Головорез Слэйд Майкл
– Эта тайна не даёт мне покоя уже в течение года.
– Что ещё усугубилось, без сомнения, недавней находкой сундука Блэйка.
– Ты знаешь, что он у меня?
– Конечно. Поскольку я являюсь председателем Комитета по наследованию, ни одно разрешение такого рода не даётся без моего ведома.
– Хочешь посмотреть на него? Он в соседней комнате.
Корабельный сундук был того типа, что были популярны у британских солдат в девятнадцатом веке. Четырёх футов в длину, двух футов в ширину и двух футов в высоту; его побитые стенки были укреплены потускневшими медными уголками.
Надписи мелом на дощечке, привинченной под крышкой, являлись иммиграционными отметками на нескольких языках. Имя «Блэйк» на дощечке было выгравировано.
– Его доставили в тот день, когда была застрелена Дженни, поэтому я ещё не рассматривал его. У одной из стенок внизу стопкой сложены несколько дневников, хранившихся Блэйком. Тот, который я просмотрел, является записками о его приключениях в британской армии до того, как он вступил в Силы. Дневники могут содержать ключ к разгадке того, почему он пропал.
– А если нет?
Роберт пожал плечами.
– Тогда я буду писать о чём-нибудь ещё. Батлер, Кок, Слей, Александер и Бонникасл опубликовали записи о своих подвигах. И благодаря этому мы знаем о жизни этих королевских солдат. Блэйк исчез раньше, чем его мемуары увидели свет.
Используя эти дневники, я заполню пробел.
Шатран поднял крышку сундука, чтобы заглянуть внутрь. Он увидел книги в кожаных переплетах среди пыльной красной формы. В сером свете, проникающем сквозь забрызганное дождём окно, выходящее на берег, показалось, будто из сундука дохнуло самой историей.
– У моего деда был похожий сундук, – сказал Шатран. – Я нашёл его на чердаке в его доме. – Он пнул основание сундука Блэйка ботинком. – В нём было фальшивое дно, наполненное фривольными фотографиями.
Несколькими минутами позже ДеКлерк проводил комиссара до дверей. Остановившись под козырьком от дождя у дверей, Франсуа похлопал рукой по плечу Роберта.
– В любом случае напиши свою книгу, дружище, если это то, что ты должен сделать.
Если тебе понадобится кто-нибудь, чтобы поговорить, то я всегда у телефона.
Предложение возглавить спецотдел «Х» будет оставаться в силе. Запомни мои слова, ты ещё вернешься. Силы у тебя в крови.
Через некоторое время после того, как Шатран уехал, снаружи донёсся звук автомобильного сигнала. ДеКлерк открыл дверь и взглянул на дорогу. Сквозь струи дождя он увидел, как удаляется свет фар лимузина, затем он услышал настойчивый лай у своих ног.
– Ну ты и лиса, Шатран, – пробормотал он, глядя вниз.
На крыльце в проволочной клетке прыгал щенок, тявкая, словно говоря: "Давай, приятель, выпусти меня отсюда". Когда ДеКлерк потянулся за запиской, засунутой между прутьями клетки, немецкая овчарка лизнула его руку.
Роберт…
Я не хочу говорить "Счастливого Нового Года", а только "Жизнь продолжается".
Его зовут Наполеон.
Он присмотрит за тобой.
вторник, 14 марта 1987 г. 11:02 пополудни
Прошло пять лет после похорон Женевьевы. ДеКлерк действительно написал книгу – "Волынки, кровь и слава" должны были быть напечатаны в "воскресном приложении" – и время, как говорится в поговорке, залечило его рану. Роберт был, наконец, готов принять предложение Шатрана, и поэтому утром, на десятый день после визита Мак-Дугала, он позвонил в Оттаву.
– Алло.
– Франсуа? Это Роберт ДеКлерк.
– Чтоб я так жил.
– Твой голос звучит ужасно.
– У меня был грипп. Пришлось бросить курить. Теперь я чувствую себя ещё хуже.
Мысленно ДеКлерк увидел перед собой Шатрана на фоне окна его кабинета на верхнем этаже небоскрёба, с видом на проступающее под ним в тумане реки Оттава здание Парламента. Судя по фотографиям в газетах, он чертовски располнел, и его по-военному коротко подстриженные волосы поседели. Франсуа трудно было себе представить без "Галуаза".
– При двух пачках в день ты будешь на ногах до конца недели.
– Не могу, – прохрипел комиссар. – Я заключил договор с Господом.
– Такой закоренелый грешник, как ты?
– Это был вопрос жизни и смерти. Мой грипп заигрывал с пневмонией до тех пор, пока в один прекрасный день я не почувствовал, что не могу дышать. Хоть я и скверный католик, всё же я действительно упал на колени и молил милосердного Господа даровать мне возможность дышать, пока моя физиономия не посинела, и чёрт меня подери, если моё обещание бросить курить не прочистило мои лёгкие. Боюсь, если я нарушу его, гнев Господень достанет меня и сквозь крышу дома.
ДеКлерк фыркнул.
– Ну, так почему ты звонишь?
– Поинтересоваться, остаётся ли в силе твоё предложение насчёт спецотдела "Х"?
– Ха! Так я и знал! Силы – у тебя в крови.
– Раньше, чем ты начнёшь ликовать, есть кое-какие условия.
– Например?
– Я хочу работать здесь. Не в Оттаве.
– Не стану осуждать тебя за это. Ужасное место. Парень по имени Голдвин Смит описывал его как арктический посёлок, превратившийся в политический кокпит.[3] Я не смог бы сказать лучше.
– Следующее, я хочу, чтобы у меня в команде были Авакомович и Чан.
– Ого, ты пытаешься раздеть меня до трусов, или как?
– Всего лишь слегка, Франсуа. Немного живой крови.
– Чан – лучший программист из когда-либо имевшихся у нас. И Джо тоже великолепный спец, ты ведь знаешь.
– Я хочу получить свою долю.
– Очень на тебя похоже. Что-нибудь ещё?
– Я хочу, чтобы моим заместителем был Джек Мак-Дугал.
Шатран прочистил горло.
– Это создаёт проблему.
– Да, я слышал. И всё же я настаиваю.
– Я в одной упряжке с членом депутатской комиссии. Он поручился за меня, когда Оттава давала мне эту работу. Мне не хочется отменять его распоряжение, которое он отдал, следуя проводимой политике.
– Это обязательное условие. Нет Джека – нет меня.
– Ты выдвигаешь тяжкое условие.
– Ну так пошли меня подальше.
– Чёрт побери, – произнёс Шатран. – Мне нужно закурить.
Специальный «Х» – его специальный «Х» – потихоньку формировался. На прошлой неделе Шатран прислал досье из Оттавы, и сегодня ночью ДеКлерк завершал свой список расстановки сотрудников. Этим вечером по крыше оранжереи снова стучал дождь, и снова раздавались противотуманные гудки судов в заливе. Досье, которое больше всего интриговало его, было досье с данными Цинка Чандлера, инспектора спецотдела «Х» в Британии. ДеКлерк читал между строк – стараясь представить себе, что произошло в логове Вурдалака[4] – когда Наполеон напомнил, что пришло время для прогулки. Натянув макинтош, старший суперинтендант последовал за собакой к океану.
Около получаса немецкая овчарка носилась вдоль берега. Владения ДеКлерка простирались до укреплённого брёвнами берега. На верхушке холма на берегу океана стояли древние солнечные часы и принесённый волнами стул. Когда Роберт сел на стул над бурлящим приливом, его пальцы пробежались по отметкам на циферблате солнечных часов.
В доме, не слышимый Робертом, звонил телефон.
ДеКлерк думал: "Мне нужен повод, чтобы отказаться от спецотдела "Х".
Деления солнечных часов говорили: "Время гораздо более позднее, чем ты думаешь".
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Долина реки Литтл-Бигхорн, округ Монтана
вторник, 27 июня 1876 г.
Лагерь бригадного генерала Альфреда Терри был охвачен волнением. В отличие от предыдущего дня, индейцев не было видно, и только несколько сот индюшек кружили над ближайшими холмами. В семь часов войско выступило в боевом порядке, выслав разведчиков по флангам гораздо дальше, чем обычно. Среди эскадронов гуляли слухи, что полковник Кастер вступил в решительную схватку с краснокожими, пока, наконец, в миле вниз по реке солдаты не наткнулись на опустевший индейский лагерь.
Всё, что осталось от семи колец, атакованных Кастером, это мрачные покинутые типи и раскиданный вокруг хлам: одежда из бизоньих шкур и гниющие остатки еды; накидки и кухонная утварь; стрелы, ружья, роговые ложки, разбитая глиняная посуда. Кольцо мёртвых лошадей окружало палатки, а рыскающие по лагерю, похожие на волков одичавшие собаки рычали на приближающихся белых.
Трое любопытных солдат покинули строй и лёгким галопом поскакали вперёд. Среди останков один из них нашёл пару залитых кровью стремян, подписанных "Старгис – 7-ой Кав.". Пока он верхом скакал обратно, чтобы доставить находку Терри, другой высунул пепельно-бледное лицо из одной из палаток. Внутри он обнаружил тела пяти обезглавленных белых, подвешенных обнажёнными к палаточным шестам.
К пересечению шестов были привязаны пять чёрных шаров. Отогнав рой мух, он увидел, что это были отрезанные головы. Связанные вместе черепа явно не одну милю тащили за лошадью по земле.
– Обыскать холмы, – в ярости распорядился Терри. – Найти виновных в этом дикарей и вздёрнуть их.
Капитан Джерико Шарп получил задание осмотреть всё и закартографировать лагерь.
Подверженный нервному тику, возбудимый, получивший библейское воспитание Шарп был мужчиной с женоподобной фигурой, в неопрятной форме. Заострённый нос и синеватые губы доминировали на его лисьем лице, левый глаз которого выстукивал азбуку Морзе.
Шарп провёл около часа в палатке, где висели тела замученных, наталкивая мысль на картины Ада из Ветхого Завета. Имя "Паркер", вышитое на шортах, свисавших с ног одного из мужчин, удивило его, поскольку ни одного Паркера среди эскадронов Кастера не было.
Около полудня, пригнувшись к луке седла, по мостику, переброшенному через реку, галопом прискакал один из разведчиков. Он не бросил поводьев и не спешился до тех пор, пока не нашёл Терри, разговаривающего с генералом Гидеоном Праттом.
– Господин генерал! – прервал их разведчик, отдавая честь обоим мужчинам. – Лейтенант Брэдли послал меня от обрыва за рекой. Он насчитал на гребне до двух сотен трупов.
– Краснокожие? – спросил Терри, глянув на Пратта.
Разведчик покачал головой.
– Белые, господин генерал!
– Милосердный Боже! – воскликнул Пратт. – Но не из Седьмого полка?
Шарп наблюдал из-за полога палатки, как колонна двинулась, переправляясь через реку, чтобы подняться на крутой гребень.
Солнечный жар обрушивался на долину, искажая отдалённое изображение, словно мираж в пустыне. Вскоре последовало распоряжение Шарпу явиться к обрыву. Уложив свои приспособления, он взобрался на гребень вместе с одним из разведчиков, Арикарой, на краю поля убийств натянув поводья, чтобы остановить лошадь.
– Все мертвы. Боже правый, какими белыми они кажутся. Какими совсем белыми, – сказал он.
Место побоища являло собой картину чистейшей резни. Там, где резня была самой кровопролитной, на вершине холма, баррикада из застреленных лошадей, ноги которых торчали словно частокол, окружала разлагающиеся трупы. Сухая песчаная земля впитала в себя всю пролившуюся кровь, пока налетающие стервятники отъедались на иссушенных останках. Заглушающее всё жужжание мух напомнило Шарпу о том, как он ещё мальчиком охотился на опоссумов, шатаясь за своим отцом, армейским священником, по болотам штата Теннесси. Машинально он нащупал свою Библию.
Новый пост Шарпа был в центре поля. Здесь он разложил карту, на которую наносил окружающую обстановку. Позже другие воспользуются собранным материалом для того, чтобы расследовать, что же случилось на Последней стоянке Кастера. Двенадцать солдат работали на поле, доставляя к нему свои находки.
В полдень на гребень въехал репортёр "Хелена Таймс". Шарп сидел на пне, дополняя свою карту, когда солдаты сделали перерыв, сгрудившись толпой вокруг репортёра.
– Будьте уверены, это произносится с "е", – услышал он чьи-то слова.
Шарп нагнулся, чтобы хлопнуть себя по икре над кавалерийским сапогом. Овод только что ужалил его в ногу. И в этот момент он заметил в кустах записную книжку, скрытую там, где она упала, когда с Паркера сорвали одежду. Подняв её, Шарп пролистал страницы:
записать в журнал / 25 июня
Собственность Фрэнсиса Паркера, Йельский университет, Нью-Хэйвен, Коннектикут.
В случае смерти вернуть профессору О. С. Маршу по вышеуказанному адресу.
Мистер Чарльз Дарвин
Даун-Хауз
Даун
Кент, Англия (Зачем дважды писать Даун?)
21 июня 1876 г. – "ЭВРИКА!!!" Наконец-то! Недостающее звено! Северо-западный берег, "Развилка Сумасшедшей Женщины" реки Павдер, у горы Бигхорн.
Округ Монтана 43 град. 54 мин. сев. шир.
106 град. 45 мин. зап. долг.
Черновик письма
Дорогой сэр, – не стоит наверное и упоминать, как Вы, вероятно, удивлены, так скоро получив от меня известия; однако надеюсь, что у меня есть новости, которые покончат с критикой в Ваш адрес. Гершель может говорить, что Ваша книга – "в полном порядке", но мне кажется, так же, как без сомнения и Вам, что в данном случае весьма подходят слова м-ра Хаксли:
"Значительный промежуток времени, более чем десятилетие, отделяет нас от момента публикации Происхождения видов, и что бы ни думали или ни говорили о доктринах м-ра Дарвина или о манере, в которой он их проповедует, главное заключается в том, что за двенадцать лет Происхождение видов сыграло роль совершенно революционного в биологии, как, в своё время, Принципы… – в астрономии.
Теперь, по прошествии времени, критикам Дарвина представился удобный случай.
Смесь пренебрежения и высокомерия, которая на первых порах характеризовала значительное число нападок, с которыми он сталкивался, больше не является досадным отличием анти-дарвинистского критицизма".
Сэр, у меня имеется оружие, с помощью которого Вы сможете отразить все нападки!
Как Вы можете видеть из заключения, следующего из этого письма, я обнаружил череп (первый в Америке, как мне думается), который при внимательном изучении оказывается черепом самой ранней формы человека; останками более ранними, чем череп, найденный в долине Неандер вблизи Дюссельдорфа в 1856 году, и не являющиеся останками столь же сомнительными. Нельзя сказать ни того, что этот череп является останками деформированного человека, ни того, что он принадлежал одному из видов обезьян, поскольку форма этого черепа соединяет в себе признаки обоих видов, и человека, и обезьяны. К тому же, это очень большой череп.
Два года назад, когда профессор Марш находился здесь, в Западном Бэдлэнде, в поисках динозавров, он обнаружил, что местные индейцы очень обеспокоены. По отношению ко мне они проявили совершеннейшую недоброжелательность, и я опасался за свою безопасность более, чем однажды, когда разговор с индейцами вызвал у них подозрительность и недоброжелательность, поскольку они решили, что я ищу золото!
Назавтра я намерен прибегнуть к благам цивилизации, чтобы отослать Вам это письмо. Я узнал от местных торговцев (довольно скверная компания, конечно), что вскоре ожидаются силы кавалерии, которые нарушат покой дикарей. Возможно, мне посчастливится встретиться с ними.
С уважением и преданностью "Предоставим Господу быть правым, а всем людям – заблуждаться", подумал Шарп.
Он знал о Чарльзе Дарвине и о его ереси.
Не была ли эта книга внушена Антихристом?
Капитан, обрадованный тем, что остальные находились спиной к нему, хвастаясь своими подвигами репортёру, сунул "Путевые заметки" в свою седельную сумку.
Той же ночью эта книжка оказалась в руках генерала Гидеона Пратта.
РАСЧЛЕНЕНИЕ
Ванкувер, Британская Колумбия
воскресенье, 15 марта 1987 г. 2:00 ночи
Пендер-стрит между Главной и Клином являлась самой утробой Китайского квартала.
Торгующие творожными палочками с бобами, и дынными пирожными, и тысячелетними яйцами, торгующие устрицами и сладостями, ирисками и домашним миндальным печеньем; торгующие водяными орехами и экзотическими грибами, и засушенными анчоусами по сотне в корзине, все эти лавчонки были настоящим земным раем для местных эпикурейцев. Гомонящим роем сновали по этой улице армии азиатских торговцев, таскающих огромные корзины и расталкивающих друг друга; в старании что-нибудь продать, они тыкали тонкими пальцами в выпуклые плоды на витрине: фей-хоа, мокко, корешки лотоса и плоды манго. В бархатных куртках и мешковатых куцых штанах, с пепельными волосами, заплетёнными в косичку на затылке, с ожерельями из раковин женщины в домашних тапочках шаркали по улице среди рыбаков, торгующих в розницу прямо из сетей или с корзинами шевелящихся крабов, поднятыми над головой, чтобы привлечь толпу. Только к ужину улицу словно выдувало.
Было два часа ночи, и Пендер-стрит была пустой.
Полупустая мясная лавка была заперта на ночь. За целиком зажаренной тушей свиньи и утками на вертелах, оставшимися висеть в окне, виднелись пустые и вычищенные прилавки. Находящаяся на уровне улицы зарешёченная отдушина открывалась в подвал, где свет мерцающих флуоресцентных ламп переходил в чёрные тени. Связки китайских колбас и расплющенной, словно морской скат, домашней птицы были развешаны в коптильных шкафах, стоящих у стен. Ряды полок, уставленных банками с консервированной говядиной, тянулись от отдушины до задней части подвала. За ними большая деревянная дверь закрывала вход в морозильник. К ней была прибита свиная шкура, натянутая на округлую раму, вместо глаз животного были вставлены мигающие лампочки. Перед дверью над гудящей пилой стоял мясник.
Вокруг мужчины стояли ящики, заполненные оленьими рогами.
Груз прибыл тогда, когда он занимался уборкой.
Оставив грязную работу ради этой, более прибыльной, он распиливал оленьи рога на тонкие пластины.
Стоящий рядом столик был уставлен тарелками с говяжьим жарким, печёными яблоками и пивом из Циньтао.
Закончив распиливать рог, он каждый раз вытирал руки о свой забрызганный кровью передник и делал паузу, чтобы немного перекусить.
Он как раз был занят едой, когда мясницкий секач вонзился ему в рот.
В мерцающем свете убийство казалось похожим на дёргающийся чёрно-белый фильм. По сторонам и позади мужчины стояло трое панков-азиатов. Все они были одеты в чёрные джинсы, белые, подчёркивающие мышцы, рубахи и чёрные кожаные куртки. У всех трёх в левом ухе были серьги, а на руках – татуировки. Шум их проникновения внутрь, должно быть, заглушила гудящая пила.
Секач рассёк мясника по горизонтали. Его лезвие выбило верхние зубы, рассёкло щёки и язык и затем вонзилось в позвоночник. Под волосами, торчащими на манер Вуди Вудпекера, его глаза закатились так, что остались видны только белки.
Тщетным движением он попытался схватить клинок. Когда панк рывком выдернул лезвие, кровь ударила из лица мужчины двумя фонтанами – секач перерезал обе сонные артерии. Мясник рухнул на пол, его ноги судорожно дёргались, а рассечённый язык подрагивал, как у змеи.
Панкам потребовалось пятнадцать минут, чтобы расчленить тело.
Пока один остался, чтобы вымыть пол, остальные двое затолкали останки мясника в подарочные сумки и отвезли куски на ричмондский строительный участок.
Там, возле лесопилки, был запаркован цементовоз, его барабан вращался в свете бесстрастной луны.
Одна за другой сумки были пропущены через лесопилку, превратившую кровавые останки в кашу.
Затем цементовоз опрокинул на них слой раствора.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Даун, Англия
пятница, 27 октября 1876 г. 11:02 дня
Экипаж из Даун-Хауза ожидал возле станции. От ближайшей железнодорожной станции в Кройдоне, в десяти милях отсюда, генерал армии США Гидеон Пратт наслаждался поездкой среди холмов графства Кент. Этим солнечным осенним утром за окнами кареты проплывали живописные заросли пурпурного вереска и густые дубравы. Держа в руках Библию, Гидеон в дороге читал Книгу Бытия.
Даун-Хауз находился в узкой долине Вестерхем-роуд в четверти мили от Дауна.
Население посёлка, насчитывающее несколько сот человек, жило в коттеджах, рядами сгрудившихся возле небольшой сельской церкви. Построенный в стиле времен короля Георга трёхэтажный дом с арочными окнами был увит плющом и обсажен вязами. Когда карета въехала во двор и Пратт вышел наружу, пожилая женщина открыла парадную дверь.
– Добро пожаловать в Даун-Хауз, генерал. – Её голос звучал осторожно.
– К вашим услугам, мадам. – Пратт снял шляпу.
– Мой муж в своём кабинете. Входите.
Будучи в свои пятьдесят с небольшим лет убеждённым евангелистом, Пратт выказывал высокомерие человека, лично избранного для служения Господу. Сегодня генерал надел свою лучшую парадную форму, выказывая больше блеска, чем обычно, поскольку это были Британские острова. Его стройное тело вегетарианца хорошо переносило любую погоду. Его длинные седые волосы сливались с чёрной с сединой бородой. Он не курил; не пил; зато вставал каждое утро до рассвета, чтобы приветствовать рождение нового дня. Шрам на его щеке был памятью о Битве с Бегущим Буйволом.
– Умоляю вас не провоцировать моего мужа, – сказала женщина, бросив взгляд на Библию в руке генерала. – Он не очень хорошо чувствует себя после публикации его последней работы. Если бы только критики знали, как сильно их шпильки задевают его.
Не двигаясь с места, Пратт отвесил джентльменский поклон. Он последовал за ней до дверей кабинета. Открыв её, Эмма Дарвин пригласила его войти.
Богохульник сидел за стоявшей у окна конторкой, на которой царил беспорядок, и глядел в сад. Годы борьбы оставили на нем свой след. Его брови сошлись от глубоких раздумий, плечи ссутулились под грузом злобной критики.
Серебристо-белая борода и косматые брови словно компенсировали облысевший череп.
Его окружали книжные шкафы, возвышавшиеся от пола до потолка, а каждый клочок свободного пространства стен был испещрен пометками. Оранжевый отсвет угля, горевшего в камине, падал на восковой глобус позади него, делая его похожим на луну. Когда генерал вошёл, натуралист встал, положив мензурку и пробирку, бывшие у него в руках.
– Вы оказываете мне честь, сэр, – сказал Дарвин, протягивая руку. – Как удачно, что вы пожелали повидаться со мной так же, как и я с вами. Разрешите выразить вам мою сердечную признательность за ваш приезд в Даун.
После рукопожатия генерал раскрыл свою Библию.
– "И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему", – прочел он. – Вам знакома эта цитата, сэр?
– Конечно, – ответил Дарвин. – Книга Бытия.
– "И сотворил Бог человека по образу Своему". Означает ли это, что Бог является обезьяной?
– Позвольте мне ответить вам вопросом на вопрос, генерал. Если читать Библию буквально, то к кому относится местоимение "нашему"? Не является ли в этом случае Бог всего лишь одним из многих, как думали греки и римляне?
– Я предпочитаю знать с самого начала, каких взглядов придерживается мой собеседник. Вы продолжаете настаивать на том, что Бога нет и что нашим Адамом является обезьяна?
– Я агностик, генерал. У меня нет никакой теории о Боге. Равно как не стремлюсь я и повлиять на взгляды других. Если "Происхождение видов" оскорбило вас, то это было сделано не намеренно.
Англичанин предложил американцу нюхательного табаку. Как человек, не подверженный порокам, Пратт отклонил это предложение.
– Не единожды я использую в своей книге слово "эволюция". Я избегал обсуждать вопрос о человеке, так как этот объект окружён предубеждением.
Генерал фыркнул, поднимая Священное Писание.
– Возможно, но теперь вы опубликовали "Происхождение человека".
– Неужели признание изменчивости видов равносильно причастности к убийству?
– Сэр, ваша еретическая теория должна быть задушена в зародыше.
– Почему? – Дарвин усмехнулся. – Не потому ли, что она объясняет слишком многое?
Глаза Пратта сузились, сверля натуралиста.
– Далее, я полагаю, королева Виктория произведёт вас в рыцари за вашу работу?
– Сомневаюсь в этом, – заметил Дарвин. – Ей не нравится моя теория.
– Так же, как и конгрегации баптистов-спасителей Теннесси.
Дарвин пересёк комнату по направлению к камину, чтобы взять коробку с табаком и прогулочную трость. Затолкав понюшку в нос, он громко чихнул. С увлажнившимися глазами он обратился к Пратту:
– Каждый день перед обедом я совершаю прогулку. Составите мне компанию, генерал?
Приверженец учения о создании человека Богом кивнул.
Даун-Хауз был окружён восемнадцатью акрами прилегающих земель. Сразу за ним простирались холмистые поля и живые изгороди, отделяющие их от фруктовых садов.
На ближнем конце поля натуралист расчистил полоску земли длиной около трёхсот ярдов. Он обсадил её дубами и вязами, липами, каштанами и цветочными кустами.
Вокруг этой своеобразной беседки, которую осень окрасила багрянцем, шла посыпанная гравием дорожка, которую он называл "Песчаная тропа". Пока они в молчании прогуливались, деревья и кусты вокруг них были наполнены естественной жизнью.
Идущие рядом мужчины являли собой совершеннейший контраст. Прямой, подтянутый Пратт шёл чётким, целеустремлённым шагом, заложив руки за спину, его глаза и уши полностью игнорировали окружающее. Изредка он останавливался, чтобы натуралист мог догнать его. Внимательный ко всем деталям, Дарвин вникал во всё вокруг. Его прогулочная трость имела железный наконечник, который издавал ритмичное постукивание при каждом ударе о землю. На повороте дорожки была навалена груда камней. Каждый раз, проходя мимо, Дарвин отбрасывал один из них.
– Имя Фрэнсиса Паркера говорит вам о чём-нибудь, генерал?
Пратт глянул на Дарвина.
– Нет, насколько я припоминаю.
– А как на счёт профессора О. С. Марша из Йеля?
– Чудака, которому нравится рыться в костях в Западном Бэдлэнде?
– Два года назад Марш исследовал Блэк-Хиллс в Дакоте. Он услышал рассказы о доисторических чудовищах, захороненных там. Марш вернулся с двумя тоннами останков динозавров.
– Горы считаются священными у сиу. Ему повезло, что они не сняли с него скальп.
– Паркер был преуспевающим студентом, обучавшимся у Марша. В прошлом году он написал мне письмо из Йеля. Паркер, прочтя мои книги, пришёл к заключению, что подтверждение теории эволюции может быть найдено вблизи раскопок Марша.
Наступающей весной он собирался отправиться в Блэк-Хиллс. Мне говорили, что он отправился в дорогу – но назад он не вернулся.
– Какое отношение, – спросил Пратт, – это имеет ко мне?
– Мы, англичане, любим читать о колониальных войнах. Наши газеты напечатали подробности, касающиеся вас – вашего настоящего прибытия. Если верить "Таймс", то вы прибыли в Лондон за поддержкой правительства её величества?
– Мы уверены, что ренегаты, истребившие Седьмой Кавалерийский полк, попытаются укрыться в Канаде. Поскольку правительство избегает вмешиваться в международные дела доминиона, то это должно касаться и нашего желания вернуть бежавших обратно.
– Не были ли вы с колонной, обнаружившей место резни?
– Мои эскадроны присоединились к эскадронам Терри накануне.
– Говорили, что ваши войска обнаружили тело, которое не смогли опознать.
– Такое тело действительно было найдено, но не на поле сражения. Оно было подвешено в палатке за рекой.
– Почему тело не было опознано?
– Оно было изуродовано до неузнаваемости.
– Это правда, что на человеке было штатское бельё?
– Да, но метки с именем были срезаны.
– Вы видели его кальсоны?
– Нет, я говорил с капитаном Шарпом, который описывал лагерь. Язычники часто так делают.
– Если этот человек был штатским, то кем бы он мог быть?
– Скорее всего, репортёром, ехавшим с людьми Кастера. Полковник, как вы, может, слышали, любил рекламу.