Соблазненные луной Гамильтон Лорел
– Мы вместе прошли через все, Падуб, и дальше тоже пойдем вместе. Я слышал рассказы наших сказителей. Я понял, какими мы были прежде, и мы с тобой вернем гоблинам славу прежних дней. – Он пошел к брату, пройдя мимо Криды, будто ее и не было. Крида рассерженно зашипела на Ясеня, ее клинок блеснул серебром, но она убрала его в ножны, тут же затерявшиеся где-то в пучках ее рук.
Ясень подошел к Падубу и положил руку ему на плечо.
– Я всегда буду держать твою сторону, даже в твоем гневе на царя, но не обрекай нас на гибель, когда мы стоим на пороге такой славы, какую гоблины не видали больше двух тысяч лет.
Из этой речи следовало, что он не позволит Курагу убить Падуба; что царю, если он решит покончить с Падубом, следует ждать удара с двух сторон.
Падуб резко ткнул рукой в нашу сторону, взгляд его буквально сочился ненавистью.
– Они бросили нас подыхать. Как ты сможешь делить с ними постель?
Ясень схватил брата за руку, пальцы вонзились в плоть так глубоко, что это было заметно даже на расстоянии. Он слегка встряхнул Падуба.
– Эти сидхе ничего нам не сделали. Ни один из них нам не мать и не отец.
– Откуда ты знаешь?
– Посмотри на них, Падуб, посмотри глазами, не ослепленными ненавистью! – Он и правда развернул брата к нам; на лице Падуба запечатлелась такая смесь боли и ярости, что смотреть на него было трудно. – Ни у кого из них нет золотых волос и кожи. Они – неблагие сидхе, они нам ничего плохого не сделали.
Казалось, Падуб готов был разрыдаться. Никогда не думала, что могу увидеть плачущего гоблина. То есть Китто я плачущим видела, но это был Китто. Я уже не воспринимала его как гоблина, он был сам по себе, такой как есть. А Падуб, как бы ни был похож на сидхе, для меня оставался гоблином. Генетически он был наполовину сидхе, но по воспитанию и образу мыслей – гоблином. И пока он не убедит меня в обратном, я буду относиться к нему как к гоблину.
– Я не верю, что этот гоблин может сиять, как сидхе, – зло и упрямо заявил Падуб.
– Заставь Китто сиять, Мерри, – сказал Кураг. – Ему нужно доказательство.
– Если ты дашь гарантию, что Китто не станет добычей любого гоблина, кому захочется отведать плоти сидхе, я добьюсь, что он засияет. Без такой гарантии его страх пересилит все.
Китто опять вздрогнул. Он чуть повернул голову, чтобы краем глаза видеть зеркало, но льнул ко мне, как устрица к береговым камням, словно боялся, что прилив оторвет его и унесет в море.
– Нет, – крикнул Падуб, вырываясь из сдерживающих рук брата. – Нет, если дать ему такие гарантии, то все шлюхи потребуют того же! – Он мотнул головой, разметав в стороны светлые волосы.
– Увы, я согласен с Падубом, Мерри. Разрешишь одному, и пойдет лавина.
Я нахмурилась, задумавшись, потом спросила:
– Я его любовница. Это делает меня его покровителем?
Кураг, похоже, растерял все слова. Ясень качнул головой:
– Она не понимает, о чем речь.
Кураг посмотрел на Дойла.
– Мрак, принцесса – сидхе, конечно, но она – не ты и даже не белый рыцарь. Она не так сильна, чтобы драться с каждым гоблином, который захочет полакомиться Китто.
– Она сказала, – зыркнул на нас Падуб. – Она – его покровительница, пусть так и будет.
– Да! – мяукнула Крида. – Я хочу драться с ней первой, когда она придет к нам. Китто будет мой, а если мне для этого придется порезать ее белую плоть, так тем лучше!
Я поняла свою ошибку, но как исправить ее – не знала.
– Мы не поведем принцессу в ваш холм, если там ей придется ночь напролет драться на дуэлях, – сказал Дойл. – Что за телохранители мы были бы, допусти мы такое?
– Падуб прав. Если я избавлю Китто от преследований, то другие такие же пожелают того же. У нас порядки более демократические, чем у сидхе, и голос моего народа для меня значит больше, чем для любого вашего монарха. – Кураг пожал массивными плечами. – Наши порядки хороши для нас, но Мерри – не гоблин. Ночь дуэлей она не выдержит.
– Неужто сидхе такие хрупкие? – съязвил Падуб.
– Не напрашивайся на новую оплеуху, – буркнул Кураг.
– Я – смертная, – объяснила я.
На лице Падуба отразилось удивление, но вслух его высказал Ясень:
– Мы думали, это клевета, распространяемая твоими врагами. Так ты на самом деле смертная?
Я кивнула. Ясень поразился еще больше.
– Значит, ты умрешь, защищая шлюху?
Рис поднялся за моей спиной, и его руки скользнули не только по моим рукам, но и по рукам Китто. Рис уткнулся подбородком мне в макушку, но руки гладили спину маленького мужчины.
– Он под нашей защитой, – сказал Рис. Голос был звонким, чистым и спокойным.
Китто взглянул на него, и я была рада, что в зеркале никто не мог увидеть шок на лице Китто. Рис на него не смотрел, он по-прежнему демонстрировал непроницаемое лицо всем, кто был за зеркалом.
Вот теперь царь гоблинов лишился речи надолго. Наверное, мы все лишились речи.
А, нет, не все.
Крида вспрыгнула на кресло, чтобы обеспечить себе – а может, нам, – лучший обзор.
– Неужто мы привили тебе вкус к гоблинскому мясцу, белый рыцарь?
– Китто – сидхе, – не терпящим возражений тоном объявил Рис. – Так я говорю.
– Да будет так, – сказал Дойл.
В воздухе разнесся звон. Не настоящий звук, не колокол, не звон струны – а отзвук слов, будто обретших вес и эхом отдавшихся по комнате. По лицу Курага было видно, что и он это ощутил. Случилось что-то важное. Что-то судьбоносное. То ли какой-то кусочек пророчества встал на место, то ли, напротив, полностью переменился – так что в этот миг изменились судьбы всего мира. Тяжесть такой перемены можно ощутить, но что именно случилось – никогда не узнаешь, во всяком случае, до тех пор, пока не станет поздно что-либо предпринять. До того, как мы узнаем, что несли в себе эти несколько коротких слов, могут пройти недели или даже годы.
В глубине комнаты, где стоял Кураг, послышался иной звук. Клацанье по полу и как будто шуршание, словно двигалась многоногая гусеница. Мне звук не был знаком, но Китто вдруг побледнел как смерть и обмяк всем телом. Если б я его не держала, он свалился бы на пол. Рис вскочил на колени. Его руки лежали у меня на плечах, и я чувствовала, как сквозь них струится напряжение.
Я хотела спросить, что происходит, но боялась обнаружить нашу слабость перед Курагом. И тут Кураг сам ответил на мой незаданный вопрос.
– Я тебя еще не звал! – Кураг гневался, но в гневе различалась усталая нотка. Как будто гнев был скорее формальным. Кураг словно не надеялся, что гнев чем-то поможет. Я никогда не видела Курага таким... обреченным.
Из-за рамы прозвучал голос. Высокий и шипящий, так что я первым делом подумала о змеях, но в нем присутствовал еще и металлический оттенок, как у Криды, а в родне Криды змеегоблинов не было. Странный голос произнес:
– Ты жже хотел, шштобы я показаласссь, Кураг? Хотел, шштобы принцессса увидела, что не всссе мы так похожжи на сссидхе, как Падуб и Ясссень.
– Да, – сказал Кураг, поворачиваясь к зеркалу. Лицо его было серьезным и строгим. – Помни, Мерри: не все потомки сидхе унаследовали их внешность. Прежде чем заключать договор, посмотри, кого ты возьмешь в свою постель. – Он перевел взгляд на Риса и сказал без всякого поддразнивания: – И не все полукровки – мужчины.
– Не думай даже, Кураг, – сказал Рис голосом, лишенным эмоций, но в этом невыразительном голосе было что-то, от чего я пришла в ужас.
– Она происходит от сидхе, белый рыцарь, и хочет снова разделить с тобой постель.
Клацающе-шуршащий звук стал громче, что-то подползало к нам все ближе.
Китто беспомощно заскулил. Я обняла его крепко-крепко, но он будто ничего не почувствовал – безвольно висел в моих руках, словно полностью ушел в себя.
– Что там такое? – спросила я.
Рис произнес всего одно короткое слово, но произнес с такой ненавистью, что оно резало уши. Он назвал имя в тот самый миг, когда что-то вползло на кресло Курага. Что-то, будто слепленное из обрывков кошмарных снов.
– Сиун.
Китто закричал.
Глава 5
Закричал тонко и жалобно, как крольчонок в лапах у кошки. Вырвавшись у меня из рук, Китто на четвереньках шмыгнул по постели и упал с другой ее стороны.
Холод вбежал в комнату с пистолетом в одной руке и мечом в другой, поискал глазами противника и не нашел.
– Что случилось? Что с Китто такое?
– Мой мышшонок не хочет поприветссствовать сссвою хозяйку? Разве ты всссе забыл, чему я тебя научила, Китто? – прошипела тварь из кресла.
Дойл присел рядом с Китто и безуспешно пытался его успокоить. Я слышала его басовое бормотание в промежутках между криками, но когда Китто смог произнести хоть что-то членораздельное, это было только "Нет, нет, нет, нет!". Снова и снова.
Я бы тоже бросилась к Китто, но Рис вцепился мне в плечи. Один взгляд на его лицо – и я поняла, что в помощи нуждался не только Китто. Я не знала, чем могу помочь, но осталась на месте, и Рис, стоя на коленях, прижался к моей спине. Наверное, ему просто нужно было на что-то опереться.
Я отвернулась от гоблинки и подождала, пока мозг освоится с тем, что увидели глаза. На первый взгляд она казалась огромным, мохнатым черным пауком. Пауком размером с крупную немецкую овчарку. Но голова у нее сидела на шее, а не на брюхе, и рот тоже был похож на человеческий: у него имелись губы. Клыки тоже имелись, правда. Длиннющие черные ноги по бокам пузыревидного тела были совершенно паучьими, зато пара торчавших спереди рук – не были. Глаза, казалось, размещались везде, где можно и где нельзя, и все были трехцветными, три кольца разных оттенков синего. Тварь приподнялась, будто устраиваясь в кресле поудобнее, и сквозь шерсть проглянули бледные груди. Самка. Я не могла заставить себя назвать это женщиной.
Даже не думала, что когда-нибудь увижу такого фейри, кто действительно покажется мне ожившим кошмаром. Я дитя Неблагого Двора, мы и есть собрание кошмаров. Но Сиун оказалась кошмаром из кошмаров. Будь в ней чуть больше от человека или, наоборот, чуть больше от паука – и она была бы не так ужасна. Но она была чем-то средним, и впечатление создавалось просто жуткое.
Из странной формы рта, затерявшегося в черной шерсти между россыпями глаз, донеслись звуки:
– Риссс, как ссславно, очень ссславно тебя видеть! Я еще храню у сссебя на полке твой глазсс, в ссстеклянной банке. Навесссти нассс опять. Мне пригодилссся бы второй.
Я почувствовала дрожь Риса – он дрожал всем телом, как на невидимом ветру. Его голос был начисто лишен эмоций, просто опустошен – и звенел от этой пустоты, точно ракушка, выброшенная на берег.
– Если ты не хотел заключить договор с нами, Кураг, тебе следовало просто сказать об этом и не тратить ни свои, ни наши время и силы.
Я погладила руку Риса, все еще сжимавшую мое плечо, но не думаю, что он почувствовал хоть что-то.
– Холод! – позвал Дойл. – Займись Китто.
Холод убрал меч в ножны, пистолет – в кобуру и пошел к Китто. В повседневных мелочах Холод мог и поспорить с Дойлом, но в чрезвычайных ситуациях все стражи повиновались ему беспрекословно. Вековые привычки забываются с трудом.
Шагнув к нам с Рисом, Дойл спросил:
– Чего ты добиваешься, Кураг?
– Я хочу сссмотреть на красссавчика сссидхе! – запротестовала Сиун.
– Заткнись, Сиун! – бросил Кураг через плечо, словно отмахнулся от зануды. К моему удивлению, она и правда заткнулась.
– Я считал, Мерри нужно знать, на что вы ее толкаете. – По его лицу пробежало что-то вроде обычной его ухмылки. – Впрочем, Мрак, в постель с Сиун ляжет не она.
– С ней никто не ляжет, – заявил Рис. Дойл положил руку ему на плечо.
– Не рассчитывайте, что ей снова достанутся Рис или Китто.
– Сам с ней переспишь? – поинтересовался Кураг.
Дойл ответил ему непроницаемым взглядом:
– Твое предложение, Кураг?
– Я соглашаюсь на месяц союза за каждого гоблина, которого вы сделаете сидхе, а вы беретесь удовлетворить каждого гоблина с примесью крови сидхе, который на это решится.
Черные глаза Дойла метнулись к Сиун и снова вернулись к Курагу.
– Почему ты так сопротивляешься, Кураг? Почему ты не хочешь вернуть гоблинами магию?
– Я не сопротивляюсь, напротив – я соглашаюсь! Но на определенных условиях. Я даже дам Мерри ее месяц за каждого гоблина, с кем вы переспите.
Дойл кивнул в сторону Сиун:
– Требовать, чтобы мы спали со всеми, кому заблагорассудится, – это оскорбление.
– Разве она была бы такой, если бы кто-то из вашего народа не изнасиловал ее мать?
– Ее мать не насиловали, – проронил Рис все тем же жутким бесстрастным голосом.
Кураг пропустил его слова мимо ушей, но Дойл переспросил:
– Что ты сказал, Рис?
– Она хвасталась, что ее мать сама изнасиловала какого-то сидхе в последнюю войну. – Руки Риса до боли сжали мне плечи. – Не вешай на нас вину за этот именно кошмар, Кураг. Это гоблины сотворили сами.
По лицу Курага было видно, что он знал правду.
– Ты солгал нам, Кураг, – обвиняюще произнес Дойл.
– Нет, Мрак, я задал вопрос, я не утверждал, что ее мать изнасиловали.
– Очень уж вольно ты обращаешься с правдой, Кураг, – сказала я.
Кураг посмотрел на меня и кивнул:
– Наверное, у сидхе научился.
– А это что, не оскорбление?! – воскликнул Рис.
Дойл поднял ладонь.
– Хватит. Мы или соглашаемся на условия гоблинов, или заканчиваем разговор и остаемся в союзе с ними на следующие два месяца, и только.
– Я дам вам время подумать, – сказал Кураг. Он поднял руку, намереваясь прервать связь.
– Нет, – остановил его Дойл. – Нет, если мы отложим разговор, ты выдумаешь что-нибудь еще. Мы решим сейчас.
Я смотрела на Дойла и не могла разобраться в его чувствах: ни лицо, ни поза не давали никаких подсказок. Это был Мрак, неприступный Мрак, левая рука королевы. Кошмар моего детства. Впрочем, я еще ни разу не видела его на публике таким раздетым. Мрак ее величества всегда был одет от шеи до кончиков пальцев, в любую погоду. Когда-то закатать рукава для него было все равно что раздеться догола – а теперь на нем были плавки из трех веревочек, и все же он оставался все тем же неприступным, непроницаемым, ужасающим Мраком.
– Кто из вас переспит с Сиун? – в лоб спросил Кураг.
– Я, – ответил Дойл.
– Нет! – тут же сказала я.
– Никто из нас к ней не притронется, – процедил Рис.
– Нам нужна эта сделка, Рис, – напомнил Дойл.
Рис мотнул головой.
– Я поклялся, что убью Сиун, как только встречу. Я поклялся на крови.
– На крови? – переспросил Дойл. Рис молча кивнул.
Дойл вздохнул.
– Мы соглашаемся переспать со всеми полукровками-сидхе, какие у вас есть, Кураг, но Сиун придется сперва ответить на вызов Риса.
– А если она его убьет? – спросил Кураг.
– Клятва Риса будет исполнена. Мы не станем мстить.
– Решено, – сказал Кураг.
– А когда я убью Риссса, – прошипела Сиун, – я при-мусссь за его подссстилку, за моего сссладкого Китто. Я поеду на нем, пока он не засссияет подо мной! – Она уставила на Риса десятки глаз, трехцветных прекрасных глаз, будто принадлежащих кому-то другому: кольца небесно-голубого, василькового и фиолетового цветов. – Этот для меня не засссиял... Есссли бы ты засссветилссся подо мной, я бы оссставила тебе глазсс.
– Я сказал это тебе тогда и повторю сейчас. Влезть на меня ты смогла, но заставить меня получать удовольствие – нет. Ты – дрянная подстилка.
Она взметнулась с кресла и заполнила собой зеркало – словно вдруг увеличилась в размерах. Все жуткие конечности – и паучьи ноги, и человечьи руки, и уродливый рот, – все тянулось к нам. Она царапала стекло когтями и визжала:
– Я убью, тебя, Риссс, и принцессса не ссспасссет Китто! Он будет мой, мой и будет сссветитьссся для меня!
Китто крикнул, и мы все повернулись к нему. Бледный, с огромными синющими глазами, он вытянул вперед правую руку и выкрикнул:
– Не-е-ет!
Рис успел столкнуть меня на пол и упасть следом за долю секунды до того, как чары прошили воздух над нашими головами. Стекло будто расплавилось, и Сиун провалилась в него. Голова, рука... Второй рукой она безуспешно пыталась за что-нибудь удержаться.
Китто выставил вперед обе руки, словно пытаясь ее отстранить, и закричал опять, на этот раз без слов, тонким от ужаса голосом.
Рис прижал меня к ковру, накрыв своим телом. Я слышала еще крики, и не только Китто. Потом Дойл произнес несколько растерянно:
– Отпусти принцессу, Рис.
Рис поднялся на колени, оглядел комнату и замер, уставившись в зеркало. Дойл помог мне встать.
Холод держал Китто на руках, укачивая его, как ребенка. Я повернулась в сторону, куда глядел Рис.
Сиун больше не проваливалась сквозь зеркало. Половина длинных черных ног торчала с нашей стороны стекла, половина – осталась на стороне Курага. Одна рука протянулась к нам, а вторая колотила по стеклу с обратной его стороны, но никак не могла разбить. Сиун не слишком громко, но безостановочно сыпала проклятиями. Она пыталась высвободиться, груди мелькали белым на солнечном свету – но ей не удавалось. Она влипла накрепко. Была бы она смертной, она бы уже умерла, а так – это даже не особенно повлияло на ее самочувствие. Она просто была обездвижена.
Дойл осторожно, чтобы дергающиеся конечности Сиун не задели его, подошел к зеркалу.
– Похоже, оно опять затвердело.
– Да... Ну и дела! – сказал с той стороны стекла Кураг.
– Согласен, – откликнулся Дойл.
– Сделать что-то можно? – спросил Кураг.
Дойл взглянул на Китто, близкого к обмороку.
– Эти чары создал Китто. Он мог бы обратить их вспять, если бы знал как. Больше никто из нас этого сделать не сможет.
– Но что, во имя рогов Консорта, натворил Китто? – Кураг наклонился к зеркалу, рассматривая его, но стараясь ни в коем случае не коснуться поверхности стекла.
– Кое-кто из сидхе может пройти сквозь зеркало, и большинство умеют переговариваться с их помощью. Впрочем, мне не доводилось слышать, чтобы кто-то прошел на столь далекое расстояние. – Дойл изучал стекло и застрявшую в нем гоблинку с видом университетского профессора, столкнувшегося с интересной проблемой.
– Китто может вернуть все на место?
– Холод, – позвал Дойл, – спроси у Китто, может ли он освободить ее и отослать обратно?
Холод тихонько заговорил с маленьким мужчиной. Китто неистово замотал головой, цепляясь за Холода с силой отчаяния.
– Он боится, что она попадет сюда, если он снова откроет зеркало.
– А вы просто толкните ее назад, – предложил Кураг.
– Он говорит, пусть она торчит в зеркале, пока не сгниет, – передал Холод.
– Она не сгниет. – Кураг снова обратился к Дойлу: – Она бессмертная, Мрак, она не умрет. – Кураг хлопнул по стеклу. – Это ее не убьет.
– Ох, ну нельзя же ей оставаться вот так, – сказала я. Я не знала, что мы можем сделать, но и оставить все как есть – это не выход.
– Вообще-то можно, Мередит, – заметил Дойл. Я качнула головой.
– Я понимаю, что это возможно, Дойл. Я хочу сказать, это неприемлемо. Я не хочу, чтобы она торчала из зеркала в моей спальне, будто кабанья или там оленья голова, только еще и живая.
– Ясно. – Он оценивающе посмотрел на гоблинку. – Я попробую что-то придумать, но если честно, простого выхода я не вижу.
– А если разбить стекло? – спросил Кураг.
– Скорее всего ее разрежет на куски.
– Ну, от этого она не умрет, – сказал царь гоблинов.
– Нет! Только не разбивайте! – завопила Сиун.
Никто не обратил на нее внимания.
– Но может случиться, что половина останется на вашей стороне, и половина – на нашей, – продолжал размышлять Дойл. – Гоблины могут залечить такие серьезные повреждения?
Кураг нахмурился:
– Убить-то ее это не убьет...
– Но сможет ли она срастись воедино или так и останется рассеченной на куски?
Сиун принялась вырываться с новой силой.
– Не разбивайте зеркало, мать вашу!!
Я ее вполне могла понять, но проблема даже среди фейри была настолько необычной, что не укладывалась в мозгах. То, что она так застряла, – даже страшным не казалось, это просто не удавалось осознать.
– Ну, если зеркало не разбивать, то будь я проклят, если знаю, что делать, – сказал Кураг.
Падуб подошел к зеркалу и потрогал Сиун в том месте, где ее тело входило в стекло. Он не причинил ей боли, но она заорала, будто он ее ударил. Падуб почти испуганно проговорил:
– Это сделал Китто, я видел. Я почувствовал, как магия пронеслась сквозь меня всепроникающим ветром. – Он обвел руками по линии, где тело Сиун соприкасалось со стеклом.
– Не трожь меня! – крикнула она.
Падуб посмотрел на нас.
– Я согласен с желанием моего брата. Я пойду к принцессе, если у нас есть шанс получить такую силу. – Он еще раз посмотрел на зеркало с застрявшей в нем Сиун и взглянул на меня. – Мы придем к тебе, принцесса. – В его взгляде читалось вожделение, но не плотское вожделение – а вожделение силы. Это желание не такое горячее, зато приводит оно к весьма горячим последствиям, к опасным последствиям.
– Увидимся на пиру, Падуб, – сказала я. Сказать, что я буду рада его видеть, значило бы солгать.
– Мы оба увидимся там с тобой, – добавил Ясень.
– Уточним еще раз, Кураг, – сказала я. – Месяц союза за каждого гоблина, которого мы превратим в сидхе.
– Согласен, – ответил он.
– И вот еще что уточним, – добавил Дойл. – Ввести сидхе в силу можно и другими способами, не только сексом.
– Схваткой до крови, хочешь сказать?
– Да, а еще участием в великой охоте или священном поиске.
– Не бывает уже тех охот, Мрак, и никто не уходит в священный поиск. В мире нет волшебства ни для того, ни для другого.
– Не стану спорить, Кураг, но я не хотел бы отвергать эти возможности.
– Можете делать сидхе из моих гоблинов, как будет вам удобно – если только это не будет стоить им жизни. Сказать правду, Падуб не единственный, кто не желает спать с сидхе. – Тут Кураг усмехнулся бледным подобием обычной ухмылки. – На наш вкус, у вас маловато частей тела.
– Ох, Кураг, старый льстец! – улыбнулась я.
– Я хочу, чтобы одно было совершенно ясно, – сказал Ясень. – Для меня и моего брата ритуалом будет секс с принцессой Мередит и ничто другое.
– Но почему, брат?! – воскликнул Падуб. Ясень встряхнул головой, разметав по плечам светлые волосы.
– Я так хочу. – Он посмотрел на брата, и между ними что-то пробежало, какой-то намек, который я не могла разгадать. – Я лягу с ней, Падуб, а куда я, туда и ты.
– Мне это не нравится.
– Ну и не надо. Все равно сделай.
Падуб едва заметно кивнул. Ясень улыбнулся нам:
– Увидимся на пиру, принцесса.
– Хорошо, – кивнула я.
– А я?! Что будет со мной? – Сиун уже почти стонала.
Я пожала плечами.
– Я не знаю, что с тобой делать.
– И я, – присоединился Кураг.
– Я знаю. – Рис подошел к Сиун. Она хлестнула по нему шипастой ногой. Он отпрыгнул подальше и рассмеялся. Странным смехом – красивым и неприятным одновременно.
– Что же? – спросил Дойл.
– Я требую с Сиун цену моей крови здесь и сейчас.
– Если ты ее убьешь, она все равно не высвободится из зеркала, – сказал Дойл.
– Высвободится, – уверенно сказал Рис. Он стоял точно за пределами досягаемости ее руки и брыкающихся ног. – Я видел, как такое сделали намеренно, чтобы поймать врага в ловушку. Как только он умер, зеркало снова стало целым, а половинки тела остались по разные его стороны.
Читать бесплатно другие книги:
