Пожиратель Душ Орлов Антон

«Вот же ты пиявка!..» – подумал задохнувшийся от злости Ксават.

И обратился к старшему охотнику:

– Вы можете определить, как далеко от нас находится дичь?

– Только направление, а не расстояние. Он на востоке. Я ворожу каждую ночь. Если представить какую-то территорию и находящихся там людей в виде математического множества, то ворожба позволяет определить, входит он в это множество или нет. Вычислить его точное местонахождение невозможно.

Ксават сердито кивнул. Математику ему пришлось с горем пополам одолевать по книжкам (поскольку заодно с новым лицом и именем ему достался диплом Раллабского университета, будь он трижды неладен), так что Клетчаб Луджереф давно уже был образованным человеком, однако по-прежнему не любил, когда кто-нибудь тыкал ему в нос своей ученостью. Не любил, и все тут.

– Если мы кого-то заподозрим, ваша ворожба поможет определить, он – не он?

– Нет, – мрачно вздохнул Донат.

Вот тебе и множества, одна срань собачья!

– А есть какой-нибудь способ?

– Я слышал о специальных очках, сквозь которые можно увидеть истинный облик любого существа. Человек будет выглядеть как человек, а оборотень… видимо, сразу станет ясно, кто он такой. Говорят, там особые разноцветные стекла. У меня таких очков нет, это большая редкость. Оборотни заинтересованы в их уничтожении.

Возможно, когда-то в далеком прошлом такие очки прошли через руки Клетчаба, и он их продал как бесполезную безделушку?..

– Стало быть, тварь может находиться совсем рядом, в соседнем доме? – У Ксавата от такого предположения мурашки по спине поползли.

Донат сперва кивнул, но потом в раздумье произнес:

– Вряд ли. Мне сдается, он пока на изрядном расстоянии. Но вы на всякий случай держите под рукой нож.

– У меня десятизарядный автоматический пистолет.

– Засуньте подальше в чемодан. Известно, что пули его не берут. Я полагаю, он изготовил себе хороший оберег от пуль. И вряд ли это амулет, который можно украсть или отобрать. Скорее всего, оберег спрятан внутри его человеческого тела, какая-нибудь косточка или хрящ… При его знаниях и опыте это немудрено.

Речь Доната становилась все более тягучей, паузы между фразами – все более длительными, и Ревернуха это все больше раздражало. За окном бестолково копошились куры.

– Остается холодное оружие и искусство рукопашного боя, – завершил свою мысль охотник. – Следует помнить, что он сильнее и быстрее обычного человека. Лучше, чтобы рядом с вами постоянно кто-нибудь находился. Где ваши помощники?

– Я их отдельно в Рахлап отправил, – с горечью (дельце-то не выгорело) объяснил Ксават. – В ознакомительных и воспитательных целях, они иммигранты. Пусть, думаю, парень с девкой на трамвае покатаются, на мир посмотрят…

– Держите их около себя. Они хорошо владеют оружием?

– Да вообще никак. Толку от них – одна срань.

Келхар опять презрительно скривился, словно хотел показать, что Ксават цан Ревернух по сравнению с ним – плюнуть и подошвой растереть. Жаль, государственным служащим дуэли запрещены.

– А вы ученика своего давно взяли? – подчеркнуто игнорируя молодого наглеца-аристократа, осведомился Ксават.

– Месяца еще нет, но я доволен, – с одобрением отозвался Пеларчи. – Келхар – мастер рукопашного боя. Учитывая нашу задачу, это особенно важно…

Серый дворик с курами и проржавевшим корытцем, ветхий оконный переплет, вечернее небо – все это словно крутанулось перед глазами заледеневшего Ксавата. Месяца еще нет, мастер рукопашного боя… А что, если… По нему не скажешь, но ведь и по Банхету никто не сказал бы…

«Срань…» – не смея оглянуться на охотников, потрясенно подумал Ксават.

Ник закрыл брошюру, перечитанную от начала до конца, как велела Миури. Да он и так помнил правила, просто сегодня утром забыл об осторожности.

Интересно, как выглядит подводное жилище «бледного коралла»? Наверное, ничего особенного: мутная вода, улитки, на рыхлом илистом дне белеют обглоданные кости. Никакого сравнения с тем, что Ник видел два года назад в Сорегдийских горах.

…Когда он очнулся и приподнял голову, первая мысль была: «Я заснул на лестнице?..»

Он лежал на мягком, атласном, стеганом, и это ложе находилось на площадке, соединенной тонкими металлическими балками и дугами с другими площадками, расположенными на разной высоте. Вся эта ажурная конструкция помещалась в зале… нет, скорее, в пещере величиной со стадион.

Сквозь одни отверстия в каменном куполе внутрь свободно падал солнечный свет, другие были застеклены цветными витражами, и ту площадку, где пришел в себя Ник, расцвечивали нежные радужные пятна.

Все это выглядело до того странным, не похожим на любые другие помещения, которые он видел, что до него не сразу дошло: здесь есть еще что-то… или, точнее, кто-то.

Существо размерами под стать этому громадному залу стлалось вдоль стен, перехлестывалось через балки, окружало Ника со всех сторон. Почему-то он сразу понял, что это одно существо, а не колония. И почему-то нисколько не испугался и отвращения не почувствовал, хотя это была бы уместная реакция.

Казалось, оно состоит сплошь из конечностей, черных, гибких, поблескивающих, местами пестрых и мохнатых, но глаз у него тоже хватало. По крайней мере, Ник чувствовал его взгляд.

– Доброе утро.

Этот голос он уже слышал, когда разговаривал с горным призраком. Значит, сейчас он видит Короля Сорегдийских гор в его истинном облике?.. Мысли текли медленно, словно им приходилось преодолевать сопротивление какой-то вязкой среды. И никаких эмоций, все они куда-то подевались.

Одна из конечностей существа протянулась к Нику, обвилась вокруг запястья, словно хотела пощупать пульс.

– Похоже, ты в порядке. Не страшно?

– Нет.

Подумав, он добавил:

– Хотя должно быть страшно, я понимаю.

– Я впрыснул тебе снадобье, блокирующее страх, иначе ты не смог бы выдержать то, что сейчас видишь. Тебя ничего не беспокоит?

– Если я к вечеру не вернусь в Нойоссу, меня потеряют, – припомнил Ник, совершенно, впрочем, не волнуясь по этому поводу.

– Вечер уже был. Ты проспал почти сутки. Я не принимаю гостей, но для тебя сделал исключение.

Другая конечность поставила на площадку серебряную с чеканным орнаментом чашу, в воде заиграли блики солнца.

– Умывайся, потом позавтракаешь. У меня было недурное пиршество, а ты со вчерашнего дня ничего не ел.

Даже с позавчерашнего. Перед тем как отправиться к Пятнистому отрогу, Ник не завтракал.

Что-то его все-таки тревожило, но он не мог уловить, что именно.

Он умылся прохладной водой, вытер лицо полотенцем, упавшим рядом с чашей на гладко отшлифованные доски площадки.

Вспомнил.

– Что стало с девушкой? Вчера, когда вы меня схватили, я видел девушку, она шла прямо им навстречу.

– Там не было никакой девушки.

– Была, я же видел! У нее длинные желтые волосы…

В ответ раздался негромкий смех.

– Это был еще один горный призрак, созданная мной иллюзия.

– А я подумал, она настоящая.

– Не ты один так подумал, – снова послышался смех. – Почему бы не поиграть, если подвернулся случай? У меня здесь маловато развлечений. Что-нибудь еще?

– Извините, а туалет где-нибудь есть?

– Внизу.

Ник опять совершенно не испугался, когда жутковатые конечности подхватили его и поставили на пол. Камни, лишайники, островки жесткой травы в пятнах солнечного света – в пещере так и должно быть. Он запрокинул голову: пространство в несколько этажей заполнено металлической паутиной, как будто стоишь под каркасом недостроенного здания. Еще выше – оконца голубого неба и разноцветные витражи. Неожиданно для самого себя Ник улыбнулся: все это походило на интересный сон.

– А, так ты все-таки умеешь улыбаться? – заметило существо. – Что ж, отрадно узнать об этом. Сюда.

Туалет оказался самый настоящий: дощатая кабинка в соседней пещере, новенькая и чистенькая.

Потом Ник вернулся в помещение с гигантским металлическим каркасом, и его подняли на одну из верхних площадок под выпуклым витражным куполом. Там стоял накрытый столик и стул. Еда была вкусная, словно деликатесы из ресторана… Хотя он никогда не бывал в ресторанах.

– Спасибо. Это что-нибудь наколдованное или настоящий повар приготовил?

– Я и сам умею готовить. Как видишь, не хуже любого повара.

Голос звучал так, словно собеседник стоит в нескольких шагах от Ника. Это сбивало с толку.

– А вы сами не появитесь? – спросил он, когда существо, в мгновение ока убрав пустую посуду, поставило перед ним шоколадного цвета керамическую кружку с горячим кофе.

Похоже, впрыснутое снадобье заблокировало не только страх, но еще и его обычную застенчивость. Он чувствовал себя непринужденно и не смущался.

– Я перед тобой, – Король Сорегдийских гор рассмеялся. – Чего тебе не хватает?

– Я имею в виду, как человек?

– К сожалению, сейчас я не могу обернуться человеком. Очень хотелось бы, но это не в моих силах.

– Но вы можете так, как вчера, стать горным призраком.

– Не стать горным призраком, а создать горный призрак, – поправило существо. – Могу, но не буду. Я не хочу, чтобы тебе здесь слишком понравилось. Ты находишься в логове чудовища, не забывай об этом. И тебе здесь, вообще-то, не место.

– Но почему вы считаете, что не можете общаться с людьми как другая форма жизни? – вспомнив кое-что из прочитанной фантастики, поинтересовался Ник.

– Потому что я не просто другая форма жизни, я намного хуже. Ты не вопишь от ужаса только благодаря блокирующему снадобью в твоей крови. Придется регулярно делать тебе инъекции. Проведешь тут полмесяца, потом вернешься в Нойоссу. Больше нельзя, иначе начнутся необратимые изменения.

– Если я вернусь, они все равно мне житья не дадут, – сосредоточенно глядя на темную с кремовой пеной по краям жидкость, возразил Ник.

– Можешь забыть о них. Двое уже исчезли, куски их плоти перевариваются в моих желудках, а сами они разорваны на частицы энергии, которые тоже служат мне пищей. Остальные дожидаются своей очереди. Если вникнуть, это еще ужасней, чем участь тех, кого я съел сразу, – в голосе пожирателя душ не было ни намека на сострадание, он всего лишь констатировал факт.

Ник застыл над кружкой с кофе. Он им не сочувствовал, потому что и сам от них натерпелся, и слышал, как они вспоминали свою житуху до Нойоссы (кого-нибудь грабануть, запинать потехи ради, взять бухла, телок потрахать, главное – чтобы в ментовку не забрали), но все-таки его охватило тягостное чувство.

– Я ведь, кажется, предупреждал о том, что я чудовище? – мягко напомнил Король Сорегдийских гор. – Пей кофе. Поскольку я чудовище с недурными связями, я использую свое влияние для того, чтобы в Нойоссу прислали из столицы инспекцию. Пусть разберутся, кого они опять сюда понатащили… Возможно, там и для меня что-нибудь найдется.

Ник сделал глоток и спросил:

– Может, вы все-таки меня убьете? Я хотел бы исчезнуть.

– Жизнь – не самая плохая на свете вещь. Ты молод, здоров, еще и красив, наверняка девочкам нравишься. Поверь, нашлось бы немало желающих поменяться с тобой местами. Сколько тебе лет – семнадцать? И ты хочешь заранее отказаться от всего, что ждет тебя впереди?

– Вдруг там опять будет что-нибудь такое, как то, что со мной уже было? – Он стиснул пальцами теплые глазированные бока кружки. – Не хочу больше.

– Да что же у вас за страна такая?! Говорят, у вас загадочная страна… Жаль, мне не светит там побывать. Много загадок и много еды – мне бы понравилось.

Ник хотел сказать, что с продовольствием в бывшем СССР сейчас не очень-то, кризис, но осекся: его собеседник имеет в виду не ту еду, которую можно купить в продуктовом магазине.

– Знаете, в нашем мире, еще когда все было нормально, я читал в журнале о таком японском искусстве: на черную доску насыпают белый песок, и получается картина, а потом песок стряхивают, и все исчезает. Искусство на один раз. Я не помню, как оно называется. С нами произошло то же самое. Если моя жизнь – как песок на черной доске, и эту песчаную картину в любой момент могут просто смахнуть, то мне этого не надо. Здесь нам говорили, что со смертью ничего не кончается, что человек рождается снова, как у буддистов, только забывает свои прежние жизни. Я так не хочу. Это нечестно, и я имею право отказаться в этом участвовать. Говорят, что вы можете это прекратить, вот я и пришел к вам.

Замолчав, Ник уставился в темноватое пространство пещеры, пронизанное стальными балками и льющимися сверху потоками солнечного света, первозданно яркого или приглушенного, окрашенного в разные цвета стеклами витражей.

Конечность существа осторожно прикоснулась к его лицу, к шее, скользнула от плеча к кисти руки, словно изучая на ощупь, перед тем как растерзать.

– Поживи еще. Вдруг тебе все-таки понравится?

– Нет. Не понравится. Вы просто не знаете, что такое кого-то потерять.

– Как раз это я очень хорошо знаю. Я живу на свете больше десяти тысяч лет. Неужели ты думаешь, что за все это время я ни к кому не был привязан?

– Извините, – пробормотал Ник, осознав, что ляпнул глупость и, возможно, задел собеседника. – Я думал… Вы же не человек…

– Раз в три года у меня тоже бывают каникулы. Тогда я становлюсь человеком и отправляюсь во внешний мир.

Да, в лекции об этом было. Ник виновато кивнул.

– Я хочу тебе кое-что показать, – продолжил Король Сорегдийских гор. – Такого больше нигде не увидишь… Идем.

Конечности ловко и бережно подхватили Ника, и существо вместе с ним в мгновение ока перебралось… перетекло?.. телепортировалось?.. – он так и не понял, каким образом они переместились в другое помещение, такое же просторное, но ничем не загроможденное.

Здесь было светлее, все проемы в потолке застеклены, а на стенах, облицованных белым полированным камнем, сверху донизу висели картины и стояли в нишах скульптуры.

– Моя коллекция, – прояснил Король Сорегдийских гор. – Я собирал ее в течение многих веков. У меня здесь также большая библиотека, в том числе много книг из вашего мира.

– Вы бывали в нашем мире? – спросил Ник вполголоса, боясь потревожить музейную тишину этого зала.

– Нет. Открыть проход между мирами могут только Пятеро, зато к моим услугам достаточно людей, которые охотно выполнят любой мой заказ.

Он мало что запомнил в деталях – из-за снадобья, под действием которого находился. Существо сплело свои конечности в подобие кресла и держало его в воздухе, не причиняя неудобств, так что он мог спокойно рассматривать экспонаты, помещенные на разной высоте от пола.

«Как робот в кино».

– Ну, спасибо! – хмыкнул Король Сорегдийских гор.

«Так он еще и телепат?»

Одно из двух – либо насчет робота Ник подумал вслух, либо пожиратель душ читал его мысли, хотя ни разу не обмолвился о том, что он это умеет.

Ник испытывал интерес и восхищение. Мысль о смерти не то чтобы совсем пропала, но уползла в дальние закоулки сознания, свернулась там и не давала о себе знать.

– …Здесь есть и подлинники, и копии шедевров, выполненные для меня лучшими мастерами, но большинство картин написано специально по моим заказам, – рассказывал хозяин коллекции. – Разумеется, заказываю я не лично, а через посредников. Охотники – шальной народ, и почти каждый мечтает повесить мой череп у себя над камином. Ты знаешь, в чем главное отличие подлинников от копий? В них есть нечто, недоступное обычному человеческому восприятию. Энергия, которая мерцает и пульсирует в материальных предметах – в произведениях искусства она особенная, и мои органы чувств позволяют ее увидеть. Например, вот это, смотри, – он указал на белый сосуд наподобие греческой амфоры, разрисованный, словно черной тушью, цветами на длинных изогнутых стеблях. – Красиво? Если посмотреть моим зрением, эта красота пронизывает и завораживает. И оно живое, не менее живое, чем настоящие растения. А теперь посмотри на этот фарфоровый овал с морским пейзажем!

Серо-зеленые штормовые волны, у корабля сломана мачта, русалка со злым лицом.

– Странный рисунок для блюда.

– Это не блюдо, а настенное украшение, подвешивается на цепочках. Художник сумел поместить в этот кусок фарфора сгусток энергии, который содержит в себе и вкус соленой морской воды, и отчаяние еще живых моряков, и злобную радость русалки. Я видел неплохую по качеству, добросовестно выполненную копию – в ней присутствовала лишь бледная тень этой энергии. Вот почему я предпочитаю подлинники. А это… Как сказали бы в вашем мире, это не для детей до шестнадцати. Хоть тебе уже и семнадцать, а краснеешь, как двенадцатилетний. Никогда раньше такого не видел?

– Нет… – промямлил Ник.

Некоторые изображения вгоняли его в краску, но подробностей он опять же не запомнил, только общее впечатление.

Они много разговаривали. Ник рассказывал о Средней Азии, о Москве, об Оренбурге (когда ему было восемь лет, семья Берсеневых оттуда переехала ради двухкомнатной квартиры на новом месте), а Король Сорегдийских гор – об иллихейской истории и о современной Империи. Из-за снадобья, которое Ник ежедневно получал, все, что он узнал, словно куда-то провалилось, но не то чтобы совсем с концом: во время поездок с Миури по иллихейским дорогам он иногда обнаруживал, что о тех или иных вещах у него имеется смутное, но верное представление, как будто уже о них слышал.

– Скоро отправишься в Нойоссу, – сообщил однажды пожиратель душ. – С сегодняшнего дня я начинаю убавлять дозу.

– А мне нельзя еще на немного остаться?

Нику здесь нравилось. Интересные разговоры. Чувство защищенности. Потрясающее собрание произведений искусства, которые можно рассматривать до бесконечности. Горные пейзажи, как на снимках в журнале «Вокруг света». Вкусная еда. И к тому же у существа, с которым он с утра до вечера общался, было столько привлекательных качеств: блестящий интеллект, доброта, обаяние, остроумие… Ник согласился бы остаться здесь навсегда.

– Нельзя. Еще немного – и мое снадобье начнет действовать на тебя как отрава. Надо прекратить это сейчас, пока не поздно.

– Хотя бы на несколько дней?.. – попросил Ник.

– Ты даже не представляешь, как мне этого хочется, но это будет равносильно смертному приговору. Тебя прикончит или наркотик, или мое присутствие.

– А потом мне можно будет прийти еще?

– Нет. Человеку здесь не место, я и так сделал для тебя неслыханное исключение. Считай, нарушил запрет.

– Чей запрет? – угрюмо спросил Ник.

– Мой собственный. Я сам устанавливаю для себя запреты.

– Тогда вы можете отменить их.

– Могу, почему бы и нет? Надолго тебя не хватит, но я потом возьму сюда другого приглянувшегося человека, а потом еще и еще… Они будут быстро умирать, зато мне не придется страдать от одиночества. Ты не знаешь, насколько это сильное искушение… Поэтому, если перейдешь рубеж еще раз – получишь хорошую трепку, и после этого я все равно тебя вышвырну.

– Понятно, – пробормотал Ник.

– Ты можешь прийти, если тебе будет угрожать смертельная опасность и понадобится защита, – существо дотронулось до его плеча. – Не обижайся. Пожалуй, я еще кое-что покажу… Вряд ли оно тебе понравится, но ты должен это увидеть.

Испещренная солнечными пятнами полутемная каменная полость, по блестящей скале сбегает сверху вода. Ничего особенного, здесь таких пещер много… В полумраке послышалось не то мычание, не то стон. Ника мягко развернули в ту сторону, и он увидел прикованного к скальной стене человека, бледного, измученного, с безумными глазами и по-рыбьи разинутым ртом. Он дрожал, и цепи, не позволявшие ему пошевелить ни рукой, ни ногой, тоже мелко подрагивали. По мокрым щекам текли кровавые слезы.

– Отпустите меня… – прохрипел прикованный.

Комар. Один из той банды.

– Видишь, здесь моя трапезная, – услышал Ник голос пожирателя душ. – А это – пища. Он пока жив и даже находится в сознании, но скоро от него ничего не останется.

– Пустите…

– Зачем вы так? – тихо спросил Ник.

Растворенное в крови снадобье не позволяло ему испугаться или ужаснуться, но рассудком он понимал, что видит эпизод, который должен вызывать именно такую реакцию.

– Затем, что я таким способом питаюсь.

Конечности пожирателя душ привычным движением подхватили Ника – и он мгновенно очутился снаружи, на поросшем травой склоне.

– Я показал тебе это не для того, чтобы ты его пожалел. Представь себе связанного человека с раскаленным утюгом на голом животе… Пострадавший был виноват только в том, что не хотел отдавать деньги, которые справедливо считал своими, а Комар хотел любой ценой эти деньги получить. Что ж, вот он теперь и платит пресловутую любую цену… Эта картинка – еще не самое худшее из того, что я обнаружил в помойке его памяти. Если жертвы проклинали его, можно считать, что их проклятия попали в цель. Не бери в голову. Одно чудовище поедает другое, что может быть естественней? А ты – человек, твое место среди людей. Я продемонстрировал тебе это, чтобы ты не забывал, с кем имеешь дело, и не считал меня добрым.

На следующее утро Ник проснулся не на атласной перине под цветным витражом, а в палатке – или, скорее, в шатре – в спальном мешке. Рядом на складном столике ожидал его пробуждения завтрак.

Место было красивое, небольшая зеленая долина, со всех сторон окруженная скалами. Среди высокой травы попадались цветы на бледных опушенных стеблях, с чашечками, словно выточенными из хрусталя. Неподалеку находилось янтарно-желтое минеральное озеро. Вдали виднелись вершины, покрытые снегом и ледниками.

Короля Сорегдийских гор он больше не видел, только слышал знакомый голос. Палатка стояла возле скал – вероятно, там существо и пряталось, когда приходило его навестить. Из расселин доносились шорохи, порой в темноте что-то мелькало. Струящаяся черная жуть неопределенных размеров и очертаний, местами пестрая, напоминающая кошмарные живые заросли… Ник испытывал усиливающийся страх и, что еще хуже, чувство физического неприятия, отвращения. Он изо всех сил старался подавить это чувство, ему было отчаянно стыдно – ведь Король Сорегдийских гор так хорошо к нему относится, заботится о нем, и совсем недавно они общались как ни в чем не бывало… Но ничего не получалось.

– Так и должно быть. Действие снадобья ослабевает, и, сколько бы ты ни упражнялся в самовнушении, твои инстинкты бунтуют против соседства со мной, – Нику показалось, что он уловил вздох сожаления. – Если бы этого не наблюдалось, я бы решил, что с тобой что-то не в порядке.

Вода в янтарном озере оказалась чудесно теплой. Еще три-четыре дня он бездельничал, купался и загорал, не вспоминая больше о самоубийстве.

С пожирателем душ они разговаривали все реже и реже. Когда тот незримо находился рядом, Нику становилось не по себе, его снедала изматывающая тревога.

– Это нормальная реакция живого существа на мое присутствие, – констатировал Король Сорегдийских гор. – Тебе пора вернуться в Нойоссу.

– Но я ведь не хочу, чтобы у меня была на вас такая реакция! – Если раньше Нику просто хотелось остаться там, где хорошо, то теперь в нем проснулся протест, желание изменить несправедливый, как ему казалось, порядок вещей. – Биологически разные существа, если они обладают разумом, могут общаться, несмотря на различия. Этот психоз у меня пройдет.

– Да не в биологии тут дело, различия между нами на порядок серьезней. Советую получше усваивать то, чему вас учат на занятиях. Завтра утром перейдешь рубеж, сядешь на поезд и поедешь в Нойоссу. Твоего куратора предупредили, что ты в гостях, так что вопросов не будет.

– Они знают, что я здесь?

– Нет, они знают, что тебя пригласили в гости и что скоро ты вернешься. Куратору сказал об этом его начальник, узнавший от своего начальника, и так далее… Все улажено. И никому не рассказывай, где был и что видел. Это не запрет, а совет, тебе самому так будет проще. Если кто-нибудь спросит про браслет – ты купил его на улице с лотка, и у него застежка заедает, поэтому снять его трудно.

– Какой браслет?.. – переспросил сбитый с толку Ник.

– Вот этот.

Краем глаза он заметил движение на периферии – мелькнуло что-то темное, быстрое. Прикосновение прохладного металла к коже. Тихий щелчок. Посмотрев, Ник обнаружил у себя на левом запястье неширокий браслет, состоящий из прямоугольных звеньев с выгравированным узором, вроде как бронзовый.

Многие иллихейцы носят украшения, и большинство иммигрантов тоже следует здешней моде, так что вряд ли кто-нибудь удивится, увидев у него эту вещицу.

– Зачем он? Я раньше такое не носил…

– Пусть будет, – ответил Король Сорегдийских гор.

Ночью палатка вместе с Ником из затерянной в горах долины переселилась на склон Пятнистого отрога, в полукилометре от рубежа. Позавтракав, Ник отправился на станцию. Пожиратель душ не стал с ним прощаться, из-за этого он чувствовал горьковатый привкус обиды.

В кармане нашлись деньги на билет. Вообще-то, значительно больше, чем на билет, но от этого обида только усилилась, стала нестерпимо острой.

Сидя в дребезжащем вагоне, глядя на проплывающие за окном яркие пейзажи, Ник то размышлял о том, до чего одиноко это существо, то вспоминал, ощущая слабую тошноту, как оно выглядело, и как выглядел прикованный к скале Комар, то глотал слезы (выставили, сунув в карман пачку денег, даже не сказав «до свидания»). О чем он на обратном пути совсем не думал, так это о смерти.

– А, вернулся? – только и сказал куратор. – Ты занятия пропустил, посмотри материал по книжкам.

Через месяц в Нойоссу нагрянула инспекция. Среди иммигрантов ходили слухи, что столичная комиссия привезла какой-то особенный детектор лжи, называется Зерцало Истины, и обмануть эту крутую штуку невозможно. Всех по очереди вызывают и задают всякие вопросы, а некоторых после этого уводят в наручниках.

Когда дошла очередь до Ника, его колотило от напряжения – как, впрочем, и всех остальных. Мало ли какие там будут вопросы.

Вызывали по одному. Посередине комнаты стоял треножник с небольшим овальным зеркалом в золотой раме, напротив – один-единственный стул. Народу присутствовало довольно много: кураторы, столичные инспектора, полицейские офицеры в мундирах. А может, Нику только показалось, что их много, но общество было разношерстное.

Ему велели сесть на стул напротив зеркала. По обе стороны от него встали два здоровенных амбала – чуть что, сразу скрутят.

– Как тебя зовут?

– Ник Берсин, прежнее имя – Николай Берсенев.

– Ты убивал людей?

– Нет.

– Кого-нибудь ограбил?

– Нет.

– Занимался шантажом и вымогательством?

– Нет.

«Сейчас спросят, где я был, пока отсутствовал, и кто мне дал браслет…»

Он хотел на всякий случай оставить подарок в тумбочке, но не справился с застежкой. Снять его оказалось не «трудно», как говорил Король Сорегдийских гор, а попросту невозможно. Ник подозревал, что теперь до конца жизни от этого украшения не избавится.

– Ты подвергал людей пыткам?

– Нет.

– Воровал?

– Нет.

Зеркало полыхнуло голубовато-белым сиянием, словно сварочный аппарат. Ник рефлекторно зажмурился от вспышки.

– Говори правду! Что ты украл?

– Две картофелины. В Москве. Женщина рассыпала на улице картошку, я схватил две штуки и убежал. – Он ни на кого не смотрел, сгорая от унижения и стараясь не лязгать зубами.

– Что еще?

– Еще, когда мы жили лагерем в Подмосковье, таскали картошку с совхозного поля. Очень хотелось есть.

– Что ты украл кроме этой трижды несчастной картошки? – начиная выказывать признаки нетерпения, спросил дознаватель.

– Больше ничего.

На этот раз вспышки не последовало.

– Ты кого-нибудь изнасиловал?

– Нет!

– Животных мучил?

– Нет.

– Вот и молодец, – задав еще десятка полтора вопросов (Ник каждый раз отвечал «нет»), заключил инспектор. – Ладно, гуляй.

Ник находился в ступоре. Один из амбалов подхватил его под руку, поднял со стула и выпроводил в коридор – проворно и деловито, но без грубости.

– Следующий!

На другой день Ник спросил у куратора:

– Что мне будет за кражу?

– За какую кражу? – тот уставился с недоумением. – Что ты еще натворил?

– Я имею в виду, в чем я сознался перед детектором, – запинаясь, пояснил Ник. – Насчет картошки.

– Милостивые Пятеро, ерунда какая! – куратор небрежно махнул толстой рукой. – Иллихейский суд, учитывая обстоятельства, признал бы тебя виновным, но не подлежащим наказанию. А, вы же этого еще не проходили… У нас неимущие не воруют от голода, а бесплатно питаются в императорских благотворительных столовых. И не надо этих варварских словечек – «детектор»! Не засоряй язык. Зерцало Истины – это Зерцало Истины, ибо оно зрит истину.

Кое-кто из иммигрантов после дознания исчез, их забрали и увезли неизвестно куда, но все это были такие личности, без которых оставшиеся вздохнули свободней.

Ник запоздало вспомнил о том, что пожиратель душ обещал воспользоваться своими связями, чтобы в Нойоссу прислали инспекцию.

О своем знакомстве с Королем Сорегдийских гор он рассказал только Миури. Так получилось. Она сразу догадалась о том, что браслет у него не простой.

– Где ты взял эту вещь?