Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” Буркин Юлий
– Да ну их, не посадят! – махнул рукой Стюарт. – Забудем об этом.
– Немцы законов не забывают, – заметил Пол.
– Но почему раньше-то все было нормально? – удивлялся Джордж.
– А ты не понял?! – разозлился Джон. – Это же твой «учитель» настучал. – И он процитировал недавно сочиненный стишок:
- «Гадкий Бруно Кошмидер,
- Мозг твой сверху брит и сер,
- А в голодном жадном брюхе
- Пауки живут и мухи!»
– Поедем домой? – спросил Пол.
Ответить ему никто не успел, в гримерку заглянул Экхорн:
– Что у вас тут стряслось?
– Джорджу нет восемнадцати… – начал Джон.
– Что же вы раньше мне не сказали! Нет, так дела не делаются…
– Петер, а ты помочь не можешь?
– В полиции у меня никого нет.
– Тогда нам придется вернуться в Ливерпуль.
– И ноги вашей больше не будет в «Топ Тене»! – Питер Экхорн вышел, сердито хлопнув дверью.
– Если мы сейчас уедем, в Гамбург нам дорога будет заказана, – резюмировал Джон. – С Кошмидером мы уже работать не сможем, а теперь еще и с Экхорном разругаемся.
И он тут же принял решение:
– Значит так. Джордж уезжает домой. Мы остаемся и работаем без него.
– А соло? – возразил Пол.
– Сам буду играть, – отрезал Джон.
«Та-ак, – подумал Пол, – мало нам плохого бас-гитариста…»
Как ни странно, Джон прилично справлялся с поставленной перед собой задачей. Тем более, что весь день перед отъездом Джордж показывал ему свои самые характерные гитарные рифы.
В «Топ Тене» их принимали на ура, к тому же большая часть тусовки «Кайзеркеллера» перешла сюда вместе с «Битлз».
Но все это продолжалось недолго.
Экхорн снял для них небольшую квартирку. Но в кинотеатре «Бемби» у самых пижонистых – Пита и Пола – осталось кое-что из одежды. Ключи были еще у них, но они боялись Кошмидера и его людей. Пойти туда решились только через пару недель, хорошенько для храбрости выпив.
Был понедельник, выходной. Отперев дверь, они к своей бывшей «спальне» пробирались в темноте, боясь включить свет. Пит стукнулся головой о притолоку и чертыхнулся.
– Погоди, – Пол достал спички.
Огонек осветил их недавнее убогое пристанище.
– Ты свети, а я все соберу, – предложил Пит.
– Ты не найдешь, – возразил Пол.
Он скомкал несколько листков с творениями Джона, подкинул пару презервативов, во множестве валявшихся на полу, и, запалив небольшой костерчик, полез через кровати к своему месту.
Внезапно стало значительно светлее.
– Эй! Ты что натворил! – закричал Пит.
Пол обернулся и выпучил глаза. Свисающие со стены лохмотья обоев пылали как сухая солома.
Поджигатели стали пожарниками. Сорвав с себя пиджаки, они принялись сбивать огонь, но тот перескакивал с одного куска обоев на другой.
И все же им удалось подавить пламя. Кашляя, чихая и протирая слезящиеся от дыма глаза, они вывалились на улицу.
– Ну, слава Богу, – облегченно вздохнул Пит. – Если бы мы спалили этот чертов сарай, мы бы потом во век не расплатились. Пойдем отсюда!
– А одежда?! – дернулся было Пол обратно.
– Надо делать ноги! – осадил его Пит. – Ты посмотри какой дымина! Сейчас сюда немцы набегут!
Пол с сожалением махнул рукой, и они поспешили прочь.
Буквально через пару часов в дверь их квартиры позвонили.
Открывать пошел Джон, и вскоре вернулся с вытянувшимся лицом.
– Кто? – спросил Стью.
– Демонстрация немецких полицейских, – мрачно ответил Джон. – Они стоят перед домом с плакатами: «Проклятые „Битлз“, убирайтесь в свою Англию и поджигайте там свои английские кинотеатры!»
– Дурак ты, – сказал Пит.
– Зато я пожаров не устраиваю, – парировал Джон и протянул какую-то бумажку. Это было официальное уведомление о том, что всем им надлежит в течении суток покинуть Германию.
– Как они узнали?! – изумился Пит.
– Вычислить нетрудно, – ответил Джон. – Ключи-то у нас. Опять гуру Кошмидер постарался…
– Мало ли что у нас ключи! – возмутился Пол. – Что это за законы?! Может быть мы ни при чем?
– Это ты в участке объясняй. А еще, мальчик, посоветую тебе заткнуться и убрать подальше из прихожей свой обгорелый пиджак.
Сборы были недолгими. Денег наскребли на три железнодорожных билета, но этого хватило: Стюарту купила билет девушка по имени Астрид Кирхгерр. Да к тому же еще и на самолет. Астрид была фотохудожницей. Похоже, со Стюартом у них намечался роман.
Петер Экхорн был раздосадован. Но пообещал похлопотать и сделать возможным их возвращение. Конечно же, не раньше марта, когда Джорджу стукнет восемнадцать.
Уже на вокзале выяснилось, что вес их багажа (две гитары и усилитель) на три килограмма больше, чем можно было провозить бесплатно. А денег на доплату уже не было.
Пол отправился с Джоном в мужской туалет и там гитарным шнуром привязал усилитель ему к спине. Надев поверх куртку, Джон был вынужден изображать горбуна.
Но оказалось, это не так уж плохо. Весь путь от Гамбурга до Ла Манша его подкармливали две пожилые сердобольные немки. (Пит и Пол ехали в другом купе.) Добрым фрау было ужасно жаль столь молодого близорукого калеку.
К тому же, настроение Джона было таким мерзким, что ему совсем не хотелось разговаривать с ними, и он «закосил» еще и под глухонемого.
Он периодически слезал с верхней полки, пожирал предложенные ими разносолы и сладости, затем корчил им рожи, делал какие-то невразумительные знаки руками и залезал обратно наверх.
Фрау умиленно переглядывались, вздыхали и украдкой смахивали с глаз слезы сострадания.
Перед выходом на перрон в их купе заглянул Пол. Джон вскочил:
– Давай, отвязывай! – у глухонемого горбуна вдруг прорезался голос.
Он повернулся к Полу спиной и задрал куртку.
Фрау смотрели на него, открыв рты. Пока «рассасывался» горб, Джон зачем-то сделал им еще парочку все тех же невразумительных «глухонемых» знаков. Затем прощально помахал рукой и исчез.
Влетел в квартиру с криком:
– Мим, привет! Дай быстрее пять шиллингов, заплатить таксисту!
– А где же твои хваленые сто фунтов? – с нотками торжества спросила тетя Мими, хотя, конечно же, она от всего сердца обрадовалась его возвращению.
– Потом, потом! Сейчас нет времени!
Мими, ворча, вручила Джону деньги, тот выскочил на улицу, но вскоре вернулся в гостиную, где ему уже был накрыт стол.
– Итак, – констатировала тетя, – ты приехал без гроша.
– Да! Зато я целых три месяца не тратил твоих денег! – нашелся Джон, уплетая тефтели.
– Ну почему у всех – нормальные дети?! Все твои бывшие одноклассники работают на нормальных работах или учатся в нормальных колледжах…
– Почему я должен быть как все?! Пусть тогда меня так и зовут: «Все». Но ведь нет, я – Джон Леннон, а не Все. Я знаю, Мим, я тебя огорчаю, но скоро все будет не так! – воскликнул Джон, размахивая тефтелем на вилке. – Я тебе обещаю.
– Эх, Джон, Джон, – смягчилась тетя и потрепала его шевелюру. – Ты все никак не можешь вырасти…
11
По правде говоря, во время гамбургской эпопеи они порядочно друг другу надоели. Джону казалось, что им никогда не захочется встретиться снова. Но прошло только два дня, и к нему заявился Пол.
– Чего тебе? – вместо приветствия спросил Джон, не снимая дверной цепочки.
– Синтия у тебя? – вопросом на вопрос ответил Пол.
– А тебе какое дело? – удивился Джон. Но цепочку снял.
– А что уже и спросить нельзя? – Пол втиснулся в прихожую.
– Чего это мы с тобой вопросами разговариваем? – начал злиться Джон.
– А что, надо ответами разговаривать? – не менее враждебно спросил Пол.
– А может быть, тебе убраться отсюда?
– Да ты что, совсем обалдел?!
– Ладно. – Джон решил прекратить беседу в этом глупом ключе. – Чего тебе?
– Синтия у тебя? – снова спросил Пол.
– А тебе какое дело?..
Они уставились друг на друга. Дурацкий разговор явно пошел по второму кругу. Разомкнуть его сумел Пол:
– Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.
Джон облегченно вздохнул и неожиданно почувствовал к Полу симпатию.
– Так бы сразу и сказал. Ну, проходи, дружище.
Синтия действительно жила теперь тут, в доме тети Мими. Но сейчас она была в колледже.
Поднявшись к Джону, Пол уселся на диван.
– Помнишь клуб «Джакаранда»?[31] – начал он. – Классный.
– Конечно, классный! – Джон понял, что Пол договорился насчет работы.
– Его больше нет, – сообщил Пол. – Сгорел. Дотла.
– Ха! – Джон плюхнулся в кресло. – У Вильямса любое дело в руках горит!.. – Внезапно его осенило: – Вы с Питом случайно не хранили там свою одежду?
– Вильямсу я не доверю даже дырявые ботинки Джорджа, – покачал головой Пол.
– Ясно. И ты пришел, чтобы сообщить мне об этом?
– Да.
В дверь позвонили, и, спустившись, Джон встретил Пита.
– Синтия у тебя? – начал тот.
– Проходи, нету ее, – уже не удивился Джон. Похоже, все его друзья стесняются Синтии. – У меня Пол. Поднимаясь по лестнице, Джон пояснил: – Думаем, где работать дальше.
– Думаете? – усмехнулся Пит злобно, усевшись на место Джона. – Думаете, значит… Голова не заболела? Пока вы думаете, люди работают…
– Не томи, – попросил Пол.
– Короче. Я поговорил с мамашей. – (Совсем недавно Мона Бест открыла в подвале своего дома на улочке Хейменс Грин клуб под названием «Касба»[32].)
– Неужели согласилась? – не поверил своим ушам Пол.
– Не только согласилась, – продолжил Пит, закидывая ногу на ногу, – но и всю рекламу взяла на себя. Плакаты, газеты и радио… Но есть один нюанс.
– Будем работать бесплатно? – догадался Джон.
– Да нет, что ты! Сорок пять фунтов за выступление. Совсем другой нюанс…
Пол и Джон переглянулись. Сумма была приемлемой.
– Ты или говори, или пошел вон! – рявкнул Джон.
– Ну вы же не против? – еще раз удостоверился Пит. – К тому же, плакаты уже расклеены…
– Да мы бы не против. Если бы не нюанс… Какой нюанс-то?!! – заорал Джон, чувствуя, что если Пит и на этот раз не объяснит ситуацию, он его просто убьет.
– Мы немцы. По-английски – ни слова.
Пол и Джон онемели.
– Я тут ни при чем, – сразу начал оправдываться Пит. – Это Нил Аспинолл. Мать ему сказала только, что мы приехали из Гамбурга… Ну что, согласны?
– Зер гут? – спросил Джон Пола.
– Хайль Гитлер, – ответил тот.
– Хенде хох, – согласно кивнул Джон Питу.
С точки зрения рекламы, ход был верным. Как в Гамбурге наибольшей популярностью пользовались группы из Англии, так и в Ливерпуле – немецкие. Но требование «ни слова по-английски» было конечно же невыполнимо. Вылилось оно только в то, что каждую песню Джон начинал со счета: «Айн, цвай, драй, фир»… Завсегдатаи «Касбы» воспринимали факт немецкого происхождения «Битлз», как удачную шутку.
Мона Бест была не слишком довольна неопрятным видом своих музыкантов, но популярность «Битлз» стала уже бесспорной, а ее Пит выглядел, как раз, вполне респектабельно. Разговаривая с посетителями, она частенько замечала: «А это – „Битлз“, группа моего сына…» Что несказанно бесило Джона.
Как это ни странно, именно то, что Пит устроил их в «Касбу» отдаляло его от остальных. Они были тут «наемными рабочими», он же чувствовал себя хозяином и не стеснялся подчеркивать это.
– Садись сюда, – подозвал он как-то за свой столик Стюарта после выступления. – Знакомься, – он указал на сидящих с ним девочек: – Энни, Венди и Джейн. Какая больше нравится?
Стюарт пожал плечами. Ему не хотелось обижать девушек.
– Скучный ты парень, Стью, – пьяно усмехнулся Пит. – Никак тебя не пойму. Сколько вокруг девчонок, а ты все свои картинки малюешь… – Он оглядел своих подружек. – А? Девочки, вам он нравится?
– Да уж побольше, чем ты, – заявила Венди.
– Ага, – покачал головой Пит. – А спать ты все равно будешь со мной.
– Ну и буду, – согласилась Венди. – Ну и что? А он мне все-таки больше нравится.
– Может, хватит? – заговорил Стюарт. – Давай, лучше выпьем.
– Ты мне все-таки объясни, – наливая виски, спросил Пит, – за что ты меня не любишь? Вот я, например, тебя люблю.
Стюарт выпил залпом и поставил стакан на стол:
– Наливай еще, может, и я тебя полюблю.
– Нам уйти? – хихикнула Венди.
Стюарт выпил снова.
– Ты очень хорошо вписываешься в этот интерьер, Пит, – загадочно сказал он и, поднявшись, покинул компанию.
Работа в «Касбе» несколько изменила стиль группы. Сюда приходили люди побогаче, и тот рев, который имел успех на площадках Гамбурга, здесь уже прокатывал не всегда. Нужны были милые мелодичные песенки.
За их сочинение и исполнение с удовольствием брался Пол. И принимали его даже лучше, чем Джона. Он писал прекрасную музыку, но с текстами приходилось помогать и Джону. То, что это – необходимость, Джон понимал. Но смириться с этим не мог.
– Я сочинил отличную мелодию! – радостно сообщил Пол однажды перед выступлением.
– Надеюсь, это рок-н-ролл? – подозрительно спросил Джон.
– Нет, но ты послушай…
– Ясно. Мне опять придется придумывать для тебя какую-нибудь дребедень. Надоело.
– Ты послушай сначала.
– Ну, давай.
Джон уселся на стул с явным намерением объяснить Полу по окончании, какой же он все-таки слащавый дурень.
– Рефрен я уже придумал, – заметил Пол, прежде чем начать, – «И я ее люблю».
– Я так и знал, – поморщился Джон.
Пол заиграл, напевая красивую мелодию и заканчивая каждый куплет фразой «And I Love Her…»[33]
Джордж, подсев рядом с гитарой, подыграл соло.
– Дерьмо, – сказал Джон, дослушав.
– Иногда мне хочется дать тебе по морде, Джон, – отозвался Пол.
– Дай.
– А ты слова напишешь?
– После того, как тебе дали по морде, можно написать только рок-н-ролл, – заметил Джордж.
– Все-таки, он мне нравится, – сказал Джон, отечески похлопав Джорджа по плечу: – А тебе-то как эта песенка?
– Дерьмо, – сказал Джордж. – Но тут эта штука – в самый раз.
– Значит так, – подумав, решил Джон. – Слова я напишу. Прямо сейчас. Но с завтрашнего дня мы будем искать другой клуб.
Уже три месяца они приносили домой деньги. Пусть и невеликие, но не меньшие, чем зарабатывает школьный учитель. Тетя Мими почти перестала пилить Джона, а Харрисоны Джорджа буквально боготворили.
Что касается Пола, то в первый же день возвращения из Гамбурга Джим Маккартни устроил его в компанию «Масси энд Коггинз», наматывать электрические катушки за семь фунтов в неделю. Долго Пол там не продержался. Но теперь он зарабатывал значительно больше, и отец стал вести себя с ним, как с равным.
Только шестнадцатилетнего Майкла эта ситуация радовала не слишком. Вышло так, что Пол, который еще год назад был таким же, как он, стал теперь взрослым. А к нему продолжали относиться, как к ребенку. И ему просто не хватало общения с братом.
– Я тоже хочу быть музыкантом, – как-то сказал он.
– Угу, – ответил Пол, не отвлекаясь от чтения книги.
– Что читаешь?
– Да так…
Майкл заглянул на обложку снизу.
– «Алиса в зазеркалье»?
– Ну.
– Ты сегодня опять выступаешь?
– Да.
– Или дома будешь?
– Ага.
Бесцельно походив по комнате, Майкл придумал, наконец, как обратить на себя внимание. Он выключил свет.
– Опять электричество вырубили? – спросил Пол, откладывая книгу.
– Не говори, – отозвался Майкл. – Ты сегодня выступаешь?
– Куда ж я денусь? – ответил Пол и растянулся на кровати.
– Возьми меня.
– Зачем? Ничего там интересного нет.
– Да? Все пацаны говорят, что вы клево играете.
– Серьезно? – заинтересовался, наконец, разговором Пол. – Ну ладно, если хочешь, возьму.
– Тогда читай.
Майкл снова щелкнул выключателем, и свет зажегся.
Они засмеялись, посмотрев друг на друга.
– Все-таки ты – урод, – сказал Пол. – Один пойдешь или с девочкой?
Иногда Джон брал в «Касбу» Синтию. Но ей там зачастую было одиноко. То он торчал на сцене, то, сидя рядом, всячески подчеркивал свою независимость. Он считал, что статус «почти семейного человека» плохо повлияет на его имидж.
У Пита Беста такого комплекса не было, и в эти моменты он вовсю волочился за ней. Синтия была рада, что хоть кто-то уделяет ей внимание и, зная, конечно же, меру, отвечала на его ухаживания.
Расплата наступала дома.
– Ты мечтаешь выйти замуж, – говорил Джон, – в чем же дело? Пит – отличная пара для тебя!
– Джон, перестань, – пыталась она успокоить его.
– Что перестань?! Вы прекрасно смотритесь! Ты будешь варить ему суп. Мелкобуржуазный гороховый суп! А он будет читать газету. И пердеть!
– Ты невыносим!
– Вот-вот. А он – очень даже выносим! И такой симпатичный!
– Если ты так этого хочешь, я ухожу домой, – заявила Синтия и принялась собирать свои вещи.
– Домой?! Если бы домой! Знаю я, куда ты пойдешь!
Синтия бросила сумку на пол и села на стул.
– Все-таки ты – идиот, – сказала она, чуть не плача. – Но я… Я все равно…
– Еще скажи, что ты меня любишь, – сказал он и уселся напротив, на кровать, испытующе на нее глядя.
Синтия вскочила и распахнула окно.
– Он – идиот! – закричала она на весь Вултон. – Но я его люблю!!!
И обернулась:
– Доволен?
Джон демонстративно похлопал в ладоши. Потом не выдержал и улыбнулся.
– Ладно, – сказал он. – Оставайся. Иди на кухню. Приготовь мне гороховый суп. Иногда мы друг друга стоим.
Бойкая блондинка, подружка Синтии, Дороти Роун теперь уже «официально» считалась девушкой Пола. Днем она училась в художественном колледже, вечерами подрабатывала продавщицей аптеки, а после работы неслась в «Касбу». Тут они нередко и оставались с Полом до утра… Но он регулярно отправлял трогательные письма в Германию – фройлен Лиззи.
Что ж, у него был достойный учитель: находясь в Гамбурге, Джон педантично отправлял Синтии по письму в день, независимо от того писал он его в одиночестве или под диктовку какой-нибудь проститутки…