Соблазненные луной Гамильтон Лорел

Глава 7

В комнату влетел Дойл. Все так же в одних плавках, пустая наплечная кобура хлопает по груди, пистолет на изготовку, а магия штормом ревет вокруг. Ему на пятки наступал Рис, в белых штанах и незастегнутой рубахе, пистолет в руке, кобуры не видно. Магия Риса прокралась в комнату легким ветерком, едва ощутимо.

Оба затормозили в дверях, наверное, пытались взглядом найти цель. Никка вовремя затормозить не успел и чуть не налетел на Риса. Он запыхался больше, чем эти двое, – ему пришлось бегать туда и обратно из дома для гостей в главное здание. Ухватившись за дверной косяк, он выдохнул:

– Не покушение... Магия. Что-то не так прошло.

Дойл и Рис заметно расслабились. Дойл сунул пистолет в кобуру, воспользовавшись, правда, обеими руками, потому что ремни кобуры не были закреплены как положено. Рис медленно опустил пистолет стволом вниз. Их магия отхлынула, как океан в отлив. Перешли из боевой готовности номер один к готовности номер три.

Я им навстречу даже не дернулась: попытки сесть отдавались болью в груди. Будто я чем-то подавилась. Чем-то очень большим и твердым, от чего болела вся грудная клетка разом. В остальном я чувствовала себя не так уж плохо. А мне казалось, я должна бы чувствовать слабость, если я вправду сделала то, о чем мне твердили Гален и Мэви. Правда ведь, утомительно, если делаешь кого-то богом? Если только Гален и Мэви не ошиблись. Это же невозможно. Мне было нужно другое, сколько-нибудь правдоподобное объяснение. Если кто-то и мог его дать, то Дойл. Для аристократа волшебного мира он очень практичен.

Дойл подошел к кровати. Я заметила, что ниже талии он мокрый, словно брел по пояс в воде. Если бы он окунулся в бассейн – пахло бы хлоркой. Запаха не было. Ах да, Китто. Дойл собирался помочь ему отмыться. Я и забыла, что маленький гоблин сегодня обрел руку власти. Будущая королева такие вещи забывать не должна, да? Может, соображала я еще не очень хорошо...

– Как там Китто? – спросила я.

Дойл улыбнулся:

– В порядке. Слегка растерян, но в порядке. – Улыбка поблекла. – А ты как?

Я нахмурилась.

– Не знаю. – Голос еще был сорван, но звучал уже лучше, больше похож на мой нормальный. – Думала, уже все о'кей, но, кажется, в голове у меня еще туман. Я понятно говорю?

Он кивнул и повернулся к Мэви с Галеном:

– Что здесь было?

Оба заговорили одновременно, и Дойл поднял ладонь:

– Слово даме.

Он сделал приглашающий жест, и они отошли в сторонку. Спальня по размеру была чуть ли не больше моей прежней квартиры, так что места для приватных разговоров вполне хватало. Рис смущенно-нахально улыбнулся мне и продрейфовал к ним поближе, так что со мной остался один Гален. Но он упорно сохранял дистанцию, а мне очень нужно было к кому-то прижаться.

– Почему ты боишься ко мне прикоснуться?

Он улыбнулся, но остался на месте.

– Поверь, мне это нелегко. Но ты дотронулась до Мэви – и пролился поток божественной энергии, а потом Холод попытался тебя оттащить, чтобы Мэви не пользовалась тобой в своих целях, и с ним вышло то же самое.

– Мэви пользовалась мной в своих целях?

– Мы подумали, что она применила к тебе свою силу богини-искусительницы. Пока Холод не попытался противодействовать своей магией тому, что казалось нам властью Мэви, мы не понимали, что дело не в ней. – Гален потянулся было ко мне, но снова положил руку на колено. – Я чувствую, как тебе нужно, чтобы тебя обняли, и видит Консорт, как я сам хочу тебя обнять! Но я боюсь, что стоит мне к тебе прикоснуться, и опять начнется свистопляска.

– Я не поверю, что вернула кому-то божественность. Ни за что не поверю.

Он кивнул:

– Понимаю. Но Мэви говорит, что знает, как это бывает. С ней это уже случалось.

– Я – смертная, Гален! Я – первая в истории сидхе, рожденная смертной. Смертная рука не может наделить божественной силой. Логики не наблюдаю!

Он пожал плечами.

– Если у тебя есть объяснение получше, с удовольствием выслушаю. – В зеленых глазах, глазах цвета летней листвы, вспыхнула тревога. – Я на минуту подумал... – Он качнул головой и закусил губу, прежде чем набрался сил закончить: – Я подумал, что мы тебя потеряли.

Он склонился ко мне, как для поцелуя, но так и не коснулся меня губами.

– Я думал, что я тебя потерял.

Я протянула руку к его лицу, но Дойл крикнул мне через всю комнату:

– Подождите с этим, принцесса. Давайте поостережемся, пока я не услышу, что скажет Гален.

Я нехотя отвела руку. Дойл был прав, рисковать не стоило.

– Ладно.

Гален улыбнулся мне, соскальзывая с постели.

– Это ненадолго, Мерри. – Он прошел к кучке заговорщиков. Он всегда ходил словно танцевал – танцевал под музыку, слышную только ему. Порой в его объятиях мне казалось, что я ловлю ее отголоски.

К кровати подошел Никка. Он успел отдышаться, но вид у него был все такой же испуганный. Разумом я понимала, что он на века старше Галена, но он воспринимался как младший среди стражей. Возраст не всегда исчисляется годами. Нагнувшись над кроватью всем шестифутовым телом, он казался очень юным и очень напуганным. Волосы сияющим занавесом спадали ему до колен. Он оставил их распущенными, и темно-коричневый костюм почти не был виден за этой каштановой роскошью. Зеленая футболка, наоборот, была на виду, так что изумительно развитые грудные мышцы бросались в глаза. Футболка была шелковая, подарок Мэви. Она всем мужчинам подарила шелковые футболки в тон коже. Со мной она совершила шоппинг-тур по ее любимым магазинам, полагая, что я как женщина предпочту сама себе выбрать одежду, а вот мужчины скорее предоставят выбор другим. Она оказалась не совсем права. Подаркам все порадовались, но потом обменялись ими между собой. Зеленая футболка первоначально предназначалась Галену, но на Никке она смотрелась лучше, подчеркивая красивый смуглый оттенок его кожи. Гален в ней буквально зеленел. Роскошное смуглое тело в сшитом на заказ костюме опустилось на краешек кровати. Никка бездумно отбросил с лица волосы жестом, более характерным для женщин.

– Ты выглядишь получше, чем пару минут назад. – Его голос слегка дрожал.

– А как я выглядела раньше?

Он моргнул и отвернулся, словно знал, как легко прочитать по лицу все его мысли.

– Ты была такая бледная...

Он снова повернулся ко мне, надеясь, наверное, что сумел сделать непроницаемое лицо. Но в уголках глаз слишком чувствовалось напряжение, и слишком много тревоги таилось в карей глубине. Он бросил взгляд в дальний угол комнаты. Группка заговорщиков распалась, они шли к нам.

Дойл посмотрел на меня – загадочный, как сфинкс. С Никкой и Галеном я бы села играть в покер когда угодно, а вот с Дойлом – ни за что. Если он не хотел, чтобы я знала, о чем он думает, то я не знала.

– Мередит... Принцесса, нам нужно разобраться, что произошло, но я не знаю, как это сделать без ущерба для твоей безопасности.

Я попыталась хоть что-нибудь различить за темной маской и не смогла.

– Что конкретно твои слова означают, Дойл?

– Что нам нужно проделать кой-какие эксперименты, и я не знаю, к чему они приведут.

– Какие эксперименты?

– Мэви считает, что ты пробудила истинную магию в ее... ее божественности, за неимением лучшего слова. Когда-то она была настоящей богиней, так что ты лишь вернула ей утерянное. Но Холод божеством не был, и ему ты дала силу, которой он никогда не имел.

Он умудрился принять мрачный вид, ни на йоту не изменив выражения лица.

– Эту теорию я уже слышала. Мэви даже упомянула имя Богини, которое с этой теорией связано. Но я – не Дану, Дойл. Я – ни капельки не богиня. Как это могло произойти?!

– Когда мы победили Безымянное и оно выбросило на нас сырую магию – наверное, часть силы потребовал себе сосуд, сходный с Богиней. Мэви к тому времени увезли в безопасное место, и ты, Мередит, оказалась единственным подобием Богини в округе. Ты больше всего подходила для той магии.

Я ответила ему тупым взглядом. Мне надоело валяться в постели. Если уж мне придется выслушивать заумные теории, я по меньшей мере не хочу их выслушивать лежа. Я попыталась сесть, сморщилась от боли, но не сдалась. Никка потянулся мне помочь, Дойл качнул было головой, но потом, похоже, передумал и махнул ему поощрительно.

Никка взял меня за локоть, помогая найти равновесие, и прикосновение оказалось самым обычным. Никакой магии, кроме обычной магии соприкасающихся рук. Никка взбил подушки повыше у меня за спиной, и я на них оперлась. Поскольку от первых прикосновений ничего страшного не случилось, дальше он касался меня по мере необходимости, пока я не устроилась со всеми удобствами. Или с теми удобствами, какие могла получить.

– Если бы прикосновение Никки вызвало новую вспышку силы, я не знал бы, что делать. Но раз Никка может притрагиваться к тебе безнаказанно, надо бы проверить и остальных. – Он махнул рукой, и Мэви шагнула к нему. – Прикоснись к ней.

Мэви глянула на него возмущенно, словно не привыкла, чтобы ей приказывали. Потом глубоко вздохнула и вскарабкалась на постель. Иначе она бы до меня не дотянулась. Мэви никак нельзя было назвать коротышкой, это кровать была такой огромной.

Она секунду помедлила, изучая мое лицо.

– Ну, вперед, – буркнула я.

Она послушалась. Ее ладонь была теплая, сухая и мягкая, и ничего больше. Притяжения магии не было. Мы обе посмотрели на Дойла, ее рука так и осталась у меня на плече.

– Ничего не произошло, – констатировала она.

– Попробуй высвободить немножко силы, – сказал Дойл.

– Думаешь, это не опасно? – усомнился Рис.

– Это нам и нужно узнать.

– Мерри и так досталось. Если мы можем прикасаться к ней без проблем, эксперименты с силой могут и подождать.

Дойл повернулся к нему всем корпусом:

– Сегодня ночью с принцессой будешь ты. Ты уверен, что ваша ночь пройдет без магических осложнений?

Рис злобно на него глянул, свободная рука сжалась в кулак. Он молчал чуть не целую минуту, прежде чем процедил сквозь зубы:

– Нет.

– Ни один из нас от этого не застрахован, Рис. Нам нужно выяснить сейчас, пока нас здесь много и мы можем помочь, не даст ли прикосновение магии те же последствия. Чем бы они ни были.

– Я тебе сказала уже, что это было, Дойл, – запротестовала Мэви. – Почему никто мне не верит?

– Я не сомневаюсь в твоих словах, Мэви, но божественность всегда надо было заслужить, случайно она никому не давалась. А Мередит принесла ее тебе и Холоду, не подозревая о том, что делает. – Дойл посмотрел на меня и вопросительно поднял бровь: – Ты ведь это не нарочно?

– Да откуда мне было знать, что я это могу?

Он повернулся к Мэви, удовлетворенно кивнув.

– Нам нужно понять, чем это вызвано, потому что мы не можем рисковать потерей Мередит, даже если мы все при этом превратимся в богов.

– Ну, тогда ты все неправильно делаешь, – заявила Мэви.

Дойл уставился на нее неподвижным взглядом, под которым бледнели многие наши аристократы. А Мэви и бровью не повела. Она обняла меня рукой за плечи и прижалась покрепче, на губах у нее играла улыбочка.

– Власть Дану пробудилась с нашим поцелуем.

– Перестань звать ее по имени, – буркнула я. Я уже не могла выносить намеков на то, что во мне заключалась сила Богини, пусть даже малая ее частичка. Теоретически я знала, что мы все есть Богиня или, скорее, отражения ее божественного совершенства. Но теория – одно, а обладать такой силой и возможностью ее использовать – совсем другое.

– Почему? – с искренним недоумением спросила Мэви.

Гален поднял руку:

– Могу ответить.

Мэви с той же недоумевающей гримаской повернулась к нему.

– Мерри коробит от мысли, что Богиня забралась в нее.

– Не в том дело, – возразила я.

– Ну, что ты несешь силу Богини, – поправился он, почти уже без поддразнивания.

– "Пугает" – более верное слово, чем "коробит".

– Ты должна быть польщена, – сказала Мэви, обнимая меня.

– Я польщена, – кивнула я, – но эта честь чуть меня не убила.

Мэви вдруг стала очень серьезна.

– Да, и это была бы моя вина.

– Брось, при чем тут ты?

– Я пробовала на тебе мою магию, Мерри. Я пыталась соблазнить тебя, раз уж все твои мужчины предпочли тебя мне. – Она поцеловала меня в макушку. – Я решила: "Не можешь победить – примкни к победителю".

Она прижалась ко мне так крепко, что я уже не видела ее лица.

– Я хотела плоти сидхе, Мерри. Я хотела, чтобы другое сияние сливалось с моим, бросая отсветы на темные стены. – Голос был страстным до ярости.

– Поцелуй тебя не устроит? – промычала я куда-то ей в плечо.

Она отстранилась, чтобы я разглядела ее улыбку.

– Только с приправой из магии.

– Ну, без магии мы и не узнаем, проявится ли снова сила Богини.

Она опять улыбнулась и чуть приподняла великолепно очерченные брови:

– Наверное, не узнаем.

– Холод тоже поцеловал ее с высвобождением магии? – спросил Дойл.

– Да, – хором ответили Гален и Мэви.

– Холод освободил ее от власти Мэви, а потом как будто потерял власть над собой. – Гален рассеянно посмотрел в пространство, словно припоминая, как все было. – Его лицо, когда он наклонился и поцеловал ее... – Гален моргнул и снова взглянул на Дойла: – Он казался околдованным.

– Куда он делся? – спросил Дойл.

Никто не знал.

– Королевино проклятие на его душу! – ругнулся Дойл. – Никка, Гален, отыщите его и ведите сюда.

Никка повернулся идти, но Гален медлил.

– А Мерри мы не понадобимся?

– Ступайте, – сказал Дойл. – Быстро.

Что-то в его тоне подсказывало, что спорить дальше не стоит.

Гален еще раз взглянул на меня на прощание, и они с Никкой выбежали за дверь.

– Он просто не хотел упустить зрелище, – пояснил Рис.

– Какое зрелище? – не поняла я.

Он осклабился.

– Две прекраснейшие в мире женщины, сплетенные в объятии. Многие заплатили бы, чтоб взглянуть на это хоть одним глазком.

Я покачала головой. Рядом с Мэви, совершеннейшей из красавиц Благого Двора, я казалась себе дурнушкой. Наверное, эта мысль отразилась у меня на лице, потому что Мэви приподняла мою голову за подбородок и повернула к себе.

– Ты прекрасна, Мерри. Можешь мне поверить. Как-никак я была когда-то богиней красоты и очарования.

– Я слишком похожа на человека... – тихо сказала я.

– А почему, ты думаешь, наши мужчины то и дело похищали смертных женщин? Не из-за их же уродства! – Она покачала головой с легким упреком. – Мерри, нужно знать себе цену!

Под ее кожей заструился золотистый свет, будто кто-то зажег свечу, и свет приближался, тек сквозь ее тело, пока не запылал так ярко, словно свеча превратилась в солнце. Магия ударила в меня, ускоряя мой пульс, вызывая мое собственное белое свечение, и я вспыхнула луной навстречу ее солнцу.

Ее волосы развевал ветер, тот самый теплый весенний ветер. Глаза наполнились светом, и я опять смотрела в сердце весенней грозы, озаренной молниями, в клочья рвущими небеса, но вместо дождя на меня пролилась ее магия. Я подняла лицо навстречу этой магии, как к настоящему дождю.

Ее ладони ласкали мою нагую кожу, словно на мне не было ни ниточки. Она обнимала меня, и я радостно подавалась ей навстречу, мои ладони скользили по ее обнаженным плечам. На ней было слишком много надето – и это казалось неправильным. Мне нужно было прикасаться к ней всем телом. Я поняла, что чувствую жажду кожи, которую испытывает Мэви, не я. Ее нужду в прикосновении плоти сидхе. Я сама слишком хорошо помнила подобную жажду, я ее утолила всего четыре месяца назад. Так много одиноких ночей... Я перестала различать, где мои чувства и где – чувства Мэви, и знала, что это действие ее магии. Она спроецировала свои чувства и желания так, что я сочла их своими.

Я потянулась к пуговкам ее жилета, но они были слишком мелкие, слишком муторно расстегивались! Я сгребла полы жилета и рванула. Пуговицы разлетелись в стороны, щелкая по стенам, по кровати, по мужчинам.

Мэви всхлипнула, глядя на меня широко раскрытыми, туманными от желания глазами. Ее остренькие груди заканчивались крупными округлыми сосками, блиставшими, словно их вырезали из алого драгоценного камня. Я провела руками по ее голому животу. Под белым сиянием моих рук золотистый свет запульсировал, становясь ярче под прикосновением и тускнея, когда я вела руку дальше по горячей коже Мэви. Ладони скользили вверх, пока не остановились прямо под грудями. Если бы меня в этом месте трогал мужчина, мои груди легли бы ему на руки, но грудки Мэви, маленькие и твердые, еще не коснулись моих пальцев.

Сияние ее магии разгоралось ярче и ярче под моими руками, словно у ее грудей зажегся настоящий костер.

– Да, да! – простонала она.

Я вдруг поняла, что ее нужда надо мной больше не властна, что я не ощущаю ее как свою собственную. Магия меня влекла, но в этом отношении я была свободна. Если я стану ее ласкать, то только по своей воле.

Я обвела ее взглядом: голова запрокинута, глаза полуприкрыты. Ее желание по-прежнему насыщало воздух мускусным ароматом, но я уже могла дышать им и не опьяняться. Я посмотрела на золотое сияние силы под моими пальцами и подумала, как это чувствуется – когда столько магии ласкает нагую грудь? Хотя бы это я могла ей дать.

– Поцелуй меня, Мэви, – шепнула я.

Она приоткрыла глаза и посмотрела примерно в моем направлении, но сфокусировать взгляд ей не удалось, она была близка к оргазму от прикосновения магии и обнаженной кожи.

– Поцелуй меня, – повторила я.

Она наклонилась, и я ждала, ждала долго-долго, пока наши губы не соприкоснулись, а потом я повела руками вверх по холмикам ее грудей. Она жестче прижалась к моим губам, и поцелуй стал глубоким и неистовым, а потом мои пальцы добрались до ее напряженных сосков – и мир взорвался. Сила бросила нас обеих на кровать, Мэви упала на меня, а мои руки так и остались на ее грудях, словно я схватила высоковольтный провод и не могла уже его бросить.

А я и не очень хотела бросать. Я хотела погрузиться в ее золотое сияние и потеряться в нем.

Она поднялась надо мной, дрожащая, вопящая, извивающаяся под моими ладонями там, где они будто погружались в ее плоть. Она ударила в меня бедрами – будь я мужчиной, мне было бы здорово больно. Но я мужчиной не была, и какая-то грань моей магии сумела отстранить от меня ее впечатляющий оргазм. Мэви извивалась на мне, и магия посылала сквозь мое тело волну за волной, но это высшее наслаждение принадлежало только ей. И почему-то это казалось правильным. Она так долго этого ждала!

На самом пике она открыла глаза и, должно быть, увидела мое лицо – поняла, что я дарю ей удовольствие, но не получаю сама, и ей это не понравилось. Она положила руку мне на живот, и белое сияние вспыхнуло ярче под ее прикосновением. Меня будто касалась весенняя теплынь – весомая, роскошная благодать, ласкающая, играющая на коже. Я успела подумать, неужто Мэви так же ощущала мои ладони на своей груди, и тут она сунула руку мне в плавки и в тот миг, когда эта трепещущая, пульсирующая сила коснулась моей плоти, оргазм брызнул из меня волна за волной, словно ее быстрое касание было камушком, брошенным в озерную гладь, и каждый бежавший по воде круг был волной удовольствия, и удовольствие опускалось все глубже вслед за этим воображаемым камушком. Эта ласка и гладила, и пронизывала меня одновременно.

Я очнулась на той же кровати, Мэви бессильно лежала на мне сверху. Я не слышала ее неровного дыхания за шумом в собственных ушах, но чувствовала, как поднимается и опадает ее грудь, когда она пытается глотнуть воздуха. Мы обе старались отдышаться и как-то усмирить взбесившийся пульс.

Ее частое дыхание и неровный смешок – вот первое, что я услышала, когда ко мне вернулся слух. Вторым было высказывание Риса:

– Не знаю, то ли зааплодировать, то ли разрыдаться.

– Как хочешь, – ответил ему Гален. – А я поплачу. Такое шоу пропустили!

Я с трудом повернула голову. С гораздо большим трудом, чем должна была. Но в конце концов я смогла рассмотреть комнату сквозь дымку платиновых локонов Мэви. Я сглотнула и попыталась заговорить, но это пока оставалось за пределами моих возможностей.

Гален, Никка и Холод только что вошли в комнату. Рис и Дойл стояли у постели, но не так близко, чтобы мы могли случайно их задеть.

Мэви сумела заговорить раньше, чем я.

– Я забыла, совсем забыла... Да благословит меня Богиня, я забыла, как это – быть с другим сидхе!

Она медленно, неловко с меня скатилась, словно тело ей не вполне повиновалось. Она повернулась ко мне с улыбкой, хотя навести фокус ей еще было трудновато.

– Ты была невероятна.

Мне удалось прошептать:

– Когда я в следующий раз попрошу поцелуя, напомни мне выразиться поконкретней...

Она засмеялась и закашлялась.

– В горле сухо.

Вот интересно, и у меня тоже.

– Никка, – распорядился Дойл, – принеси дамам воды.

Выходя из спальни, Никка заметно принял в сторону, словно слева от двери кто-то стоял, преграждая дорогу. До объяснений снизошел Гален:

– Там в коридоре стоит дерево. Яблоня, похоже. Выросло прямо из бетона посреди бассейна, а пока мы добрались до второго этажа, оно пробило дыру в потолке и доросло досюда.

Рис выглянул из двери.

– Бутоны вот-вот раскроются.

Из-за двери поплыл аромат яблоневого цвета.

Дойл внимательно оглядывал нас обеих и меня в особенности.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. Горло болеть перестало.

Он подал мне руку, и я ее взяла, позволила ему поднять меня с постели Мэви. Коленки у меня еще подгибались, и только рука Дойла не дала мне загреметь на пол. Он сгреб меня в охапку, прижав к голой груди. Но мне сейчас мало что удалось бы, кроме как просто к нему прижаться. Мне хотелось поиграть серебряным колечком в его соске, но и это казалось слишком утомительным. Я вдруг почувствовала себя ужасно усталой. Приятно усталой, но все же – усталой.

Он вынес меня в коридор, мимо бело-розовой кипы цветов, почти заполонившей помещение. Запах цветущей яблони снова закружил мне голову, и магия вспыхнула на миг – коротким, но сильным толчком, сбившим Дойла с шага.

– Осторожней, принцесса. Не хотелось бы тебя уронить.

– Прости, – пробормотала я. – Я нечаянно...

Я отметила разломанные ступеньки и успела углядеть серый древесный ствол, прежде чем мы вышли в раздвижную дверь, но последнее, что я запомнила, – это блеск солнца на голубой воде бассейна. А потом я закрыла глаза, прильнула к широкой груди Дойла и перестала сопротивляться сну. И заснула так глубоко и спокойно, как не спала ни разу в жизни.

Спокойно ли спят боги по ночам? Наверное, да.

Глава 8

Мне снился сон. Я стояла на вершине пологого холма и смотрела на простиравшуюся внизу равнину. Рядом со мной стояла женщина, но я не видела ее лица. На ней был серый плащ... А может, черный или даже зеленый. Чем пристальней я в нее вглядывалась, тем гуще становилась окружавшая: ее тень, и наконец я поняла, что видеть ее мне не положено. Тень от капюшона скрывала ее лицо. Я не могла определить ее возраст, хотя думала почему-то, что она немолода. Казалось, что она многое повидала, и далеко не все – радостное и светлое. Одно я знала наверняка: она была мне не знакома.

В руке у нее был посох, отполированный множеством ладоней, почерневший от времени. Она взмахнула свободной рукой, указывая на равнину. Там по траве шагал Дойл, а вокруг него вились гончие. Огромные черные псы с огненными глазами. Гончие Габриэля. Псы преисподней. Они клубились вокруг Дойла как дым, как тени. Они льнули к нему, подсовывали головы под руку, чтобы он гладил их, трепал за уши, похлопывал по спинам, а спины в ширину были больше моего роста. Дойл весело улыбался, спокойный и счастливый, но тут они исчезли, и появился Гален. И там, где он шел, вырастали деревья, целые рощи и леса, и в рощах играли дети, бежали к Галену, тянули его за руку. Он гладил их макушки, щекотал под подбородками, играл с ними в салочки на цветущих полянах. Один малыш дотронулся до дерева, и его ладошка засияла золотистым светом. Из рощи вышел Никка, на его пути распускались цветы. Он присоединился к Галену и детям, и они стали играть вместе. В совсем другой части равнины, далеко от этой счастливой картинки, появился Рис. За ним шло огромное войско, и я откуда-то знала, что воины в его войске – мертвы. Он поднял ко мне голову – оба его глаза были целы и ни следа шрамов. Я знала, тоже непонятно откуда, что это – не гламор, что он исцелился. Он нес боевой молот, светившийся собственным светом. На земле лежали раненые – Рис прикасался к ним рукоятью молота, и они поднимались здоровыми.

Женщина повернула меня в другую сторону, и я увидела Китто. Он сиял, как сидхе в полной силе, но рядом с ним и за его спиной стояли гоблины. Он поднял руку – и ярчайший белый луч, слепящий как молния, вырвался из его пальцев и пронесся сквозь войско их противников. Гоблины выкрикивали его имя, как боевой клич или молитву. Они были очень далеко от меня, и все же я увидела, как скользят к вражескому войску змеи. Ядовитые змеи нападали на врага, и я знала, что они повинуются Китто. Войско противника дрогнуло и рассыпалось, бежало в панике, и гоблины бросились в погоню, убивая отставших.

Движение женщины привлекло мое внимание. Она воткнула посох в самую верхушку холма, и на моих глазах он вырос в огромное раскидистое дерево, такое старое и дряхлое, что ствол его расселся, а ветви засохли. Женщина запустила руку в дупло-расщелину и извлекла оттуда чашу, сияющий серебряный кубок, украшенный драгоценными камнями. Кубок мягко засветился, как сияет кожа сидхе, когда в нас разгорается магия. Свет становился все ярче, и вот кубок вспыхнул звездой – мерцающей, горящей звездой прямо в ее руках. Свет словно изливался из чаши, как льется через край жидкость.

Она протянула мне чашу:

– Отпей.