Стеклянная любовь. Книга первая
Приведя свою знаменитую на весь мир «фирменную» праздничную щапку в прежнее положение, Дед Мороз гордо вскинул голову и решительным шагом покинул проклятый «нужник» с тем, чтобы больше туда никогда не возвращаться. Набалдашник посоха заполыхал уже на полную «боевую» мощность, когда его обладатель вышел в темный коридор Подлой Корчмы. В стороны, сверху и снизу испуганно шарахнулись какие-то неясные полухимерические твари, издававшие испуганный треск и писк, яростный клекот и злобное шипение. Акапист с неожиданной ясностью вдруг понял, что пока он был в так называемом «нужнике», внутри Корчмы за время его отсутствия произошли определенные изменения – изменения к худшему.
Внезапная сильная тревога и ощущение происшедшей непоправимой беды вдруг сжали сердце Волшебника невидимой когтистой лапой. Он нахмурил густые брови и, прошептав неразборчиво что-то вроде: «Нет – только не это!», бросился к двери комнаты, где оставил своих подопечных, и главное – любимую внучку под надежной, как ему твердо казалось, охраной достославного богатыря Земли Русской, Ильи Муромца….
…Массивная дубовая дверь оказалась незапертой – в комнате никого не оказалось, кроме мертвецки пьяного Ильи Муромца. Богатырь валялся на полу, в положении навзничь, широко раскинув в стороны богатырские руки и богатырские ноги, издавая при этом громкий храп. В воздухе стоял густой запах дрянной сивухи, органично перемешанный с, почти осязаемым, тяжелейшим ощущением внезапного полного запустения и необратимо-непоправимой разрухи. И отчего-то показалось Деду Морозу, что это не Илья, а он сам только что очнулся после мертвецки пьяного состояния-анабиоза, неизвестно сколько времени продолжавшегося!..
– Илья!!! – страшно рявкнул Акапист, и звенящий крик его, наполненный яростью и отчаянием, запросто мог разбудить мертвого, но, только, как выяснилось, не спящего в состоянии глубокого алкогольного опьянения русского богатыря.
Тогда Акапист пошел на самую крайнюю меру, какую только мог выдумать в создавшейся экстремальной ситуации – бесцеремонно, почти зло, ткнул пылающим набалдашником посоха кольчугу Ильи прямо напротив богатырского сердца, гулко и часто колотившегося в приступе, опасного для жизни, алкогольного пароксизма.
Прикосновение набалдашника волшебного посоха к кольчуге породило бурную молниеносную реакцию – ослепительная голубая молния сверкнула между набалдашником и непробиваемой защитной рубашкой Ильи, спаянной из нескольких тысяч стальных колечек. Послышался громкий треск, в спертом душном, пропитанном ядовитыми ацетальдегидовыми испарениями, воздухе полутемной каморки, ощутимо запахло горячей свежестью озона, целебным бальзамом, ополоснувшим отравленный головной мозг богатыря. Крохотные электрические разряды в виде ярко-голубых змеек заплясали по всей поверхности кольчужной стальной рубашки Ильи Муромца, искусно выкованной редкими умельцами – специально выученными волхвами-кузнецами.
И, о, чудо – Илья выгнулся дугой, на какое-то непродолжительное время опершись о щербатую поверхность грязного заплеванного пола лопатками, затылком и пятками. Затем он принял прежнее положение и почти сразу начал что-то неразборчиво мычать, биться огромной тяжелой головой об пол, как если бы ему в богатырское ухо заполз таракан и не мог выбраться оттуда.
– Очнись, Илья!!! – проорал Акапист богатырю в то самое ухо, в которое мог заползти гипотетический таракан. – А не то я тебя сейчас спалю заживо!!!
Эта ли нешуточная угроза Акаписта или могучая сила электричества сделали свое дело, но Илья резко сел на богатырскую задницу, распахнул глаза и, первым делом, потряс из стороны в сторону огромной нечесаной патлатой бесшабашной башкой своей.
– Ты меня слышишь, Илья?! – наклонился над «очухавшимся» богатырем Акапист.
– Не глухой! – раздраженно буркнул Илья в ответ. – Где я?!
– В Подлой Корчме! – Акапист еще сильнее нахмурил брови, начиная предчувствовать услышать более чем дурные известия от Ильи. – Где моя внучка?! Где все, вообще?! Что тут произошло, пока меня не было?! На десять минут вас только оставил одних и – на тебе!!! Как дети малые, честное слово, Илья!
– Какие десять минут, Акапист?! – в недоверчивом изумлении вытаращил глаза на Деда Мороза Илья. – Ты позавчера ушел и только сейчас появился! А внучка твоя за это время успела замуж выйти и уехала со своим мужем в его золотой дворец «жить-поживать и добра наживать», а тебе велела передать низкий поклон и сожаления, что не имела возможности познакомить тебя со своим мужем!
– Ты издеваешься надо мной, Илья?!?!?! – грозно пророкотал Акапист и машинально поднял посох, словно бы собираясь со всего размаху опустить тяжелый пылающий яростным ярко-алым огнем беспредельного бешенства «на вся и на всех», набалдашник прямо на темя Ильи Муромца, «несущего» такую несусветную дичайшую жуткую чушь и страшный бред, какой мог прозвучать лишь в кошмарном-прекошмарном сне!!!
– Э-э-э, ты полегче все же, старый друг! – воскликнул Илья и столь же машинальным движением поднял правую руку вверх, намереваясь отвести, нацелившийся ему прямо на темечко тяжелый раскаленный почти «до бела» набалдашник волшебного посоха. – Ты так прибьешь своего последнего верного друга и окончательно останешься один на один с целым скопищем коварных и смертельно опасных врагов! Это друг, Акапист ты сам оказался виноват в том, что, неизвестно куда, запропастился, а меня почему-то крайним делаешь за все, обрушившиеся на наши бедные головы, беды! Нас очень жестоко провели, Акапист!
– Держи руку! – вместо угрожающего немедля «расколотить башку» посоха, Акапист протянул Илье правую руку, недвусмысленно предлагая, тем самым, помириться и подняться на ноги, и побыстрее выйти на обширный загаженный двор Подлой Корчмы и рассмотреть, так сказать, «воочию»: что же там такое сейчас творится?!
– Расскажи толком, что здесь стряслось, пока меня не было?! – доверительно и ободряюще сжав пальцами правой руки плечо Ильи, с суровой проникновенностью попросил Дед Мороз богатыря. – Я, кажется, о чем-то начинаю смутно догадываться, Илюха! Нас, ведь, действительно, «сделали», как распоследних безмозглых «лешаков»! И «сделали», в первую очередь, меня, старого дурака! Только пойдем из этого гиблого места на улицу, а то здесь дышать стало совсем нечем!
Они вышли в темный, столь же смрадный, грязный, какой-то весь неприятно липкий, коридор и пока шли к выходной двери Илья начал плести причудливое кружево удивительного рассказа, от начала и до конца, изобиловавшего невероятным нагромождением парадоксальных и поразительных фактов, имевших место быть за время того предательского анабиоза, в который погрузили Деда Мороза хитроумные злодеи, прилетевшие на борту «Золотого Шершня»…
«… Мы ждали тебя долго, Акапист! Когда стало ясно, что с тобой приключилась какая-то неприятность, я пошел тебя искать. Яросвитка порывалась идти со мной, но я запретил ей идти со мной строго на строго, потому как почуял серьезную опасность – в Подлую Корчму прибыл какой-то новый Постоялец. Вернее, появился не Постоялец, а – Покупатель, наделенный особыми полномочиями и обладающий некими свойствами, резко отличающими его от основной, так сказать, массы постояльцев.
Я так и сказал Яросвитке: «Не ходи со мной, дочка! Там, во тьме извилистого коридора тебя будет поджидать не пьяненький ненецкий божок Сабалу, которого ты вогнала в сугроб с одного удара ноги, а гораздо более серьезный противник!»..
Твоя внучка прекрасно поняла меня с полунамека – она же умная девочка! И поэтому беспрекословно послушалась меня и села на нары, рядом с Белилей и сказала мне только: «Будь осторожен, дядя Илья!».
Белиля посмотрела на меня бесконечно печальным взглядом, словно бы навек прощалась со мной – тоскливо мне стало от ее взгляда, но я, все же, нашел в себе силы ей ободряюще подмигнуть, хотя никакой бодрости и не испытывал. Я стал готовиться к худшему и когда выходил в коридор, то был почти уверен, что на меня моментально накинутся тысячи неизвестных мне злобных тварей, вроде вот того «лиха одноглазого», которого я припечатал в коридоре, когда вы еще с внучкой только-только появились в Подлой Корчме..
Но на меня никто не кинулся, а наоборот – на душе у меня сделалось подозрительно спокойно. Именно, что – подозрительно. Всякое спокойствие в заведомо враждебной обстановке должно выглядеть подозрительным, потому как является одним из видов «наваждения»…
В общем, в коридоре горел яркий праздничный свет, двери бесчисленных комнат вдоль коридорных стен беспрестанно открывались и закрывались, громко хлопая при этом. Из-за дверей, Акапист, ты не поверишь, выглядывали озорные веселые девичьи лица и дарили мне улыбки и лукавые многообещающие взгляды. В воздухе пахло дорогой парфюмерией и чем-то еще особенным, в целом – приятным, но совершенно незнакомым, и у меня сложилось ощущение, что я попал в дорогой «лупанарий». И, да прости меня, брат, но я забыл о тебе, о твоей внучке, о Белиле, обо всех наших старых славянских Богах – в голове у меня завертелся какой-то сплошной не то калейдоскоп из цветных стекляшек, не то – праздничный фейерверк из цветных огней. В общем, я и сам не понял, как это случилось, но я, вроде как, сильно захмелел…
Какая-то яркая деваха в древне-греческой тунике схватила меня за руку и повела вдоль по коридору, беспрестанно щебеча что-то про какой-то «Большой Общий Праздник», во время которого всем нужно веселиться и ни о чем плохом не думать, вообще – ни о чем не думать! Шел я за ней, как последний дурак, как баран на веревочке и вышли мы вскоре во двор.
А во дворе, Акапист – «дым», что говорится, «стоит коромыслом» – в центре двора торчит, хочешь верь мне, хочешь, не верь, огромная зеленая елка! Елка самая что ни на есть настоящая, словно бы только что – из наших родных муромских лесов, и хвоей так густо пахнет, аж в глазах у меня, брат Акапист засвербило, слеза непрошенная набежала! И вся-то она разукрашенная стоит и сверкает, словно в Велесову Ночь, а вокруг хороводы водят всякие ряженые и размалеванные девки и парни, и, также, и не девки, и не парни, а – черт знает кто! И украшения то на елочных ветвях, Акапист висят очень странные и невиданные. Я, во всяком случае, за всю свою жизнь ничего подобного не видел никогда!
Визг, хохот, крик – мангалы и печи кругом, огонь в мангалах и печах, дым, вкусно пахнет жареным мясом. Какие-то девки за, то ли столами, то ли за лотками, разливают «зелено», и «красное», и «белое» вино по кубкам и всем желающим подают. А желающие эти, конечно же, все наши старые знакомые – отставные боги, полубоги, божки и ожившие идолы.
Даже неграм этим, что на черном слоне приехали, наливали девки-виночерпии вина по нескольку кубков подряд.
И мне подали, и я не отказался и залпом осушил литровый, как минимум, кубок, и веселье необузданное сразу взыграло у меня на душе – легко мне сделалось, радостно и все, главное, понятно стало!.. То есть, мне так казалось, конечно – на самом то деле кругом творились сплошные «непонятки»: морок, колдовство, чародейство, миражи и обман!
Грешен и виноват я, конечно, брат мой Акапист, что не сдержался и поддался соблазну выпить залпом еще несколько кубков разных сортов вина, и закружилась окончательно бедная моя голова!
А тут еще грянула, откуда ни возьмись, настоящая бесовская музыка! И как-то незаметно все наши появились у меня перед глазами, в том числе – и твоя внучка, брат мой Акапист!
Ты понимаешь, в чем тут оказалась главная-то «петрушка» зарыта: все неуловимо и кардинально изменилось во дворе Подлой Корчмы, и сама Корчма изменилась – превратилась в какой-то невиданный ледяной сверкающий дворец безо всякой закопченной трубы, из который валил бы клубами желто-серый нечистый дым! И вокруг Корчмы тоже все декорации поменялись – я увидел неподалеку огромный многобашенный рыцарский замок из чистого червонного золота – хочешь верь мне, а хочешь не верь, брат мой Акапист!.. Музыка тут оборвалась и заревели торжественно трубы, призывая к почтительному молчанию и предельному вниманию!!!
Из бывшей Корчмы, превратившейся в Ледяной Дворец, вышел высокий человек с неприятным, бледным, вытянутым, наподобие лошадиного, лицом и объявил на весь двор, широко раскрыв зубастую пасть:
– Всем-всем-всем!!! Внимание и повиновение всем участникам Звездной Лотереи!!! Прошел ровно миллион лет, ноль часов, ноль минут и ноль секунд и к нам, как ему и положено, прилетел Звездный Рыцарь со Счастливым Билетом для своей Звездной Невесты!!!
И, тут то, брат мой Акапист и началось самое удивительное и страшное, и непонятное – Врата Золотого Замка раскрылись и по сверкающей дороге к нам пошагал торжественно и чинно настоящий Великан – Звездный Рыцарь со «счастливым лотерейным билетом за пазухой»! И обладательницей этого счастливого лотерейного билета, давшей ей право называться Звездной Невестой, стала твоя внучка, Яросвитка!..».
– Замолчи пока, Илья! – не выдержал нарастающего накала страшного рассказа Акапист и прервал величеривого Илью Муромца, едва не заткнув многословно-говорливый рот богатыря ладонью.
К тому же, они как раз вышли из душной полутьмы коридора на свежий морозный воздух обширного двора Подлой Корчмы.
Двор был совершенно пуст и никакой Велесовой Ели, привезенной из самых муромских лесов, столь красочно описанной Ильей Муромцем, не наблюдалось и в помине. Лишь грязный почти до черноты снег, изрытый множеством следов, как человеческих, так и не человеческих. Под стать пустоте вокруг стояла полная пугающая тишина, казавшаяся особенно зловещей и многозначительной на фоне того шума и гама, царившего здесь еще всего-лишь несколько десятков часов назад. Изумленно молчали и потрясенные, подавленные, почти полностью морально разбитые Акапист и Илья.
Молчание первым, как ему и полагалось по рангу, нарушил Дед Мороз, собравший остатки воли в кулак и суровым голосом спросивший Илью:
– То есть, ты хочешь сказать, что мою единственную внучку похитил какой-то Звездный Вор, и никто ему не попытался помешать?!
– Ее не похищали, Акапист! – живо возразил Илья Муромец. – Ты же даже не дослушал меня о том, что было дальше после того, как появился из золотых чертогов этот самый Звездный Рыцарь!
– Ты – дурак, Илья, если до сих пор веришь в то, что ее не похитили! Наверное, я лучше тебя знаю свою внучку и ее вкусы! Извини меня, конечно, за то, что я тебя «дураком» незаслуженно обозвал – Василиски кому хочешь сумеют запорошить глаза, да так, что человек не сможет отличить черного от белого, и – наоборот!
Виноват то, прежде всего, я сам, что попался так глупо на их удочку! Прости, Илья меня, старика, что второй раз тебя не по делу совсем обвинил! – Акапист резко вдруг умолк и погрузился в мрачные размышления, внимательно всматриваясь в близкий горизонт, подернутый мутновато-туманной сизой морозной дымкой.
Там, за этой неопределенной, внушавшей смутное и невольное беспокойство, дымкой что-то угадывалось – чьи-то конфигурации, причем – грандиозные конфигурации…
Затем Акапист неожиданно диаметрально изменил направление своего всепроникающего пристального взгляда и опустил глаза долу, внимательно рассматривая грязный изрытый снег у себя под ногами. Густые брови Акаписта, до самых корней выкрашенные густым инеем многовековой седины, нахмурились еще сильнее, что не ускользнуло от внимания богатыря Ильи.
– Что случилось, брат мой Акапист?! – тревожно спросил Илья, внутренне приготовившись услышать самый «неблагоприятный прогноз».
– Похоже, что мы с тобой – в западне, Илья! – не без большой толики мрачной убежденности в собственной правоте раздельно проговорил Акапист, с непередаваемым отвращением разглядывая отвратительную субстанцию под ногами, теперь уже очень отдаленно напоминавшую обычный, хотя и, густо перемешанный с навозом, пометом и еще какой-то дрянью неопределенных цвета и консистенции, снег. – Одно обнадеживает – нас с тобой не сумели похитить на «переработку». Мы оказались Василискам чем-то вроде «кости в горле». Я полагаю, что дело заключается в той частице могущества, которые в нас с тобой вдохнул когда-то сам Великий Велес! Но, к прискорбию, это единственное обнадеживающее обстоятельство – все остальные факторы реального времени и пространства, пока еще окружающих нас с тобой, имеют ярко выраженные негативные свойства. Реальные пространство и время интенсивно начинают саморазрушаться и скоро они совсем аннигилируются, и мы с тобой, дорогой друг мой Илья аннигилируемся вместе с ними!..
Илья только молча таращил глаза, слушая Акаписта, не в силах вставить хотя бы слово и, после небольшой вынужденной паузы, вызванной необходимостью прокашляться, Акапист продолжил чтение приговора:
– Понимаешь, в чем главный фокус всей ситуации – мы попали в нее совершенно неожиданно для себя, словно бы кто-то, не спросясь у нас самих, взял и породил нас с тобой к жизни, которая, к тому же, сейчас вот-вот может неожиданно закончиться для нас, и я лично, даже, и не знаю – испытаю ли я по этому поводу сожаление! Сейчас вот я испытываю доселе абсолютно незнакомые мне неприятные, мягко говоря, чувства и ощущения: страх за судьбу единственной Внучки, недоумение и непонимание, растерянность, сильную злость и прочие психологические нюансы, окрашенные в те же самые черно-серые тона!
А ты слышал, Илья когда-нибудь о злом, хмуром и чем-то постоянно недовольном Деде Морозе?! Или – о смертельно напуганном Деде Морозе?! Я должен дарить только радость людям, и, особенно – детям, и сам должен быть радостным и… лучезарным изнутри! Я же – Добрый Волшебник! А сейчас, что мы с тобой имеем, Илья – странную грязь под ногами, являющуюся единственной опорой нашим ногам в земном сказочном мире! Но эта опора, хотя ты, возможно, и не заметил этого, стремительно тает у нас с тобой под ногами и скоро, и я, и ты смешаемся с дерьмом и превратимся в «ничто», в нечистый желтый пар вылетающий из ненасытных пастей Василисков вместе с их зловонным дыханием, Илья!!!..
…Внезапно нечто огромное дрогнуло в сизой дымке на близком, угрожающе нависающем над обреченной Подлой Корчмой горизонте, и полная тишина нарушилась – в дымке сизого тумана внезапно пропел тягучий, протяжный и загадочно странно печально звучащий камертон.
– По-моему, так может звучать голос самой Вечности, приготовившейся проглотить нас с тобой, Илья! – тяжело вздохнув, произнес Акапист, машинальным движением сдвигая на затылок праздничную шапку, продолжавшую вызывающе и неуместно сверкать драгоценными камнями посреди огромной кучи настоящего дерьма и других типов и видов испражнений.
На высоком лбу волшебника выступило огромное количество бисеринок холодного пота – он ясно понял, что сейчас должно произойти. И, действительно, то, что вот-вот должно было начать происходить, по твердому убеждению, Акаписта, принялось претворяться, так сказать, в жизнь, спустя, всего лишь, несколько секунд после того, как Акаписта прошиб холодный пот…
…Под аккомпанемент, все усиливавшегося загадочного камертона, от которого у обоих невольных слушателей неприятно загудело в ушах и заныло в корнях зубов, завеса густого сизого тумана стала стремительно редеть, сваливаясь сверху вниз в виде огромных бесформенных кусков-хлопьев. Некоторые из кусков, разваливавшегося на глазах тумана застревали в воздухе, цепляясь и зависая на каких-то горизонтально вытянутых опорах, а другие куски-хлопья безостановочно плавно летели вниз по вращательной траектории, по какой, обычно, облетают с ветвей деревьев осенние листья.
И, прошла, по меньшей мере, целая минута, прежде чем Акапист сообразил, что из-за рассеивающегося сизого марева начинают явственно вырисовываться-проступать контуры исполинского дерева – Дерева Земной Жизни. Того самого, на Ветвях которого совсем недавно им удалось спастись вместе с Внучкой от погони, устроенной за ними демонами, одетыми в куртки из «чертовой кожи». В ноздри и Акаписту, и Илье ударила мощная струя квинтэссированных праздничных новогодних запахов: еловой хвои, ароматов цитрусовых плодов, ванили, меда и других специфических ингредиентов, из которых во многих странах мира испекаются огромные, нежные, ароматные, тающие во рту роскошные новогодние торты и пирожные.
Сизая туманная хмарь совершенно растворилась среди могучих позитивных флюидов-испарений, испускаемых гигантскими ветвями, одетыми пушистыми облаками ярко-зеленой хвои и среди этой хвои настоящими откровениями засияли и засверкали сотни новогодних елочных украшений: шары-сферы, окутанные защитными слоями, отражающими, как лунный, так и солнечный свет, золотисто-коричневые кедровые шишки, ананасы, яблоки, груши и виноградные кисти. Многометровые золотые и серебряные лианы серпантин пересекали во всех возможных направлениях дивный сказочный фруктовый сад. Висели, разумеется, на Ветвях и иные украшения – столь же, потрясающих воображение обычного человека, размеров, очертаний и форм. Самый добрый волшебник всех времен и народов, Дед Мороз во плоти и крови, и легендарный былинный русский богатырь, в таких же, как и Дед Мороз, реальных горячих плоти и крови, Илья Муромец к обычным людям, безусловно, не относились, но воображение их также оказалось потрясенным до самого основания…
– Что это, брат мой Акапист?! – изумленно прошептал Илья Муромец, озадаченно теребя широкую окладистую бороду сразу всеми пятью пальцами правой руки.
– Это – легендарное Дерево Жизни, Илья! – объяснил богатырю Дед Мороз и обреченно добавил: – И мы, как видишь, наблюдаем его, увы, со стороны! Нас вышвырнули с его Ветвей за полной ненадобностью и потенциальной невостребованностью в будущем!
– Кто вышвырнул?! – индифферентным тоном, как, если бы он совсем не понимал смысла, заложенного в своем собственном, заданном им только что вопросе.
– А вот – они! – кивнул Дед Мороз на новую «игрушку», самостоятельно подыскивавшую себе местечко поудобней на Ветвях Дерева Жизни – невообразимо кошмарный и огромный «Золотой Шершень», плавно и стремительно вылетевший на небеса из-за двускатной поверхности гнилой крыши Подлой Корчмы и устремившийся по направлению к Ветвям Дерева Жизни.
Илья легонько присвистнул, и ошарашенный свист его послужил наиболее красноречивой формой комментария, какой только мог выдать, увидевший первый раз в жизни во «всей своей красе и величии «Золотой Шершень» Илья Муромец.
– Это и есть твой тот самый «золотой замок» Звездного Рыцаря! – саркастически сказал Илье Акапист. – Это, Илья – Звездная Ладья Василисков, прилетевшая в наш мир из неведомой Бездны Бездн! И хозяином на этой Ладье – ни какой ни Звездный Рыцарь, а – Нежить, по сравнению с которой даже наша, такая понятная и, во всех отношениях, логично появляющаяся в нужный момент, старуха-Смерть покажется вечно живой и юной девицей-красавицей! Ты представляешь теперь – какая страшная судьба ждет мою Внучку и всех остальных старых добрых славянских Богов?! – Дед Мороз обреченно умолк и на лице его проступила такая мука, что, видавшему всякие виды, Илье сделалось «не по себе», и он не сумел найти никаких ободряющих слов, оптимально бы оказавшихся подобранным, наступившему тяжелейшему психологическому моменту.
– Они намного сильнее нас, Илья! – продолжил, тем временем, Дед Мороз, отрешенно наблюдая за величественным, бесшумным и плавным вертикальным подъемом «Золотого Шершня» к самой вершине Земного Дерева Жизни, чтобы там, под шпилем, венчающем верхушку Дерева в виде многолучевой Звезды, испускающей пока еще настоящий живительный солнечный свет, занять господствующую, стратегически жизненно важную стационарную позицию.
Акапист, внимательно наблюдавший за подъемом Золотого Шершня, безошибочно просчитал конечную точку его маршрута – с занятой им позиции Василискам будет удобно, рано или поздно, совершить нападение на многолучевую Звезду Жизни!.И, когда Звезда Жизни погаснет, на Ветвях наступят вечные тьма и холод, а вместо Солнечной Звезды Дерево Жизни будет венчать совсем другой Шпиль. И это будет настоящей катастрофой для чудесного сказочного светлого таинственного мира – мира Новогодней Елки, Владыкой которого издревле предначертано было быть ему, Деду Морозу, одному из родных сыновей великого бога Велеса…
…Все эти мысли, откровения и выводы бесформенной кучей ярких мыслеобразов пробежали по поверхности больших полушарий головного мозга Акаписта, и вслух он произнес только одно емкое и страшное слово:
– Проклятье!!! – и крепче сжал посох, чей набалдашник раскалился на запредельную мощность, посылая в сказочное эфирное пространство отчаянный крик о помощи.
– Может не все еще так плохо, Акапист?! – словно бы взмолился, а не спросил Илья Муромец, точно также, как и его старший товарищ, сжавший волшебный посох, импульсивно сдавивший рукоять своей грозной боевой булавы.
– Мой родной мир ускользает от меня, Илюха! – ответил ему Дед Мороз. – Так что, все – очень плохо и хуже ничего быть не может, Илюха!!!
Непрочная опора под ногами Волшебника и Богатыря, словно бы в подтверждение зловещего прогноза-констатации Волшебника, качнулась и они едва удержали равновесие, покрепче ухватившись, один – за посох, другой – за булаву. Протяжно скрипнули деревянные стены Подлой Корчмы. Грязный мокрый вязкий и тяжелый снег сдвинулся в сторону, приготовившись обрушиться настоящей лавиной куда-то в «тар-тарары».
«Похоже – п…ц!!!» – мелькнула одна и та же мысль в головах Акаписта и Ильи, но…
…Как выяснилось, беспрестанно посылаемый маяком-набалдашником посоха Акаписта «вопль о срочной помощи» оказался услышанным…
…Оба они увидели, как поступательный вертикальный подъем «Золотого Шершня» внезапно замедлился, как если бы тот налетел на невидимую преграду. Вздрогнув всем своим огромным двухкилометровым корпусом, «Золотой Шершень» окончательно остановился и, словно бы, раскалился изнутри вспышкой белого злого и ослепительного сияния.
Из под пузато-бесформенного брюха-трюма золотистого чудовища что-то стремительно вылетело – неясно-неопределенная сверкающая точка и стала целенаправленно стремительно приближаться к, опрокидываемому «вверх тормашками» загажено-заснеженному широкому гостеприимному двору обреченной Подлой Корчмы, где еще сохраняли равновесие, а вместе с равновесием – веру в чудо спасения, Дед Мороз, у которого украли Снегурочку, и Илья Муромец, у которого красть было нечего, кроме его богатырского русского былинного народного Кодекса Чести.
Они молчали, затаив дыхание и настороженно-напряженными взглядами наблюдали за приближением неизвестного летающего объекта, чьи размеры увеличивались буквально с каждой секундой и вскоре начали приобретать вполне определенные очертания – очертания огромной хищной птицы.
– По-моему, это нас летят убивать, брат мой Акапист! – предположил обреченным голосом Илья и решительно взмахнув шипастой булавой, решительно добавил: – Русского богатыря им так просто не взять!
– Нет, Илья – ты ошибаешься! – изумленно-радостным голосом возразил богатырю Дед Мороз. – Это летит Рагнер Снежный – я чувствую его на ментальном уровне! Он услышал мой маяк и увидел нас! Я всегда верил в своего главного бойца, Воеводу Морозной Дружины, Илья! Он, все-таки – настоящий «супер»! Как тут ни крути!
Илья недоверчиво сверкнул глазами, но Акапист оказался прав – огромная золотая птица зависла в воздухе прямо над головами двух друзей и совершила плавный спуск прямо на, опасно раскачивающийся двор обреченной Подлой Корчмы.
Огромный стеклянный колпак в носовой части «байферга» откинулся в сторону и Акапист с Ильей увидели Рагнера Снежного.
– Я, кажется, опять успел! – облегченно воскликнул Рагнер и, не теряя ни секунды, добавил: – Быстрее садитесь – у нас нет и минуты времени! Все вопросы – на потом!
Рагнер нажал какую-то панель на пульте управления таинственного летательного аппарата, и за его спиной откинулся второй прозрачный колпак, открывший пленительное видение мягких удобных кресел для двух пассажиров, видневшиеся в спасительных недрах «байферга».
Акапист и Рагнер не заставили Рагнера повторять сказанное дважды и почти мгновенно заняли, предложенные места, «согласно купленным билетам». Колпаки мягко опустились над головами пилота и обоих пассажиров. Взревел мощный двигатель и «байферг» взлетел почти вертикально, как баллистическая ракета, взяв курс по направлению к вечно зеленым Ветвям Дерева Земной Жизни.
Ни Акапист, ни Илья пока ничего не могли понять, кроме одного – они были спасены настоящим «святым чудом», будучи, в буквальном смысле этого слова, на волосок от жуткой безусловной гибели – полной аннигиляции. В общем-то, они и не пытались ничего понять, расслабленно откинувшись на широкие мягкие спинки удобных кресел-сидений и с наслаждением вдыхали прохладный успокаивающий аромат искусственной атмосферы, царившей внутри салона новейшего инфернального истребителя-бомбардировщика «байферга», созданного техническим гением той же самой цивилизации, чьи научно-производственные мощности вкупе с беспрестанно совершенствуюшимися технологиями, позволяли штамповать в необходимых количествах такие межпространственные рейдеры-гиганты, каким являлся, к примеру, «Золотой Шершень».
Широкая панель пульта управления дьявольским летательным изобретением мигала множеством разноцветных огоньков, в пульсации хитросплетений которых Рагнер Снежный, похоже, хорошо разбирался.
– Рагнер! – подал, наконец-то, собравшийся с разбегавшимися в стороны мыслями, Акапист. – Объясни-ка мне вкратце – куда и на чем мы сейчас летим?! Откуда ты взялся, и где так поднаторел в управлении этой «золотой птицей»?!
– Я не могу отвлекаться, Владыка! – почтительно, но твердо ответил Рагнер, не отрывавший напряженно-сосредоточенного взгляда от пульта управления. – Но очень вкратце отвечу: мы летим на Ветви Дерева Земной Жизни, где должны найти укромный уголок, чтобы нас не заметил Всевидящий Глаз Великого Царя Кингу или Верховного Пайкида!
– Кто такой этот Верховный Пайкид?!
– Хозяин «Золотого Шершня»! У него есть еще одно очень древнее и странное имя – Капитан Хабаб!
– Так это – не «василиски»?!
– Нет, это – «пайкиды»! Очень опасные астральные хищники – пожиратели человеческих душ!
– А как получилось, что они не сожрали тебя?!
– Я обманул их, как видишь, Владыка! – уверенно ответил Рагнер, но немного подумав, добавил: – Хотя, возможно, что мне кто-то помог!
– Они не так уж и всесильны, как кажутся, и у них на борту могут оказаться наши друзья?!
– У них бывает периодически период анабиоза, которым я и воспользовался, угнав этот «байферг» – подробности потом, Владыка! Потому что этот анабиоз показался мне очень странным – там много странного и непонятного, Владыка! Мне больше нельзя отвлекаться – скажу только одно: мы попали в очень страшную и таинственную сказку, в непростых условиях которой нельзя расслабляться ни на секунду! – и «байферг», повинуясь умелым рукам Рагнера, колдовавшим над пультом управления, заложил крутой вираж, уходя далеко в сторону от «просыпавшихся» санарно-локаторных систем «Золотого Шершня».
– Найти бы этого гребаного «Сказочника»! – процедил сквозь сжатые зубы Дед Мороз, не привыкший к перегрузкам, возникающим во время перелетов на сверхзвуковых летательных аппаратах.
Но через несколько секунд полет «байферга» выровнялся, и Рагнер более спокойным тоном сообщил:
– Теперь можно расслабиться и поговорить более обстоятельно – мы вне поля видимости «систем слежения» «Золотого Шершня»! – и с этими обнадеживающими словами Рагнер громко щелкнул каким-то, не-то рычагом, не то клавишей на пульте управления. – Я включил, так называемый, «экран внешнего обзора», Владыка! Чтобы вы видели, куда именно направляется наш «байферг» – на какую, заранее присмотренную мною, заветную безопасную полянку!
В бомбовом отсеке грозной боевой «пайкидской» машины сделалось светло, многоцветно и радостно, и глазам Деда Мороза и Ильи Муромца предстало пленительное зрелище настоящего Новогоднего Рая, приближавшегося к ним со скоростью двести пятьдесят метров в секунду. Этот Рай и был родным миром Деда Мороза, о котором он с такой тоской вспоминал, стоя на гибнущем дворе Подлой Корчмы еще несколько минут назад, будучи твердо уверенным в том, что уже никогда не попадет на свою чудесную Сказочную Родину и Новогодние Елки всего мира останутся без своего законного хозяина – Доброго Дедушки Мороза.
– Вы, может, выпить хотите?! – неожиданно поинтересовался Рагнер, не поворачивая головы.
– А у тебя, что – есть что ли?! – немедленно оживился Илья, подавшись всем корпусом вперед.
Рагнер ловким и изящным движением иллюзиониста-виртуоза нажал какую-то панель на пульте, и прямо перед Ильей из пола поднялся миниатюрный столик, на котором красовалась массивная серебряная баклага, наполненная зеленым хиосским вином. Рядом с баклагой в специальных углублениях были укреплены два литровых кубка, тоже – из чистого серебра. Акапист решил, что Рагнер уже давно летает на этом самом адском «байферге», но вслух решил ничего не говорить, оставив все подробные расспросы – «на потом».
Страдавший с «дикого похмелья» Илья быстренько наполнил кубки зеленым душистым вином, отчего по салону «байферга» немедленно распространился аромат свежераздавленного винограда.
– Пьем за тебя, Рагнер! – поднял свой кубок Акапист. – Ты второй раз спасаешь мне жизнь за последние несколько суток!
– Я тоже пью за тебя, Рагнер! – поддержал тост Акаписта богатырь, поднимая свой кубок.
Они осторожно сдвинули драгоценные емкости для питья и торопливыми жадными глотками осушили их до дна.
– Мысленно я с вами, друзья мои! – виртуально поучаствовал в распитии хиосского вина на «брудершафт» Рагнер и, выдержав короткую паузу, многозначительно добавил: – Скоро будем на «месте»!
– Что это за «место» за такое?! – ворчливо спросил слегка захмелевший Дед Мороз.
– Сейчас увидите все своими глазами, Владыка! – услышал Акапист в ответ и «байферг» начал резкое торможение.
Навстречу медленно наплывала волшебная картина сказочного русского леса – того самого леса, где когда-то в незапамятные времена родился русский народный сказочный фольклор. Здесь господствовал убаюкивающий и восстанавливающий самые расшатанные человеческие нервы зеленоватый полусумрак густой еловой хвои, скрывающей множество чудесных тайн, поджидающих своих первооткрывателей.
«Байферг» неподвижно завис в воздухе и медленно опустился на участок гладкой темно-серой коры, со всех сторон окруженный непроницаемым хвойным пологом.
– Все – приехали! – сообщил Рагнер и выключил двигатель. – Можно выходить и начать обживаться! Пока мы в полной безопасности, но Капитан Хабаб скоро начнет нас обязательно разыскивать!
Через минуту все трое выбрались наружу и первое, что произнес Акапист, оказался вопрос:
– Ты не знаешь, Рагнер – где моя внучка, Яросвитка?!
– Она скоро станет женой Хозяина «Золотого Шершня», Великого Царя Царей Кингу, Акапист!
– Гребанный Сказочник! – в сердцах выругался Дед Мороз, ощутив, как черная лапа безисходного отчаяния сжала ему сердце. – Своей безумной фантазией он обрек меня на очень странное и мучительное существование, совсем не характерное для настоящего Деда Мороза! – и с этими словами Акапист, что есть силы, ударил посохом о поверхность твердой коры.
В зеленоватом полусумраке разлился хрустальный мелодичный звон. Хвойная завеса расступилась сама собой в стороны и глазам будущим основателям необычного государственного образования под названием Сказочная Русь, предстало фантастическое видение – из глубины сказочных лесных дебрей вышла, широко шагая мощными куриными ногами та самая настоящая «избушка-на-курьих ножках».
Самоходящее жилище остановилось в нескольких метрах от «байферга», пару раз качнулось, издавая громкий протяжный скрежет и из раскрывшейся двери выглянула… Белиля собственной персоной:
– Добро пожаловать в Лес Русских Сказок, батюшка Акапист!
– Рад тебя видеть живой и невредимой, старая плутовка! – широко разулыбался Акапист и повернув голову к Рагнеру спросил у него: – У тебя еще осталось вино?!
– Полный трюм! – с готовностью сообщил Рагнер.
– Тогда сегодня гуляем, а завтра – за работу! – вынес самое оптимальное, из всех возможных, решение будущий Владыка Сказочной Руси и опять ударил посохом о серую твердую еловую кору, но на этот раз из глубины сказочных лесных дебрей никто не вышел, и, даже, не попытался это сделать.
– А что делать со Сказочником, Владыка?! – спросил, никогда ничего не упускающий из виду, профессиональный «астральный разведчик», Рагнер Снежный.
– Для начала его нужно обязательно найти и поговорить с ним, так сказать – «по душам»! – немного подумав, ответил Акапист. – И найти его нужно, как можно скорее! Потому что мне совсем не нравится начало той сказки, в которую мы все с вами попали! А еще больше мне не нравится этот самый Царь Царей Кингу или капитан Хабаб, я так точно и не понял, Рагнер из твоих объяснений, как его, все-таки, зовут! Ну и, конечно же, особенно, мне не нравятся его дурные замашки!!!… – и на всякий случай Добрый Сказочный Волшебник, Дед Мороз ударил посохом о поверхность коры еще раз – сильнее двух предыдущих ударов, вместе взятых…
…Но эхо от этого страшного удара Волшебным Посохом Деда Мороза откликнулось бесконечно далеко – в совсем ином мире, конкретно – вспышкой внезапной головной боли под сводами черепа профессора филологии Рабаульского Государственного Университета, Александра Сергеевича Морозова, который, совсем не подозревая о том, и являлся тем самым «гребанным» Сказочником…
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Нижепредлагаемая, внешне оформленная, как хрупкая и звонкая, а на самом деле – совершенно невозможная с точки зрения здравого смысла, грубая и ужасная история произошла в результате целого комплекса причин различного характера, но вполне возможно, что в ней все-таки присутствовал благородный металлический стержень, отлитый из таких святых непреходящих человеческих нержавеющих ингредиентов, к каковым можно смело отнести: любовь, настоящую дружбу, чувство долга перед человечеством, в итоге чего собственно и появился хоть какой-то оправдательный смысл довести до внимания читателя всю эту историю под красивым и немного загадочным названием «Стеклянная Любовь».
С начала своего рождения и вплоть до самого окончания, как и любая из Сказок Замороженных Строек, она носила характер почти сплошного, лавинообразно нарастающего (по, сугубо, объективным причинам) кошмара, но возникновение позитивного и даже по настоящему красивого начала в ее мрачной толще произошло по вине одного среднестатистического российского студента – талантливого разгильдяя и большого неудачника в личной жизни, некоего Вячеслава Богатурова, двадцатичетырехлетнего студента философского факультета местного университета, являвшегося классическим представителем «без пяти минут» специалиста с высшим образованием, чье востребование в народном хозяйстве заранее было обречено на резко отрицательный результат.
Положа руку на сердце, этот самый, пока совершенно незнакомый читателю, Вячеслав Богатуров даже и представить себе не мог, какая бездонная моральная и социально-экономическая яма ждет его в далеком, «постперестроечном» будущем… Единственная конкретная, точно осознанная им жизненная цель в его, пока относительно ясном и безоблачном настоящем существовании, заключалась в постоянном стремлении найти себе красивую, умную, нежную, добрую, преданную жену, и он необычайно преуспел на этом, изначально, казалось бы, обреченном на полный провал, поприще именно в Новогоднюю ночь – тихую теплую снежную праздничную ночь, неожиданно оказавшуюся самой Страшной Ночью в году для жителей Рабаула, города, имевшего несчастье иметь в своей черте не разрушаемый проклятый квартал под названием Лабиринт Замороженных Строек, по необъяснимым причинам продолжающих торчать подобно «опухоли неясной этиологии» на общем, относительно благополучном фоне городского пейзажа Рабаула. «Замороженные Стройки» перешли в собственность другому, никому из жителей Рабаула, неизвестному Хозяину, увидевшему в «Стройках» огромную, одному ему понятному, «практическую» ценность и, по этой причине, не собиравшемуся кому-либо уступать свою собственность, на которую у нового Хозяина имелись «большие виды»…
…На, самом же, деле, конечно, поднятая в романе проблема выглядит гораздо шире и глубже, намного глобальнее, чем душевные переживания и любовные новогодние приключения, отдельно взятого молодого человека и, собственно, сама его субъективная история романтического знакомства с прекрасной и таинственной незнакомкой в Новогоднюю ночь, является не более чем красивой ширмой, созданной, исключительно, говоря протокольным языком, в рекламных целях привлечения широкого читательского интереса.
Но, с другой стороны, и в этой, сугубо личной истории знакомства и последующего возникновения настоящего сильного чувства между юношей и девушкой, можно без труда увидеть сказочную, невольно завораживающую человеческое воображение, внутреннюю сущность, наполненную громадной позитивной энергией, заряжающей любого человека, попадающего в самый настоящий «Ад при жизни» на выполнение главного жизненного предназначения – «не отчаиваться и не сдаваться ни при каких, самых бы, казалось, безнадежных обстоятельствах!!!»…
Сказки Замороженных Строек
Той ночью, когда была полностью рассказана «Страшная Сказка» про «Черную Шаль» и начата другая – про некую «Стеклянную Любовь», оставалось совсем немного времени до наступления рассвета, чтобы Александр Сергеевич Морозов сумел бы составить себе полное представление о сюжете, главной идее и композиции следующей истории.
Но, начав говорить про Стеклянную Любовь, Бетонная Бабушка успела высказать следующую мысль, слово в слово запомнившуюся Сашей на весь последующий год, вплоть до очередной «волшебной ночи» в Лабиринте Замороженных Строек:
– Все беды в мире проистекают исключительно по причине человеческой глупости, формы проявления каковой имеют самый разнообразный характер, как-то: предельную или, точнее сказать, запредельную импульсивность решительных поступков, основанных на поверхностном анализе сложившейся ситуации, вследствие чего решительность в данном случае превращается в безрассудство чистейшей воды; неумение подавить в себе при определенном стечении обстоятельств вспышку самого неконструктивного и разрушающего из всех человеческих чувств – слепую ненависть, особенно к близким и любящим носителя ненависти людям; бешеную неукротимость в достижении заветных целей чисто эгосексуального характера, свойственную скорее жеребцам в период гона, чем людям; ну и многое, многое другое вредное, ненужное и опасное, о чем нет времени упоминать сейчас, Саша!
В общем, иными словами, я хотела сказать, что человеческая глупость заключается, прежде всего, в неумении человека противостоять соблазну порока. А последствия капитуляции перед пороком могут оказаться самыми, что ни на есть, ужасными, как это произошло в истории, которую я хочу тебе сейчас поведать.
– Про Стеклянную Любовь?
– Именно! И слушай дальше меня очень внимательно!..
…Один археолог, профессор и доктор исторических наук, вполне уважаемый и самодостаточный человек, некто Вальберг Ян Шустерович однажды в составе международной археологической экспедиции отправился в Ирак. Дома его остались ждать преданная любящая жена и красавица-умница дочь восемнадцати лет. Он обещал им звонить и писать каждые три-четыре дня. Но на третий день пребывания в Мосуле он изменил своей жене с другой женщиной – впервые, кстати, в жизни. Все бы было ничего, но одна из многих миллионов банальных супружеских измен серьезно разгневала кого-то Н е н а з ы в а е м о г о и привела к фатальным последствиям. Яну Вальбергу не повезло – он привез из Ирака вместо обещанных экзотических подарков невероятно жуткую гибель себе, своим жене и дочери… Слушай меня дальше очень внимательно, Саня, и постарайся ничего не упустить… Но только через год…
– Стойте, стойте, бабушка! Хотя бы – малейший намек на причины их жуткой гибели!..
– Он занимался любовью с очень красивой, но, тем не менее, посторонней женщиной на месте стартовой площадки «Золотого Шершня»!
– А что это такое?! Не объясните ли мне поподробнее насчет этого «Золотого Шершня»?!
– Это – «последующая» «всезавершающая» смерть, включающая в себе вместе с первой мнимой, вторую и окончательную – так называемую, «истинную смерть»!!!.. Вот на этой «мажорной» ноте и закончим наш сегодняшний разговор! Встретимся через год, Саша – для вас еще не будет поздно!..
…Четырежды – регулярно каждую Новогоднюю Ночь, бывал Александр Сергеевич Морозов в гостях у Бетонной Бабушки, и каждый последующий раз Бабушка встречала его гораздо приветливее предыдущего. Изысканнее и разнообразнее год от года делался потусторонний волшебный Новогодний праздничный стол, и все больше у Саши появлялось хороших знакомых среди несчастных жильцов Замороженных Строек. Знакомых, просто, становилось с каждым разом все больше и, соответственно, интереснее и насыщеннее делалась обстановка Новогодних праздников, и Саша почти перестал там чувствовать себя скованно, настороженно и странно, как это с ним было во время его самого первого туда попадания…
Параллельно этому, несомненно, позитивному сверхъестественному коммуникативному процессу, в реальном земном мире количество хороших знакомых у Александра Сергеевича катастрофически сокращалось – слишком неадекватным становилось его поведение среди нормальных людей обычного земного мира.
Самое парадоксальное заключалось в том, что Александр Сергеевич в психическом плане оставался стопроцентно нормальным человеком и каким-то образом ему удавалось сохранять, и внутренне, и внешне, полное разумное конструктивное хладнокровие по поводу своих новогодних «инфернальных» путешествий, совсем не будоражившим ему кровь и не затмевающих рассудок. Воспоминаниями о своих новогодних пребываниях в фантастическом мире Замороженных Строек он благоразумно ни с кем не делился. Правда, один лишь раз он сделал исключение по ходу кратковременной «физической близости» с одной своей знакомой, являвшейся не только обворожительной женщиной, но и профессиональным психиатром с высокой ученой степенью доктора медицинских наук. Ее звали Оксана, она была высокой и статной, настоящей русской русоволосой и зеленоглазой красавицей и однажды, просто так получилось, что, познакомившись с нею случайно в поезде дальнего следования, где непредсказуемая судьба предопределила им ехать почти трое суток в одном купе вдвоем, между ними случился короткий бурный «железнодорожный» роман, «под стук», так сказать, «вагонных колес». После случившейся неизбежной близости, Саша вдруг начал ей рассказывать про Бетонную Бабушку, Замороженные стройки, но Оксана с профессиональной тактичностью прервала Александра Сергеевича и посоветовала впредь никогда и никому об этом не рассказывать, и, более того, назвав ему свою настоящую медицинскую специальность, оставила Саше свой рабочий телефон, чтобы он мог обратиться к ней в любое время, когда почувствует «настоятельную потребность пообщаться с высококвалифицированным психиатром». Сказано это было очень тактичным тоном и интимным полушепотом, но Саша после совета Оксаны твердо решил для себя никогда больше не пытаться встретиться с психиатром Оксаной, а, тем более, с ее мужем, тоже психиатром, про которого она ему затем рассказала в порыве «гиперсексуальной откровенности»…
Единственный настоящий друг, Слава Терник, который понял и простил бы Саше любые странности в образе мыслей, и мало предсказуемое поведение, два года назад улетел на стажировку в США, да так там и остался. А в Сашином возрасте (в тот ясный теплый майский вечер, когда о нем взволнованно разговаривали офицеры «Стикса-2», ему уже, как два месяца исполнилось сорок четыре года) заводить новых друзей являлось во всех отношениях проблематичным процессом. Да и постоянной подругой обзавестись Морозов тоже так и не сумел – после достопамятного новогоднего новоселья он встречался месяца два с той симпатичной легкомысленной блондинкой Светой, но она совершенно неожиданно вышла замуж и вскоре переехала с молодым мужем куда-то на Урал. Могла бы в его жизни занять место еще одна женщина, лаборанткой у них на кафедре работала – Анна Караваева. Было ей тридцать девять лет, и за ней на достаточно развратной и, в целом, «загульной» кафедре закрепилась репутация девственницы и сектантки. И она в Александра Сергеевича вроде бы постепенно влюбилась, ну, разумеется – в специфических «сектантских пределах», однажды даже неуклюже попытавшись объясниться ему в незатейливых хитросплетениях простой, ясной и чистой, как слеза, сектантской любви. Ничего хорошего из этого объяснения не получилось – Саша ходил злой, как черт, дня три, наверное. В глубине души он до сих пор, конечно же, лелеял Мечту… – встретить скромную и умную красавицу, полюбившую бы его с первого взгляда не за отсутствовавшие опереточные внешность и деньги, а за гениальность и доброту. Но, с каждым уходящим в прошлое, годом, Мечта делалась все более недостижимой, и, чтобы сильно не расстраиваться по поводу неудавшейся личной жизни, он целиком уходил в работу по расшифровке ночных магнитофонных записей, совсем забросив плановые кафедральные темы, чем начал вызывать раздражение коллег и факультетского руководства.
Беспокойство «разведки Алялватаски» и «Стикса-2» по поводу его деятельности, к сожалению, имело под собою реальную почву. Но Верховные Унгарды и руководство «Стикса-2» не располагало всей совокупностью фактов, развивавшейся вокруг Морозова непростой ситуации, точно также, как и никто в спецслужбах обеих дружественных Параллелей не имел ясного представления о том, что, все-таки, из себя представляли, так называемые, «пайкиды»?!
А вся «петрушка-заварушка» для Саши Морозова, как ей, в общем-то, и полагалось, началась в разгар празднования встречи Четвертого Нового Года, прошедшего после той роковой ночи, когда он впервые попал в «заколдованный мир» Замороженных Строек и принес оттуда домой запаянную инкунабулу с первой Сказкой под названием «Черная Шаль»…
…Вторая Сказка поименованная Бетонной Бабушкой «Стеклянной Любовью» подходила к очередному замысловатому завитку запутанного сюжета, и Саша, как это обычно происходило раньше, приготовился вскоре очутиться в укромном тупичке-закутке недостроенной двенадцатиэтажки на восьмом этаже, но на сей раз все получилось совсем иначе, чем это происходило раньше.
Вместо того, чтобы начать прощаться, Бабушка сделала продолжительную многозначительную паузу и обратилась к нему необычным торжественным голосом, что немедленно насторожило чуткого филолога, интуитивно «почуявшего» неожиданное изменение привычного сказочного сюжета:
– Александр!
– Да, бабушка!
– Ты бы не хотел сегодня задержаться у нас подольше?!
– Скажу честно – с удовольствием и сочту за честь!
– Тебе не страшно у нас бывать?!
– С чего Вы взяли, Бабушка?! – искренне изумился Александр Сергеевич. – Напротив: я очень люблю бывать у Вас в гостях и мне, просто-напросто, приходится затем страшно тосковать в течение целого года по, следующей, нашей с вами, встрече и продолжению, прерванной на самом интересном месте, очередной сказки!
– Что-ж! Ты не представляешь – насколько я рада слышать такие слова, а главное, что они являются сущей правдой! – доселе бесстрастное и гладкое, как поверхность асфальтового озера, лицо Бабушки едва не покрылось сложным узором трещин нежности и умиления. – Я не ошиблась в тебе, Александр! Никто из нас не ошибся! Ты – настоящий «кремень», хотя и внешне производишь жалкое впечатление «мягкотелого» интеллигента!
Саша озадаченно молчал, не совсем понимая – куда клонит Бабушка и поэтому с нетерпением ожидал продолжения ее панегерика в свой адрес.
Но Бабушка, оставив, ни к чему не обязывающие, восхваления и комплименты, перешла на деловой и доверительный тон:
– С тобой, Александр, хотел бы поговорить один человек … – Бабушка, наверняка, хотела сказать больше, чем у ней получилось, и прервала, как показалось Саше, фразу на полуслове, особенным, «прощупывающим» взглядом посмотрев Саше прямо в глаза.
– Я готов, Бабушка! На любую тему и – хоть с кем! – едва ли не вытянулся по «стойке смирно» Саша, смутившись мелькнувшей у него в голове мысли о том, что Бабушка, все же, не до конца ему еще пока доверяла.
– Молодец! – в темных бездонных глазах Бабушки блеснул огонь одобрения и голосом, заметно потеплевшим, она продолжила: – Тема разговора тебе покажется интересной и перспективной, а сам человек – тоже интересным, и очень серьезным. Он, действительно, очень интересный и очень серьезный человек, и прибыл к нам необычайно издалека специально для того, чтобы поговорить не с кем-нибудь, а, именно, с тобой, Саша!
– Я польщен, Бабушка!
Обещанная Бетонной Бабушкой, встреча с «интересным и серьезным человеком» состоялась в общем зале, но за отдельным столиком – в некотором отдалении от пиршественных столов, построенных громадной по протяженности буквой «П», за которыми по полной праздничной программе, куда теперь даже входил алкоголь специфического «потустороннего разлива», «отрывались» сотни, а, может, и тысячи жильцов Лабиринта.
Человек, пригласивший Александра Сергеевича о чем-то срочном, важном и неотложном побеседовать за отдельный столик, резко отличался от людей, пивших сейчас душистое фиолетовое вино за «общими» столами, уходившими в туманную морозную бесконечность.
Собеседник Саши Морозова отличался от, так сказать, основной части «массовки», прежде всего, не выдуманным реализмом собственного образа – печального и усталого, но одухотворенного великой конструктивной светлой идеей, бескомпромиссного борца со Вселенским Злом. Другими словами, симпатичный бородач, крепко пожавший Александру Сергеевичу руку со словами: «Очень приятно с вами познакомиться воочию, Александр – много был наслышан о Вас!», более всего походил на классического «революционера» всех, фигурально выражаясь, времен и народов… Был бородач высок и строен, и аккуратно подстриженной седой бородкой, молодыми ярко-синими глазами и густыми седыми кудрями, ниспадавшими ажурными кольцами почти на самые плечи, смутно кого-то напоминал Александру Сергеевичу. И несколько Александр Сергеевич обалдело жал руку, забывшего ему представиться, синеглазому симпатичному бородачу, чувствуя, как больно врезаются в ладонь, безусловно, баснословно дорогие, самоцветные перстни, украшавшие каждый из десяти пальцев бородатого незнакомца.
– Присаживайтесь, Александр! – по своей инициативе прервав затянувшееся чересчур крепкое рукопожатие, радушно пригласил бородач Александра Сергеевича за богато сервированный столик. – Праздничная ночь почти на исходе и времени у нас с вами осталось совсем мало, а рассказать мне Вам необходимо так много! Время, будь оно неладно, поджимает или, даже, по-настоящему, уже сжимает! Сплющивает, одним словом! Мне пришлось очень долго добираться до места встречи с Вами, Александр! Путь мой был, поверьте весьма непрост, и в какой-то момент я полностью отчаялся найти верную дорогу, и лишиться, тем самым, реального и так необходимого мне шанса увидеться с Вами!
Морозов осторожно присел на краешек богатого стула, вырезанного, с виду, из цельного куска безумно дорогого сорта дерева и приготовился выслушать, не перестававшего улыбаться, чересчур, как ему показалось, многословного, загадочного и странноватого бородача, за невольным своим «многословием», пытавшимся, возможно, скрыть, обуревавшие его, жуткие нервные фобии и неизвестные Саше, страхи. Иными словами, от симпатичного синеглазого бородача исходила мощная волна невероятно дикой, почти маниакальной, озабоченности, на ментальном уровне сразу машинально начавшей передаваться и профессору Морозову. Так что Саше пришлось приложить максимум волевых усилий, чтобы не «сорваться» вслед за своим собеседником в «пучину бездонной неуверенности в себе и – в своих умственных и морально-волевых возможностях». Хотя и, Саша вполне допускал, что сильно преувеличивает собственные «квази-ощущения», неоправданно «сгущая краски» и «нагоняя жути».
– Меня зовут Рагнер, а фамилия моя – Снежный! – объявил, прежде всего, бородач. – Это мои настоящее имя и фамилия, и здесь, на этом Празднике я присутствую «инкогнито» – под вымышленным именем и выдуманной должностью, Александр! – и с этими словами Рагнер Снежный разлил по бокалам темно-розовое вино из пузатой бутыли причудливой формы, отчего над столиком немедленно разлился аромат свежесорванного спелого винограда.
– За – знакомство! – приглашающе поднял Рагнер Снежный свой бокал и вытянул, слегка дрожавшую в нервном треморе, руку навстречу бокалу Александра и неожиданно добавил: – Я, кстати, давно уже мечтал с вами познакомиться, Александр!
– Неужели?! – искренне изумился Саша, отчего его жидкие брови сильно изогнутыми дугами взлетели кверху.
Рагнер лишь многозначительно усмехнулся в ответ на непроизвольный эмоциональный вопрос Саши, протягивая свой бокал навстречу бокалу собеседника.
Бокалы легонько соприкоснулись в воздухе, заполнив пространство над столиком нежным благородным и мелодичным переливчатым звоном.
– За – знакомство! – лишь только утих волшебный звон бокалов, машинально повторил Александр Сергеевич и, следуя заразительному примеру Рагнера Снежного, испытывавшему, видимо, сильную жажду, залпом до дна, с удивившей его самого легкостью, осушил пол-литровый бокал.
Профессор Морозов не сдержался и не мог не похвалить залпом выпитое вино:
– Великолепная штука!
– Эту бутылку я привез специально для Вас, Александр! Виноград, из которого было отжато это вино, когда-то произрастал на склонах небезызвестной вам, горы Олимп!
– Вы – серьезно?! – недоверчиво спросил профессор Морозов, и не совсем понятно было, что он подразумевал под своим, невольно заданным, вопросом: то, что это, воистину, бесценное вино оказалось привезенным специально для него или, что, действительно ли эта лоза была выращена на склонах легендарного Олимпа дохристианской эпохи?!
– Абсолютно! – улыбнулся Рагнер Снежный, истолковавший вопрос Саши однозначно в первом варианте: – И – вполне заслуженно, Александр! Вы честно заслужили столь высокий знак внимания со стороны Сильных Мира Сего – ваша красивая, сильная, добрая и необычайно смелая душа, не признающая никаких компромиссов, помогла перекинуть мостик из счастливого мира Земли в мир заблудившихся во времени и пространстве душ! Другими словами, вы – настоящий Сказочник, Александр Сергеевич! Сказочник с большой буквы «С»!
– Спасибо вам на добром слове! – искренне поблагодарил Рагнера Морозов и машинально улыбнулся вежливой улыбкой болезненно застенчивого человека, неизменно остро и глубоко реагирующего на открытые похвалы и комплименты в свой адрес, хотя и в комплименте Рагнера Снежного ему почудился некий «двойной смысл».
– Я встретился с тобой, Александр, чтобы предупредить: как бы по этому мостику на Землю не пробрались опасные чудовища! – никак не отреагировав на естественные изъявления благодарности собеседником, продолжил Рагнер уже совсем другим тоном и незаметно, дабы, видимо, придать большую доверительность продолжающемуся разговору, перейдя на «ты», без какого-бы то ни было намека на маргинальную фамильярность.
– Какие чудовища?! – несколько индифферентно поинтересовался сильно захмелевший после пол-литрового бокала волшебного вина Саша.
– Они явятся к вам в разгар Новогодней Ночи – ровно через год! – Рагнер Снежный больше не улыбался. – Я должен быть предельно честным перед Вами, Александр Сергеевич, дабы у нас впоследствии не возникало бы даже самой слабой тени на взаимное недоверие и недопонимание, и поэтому сразу оговорюсь, что ясного, точного, стопроцентно соответствующего действительности, понимания сущности этих, упомянутых мною, Чудовищ, у меня пока нет! И потому прошу Вас принять мой рассказ с некоторой долей поправки на условность документальной достоверности. Но, в основном, я Вам сейчас расскажу правду! Слушайте меня внимательно…
Они придут к вам в ваш мир тайно и вы примете их не за тех, кем они на самом деле являются и тогда, пользуясь этим вашим роковым заблуждением, они захватят вас врасплох – фигурально выражаясь, «собьют с ног» и «наденут» так, как «надевают» -накалывают жука на булавку умелые руки опытного энтомолога!
Ваши возможные будущие враги обитают совсем в иной Ойкумене! И, это – очень древняя Ойкумена! Возраст этой Ойкумены насчитывает несколько миллионов земных лет, и за такой срок ее обитатели превратили собственную мораль в сплав из десятков тысяч пороков эгоистичного характера, имевших место быть у сотен видов разумных живых существ из множества, поглощенных этой ненасытной Ойкуменой миров, счастливых в своем полном неведении относительно нависавшей над ними смертельной опасности!
Хоть я и употребил выражение – «несколько миллионов земных лет», но смею вас уверить, Александр, что хронология вышеупомянутой мною Ойкумены исчисляется совсем иными категориями, не имеющих принципиальных аналогов в родственных параллельных мирах Большой и Сказочной Руси.
Назовем эту Ойкумену условно: «Кочевой Конгломерат Пайкидов», хотя в разных Параллелях она имеет разные названия и различное представление о степени исходящей от нее потенциальной угрозы. Ойкумена Пайкидов – совершеннейший мимикрический организм, способный легко и незаметно проникать в принципиально чуждое им пространство и начинать активно функционировать в несуществующем для них времени. А самое плохое заключается в том, что они абсолютно реальны – точно также, как и вы, Александр! Про себя и про них, – он кивнул в сторону большого праздничного стола, я не говорю – вы, вероятно, до сих пор не верите до конца в полную реальность нашего существования!
– Да нет – скорее наоборот! – усмехнулся Александр Сергеевич. – Я перестаю верить в полную реальность собственного, а – не вашего, существования!
Усмехнулся и Рагнер, и, судя по характеру усмешки, ответ Морозова ему понравился, но он никак не прокомментировал ремарку последнего, продолжив говорить о злобных, ужасных и коварных тварях, условно поименованных им «Пайкидами»:
– Стратегической основой внешней политики «Кочевого Конгломерата Пайкидов» является исключительно ярко выраженная агрессия, ни в коей мере не провоцируемая объектом агрессии. Наиболее характерные черты Пайкидов-агрессоров: изощренное коварство и холодная расчетливая жестокость – безликий рационализм хищного насекомого в сочетании со сверхчеловеческим интеллектом. Много и других странных, пугающих и непонятных простому русскому человеку, манер и привычек есть у этих проклятых «пайкидов»! И они ими пользуются с максимальной эффективностью… – Рагнер задумчиво умолк на пару секунд, доброжелательно, и, вместе с тем, изучающе, глядя на Сашу. – Времени, еще раз можно повториться, у нас с вами очень мало, и о Пайкидах вы, Александр, все необходимое еще успеете узнать, а сейчас я приступлю непосредственно к делу, ради которого и прибыл сюда…
Единственное, что я еще имею время и право сказать вам, Александр о вашем будущем противнике, так это то, что для попадания в пределы Земного Мира они, предположительно, научились использовать «пустые оболочки» «развенчанных» древних земных богов, за ненадобностью давным-давно выкинутых на историческую «свалку памяти» и где до сих пор большинство из них болтаются в «астральных пространствах полного забвения», никому не нужные и никем не востребованные… За некоторыми, к прискорбию, исключениями… – Рагнер сделал паузу, во время которой внимательно посмотрел прямо в глаза Морозову, чтобы, видимо, лучше понять: правильно ли понимает собеседник его туманные «астральные» недосказанные намеки?!
– Я прекрасно понял вас, Рагнер! – ободряюще улыбнулся Рагнеру Снежному Александр Сергеевич и ответил ему, скорее из чувства такта и ради соблюдения банальной вежливости, так, как на самом-то деле он почти ничего не понял из сумбурного фантастического рассказа собеседника, и озвученные сведения не произвели на Александра Сергеевича должного глубокого впечатления, на какое, возможно, рассчитывал Рагнер: – Вы хотите мне сказать, что эти самые таинственные «пайкиды», не имеющие возможности материализоваться при помощи каких-то конкретных форм в условиях земных пространства и времени сумели влезть внутрь шкуры какого-то древнего фольклорного чудища и, тем самым вдохнув в него жизнь, в таком вот неприглядно-непристойном виде явились к вам, в Сказочную Русь, а затем – на Новый Год явятся и к нам на Землю!
– Приятно все-таки иметь дело с, по настоящему умным человеком, Александр Сергеевич! – несколько в театральной, чуть-чуть фальшивой, манере проаплодировал Рагнер, напряженно и откровенно испытующе глядя на Морозова. – Вы совершенно правильно меня поняли и тогда легко поймете все остальное. Слушайте меня дальше предельно внимательно, уважаемый Александр Сергеевич!
Наша Лесная Армия Борьбы против Пайкидов, сокращенно – ЛАБП, предлагает вам, Александр Сергеевич, конкретное сотрудничество. Само по себе это достаточно опасно, можно даже смело сказать – очень опасно для жизни, поэтому я должен получить от Вас личное согласие, либо – не согласие.
– Согласие – в чем?!
Вместо ответа, именуемый себя Рагнером, достал откуда-то из внутреннего кармана темно-синего бархатного кафтана, в который был облачен по случаю Праздника, небольшой, но ощутимо увесистый, кожаный мешочек. Внимательно оглядевшись по сторонам: не наблюдает ли кто из гостей за их столиком, Рагнер выложил мешочек перед Александром Сергеевичем со словами:
– Сейчас я Вам все объясню.
Развязав мешочек, таинственный и загадочный собеседник Морозова достал оттуда поочередно несколько миниатюрных предметов, представлявших собой необычайно изящные «безделушки», на самом деле имевшими прямое и непосредственное отношение к таинственному миру древних «оберегов», обладающих колоссальной магической мощью.
Все, без исключения, продемонстрированные Рагнером предметы, чисто внешне выглядели настоящими шедеврами ювелирного искусства, отлитыми в незапамятные времена из благородных металлов, в органичном сочетании с редкими драгоценными камнями. Эти предметы, с точки зрения изумленно таращившего на них близорукие глаза, Саши безусловно обладали огромной рыночной стоимостью. Рагнер доставал их из кожаного мешочка поочередно: первым был извлечен наружу, вне всякого сомнения, золотой медальон на золотой же цепочке. Рагнер подержал его некоторое время на весу и, только после этого положил на поверхность стола прямо перед собой.
Вслед за золотым медальоном появился массивный перстень – многогранный красно-фиолетовый камень, оправленный тонкими кружевами червонного золота. Дав возможность полюбоваться перстнем Морозову несколько секунд, Рагнер осторожно положил его рядом с медальоном.
Потом, с точно выверенным интервалом в одну секунду Рагнером, чьи длинные гибкие пальцы порхали перед Морозовым с ловкостью, присущую карточным фокусникам, оказались извлеченными семь увесистых серебряных фигурок невиданных животных, ни в коей мере не напоминавших «семь знаменитых слонов удачи».
