Жар сумрачной стали. Злобные чугунные небеса Кук Глен

10

Краск и Садлер… Проклятие! А я-то надеялся, что мы с этой сладкой парочкой распрощались навсегда.

Они повели себя не слишком красиво, когда Чодо хватил удар. По правде сказать, мало кто об этом знает. Большинство уверено, что старина Чодо по-прежнему на коне. Когда бы не Белинда, одурачившая Краска с Садлером, этой уверенности не было бы и в помине. Уж эти двое, смертельные враги Контагью, вмиг прознали о недуге Чодо, отсюда и стремление Белинды как можно скорее вытурить их в соседнюю плоскость бытия.

Ныне Чодо Контагью – не более чем гора плоти в инвалидном кресле. И толк от него один-единственный: Белинда делает вид, что приказы, которые она отдает, исходят от папочки.

– Ты поосторожнее, – повторил Туп.

– Ты тоже. – Я помолчал. – Пожалуй, новый Уэстмен Туп будет посимпатичней старого.

Он криво усмехнулся.

– На твоем месте я бы сюда больше не приходил. В наши дни никому доверять нельзя, кругом доносчики, не одни, так другие.

Выйдя на улицу, я осмотрелся. Полезная, надо сказать, привычка – по жизни полезная. В нашем милом городке всегда хватало желающих средь бела дня стырить золотой зуб у тебя изо рта.

Похоже, на меня никто не обращал внимания. И неудивительно: не то чтоб я выглядел чересчур грозно, но на легкую добычу вовсе не смахивал.

Вот и славненько. Что ж, закон на свою сторону я привлек, и особого труда это не составило – ведь Макс Вейдер принадлежал к числу тех, кого наш закон и оберегал… Общественное достояние.

Денек выдался замечательный, чуть жарковатый, но ветреный; по небу, такому голубому, словно это был прообраз небесной голубизны на веки вечные, бежали редкие облачка. В такие деньки мы, поклонники светлого времени суток, готовы плясать от радости. В такие дни люди хохочут на улицах, навещают давно забытых друзей, заводят детишек. В такие дни обходится почти без кровопролитий, и даже отъявленные злодеи наслаждаются прелестью мироздания. В такие дни можно ожидать неприятностей от Шустера и компании, потому что у них появляется избыток свободного времени.

Я направился на северо-восток. Пора и мне навестить давно забытого друга.

Народа на улицах было изрядно, но доморощенные борцы за права людей не проявляли особой активности. Если этакая погода продержится еще пару дней, придется закрывать похоронные конторы – у них просто не станет клиентов.

Мимо проскакал кентавр в потрепанной армейской попоне. Значок полка я разглядеть не успел. Н-да… Если кентавр эту попону спер, а не получил в награду за верную службу, его запросто могли пристукнуть – чтоб не покушался на святыни.

Впрочем, кентавру было все равно. Он был слишком пьян, чтобы задумываться о всякой чепухе.

Воздух над головой кишел бесчисленными пикси, сильфами и прочей шатией. Молодняк бесцеремонно изводил голубей. И пускай – никто и словечка против не скажет, разве что голуби.

Если приглядеться, в вышине можно было различить двух-трех ястребов и соколов. Малому народцу не мешало бы поостеречься… Вот-вот! Какой-то сокол-недоумок спикировал на симпатичную пикси – и немедленно ретировался под градом отравленных дротиков. Малышня успешно растила новое поколение хищников.

Жаль, что люди бестолковее птиц. Иначе мы могли бы научить пернатых простому правилу: на сородичей, сколь угодно дальних, не нападают.

В такие деньки на улицу высыпают все подряд. Невероятно, сколько в Танфере народу! Вообще-то, Танфер – это несколько городов на одном и том же месте. В нем есть вечерние жители, есть ночные и утренние. Как правило, друг с другом они не пересекаются, потому что у каждого свой образ жизни. Во всяком случае, так было до сих пор.

Попка-Дурак взмахнул крыльями, заодно взъерошив мне волосы, и спорхнул с моего плеча – должно быть, решил пообщаться с другими птахами.

– Лети, лети, птичка, – мрачно пробормотал я ему вослед. – А то знаю я одно местечко, где обожают готовить голубей. И никто не следит, взаправдашний голубь в супе или какой-нибудь попугай…

– Аргх! – отозвался Попка-Дурак. – Я буду парить с орлами и…

– Давай позовем вон того ястреба. Думаю, он не откажется составить тебе компанию.

– Спасите!

– Дяденька, ваша птичка и правда умеет говорить?

– Не приставай к дяде, Берти. Это чревовещатель. – Мамаша Берти метнула на меня суровый взгляд: мол, как не стыдно морочить людям голову и мучить невинную крылатую тварь.

– Возможно, вы правы, мэм. Хотите забрать его? Уверен, у вас ему будет гораздо лучше.

Утащив за собой сынка, женщина умчалась прочь с такой скоростью, что послышался свист рассекаемого воздуха.

Вот так всегда. Бедный несчастный попугай никому не нужен.

11

Заведение было с потугами на шик. Потуги потугами, но конкурентам оно проигрывало изрядно – потому, что среди фирменных блюд здесь было не найти ничего тверже баклажана или тыквы. Название забегаловки менялось под стать настроению ее владельца Морли Дотса. В последнее время он предпочитал именовать свою харчевню «Пальмами». Что касается клиентуры, в ней числились и мелкие преступные сошки, приходившие сюда потолковать, забить «стрелку» и даже заключить временное перемирие, и светские львы, которые вели разговоры, забивали «стрелки» и заключали перемирие.

Единственное, что в «Пальмах» не менялось, – это обслуга.

Когда я заглянул к Морли, наплыва посетителей не наблюдалось. Я бы даже сказал, что бросалось в глаза их отсутствие. Обслуга готовилась к тому моменту, когда места за столиками начнут заполняться.

Последний бзик Морли – респектабельность. От позолоты на стенах и прочей дребедени просто рябило в глазах.

– Блин! А я-то думал, этот длиннохвостый мешок с навозом давно концы отдал.

– Ты бы выбирал слова попроще, Сарж, а то, не ровен час, язык сломаешь.

Интересно, где он подцепил это словечко? Обычно его лексикон состоял из слов длиной не более трех слогов.

– Снова эта паскуда приперлась? – прорычал кто-то из полутьмы за стойкой. – Сарж, я ж тебе говорил…

– Это не он, Рохля. Это Гаррет.

– Без разницы.

– А то.

– Парни, займитесь лучше делом, – посоветовал я.

Что Сарж, что Рохля вышли словно из одной формы: оба здоровые, жирные, неряшливые, с головы до ног в татуировках. Типичные плохие ребята – но не настолько плохие, как они сами о себе думают.

– Не лезь, Гаррет. Наше дело – по улицам шляться, к девкам приставать. А девки горячие бывают… Эх-ма, старею я, приятель…

– Тебе чего, Гаррет? – справился Рохля. – Милостыню мы на этой неделе не подаем.

– Оставь себе. Хочу порадовать Морли дурными новостями.

Неразличимый в полутьме, Рохля забормотал в переговорную трубку, соединявшую зал с кабинетом Дотса. Затем с лестницы донесся голос Морли:

– Что за новости, Гаррет?

– Садлер и Краск вернулись.

Ответом было продолжительное молчание.

– Откуда ты узнал? – спросил наконец Морли.

– Не скажу.

Это ему все объяснило.

– Бли-ин! – протянул Сарж. – Босс, я бы послал его, ой как послал бы. Он не просто так приперся, ему чего-то надо.

– А то, – согласился Рохля. – Ему всегда что-нибудь надо. Меня кондрашка хватит, если он когда-нибудь так зайдет, на огонек.

Я состроил свирепую гримасу. Сарж дружелюбно ухмыльнулся, нисколько не устрашенный.

– Шикарный погон, Гаррет. Мы знали, ты к птичке привыкнешь.

И этих людей считают моими друзьями?!

Я повернулся к Морли:

– Не знаешь, баклажаны бывают ядовитыми?

– Угу. Я специально держу парочку таких на кухне – для тех, кто не соглашается одеваться, как принято у нас. – Он повел меня наверх. – Тут никто не подслушает. Кто сказал тебе про Краска с Садлером? Туп?

– Он самый. А ему сообщил Шустер.

– Хм…

Морли шмыгнул в комнату, которая служила ему кабинетом, плюхнулся в кресло за большим столом, взял зубочистку и задумчиво провел ею по ряду острых клыков у себя во рту.

– Краск и Садлер… Любопытно.

12

Морли Дотс – из тех парней, которые снятся вам в кошмарных снах, если у вас есть хотя бы одна дочь. Он до омерзения смазлив на эльфийский манер – смуглый, ладный, статный. Что бы он на себя ни напялил, вид у него всегда такой, словно он неделю не вылезал от портного. Ему ничего не стоит облачиться в белое и отправиться на угольный двор, и выйдет он оттуда чистенький, без единого пятнышка на костюме. Никогда не видел его вспотевшим. Едва он появляется в обществе, дамы всех пород и возрастов временно теряют разум.

При всем при том он – надежный друг. Точнее, приятель – ведь настоящий друг не подарит вам говорящего попугая и не станет опутывать вас разнообразными обязательствами, лишая возможности от упомянутого попугая избавиться. Этакий подарок – все равно что проклятие старой ведьмы: от него можно отделаться, только если найдется другой глупец, согласный по доброй воле взвалить на себя эту обузу.

Наверняка Морли каждый вечер перед сном давится от смеха, вспоминая, как ловко облапошил этого недотепу Гаррета.

– Похоже, у тебя перемены к лучшему, – заметил я.

– Все надо делать вовремя, Гаррет. Соседи сперва артачились, но я их убедил.

Не сомневаюсь. Район, в котором находилось заведение Морли, был известен как Нейтральная Зона. Своего рода безопасная территория, на которой работнички ножа и топора, а также иных инструментов и принадлежностей могли не дрожать за собственные шкуры при встрече с конкурентами. Центром Зоны был «Домик радости» Морли. Она существовала во многом благодаря Дотсу и его стараниями приносила прибыль. Любые перемены в этом заведении не могли не насторожить соседей.

– У богатых те же требования, что и у бедных, и порокам они подвержены тем же самым, – продолжил Морли, и его ослепительно, неестественно белые зубы сверкнули в свете лампы. – Зато денег у них гораздо больше. Это был решающий довод.

Ну разумеется. А если этот довод подкрепить мрачными физиономиями Саржа, Рохли и прочей братвы…

– Ты отвлекся. Мы говорили о Краске и Садлере.

– Туп знает, кто их привел?

– Нет. Может знать Белинда, но я с ней еще не виделся.

– Если она до сих пор ни о чем не слышала, то ее приятно удивят, – усмехнулся Морли.

– Угу, только давай договоримся. Я предпочел бы сообщить ей обо всем сам.

Дотс поглядел на меня, приподняв бровь:

– Ты уверен, что это разумно?

– Я на нее зла не держу. В конце концов, она смылась, а не я.

– Ты-то, может, и не держишь, а она… Белинда Контагью – не обычная женщина, Гаррет. Лично я держался бы от нее подальше.

– Хорошо, уговорил. Потолкуешь с ней за меня?

– Еще чего! Не в том я возрасте, чтобы относить любовные записочки. Поищи кого другого.

Вот так всегда. Впрочем, я не стал настаивать. Пусть себе думает, что он меня отбрил. Потом сочтемся.

– Как делишки-то? – справился Дотс. – Все у нас как-то не складывается посидеть, за жизнь поговорить, мировые проблемы обсудить… – Под мировыми проблемами он разумел либо поголовное обращение мясоедов в вегетарианцев, либо кровавую баню для своих врагов. Либо то и другое одновременно.

Я поведал ему о том, чем завершились мои разборки с богами. А также с богинями.

– Пожалуй, стоило свести тебя с Магодор. Тебе такие нравятся, я знаю.

– Чего? – Морли, похоже, думал о чем-то своем.

– У нее четыре руки, змеи в волосах, губы зеленые, зубы как у крокодила. А в остальном – глаз не отвести.

– Да-да, всю жизнь мечтал. Спал и видел.

– Эльфы же не спят.

Он пожал плечами:

– А теперь что?

– Теперь?

– Ты же к Тупу зашел не просто пивка попить да старые дела повспоминать?

– Именно за этим.

– Брось, Гаррет. Не пудри мне мозги.

– Да я и не пудрю. На пивоварне что-то странное творится. Кто-то угрожал старику. Или не угрожал… – Я кратко обрисовал ситуацию.

– Умеешь ты влипать в неприятности, Гаррет, – сообщил Морли, дослушав до конца.

– Не знаю, как быть. Угроз Вейдер не потерпит. А если «Зов» занялся вымогательством…

– «Зов» в целом вряд ли. Скорее, чья-то личная инициатива. Кому-то вдруг стало не хватать денег. И это еще цветочки, Гаррет, ягодки впереди. Я слышал, Белинда точит ножи. Ты внутрь собираешься?

– Внутрь?

– Ну да. Внутрь «Зова». Разузнаешь, что да как. Проблем у тебя не будет. Ты не кентавр какой-нибудь, а чистокровный человек, да еще герой войны.

Морли тоже герой войны; во всяком случае, он искренне себя таковым считает. На деле же он всю войну просидел в тылу и помогал отчизне тем, что утешал перепуганных солдатских жен.

– Ты, Гаррет, достаточно здоров, чтобы стоять на ногах. Нигде не работаешь. Словом, идеальный рекрут.

– Вот только мыслю иначе, – пробормотал я.

Морли вновь оскалил в ухмылке белоснежные зубы.

– Если они тебя примут, здесь тебе лучше не показываться. И с Покойником придется расстаться.

– Ха!

Я, между прочим, Шустеру ничего не обещал. Никаких там клятв на крови и прочей дребедени. Но признаюсь как на духу: мне до сих пор и в голову не приходило, что попытка проникнуть в ряды борцов за права человека будет означать полный отказ от моего привычного жизненного уклада.

Сменить личину – назваться чужим именем – попросту не получится. Слишком многие меня знают, ветераны в особенности. Когда живешь один, так сказать, вхолостую, и нигде не работаешь, поневоле начнешь искать общения с себе подобными. Я, конечно, предпочитаю женскую компанию, но изредка – почти ежедневно – случается так, что женщины меня избегают. Вы не поверите, но это чистая правда.

– Так далеко я заходить не собираюсь. – (По крайней мере, надеюсь, что не зайду.) – Поброжу по пивоварне, погляжу, послушаю. Если за всем стоит Тай, решивший заграбастать куш до смерти папаши, я его расколю. Если же он ни при чем, будем искать дальше. Мне просто не верится, что у кого-то из этих недоумков хватило наглости наехать на Вейдера.

– Гаррет, тут вопрос веры. Когда человек верит, остальное не имеет значения. Они убеждены в своей правоте, понимаешь? Им этого вполне достаточно. – Морли выпрямился, давая понять, что разговор подходит к концу. – Будь осторожен.

– Я всегда осторожен.

– Чушь. Тебе просто везет. Не искушай удачу, Гаррет; удача – женщина, а женщины переменчивы. Учись осторожности, тем более что тебе есть у кого учиться – у меня.

Я хмыкнул. Морли никогда не отличался скромностью.

– Скажи Рохле, чтобы зашел ко мне. Надо кое-куда сбегать.

– Непохоже, чтоб он умел бегать. Ладно, скажу.

Морли ни словом не обмолвился о попугае у меня на плече. Ничего не спрашивал, даже ни разу не покосился на птицу. Что-то невероятное!

Должно быть, снова со мной играет.

Придумал: разрублю-ка я эту разномастную тушку, нашинкую в полоски и подсуну закадычному дружку Морли как приправу к его пряным травкам.

13

Я проводил взглядом Рохлю, тяжело взбиравшегося по лестнице, и повернулся к Саржу, протиравшему кружку. По настоянию Морли его ребятки в стенах заведения усердно корчили из себя официантов и поваров.

– Твоему дружку надо есть побольше того, чем он потчует клиентов.

– На себя глянь, Гаррет, – посоветовал громила. – У всех с годами брюхо растет. Пока голодный, думаешь: «Эх, как бы пожрать?» А когда заходишь в кабак, где пивка наливают и харчей от пуза, так опомниться не успеешь, как слопаешь полкоровы.

– Согласен.

Уж мне ли не знать, с моим-то Дином и его кулинарными способностями! И пиво тут ни при чем. Разве что в самой малой степени.

– Слушай, Гаррет, мне работать надо.

– Ну да. Будь здоров.

– Почаще оглядывайся, Гаррет. Все кругом свихнулись.

Я не поверил своим ушам: Саржу взбрело в голову проявить заботу о Гаррете! Интересно, с какой стати?

Попка-Дурак снова задел меня крылом, воспарив в поднебесье.

Да, птичка не ведала покоя. Ладно хоть помалкивает. Спасибо Покойнику; когда бы не он, попугай давным-давно сообщил бы всей округе, что Гаррет любит маленьких детишек. В том самом смысле. А так… По правде сказать, связка «попугай – логхир» не могла не вызвать изумления: ведь Покойник способен был мысленно управлять птичкой на расстоянии в несколько миль. Наш же с ним контакт разрывался, стоило мне выйти из дома и свернуть за угол.

Мало того, что Покойник бдит за мной дома. Стоило ему обнаружить, что он может управлять пернатым негодяем, как мне совсем не стало житья.

– Я иду в пивоварню, – сообщил я попугаю.

Там, кстати, скоро пересменок.

Идет по улице человек, разговаривает с птицей… Казалось бы, что в этом особенного? Но вокруг меня мгновенно образовалось пустое пространство: никто не желал даже пройти рядом.

Вообще-то, на улицах Танфера полным-полно типов, которые беседуют с призраками. Для них в Кантарде открылись двери в измерения, недоступные простым смертным.

Сама по себе война – далеко не худшее из зол, но она, безусловно, разрушает барьер между человеческим миром и преисподней.

Попугай помахал мне крыльями и полетел вдоль улицы. Видимо, Покойник ослабил хватку: бедолагам-прохожим пришлось выслушать о себе много интересного. Люди принялись кидать в птаху палками и камнями. В ответ Попка-Дурак развопился громче прежнего, всячески выказывая двуногим свое презрение. Двуногих он не боялся.

Другое дело – ястребы…

С неба неожиданно свалился пернатый хищник не поддающейся определению породы. Мистер Большая Шишка спохватился в самый последний миг и сумел-таки увернуться. Страдая от уязвленной гордости, он разразился новым потоком брани.

Я ухмыльнулся:

– Поделом тебе, выкормыш эльфийский! В следующий раз он уже не промахнется.

Попугай уселся ко мне на плечо и сложил крылья. Хищник покружил над нами и решил поискать другую добычу. Чего-чего, а голубей в Танфере хватало…

– Аргх! – прохрипел я. – Через глаз повязка, через череп шрам! – И проковылял несколько шагов, приволакивая левую ногу.

Моих усилий по достоинству не оценили; наоборот, я заслужил пару-тройку косых взглядов. И то сказать: сегодня едва ли не в каждой карентийской семье был вернувшийся с войны инвалид…

14

Когда я подошел к пивоварне Вейдера, навстречу мне высыпала небольшая толпа: рабочие дневной смены. Окрестности пивоварни пропитались запахом закваски; впрочем, этот запах изводил только непривычных: ни рабочие, ни обитатели соседних домов его не замечали.

Здание пивоварни – кирпичная громадина с десятками башенок и башен, среди которых в сумерках вились нетопыри, – смахивало скорее на приют для оборотней и вампиров, чем на столицу обширной деловой империи. Ни дать ни взять древний замок.

Что я могу сказать? Вот вам образчик художественного вкуса папаши Вейдера. Мало одного – на Делор-стрит другой, точно такой же, только поменьше. Малый замок построили первым; когда выяснилось, что в нем пивоварню не разместить, Вейдер принялся строить ту самую громадину, а в малый замок перевез семью. С тех пор он так и жил в этом замке, а большой за годы успел обрасти множеством полезных пристроек.

В Танфере любят пиво.

Охраны как таковой на пивоварне не было. Старшие рабочие по очереди обходили территорию, присматривая за порядком. До сих пор этого было вполне достаточно: рабочие патрули защищали завод не хуже, чем рабочие пчелы – свой улей.

У главного входа нес дозор знакомый дедок по имени Джерал Диар.

– Привет, Джерри! – окликнул я. – Пропустишь?

– Гаррет? – Старик подслеповато сощурился.

Похоже, мое появление застало его врасплох. Это хорошо. Если меня никто не ждет, мне, может быть, повезет застукать плохишей с поличным.

– Тебе чего? – спросил он.

– Пришел поглядеть, как вы тут пробавляетесь. Сколько бочонков за сегодня уперли?

– Веселись, пока молодой, Гаррет. Потом поздно будет.

– То есть тебе уже поздно?

Диар был из тех людей, кому только дай повод, чтобы распустить язык.

– Мне веселиться не с чего.

– Почему это?

– Так до чего страну-то довели?! Разор, раздрай… Каждый на своем стоит, а других и слушать не желает.