Путем взаимной переписки Войнович Владимир
От одного только напоминания про эти грибы он почувствовал легкую тошноту. Он сглотнул слюну и очень спокойно сказал:
– Вот что, Людмила, я решил так. Не хочешь брать ребенка, я оставляю его у себя. Отдам матери, она сейчас на пенсию вышла, пущай побалуется.
Людмила жевала пирог и ничего не ответила, только посмотрела на Бориса.
– Тоже выдумал – матери. – Борис отхлебнул крюшону, тыльной стороной ладони вытер губы и стряхнул с пиджака крошки. – Сколько твоей матери годов?
– А на что тебе ее года? – враждебно спросил Алтынник.
– Интересно, – сказал Борис. – Грудью она кормить его сможет?
Алтынник задумался. Насчет груди как-то он не подумал. Людмила, не сдержавшись, прыснула в кулак, и, видимо, крошка попала ей в дыхательное горло. Выпучив глаза, она покраснела, стала задыхаться и кашлять, а Борис колотил ее по спине ладонью. Может, подавится, – с надеждой подумал Алтынник, но, к сожалению, все обошлось. Разбуженный шумом, проснулся и заплакал ребенок.
– Дай сюда.
Людмила взяла сына к себе, положила на колени и вынула грудь. Грудь была белая, густо пронизанная синими жилками. Вид ее подействовал на Алтынника точно так же, как пироги с грибами, – он отвернулся.
Посидел, помолчал. Потом встал, взял чемодан.
– Ну, ладно, – сказал он, не глядя на своих собеседников. – Не хотите, не надо, я пошел. – И не спеша направился к зданию вокзала.
Но пройдя шагов десять, услышал он за спиной страшный нечеловеческий крик и оглянулся. С болтающейся снаружи грудью и зверским выражением на лице Людмила бежала к нему и выкрикивала какие-то слова, из которых он разобрал только три: сволочь и гад несчастный. Алтынник побежал. Из боковой двери вокзала выскочил милиционер. Алтынник не успел увернуться, милиционер подставил ему ногу, оба растянулись в пыли. Чемодан от удара раскрылся, и из него вывалились на дорогу зимняя шапка, зубная щетка и мыло. Милиционер опомнился первым. Он насел на Алтынника и скрутил за спиной ему правую руку.
– Пусти! – рванулся Алтынник и тут же почувствовал невыносимую боль в локте.
– Не трепыхайся, – сказал милиционер, тяжело дыша. – Хуже будет. Вставай. Алтынник поднялся и стал стряхивать свободной рукой пыль со щеки.
– Ага, попался! – злорадно закричала Людмила. – Заберите его, товарищ милиционер!
– Что он сделал? – строго спросил милиционер.
– Бросил! -Людмила спрятала грудь и завыла. – С маленьким ребеночком… с грудным…
– А-а, – разочарованно протянул милиционер, явно сожалея о том, что он зря участвовал в этой свалке. – Я-то думал. Это вы сами разбирайтесь.
Отпустив Алтынника, он отряхнул колени и пошел к себе. Алтынник нагнулся над выпавшими из чемодана вещами. С ребенком на руках подошел Борис. Нагнувшись, поднял зубную щетку.
– Помыть ее надо, – сказал он.
– Дай сюда! – Алтынник вырвал щетку и бросил в чемодан. Потом долго боролся с замком.
Людмила стояла рядом и тихонько подвывала точно так же, как она это делала у себя на станции в день женитьбы.
– Не вой, – с отвращением сказал Алтынник, – я с тобой все равно жить не буду, и не надейся.
– И правильно сделаешь, – неожиданно поддержал Борис.
Алтынник опешил и посмотрел на него, Людмила завыла еще сильнее.
– Сказано тебе, не вой, значит, не вой! – закричал на нее Борис. – Возьми ребенка и иди на свое место!
Людмила растерялась, сразу притихла и, взяв ребенка, пошла туда, где перед этим сидела.
– С-сука! – сказал, глядя ей вслед, Борис и смачно сплюнул, – Ваня, – повернулся он к Алтыннику, – давай с тобой поговорим, как мужчина с мужчиной.
– Давай валяй, – хмуро сказал Алтынник.
– Ваня, я тебя очень прошу, – Борис приложил руку к груди, – поедем с нами.
– Еще чего! – возмутился Алтынник и взялся за чемодан. – Я думал, ты чего-нибудь новенькое скажешь.
– Нет, ты погоди, – сказал Борис, – ты сперва послушай.
– И слушать не хочу, – сказал Иван и пошел к вокзалу.
– Ну, я тебя прошу, послушай, – Борис забежал вперед. – Оттого, что я тебе скажу, ты ж ничего не теряешь. Ну, не согласишься, дело твое. Но я тебе, как друг, советую – ехай с нами. Людка, она ж, видишь, не при своих. Она тебя все равно не отпустит. Она тебе глаза выцарапает.
– Ну да, выцарапает, – усмехнулся Иван. – А вот, видал? – Он поднес кулак к носу Бориса. – Врежу раз – через голову перевернется.
– Что ты! – замахал руками Борис. – И не вздумай! Хай подымет такой, всю милицию соберет, всю жизнь будешь по тюрьмам скитаться. Я тебе советую, Ваня, от всей души: ехай с нами. Поживешь пару дней для вида, а потом ночью сядешь на поезд – сам тебе чемодан донесу, – только тебя и видели.
– Да брось ты дурочку пороть, – сказал Алтынник. – Куда это я поеду и зачем? У меня литер в другую сторону, меня мать ждет. У меня и денег столько нет, чтоб тратиться на билеты туда-сюда.
– Насчет билета не беспокойся, – заверил Борис. – Туда тебе билет уже куплен, а оттуда за мой счет, вот даю тебе честное слово. А насчет матери, так что ж. Отобьешь ей телеграмму, два дня еще подождет. Больше ждала. Ведь Людка, я тебе скажу, баба очень хорошая. И грамотная, и чистая. И в обществе себя может держать. А сумасшедшая. Влюбилась в тебя прямо до смерти, и хоть ты ей что хошь, а она долбит свое: Хочу жить с Иваном, и все. Уж, бывало, и я и мать говорим ей: Куды ж ты к нему набиваешься? Ведь не хочет он с тобой жить. Разве ж можно так жизнь начинать, если с самого начала никакой любви. – Нет, говорит, я его все одно заставлю – полюбит. Поехали, Ваня. Погуляешь у нас пару деньков, отдохнешь и, как только она чуть-чуть успокоится, садись на поезд и рви обратно.
Алтынник задумался. Скандалить тут, когда могут появиться знакомые солдаты из части, ему не хотелось. Ехать к Людмиле, конечно, опасно, но ведь в самом деле удрать он всегда успеет. В крайнем случае, бросит чемодан, там ничего особенно ценного нет.
– Ну, ладно. – Он перебирал еще в уме варианты, и по всему выходило, что потом ему удрать будет легче, чем сейчас. – Значит, деньги на обратную дорогу точно даешь?
– Ну, сколько ж я буду божиться, – даже несколько оскорбился Борис. – Как сказал, так и будет.
– Ну, гляди, – на всякий случай пригрозил Алтынник, – если что, всех вас перережу, под расстрел пойду, а жить с Людкой не буду.
– 21 -
Года четыре назад, будучи в командировке, попал я случайно на станцию Кирзавод. Ожидая обещанной мне машины, чтобы ехать в район, сидел я на деревянном крылечке избушки на курьих ножках, которая именовалась вокзалом, курил сигареты Новость и думал, где я слышал это название – Кирзавод. Маленькая площадь перед вокзалом была покрыта асфальтом, а все дороги, которые к ней подходили, – сплошная пыль. Посреди площади – железобетонный постамент памятника кому-то, кого не то недавно снесли, не то, наоборот, собирались поставить. В тени постамента копошилась рыжая клуша с цыплятами, пушистыми, как одуванчики, а вокруг катались на велосипедах двое мальчишек лет по двенадцати и молодой милиционер в брюках, заправленных в коричневые носки.
Улица, пересекавшая площадь, была пустынна. Один раз проехал по ней маленький экскаватор Беларусь с поднятым ковшом, потом пробежал теленок с привязанными к хвосту граблями, а за ним в туче пыли ватага ребят от старшего дошкольного до старшего школьного возраста. Мальчишки, которые катались по площади, устремились на велосипедах туда же, за ними поехал милиционер, но потом раздумал, вернулся на площадь и продолжал трудолюбиво выписывать на велосипеде круги и восьмерки.
Тут на ступеньку рядом со мной опустился какой-то человек, на которого я поначалу даже не посмотрел. Видимо, желая завязать разговор, он вздохнул, покашлял и сказал:
– Да-а, жара.
– Угу, – согласился я, подумав, что сейчас он попросит закурить. И действительно.
– Закурить не найдется, – спросил он, считая, что знакомство наше для этого достаточно упрочилось.
– Пожалуйста. – Наблюдая за милиционером, я протянул ему пачку.
– Ух ты, с фильтром! – удивился он. – А две можно?
– Можно.
– Спички я тоже дома забыл, – сказал он, сознавая, что уже дошел почти до предела. И потянулся ко мне прикуривать. Тут я первый раз взглянул на него и узнал:
– Алтынник!
И, конечно, сразу вспомнил, где я слышал это название – Кирзавод.
– Не узнаешь? – спросил я,
– Что-то не признаю, – пробормотал он, вглядываясь в мое лицо. Я назвал себя.
– А-а. – Он успокоился, но никакого восторга не проявил. – Я у тебя еще сигаретку возьму. На вечер.
– Бери, – сказала я. – Бери все. У меня еще есть.
– А цельной пачки нет?
В чемодане нашлась и цельная.
Потом мы стояли в чапке, маленьком магазине напротив вокзала. Толстая продавщица в грязном халате налила нам по сто пятьдесят и по кружке пива. Я свою водку выпил отдельно, а Алтынник смешал. Мы стояли возле окна, привокзальная площадь была перед моими глазами, и пропустить машину я не боялся.
Толковали о том, о сем. Вспоминали свою службу, майора Ишты-Шмишты, старшину де Голля и прочих.
О теперешней его жизни я Алтынника особенно не расспрашивал, но кое-что все же узнал.
Приехав на станцию вместе с Людмилой и Борисом, он здесь задерживаться и не думал, а собирался усыпить бдительность Людмилы и удрать, как наметил, но Людмила была начеку. Днем устраивала такие скандалы, что нечего было даже и пытаться, а ночью просыпалась от каждого шороха. Он все выбирал момент, выбирал, пока она снова не забеременела. Пробовал заставить ее сделать аборт – куда там. И податься теперь вроде бы некуда. Кто возьмет мужика, у которого треть зарплаты на алименты высчитывают? Да и к первому ребенку за это время привык.
– А сколько у тебя всего? – не удержался я и спросил.
– Трое, – застеснялся Алтынник. – Не считая, конечно, Вадика.
– А Вадик вместе с вами живет?
– Нет, в Ленинграде. Институт кончает железнодорожный, – сказал он не без гордости,
– А кем ты работаешь?
– Кем работаю? – Он помедлил, не хотелось ему говорить, А потом бухнул даже как будто с вызовом: – Сторожем работаю. На переезде. Поезд идет – шлагбаум открываю, ушел – закрываю. Возьми еще по кружке пива, если не жалко.
Только мы сменили на подоконнике кружки, дверь в магазин распахнулась и на пороге появилась женщина в красном сарафане. Живот под сарафаном у нее выпирал, как футбольный мяч, на лице были характерные пятна, глаза блестели.
– А, вот ты где! – закричала она на Алтынника. – Я так и знала, что ты здесь, гад несчастный, детишкам обуться не во что, а он тут последние копейки пропивает!
Алтынник весь как-то съежился, как будто стал меньше ростом.
– Да ты что, Людмила, – попробовал он возразить. – Я ж вот товарища встретил. В армии вместе служили. Познакомься.
– Ну да, еще чего не хватало, знакомиться с каждым пьяницей.
– Ну брось ты позориться, Людмила, -упрашивал Алтынник. – Это ж он меня угощает.
– Так я тебе и поверила, – не отступала Людмила. – Да во всем Советском Союзе, окромя тебя, таких дурачков нет, чтоб чужих людей угощали.
– Людмила, правда, он платил, – бесстрастно подтвердила толстая продавщица.
– Ты еще тут будешь, сука противная, – повернулась Людмила к ней. – Сама только и знаешь, что на чужих мужьев глаза свои грязные таращить.
И не успела продавщица ответить, а я опомниться, как Людмила выволокла мужа на улицу, и уже оттуда слышался ее противный и дикий визг на всю станцию. Когда я вышел наружу, они были уже далеко, Алтынник, пригнув голову, шел впереди, Людмила левой рукой держала его за шиворот, а маленьким кулачком правой изо всей силы била по голове. По другой стороне улицы на велосипеде медленно ехал милиционер в брюках, заправленных в коричневые носки, и с любопытством наблюдал происходящее.
Читать бесплатно другие книги:
