Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” Буркин Юлий
Музыканты воодушевленно закивали.
– Тут играют лучшие коллективы Германии! Самый громкий звук! Самый яркий свет! – он глянул на часы. – Ну все. А теперь поедем туда, где будете работать вы…
Это была редкостная клоака. Стоя на куче мусора перед входом в клуб «Индра», умный Стюарт констатировал:
– Махен аллес гут…[19] – что в переводе с немецкого означало: «В какую дыру ты завез нас, Джон?»
– Ду бист дер шмуциге швайн[20], – ответил Джон, что в данном случае означало: «Вполне приличное заведение для музыкантов».
Жизнерадостный Кошмидер провел их между столиками по заплеванному полу к сцене и открыл дверь за ней:
– Добро пожаловать, это ваша гримерка.
С первого взгляда им стало понятно, что это помещение еще совсем недавно служило для иных целей. Вдоль стены стояли аккуратно завернутые в мешковину унитазы.
– Раз, два, три, четыре, пять, – посчитал Джордж. – Потом, загибая пальцы, оглядел товарищей и закончил: – Все сходится.
– Нас здесь ждали, – добавил Джон, поправил очки и, ядовито усмехнувшись, прислонил кофр к среднему унитазу. – Учтите: это место принадлежит мне.
– Во веки веков, аминь, – добавил Стюарт.
Поняв, что ничего уже не сделать, а потому подавив в себе протест, Пол объявил:
– Лично я буду спать у окна.
Кошмидер посмотрел на него с нескрываемым уважением:
– Нет, сынок. Спать вы будете в чистом и теплом помещении. Бросайте инструменты, поехали туда.
Чистое и теплое помещение находилось за проекционным экраном детского кинотеатра «Бемби», принадлежавшего Бруно Кошмидеру – как и прочие захолустные заведения этого района. Пять железных кроватей с замусоленными матрацами стояли одной спинкой к стене, другой к экрану.
Красоты данного положения «Битлз» раскусили позже. Во-первых, проработав всю ночь в клубе, они могли весь день бесплатно смотреть кино, полеживая на своих местах. Что касается сна, то это, в общем-то, мелочи.
По-настоящему отоспаться им удавалось только по понедельникам, днем, когда в кинотеатре был выходной. Ложиться при этом надлежало в строгой последовательности, чтобы не перелезать друг через друга…
А сейчас, в их первую и единственную нерабочую ночь в Гамбурге, оставленные Кошмидером обживаться на новом месте, они находились в состоянии культурного шока.
Джон уселся на ближнюю кровать и сделал вид, что затягивает развязавшийся шнурок ботинка. Осторожно подняв голову, он обнаружил, что остальные не разошлись, а стоят на том же месте и выжидающе смотрят на него.
– Ну что?! Что?! – заорал он. – Не нравится?! А мне, думаете, нравится?! Я знал, что так будет?! Разве я вас когда-нибудь обманывал?!
– Никогда, – саркастически отозвался Пит Бест и полез через кровать Джона в дальний угол.
– Еще не поздно вернуться домой. Решайте, – переложил Джон груз ответственности с себя на остальных.
Стью, Пол и Джордж молча расползлись по своим местам.
Джон погасил свет.
Закусив губу, он ждал хоть каких-то слов от своих друзей. Уж пусть бы лучше они ругали его…
Темнота и тишина давили.
Напряжение держалось еще минут пятнадцать. Но внезапно ее разрядил Стюарт истерическим выкриком во тьму:
– Мы лишим этот город рок-н-рольной девственности!!!
– Йо-хо-хо!!! – заорали остальные, колотя ногами и рукам по спинкам кроватей. – А-а-а!!! О-о-о!!!
Буря длилась несколько минут, и у Джона отлегло от сердца. А когда вновь наступила тишина, Пит негромко добавил к сказанному Стюартом:
– И не только рок-н-рольной.
Зерно эротической надежды, зароненное Питом в их души, взросло и заколосилось в тот миг, когда они узнали, что выступать «Битлз» предстоит в одной обойме со стриптиз-балетом.
Но вскоре отношение к этому факту у музыкантов изменилось.
Аппетитнейшие молодые фройлен под звуки американского джаза с контрабандных пластинок махали стройными белыми ножками, а здоровенные красномордые бюргеры чокались пузатыми кружками.
И никакой рок-н-ролл тут никому не был нужен.
Стоило «Битлз» выйти на сцену, как зал взрывался криками: «Убирайтесь вон, английские свиньи!», «Девочек давай!», «Или проваливайте, или раздевайтесь сами!»
«Битлз» спасало только то, что поначалу, не зная немецкого, они не понимали смысла этих выкриков и были уверены, что это – восторженные приветствия почитателей.
Первым понял истину умный Стюарт, когда ему по уже и без того больной башке попало пустой, но увесистой кружкой, брошенной из темноты зала. После этого он стал намного лучше понимать немецкий язык, и объяснил ситуацию остальным.
Пол огорчился. Стало ясно, что в этом клубе им долго не работать. А он уже несколько дней не сводил глаз с одной из танцовщиц – самой хрупкой и большеглазой. Он заметил, что и она бросает на него заинтересованные взгляды. Но стеснительность не позволяла ему сделать первый шаг.
Однажды, во время выступления балета, он все-таки набрался смелости и подошел… к Питу:
– Может, познакомимся, – предложил он.
Пит, обомлев, осторожно заметил:
– Да мы, вроде бы, знакомы.
Пол окончательно смутился и молча отошел. И неизвестно, как бы после этого к нему относился Пит, если бы не Джон, который сидел за одним столиком с Питом и слышал этот диалог.
– Мальчик просит тебя помочь познакомиться с девушкой, кретин! – пояснил он Питу.
– Ну, слава Богу, – облегченно вздохнул Пит, – а то спим-то мы рядом. Пол! – позвал он.
Но Пол сделал вид, что не слышит.
– Пол!!! – заорал Пит громче.
– Ну что тебе надо? – мрачно отозвался тот, вернувшись.
– Уговорил. Давай, познакомимся.
Пол было дернулся уйти, но Пит поймал его за руку:
– С фройлен, с фройлен твоей познакомимся. Которая из них?
Улучив момент, когда избранница Пола оказалась за сценой, Пит подволок его к ней.
– Шпрехен зи дойч?[21] – спросил Пит.
Девушка сделала круглые глаза, но затем, не удержавшись, фыркнула и ответила:
– Йа, йа…[22]
– Вот и славно. Дас ист Пол Маккартни[23], – сказал Пит, тыча пальцем Полу в грудь. На этом его запас немецких слов закончился, и, чтобы хоть как-то объяснить ей, что им, собственно, от нее нужно, сделал непристойный интернациональный жест. После чего, с видом человека честно выполнившего свой долг, покинул арену событий.
Пол вернулся в зал буквально через три минуты, сияя счастливой улыбкой.
– Как успехи? – спросил Пит.
– Она дала мне пощечину. Я так и думал, она хорошая девушка.
Пит хотел было поднять его на смех, но прикусил язык, когда тот добавил:
– А еще она дала мне свой телефон. Ее зовут Лиззи.
– Ты слышал эту песню, «Диззи мисс Лиззи»?[24] – спросил Пол у Джона через пару дней.
– Ну, – кивнул тот. – Ларри Уильямса.
– По-моему, мы должны ее играть.
– С чего это вдруг? Она же совсем идиотская.
– Ну и вот, – сказал Пол с таким видом, как будто именно это и требуется от хорошей песни.
– Ну, давай, попробуем, – пожал плечами Джон.
Неделю спустя, под давлением Джона, Бруно Кошмидер признал, что дальнейшая работа «Битлз» в «Индре» не принесет ему желаемого коммерческого успеха. Хотя прежде тут работали ливерпульские команды, и они оправдывали себя. Но тогда здесь не было стриптиз-балета. Теперь же тут появился свой круг завсегдатаев, сложилась совершенно иная атмосфера.
И «Битлз» переехали в «Кайзеркеллер». Сегодня им предстояло доказать свое право работать тут.
– Все встало на свои места, – сказал Джон, когда они разместились в настоящей гримерке. Он делал вид, что не только доволен, но и совершенно спокоен. Однако это было не так.
Впервые им предстояло работать на такой большой и шикарной площадке, да к тому же еще восемь часов без передышки удерживать внимание публики. Если они не смогут этого сделать, Кошмидер подыщет для них очередную дыру.
Джон был чрезвычайно возбужден.
Но за неделю в «Индре» он так привык словом и действием оскорблять зрителей в ответ на их оскорбления, что уже не смог перестроиться.
Выскочив на сцену уже после того, как остальные завели напористый бит, он привычно вскинул руку в фашистском приветствии и заорал в микрофон:
– Зик хайль, факен наци!
Его самого поразила громкость и четкость, с которой голос пробуравил зал. А уж реакция публики была тем более неожиданной. Одетые в джинсы и кожаные куртки зрители ответили восторженным ревом.
Сделав нелепый прыжок, который сам он, называл не иначе как «полет ангела» и вновь вызвав этим ответный взрыв в зале, он запел самую необузданную, самую дикую песню из их репертуара – «Диззи мисс Лиззи». Запел так, как привык за последнее время: стараясь перекричать идиотов, не желающих его слушать.
- «Я так тащусь, когда ты, Лиззи
- Танцуешь рок-н-ролл,
- А если ты проходишь мимо,
- Я счастлив, как осел!..»[25]
Упрямство было главной чертой характера Джона. Он не должен был стать музыкантом. С его гонором и неуправляемой энергией ему больше подошла бы роль мотогонщика или сумасшедшего вождя религиозной секты.
Столько лет он бился головой в стену, постоянно ощущая, что его никто не принимает всерьез. В Гамбурге, в этой проклятой «Индре», сознание того, что весь мир не желает слушать его, достигло критической точки.
И вдруг тут, в «Кайзеркеллере», впервые за все эти годы, Джон почувствовал мощный прилив энергии, который шел от зрителей и делал его сильным…
Неистовствовал не только он. Все музыканты вели себя не так, как привыкли здесь видеть. Они были энергичными, наглыми и веселыми. Они дурачились и кривлялись, но это не шло в ущерб саунду.
Похоже, зрители давно уже ждали чего-то подобного и подначивали их на новые хулиганства выкриками и свистом.
Песен было много, и все – разные. Общим оказалось лишь одно: все они заводили, буквально заставляли танцевать.
Эти восемь часов, которых так боялся Джон, промелькнули удивительно быстро, и публика не желала расходиться.
Даже Кошмидер, наблюдавший за всем этим из-за кулис, хотел выразить Джону свое восхищение. Но бизнесмен победил в нем благодарного зрителя. «Сто фунтов и ни шиллинга больше», – только и сказал он Джону, когда зал все-таки опустел.
Но это означало, что играть они будут здесь.
Спустя месяц весь Гамбург знал о том, что в клубе «Кайзеркеллер» играют сумасшедшие англичане, и на это стоит посмотреть.
10
Бруно Кошмидер был не дурак. Заметив, что популярность «Битлз» растет, и зная, что податься им больше некуда, он продлил контракт еще на два месяца. Само собой, не увеличивая сумму гонорара.
Сначала «Битлз» были рады этому. Но вскоре, когда со стороны стали поступать более выгодные предложения, они поняли, что продешевили. Играли они на своих инструментах, жить продолжали в кинотеатре, и кормили их отвратительно.
В конечном счете все заработанные деньги уходили на нормальное питание, одежду и сигареты. Ну и, конечно же, на выпивку. Просто невозможно было проводить столько времени в клубе без этого.
«Битлз» не могли нарушить условий контракта, и они возненавидели Кошмидера до такой степени, что старались напакостить ему при любом удобном случае.
Например, Джон, прыгая по сцене, заметил, что одна доска тоньше других и прогибается под его весом. С этого момента он старался прыгать именно на эту доску. В конце концов она сломалась, и Джон, к всеобщему (кроме Кошмидера) восторгу, провалился в дыру.
Однажды он выпросил у Бруно принадлежащую клубу акустическую гитару, а в конце выступления картинно раздолбал ее в щепки о колонку. Он надеялся на скандал, который послужил бы поводом для «развода». Но Кошмидер проглотил и это.
– Сколько всего мы уже переломали! – недоумевал Джон. – Неужели этому болвану не понятно, что ему дешевле было бы поселить нас в нормальную гостиницу и прилично платить?!
Стюарт усмехнулся:
– Тебе до сих пор не ясно, что все твои выходки ему только на руку? Толпе нравится, когда ты буйствуешь.
– Если бы он платил мне больше, я бы буйствовал еще лучше.
– Искренность, Джон, искренность – это главное.
Вскоре выяснилось, что дело все-таки не только в этом.
Неожиданно сыновней любовью к Кошмидеру проникся Джордж.
Началось все с того, что Бруно рассказал ему, откуда у него взялась манера брить голову наголо. Оказалось, что в молодости он целый год провел в Калькутте на обучении у некоего гуру Фарахиши.
Джордж часами расспрашивал его об Индии и об индийской философии. Как-то раз свидетелем их разговора стал Пол.
– Деньги, сынок, не приблизят тебя к Богу, – говорил Кошмидер.
– Зачем же тогда вы, учитель, занимаетесь коммерцией? – смиренно вопрошал Джордж.
«Действительно?» – подумал Пол, усмехнувшись.
– У каждого свой крест, сынок, – ответил Кошмидер умудренно. – Свое испытание, нужное нам для очищения.
Джордж восхищенно посмотрел на него:
– О, учитель! Сколь труден твой путь.
– О, да! – согласился Кошмидер скромно. – Больше всего на свете я хотел бы жить в маленьком шалаше на берегу полноводного Ганга и думать о смысле нашего существования.
– И я, – отозвался Джордж.
– А чем приходится заниматься?! – продолжал Кошмидер. – Возиться с такими негодяями, как твой дружок Джон!
Пол вмешался:
– А вы не возитесь, господин Кошмидер, увольте нас, да и все.
Кошмидер неожиданно сменил тон:
– Вон, видишь ребят? – указал он Полу на группу таких же бритоголовых, как и он сам, гангстеров, возглавляемых бывшим боксером Хорстом Фаршером. – Очень им ваш дружок нравится.
Все стало ясно. Эти гангстеры держат в «Кайзеркеллере» «крышу». Пол знал это и раньше. Выходит, только из-за них «Битлз» продолжают работать здесь. До сих пор Пол думал, что их симпатии ограничиваются присланным на сцену шампанским.
Пол рассказал обо всем услышанном Джону.
– Гады! – процедил тот. – Нашлись благодетели! Мало того, что я для них каждый день по десять раз пою одну и ту же песню!
(Это была популярная в те дни «What'd I Say»[26].)
– А малютка Джордж тоже хорош! Между прочим, мне Кошмидер рассказывал, что бриться наголо пристрастился во франкфуртской тюрьме…
На следующий вечер «Битлз» выразили свой протест тем, что исполнили «What'd I Say» голыми по пояс и, надев на шеи деревянные унитазные сидения.
Восторгу гангстеров не было границ.
Игра на сцене «Кайзеркеллера» без выходных и вечные просмотры диснеевских мультфильмов вместо сна выматывали их до предела. Но даже этот сомнительный отдых они нередко заменяли походами в район Сент-Поли на усеянную красными фонарями улицу Герберштрассе. Многие проститутки были завсегдатаями «Кайзеркеллера» и по дружбе обслуживали их бесплатно.
Сначала допингом им служил алкоголь. Потом вечно ищущий способы более радикального углубления в себя Джордж притащил упаковку лекарства от ожирения «Preludin», которую ему продала уборщица из «Бемби» по имени Роза. Не принимал этот допинг только Пит. Здоровье ему было дороже. Что же касается других, то это его мало касалось. «Каждый делает то, что он хочет», – часто повторял он свой главный жизненный принцип.
Однажды, когда они, запершись в гримерке после выступления, в очередной раз приняли прелудин, разведя его в шнапсе, Стюарт оглядел их осоловевшими глазами и захихикал:
– Джон, Джон, ты давно смотрелся в зеркало?
– А что?
– Ты замечаешь, какие у тебя выросли уши?
– У тебя крыша едет, Стью, – догадался Джон. – К тому же у тебя у самого плавники посинели. А жабры за ушами где? Заросли, что ли?
– Смотрите, смотрите, Джордж стал еще меньше, – обрадовался Пол. – Совсем маленький! Я буду носить его в кармане!
– А ты сначала поймай меня! – хрипло захохотал Джордж и, упав на спину, раскинул руки: – Лечу! Лечу!
Пит, брезгливо наблюдавший все это, не выдержал и, отбросив свой принцип нейтралитета, ударил кулаком по столу:
– Мне надоело работать с психами! – заорал он. – Или вы прекратите жрать это дерьмо, или я от вас ухожу!
В этот миг в дверь постучали, и Пит открыл.
Глядя на вошедшего, Джон выпучил глаза:
– Вот это нос! Я таких носов еще не видел! Можно потрогать?
– Потрогай, – смутился парнишка. – Он у меня с детства такой.
– А волосы, волосы! – потянулся к нему Стюарт. – Ты весь ими покрыт?
– Не-е, только на голове и на лице, – потеребил тот свою хилую бороденку. – Меня зовут Ринго Старр, я барабанщик из «Ураганов».
– О! – подскочил Пол, – а я тебя с такими рогами и не узнал!
– С какими рогами? – испугался Ринго.
– Ты не слушай этого придурка, – пояснил коллеге Пит, – он колес наглотался.
– Колеса любит? – понимающе кивнул Ринго. – А я кольца.
– А я поршни, – сказал лежащий на спине Джордж. – Они так плавно раскачиваются – вверх-вниз, вверх-вниз… Лечу! Лечу!
– А я шестеренки люблю, – признался Стюарт.
– А меня никто не любит, – неожиданно впал в депрессию Джон. – Никто! – повторил он, рыдая.
– Ой, друзья-приятели, я кажется невовремя, – попятился Ринго. – У вас тут дела семейные, интимные…
– Я – нормальный, – остановил его Пит. – У тебя какое-то предложение?
Ринго кивнул.
– Проходи, садись, – пригласил Пит.
– Не, – помотал Ринго головой, – я – человек вертикальный. Да и зачем, раз у вас тут такое…
– Расскажешь мне, а я им завтра передам, – предложил Пит.
Так тот и поступил.
Ринго очень хотелось записаться на пластинку. Очень. Бас-гитарист и вокалист «Ураганов» Лу Уолтерс договорился с директором частной студии «Акустик» на запись демонстрационной пластинки. Но остальных «Ураганов» в Гамбурге в этот момент не было, и Ринго стал искать аккомпанирующий состав.
Вот почему в конце ноября шестидесятого года, в студии «Акустик» Джон, Пол, Джордж и Ринго впервые играли вместе. Пит наблюдал за этим с легкой ревностью, а Стюарт, слушая их, впал в тот вечер в какое-то странное мистическое настроение.
Три песни – «Fever»[27], «Summertime»[28] и «September Song»[29] – записывали весь день, так что поспать им не удалось. Вечером из студии, с гитарами в руках, пошли сразу в «Кайзеркеллер». Вышло так, что по мокрому снегу морозной ноябрьской улицы они шлепали, разбившись на пары: Джон с Питом, за ними Джордж с Ринго, а замыкающими – Пол со Стюартом.
… – Так себе стучит, – заявил Пит и испытующе посмотрел на Джона.
– Ага, – согласился Джон, – тебе бы с годик подучиться, ты бы тоже так смог…
– Да он даже простого соло сделать не может! – обиделся Пит.
Джон подумал, что барабанщик-солист ему вообще-то и не нужен, но с Питом решил не ссориться и перевел разговор в шутливое русло:
– Зато как он головой трясет! – и, ублажая честолюбие Пита, он передразнил характерное движение Старра, который смешно акцентировал некоторые удары кивками.
Джордж и Ринго общий язык нашли быстро.
… – Люблю я шутки-прибаутки, – сообщил Ринго.
– И я люблю шутки-прибаутки, – грустно согласился Джордж.
– А какие ты любишь шутки-прибаутки? Смешные?
– Смешные.
– И я смешные! – обрадовался Ринго. – Да мы с тобой, дружочек мой, совсем одинаковые!
– Все люди одинаковые, – заметил Джордж. – Всем нравится, когда хорошо.
И они посмотрели друг на друга понимающе.
…Пол не любил разговаривать со Стюартом. Во-первых, он почему-то считал, что бас-гитарист должен уметь играть на бас-гитаре. Во-вторых, он не мог забыть их беседу после гибели Джулии Леннон. Но тут ему избежать разговора не удалось.
– Ринго – один из вас, – сказал Стюарт, как только они вышли из студии. – Он должен играть с вами.
– Почему «с вами», а не «с нами»?
– Да потому что я – не музыкант, ты это не хуже меня знаешь.
Пол дипломатично промолчал, а Стюарт продолжил:
– Когда он играет с вами, в воздухе искрит электричество.
– Ты художник, Стью…
– Ты не понимаешь! Рок-н-ролл – космическое явление. Увидишь, вашими именами назовут планеты! В мире нет ничего случайного, Пол. Джон, ты и Джордж встретились не случайно. Ты помнишь, о чем я тебе говорил?..
Этого Пол боялся больше всего. Он остановился:
– Стюарт, я не хочу слушать всю эту галиматью.
– Не слушай, – согласился Сатклифф и вдруг скривился, приложив ладонь к виску. – Мне и самому сейчас не до разговоров, башка болит. Не слушай, – повторил он. – Просто уговори Джона взять Ринго.
– И по твоей вывихнутой логике, кто-нибудь тогда обязательно умрет? – насмешливо и, в то же время, немного испуганно спросил Пол.
– Откуда я знаю?! – пожал плечами Сатклифф. – Но если вы можете сделать шаг, вы должны его сделать.
– Все, Стюарт! Хватит!
Пол поспешил вдогонку остальным.
Пару недель спустя в Гамбурге открылся новый клуб – «Топ Тен»[30], еще более крутой, чем «Кайзеркеллер». Хозяин клуба Петер Экхорн сумел переманить к себе всех, кто хоть чего-нибудь стоил. (В том числе и уборщицу Розу с ее коробкой из-под леденцов, не оскудевающей таблетками.) Разговаривал он и с «Битлз», но перейти туда они могли только по истечении срока контракта. По условиям договора они не имели права играть больше нигде в Гамбурге, и даже в радиусе сорока миль от него.
Но им очень хотелось выступить в «Топ Тене». И, когда подвернулся случай («Кайзеркеллер» на пару дней закрыла налоговая полиция), они решили, что от одного концерта на другой площадке большой беды не случится. В конце концов, Кошмидер мог и не узнать об этом.
Но он узнал. И даже не перед концертом, а за несколько часов до него. Разразился дичайший скандал.
В итоге, окончательно рассорившись с Кошмидером, Джон, скомкал опостылевший договор и бросил его хозяину в лицо. Он позволил себе поступить так еще и потому, что, во-первых, Петер Экхорн пообещал им свою помощь в «разборках», во-вторых, их покровитель гангстер Хорст Фаршер устроился вышибалой в «Топ Тен».
Было решено, что отныне «Битлз» в «Кайзеркеллере» работать не будут, и в тот же день был заключен контракт с Экхорном. Но Кошмидер не оставил это так просто.
За два часа до начала выступления «Битлз» в «Топ Тене» появилась полиция и потребовала у Джорджа паспорт.
Джордж почуял неладное и, надеясь смыться, сказал, что паспорт у него в гримерке. Но «фараоны» сопроводили его.
– Ви есть нарушать закон о молодежь, – сказал сержант, закрыв документ. – Ви есть моложе восемнадцать годов. Нельзя.
– А раньше можно было?! – встрял Джон.
– Двадцать четыре часа покидать Германия, – проигнорировал его вопрос полицейский. – Не покидать – тюрьма.
Вернув паспорт и козырнув, полицейские удалились.
«Битлз» переглянулись.
– Что будем делать? – спросил Пит.