Соблазненные луной Гамильтон Лорел

– И все же теперь он ее первый рыцарь.

– Он не убийца, и действовать тайно он не способен. Он приходит с ветром и свистом, как его тезка, – с явным пренебрежением заметил Холод.

– Зато Шепот способен, – сказал Дойл.

Холод удивился и замолчал, Мэви нахмурилась:

– Мне эти имена не знакомы.

– От былой их славы мало что осталось, – сказал Дойл. – Теперь они носят эти имена.

– Шепот, – повторил Холод. – Я думал, он потерял рассудок.

– Я тоже это слышал.

Мистраля я помнила. Он был как раз такой, каких королева терпеть не могла, – шумный, самодовольный, легко вспыхивающий и злопамятный. Настоящий буян, но слишком могущественный, чтобы отказать ему в просьбе принять к темному двору после того, как его выкинули из золотого. Королева никогда не отказывала в приеме могущественным, но любила их не слишком и даже использовала нечасто. Она умела устроить так, чтобы они сидели в дальнем углу и не лезли на глаза.

Мистраль был в опале всю мою жизнь, так что я с трудом припоминала его лицо и не была уверена, довелось ли нам хоть раз говорить. Отец считал его глупцом.

– Не припомню стража по имени Шепот, – сказала я.

– Когда-то он не угодил королеве, – объяснил Дойл, – и она его наказала. Она послала его к Иезекиилю в Зал Смертности на... – Он нахмурился и глянул на Холода: – На сколько? На семь лет?

– Кажется, да, – кивнул Холод.

Я поперхнулась и не сразу смогла заговорить.

– Его послали на пытку на семь лет? – Голос прерывался от ужаса. Я бывала в Зале Смертности. Я точно знала, как искусен в своем ремесле Иезекииль, и семи лет его заботы просто не могла вообразить.

Они оба кивнули.

Даже Мэви побледнела. Благой Двор не одобряет пытки, во всяком случае – прямые, в каких Иезекииль был искусником. У них есть много более изящные способы, магические – менее непосредственные, менее грязные. Можно заставить человека извиваться от боли, и не марая рук. Королева Андаис предпочитает дерьмо называть дерьмом. Пытка – дело грязное, иначе что в ней толку?

– Я слышала жуткие истории о вашем Зале Ада.

– Видишь, Таранис даже термины заимствует из религии, что терзала и преследовала наших приверженцев, – сказал Холод. – Его двор обезьянничает с людей.

– Да, с людей века восемнадцатого, а то и пораньше, – поправила я.

Холод пожал плечами, будто несколько столетий разницы погоды не делают.

– Зовите его как угодно, но если ваша королева назначает такие кары – это гарантия, что я не захочу быть принятой к ее двору.

– Чем же он заслужил семь лет у Иезекииля? – спросила я.

– Не думаю, что кто-то знает, кроме самой королевы и Шепота, – ответил Холод.

Я взглянула на Дойла:

– Ты был ее правой рукой не меньше тысячи лет. Ты с ней практически не расставался, пока она тебя не послала за мной в Лос-Анджелес. Ты-то все знаешь, правда?

Он негромко вздохнул.

– Если бы она хотела, чтобы это кто-то знал, она бы рассказала сама. Я не стану подвергать вас опасности, выдавая эту крупицу правды.

Я не настаивала. Не хотелось бы дать Андаис повод и нас послать в Зал Смертности. Я спокойно доживу до конца своих дней, и не зная, чем Шепот заработал семь лет пыток, только бы мне самой не пришлось слышать сладострастное пришепетывание Иезекииля – пусть всего минуту.

Холод повернулся к Мэви:

– Ты не хочешь поехать с нами к Неблагому Двору, хотя знаешь, что Таранис может снова попытаться тебя убить, едва за нами закроется дверь.

– В аэропорту вы передадите меня новым телохранителям.

– Таким же людям, как те, кто едва не погиб, спасая тебя от Безымянного? Как те, кого перебили бы всех до одного с тобой вместе, если бы мы не пришли на помощь?

– Мы сядем на самолет одновременно с вами и улетим за границу, подальше от короля и от его власти.

– Может быть, она окажется в большей безопасности, чем мы, Холод. Потому что мы полезем в самое его логово, в средоточие его силы.

– Но при Неблагом Дворе, под защитой королевы, ей было бы все же меньше риска, – возразил Холод.

– Мы это уже обсуждали, – сказал Дойл. – Все решено.

Холод опять посмотрел на Мэви:

– Не в том дело, что тебе противен Неблагой Двор, и даже не в том, что ты его боишься – нас боишься. Ты боишься другого: вступив под темные своды и оказавшись снова в волшебной стране, ты не уйдешь оттуда.

– Андаис может посадить меня под стражу – для моей же безопасности, разумеется, и даже вы не сможете меня освободить, – сказала Мэви.

– Тебе не нужна будет стража, Конхенн, ты просто примешь тьму, поскольку свет тебя отверг. Немало благих лордов и леди узнали, что тьма и вполовину не так ужасна, как они думали, и вдвое менее опасна, чем им говорили.

Холод шагнул к ней, а она на шаг отступила.

– Они приняли тьму, потому что у них не оставалось выбора, – едва выговорила она. – Либо тьма, либо вечное изгнание из волшебной страны.

– Вот именно, – подтвердил Холод. – Среди нас нет пленников. Шепот мог покинуть Неблагой Двор. Королева не преследовала бы его, потому что знает: сидхе, покинувший Неблагой Двор, места себе не найдет. Нигде в волшебной стране его не примут. Мы подчиняемся королеве не потому, что лишены своей воли, а потому, что даже семь лет пыток лучше изгнания – а ведь именно так обошелся с тобой твой король.

Она выбежала из кухни, но я успела заметить слезы у нее на глазах.

– Это обязательно было говорить? – спросил Дойл.

Холод кивнул.

– Да. Думаю, да. Она подвергает себя опасности, отказываясь поехать к Неблагому Двору. Это глупо.

– Не настолько глупо, как по собственной воле войти в Благой Двор, – заметил Дойл.

Двое мужчин обменялись взглядами, в которых промелькнуло что-то мне неясное. Плечи Холода слегка ссутулились, но он снова выпрямился и сказал:

– Эта идея тоже не из удачных.

– Да, ты говорил.

Холод повернулся ко мне.

– Я пойду туда с Мерри, но удовольствия мне это не доставит. – Он улыбнулся, но задумчиво, с такой грустью, что у меня сжало сердце. – И боюсь, моя прекрасная принцесса, что и тебе тоже.

Я бы с ним поспорила, если б могла, – только я была с ним согласна.

– Вначале мы посетим Неблагой Двор, Холод, а потом двор гоблинов и только после – Благой Двор.

Он покачал головой, и улыбка стала еще горше.

– Буду надеяться, что зрелище гоблинского двора станет худшим в этой поездке, но боюсь, никакой ужас не сравнится с сияющей красотой, что ждет нас напоследок.

Увы, спорить с ним никто не стал.

Глава 18

Не могу сказать, что частный самолет Мэви Рид был некомфортабельным, потому что он таким не был. Только Дойл – единственный из нас – терпеть не мог летать. Он сразу ушел на свое место, застегнул ремень и мертвой хваткой вцепился в подлокотники откидного кресла. Он изо всех сил зажмурился, вжался в сиденье – и все это только подтвердило, что, случись кому напасть на нас в воздухе, от Дойла много пользы не будет, хотя бы поначалу. Когда я впервые обнаружила, что он боится самолетов, мне было даже приятно. Он стал казаться менее совершенным, не таким уж королевским убийцей, Мраком королевы. С тех пор словно вечность прошла, и такие утешения мне давно не нужны. Сейчас я смотрела на Дойла через узкий проход и видела, как от него расходится напряжение, словно какая-то магическая энергия. Ну, страх тоже может питать магию.

– Я бы спросил, о чем ты думаешь, – сказал сидящий рядом Холод, – но я и так догадываюсь.

Я повернулась к нему, откинувшись на подголовник:

– О чем же я думаю?

– О ком. О Дойле.

Холод не был ни зол, ни обижен. Может, голос не слишком радостный, но обиды не было. Прогресс.

– Я вспоминала, что когда-то из-за страха полетов он казался мне не таким уж идеальным убийцей на службе королевы.

Лицо Холода стало закрываться той самой ледяной маской.

– И только?

Я взяла его за руку.

– Не надо обижаться, Холод. Я правда думала, что единственный случай, когда Дойл может оказаться не на высоте, это если на нас нападут на самолете.

Я видела, как Холод старается проглотить обиду. Он ею едва не давился, но все же пытался проглотить. Так старательно пытался, что я не отважилась сказать, о чем подумала еще: что даже если б я воображала разнузданные картинки с Дойлом в главной роли, это все равно не Холодово дело. Мне вроде бы полагалось наслаждаться всеми моими стражами. Но я придержала язык. Холод честно старался, и не стоило сейчас обвинять его в собственничестве – очень несвойственном фейри чувстве. Я пожала ему руку и промолчала. Хорошая девочка.

Рис присел передо мной на колени. Он надел повязку на глаз, белую, расшитую жемчугом. Очень подходящую к белому шелковому плащу, широкополой шляпе и кремовому костюму. Единственным цветовым пятном в его одежде был бледно-розовый галстук. Рис походил на помесь мороженщика и киношного детектива сороковых годов. Он даже кудри свои под шляпу затолкал. Без кудрявой шевелюры он выглядел моложе – круглая мордашка и аппетитные губы. Он меня старше на сотни лет, я до его возраста просто не доживу, но сейчас он смотрелся так, словно и за тридцатник не перевалил.

Рис мне улыбался.

– Дойл мне что-то дал для тебя. – Страж оглянулся на своего капитана, так и сидевшего с плотно зажмуренными глазами, и хохотнул. – Он знал, что будет недееспособен.

И Рис вытащил из кармана плаща белый футлярчик для драгоценностей. Моя улыбка испарилась.

– Это обязательно?

– Да. – Он вдруг стал гораздо старше: в красоте он не потерял нисколько, но мальчишеское обаяние исчезло, словно примерещилось.

Холод наклонился к нам и добавил:

– Это кольцо королевы, Мерри. Она сама тебе его дала, это знак, что ты – ее наследница. Ты должна его носить.

– Я не против надеть кольцо, – сказала я. – Но у нас с собой чаша, и я боюсь, что в ее присутствии магия кольца усилится, как всякая другая.

Стражи переглянулись, и по лицам было ясно, что такая мысль им в головы не приходила.

– Черт, – сказал Рис. – И правда проблема.

Холод стал очень серьезен:

– Может, проблема, а может, решение. Когда-то кольцо обладало огромной силой, а не просто выбирало королеве способных к зачатию партнеров.

– Очень интересно, – заметила я. – То и дело слышу, что кольцо – одна из великих реликвий, но никто, даже отец, не говорил, на что же оно было способно.

Я посмотрела на одного стража, потом на другого, а они опять переглянулись. Явно никто из них не хотел пускаться в объяснения.

– Ну? – намекнула я.

Они дружно вздохнули. Рис поудобнее сел на пятки, но футляр открывать не спешил.

– Когда-то кольцо делало Андаис неотразимой для любого мужчины, которого оно признавало.

– Судя по вашим физиономиям, это не самое худшее. А еще что?

Они опять обменялись взглядами.

– Ну, давайте бросайте второй сапог.

– Второй сапог? – не понял Холод.

– Она хочет сказать, говорите начистоту, – перевел Рис, один из считанных стражей, кто не сидел в холмах безвылазно. У Риса был свой дом за пределами страны фейри. Дом с электричеством, с телевизором, со всем, что нужно. Наверное, из всех сидхе только он знал, кто такие Хэмфри Богарт или Мадонна.

– Помнишь, во всех фильмах про Золушку есть момент, когда она появляется в дверях и принц застывает на месте? – спросил меня Рис.

– Помню.

– А потом он идет к Золушке, словно ему ничего больше не остается?

Я кивнула:

– Да.

– Вот настолько неотразимой.

– То есть, если кольцо реагировало на мужчину, он становился кем-то вроде очумелого подростка?

– Не совсем, – вздохнул Рис.

– Не только мужчина, – пояснил Холод.

Я непонимающе на них глядела:

– То есть?

Шалфей пробрался к нам по проходу. Он был одет в брюки Китто и футболку, ради крыльев продранную на спине. В талии он был потоньше Китто, так что ремень ему пришлось туго затянуть. На ноги он надел кроссовки Китто и тоже зашнуровал их как можно туже, потому что нога у него была узкая, уже, чем у гоблина. Еще он набросил на плечи плед, потому что куртку тоже пришлось бы порвать на спине, и теплее от нее не стало бы. Ему нужен был теплый шерстяной плащ особого покроя, давно придуманного в холмах специально для крылатых фейри человеческого роста. Никка тоже замерзнет, когда мы приземлимся. Но мы предупредили встречающих, и плащи они привезут прямо в аэропорт. А пока Шалфей кутался в плед, словно уже замерз. Одежды на его новый размер у него не было.

– Они все пытаются деликатно дать тебе понять, принцесса, что когда-то кольцо подбирало пары.

Я хмуро на него глянула.

– Ох, снова молодость... – Он так вздохнул, словно ничего хорошего в возвращении молодости не было. – Кольцо могло выбрать плодовитую пару хоть через всю комнату, не обязательно было к нему прикасаться. Мужчина и женщина безумно влюблялись друг в друга и жили потом долго и счастливо.

– Как-то мне трудно привязать это "долго и счастливо" к королеве Андаис.

– Она кольцо ценила как оружие или как хороший инструмент. Она объявляла бал, рассылала приглашения всем подходящим сидхе, а нас, малых фейри, звали прислуживать за столом или развлекать гостей. А потом королева вставала у входа в зал и каждой входящей дамы касалась кольцом – и почти всякий раз к этой даме спешил кто-то из мужчин. Двое избранных влюблялись друг в друга без памяти, в ближайшие месяцы зачинали ребенка, женились и были счастливы вовеки. Да, когда-то кольцо подбирало не просто плодовитую пару. Оно делало пару неразлучной. Так мы его и звали – Неразлучное кольцо. Откуда, думаешь, смертные взяли сказку о неразлучных влюбленных?

Я удивленно дернула бровями:

– Как-то я об этом не думала. Я точно знаю, что сказки чаще всего – просто болтовня.

– Но некоторые детали... – Он вытащил руку из-под пледа и помахал желтым пальцем у меня перед носом: – Существенные подробности... Они взяты из нашей истории. Из правдивых рассказов.

Шалфей помрачнел.

– Не все мы родом из Ирландии, Шотландии или вообще с Британских островов. Среди нас есть беглецы чуть ли не со всей Европы.

– Я в курсе, – сказала я.

– Ну так пользуйся своими знаниями. Принц Эссус наверняка говорил тебе, что многие сказки – это переиначенные рассказы о реальных событиях.

– Отец говорил, что большинство сказок попросту выдуманы.

– Большинство, – согласился Шалфей, – но не все.

Он опять погрозил пальцем:

– Если чаша вернула полную силу кольцу... – он указал на футляр, – и если здесь, на самолете, летит твой истинный супруг, то ты об этом узнаешь. А если нет – то узнаешь тоже.

Я посмотрела на маленькую коробочку, и она вдруг показалась гораздо важнее, чем за миг до того.

– Королева кольцом так не пользовалась, – сказал Рис. – Для себя – нет.

– Вы ошибаетесь, – тихо сказал Никка из-за наших спин. – Когда пал в битве тот, кого она любила по-настоящему, она выбирала себе любовников с помощью кольца. С его помощью она могла зачаровать мужчину-сидхе, как мы зачаровываем людей.

Я повернулась к Никке. На нем были темно-коричневые, почти черные слаксы и того же цвета сапоги. Волосы струились по обнаженному торсу – крылья у него были еще больше, чем у Шалфея, и хоть мы и попробовали натянуть на него футболку из шелка со спандексом, нам пришлось эту идею бросить. Слишком большие были крылья, и форма неудобная – сплошные выступы и хвосты.

– Когда Овейн погиб, я думал, она сойдет с ума.

Дойл так и не открыл глаз, пальцы впивались в подлокотники, но голос у него звучал вполне нормально.

– Никто не понимал тогда, что у кольца есть еще одно свойство, – продолжил он тем же спокойным голосом. – Надо полагать, оно обеспечивает своего рода волшебную защиту для созданной им пары. Оно гарантирует, что история окончится счастливо, что никаких трагических случайностей не произойдет.

Рис кивнул:

– Кольцо стало терять силу – мы знали об этом уже несколько десятков лет, с тех пор как кончился крахом большой свадебный бал. Дама вошла в двери зала, и никто не вышел ей навстречу. Но никто не осознавал, что кольцо защищает нас от опасностей, а не только дарит счастье и потомство.

– До самой битвы при Родане, – подхватил Холод, – где мы потеряли две сотни сидхе. И многие из них были обручены кольцом.

– Первый случай в истории, когда пара, соединенная кольцом, встретила смерть не в один день, не со спокойной душой, – сказал Дойл.

– Тогда распалась не одна пара, – поправил Рис, – их были дюжины. Никогда не слышал такого плача. – Он покачал головой.

– Кое-кто из потерявших возлюбленного предпочел истаять, – сказал Дойл.

– Покончить самоубийством, ты хочешь сказать, – буркнул Рис.

Дойл приоткрыл глаза, глянул на Риса и зажмурился снова.

– Если тебе так больше нравится.

– Не важно, что мне нравится, это правда.

Дойл пожал плечами:

– Будь по-твоему.

– А кольцо подбирало когда-нибудь для одного сидхе двух или больше партнеров? – подал голос подошедший из хвоста самолета Гален. Вся его одежда была цвета весенней зелени.

– Ты имеешь в виду, нового возлюбленного, если кто-то терял супруга? – уточнил Дойл.

– И это, и буквально – двух и больше партнеров одновременно. То есть что дети рождались у каждой созданной кольцом пары, это понятно. Но подобрать истинную половинку, найти настоящую любовь, не просто зачаровать – с этим у кольца трудностей не было?

Дойл опять открыл глаза и даже повернулся, чтобы взглянуть на Галена.

– Ты не веришь, что половинки существуют, что для каждого есть свой идеальный возлюбленный или возлюбленная?

Спроси это кто угодно другой, и я подумала бы: что за глупый вопрос?

Гален покосился на меня, но заставил себя встретить темный взгляд Дойла:

– Я не верю в любовь с первого взгляда. Я думаю, нужно время, чтобы любовь окрепла, как крепнет дружба. Вот в вожделение с первого взгляда я верю.

Он подошел к моему креслу. Я чувствовала его присутствие словно тепло костра, хотелось, чтобы он положил руки на спинку сиденья, чтобы это тепло было поближе. Он меня словно услышал: положил руки на спинку кресла, и мне пришлось бороться с желанием уткнуться затылком ему в пальцы. Почему-то теперь, так близко от коробочки с кольцом, я сомневалась, захочется ли мне дотрагиваться до Галена, когда я надену кольцо. Я была почти уверена, что решение не дотрагиваться ни до кого – лучший вариант, пока не станет ясно, как подействовала на кольцо чаша.

– Может, королева даст мне разрешение не носить кольцо, пока мы не доберемся до полых холмов? – спросила я.

– Нет, – ответил Дойл. – Она особо упомянула, чтобы ты его надела.

Я вздохнула. Гнев Андаис вызывать не хотелось. Просто очень не хотелось.

– Ладно, давайте сюда футляр и все отойдите подальше.

– Это ж не бомба, – ухмыльнулся Рис. – Просто кольцо.

Я сердито на него посмотрела.

– После всего, что вы наговорили, я бы лучше бомбу взяла. – Ну, не совсем так, подумала я про себя, но все же...

Я не хотела, чтобы за меня кого-то выбрали прямо здесь и сейчас. Я не знала, кого выберет кольцо и почему. В сердечных делах я магии не доверяла. Черт возьми, я и самим-то сердечным делам не доверяла. Любовь – штука не самая надежная.

Рис протянул мне футляр, и после моего напоминания все поднялись и отошли подальше. А Китто и без того все время сидел в хвосте салона, укрывшись пледом с головой. Прятался. Он боялся металла, боялся современной техники. Но он так многого боялся, что его страх перед самолетами был как-то не очень заметен – по сравнению с Дойлом, который не боялся почти ничего.

Остальные разделились на две группки. Одна собралась у кресла Дойла, который теперь сидел с открытыми глазами, внимательно за всем наблюдая. Другая скучковалась в хвосте самолета.

– Открывай же. – Рис стоял рядом с Дойлом.

– Она боится, – сказал Гален с ноткой той же тревоги, что скребла у меня под ложечкой.

– Чего боится? – удивился Шалфей. – Боится найти свою половинку? Что за глупость! Многие жизнь бы отдали, только бы оказаться на ее месте.

– Помолчи, – сказал Никка.

Шалфей открыл рот, собираясь поскандалить, но тут же закрыл. Вид у него был ошарашенный, словно он сам не понял, почему подчинился приказу Никки.

Я пристально глядела на коробочку у меня в руках, облизывала внезапно пересохшие под помадой губы и никак не могла понять, чего же я все-таки боюсь. Почему мне так страшно узнать, что мой суженый находится здесь, что это один из моих мужчин? Нет, осознала я. Не этого я боюсь. Что, если кольцо не найдет здесь и сейчас моего суженого? Что, если ни один из них мне не подходит? Может, именно поэтому я все еще не беременна?

Я подняла голову, обвела взглядом лица своих мужчин и вдруг поняла, что каким-то странным образом я люблю их всех. И уж точно я всеми ими дорожу. Кроме того, я не знала, как поведут себя Холод или Гален, если кольцо выберет кого-то другого. Оба они ревновали совсем не по-фейрийски. Если избранником будет не Холод... Его обида даже в сравнение не войдет с теми, что мне приходилось видеть.

Мой взгляд задержался на Галене. Я была уверена, что он меня любит, любит по-настоящему и любил даже тогда, когда и речи не шло о том, что я стану наследницей трона. Только он, если не считать Риса, хотел быть со мной еще тогда, когда наша связь не дала бы ему ничего, кроме моего тела... Ну и любви моей, наверное. Гален был истинный романтик. Думаю, он смирился с мыслью не стать моим мужем, не стать моим королем – если я забеременею от другого. Но в глубине души, уверена, он по-прежнему считал, что я – его половинка. Он сумел бы отдать меня другому, но только сохранив в душе мечту о том, как все могло бы случиться.

Я снова посмотрела на футляр. Если кольцо выберет другого, Галену придется искать новую мечту, новую любовь... Новую жизнь.

– Открой ее, – сказал Рис.

Я сделала глубокий вдох и открыла.

Глава 19

Это был тяжелый серебряный восьмигранник, чуть неправильный, будто отформованный всеми пальцами, на которых ему приходилось бывать. Совсем простое кольцо, почти мужское на вид, внутри гравировка на древнегэльском, слишком старом для меня, – но я знала, что там написано. "Вложи".

Ничего опасного вроде бы. И все же... Я осторожно коснулась холодного серебра, и ничего не случилось. Но ничего и не должно случиться, пока кольцо не окажется на пальце. Оно было в этом плане требовательно.

– Нужно надеть его, Мередит, – сказал Дойл. Я почти приучила их звать меня просто Мерри. И вот – начинается возвращение к придворному этикету. Терпеть его не могу.

– Да знаю я, Дойл.

– Тогда не стоит раздумывать. Нам еще до приземления нужно знать, чего ждать от кольца. Полицейское оцепление оттеснит толпу, но репортеры с камерами все равно будут ловить любую оплошность. Если что-то случится, то пусть сейчас, пока мы одни. – Он повернулся ко мне, отпустив при этом один подлокотник. Я могла представить, чего ему это стоило. – Надень его, Мерри, пожалуйста.

Я кивнула и вынула кольцо из коробочки. Оно потеплело в руке, но и только. Задержав дыхание, я подумала, помолиться мне перед тем, как его надеть, или не стоит. В последние сутки молитвы заканчивались очень уж неожиданно.

Я надела кольцо на палец. Оно мне было велико, но тут же вспыхнула первая искорка магии, и кольцо стало точно моего размера. Мелкое бытовое волшебство. Я посмотрела на мужчин:

– Никакой разницы не чувствую.

– Ты перестала его носить, потому что во время секса нас от него будто током шарахало, – напомнил Рис. – На расстоянии оно никогда не проявляло особой активности.

– На моем пальце – да.

Рис усмехнулся:

– Может, попробуешь коснуться им чьей-нибудь голой кожи и посмотреть, что получится?

– Верный совет, – сказал Дойл.

Рис пожал плечами:

– Я это предложил, я и буду первым подопытным кроликом, если никто не против.

Он шагнул вперед, но вмешался Холод:

– Я против.

Рис в нерешительности посмотрел на меня, потом на Дойла и опять пожал плечами:

– Тогда прошу. Все равно нам надо будет испытать кольцо на нескольких добровольцах – для контроля.

– Согласен, – сказал Холод. – Но сперва я.

Спорить никто не стал, хотя по лицу Галена ясно было видно, что поспорить он хотел бы. И все же не стал, и я отметила, как повзрослел Гален: он вел себя разумней Холода.

Холод подошел ко мне и вперился взглядом в кольцо у меня на пальце. Потом протянул ко мне руку, и я подняла свою ему навстречу. Его ладонь накрыла мою, пальцы скользнули по кольцу.

Словно огромная невидимая рука погладила меня спереди – будто на мне ничего не было надето, только магия ласкала голую кожу. Холод рухнул на колени, глаза распахнулись и губы полуоткрылись – то ли от желания, то ли от его внезапности. Он крепче сжал мне руку, сильнее надавив на кольцо, и магия откликнулась второй волной желания, сильнее первой. Она прокатилась по мне сверху донизу, заставила выгнуться на сиденье, вырвала крик у меня из губ. Все тело свело, и рука дернулась в руке Холода, разорвав его контакт с кольцом.

Холод почти свалился на пол, едва уместившись плечами в пространстве между сиденьями. Он дышал с трудом, и мое состояние было немногим лучше.

– У Мерри только что был оргазм, – сказал Рис. – Небольшой, но настоящий. А у тебя, Холод?

Страж качнул головой, словно не в силах был говорить. Потом все же выдохнул:

– Почти.