Вскрытие показало… Корнуэлл Патрисия
Марино медленно пересек спальню и встал рядом со мной.
— Он поднялся по лестнице.
— По какой лестнице? — спросила я.
В спальне было два окна. То, на которое смотрел Марино, было открыто и находилось ближе к кровати.
— По пожарной лестнице, — объяснил Марино. — Снаружи на стене есть старая пожарная лестница. Ступени ржавые. Ржавчина осталась на подоконнике — наверное, от его ботинок.
— И ушел он тем же путем, — вслух подумала я.
— На сто процентов не уверен, но очень может быть. Дверь на первом этаже была заперта. Нам пришлось ее выламывать. Во дворе, под пожарной лестницей, высокая трава, — продолжал Марино, выглянув в окно, — а следов нет. В ночь на субботу лило как из ведра — а это нам не на руку.
— В комнате есть кондиционер? — Я взмокла, что неудивительно: в спальне висел тяжелый трупный запах, было сыро и жарко.
— Нет, — отвечал Марино. — Ни кондиционера, ни вентилятора. — Он ладонью вытер испарину с лица. Его седые волосы сосульками свисали на влажный лоб, под воспаленными глазами залегли темные круги. Казалось, Марино не спал и не умывался как минимум неделю.
— Окно было заперто? — спросила я.
— Нет, оба окна были открыты. — Тут мы одновременно повернулись к двери, и лицо Марино вытянулось от удивления. — Какого черта?..
С первого этажа доносился женский крик. Послышались шаги по лестнице и голоса — видимо, мужчины не хотели пускать какую-то женщину в дом.
— Вон из моего дома! О боже! Пошел вон, козел! — вопила женщина.
Марино вихрем пронесся мимо меня и загрохотал вниз по деревянным ступеням. Я слышала, как он что-то кому-то сказал, и крики прекратились. Громкие голоса перешли на полушепот.
Я начала предварительный осмотр.
Температура мертвого тела совпадала с температурой воздуха в комнате, трупное окоченение уже прошло. Женщина окоченела почти сразу после смерти, но температура воздуха повышалась, и одновременно повышалась температура трупа. В конце концов мышцы женщины размягчились, словно ужас смерти отпустил несчастную.
Мне не пришлось ворошить постель, чтобы рассмотреть труп. Я почти не дышала, и даже сердце, казалось, перестало стучать. Осторожно набросив на убитую покрывало, я стала стягивать перчатки. Вне лабораторных условий я больше ничего не могла сказать о характере убийства. Ничего.
Я услышала на лестнице шаги Марино и собралась было попросить его проследить, чтобы тело доставили в морг вместе с постельными принадлежностями, но слова застряли у меня в горле. Не в силах выдавить ни звука, я уставилась на дверь.
В дверном проеме за спиной сержанта маячила Эбби Тернбулл. Марино что, совсем рехнулся? Что он делает? Впустил эту акулу, по сравнению с которой остальные журналисты — просто золотые рыбки!
В следующий момент я отметила, что на Эбби босоножки, синие джинсы и белая хлопчатобумажная блузка навыпуск. Волосы журналистка кое-как заколола на затылке, на лице — ни следа косметики. В руках Эбби не было ни диктофона, ни блокнота, только объемистая парусиновая сумка. Она увидела кровать, и лицо ее перекосилось от ужаса.
— Господи, нет! — Эбби подавила крик, зажав себе рот рукой.
— Да, это она, — вполголоса произнес Марино.
Эбби приблизилась к кровати, не отрывая взгляда от убитой.
— Боже мой, Хенна! Нет, не может быть!
— Это была ее комната?
— Да. Пожалуйста, не надо вопросов. Боже!..
Марино кивнул полицейскому, которого я не могла видеть, чтобы тот проводил Эбби вниз. Я слышала, как шаркает по ступеням убитая горем журналистка.
— Сержант, вы понимаете, что делаете? — тихо спросила я.
— А то. Я всегда понимаю, что делаю.
— Она там, внизу, кричала, — продолжала я охрипшим от ужаса голосом. — Кричала на полицейских.
— На полицейских, как же! Тернбулл кричала на Болца — он как раз спустился.
— На Болца? — опешила я.
— И Тернбулл можно понять, — равнодушно продолжал Марино. — Это ее дом. Кому понравится, когда у его дома торчит целая толпа и не пускает хозяина?
— Так Болц не пускал ее в дом? — задала я идиотский вопрос.
— Болц и еще парочка наших парней. — Марино передернул плечами. — Нам придется с ней поговорить. Кто бы мог подумать! — Он перевел взгляд на кровать, и глаза его блеснули. — Убитая — сестра Эбби.
Гостиную заливало солнце. Она была наполнена комнатными растениями, как оранжерея. Комната находилась на втором этаже и носила следы недавнего (и явно обошедшегося в кругленькую сумму) ремонта. На дубовом паркете лежал большой ковер — индийский, хлопчатобумажный, с бахромой и геометрическим зелено-голубым узором по белому полю. Мебель тоже была белая, с острыми углами. На диване в художественном беспорядке располагались подушечки пастельных тонов. На беленых стенах развешена внушительная коллекция репродукций с монотипа местного художника-абстракциониста Грегга Карбо. Комната не несла никакой функциональной нагрузки. Эбби, по-видимому, обустраивала ее, руководствуясь исключительно собственными вкусовыми предпочтениями. Гостиная мисс Тернбулл впечатляла и обдавала холодом, красноречиво свидетельствуя о головокружительной карьере и цинизме хозяйки.
Сама она, поджав ноги, притулилась в уголке обитой белой кожей кушетки и нервно курила длинную тонкую сигарету. Я никогда особенно не рассматривала Эбби, а зря — ее внешность заслуживала внимания. Во-первых, у нее были разные глаза — один с прозеленью, другой — нет; во-вторых, полные губы, казалось, случайно попали на это лицо — они совсем не сочетались с длинным тонким носом. Каштановые волосы Эбби, пушистые на концах и седеющие, производили впечатление щетки, покалывающей плечи владелицы. Скулы были высокие, вокруг глаз и рта наметились «гусиные лапки». Стройная и длинноногая Эбби казалась мне ровесницей, хотя, возможно, была на несколько лет моложе.
Эбби смотрела на нас с Марино глазами испуганной лани. Сержант поднялся и закрыл дверь за полицейским.
— Примите мои соболезнования. Я понимаю, как вам сейчас тяжело, — начал было Марино свою обычную в таких случаях речь. Он мягко объяснил Эбби, насколько важны для следствия ее ответы на все вопросы и каждая мелочь, которую ей удастся вспомнить о сестре, например: ее привычки, ее друзья, ее работа, — хорошо бы побольше таких подробностей. Эбби словно окаменела и не издавала ни звука. Я села напротив.
— Вас ведь не было в городе? — спросил Марино.
— Не было. — Голос Эбби дрожал, ее трясло, будто в ознобе. — Я уехала в пятницу днем, чтобы встретиться с одним человеком в Нью-Йорке.
— По какому поводу?
— По поводу книги. Я собираюсь заключить контракт на написание книги. У меня была встреча с моим агентом. Потом я заскочила к другу.
На стеклянном журнальном столике беззвучно включился диктофон. Эбби подняла на него невидящий взгляд.
— Вы звонили сестре из Нью-Йорка? Или, может быть, она вам звонила?
— Вчера вечером я пыталась ей дозвониться, чтобы сообщить, когда вернусь. — Эбби глубоко вздохнула. — Телефон не отвечал. Мне это не понравилось. Но потом я подумала, что Хенна просто пошла куда-нибудь развеяться. С вокзала я ей не звонила. Я имею в виду железнодорожный вокзал. У нее сегодня должны были быть уроки. Я взяла такси. Никакие предчувствия меня не мучили. Но я все поняла, только когда увидела, что дом оцеплен…
— Как долго ваша сестра жила с вами?
— Прошлой осенью Хенна рассталась с мужем. Она хотела сменить обстановку, подумать, разобраться во всем. Я предложила ей пожить у меня, пока она не успокоится или не решит вернуться к мужу. Это было осенью. Точнее, в конце августа. Хенна переехала ко мне и устроилась на работу в университет.
— Когда вы ее видели в последний раз?
— В пятницу днем. — Голос Эбби сорвался. — Хенна отвезла меня на вокзал. — Эбби заплакала.
Марино извлек из заднего кармана мятый носовой платок и вручил его журналистке.
— Вы не знаете, чем ваша сестра намеревалась заняться в выходные?
— Хенна собиралась поработать. Она мне сказала, что останется дома и будет готовиться к урокам. Вроде бы больше у нее не было никаких планов. Хенна была домоседка. У нее была пара подруг, тоже преподавателей. А работы — выше головы. Хенна говорила, что в субботу сходит за продуктами, вот и все.
— А в какой супермаркет она обычно ходила?
— Понятия не имею. Какая разница? Она ведь все равно туда не пошла. Меня тут уже просили проверить, не заметила ли я что-то необычное на кухне. Продуктов там точно нет. В холодильнике шаром покати. Хенну, наверное, убили в ночь на субботу. Как и всех остальных. Пока я прохлаждалась в Нью-Йорке, Хенна лежала тут. Совсем одна!..
С минуту мы молчали. Марино с непроницаемым лицом осматривал гостиную. Эбби дрожащими руками зажгла очередную сигарету и повернулась ко мне.
Я уже знала, о чем она меня сейчас спросит.
— Картина преступления такая же, как в предыдущих случаях? Я знаю, вы уже осмотрели ее. — Эбби замолчала, пытаясь взять себя в руки. Когда она снова заговорила, мне показалось, что еще секунда — и черная туча ее отчаяния разразится истерикой: — Что он с ней сделал?
Я поймала себя на том, что произношу:
— Пока экспертиза не закончена, я ничего не могу вам сказать.
— Ради бога, я должна знать! Это же моя сестра! — вскричала Эбби. — Я хочу знать, что сделал с ней этот выродок! О боже! Ей было больно? Умоляю, скажите, что ей не было больно!..
Эбби плакала, а мы даже не пытались ее успокоить. Она осталась наедине со своим горем. Боль воздвигла между Эбби и окружающими стены такой высоты, что ни один смертный не смог бы нарушить священные границы ее скорби. Мы с Марино сидели молча. Сержант смотрел на Эбби застывшим, непроницаемым взглядом.
Как же я ненавидела себя в такие моменты! Вот я сижу — холодная, стерильная, вся из себя высокопрофессиональная — и изъясняюсь медицинскими терминами с человеком, который обезумел от горя! Что я должна была ответить Эбби? «Конечно, мисс Тернбулл, вашей сестре было очень больно. А как же иначе — сначала она почувствовала, что в спальне кто-то чужой, потом стала осознавать, чем все закончится. Да, она испытала животный ужас, усугубленный еще и вашими же, мисс Тернбулл, заметками в газетах. Это не говоря о физических страданиях»?
— Ну конечно, разве вы скажете! — Эбби разозлилась, фразы ее стали отрывистыми и ядовитыми: — Знаю ваши штучки! Вы мне ничего не расскажете, потому что Хенна — моя сестра. Зачем вам раскрывать карты? Все это мне известно не хуже вашего. Но какой смысл скрывать от меня подробности? Сколько еще женщин должен убить этот козел, чтобы копы его наконец-то вычислили? Шесть, десять, пятьдесят?!
Марино не сводил с Эбби непроницаемых глаз.
— Не надо всех собак вешать на полицию, мисс Тернбулл, — выдавил он. — Мы ведь хотим вам помочь…
— Да пошли вы со своей помощью! — рявкнула Эбби. — Где вы были на прошлой неделе? Где, мать вашу?
— На прошлой неделе? Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду того козла, что следил за мной, когда я возвращалась с работы! — разорялась Эбби. — Он сел мне на хвост. Пришлось даже заехать в магазин. Я думала, я от него избавилась! Как бы не так! Через двадцать минут я вышла, а он тут как тут! В своей поганой машине! И опять все сначала. Я позвонила в полицию, как только добралась до дома. И что? Ни-че-го! Через два часа приехал коп, спросил, все ли в порядке. Я ему все рассказала — и машину описала, и номер дала. Думаете, он меня слушал? Ни слова не сказал! А я уверена — Хенну убил тот козел в машине! Моя сестра мертва! Ее больше нет, потому что одному копу было лень поискать тачку с известными номерами!
В глазах Марино появились проблески интереса.
— Когда все это случилось?
Эбби на минуту задумалась.
— Во вторник. Завтра как раз неделя. Примерно в десять, может, в половине одиннадцатого вечера. Поздно, одним словом. Я допоздна работала, заканчивала статью…
Марино смутился.
— Хм, поправьте меня, если я ошибаюсь. Во вторник вы работали в ночную смену, с шести вечера до двух ночи, верно?
— Нет, в прошлый вторник я поменялась дежурством с одним сослуживцем. Я должна была приехать пораньше, чтобы закончить заметку, которую редактор хотел поместить в следующем номере.
— Понятно, — произнес Марино. — Так что с машиной? Когда вы заметили «хвост»?
— Трудно сказать. Где-то через несколько минут после того, как выехала со стоянки. Этот придурок, наверное, ждал меня. Может, раньше уже видел, не знаю. Но он чуть ли не цеплялся за мой задний бампер и фары включил. Я поехала медленнее — думала, он обгонит. Он тоже сбавил скорость. Я поехала быстрее — и он поднажал. Я не могла от него отделаться. Мне не хотелось, чтобы он проследил, где я живу, поэтому я решила поехать в Фарм-Фреш. Но он не отстал. Этот гад, видимо, колесил по району, а может, поджидал меня на ближайшей улице. И дождался-таки, урод, и до дома проводил.
— Вы уверены, что вас преследовала одна и та же машина?
— Это был новый «ягуар» черного цвета. Я абсолютно уверена. Я связалась с дорожным патрулем и сообщила им номер, раз полицейские решили себя не утруждать. Оказалось, что машину взяли напрокат. Я нашла адрес этой конторы. А номер машины у меня записан, если вам интересно.
— Конечно, — отвечал Марино.
Эбби порылась в сумке и извлекла клочок бумаги. Ее руки дрожали.
Марино взглянул на номер и сунул бумажку в карман.
— Итак, что же было дальше? Машина вас преследовала. До самого дома?
— Ну да. Куда ж мне было деваться? Не могла же я всю ночь кататься по улицам. Этот урод видел, где я живу. Я первым делом позвонила в полицию. Думаю, пока я звонила, он уехал — я потом посмотрела в окно, но никакой машины уже не было.
— А раньше вы видели эту машину?
— Не могу сказать. Конечно, мне попадались черные «ягуары». Только откуда мне знать, тот это «ягуар» или нет?
— Вам удалось рассмотреть водителя?
— Нет — было темно, и мне было неудобно оборачиваться. Но я точно помню, что в машине находился один человек — водитель.
— Вы уверены, что это был мужчина?
— Я видела широкие плечи и коротко стриженную голову. Думаю, достаточно, чтобы сделать вывод — машину вел мужчина. Это был кошмар! Выродок сидел очень прямо и сверлил глазами мой затылок. Представляете — темная тень, которая пялится на вас! Он ехал, чуть ли не касаясь моего бампера. Я все рассказала Хенне. Я предупредила ее, чтобы она была осторожнее и следила, не появится ли где черный «ягуар», а если появится, чтобы немедленно звонила в «911». Хенна знала, что творится в городе. Мы с ней обсуждали эти убийства. Господи! В голове не укладывается! Она же знала! Я же говорила ей, что нельзя оставлять окна открытыми! Что надо быть начеку!
— Вы хотите сказать, что ваша сестра обычно оставляла окно незапертым или даже открытым?
Эбби кивнула и вытерла глаза.
— Хенна всегда спала с открытыми окнами. В доме бывает очень жарко. Я все собиралась купить кондиционер, думала установить его к июлю. Да я и дом-то купила незадолго до приезда Хенны. А это было в августе. Дел и так хватало, а тут осень, потом зима… Покупка кондиционера как-то отодвинулась на второй план. Господи! Я ей тысячу раз говорила! Хенна вечно витала в облаках. Она была такая рассеянная! Ей постоянно приходилось обо всем напоминать. Даже о том, что надо пристегивать ремни безопасности. Хенна младше меня. Поэтому она терпеть не могла, когда я начинала учить ее жизни. Мои наставления от нее отскакивали как от стенки горох. А я предупреждала! Я обо всем ей рассказывала — не только об этих убийствах, но и об изнасилованиях, и о грабежах. Она лишь нетерпеливо пожимала плечами. Просто не хотела слушать. Бывало, только начнешь серьезный разговор, как Хенна перебивает: «Ах, Эбби, ты все видишь в черном свете. Давай сменим тему». У меня был револьвер. Я говорила Хенне, чтобы она держала его у кровати, когда меня нет. Но она к нему и не прикасалась. Никогда! Предлагала же научить ее стрелять, купить пистолет для нее — Хенна ни в какую! И чем все закончилось? Моей сестры больше нет! Господи! Какое значение теперь имеют ее привычки, зачем о них рассказывать?
— Огромное значение! Для нас все крайне важно.
— Нет, привычки моей сестры тут ни при чем. Я знаю, за кем охотился маньяк. Он понятия не имел о существовании Хенны! На ее месте должна была быть я!
Повисло молчание.
— Почему вы так решили? — мягко спросил Марино.
— Если тот урод в машине и есть маньяк, то он охотился за мной. Я знаю. Не важно, кто он, важно, что я писала о нем. А заметки-то подписаны моим именем. Он знает, кто я такая.
— Возможно.
— Не возможно, а точно.
— Не исключено, мисс Тернбулл, что маньяк охотился за вами, — спокойно произнес Марино. — Но мы не можем утверждать это на сто процентов. Мы должны отрабатывать все версии. А вдруг он видел где-нибудь вашу сестру — например в кампусе, в ресторане или в магазине. Может, преступник не знал, что Хенна жила с вами, особенно если он выслеживал ее, когда вы были на работе, — я хочу сказать, когда Хенна возвращалась вечером одна и открывала дверь своим ключом. Может, преступнику и в голову не приходило, что вы — сестра Хенны. Вдруг это просто совпадение? Вспомните, куда ваша сестра ходила чаще всего. Какой-нибудь ресторан, бар, что-то в этом роде?
Эбби снова вытерла глаза и стала вспоминать.
— На улице Фергюсон есть одно кафе, до него от школы рукой подать. От Школы дикторов, я имею в виду. Хенна обедала там пару раз в неделю. По барам она не ходила. Время от времени мы с ней ужинали в ресторане «У Анджелы» на юге, но Хенна не бывала там одна. Конечно, она ходила по магазинам. Не знаю, по каким. Я за ней не следила.
— Вот вы говорите, Хенна переехала к вам в августе прошлого года. А она уезжала на выходные или, может быть, путешествовала?
— Вы что, думаете, ее выследили за городом? — с сомнением спросила Эбби.
— Я только пытаюсь выяснить, где она бывала и где не бывала.
Эбби нехотя произнесла:
— В позапрошлый четверг Хенна ездила в Чэпел-Хилл. Она хотела встретиться со своим бывшим мужем, а потом с подругой. Хенны не было почти неделю — она вернулась только в среду. Как раз началась летняя сессия — сегодня первый день занятий…
— А муж Хенны здесь бывал?
— Нет, — осторожно ответила Эбби.
— Он что же, был груб с вашей сестрой, бил ее?
— Нет, — быстро перебила Эбби. — Джефф ничего такого не делал. Просто они решили, что им надо отдохнуть друг от друга. У них до скандалов не доходило. Мою сестру убил тот же козел, что и остальных четырех женщин!
Марино изучал диктофон. На диктофоне загорелась красная лампочка. Марино пошарил в карманах и смущенно произнес:
— Мне надо кое-что забрать из машины.
Мы с Эбби остались одни в залитой солнцем белой гостиной.
Повисла напряженная тишина — Эбби далеко не сразу взглянула на меня.
Глаза у нее покраснели, лицо опухло от слез.
— Все это время я хотела с вами поговорить, — с горечью произнесла Эбби. — И вот такой случай представился. Вы, наверное, ликуете в душе. Я знаю, что вы обо мне невысокого мнения. Возможно, вы считаете, что так мне и надо. Теперь я сама чувствую то же, что и люди, о которых я писала. Справедливость торжествует.
Последние слова сильно меня задели. Я с чувством сказала:
— Эбби, вы ошибаетесь. Я бы никогда не пожелала такого ни вам, ни кому-либо другому.
Эбби, не отрывая взгляда от крепко сцепленных пальцев, жалобно продолжала:
— Пожалуйста, позаботьтесь о ней. Прошу вас. Бедная моя сестричка! Прошу вас, позаботьтесь о моей Хенне…
— Обещаю, что позабочусь о вашей сестре…
— Вы ведь не допустите, чтобы он еще кого-нибудь убил? Вы не должны этого допускать!
Что я могла ответить?
Эбби подняла глаза — в них застыл ужас.
— Я уже ничего не понимаю. Что происходит? Я столько слышала разных домыслов! А убийства продолжаются. Я пыталась, пыталась выяснить у вас. А теперь моя сестра погибла. Я не знаю, что мы…
Как можно спокойнее я произнесла:
— Я вас не понимаю, Эбби. Что вы пытались у меня выяснить?
Она заговорила очень быстро:
— В тот вечер. Ну, на прошлой неделе. Я пыталась с вами поговорить. Но у вас был он…
До меня начало доходить. Я помрачнела:
— Какой вечер вы имеете в виду?
Эбби смутилась, будто не могла вспомнить.
— Я имею в виду среду, — ответила она наконец.
— Так это вы подъехали к моему дому, а потом сразу уехали?
Запинаясь, Эбби произнесла:
— Вы… вы были не одна.
Билл. Я вспомнила, как мы с ним стояли на освещенном крыльце. Нас было прекрасно видно, да еще Биллова машина торчала у ворот. Так это была Эбби! Это Эбби подъехала к моему дому и увидела меня с Биллом. Но почему она так странно отреагировала? Чего испугалась? Такое впечатление, что у Эбби сработал животный рефлекс — настолько поспешно она погасила фары и укатила.
Эбби продолжала:
— Я кое-что знаю. Ходят слухи, что копам запрещено с вами разговаривать. И не только копам. Вроде как произошла утечка информации, и теперь все звонки переадресовываются на Эмберги. Мне было просто необходимо задать вам пару вопросов! А тут все твердят, что из-за вас информация… по делу Лори Петерсен… стала известна кому не надо. Что из-за ваших подчиненных полиция не может раскрыть эти преступления и до сих пор не поймала убийцу! — Эбби разошлась не на шутку, глаза ее злобно сверкали — Я должна знать, правда это или нет. Должна! Мне небезразлично, что будет с моей сестрой!
Откуда она узнала о ярлыках? Явно не от Бетти. Но Бетти отсылала все образцы предметных стекол и все копии всех отчетов о лабораторных исследованиях прямиком к Эмберги. Может быть, это он рассказал Эбби? Или кто-нибудь из его подчиненных? Говорил ли Эмберги об этом Таннеру? А Биллу?
— Откуда вам это известно?
— Мне много чего известно, — ответила Эбби срывающимся голосом.
Я посмотрела на нее: лицо опухшее, несчастное. Журналистка согнулась под тяжестью скорби, а может, еще и страха.
— Эбби, — произнесла я как можно мягче, — не сомневаюсь, что вы много чего знаете. Я также не сомневаюсь в том, что половина того, что вы знаете, — ложь. А если где-то и есть доля правды, интерпретации таковы, что я бы на вашем месте задумалась, какую цель преследуют ваши осведомители.
Эбби попыталась отвертеться.
— Я только хочу знать, правда ли то, что я слышала. Что из вашего офиса произошла утечка информации.
Я не знала, как ответить.
— Я все равно узнаю, можете не сомневаться, доктор Скарпетта. Не стоит меня недооценивать. Копы же пока лишь все портят. Вот и в тот день, когда за мной был «хвост», коп ничего не предпринял. Я уж не говорю о Лори Петерсен, которая набрала «911», а на ее звонок обратили внимание только час спустя. Когда было уже поздно!
У меня от удивления вытянулось лицо.
— И я обо всем этом напишу, — продолжала Эбби — глаза ее сверкали от слез и гнева, — и Ричмонд проклянет тот день, когда я появилась на свет. Все получат по заслугам! Уж я об этом позабочусь. А знаете почему?
Я не могла вымолвить ни слова.
— Потому что всем пофиг, когда женщин насилуют и убивают! Потому что те же самые ублюдки, что ведут дела об изнасилованиях, ходят в кино и смотрят фильмы об изнасилованиях, удушениях, резне. Их это, видите ли, заводит. Они и в журналах ищут такие статьи. Фантазируют, сволочи. У них, может, даже встает, когда они рассматривают фотографии с места происшествия. Я о копах говорю. Они любят острить на такие темы. Я сама слышала. Слышала, как они смеялись, находясь рядом с трупом!
— Они ничего такого не имеют в виду, — в горле у меня пересохло, — им приходится быть циничными, просто чтобы не сойти с ума.
На лестнице послышались шаги.
Эбби бросила быстрый взгляд на дверь, достала из сумки визитную карточку и нацарапала на ней какой-то номер.
— Пожалуйста, позвоните мне, когда все это закончится, — она перевела дух, — если у вас есть о чем мне рассказать. Вы ведь позвоните? — С этими словами Эбби вручила мне визитку. — Тут номер моего пейджера. Не знаю, где меня застанет ваш звонок. Только не в этом доме. По крайней мере, в ближайшем будущем. Может быть, я вообще больше не смогу здесь жить.
Вернулся Марино.
Эбби посмотрела на него недобрым взглядом.
— Я знаю, о чем вы собираетесь спросить, — произнесла она, едва Марино закрыл за собой дверь. — И мой ответ — нет. У Хенны не было мужчины в Ричмонде. Она ни с кем не встречалась, ни с кем не спала.
Марино молча вставил в диктофон чистую кассету. И медленно поднял на Эбби глаза:
— А у вас есть мужчина, мисс Тернбулл?
Эбби аж поперхнулась. Через несколько секунд она произнесла:
— У меня есть мужчина. В Нью-Йорке. Здесь — нет. Тут — только деловые отношения.
— Понятно. А что конкретно вы подразумеваете под деловыми отношениями?
— Что вы имеете в виду? — Глаза Эбби округлились от страха.
Марино некоторое время внимательно смотрел на Эбби и вдруг произнес самым обычным тоном:
— А знаете ли вы, мисс Тернбулл, что тот самый «козел» на черном «ягуаре», что был у вас на «хвосте», следит за вами уже несколько недель? Он — полицейский. Сыщик. Раньше работал в отделе по борьбе с контрабандой.
Эбби недоверчиво уставилась на Марино.
— Да-да, мисс Тернбулл. Вот почему никто не придал значения вашему заявлению. Не ожидали? Я бы, конечно, занялся этим делом, если бы узнал о нем, — потому что парень дал маху. В смысле вы не должны были его засечь.
Голос Марино звучал все жестче, его слова будто кололи иголками.
— И этот полицейский от вас далеко не в восторге. Я, когда пять минут назад вылез из машины, вызвал его по рации и все у него выспросил. Он признался, что преследовал вас и немного перестарался.
— Только этого не хватало! — в ужасе закричала Эбби. — Он меня преследовал, потому что я — журналистка?
— Не только поэтому. Тут дело личное, мисс Тернбулл. — Марино закурил. — Помните, года два назад вы накропали статейку про полицейского из отдела по борьбе с контрабандой? Конечно, помните. Так вот, тот парень пустил себе пулю в рот из табельного револьвера, вышиб на хрен все свои мозги. Вы не можете этого не помнить. А наш с вами «хвост» был его напарником. Я думал, его, так сказать, личная заинтересованность послужит ему хорошей мотивацией. Однако она его подвела…
— Так это вы поручили ему следить за мной? — возмущенно вскричала Эбби. — Зачем?
— А я вам объясню. Раз мой человек «засветился», значит, игра окончена. Вы бы все равно вызнали, что он — полицейский. Да еще и обвинение бы нам предъявили, вот хотя бы доктору Скарпетте — ее это тоже касается.
Эбби бросила на меня недоумевающий взгляд. Марино стряхнул пепел.
Затянувшись, он произнес:
— Так уж вышло, что офис судмедэкспертизы сейчас подозревают в утечке информации в прессу — а это наводит на мысли не о ком-нибудь, а о вас, мисс Тернбулл. Кто-то вскрыл базу данных доктора Скарпетты. Эмберги катит на нее бочку, создает немало проблем, да еще обвиняет черт-те в чем. Я лично считаю, что доктор не виновата. Я уверен, что утечки информации не имеют отношения к взлому компьютера. Наверняка кто-то влез в базу данных, чтобы все решили, будто именно оттуда и получена информация. И чтобы скрыть тот факт, что единственная база данных, которую взломали, находится у Билла Болца.
— Вы с ума сошли!
Марино курил, не сводя глаз с Эбби. Он наслаждался ее замешательством.
— Я не имею отношения ни к каким взломам! — кричала Эбби. — Даже если бы я знала, как взламывать компьютеры, я бы никогда, слышите, никогда не пошла бы на такое! Просто поверить не могу! Моя сестра убита… Господи!.. — Журналистка залилась слезами. — Господи! Какое отношение все это имеет к моей Хенне?
Марино холодно произнес:
— Я не собираюсь выяснять, что к чему имеет отношение. Мне известно одно: ваши статьи содержали секретную информацию. У вас есть осведомитель. Этот человек доставляет вам сведения прямо с места преступления. И делает он это, чтобы что-то скрыть — или за деньги.
— Не понимаю, на что вы наме…
— А вот мне лично, — перебил Марино, — кажется странным, что пять недель назад, после второго удушения, вы вздумали написать статью «Один день из жизни прокурора штата» и во всей красе показать нашего баловня судьбы. Вы вместе провели целый день, ведь так? У меня в тот вечер было дежурство, и я вас видел — совершенно случайно — примерно в десять вы вдвоем отъезжали от ресторана «У Франко». Любопытство — не порок, особенно когда на улице тихо. Ну я и сел вам на хвост…
— Замолчите! — прошипела Эбби, мотая головой. — Сейчас же замолчите!
Марино как ни в чем не бывало продолжал:
— Болц не отвозит вас в редакцию. Вместо этого он везет вас к вам домой. Часа через три я снова проезжаю мимо — и что же я вижу? Крутая белая «ауди» Болца по-прежнему стоит у крыльца, а света в доме нет. Что вы на это скажете? А в это время выходят ваши статейки со всеми смачными подробностями убийств. Я так понимаю, это вы и называете деловыми отношениями?
Эбби закрыла лицо руками и затряслась как осиновый лист. Я не могла поднять на нее глаз. Да и на Марино тоже. Рассказ сержанта настолько меня шокировал, что я даже не злилась за то, что детектив так грубо разговаривает с женщиной, только что потерявшей родную сестру.
— Я с ним не спала. — Голос Эбби дрожал, едва не срывался. — Не спала. Я не виновата. Он воспользовался ситуацией…
— Допустим, — хмыкнул Марино.
Эбби подняла глаза и тут же зажмурилась.
— Да, я провела с ним целый день. Последняя встреча, на которой Болцу нужно было присутствовать, закончилась в восьмом часу. Я предложила поужинать, сказала, что за счет газеты, и мы поехали в ресторан «У Франко». Я выпила всего один бокал вина. Один-единственный! И тут у меня ужасно закружилась голова. Даже не помню, как мы вышли из ресторана. Последнее, что я запомнила, — как садилась в машину Болца. А он распустил руки, стал говорить, что никогда не занимался сексом с репортером криминальных новостей. Дальше все было как в тумане. На следующее утро я проснулась очень рано, а Болц был у меня в доме…
— Хм, вот это уже интересно. — Марино погасил окурок. — Скажите, где в это время была ваша сестра?
— Наверное, в своей комнате. Не помню. Какая разница? Мы-то были внизу, в гостиной. На кушетке, на полу, бог знает где еще… Я даже не уверена, что Хенна об этом догадывалась!
Марино смотрел на Эбби с отвращением.
Она продолжала, срываясь на визг: