Измена. Горячий лед

Глава 7

Сегодня ответственный день. Финал чемпионата России по спортивной гимнастике и по результатам будет понятно, кто поедет на соревнования в Европу.

Я иду по бревну, выполняя свою программу. Спина ровная, подбородок вперёд, шаг, ещё, первая связка, переворот, сальто! Чисто! Дружный вздох на трибунах. Дерево слегка поскрипывает под руками, обсыпанными тальком. Два сальто назад. Чёрт, небольшая помарка. Таак, не торопись. «Ласточка» – делаю присяд, вытянув прямую левую ногу вперёд. Фуух, это было несложно. Развернувшись боком, двигаюсь с заученными танцевальными движениями. Не забыть улыбнуться… Боковой выпад с двойным поворотом. Тренер зовёт, пора закругляться. Двойной винт назад и соскок. Уже в полёте на маты я понимаю, что допустила ошибку. Приземляюсь на одну ногу, вторая уходит вбок. С трибун слышен громкий стон. Я пытаюсь подняться, но ноги разъезжаются.

Просыпаюсь вся в поту. Мне давно не снились соревнования.

Родители развелись, когда мне было семь, а Мише – двенадцать. Это был грязный развод, со скандалами, криками, битьём посуды и взаимными оскорблениями. Отец, наконец, «понял» что все вокруг были правы и ему не стоило жениться на маме, «женщине из другого круга и других интересов».

На суде Миша уже мог выбирать, с кем из родителей ему оставаться жить, и он выбрал папу. Мне повезло гораздо меньше.

Мама решила, что обязана во что бы то ни стало доказать отцу, что нам и без него живётся прекрасно. Даже лучше – нужно заставить его сожалеть об уходе! И свёкор со свекровью, которые так и не приняли её в семью – тоже должны пожалеть.

Мои занятия спортивной гимнастикой, начатые «ради гибкости и здоровья» стали маминым способом достичь реванша перед всеми обидчиками. Она уже видела себя матерью чемпионки. Маниакально вклеивала в альбом все вырезки обо мне из газет и сетевых изданий. Одна из стен в зале превратилась в алтарь моих спортивных достижений. Мои медали, кубки и грамоты, – всё это скрупулёзно собиралось и выставлялось на тот момент, когда подлец бывший муж и негодяи свёкры однажды узнают, как упустили возможность приобщиться ко всемирной славе родной внучки. Славе, достигнутой благодаря неустанному труду и поддержке моей матери.

В школе я была одной из худших учениц в классе. Из-за постоянных спортивных сборов, поездок на соревнования и тренировок, учебную программу я безнадёжно упускала. Тренер проверяла, делаю ли я домашние задания, и я старательно прикидывалась, что делаю, порой совершенно не понимая, что написано в книгах.

Пока однажды, выполняя в последний момент добавленный в показательную программу элемент, я не допустила крошечную ошибку, которая стоила мне сломанного бедра.

Когда я очнулась после операции с подвешенной на растяжке ногой, мама уже была рядом. Голова болела от перенесённого наркоза, во рту было сухо так, что еле шевелился язык, глаза жгло.

– Мама?! – я протянула к ней руки, надеясь на сочувствие. Хотя бы сейчас.

– Ты специально так сделала, – мама поджала губы. – Ты специально ошиблась, дрянь! Неизвестно, сможешь ли ты после этого выступать! Сколько усилий! Сколько усилий коту под хвост! – Она подошла поближе и замахнулась. Я зажмурилась, но нас прервала вошедшая медсестра. Мама сделала шаг назад и закивала. – Продолжим этот разговор, когда вернёшься домой.

Восстановление было долгим. Ко мне стали ходить школьные педагоги, чтобы не запускать учёбу. Вместо директрисы, которая преподавала нам алгебру и геометрию, и которой я боялась до колик в животе, ко мне пришла другая математичка, Ольга Дмитриевна Железнова.

Вскоре она поняла, что я не знаю элементарных вещей в её предмете и начала приносить учебники за пятый, шестой, седьмой классы, терпеливо объясняя всю программу заново. К моменту выписки из больницы я влюбилась, – в математику. Ты всегда можешь найти точный ответ на любую задачу – главное, отыскать к ней ключик, правильное решение. Поиски ключика захватывали меня настолько, что Ольга Дмитриевна приносила уже и другие задачники, из внешкольной программы: загадки Перельмана, толстенькие книжки издательства «Знание», старые университетские учебники, по которым училась она сама. Я занималсь по ним все свободное время, все равно, лежа на растяжке делать было нечего.

Чем ближе подходил момент моей выписки из больницы, тем больше меня тревожило расставание с Ольгой Дмитриевной. В школе я снова вернусь на уроки к директрисе, которая откровенно презирала меня за погружённость в спорт, открыто называя «бестолочью». Дома тоже ничего хорошего – продолжение нашего с мамой «разговора», о котором я не забывала ни на минуту; тяжёлая адаптация в школе в новом статусе спортсменки, карьера которой закончилась, толком даже не начавшись…

– А приходи-ка ты к нам домой в эту субботу, – предложила Ольга Дмитриевна на последнем нашем уроке в больничной палате. – Будем с тобой заниматься высшей математикой. Я сейчас сына к поступлению на мехмат готовлю. Будете вместе учиться.

– Ольга Дмитриевна, мама не сможет за репетиторство вам… платить, – я прячу глаза. Мама и так работает в двух местах. Нам везде приходится ужиматься, и только на мои спортивные купальники она не жалела денег.

– Не переживай, Машенька. Денег не нужно. Наоборот, ты у меня будешь как стимул для сына. Он увидит, как девочка младше его всего за полгода школьную программу по математике освоила, глядишь, и лениться меньше будет. Его Андрюша зовут.

Глава 8

– Машка, ты почему до сих пор не резанула каре? – спрашивает меня Вика после наших бурных приветствий и объятий. Моя лучшая подруга вернулась из Германии, где занималась автоматизацией бизнесс-процессов на крупнейшем электрическом концерне.

– Каре? – я прикасаюсь к своим локонам до плеч.

– Так все женщины делают, когда отмечают крутые жизненные повороты! – Она смеётся и дёргает меня за волосы. – Ну ладно, так и быть, уступлю тебе запись у Никифоровой в эту субботу!

– Это которая «колорирование – колерование всем на любование»? – Кажется, все знают назойливый слоган.

– Да! Пойдём к ней вместе, чтобы ты вдруг «заднюю» не включила. О, и знаешь что?! У неё подают шампанское! Для праздничного настроения! Приезжай без машины!

Оставив Борю у свёкров – туда вскоре должен подъехать Андрей, я на такси добираюсь до шикарного салона красоты на Мясницкой.

– Вот её будем стричь и красить! – с порога кричит уже ожидающая меня Вика сидящей на барном стуле статной блондинке.

– Ничего экстремального, пожалуйста! – поднимая ладони вверх и улыбаясь, прошу я. – Просто подкоротить кончики и можно сделать обесцвеченные прядки в волосах.

– Шампанского?! – спрашивает у меня Вика, поднимая из ведёрка со льдом бутылку.

– Только капельку, – отвечаю я.

– Всем по капельке, – кивает подруга, разливая в высокие бокалы шипучку.

На следующий день я просыпаюсь с жутким похмельем. С трудом поднявшись, ползу в ванную.

– Что за?! – не могу сдержать вопль ужаса, увидев себя в зеркале.

***

– Мама, там Бамблби! – сын кричит с заднего сиденья так неожиданно, что я дёргаю руль и едва не врезаюсь в стоящую на парковке «Весту».

– Господи, Боря, ты меня напугал!

– Мама, там Бамблби! Из «Транформеров»! – глянув в зеркало, я смотрю, куда сын показывает пальцем и поворачиваю голову. На ВИП стоянку как раз заезжает ярко-жёлтый Шевроле Камаро. Кто-то явно хочет больше внимания.

Выходя из машины, я мысленно закатываю глаза. Кто бы говорил о любви к вниманию! Миша долго охотился именно за оранжевым Субару XV, который мы с Борей у него сейчас заимствуем. Я поглубже натягиваю капюшон толстовки на глаза – новый образ сильно меня нервирует. Да и сентябрь в этом году как-то быстро похолодал, что мне вполне на руку.

Вот уже третью неделю я сама вожу Борю на ледовую арену. Андрей инициативы не проявил, а когда я спросила, то так взбрыкнул, что проще было махнуть на него и впихнуть в расписание ещё один важный пункт.С тех пор, как сын три года назад поступил в ДЮСШ при самом большом хоккейном клубе страны, обязанность водить сына на тренировки была на Андрее, а на мне были все остальные занятия. Иногда, когда тренировки выпадали на выходные, они вдвоём сразу шли к свёкрам домой, я тоже подъезжала туда и мы устраивали большие семейные обеды.

Сын ловко надевает на себя всю хоккейную амуницию и подставляет мне голову, чтобы я защёлкнула на нём ремешок большого шлема с защитной решёткой для лица. Я пытаюсь, но тугие кнопки никогда не даются мне с первого раза.

– Сейчас, сейчас, – пыхчу я, прижимая к себе Борину голову и сын начинает протестовать.

– Я тебе помогу, Боря. – К нам подскакивает девушка в голубой флиске и протягивает мне ладонь. – Анастасия, мама Платона.

– Мария, мама Бориса, – это так они тут знакомятся? Пожимаю руку в ответ.

Анастасия быстро щёлкает застёжками.

– Ты скоро научишься, не переживай, – она ободряюще мне улыбается.

По свистку тренера дети собираются у выхода на раскаточную арену в длинную шеренгу, переваливаясь, как утята.

– Всё, пошли за кофе, – зовёт меня новая знакомая, показывая куда-то в сторону.

Мы стоим в очереди к маленькой стойке среди таких же заспанных родителей. На настенном экране видно, как дети выскакивают через низенькую калитку на лёд и строятся в шеренгу перед тренером. А я даже не знала, что тут можно разжиться кофе и две недели мёрзла, сидя на трибуне.

Заказываю себе ореховый латте, Настя – капучино с пушистой пенкой.

– Слушай, я, наверное, не в своё дело лезу, но где Андрей? – спрашивает меня девушка, едва мы занимаем столик в углу.

– Он эээ… больше не может. Теперь я вожу Борю.

– Развелись, что ли? – Настя глядит мне в глаза поверх своей чашки. – Да ты не парься, вы точно не первые! – Повертев головой, она наклоняется ко мне и кивает в сторону. – Вон Неклюдова тоже разошлась прошлой осенью и сразу себе грудь сделала.

Я скашиваю глаза в том направлении и вижу симпатичную блондинку с выдающимся бюстом, которая делает селфи со стаканчиком в руках.

– Хочет с тренером замутить! – со значением вытаращивает глаза Настя. – А бывший муж подкатывает лыжи к вон той стюардессе! Но у неё «папик» есть богатый!

– Почему ты мне обо всём рассказываешь?! – шёпотом спрашиваю я.

– Ты мне сразу понравилась со своими этими, – девушка взмахивает чашкой в сторону моих волос, выбившихся из-под капюшона. – Ещё потому, что я знаю, как воспитывать такого, как Борька. Ты вроде нормальная чувиха, а вот твой бывший – козёл! – Она морщит нос. – Вместо того чтобы наблюдать за тренировкой, иногда уматывал в машину!

– Уматывать в машину – не запрещено, – я пока даже не знаю, как реагировать на эту гиперактивную всезнайку.

– С левой бабой?! – Настя протягивает руку и похлопывает меня по предплечью.

– Я такая жалкая… – сунув нос в стакан с латте, бубню я. – Все это видели, а теперь – вот она, глупая ничего не замечающая жена, которой он изменял.

– Он тут всех бесил, если честно. Вечно лез к тренеру с советами, как учить детей. И ещё высокомерный как не знаю кто. Плюнь ты на него. Заведи мужика покруче и утри бывшему нос!

Я делаю глоток кофе, не зная, что на это ответить.

Вдруг увидев что-то за моей спиной, Настя изменяется в лице и вытягивается по струнке. Я поворачиваю голову, ожидая усмотреть там нечто ужасное, но вижу только, как к кофейне идут несколько парней.

Это явно спортсмены, – они такие высокие, что едва не задевают головами низкий потолок в этих полуподвальных катакомбах под ареной. Парни негромко о чём-то переговариваются, неспешно вышагивая в своих спортивных шортах, футболках, забрендированных под цвет команды и сланцах на босу ногу. Мне становится холоднее уже от одного взгляда на них.

Подойдя к баристе, они расслабленно опираются на стойку и диктуют свои заказы. Один из спортсменов, вихрастый красавчик с точёным подбородком неспешно обводит взором толпу и, поймав мой взгляд, вдруг задорно подмигивает.

Глава 9

После тренировки мы с Борей едем в его школу, где он остаётся до вечера, а дальше мучительное – офис.

Женя взяла за моду являться к обеду почти каждый день, но перед тем, как увести Андрея, устраивать «показательные выступления», явно для меня. Вот только рабочее настроение от этого портится у всей команды.

Через пару недель жёсткой эротики в аквариуме заклятого мужа я потребовала что-то с этим сделать.

– Она отвлекает моих ребят своей вертлявой задницей и портит рабочую атмосферу.

– Тебя смущает, что у меня бурная личная жизнь, Машунь?

Меня смущает всё. И в первую очередь то, что Андрей так резко изменился эмоционально рядом с Женей. Со мной он никогда не был настолько раскованным, смешливым… счастливым? Неужели я не делала его таким? Может быть, он прав и со мной действительно тяжело? Но почему тогда он не признался в этом раньше?

– Просто не заставляй сотрудников наблюдать за вашими оргиями. Это сбивает с толку.

Сегодня я пришла как раз в тот момент, когда в кабинете Андрея суетились рабочие, навешивая изнутри жалюзи. Вот так закончилась и наша гармония в работе. Один из директоров отгородился от своих сотрудников.

Андрей стоит в общем холле, сложив руки на груди, и я не могу пройти незамеченной.

– О, Маш, новый имидж? – он иронично поднимает бровь. – Такая кардинальная перемена?

– Долгая история, – бросаю я, проходя к себе.

Ребята отрываются от своих компов и, сделав потрясённые лица, вновь кидаются к клавиатурам. Наверняка их междусобойский чат сейчас закипает от обсуждения моей новой внешности.

Подходя к своему аквариуму, я разглядываю отражение в тёмном стекле. Невысокая, худая – как бы ни пыталась набрать вес и раскачать женственные формы. На мне мой любимый брючный костюм из сырого шёлка и лоферы на литой подошве. В руках сумка с ноутбуком. Вполне деловой вид – если бы не причёска.

– На каком этапе «подкоротить кончики и высветлить пряди» превратились в пикси-боб ярко-розового цвета? – рычу я на Вику по телефону.

– На том, когда мы с тобой выпили по второй бутылке и ты начала возмущаться, что не робот и тоже готова к переменам и приключениям?

– Вообще не помню.

– Сейчас доказательства скину.

В наш чат сыплются фото: я с хулигански высунутым языком и с отрезанными прядями в руках; мы с Викой прижимаемся щеками, а мои волосы завёрнуты в полоски фольги; я тычу в самый экстремальный оттенок фуксии на пробниках.

– Мне срочно нужен мой обычный цвет!

– Слушай, я попробую поговорить с Никифоровой, но эту запись к ней я ждала месяц! И мне ещё повезло! Ну потерпи ты! И не вздумай перекрашиваться сама, иначе станешь леопардовой!

Вздохнув, я работаю, словив свой «гиперфокус». Ищу происхождение обнаруженного бага, из-за которого у клиентов не обновляется вовремя сумма на счетах после проведённой финансовой операции. В чате у разрабов, как обычно, вой, стон и проклятия. Я пролистываю его лишь время от времени, чтобы не пропустить важного.

На телефон в группу родителей Бориной хоккейной команды приходит новое сообщение от Насти:

«Сегодня первая домашняя игра сезона. Тренер выдаст на всех пригласительные. Сбор, как обычно, перед входом А11, я раздам».

Она присылает сообщение и мне лично:

«Сегодня Лис впервые после травмы будет играть!»

«Я, наверное, не смогу».

«Мы обязаны. Это наша команда!»

Боря в лихорадочном ажиотаже перед игрой, и я пытаюсь понять, хорошо это или плохо? Он бежит к нужному входу на арену и тянет меня за собой.

– Лис, мама, Лис! – приговаривает он. – В этом году мы точно возьмём кубок Гагарина!

Настя протягивает мне два пригласительных и обещает, что сядет рядом, когда раздаст все билеты.

В огромном холле ледовой арены Боря ведёт меня к сувенирной лавке.

– Ты должна купить себе джерси! Как у меня! – на сыне его игровой свитер в цветах команды с надписью «Борис» и цифрой девять на спине.

Продавец улыбается и протягивает мне фирменный пакет.

– Последняя «Девятка»! Успели вы!

– Надевай! Надевай! – волнуется Боря и я стягиваю пиджак, чтобы накинуть огромную форменную кофту с длинными рукавами.

– Вот так, брат и сестра теперь почти одинаковые, – подмигивает парень.

– Это моя мама! – отрезает Боря.

На нашем секторе трибуны немноголюдно и в основном, здесь родители и дети из ДЮСШ. Практически сразу все юные спортсмены сбегают вниз и прижимаются носами к пластиковому ограждению над бортом, наблюдать за разминкой хоккеистов. На арене уже копошатся взрослые спортсмены. В полной амуниции они растягиваются, усевшись, а кто-то и улёгшись прямо на лёд.

Вратари, похожие на трансформеров в своих огромных щитках, закрывающих ногу от ступни до бёдер, огромных крагах до локтей и зарешеченных шлемах разлеглись у краёв катка. Раздвинув ноги, они перекатываются с одной пятки на другую. Как они умудряются быть такими пластичными со всеми этими домиками на телах – уму непостижимо.

Другие игроки тоже принимают разные позы и растягивают мышцы. Я как раз залипла на «девятке», который, опершись на локти и коленки, «твёркает», оттопырив зад.

– Оо! Не опоздала на растяжку! – пыхтит, усаживаясь рядом со мной Настя. Она кивает на «девять» – обожаю, когда они так делают! Интересно, понимают, как это выглядит со стороны?

Наконец, раздаётся свист и команды покидают арену. Гаснет свет.

Ведущий торжественно требует внимания.

– Дамы и господа! Рад приветствовать вас на первой домашней игре в сезоне! Праздник хоккея нового сезона объявляется открытым! Итак! Спортсмены выходят на лёд!

Зажигается прожектор, подсвечивающий калитку, из которой выскакивает первый игрок. Он несётся по льду, пока ведущий объявляет его имя. На огромных экранах под потолком арены появляется фото спортсмена без шлема, подпись дублирует имя, положение в команде, возраст, рост, вес.

Сделав полный круг, хоккеист встаёт с одной стороны арены, и все следующие игроки выстраиваются рядом с ним.

– Дорогие любители честной игры! После травмы в строй команды возвращается спортсмен под номером «девять», правый нападающий Никита Лисовский!

Трибуны орут от возбуждения. Настя хлопает рядом со мной и визжит.

Смотрю на экран и узнаю спортсмена, подмигнувшего мне утром у кофейни.

«Никита Лисовский» – сообщает всем табло. «Двадцать девять лет, рост – сто девяносто два сантиметра, вес – восемьдесят шесть килограммов»

Я мгновенно высчитываю разницу в три года в мою пользу, двадцать семь сантиметров и тридцать семь килограммов в пользу Лисовского.

Наконец, все команды на льду, мы слушаем гимн, звучит свисток к игре. Судья вбрасывает шайбу, и хоккеисты с бешеной скоростью стучат клюшками. Наша команда сразу переходит в наступление и перебрасывает шайбу на сторону противника. Все молниеносно передвигаются, будто лезвия коньков – это продолжения ног, будто там маленькие крылышки, которые придают ускорение.

Я потихоньку заражаюсь безумием истосковавшейся по адреналину толпы. Эмоции тут бьют через край. Круто, что можно даже кричать во вовсе горло и никто не посмотрит за это косо. Вместе со всеми я подскакиваю, когда кто-то из спортсменов вдруг резко впечатывает в борт «девятку». Голова Лисовского прижата к пластиковому прозрачному ограждению и дети, восторженно крича, лупят по нему ладошками. Лис ухмыляется детям, а потом поднимает глаза прямо на меня.

Глава 10

Вставать ранним утром каждый день и куда-то тащиться, несмотря на жару, дождь, шквальный ветер или мороз? Любой родитель юного спортсмена скажет, как он это «любит». А всё-таки поднимается ни свет ни заря. Пакует завтрак юному дарованию. Расталкивает ото сна надежду спорта, которая дрыгает ногой и желает ехать на тренировку именно так – в одеялке и в пижаме. Тащит взъерошенное чучелко в машину (такси, автобус, санки, на себе пешком) и везёт к другим таким же оболтусам в секцию.

Каждый день! Я с тоской гляжу на огромный спортивный баул на колёсиках, клюшку и, ухнув, вытаскиваю их из багажника. Как я раньше сама добиралась до своей секции спортивной гимнастики на другом конце города? С пересадкой на метро и ещё пешком через парк, где собачники любили отпускать своих питомцев с поводка. Те радостно бросались вслед за опаздывающей и бегущей со всех ног мной.

Окончательно проснувшийся, перекусивший по дороге йогуртом и хлебом Боря подхватывает свою сумку и катит её к арене. Тренер его группы как раз тоже входит в здание и, увидев нас, придерживает дверь. Я киваю ему в знак благодарности.

– Виктор Владимирович, здравствуйте! – Боря старательно произносит все буквы «Р».

– Здравствуй, Борис! Мария Николаевна, – тренер шагает рядом с нами. – Я как раз хотел с вами поговорить. – Он держит в руках термокружку и прихлёбывает на ходу.

– Дирекция клуба организует фотосессию для календаря на следующий год и отбирает детей, которые занимаются в ДЮСШ. Из моей группы я предложил Борю. Вы не против?

– Почему именно его? – спрашиваю я.

– Ну, потому что он такой…

– Особенный? – я поднимаю бровь.

– Хороший стратег, – одновременно со мной произносит тренер. – Он видит действия противника, как будто заранее просчитывает, где и когда тот будет нападать и чётко выстраивает защиту. У меня никогда не было такой сильной обороны. Ну и Боря красавчик! А, Борис?

Сын хмурится и смотрит на меня, пытаясь решить, как ему реагировать.

– Красота – это абстрактное понятие. Я не вижу преимуществ в том, чтобы быть красивым. Гораздо лучше быть техничным и полезным для команды, – говорит он ровным голосом.

Тренер аккуратно похлопывает Борю по спине и тот старается не морщиться.

– Съёмка будет сегодня в четыре, Мария Николаевна. Вы будете?

Я вопросительно смотрю на Борю и тот пожимает плечами.

– Да, мы приедем.

Вместо Насти сегодня её муж, папа Платона. Видимо, он тоже теперь в курсе моих проблем со шлемом и сразу подходит к нам на помощь. Отправив сына на тренировку, я иду за кофе, а потом ныряю в замеченный вчера коридорчик. Одну стену здесь занимают большие окна, которые выходят на раскаточную арену, где сейчас работают дети. Можно наблюдать за их тренировкой совсем близко, находясь в относительном тепле.

Смотрю на Борю, на то, как тщательно он выполняет все упражнения, которые демонстрирует тренер. Когда попадается какой-то особенно тяжёлый элемент, он повторяет его много раз, чтобы исполнение стало абсолютно точным. Неважно, что другие дети смухлевали и перешли к следующему этапу – поджав губы, сын сосредоточенно добивается идеала.

– Так вот ты где обитаешь, принцесса Бубльгум! – вдруг раздаётся глубокий голос над моим ухом и я взвиваюсь вверх, расплёскивая кофе.

– Упс, сорян, – произносит Никита Лисовский, глядя как я трясу облитой липкой коричневой жижей ладонью. – Кофеёк за мной.

Я задираю голову, чтобы разглядеть его. Вблизи хоккеист кажется ещё выше, чем тогда, возле кофейни.

– Эй, Ник, ну ты что там застрял? – я поворачиваюсь и вижу чуть дальше по коридору двоих парней, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу.

– Идите пацаны, я догоню, – не оборачиваясь, сообщает Никита и те, махнув руками, шлёпают сланцами дальше.

Я заворожённо разглядываю Лисовского. У него русые вьющиеся волосы длиной чуть ниже ушей, смеющиеся глаза цвета морской волны, брови вразлёт, крупный нос и твёрдый рот. А ещё широкие плечи, накаченные руки и очень мощные ноги. Он опять в шортах, будто здесь, под ареной, не пятнадцать градусов от силы.

– Нравится то, что видишь? – снова подмигивает мне Лис и я понимаю, что бесстыже пялилась на незнакомого мужика как минимум минуту.

– Ой, простите за грубость, – я кривлю губы от смущения.

– Можешь продолжать, если хочешь, – парень подходит ко мне ближе и, закинув руку за голову, опирается локтем на стекло. Я замечаю тату на внешней стороне его мощного предплечья. Это аскетичный крест – линию, тянущуюся от запястья до локтя, пересекает линия покороче. На бицепсе тоже какой-то рисунок, но его видно только частично.

– Йоу, их много по телу. Хочешь заценить? – спрашивает Лисовский, наклоняясь ко мне. Я какое-то время туплю, пытаясь понять сказанное.

– Это что, шутка? – наконец, выдавливаю я.

– Вполне серьёзно предлагаю перепихнуться. Как насчёт сегодня вечером? У меня будет пара часов в районе восьми.

– Вы… больной?! – я ловлю ртом воздух.

– На сто процентов здоров! Только что с медосмотра! – гордо заявляет Лисовский. – Ну так как? Ты что, не хоккейная фанатка? С такой попкой и мультяшной причёской ты определённо ей должна быть!

Глава 11

Без четверти четыре мы с Борей снова подъезжаем к арене, он опять облачается в хоккейную амуницию, и мы вдвоём выходим ко льду. Там нас уже ждут тепло одетые фотограф, пресс-секретарь, замдиректора клуба по связям с общественностью и его ассистент. Мы знакомимся, пожимаем руки.

Тренер приветствует Борю в «кормушке», – загончике с лавками, где обычно хоккеисты ожидают выхода на лёд. Сын снова здоровается с ним и выскакивает через калитку на арену.

– Сейчас выйдет взрослый игрок и мы начнём фотосессию, – сообщает мне пресс-секретарь.

– Я что-то не в курсе того, что Боря должен фотографироваться с кем-то из команды, – недоумеваю я.

– Мария, но у нас каждый год выходит календарь, где малыши из хоккейной школы позируют вместе с хоккеистами из клуба. Таким образом, мы подчёркиваем связь поколений, – женщина смотрит на меня укоризненно.

– Да? Простите, – мне ужасно неловко, – я недавно сама начала возить Борю. Раньше этим занимался муж.

Она искоса посматривает на меня и помалкивает.

Боря нарезает круги по льду, отрабатывая лихие виражи. Когда на арену через калитку с противоположной стороны выскакивает взрослый хоккеист и подъезжает к нему, чтобы дать «пятюню», сын сначала резко встаёт на месте, а потом изо всех сил стукает своей ладошкой в маленькой краге по огромной взрослой.

О чём-то переговариваясь, они подкатывают к фотографу, не очень уверенно переступающему по льду в кроссовках. Тот командует им снять шлемы и двигаться. Отдав защитные каски тренеру, мой мальчик со спортсменом начинают неспешно передавать друг другу шайбу клюшками. Хоккеист в какой-то момент разворачивается спиной, и я вижу «девятку». Застонав, я привлекаю к себе внимание пресс-секретаря.

– Смотрите, как повезло вашему сыну, ему в пару выпал сам Лисовский!

– О да, повезло, как утопленникам, – бурчу я себе под нос. Когда эти двое проплывают мимо нас, я уже не вижу на морде нахала красного пятна от пощёчины. Либо припудрили, либо кожа привыкла вечно получать и уже адаптировалась к нагрузкам. Он снова на меня пялится. Нахмурившись, переводит взгляд на Борю. Ну держись у меня, попробуй только выкинуть какую-то гадость против моего мальчика, и я тебя на месте размажу!

Боря сияет, как медный пятачок. Он суетится вокруг Лисовского и как обычно, в моменты сильного волнения, перестаёт глядеть в глаза собеседнику.

– Скажи что-нибудь мальчику, а тот пусть на тебя смотрит! – командует фотограф.

Лисовский что-то произносит, но Боря водит взглядом куда угодно, только не на хоккеиста. Лис вновь обращается к моему сыну, но тот уже демонстративно отворачивается от него. Фотограф громче повторяет просьбу, и Лисовский опять наклоняется к Боре.

Я кусаю губы от волнения. Главное, чтобы сын не перенервничал.

– Ладно, тогда обнимитесь! – требует пресс-секретарь.

– Не очень хорошая идея, – обращаюсь я к ней. – Боря не любит, когда к нему прикасаются.

Женщина поднимает бровь.

Я смотрю, как сын дёргает плечом и уходит из-под руки Лисовского. Тот глядит на Борю, склонив голову. Помедлив секунду, он снова обращается к мальчику и начинает показывать тому какой-то хоккейный фокус. Сделав резкое движение, он захватывает шайбу клюшкой и принимается подкидывать шайбу вверх, одновременно поворачивая клюшку то в одну, то в другую сторону. Сын зачарованно следит за Лисовским и, подкатившись поближе, внимательно наблюдает за его действиями. Потом «девятка» подкидывает шайбу в последний раз и передаёт её Боре. Мой мальчик пытается повторить элемент и тоже принимается подкидывать шайбу, разворачивая при этом клюшку. Когда ему удаётся подбросить её, по-меньшей мере, четыре раза, Боря откидывает голову и заливается смехом. Они с Лисовским снова дают друг другу «пять» и теперь шуточно пытаются играть в хоккей. Боря встаёт в оборону перед воротами, Лисовский нападает, и сын отбивает все его атаки.

Наконец, фотограф командует, что достаточно.

Ко мне подходит ассистент замдиректора и подаёт планшет с формой для заполнения.

– Пожалуйста, распишитесь, что не против того, что клуб будет использовать изображения вашего сына в печатных и сетевых изданиях. Оставьте контактные данные, мы скинем вам файлы на память.

Боря с Лисом идут в нашу сторону по мягкой резиновой дорожке, устилающей пол. Сын выглядит таким счастливым, что я даже готова простить утренний словесный понос этого звёздного чудилы на букву «м».

– Так твой сын «Человек дождя!» – провозглашает Лисовский. Подумав, поднимает палец в краге вверх, – «Хороший доктор»!

Я уже замахиваюсь для новой пощёчины, но вспоминаю, что Боря смотрит на меня во все глаза.

– У моего сына расстройство аутистического спектра. Но при этом сохранная умственная деятельность. А вот у вас… – я сжимаю губы и боюсь лопнуть от злости, – явное её отсутствие!

Ко мне подлетает тренер и, гася конфликт, уволакивает нас с Борей в раздевалку.

Весь оставшийся день я снова думаю, как сын будет жить, когда меня уже не будет рядом. Бывают периоды, и тревога отступает, но иногда мне опять становится так страшно, что я почти не могу дышать. Что, если ему попадутся нетерпимые люди, которые не захотят отнестись к нему с пониманием? Расценят особенности в его общении и безэмоциональность как насмешку или угрозу? Будут смеяться над ним, или что вообще вводит меня в панику, – нападут с кулаками?

Когда я лежу в своей постели, мне приходит сообщение от неизвестного номера.

«Я не собирался тебя обижать. На самом деле я бы хотел поговорить с тобой про твоего сына. Это касается меня лично».

Глава 12

«Ура, я нашёл уязвимость!» – приходит сообщение в беседу разрабов, и я впиваюсь глазами в надпись.

«Иван печатает» – подсказывает мне чат, и я жду, когда парень пришлёт объяснение, но его так и нет.

Да что с ним! Поднимаю голову и ищу взглядом своего старшего разработчика, который сидит и смотрит в сторону разинув рот словно какой-то болван! Прослеживаю взглядом, куда это он уставился, как, кстати, ещё добрая половина ребят и, увидев причину их оцепенения, готова заорать!

Чёртов Лисовский явился ко мне на работу собственной персоной и сейчас мило о чём-то болтает с Андреем!

Топаю к своей двери и распахиваю её, чтобы вышвырнуть этого дровосека из нашего офиса.

Заметив меня, Лисовский что-то говорит Андрею и направляется ко мне.