструктора понял и оценил, а Устинову это было не по плечу.
Давайте, забежав вперед, вспомним, что было в официальной биографии Климента Ефремовича к декабрю 1941 года. Весь советский народ знал из книг и кинофильмов, что Ворошилов был снят с позором с Ленинградского фронта и авторитет его у Сталина упал ниже плинтуса. Практически любые другие упоминания о Ворошилове, как о члене Ставки ВГК и члене ГКО исчезли. Современные «сталинисты» еще добавили умолчания о роли Климента Ефремовича в вопросах вооружения армии, свалив весь этот воз на Сталина.
И теперь оценим приведенную выше цитату из Грабина. Слышите, как начинает звучать довольно пронзительно звоночек по всем мухинско-прудниковским-брезкуновским писаниям о том, что Иосиф Виссарионович делал всё сам и только один Берия ему помогал?
Оказывается, один из самых наших известных конструкторов вооружений даже тени сомнения не допускал, что мнения Климента Ефремовича достаточно, чтобы изменить уже состоявшееся решение Государственного Комитета Обороны. И потом сам Сталин мог позвонить и извиниться перед конструктором, что не смог понять его идею.
Более того, снятый за «неумение командовать войсками» Ворошилов, в декабре 1941 года в глазах Грабина обладал достаточным авторитетом у Сталина, чтобы предполагать, что он может влиять на принятие довольно важных решений.
У современных исследователей сталинского периода истории уже считается хорошим тоном упомянуть об удивительной осведомленности Иосифа Виссарионовича в вопросах вооружения, особенно авиации, но вот к мысли о том, что Вождя мог консультировать по этим вопросам нарком обороны Ворошилов, никто пока не пришел. Старательно, тщательно вычищена идеологами ЦК КПСС послереволюционная биография Первого маршала. Остались только крохи, как в мемуарах В.Г. Грабина.
В самой биографии Ворошилова мы будем находить еще массу неожиданных и удивительных фактов. Роман Гуль, белый эмигрант, сочинил книгу «Красные маршалы», там он дал такую характеристику Клименту Ефремовичу: «Ни интеллигентности, ни наследственной культуры у Ворошилова нет. Рабочие Луганска рассказывают, что в подпольной работе, которую вел среди них в 900-х годах этот отчаянный машинист крана, у Ворошилова на все была только одна поговорка: «Черт возьми, что мы будем смотреть!».
Что под интеллигентностью подразумевал Р. Гуль, понять очень сложно, если учитывать биографию Климента Ефремовича. Может быть, дворянину-эмигранту интеллигентностью представлялась привычка свысока смотреть на быдло, не имеющее «наследственной культуры», но согласитесь, что учителя, даже учителя в царской России, были людьми вполне интеллигентными и культурными. И вряд ли они в своем обществе стали бы терпеть невоспитанного и необразованного хама. Тем более, не просто в обществе на посиделках с наливочкой за чтением Чехова и Толстого, а в официально зарегистрированном властями обществе. В которое далеко не каждый мог вступить. Называлось оно «Общество учащих и учивших», имело свой Устав и Правление. Таких организаций было в России тогда довольно много, даже Общества приказчиков были. Деятельность их была весьма обширная, от материальной взаимопомощи до культурно-просветительской работы.
Так вот, семнадцатилетнего Клима официально приняли в уездное учительское общество. И как вы представляете членство в нем парня, имевшего образование всего лишь в пределах двух классов начальной школы? Разумеется, такой член там был абсолютно не нужен. Один позор от такого. Но те учителя были несколько умнее историков, которые приписывают Ворошилову образованность в пределах 2-х классов школы. Под образованием по-настоящему образованные люди понимают несколько другое. Например, Климент Ефремович вспоминал, что он за два года работы на заводе прочел почти всего Гоголя, Льва Толстого, Тургенева, Гончарова, Достоевского, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Кольцова, Шевченко, Данилевского, Горького, Чехова, Сенкевича, Пруса, Диккенса, Бальзака, Байрона. Уже был знаком с учением Дарвина, читал книги по популярной астрономии, электромагнетизму, механике…
Извините, но такой багаж знаний, полученный из прочитанных книг, никак не тянет на начальное образование, с таким багажом Климент Ефремович вполне мог и сам преподавать в школе хотя бы словесность. Поэтому он в учительском обществе ротозеем-второклассником не выглядел, более того, он там еще и верховодил, лидером был. И не просто в спорах на литературные темы — Климент Ефремович организовывал работу по оказанию материальной помощи нуждающимся преподавателям.
При заводе ДЮМО рабочие-энтузиасты создали театральный кружок, очень скоро руководить им стал Ворошилов, спектакли кружка стали настолько популярны, что даже билеты на них продавали. А купить билет на спектакль для бедного рабочего человека — это не просто, это показатель того, что там не какой-то балаган был, а вполне серьезные вещи ставили. Да, может быть не МХАТ, но трудовую копейку рабочий человек легко на зрелище не отдаст.
Сборы были вполне серьезными, о чем свидетельствует такое благодарственное письмо, которое получил руководитель кружка:
«Господину Клименту Ефремовичу Ворошилову. Правление общества учащих и учивших выражает Вам, милостивый государь, свою глубокую благодарность за горячее содействие в устройстве спектакля в Юрьевском заводе и активное в нем участие. Спектакль дал сто рублей шестьдесят восемь копеек чистого сбора, который и пойдет на пособие учителям, впавшим в крайнюю нужду. Председатель Е. Радаков. Секретарь С. Рыжков».
Но даже не способности к самостоятельному образованию определяли уникальность Ворошилова-революционера. Даже не то, что его биография вообще вылетала за рамки, обычные для биографий революционеров. Из таких низов, из самого дна общества никто из более-менее известных революционеров не поднимался. Где-то рядом — Лазарь Каганович, но и то, положение ремесленника-частника, отца Лазаря Моисеевича, и безземельного батрака Ворошилова сравнивать и близко нельзя.
Удивительно то, что простой рабочий самостоятельно нашел путь к марксизму и самостоятельно создал рабочий социал-демократический кружок. Один из первых в России. В центре страны рабочее движение в те годы начинало оформляться, но до Алчевска пока даже эхо не докатывалось. Во всех промышленных центрах созданием этих кружков занималась революционная разночинная интеллигенция, даже Сталин с его почти законченным семинарским образованием к этой интеллигенции относился. В Алчевске всё произошло наоборот. Рабочий втянул в марксистскую деятельность местную интеллигенцию. В 1898 году на завод поступил работать формовщиком ростовчанин Иван Алексеевич Галушко, был он намного старше Клима и его друзей, и имел опыт общения и знакомства в Ростове с кем-то из социал-демократов. Во время перерывов на работе и после работы, в общем бараке, он начал заводить разговоры с парнями о положении рабочего класса. Клим сразу эту самодеятельность, которая грозила тем, что их за такие беседы всех скопом вышвырнули бы из завода, прекратил, на заводе и в бараке полно было полицейских шпиков:
— Собираться будем в школе, после репетиций. И места больше, и другим тоже интересно будет послушать.
Галушко высказал опасение насчет учителей, можно ли им доверять. Ворошилов заверил:
— Народ надежный, не сомневайся.
Знаете, я вот могу понять, почему вся заводская молодежь смотрела в рот Ворошилову. Всё-таки, в среде едва умеющих читать и писать парней, персонаж, который прочел всего Гоголя, Достоевского, Диккенса, рассуждающий об учении Дарвина, пересказывающий книгу Реклю «Земля», заводским электрикам объясняющий закон Ома — это запредельный авторитет. А если он еще и не просто сверстник, но и почти самый молодой! Да еще и не из господского сословия, а такой же работяга! Под гармошку вместе со всеми песни орет по праздникам, да за себя постоять может…
Это вам не вундеркинд-очкарик, это вожак. Стеньке Разину до него далековато по авторитетности. Недаром полиция так зорко присматривала за молодым Климом.
Ладно, это понятно. Но у меня в голове не вмещается другое: он же еще и учительским обществом вертел, как хотел! Он и там верховодил! Там-то люди для того времени были очень образованные!
А самое главное, лет всего Климу было — СЕМНАДЦАТЬ! Два класса образования школьного и семнадцать лет!
Конечно, театр самодеятельный, которым Ворошилов руководил, позволял хоть небольшие копейки, но давать учителям для поддержания штанов, но одно дело копейки, а другое дело вовлечение в нелегальную деятельность. С использованием служебного помещения школы.
Учителя безропотно его условия приняли, и школа стала центром подпольной деятельности рабочих, которая скоро оформилась как социал-демократическая. Как-то у знакомых учителей Клим увидел журналы «Русское богатство» и «Русская мысль», в них он прочел первые статьи о Марксе и наткнулся на упоминание о «Манифесте коммунистической партии», сразу нашел Галушко:
— Иван Алексеевич, дуй в Ростов, ищи там своих старых друзей и, кровь из носу, достань мне «Манифест…» Маркса.
Галушко книжку привез. Клим ее проштудировал и уж тут началась его настоящая социал-демократическая революционная деятельность. На собраниях в школе он стал читать «Манифест коммунистической партии» своей группе, объяснял трудные места, приводя примеры из заводской жизни в качестве иллюстраций. Заразил марксизмом сначала заводскую молодежь, а потом стал поручать ребятам беседы со старшими рабочими. И подбил заводчан на первую в истории завода забастовку. Сам ее организовал, еще сам и начал. И администрация завода ничего сделать не смогла, выполнила условия рабочих.
И еще раз осознайте: Клименту Ефремовичу было всего СЕМНАДЦАТЬ лет на тот момент!
Но что характеризует Ворошилова как… Я даже нужных слов не могу подобрать. Понимаете, он сам вообще ничего особенного в своей биографии не видел. Больше того, он всегда вспоминал и рассказывал о своих товарищах, какие они были все умные, самоотверженные, настоящие борцы, а он так… участие принимал. И даже не это главное. Хотя личная скромность настолько запредельная, что она реальный вред нанесла и самому Клименту Ефремовичу, и делу, которым он занимался. Не лишне бывает иногда некоторым выскочкам напомнить, какие и у кого заслуги…
Книгу своих воспоминаний Климент Ефремович писал уже в последние годы жизни, когда и свидетелей событий, о которых он рассказывал, в живых почти никого не было. Ну, можно было хоть немного свою роль приукрасить! Даже в некоторых случаях и не приукрасить, но написать так, чтобы потом никто не спекулировал, трактуя всё с позиций собственного уровня подлости. Например, кто мог его уличить в неточности изложения истории о том, как его мальчишки-колчеданщики обвинили в краже продуктов? И кто мог подтвердить, что он эти продукты не крал? Это еще хорошо, что книга Климента Ефремовича «Рассказы о жизни» была издана в СССР один раз, больше не переиздавалась, и я даже ссылки историков на нее не встречал. Она затерялась. А так бы спекуляции были на тему: Клим воровал с детства.
Ведь легко можно было историю ту автору подкорректировать. Не стал. Это не просто честность. Это честность, возведенная в абсолют. В среде обычных людей она выглядит почти патологией. И это объясняет многое в популярности Климента Ефремовича среди народа, почему за ним люди шли на дела, часто связанные со смертельным риском, без оглядки, полностью доверяя вожаку. Они знали — он не только в большом деле, но даже в самых пустяшных мелочах не обманет. Думаю, что честность для революционера — первейшее качество.
И о первой своей забастовочной акции Ворошилов написал предельно честно. Мог изобразить дело так, что он, прежде всего, думал об интересах товарищей по литейному цеху, свои интересы его не волновали. Кто бы смог проверить? Но он рассказал, что главное, из-за чего решился на протест — была боязнь за себя. В литейном цеху вентиляция отсутствовала напрочь, на ней хозяева завода экономили, задымленность была страшная. А крановщики работали под потолком цеха, дым и ядовитые испарения вверх поднимались, там было особенно тяжело. Клима не переставали мучить головные боли, он боялся, что может во время работы потерять сознание, совершит аварию и его уволят. Да, конечно, другие крановщики тоже не особо радовались загазованной атмосфере, поэтому Клима поддержали. Для завода ДЮМО такая акция была внове, с забастовками его хозяева и администрация еще не сталкивались. И расправились с Климом жестко. Он и так уже был под наблюдением полиции, она и обыски проводила у него на съемной квартире, и арестовывался он. Арестовывался без каких-либо объяснений, приставу не нравилось, что вокруг парня народ кучкуется — и вся причина ареста. Предъявить ему ничего не могли, в социал-демократическом кружке Ворошилова меры конспирации соблюдались неукоснительно.
Вентиляцию в литейном цехе хозяева завода установили, но Ворошилова без объяснения причин уволили. Еще и увольнение пришлось на время начала экономического кризиса 1900–1903 годов. Начался, пожалуй, самый трудный и мрачный период жизни в биографии Первого маршала. Годы скитаний по Донбассу и югу России без работы, без средств к существованию.
Сам Климент Ефремович первый период свой революционной деятельности, кружковский период на заводе ДЮМО, оценивал очень скромно. А вот власти увидели в ней опасность нешуточную. Клим до 1903 обошел почти все города юга России, нигде не мог устроиться на работу. На более-менее крупных предприятиях ему отказывали сразу, на мелких ему удавалось проработать буквально несколько дней, потом увольняли. В Таганроге его взял на работу бельгиец, хозяин слесарной мастерской. Старательный и работящий мастеровитый парень ему очень нравился. Но и там удалось проработать меньше месяца, бельгиец сказал Ворошилову, что полиция ему настоятельно рекомендовала его уволить. Уже в 30-е годы, ознакомившись с архивными материалами жандармского управления, Климент Ефремович узнал, что ориентировка на него, как на опасного смутьяна, была направлена и поставлена на контроль из Петербурга.
Почти четыре года бродяжничества в полном смысле этого слова. Постоянный голод. Поиск ночлега, часто приходилось спать под открытым небом, скирда сена в качестве постели — счастье. Выручали немного многочисленные друзья, но среди друзей богатых не наблюдалось, сами все отчаянно нуждались. В то время вторая сестра Климента Ефремовича вышла тоже замуж, теперь обе сестры жили своими семьями, мать осталась одна, отец в очередной раз ушел из дома в поисках работы. Мария Васильевна бралась за любую работу, едва-едва могла сама себя прокормить. Вконец отчаявшийся Клим решился хоть какое-то время пожить у матери, сил у парня скитаться и голодать уже не было. Ему было стыдно садиться на материнскую шею, но он был на грани отчаяния. У дома матери Клима выследил агент полиции и почти убил. Напал сзади, оглушил ударом палки по голове и почти насмерть забил. Бил, пока ему не показалось, что Ворошилов мертв. Подобрали парня прохожие. Поднялся после избиения с постели Клим через полтора месяца, выжил только благодаря сильному от природы организму. По всей видимости, агент доложил в полицию, что Ворошилов убит, полицейский надзор за ним был снят.
После выздоровления Клименту Ефремовичу удалось с помощью учителя Рыжкова устроиться в Луганске на паровозостроительный завод Гартмана в литейный цех сначала подручным машинисга-крановщика, вскоре он уже стал на кране работать самостоятельно.
Крановщик в литейном цехе — это не много не то, что крановщик в порту или на стройке. Там работа намного сложнее, это разлив чугуна в формы, работа очень сложная, высшая квалификация в металлургии того времени. Ворошилов с ней справлялся отлично, авторитет его среди рабочих завода был очень высок. И приближался 1905 год.
ГЛАВА 3.
Не обошел вниманием в своем докладе Никита Сергеевич и Георгия Жукова. Грозно заклеймил бонапартизм незадачливого маршала. Климент Ефремович вспомнил, каким ошарашенным выглядел Жуков на Пленуме ЦК КПСС, специально собранным для расправы с «бонапартизмом». Георгий Константинович так и не понял, за что ЦК, верным псом большинства которого он был, так безжалостно и несправедливо с ним обошелся. А может быть, уже и понял: заказчику убийства наемный убийца не нужен. После исполнения заказа наемник становится опасным. Будет либо шантажировать, либо исполнит заказ другого или самостоятельно… Не стоило бы Георгию Константиновичу идти на поводу заговорщиков, теперь висит на его совести и Лаврентий Павлович, и с «антипартийной группой» расправиться он очень сильно помог. Будет выкинутым в отставку, сидя в пустой даче (краденное трофейное имущество ему так и не вернули) размышлять до конца жизни о своем предательстве Главнокомандующего. Променял свою славу на барахло.
Первый маршал был готов многое услышать на съезде. Но то, что почти в самом конце своего доклада ляпнул Никита, почти оглушило: «Во всех делах партии рядом с ней идут массовые организации трудящихся — Советы, профсоюзы, комсомол, кооперация». Видно было, как в ложе китайской делегации со своего места едва не вскочил Чжоу Эньлай. Это была настоящая сенсация — объявление о ликвидации Советской власти в СССР. Теперь Советы перестали быть органом диктатуры пролетариата, перестали быть органами власти, стали общественной организацией, как кооперация. Мечта Зиновьева о диктатуре партии воплотилась в жизнь. 17 октября 1961 года с трибуны XXII съезда КПСС Н.С. Хрущев объявил о ликвидации Советского Союза…
Меня не покидает чувство, что последнему русскому царю безумно повезло в 1905 году. Еще 12 лет он изображал из себя хозяина земли русской только потому, что Клим не успел перебраться в Петербург или Москву. В Центре первая русская революция потерпела поражение из-за того, что там, рядом с Лениным, не оказалось у рабочих вожака уровня Ворошилова. Версия, конечно, почти фантастическая. Вводить фантастику в историю — дело глупое. Фантастов в этой области и без меня хватает. Но вот чувство не покидает. Никак не покидает. А в феврале 1917 года Климент Ефремович оказался в нужное время в нужном месте…
Я в этой книге часто буду тыкать мордами «советских историков» и их нынешних, достойных по уровню подлости, наследников в ту помойку, в которую они превратили свою науку. В каждой главе это по несколько раз будет звучать. И выражения выбирать не буду. Ладно, из биографии молодого Ворошилова сделали что-то невнятно-нудное. Бог с ним. Но как можно было проскакать мимо того факта, что в 1905 году революция победила в одном из крупных промышленных городов?
Что стояло у истоков гапоновщины — уже толком понять нельзя. То ли жандармская провокация, то ли попытка увести растущее рабочее движение в болото верноподданичества, не суть это важно. Важно то, что логическим завершением цикла правления романовской антинародной династии было появление на монаршем троне самого жестокого и кровавого царя за всю историю России. Это Алексей Тишайший еще начинал болеть животом во время разных медных бунтов, да черни на растерзание бояр выдавал. Почти чистокровный немец Ники мягкотелостью не страдал.
9 января 1905 года он наглядно показал, что к нему на «прием» без спроса ходить не стоит. Пуля в лоб за это гарантирована.
Рабочая и крестьянская Россия после «Кровавого воскресенья» вздыбилась. Начались выступления рабочих не только в столицах. На Донбассе тоже разворачивалось забастовочное движение. 17 января — забастовала Юзовка, 22-го — Енакиево, 24-го — Горловка, 25-го — Макеевка. Полустихийные выступления упирались в жесткое противодействие администрации заводов и властей. Ужесточался полицейский террор.
Луганский комитет РСДРП горячку пороть не стал. Они учли все ошибки торопыг. Подготовка к всеобщей забастовке там была организованна умело, толково. Луганские товарищи дробить силы не хотели, они не побежали в азарте по всем заводам города, сосредоточились на самом крупном — «Гартмановском паровозостроительном». Коллектив этого завода должен был стать инициатором всеобщей забастовки. Сначала большевистским комитетом был составлен тщательный детальный план. По этому плану были распределены по цехам завода лучшие агитаторы и активисты, которые доложили о готовности рабочих прекратить работу одновременно во всех цехах по сигналу. В чугунолитейный цех, на решающий участок, был направлен Клим. И сразу он стал руководителем всей забастовки. Закономерно, что он после ее начала возглавил и Луганский большевистский комитет.
Всё развивалось по плану. 16 февраля завод Гартмана прекратил работу. Сразу во дворе на митинг организованно собрались все 3000 рабочих. Соорудили трибуну. На нее взобрался Ворошилов, уже известный всему коллективу как «товарищ Володька».
Володька знал рабочих людей, говорил коротко и по делу:
— В Петербурге наши братья сдуру пошли у царя просить защиты от капиталистов-кровопийцев. Выпросили? Пулю в грудь они выпросили у Николашки! Нашли к кому идти?! Наша дорога — не царской милости выпрашивать. Наша дорога — в революцию. Нам никто ничего не даст, если мы сами не возьмем. Капиталистам и. царю мало нашего пота! Мало того, что мы по 12–13 часов из цехов не вылазим, на них горбатимся — они еще и наших братьев, одетых в шинели, гонят на войну с японцами. Кому эта война нужна? Нам, русским рабочим? Японским рабочим? Нет, она нужна русским и японским капиталистам! Нам колонии в Манчжурии без надобности… Что мы должны делать дальше? Мы с вами забастовку начали, теперь главное — поднять на нее остальные заводы, мастерские, поднять против помещиков наших кровных братьев-крестьян. Если поднимемся вместе, дружно, мы победим. Поодиночке нас передавят. Руководство забастовкой берет на себя наш комитет большевиков. Из вас, товарищи, будут сформированы группы, которые пойдут по другим заводам с заданием поднять на борьбу весь пролетариат Луганска… Если кто сомневается в нашем деле, сомневается в революции, то я скажу просто. Если наседка имеет в себе яйцо с зародышем, то при нормальных условиях из яйца обязательно вылупится цыпленок. Зародыш революции на лицо. Она зреет. И никто не в силах помешать нашей победе. Наша сила в сплоченности и организованности.
И луганские большевики получили сразу 3000 новых активистов и агитаторов, которые рассыпались по всему городу, пошли по заводам и мастерским, призывать к забастовке. Цепная реакция. Примечательно, что 23 февраля 1917 года именно по такой схеме всё произошло в Петрограде. Забастовка ткачих вызвала такую же цепную реакцию. И совершенно «случайно» в столице оказался Климент Ефремович…
17 февраля во дворе завода опять собрался митинг. Были зачитаны требования бастующих к администрации завода. Всего 29 пунктов, кроме экономических требований, включили и пахнущие «политикой»: свободная организация цеховых союзов, увольнение доносчиков заводской администрации, неприкосновенность забастовщиков. И, самый острый, — убрать из цехов городовых и заменить их сторожами. «Булкохрустам» полезно было бы знать кое-что из истории «России, которую мы потеряли». В частности, то, что полицейские дежурили в цехах частного завода. Интересно, правда? Завод частный, а охраняет его полиция.
На митинге были избраны 56 депутатов (депутатское собрание) для ведения переговоров с администрацией. Из числа этих депутатов был составлен исполнительный комитет. Во главе исполнительного комитета — совсем молодой парень Клим Ворошилов, ему шел всего лишь 25-й год.
Смотрим, насколько четко, планомерно и последовательно действовали большевики Луганска: сначала вытеснили из заводских организаций меньшевиков и прочую оппортунистическую кодлу, которая могла внести элементы дезорганизации (в Петербурге и Москве это так и не было сделано, там в Советах до самого поражения восстания больше грызлись, чем делом занимались). Потом все активные силы бросили на работу на самом крупном предприятии. Подняли завод на забастовку. Уже на следующий день были составлены требования к администрации, причем, не стали увлекаться политическими запросами, от этих вопросов только намек был касательно городовых. Сразу был выбран представительный орган — депутатское собрание, представительный орган сформировал — исполнительный. Во главе исполкома поставлен безусловно авторитетный человек.
Делегация во главе с Климом пришла на встречу с заводским управлением. Ворошилов вел переговоры с директором завода К.К. Хржановским. Тот, видя перед собой совсем молодого парня, простого крановщика, попробовал продемонстрировать «интеллектуальное превосходство»:
— Вот вы, господа рабочие, просите 8-часового рабочего дня. Мне ваше желание меньше работать и больше получать понятно по-человечески. Но почему именно 8 часов? Почему сразу не 7 часов? Ведь тогда вам работать еще меньше нужно будет?
Клим с ответом не мешкал, а ехидства ему было не занимать:
— Как известно, наверно, Вам, человеку, несомненно образованному, господин директор, в сутках всего 24 часа. Человеку в течение этих 24 часов нужно не только работать, но еще спать и отдыхать для восстановления сил. Из чего следует, что вполне естественно будет разделить (утки на три части: работа, отдых, сон. Третья часть (уток и составляет как раз 8 часов.
Директор растерялся с ответом. Такого от работяги он не ожидал. Инициативу упустил. Ворошилов его стал давить экономической частью требований. Хржановский попробовал отговориться тем, что для их выполнения нужны изменения в законодательстве. Клим, с улыбкой глядя на растерявшегося директора, попросил не вводить депутатов в заблуждение, они же ведь не просят увеличить рабочий день сверх установленного законом. Закона же, который устанавливает и минимальный рабочий день, и максимальную зарплату не существует.
Переговоры длились долго. Дирекция пошла только на незначительные уступки, вроде обязательного вежливого обращения с рабочими, и ультимативно потребовала забастовку прекратить, завтра всем выйти на работу.
— Пока все наши требования не будут удовлетворены, ни о каком возобновлении работы даже речи быть не может. Разговор продолжим завтра, — отрезал Ворошилов.
Он не рассчитывал, разумеется, что владельцы «Паровозостроительного завода Гартмана» сдадутся при первом же нажиме. Более того, он знал, что за свои барыши они будут держаться до последнего, но не отступят, пока на них не надавят… власти. Буржуй только под давлением властей может пойти на уступки. Пока он чувствует под собой опору в виде государства — он сила. Нужно было эту опору вышибить.
Луганцы это понимали, и подготовились к этому заблаговременно. Пока на Гартмановском заводе происходили события первых дней стачки, комитет РСДРП(б) распространил по другим заводам листовки с призывом к рабочим поддержать своих товарищей-паровозостроителей, выйти на всеобщую забастовку. Еще до начала первых переговоров с администрацией паровозостроительного завода, комитетом были получены ответы от представителей большинства других предприятий города, что рабочие готовы бастовать. Даже предварительно, еще до начала всеобщей забастовки, была подготовлена листовка с таким текстом: