Скрытное сердце Картленд Барбара
– Очень хорошо, миледи, – сказала она жеманно. – Но лучше бы вы обошлись без него.
Леди Клементина посмотрела на нее с нетерпением. Ее всегда раздражало, когда Пурвис заводила разговоры о ее здоровье, и начинала раздавать советы. Любопытно, что сама она подобных советов совершенно не придерживалась, а скорее все делала наоборот.
– Скажи Бейтсону, чтобы он немедленно принес мне шампанского, – резким голосом велела леди Клементина.
– Очень хорошо, миледи.
Пурвис отправилась выполнять приказание с мученическим выражением человека, который сделал все, что мог.
Когда за ней закрылась дверь, леди Клементина снова мысленно вернулась к Сильвии Уэйс.
«Мне следовало заставить ее упаковать вещи в ту самую ночь, когда она приехала», – подумала она. Сильвия была очень красива, а леди Клементина хорошо знала, что от красивых женщин одни неприятности. Как случилось с Алисой, от которой можно было ожидать чего угодно. То она учиняла скандал, то увольняла человека только за то, что он ее ослушался. Правда, Алиса вряд ли делала все это преднамеренно. У жены ее сына не хватило бы ума и сообразительности додуматься до чего-нибудь подобного. Должно быть, все происходило случайно. Алиса была слишком бесхитростна, слишком занята собой, чтобы придумать такой простой способ вывести свою свекровь из себя.
Так или иначе, но Алисе все же, удалось преподнести сюрприз в виде Люси. Леди Клементина помнила, в какой ярости она была, когда Роберт привез в дом свою невесту. Стоило ей всего лишь взглянуть на стройную фигурку и ничего не выражающее лицо своей невестки, как она сразу же поняла, что сын совершил ошибку.
Она не могла себе простить, что позволила Роберту так долго оставаться в Лондоне. С его внешностью и деньгами он был просто обречен. Любая честолюбивая мать, имеющая дочь на выданье, постарается заманить в свои сети столь завидного жениха. Но кто же, мог предположить, что вполне надежный роман с замужней женщиной закончится так резко и сын попадет прямо в руки Алисы. А она воспользовалась его слабостью, соблазнила его своей дурацкой легкомысленностью и кокетством, кошачьей игривостью и глупыми разговорами. Но кто мог предвидеть и ожидать, что Алиса и ее мать окажутся такими хитрыми и станут настаивать на срочном и тайном бракосочетании по причине семейного траура.
Леди Клементина до сих пор отчетливо помнила то чувство ужаса, которое она испытала, прочитав письмо сына. В нем сообщалось о его женитьбе и о том, что он должен приехать в Шелдон-Холл с молодой женой в тот самый день вечером. В первый момент она просто онемела от потрясения, затем попыталась успокоить себя надеждой на то, что Роберт все же подумал, что делает, и выбрал себе жену, достойную того положения, которое ей предстояло занять.
Ведь леди Клементина так любила Роберта! Как много она всегда делала для него. Возможно, даже намного больше, чем следовало, но для нее никогда не было пределов.
Но как, ни любила она своего красивого сына, еще более дорогим для нее был Шелдон-Холл. Это была самая сильная любовь в ее жизни.
Раздался стук в дверь. Бейтсон принес бутылку шампанского. Леди Клементина наблюдала за тем, с каким важным видом он аккуратно наполнил тонкий высокий бокал небольшим количеством золотистой жидкости. Взяв бокал с подноса, она поблагодарила его.
Бейтсон поставил бутылку так, чтобы леди Клементина могла легко до нее дотянуться.
– Что-нибудь еще, миледи?
– Нет, спасибо, Бейтсон. А где сэр Роберт?
– Пошел в конюшню, миледи. Он оставил записку мистеру Джеймсону. Думаю, что в ней сообщается о сумме денег, которые будут платить мисс Уэйс в качестве жалованья.
– Хм, он рискует нажить себе крупные неприятности из-за этого.
– Это немыслимая сумма, моя леди.
Леди Клементина отхлебнула шампанского. Какой все-таки хороший человек этот Бейтсон! Трудно представить, что бы она без него делала. Он держал ее в курсе всего того, что происходило в доме. У нее не было от него никаких секретов. Он тоже ничего от нее не утаивал, в этом она была совершенно уверена. Жаль, что его не было рядом с Робертом в Лондоне. Окажись он там – ни до какой женитьбы не дошло бы. По крайней мере, она хотя бы узнала обо всем заранее. Но Бейтсон находился здесь, в Шелдон-Холле, рядом с ней. Он был нужен ей именно в то время. Ей даже трудно было представить сейчас, что бы она делала без него тогда. Но об этом думать не хотелось. Это было то, о чем не знал никто. Только она и Бейтсон. Тайна, как заноза, сидела в ее сознании. О ней не позволялось говорить. О ней нужно было постараться забыть.
Она должна думать о Роберте! Всегда только о нем и ни о ком другом! Он – продолжение Шелдон-Холла. Он и его наследник, которому еще предстоит родиться. Когда леди Клементина впервые увидела Алису, то сразу поняла, что эта женщина не сможет произвести на свет внука, о котором она мечтала, мальчика, достойного стать продолжателем их рода, уходящего корнями в двенадцатый век. Она как сейчас видела стоящую в холле элегантную Алису, красивую какой-то безжизненной красотой, счастливую и смеющуюся над тем, что ей только что сказал Роберт. Она выглядела довольно привлекательно, но в ней отсутствовала жизненная сила. Леди Клементина это сразу поняла. Невестка была хрупкой, и ее игривость была просто лихорадочной энергией человека, активного до тех пор, пока его чем-то развлекают, но теряющегося и падающего духом при столкновении с малейшей трудностью или скукой. Таких людей леди Клементина видела сразу. Ведь в ней, в этой маленькой с виду женщине, было столько несгибаемой воли, что она могла сделать больше, чем обычный мужчина, и при этом почти не устать! Алиса была не той невесткой, о которой она молила Всевышнего, вот почему ужас и отчаяние охватили ее при известии о том, что без ее совета и одобрения сделал Роберт.
А затем прошло четыре долгих года, в течение которых Алиса так и не родила сына. На протяжении всей своей жизни в Шелдон-Холле она то хихикала, то дулась. И все время страстно мечтала о возвращении в Лондон, к той полной развлечений жизни, которую когда-то вела, которой наслаждалась и которой ей теперь так не хватало. Ей было скучно в сельской местности, и это она поняла вскоре после того, как прошла эйфория от медового месяца. Она ненавидела резкий, пронизывающий ветер, дующий с вересковой пустоши, который бодрил леди Клементину лучше любого шампанского. Все в этом доме, начиная с огромного количества слуг и кончая феодальными устоями, казалось невестке досадным и неудобным. Возможно, со временем леди Клементина и простила бы ей многое, если бы Алиса полюбила Шелдон-Холл. Но все получилось наоборот, и это было расценено, как непростительное преступление. Сначала леди Клементина презирала невестку за ее слабость, но когда узнала, что та терпеть не может Шелдон-Холл, начала просто ненавидеть ее.
Леди Клементина помнила, что испытала сама, когда впервые увидела дом, впоследствии ставший всепоглощающей любовью всей ее жизни. Она была двенадцатилетним ребенком, когда вместе с отцом и матерью приехала сюда в гости. Девичья фамилия ее матери была Шелдон. Она вышла замуж за графа Глендэйла. Клементина всегда очень хотела встретиться со своим молодым кузеном Хьюго Шелдоном. Невозможно передать словами, что почувствовала маленькая Клементина, когда оказалась перед огромным каменным домом с прекрасными архитектурными линиями, с террасами, окружающими его, как ожерелье, и суровой красотой уходящей к горизонту вересковой пустоши.
Хьюго в то время был школьником, старше нее на четыре года. Она думала, что подружится с ним, но вместо этого стала смотреть на него с благоговейным страхом. Ведь ему предстояло стать хозяином этого дома. Хьюго был красивым мальчиком с хорошими манерами, и если ему и было скучно со своей кузиной, то он старался этого не показывать. С того самого момента, как Клементина впервые увидела Хьюго, он перестал быть для нее отдельной личностью и стал частью Шелдон-Холла, причем очень важной частью. Внутренний голос подсказывал ей это очень твердо и расчетливо.
Она была странным ребенком, испорченным, своевольным, но уже в детстве все понимали, что из нее вырастет очень красивая женщина. Когда Клементина вернулась домой, она стала мечтать, но не о Хьюго, улыбавшемся ей, когда они гладили лошадей и плавали в лодке по озеру. Она мечтала о доме с длинными галереями и потолками, украшенными искусной лепкой, о витражных стеклах с геральдическими знаками, о полированных полах и роскошных гобеленах, об огромных комнатах. Некоторые из них снизу доверху были заставлены книгами, в других красовался нежного рисунка веджвудский фарфор, а в третьих висела изысканная вышивка и парча. Парк Шелдон-Холла стал для нее тем волшебным местом, куда она часто возвращалась в мечтах. Когда она была чем-то озабочена или расстроена, злилась или чувствовала себя подавленной, то просто закрывала глаза и представляла, как стоит под сверкающей люстрой в бальной зале наверху парадной лестницы и глядит вниз, или воображала, что прячется на какой-нибудь кровати с пологом, закрывшись там вместе с призраками прошлого. Шелдон-Холл! Все-то время, пока она росла, он занимал самое сокровенное место в ее сердце.
Клементина имела грандиозный успех, когда появилась на балу дебютанток. За ней ухаживали, ее чествовали. Ни одна из дебютанток того сезона не имела такого успеха, как она. Это был год веселья и побед. Мужчины из самых благородных семей страны просили ее руки, но она только кокетливо флиртовала со всеми, как будто чего-то ожидая, хотя и сама не знала чего.
Но однажды, стоя рядом с матерью в переполненной бальной зале в Девоншир-Холле, она увидела направлявшегося к ней рыжеволосого юношу. Хьюго Шелдон! Она сразу его узнала. Он очень мало изменился с того времени, как был школьником. Просто вырос и стал красивее.
И вот тогда она поняла, что ей надо. Она поняла это четко и безошибочно и всю свою неуемную силу и волю направила на то, чтобы добиться желаемого. Это было совсем нетрудно, потому, что Хьюго тут же влюбился в нее. Он с таким же жаром, как и она стал бороться со своими близкими, которые и слышать не хотели о браке между кузенами.
Клементина всегда все делала по-своему. Родители испортили ее, и теперь, когда она выросла, они, вряд ли могли чего-то добиться, запретив ей сделать то, что она задумала. Они пробовали заговорить с ней о том, что, может быть, стоило подождать и обдумать все как следует, но она и слышать не хотела о таких предложениях.
И только когда, опираясь на руку отца, Клементина приблизилась к ступенькам алтаря храма Святого Георгия и увидела ожидавшего ее Хьюго, она честно призналась себе, что выходит замуж не за сэра Хьюго Шелл она, а за Шелдон-Холл.
Обосновавшись в нем в качестве хозяйки, она ощутила, как в ней проснулось какое-то первобытное, яростное чувство, которое больше всего напоминало примитивную любовь зверя к своему детенышу.
«Он мой, – повторяла она снова и снова. – Мой!»
Это был дом, о котором Клементина мечтала так долго, и который наяву оказался еще прекраснее и блистательнее, чем в мечтах. Первые годы супружеской жизни она даже испытывала к Хьюго что-то похожее на любовь. Ведь он дал ей то, что она хотела. По крайней мере, Клементина благосклонно принимала его пылкие и ненасытные ласки, потому что в душе испытывала к нему глубокую благодарность.
Затем она поставила перед собой цель довести дом до совершенства. Хьюго был богат, даже очень богат. Она наняла экспертов, которые рады были дать совет, как убрать весь хлам, накопленный предыдущими поколениями, и представить в лучшем свете то, что было по-настоящему ценным. К счастью, советы оказались полезными, и под руководством леди Клементины Шелдон-Холл довольно скоро стал сиять как драгоценный камень, прекрасный в своем совершенстве.
И вот тогда-то ее природа вновь заявила о себе. После нескольких лет, которые она провела, полностью отдавшись наведению домашнего уюта, Клементина поняла, что выполнила задуманное. А так как она слишком долго была оторвана от жизни, то вернулась к ней с еще большим жаром. Сейчас смешно вспомнить, как сильно все удивились. Кругом только и говорили о прекрасной леди Клементине. Как дочь своего отца, она естественно попала в высшее общество приближенных ко двору людей, которые строго придерживались правил, продиктованных им теми, кто стоял у власти. Вновь вернувшейся к светской жизни леди Клементине потребовалось всего несколько месяцев, чтобы понять, насколько были скучны те, кто ее окружал, как ограничены их интересы. Она огляделась и, зная, что ее услужливый муж всегда встанет на ее сторону, пустилась во все тяжкие.
Сначала поползли сплетни, затем поднялся страшный скандал. И почти сразу все разговоры, о ее похождениях дошли до королевы. Леди Клементину предупредили, сначала в мягкой форме, а затем более жестко. Три раза ей удалось избежать позора благодаря вмешательству родственников и друзей отца. Но так как она была слишком своевольной и упрямой, чтобы прислушиваться ко всяким предупреждениям, то вскоре грянул гром. От «этой безнравственной леди Клементины» отвернулся весь королевский двор.
Сначала она смеялась. Какое это имело значение для нее? У ее ног была половина мужчин Лондона, готовых ради ее красоты и ума в любую минуту встать на ее сторону. Но потом ей пришлось признать, что женщина, какой бы бесподобной, она ни была, не может жить, довольствуясь только дружбой с мужчинами. Королева последовала примеру двора, а те немногие женщины – подруги, которые остались у леди Клементины, навещали ее тайно, страшась того, что их заметят. Мужчины тоже внезапно изменились. Они оставались друзьями, любовниками, но их отношение к ней изменилось: они стали слишком фамильярными, слишком требовательными.
Человек с более слабым характером, вероятно, отступил бы, стал бы искать возможность восстановить свое доброе имя. Клементина же, несмотря на свои проступки, будучи человеком волевым, не стала так делать. Одним махом она порвала все связи с той жизнью, которую вела, и уехала в сельскую местность, оповестив всех и вся, что собирается посвятить себя мужу и дому.
Хьюго не совсем понимал, счастлив он от этого или нет. Несмотря на свою привлекательность, он оказался человеком не очень умным, и хотя порой поведение леди Клементины приводило его в ярость, он все же восхищался тем, что характер у нее более твердый и решительный, чем у него. Сначала его угнетала необходимость почти круглый год жить в Шелдон-Холле, а еще то, что все решения принимались за него, как будто, он не в состоянии решить что-либо сам.
Зато им не пришлось скучать в одиночестве. Леди Клементина заполнила дом друзьями и знакомыми. Вот уж в ком не было недостатка. Ведь одно дело появиться рядом со скандально известной леди Клементиной в Лондоне, где полно людей, которые только и ждут, чтобы тут же донести королеве, и совсем другое – поехать на север и остановиться в Шелдон-Холле. А кроме того, в сельской местности жили люди не столь щепетильные, которые не слишком заботились о мнении двора и никогда не искали его поддержки. В Шелдон-Холле можно было посоревноваться в стрельбе, а летом получить удовольствие от других видов спорта. И еще все знали о том, что угощения там просто бесподобны, а такого гостеприимства не найти в других местах. Из человека, лишенного всякого уважения в Лондоне, леди Клементина превратилась в королеву Шелдон-Холла. Ее балы, ее расточительство, ее выходки приводили в восторг тех, кто ее окружал. О них только и говорили. Но постепенно она стала все больше и больше уделять внимания дому, который стал для нее ее крепостью. В то время, как другим женщинам ее поколения становилось плохо при мысли о том, что надо пройти пешком милю, она могла весь день разъезжать верхом или гулять по вересковой пустоши, могла танцевать всю ночь напролет и одновременно с мужской практичностью и проницательностью справляться с огромным домом и его бюджетом.
Хьюго оставил все попытки управлять своим имением и вообще перестал вмешиваться во что-либо. Он превратился в человека, который постоянно ворчит, и откровенно завидовал своей жене, отодвинувшей его слишком далеко на задний план. Но бедняга ничего не мог поделать – жена была намного сильнее его, как, впрочем, и всех тех, кто хоть когда-то пытался перейти ей дорогу. Пятый баронет умер озлобленным, раздраженным человеком, в ярости от своей бесполезности и неспособности противостоять авторитету своей супруги. Для леди Клементины одиночество стало большим облегчением. Она вышла замуж за Шелдон-Холл и была счастлива от сознания того, что он от нее никуда не денется. Всю свою жизнь она прибегала к различным уловкам, чтобы получить то, что ей надо, иногда делая это, открыто, иногда втайне, но всегда знала, что все равно добьется своего благодаря собственной силе воли.
Шелдон-Холл, который предстояло унаследовать ее сыну, был доведен до совершенства, и она совсем не ожидала, что он женится, даже не спросив ее согласия. Едва увидев Алису, Клементина поняла, что это совсем не та жена, которая ему нужна, и, поставив перед собой цель, избавиться от нее, добилась этого с такой хитростью, что Роберт так и не понял, что она имела к этому какое-то отношение. Роберт не был чрезмерно ревнив, но вскоре после женитьбы стал каким-то озабоченным и задумчивым, а леди Клементина хорошо понимала, что мужчина, у которого что-то на уме, не очень хороший муж. Она замечала, что Алисе становилось все более и более скучно и, что ее любовь к Роберту стала ослабевать, потому, что не подкреплялась с его стороны никакими комплиментами и уверениями в своих чувствах. Невестка была недалеким человеком, пустышкой, и даже если бы ей пришлось прожить обычную, небогатую событиями жизнь, она вряд ли бы поумнела и стала хорошей женой.
Алиса совершенно не догадывалась о махинациях и проделках своей свекрови. А та, улучив момент, когда молодая женщина готова была удавиться от скуки, пригласила целую компанию молодых людей, многие из которых жили неподалеку. Среди них оказался молодой Бертран Кэнингэм. Не понадобилось много времени, чтобы он влюбился в Алису.
Леди Клементина наблюдала за тем, как развивались события, и прекрасно знала, что теперь у нее в руках есть козырь, которого так не хватало. Она просто забросала молодого Кэнингэма приглашениями.
– Какой милый мальчик, – говорила она сыну. – Мы должны быть добры к нему ради его родителей.
Роберт был вынужден приглашать его, то пострелять, то отобедать, то принять участие в летнем пикнике, то поиграть в качестве партнера в теннис с Алисой, которая выглядела потрясающе красиво в своих пышных белых юбках, перетянутых ремешком на тонкой талии.
Леди Клементина первой узнала, что Бертран Кэнингэм поцеловал Алису. О том, что она не видела сама, ей обычно доносил Бейтсон, который, казалось, был вездесущ и успевал все увидеть и услышать. Однажды, как бы случайно она завела разговор со своей невесткой.
– Ты такая молодая, – сказала она. – Тебе надо брать от жизни все, пока можно.
– Это что, мудрая философская мысль? – спросила Алиса.
Леди Клементина передернула плечами.
– Единственное, о чем я сожалею, прожив такую длинную жизнь, – продолжила она, – это о тех минутах, когда я сказала «нет». В пожилом возрасте очень мало утешений, так что пользуйся сполна своей красотой, дитя мое!
Она заметила, как Алиса посмотрела на себя в большое зеркало, и ей сразу же стало ясно, какие мысли появились в пустой голове ее невестки: «Неужели она и вправду стареет? Неужели красота может пройти? А Роберт? Любит ли он ее по-прежнему? Ведь уже прошел месяц, как они не были вместе. Он какой-то молчаливый и угрюмый. Он вообще ведет себя так с тех пор, как женился на ней».
Ну, а с сыном леди Клементина поговорила совсем по-другому.
– Дай Алисе время, и я думаю, что она успокоится, – сказала она. – Нам сейчас нужен наследник. Будущий хозяин Шелдон-Холла. До сих пор род Шелдонов не прерывался. Похоже, что у нее не очень крепкое здоровье, и поэтому мы очень правильно поступим, если позволим ей, немного расслабиться и повеселиться, не обременяя заботами замужней женщины. Ну, конечно, ненадолго, потому что твой сын уже ждет того дня, когда ему предстоит родиться.
Роберт был далеко не таким глупцом, как его отец. Он знал свою мать и, невольно восхищаясь ее способностями и сильным характером, все же видел ее насквозь.
Когда Алиса сбежала, а на одной из подушек обнаружили жалкую детскую записку, приколотую булавкой, он обозлился на леди Клементину.
– Это ваша работа! Вы довольны?
Она не стала отнекиваться, а вместо этого смело посмотрела на него сияющими глазами.
– Советую тебе немедленно начать бракоразводный процесс.
– Это зачем?
– Затем, чтобы заняться поисками жены, которая была бы достойна, носить твою фамилию.
– А если я не стану этого делать? Леди Клементина засмеялась над ним.
– Станешь! Ты молодой и очень красивый. Найдется множество женщин, которые захотят, чтобы ты на них женился, вот увидишь!
Но он не стал никого искать и не дал согласие Алисе на развод, как она этого хотела. Он остался один, несмотря на все аргументы и непрестанные мольбы своей матери. «Он еще молод, и у него еще есть время», – думала леди Клементина, но все же, где-то в подсознании у нее постоянно жил страх перед тем, что их род прервется и дом попадет в чужие руки. Она верила, что рано или поздно уговорит своего сына, заставит его повиноваться ей, но слово «женитьба» стояло между ними как преграда. Почти каждый раз, когда они оставались вдвоем, мать заговаривала о ней и со временем поняла, что ему доставляет удовольствие потешаться над ней и высмеивать ее честолюбивые планы в отношении него.
Она старела, и та необыкновенная энергия, которая была в ней раньше, постепенно покидала ее, но, все же ее воля по-прежнему оставалась твердой, как сталь. Доктора сказали, что у нее слабое сердце. Та бурная жизнь, которую она всегда вела, давала о себе знать. И именно тогда леди Клементина приняла еще одно решение. У нее было твердое намерение дожить до того момента, когда Роберт определится с выбором жены, чтобы знать, что род не прервался, поэтому она предпочла не рисковать. Она решила, что Шелдон-Холл – дом, который она всегда любила, который был для нее смыслом жизни – все еще нуждается в ней. А раз эта нужда существует, она должна выполнить перед ним свой долг.
Она перестала вставать с кровати и лежала там, сохраняя силы. Ее комната превратилась в своеобразный эпицентр, вокруг которого вращалось все в доме. Старая женщина оставалась такой же властной, как и в те времена, когда ежедневно заглядывала во все уголки огромного здания. Все в доме по-прежнему боялись и уважали ее. Бейтсон был не единственный, кто шпионил для нее. У леди Клементины было много других разнообразных способов узнавать обо всем. Повара не могли оставить грязным ни единого блюдечка, лакеи разбить стакан, горничные не заштопать порвавшуюся простыню, не опасаясь того, что об этом тут же узнает ее милость.
Кто-то постоянно доносил ей обо всех прегрешениях слуг, и их вызывали к хозяйке для того, чтобы получить от нее причитающееся возмездие. Шелдон-Холл был личным королевством леди Клементины. Королевством, где правил деспот. Единственным бунтарем в нем был сэр Роберт.
Леди Клементина вылила в фужер остатки шампанского и, медленно потягивая его, задумалась о новой проблеме. Снова и снова ее мысли возвращались к Сильвии Уэйс. Она вполне могла понять, как случилось, что Роберт взял ее под свою защиту. Все это время он, как правило, избегал женщин, доводя ее буквально до бешенства в те моменты, когда она приглашала в дом вполне достойных девушек. Обычно, когда те приходили, сын вел себя отчужденно и безразлично, обращаясь к ним с холодной вежливостью, что было даже более оскорбительным, чем если бы он вообще не замечал их. Ей следовало избавиться от мисс Уэйс в то же день, когда та приехала. Очень опасно оставлять такую красивую девушку, как Сильвия, имеющую безупречное прошлое, наедине с сэром Робертом, хотя все говорило о том, что он не собирается глядеть в ее сторону. То, что он защитил девушку, по соображениям леди Клементины, было исключительно из-за неприязни, которую вызвал в нем ее дядя Октавиус. Она достаточно хорошо знала своего сына, чтобы понять, что ему доставила удовольствие победа над напыщенным святошей. Его задело не отчаянное положение мисс Уэйс, а то, как властно и надменно вел себя ее дядя. Роберт был в некоторых отношениях ленив, по крайней мере, так считала леди Клементина, но когда хотел, мог одержать верх над любым, кто брал на себя слишком много. Он мог разделаться с наглецом одним махом с таким же совершенством, как это делала она сама.
Бейтсон представил детальнейший отчет о том, что произошло в библиотеке. Ей даже стало смешно от мысли о том, как, должно быть, изумился священник. Она представила, какую злость и досаду испытал тот, узнав, что поездка оказалась напрасной, что он ничего не добился и даже не смог унизить свою упрямую племянницу.
До сих пор все складывалось не так уж и плохо. Но теперь девушка становилась угрозой. Леди Клементина всегда считала одним из недостатков сына его сентиментальность. Ему нравились женщины мягкие и нежные, а сейчас, когда он выступил в роли святого Георгия, вырвавшего из когтей дракона прекрасную девушку, логично было ожидать, что он станет проявлять к ней почти собственнический интерес. Сильвия из тех девушек, которым нужно только замужество. Вот если бы это был просто любовный роман, леди Клементина бы только приветствовала это. Она знала, что такая любовница сделала бы Роберта более чутким и более подготовленным к женитьбе, которую мать планировала для него. Но как человек, хорошо разбиравшийся в людях, она понимала, что Сильвия могла быть согласна только на замужество и ни на что иное.
Леди Клементина допила шампанское и поставила пустой фужер рядом с собой. На мгновение она почувствовала, что над ее планами нависла угроза, но уже в следующий момент то, что произошло, представилось ей всего лишь незначительной помехой, но ни в коем случае не поражением.
Глава 8
Спустя неделю после приезда в Шелдон-Холл Сильвии сообщили, что ей и Люси надлежит переехать в бывшие детские покои, которые располагались на более высоком этаже, чем те комнаты, в которых они жили до сих пор. Когда девочка впервые увидела детскую, предназначенную для игр, она вскрикнула от восхищения. Это была большая солнечная комната, окна которой выходили на юг, с традиционной ширмой, сделанной из лоскутков, разноцветных картинок, с изображением детей и животных, заполненная огромным количеством игрушек, от которых любой ребенок пришел бы в полный восторг. Здесь были конь-качалка, большой клоун и огромный плюшевый медведь, а еще игрушечные солдатики и пушка, которая стреляла большими свинцовыми дробинками, Ноев ковчег со всеми животными, сделанными из настоящего меха. Сильвия почувствовала, что, подобно Люси, тоже испытывает восторг от всего увиденного, и они вместе с девочкой стали исследовать горки и комоды, обнаруживая все новые и новые необычные игрушки и вещи, с которыми когда-то с любовью играли дети иного поколения.
Сильвии было трудно представить себе сэра Роберта ребенком. Был ли он обычным непосредственным и нежным маленьким мальчиком? Она часто об этом думала, ведь после месячного знакомства с ним по-прежнему считала его одним из самых холодных людей, которых когда-либо встречала в своей жизни.
Но, как это было ни странно, он вызывал к себе любовь. Леди Клементина обожала его, и это было очевидно, хотя временами мать и сын производили впечатление людей, которые казались совершенными врагами, и иногда они старались побольнее уколоть друг друга словом, ведя нескончаемые ожесточенные споры. Когда леди Клементина говорила о своем сыне, морщины на ее лице разглаживались, а когда он был в ее комнате, не сводила с него глаз.
Иногда Сильвии казалось, что сэр Роберт намеренно ведет себя так бессердечно по отношению к матери, что он, зная, как нужна ей его любовь, старается не проявлять ни единого знака внимания, ни единого чувства в ответ на все ее попытки привлечь его внимание. Казалось, что между ним и леди Клементиной существует какой-то барьер, на который мать иногда пробовала не обращать внимания, о котором пыталась забыть. Но о нем всегда, каждую минуту, помнил ее сын.
Иногда, когда Сильвия была одна, она раздумывала о том, что могло стать причиной такого конфликта. Она чувствовала, что скорее всего, это не была женитьба сэра Роберта: никаких следов покойной Алисы в Шелдон-Холле не осталось. Если когда-то она и имела какое-то влияние, то это давно уже забылось. Даже Нэнни, такая лояльная и преданная всем членам этого семейства, вспоминала о ней с совершенным безразличием. И если ее бледное привидение и преследовало кого-нибудь в этом доме, то делало это очень ненавязчиво. Нет, думала Сильвия, это должно быть что-то более серьезное и весомое, чем Алиса. Это должно быть нечто, о чем знали только мать и сын, и это нечто разделяло их и в то же время связывало. От таких мыслей Сильвия чувствовала угрызения совести. Скорее всего, она все это напридумала в силу своей излишней сентиментальности. Ей следует просто принимать вещи такими, какие они есть, и оставаться благодарной за тот комфорт, который ей предоставили в Шелдон-Холле, и за то, что здесь она хоть в какой-то степени сама себе хозяйка, хотя могла бы уже быть прислугой дяди Октавиуса и тети.
Я счастлива, упорно повторяла она, но вот только мысли ее все время возвращались к одному вопросу. Она думала о том, что сэра Роберта многие любили: и его мать, хотя ее любовь была довольно странной, покровительственной, и Нэнни, которая делала это искренне, всем сердцем, как женщина, вынянчившая его. К ней он когда-то прижимался, ища защиты, и для нее он навсегда останется ребенком. Что могло быть прекрасней такой любви, которую, скорее всего можно было бы назвать истинно материнской из-за ее самоотверженности и бескорыстности.
Затем была Люси. Было очевидно, что девочка уже полюбила своего отца, и хотя на глазах у посторонних он часто был холоден и немногословен, Сильвия знала, что наедине с дочерью он ведет себя совершенно иначе. Взявшись за руки, они бродили по имению, и когда возвращались, то щеки девочки горели, а глаза сияли, и она всегда столько всего хотела сообщить о том, что они видели и делали. Она была уже достаточно умной, чтобы общаться с сэром Робертом, и в своем нежном возрасте уже могла кокетничать и даже льстить ему в благодарность за компанию. Она громко и радостно приветствовала отца, когда он входил к ней в комнату. Иногда она совершенно очаровательно терлась щекой о его руку.
Сильвия была достаточно умна, чтобы сразу понять, что сэр Роберт любит оставаться с Люси без посторонних, поэтому стоило ему показаться в детских покоях, как она тут же тихо и незаметно уходила. Это повторялось несколько раз, и сэр Роберт не оставил ее тактичное поведение без внимания. Однажды, когда она вернулась, чтобы сказать, что Люси пора готовиться к чаепитию, он, перед тем как уйти, сказал:
– Спасибо, мисс Уэйс. – Она поняла, за что он благодарил ее, и едва удержалась от того, чтобы не повторить слова, сорвавшиеся с ее губ в тот день, когда он спас ее от дяди Октавиуса. «Я сделаю для вас все что угодно, сэр Роберт». Но она теперь стала мудрее. Шелдон-Холл научил ее одной важной вещи: нужно хорошенько подумать, прежде чем что-то сказать. По натуре она была человеком очень внимательным и поэтому пришла к выводу, что каждый, кто живет в этом огромном доме, скрывает от других свои чувства под какой-то маской. Даже Нэнни говорила с опаской, что было совершенно несвойственно ей, как человеку с характером открытым и непосредственным. Как-то раз Сильвия, придя в комнату для прислуги, чтобы взять чистящее средство, обнаружила у огня служанку хозяйки, Пурвис, которая сидела, обхватив голову руками.
– Что-то случилось? – участливо спросила она. Пурвис подняла голову, и Сильвия увидела, что она плачет.
Ее нос, который и так всегда был красноватым на кончике, сейчас был краснее, чем обычно, а бегающие глазки с белесыми ресницами опухли.
– Все нормально, мисс Уэйс, – сказала она тихим голосом. – Я просто немного расстроилась, вот и все.
– Вы получили какое-то плохое известие? – сочувственным тоном спросила Сильвия.
Пурвис покачала головой.
– Просто я веду себя как дура, – сказала она. – Иногда, кажется, что я больше не выдержу этих постоянных замечаний и придирок. Я стараюсь делать все как можно лучше, никто столько не делает, как я, но, ни от кого нет никакой благодарности. Наверное, если бы сам ангел Гавриил спустился с неба, чтобы прислуживать здесь, то его бы тоже осыпали упреками.
Сильвия прекрасно догадывалась, о ком говорила Пурвис. Она слышала, как резко и раздраженно леди Клементина обычно разговаривает со своей служанкой, и совсем не удивилась, что та расстроилась. Странным было то, что она так долго все это терпит и мирится с таким положением дел.
– Я очень сожалею, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.
– Мне надо постараться не быть такой дурочкой и поменьше обращать на все внимание. Но последнее время я как-то плохо себя чувствую. Между нами говоря, я думаю, что это от такой жизни у меня так шумит в голове, что иногда кажется, что я сойду с ума. Я иногда не понимаю, что говорю и что делаю. Сама не знаю, как мне еще удается не сказать, или не сделать чего-нибудь лишнего, когда она начинает обращаться со мной таким образом.
– У меня в комнате есть кое-какие лекарства от головной боли, которые моей покойной матушке выписывал доктор. Может быть, они вам помогут? – предложила свою помощь Сильвия.
– Нет-нет, все и так пройдет, – поспешно сказала Пурвис, решительно вставая и вытирая глаза. – Но иногда я просто ненавижу это место, дом и всех, кто в нем живет. Они тут все какие-то бесчеловечные, я так и написала своей сестре. Да, именно бесчеловечные.
Сильвия обратила внимание на то, что Пурвис несколько раз повторила эти слова, но сама она благоразумно сдержалась и не стала делиться своим мнением о леди Клементине с ее служанкой. Ей не нравилась Пурвис: в ней было что-то неприятное. И хотя в тот момент она вызывала сочувствие, Сильвия прекрасно знала, что на следующий день она могла быть злой и угрюмой, готовой сорвать свое плохое настроение на любом, с кем ей придется столкнуться. Более того, она не любила детей. Даже Люси, от которой все в доме были без ума, не могла найти с ней контакт.
Получив чистящее средство, за которым она пришла, девушка пошла назад в детскую. Люси продолжала находить в огромном комоде все новые и новые вещи, которые ее восхищали. Это были кубики и мозаики, множество маленьких разнообразных штучек, которые дети так любят собирать.
– Смотрите, мисс Уэйс, – сказала Люси, подбегая к своему столу. – Я нашла два деревянных меча. Как вы думаете, папа играл с ними, когда был маленьким? Наверное, он представлял себя солдатом.
– Думаю, что так и было, – ответила Сильвия. – Спроси его об этом, когда он придет.
– Интересно, зачем ему было два меча? – спросила девочка. – На каждом из них что-то написано. Мисс Уэйс, прочитайте!
Сильвия отложила шитье и взяла у Люси мечи.
– На одном из них написано имя твоего папы, – произнесла она. – Видишь, ты можешь назвать его имя по буквам Р-О-Б-Е-Р-Т. Получится Роберт – имя твоего папы.
– А, что на другом? – спросила Люси, подавая Сильвии еще один меч.
– На этом написано «Эдвард», – ответила Сильвия. – Думаю, что какой-то маленький мальчик, который, наверное, приходил и играл с твоим папой.
– А они дрались как настоящие солдаты?
– Думаю, да. Но ты лучше спроси у Нэнни, она должна помнить, как это было.
Минут через десять в детскую пришла Нэнни. Она принесла для Люси горячее молоко и фрукты.
– Я только что встретила на лестнице служанку, которая все это несла сюда. У нее еще был стакан чаю для вас, мисс Уэйс. Совершенно остывшего! Я послала ее обратно. Вы не должны закрывать глаза на подобное безобразие. Если она снова принесет вам такой чай, тут же отсылайте ее на кухню.
Сильвия улыбнулась. Конечно, приятно видеть, как Нэнни ее опекает, но она прекрасно понимала, что прислуга считает гувернантку человеком маленьким, и поэтому была готова к тому, что придется мириться с невниманием и плохо скрываемой наглостью тех, кто был уверен, что Сильвия слишком робкая и неопытная, чтобы жаловаться на них.
– Спасибо, Нэнни, – сказала она. – Люси, иди, попей молока, пока оно не остыло. А потом мы сходим погулять перед ленчем.
Не выпуская из рук свою драгоценную находку – два меча, – Люси неохотно подошла к Сильвии.
– Люси обнаружила новые сокровища сегодня утром, – сказала девушка, обращаясь к Нэнни. – Два меча! На одном написано «Роберт», а на другом – «Эдвард». Нам обеим хотелось бы знать, кто такой «Эдвард»? Нэнни ответила не сразу. Она немного помолчала, а затем, как-то странно изменившись в лице, тихим голосом сказала:
– Этот меч принадлежал старшему брату сэра Роберта.
– Старшему брату! – удивленно воскликнула Сильвия. – Не знаю почему, но я всегда была уверена, что он был единственным ребенком. А Эдвард что, умер?
Нэнни кивнула в ответ.
– Да, он умер. Каждый раз, когда я прихожу сюда, у меня перед глазами стоят две маленькие рыжие головки, склонившиеся над игрушками в углу. Я представляю, как они переставляют солдатиков, как бьются вот на этих самых мечах.
Люси внимательно слушала.
– А мой папа расстроился, когда Эдвард умер, и он не смог больше играть с ним?
– Да, дорогая, – ответила Нэнни. Но тут же, как будто спохватившись, быстро добавила: – Но только ты не говори со своим отцом о твоем дяде Эдварде. Лучше не упоминать о нем в этом доме.
– Но почему? – удивленно спросила Люси. Сильвии захотелось задать такой же вопрос, но она не стала этого делать, просто вопросительно посмотрела на Нэнни.
– Тому, кто не задает никаких вопросов, никогда не говорят неправды, – сказала Нэнни. – Вот так. Запомните, что я вам говорю: ни с кем и никогда не заговаривайте о сэре Эдварде. Вы меня поняли?
– Да, Нэнни, – ответила Люси, но тут же, ощутив острую необходимость хоть что-то прояснить, спросила: – А что, папочка и все остальные расстроятся, если мы с ними об этом заговорим?
– Да, милая, очень расстроятся, – подтвердила Нэнни. – А ты ведь не хочешь, чтобы такое случилось, не так ли?
Люси покачала головой. Она допила молоко и вернулась к своим игрушкам.
Сильвия не произнесла ни слова. Ей о многом хотелось спросить, но она постеснялась, видя, как неприятны Нэнни эти воспоминания.
– А когда он умер? – все же спросила, она не сдержавшись.
– Почти одиннадцать лет назад, – ответила Нэнни.
– Всего лишь? – удивилась Сильвия. – Но ведь вы на днях говорили, что сэр Хьюго умер пятнадцать лет назад. Значит, его сын Эдвард стал шестым баронетом?
– Да, это так. А сэр Роберт – седьмым.
Сильвия поняла по голосу Нэнни, что та не хочет продолжать этот разговор, но, несмотря на это, девушка не могла остановиться и продолжала задавать вопросы. Ей было так интересно узнать о брате сэра Роберта, что она просто забыла о приличиях.
– Он умер из-за несчастного случая?
Нэнни поднялась. Сильвия никогда не видела ее такой мрачной.
– Послушайте, мисс Уэйс, – сказала она. – Будет намного лучше, если мы не станем говорить об этом. Я любила мастера Эдварда. Я ухаживала за ним с того самого момента, как он родился. Но когда мальчик стал подрастать, оказалось, что он не такой, как все, не совсем нормальный. Это очень расстроило ее милость. И она не хотела думать о нем и даже видеть его.
– Он был урод? – в ужасе спросила Сильвия. Неожиданно на глаза Нэнни навернулись слезы.
– Он… он… так и не вырос. И всегда оставался нежным, как ребенок. Да, он всегда был ребенком. Он не переставал играть с игрушками, в то время, как его брат вырос и стал мужчиной. А он так и остался ребенком, моим ребенком.
Последние слова были произнесены с надрывом, и Нэнни, приложив носовой платок к глазам, вышла из комнаты.
На мгновение Сильвия застыла, глядя на то, как Люси размахивает мечом в свете солнечного луча. Так вот, оказывается, какая тайна есть в этом доме. Старший сын, который навсегда остался ребенком, и которого растила и нянчила Нэнни даже тогда, когда он уже вырос и стал совсем взрослым. Какое горе! Девушка даже почувствовала жалость к леди Клементине. Ведь нет на свете большей душевной боли, чем та, которую испытывает мать, родившая ненормального ребенка. Теперь ясно, почему в большом холле рядом с портретом Хьюго нет портрета шестого баронета.
– Собирайся, Люси, – произнесла, Сильвия неожиданно вставая. – Пойдем на свежий воздух.
Ей захотелось увести девочку из детской, подальше от игрушек, которые, казалось, хранили на себе отпечаток чего-то жуткого. Сильвия представила молодого человека, склонившегося над ними и перебиравшего их мягкими белыми, ни к чему не приспособленными руками.
Когда Люси была одета, они отправились в спальню к леди Клементине, чтобы пожелать ей доброго утра.
– Давай не будем там долго! – прошептала девочка, когда Сильвия постучала в дверь.
На сей раз леди Клементина поприветствовала девочку без особого энтузиазма и даже как-то рассеянно. У нее был сэр Роберт, и Люси побежала к нему через всю спальню и взяла за руку.
– Ну, так как же нам поступить? – спросила леди Клементина, не обращая никакого внимания на Сильвию. – Без Мэри Эрскин, которая выпадает, ты остаешься без пары. Это никуда не годится, но я не представляю, кого еще можно пригласить.
Сэр Роберт выглядел утомленным, и казалось, что ему мало дела до забот матери. В доме уже несколько дней только и говорили о званом ужине, который должен был состояться как раз в этот день. После него планировались танцы. Сильвия поняла, что речь шла не о каком-нибудь выдающемся событии, а о приятном времяпрепровождении в кругу нескольких семей, живших по соседству.
– Ты должен кого-нибудь пригласить, – настаивала леди Клементина. – Кто-нибудь из слуг мог бы съездить и завезти приглашение, если бы ты решил, кто это будет!
Сэр Роберт не слушал. Он наклонился к Люси, которая стояла на цыпочках и что-то шептала ему на ухо.
– Роберт, – раздраженно произнесла леди Клементина. – Я, наконец, дождусь от тебя ответа или нет? Ведь этот вечер исключительно в твоих интересах.
Сэр Роберт выпрямился.
– Напротив, моя дорогая матушка, с моими интересами никогда не считаются. Меня не интересуют деревенские дамы, которые строят мне глазки в надежде, что я преподнесу подарок их невзрачным дочерям в виде бесплатной аренды Шелдон-Холла, но еще меньше меня интересуют их мужья. Я так понимаю, что мои близкие друзья сегодня не приглашены.
– Безусловно, нет, – резко отреагировала леди Клементина. – Толпа пьяных бездельников, единственная цель которых – промотать деньги!
– Пьянство и игра в карты – лучший способ забыться и не замечать, как проходит жизнь для тех, кто хочет, чтобы она прошла поскорей.
Сэр Роберт произнес это таким усталым голосом, как будто нес на своих плечах непосильную ношу, и у Сильвии от жалости к нему сжалось сердце.
– Просто тебе и твоим друзьям не хватает женщин. Всем давно известно, что они лучшее лекарство от скуки.
Сэр Роберт вздохнул.
– Неужели мы опять начнем все сначала? – спросил он заметно, раздражаясь. – Я ведь согласился с вашими требованиями в отношении этого мероприятия и готов терпеть за ужином этих деревенских девиц. Слушать, как они хихикают над всякими пошлостями, а после ужина даже готов прогуляться с ними по паркетным полам и посмотреть, как они сначала потеряют дар речи от великолепия зала для балов, а затем начнут безудержно трещать о том, что я именно тот, о ком они всегда мечтали. Я ведь обещал все это терпеть; прошу вас не требовать от меня большего, иначе я просто не появлюсь на этом вечере!
– Но это вздор! Как у хозяина Шелдон-Холла у тебя есть определенные обязательства перед соседями. И это одно из них. Единственная сложность сейчас – это найти одну-единственную женщину, чтобы ты не был без пары. Может, мне позвать одну из дочерей Шиптона или вдову бедного Фредди Филдинга?
Сэр Роберт уже готов был заявить, что ему безразлично, кто это будет, как вдруг его взгляд упал на Сильвию, терпеливо ожидавшую Люси у двери. Бледный луч зимнего солнца, пробившийся сквозь оконное стекло, осветил на мгновение ее волосы, показавшиеся от этого золотыми, ее нежную, почти прозрачную кожу и на удивление ярко-синие глаза. Легкая улыбка тенью пробежала по губам сэра Роберта. На его лице появилось такое выражение, какое, должно быть, появлялось в детстве, когда он собирался сделать что-то особенно непозволительное.
– А зачем зря ломать голову, – спросил он, – когда под рукой есть прекрасная замена леди Эрскин?
– Кого ты имеешь в виду? – поинтересовалась леди Клементина, но вдруг поняла, о ком он говорит. Несколько мгновений она, не отводя взгляда, смотрела в глаза сына. Создалось впечатление, что они сражаются друг с другом, не произнося ни слова.
– Я буду рад видеть мисс Уэйс на ужине, – наконец произнес сэр Роберт. – А сейчас я думаю, что нам с Люси пора кормить лошадей, они нас ждут.
И вместе с Люси, пританцовывавшей рядом, он направился к выходу, оставив в спальне двух молчаливо стоящих женщин.
Леди Клементина взглянула на Сильвию.
– Надеюсь, вы не забыли о том предупреждении, которое я сделала вам в день вашего приезда, мисс Уэйс?
– Нет, леди Клементина.
– Мне будет, очень жаль, если вы вдруг решите воспользоваться случаем и изменить свое положение.
– Думаю, что я не стану этого делать.
Сильвия говорила спокойно, но ее сердце билось очень сильно. Разрешит леди Клементина или нет? Несмотря на застенчивость, девушке вдруг очень захотелось присутствовать на этом вечере. Она еще ни разу не была, ни на вечере, ни на балу с тех пор, как стала взрослой. Инстинктивно девушка чувствовала, что леди Клементина соображает, как лучше поступить: позволить ей пойти на вечер или запретить, но тем самым подтолкнуть сэра Роберта к тому, что он будет еще больше опекать ее. Ведь если она не согласится на предложение сэра Роберта, это может еще больше возвысить Сильвию в его глазах. А леди Клементина страстно желала, чтобы Сильвия оставалась серой неприметной мышкой, одной из несметного количества слуг, которые сновали туда-сюда по дому и которых не замечал и не запоминал никто из тех, кого они обслуживали.
Нахмурившись, леди Клементина задумчиво барабанила пальцами по книге, лежавшей рядом с ней. У Роберта бойцовский характер. В конце концов, он сын своей матери.
Наконец она решилась.
– Ну что ж, хорошо, мисс Уэйс, – произнесла она. – Вы можете присутствовать на ужине. Но вам придется дать знать тем джентльменам, которые окажутся сидящими по обе стороны от вас, какое положение вы занимаете в этом доме, потому что не должно быть никакого недопонимания и попыток каким-либо образом возвеличить себя, чтобы оказаться на равных с гостями моего сына. А как только начнутся танцы, вы тут же вернетесь в свою комнату.
– Понимаю, – произнесла Сильвия.
– Я полагаю, что в вашем гардеробе есть вечернее платье, – продолжала леди Клементина.
– Да, – пробормотала девушка.
– Я слышала об этом. Оно, конечно, оттуда же, откуда и черное, которое было на вас, когда вы приехали?
– Да, это так.
– Я хочу посмотреть на вас, когда вы оденетесь.
Если я сочту наряд неподходящим для того, кому доверили уход за маленькой девочкой, вы не сможете присутствовать на вечере.
– Я понимаю.
– На этом все, мисс Уэйс.
Леди Клементина была очень зла. Сильвия это поняла и как можно быстрее выскользнула из комнаты, но не испытала, как обычно, страха, так как уже предвкушала, что ее ждет вечером.
Спустившись по лестнице в свою комнату, она вынула из шкафа розово-лиловое платье. Оно было, конечно, очень красивым, но Сильвия почему-то не сомневалась, что как бы прекрасно оно на ней, ни сидело, леди Клементина его не одобрит. Может быть, это был очередной ход в ее игре в кошки-мышки: сначала приказать Сильвии нарядиться, а в последний момент отменить свое решение?
Но, однако, у нее не было ничего другого, что подходило бы случаю. Пытаясь преодолеть соблазн, девушка даже отвернулась от платья и стала смотреть в окно.
Она чувствовала себя совершенно беспомощной и неопытной, зависимой от чужих прихотей и капризов. А еще очень одинокой. Ей так хотелось, чтобы рядом был хотя бы один близкий человек, с которым она могла бы поговорить, поделиться своими чувствами и переживаниями и который всегда дал бы ей хороший совет. Но, тут же в голову пришла мысль о том, что все не так уж плохо и что нужно быть благодарной за то, что у нее есть, и не просить от жизни слишком много. И все же хоть Сильвия попыталась успокоить себя, таким образом, у нее осталось чувство, как будто что-то или кто-то удерживает ее в плену и не дает жить полной жизнью и получать те радости, о которых можно только мечтать.
На улице таял снег. В парке уже появились первые зеленые прогалины. Только сугробы по-прежнему были такими же белоснежными, как первые подснежники, появившиеся вдоль террас. Скоро придет весна. Сильвии показалось, что воздух стал мягче. Он как будто бы сулил скорое приближение тепла. Не было ли все это знаком того, что полный несчастий этап ее жизни наконец-то закончился и, может быть, что-то хорошее ждет ее впереди? Если так, то, что именно готовило ей будущее?
Девушка прижалась щекой к холодному оконному стеклу. Ей в голову пришла мысль, вернее, мечта о том, чего бы ей больше всего хотелось, но она никогда бы не осмелилась произнести это вслух.
Глава 9
– О мисс Уэйс, как красиво! – Это воскликнула Этель, совсем молоденькая служанка, убиравшая в детских покоях.
– Да, оно мне, безусловно, идет, – согласилась с ней Сильвия, критически разглядывая в большом зеркале свое отражение в розовато-лиловом платье, открывавшем ослепительно белые плечи и руки.
– Я никогда не видела ничего более красивого! – всплеснув руками, снова воскликнула Этель. – Вы выглядите как фея. Правда, мисс Уэйс!
– Спасибо, Этель.
Было приятно услышать эти слова, произнесенные с неподдельной искренностью. Сильвия еще некоторое время повертелась перед зеркалом и подумала, что в ее наряде чего-то не хватает.
– Вот если бы у меня еще было ожерелье, – вздохнув, произнесла она, наконец, поняв, чего именно.
– Да и без него очень красиво, – успокоила ее Этель. Но Сильвия, впервые в жизни обнажившая свои плечи и шею, чувствовала себя неловко, ей казалось, что она наполовину голая. И все же она бы слукавила, если бы сказала, что ей не идет это платье. В нем она просто преобразилась. Гадкий утенок вдруг стал лебедем!
Но ее восторг разом угас, когда она вспомнила о леди Клементине. Да, она выглядела хорошо, но совсем не так, как гувернантка. После того, что сказала леди Клементина, было бесполезно надеяться, что старуха разрешит ей появиться на вечере в таком наряде.
Сильвия взглянула на часы, стоявшие на камине. Они показывали четверть девятого. В любой момент могли появиться гости, потому что ужин начинался в половине девятого. Но нет, ей не суждено их увидеть. Она была так уверена в этом, как будто уже знала решение леди Клементины. Неожиданно в ней проснулась злость. Ясное дело, что еще тогда, впервые увидев это платье, хозяйка Шелдон-Холла решила, что не позволит гувернантке его надеть. А сейчас она сказала ей нарядиться в него только для того, чтобы сначала обнадежить, затем, в последнюю минуту, одним махом лишить всех надежд. Такая изощренная жестокость вызвала в Сильвии желание взбунтоваться. Ведь она молода, и ей хочется наслаждаться жизнью, хочется впервые попасть на званый вечер. И почему кто-то, пусть даже сама леди Клементина, определяет, что имеет право носить гувернантка.
Впервые в жизни Сильвия решила поступить по-своему. Несколько лет она покорно ухаживала за матерью, взвалив на себя неимоверно трудную задачу по уходу за больной, у которой был сложный, невыносимый характер. Она смиренно приносила в жертву свои личные интересы и, будучи терпимой к недостаткам других, никогда не возмущалась, даже в душе. Но сейчас Сильвия всем сердцем ощутила, что так долго продолжаться не может, что нужно взять немного счастья и удовольствий, прежде чем пройдет молодость. В конце концов, ее пригласил сэр Роберт, так почему его мать вмешивается? Сильвия подняла голову. Леди Клементина уже старая женщина, которая прожила свою жизнь. И то, что она лишает другую женщину, которая намного моложе ее, возможности испытать несколько счастливых мгновений, подобных крохам, упавшим со стола богача, несправедливо.
В этот момент в дверь постучали. В голове у девушки мгновенно созрело решение. Не успела Этель направиться к двери, как Сильвия схватила ее за руку.
– Если это за мной, – прошептала она, – скажи, что я спустилась вниз. Поняла?
Этель кивнула. Затем, приложив палец к губам, Сильвия на цыпочках перебежала на другую сторону комнаты и, открыв дверь большого гардероба из красного дерева, юркнула внутрь и замерла, чувствуя, как колотится сердце. Этель открыла дверь.
– О мисс Пурвис! – донесся до Сильвии голос Этель. – Вы что-то хотели?
– Скажи мисс Уэйс, что ее милость ждет ее.
– Но она ушла вниз.
– Ушла? Уже? Но ведь ей было велено прежде показаться ее милости?
Читать бесплатно другие книги:
