Госпожа Яворская Елена

Вирита не успела сообразить, как это случилось: флакончик выскользнул из ее пальцев и раскололся надвое.

Окно открыто. Сладкий запах садовых роз сильнее, чем… Вирита вдруг поняла, что ненавидит розы.

* * *

– Ну, Идма, расскажи о столице.

Они сидели на берегу реки под розовым кустом, посаженным Эрном для Вириты.

– Да чего рассказывать-то? – Идма смущенно улыбнулась. – Ну, дома большие, и все – представляешь, все до одного! – господские, хижин вообще нет. Много экипажей. Много господ, много рабов…

– Вот, а говоришь – ничего не видела, – ободряюще улыбнулся Эрн.

– А еще – смех да и только – собак много … не таких, как у нас, мелких каких-то, лохматеньких, их господа для красоты держат, представляешь?.. И они, собаки эти, не бегают, как у нас, где хотят, к ним рабы приставлены – ухаживают за ними, выгуливают на поводках таких длиннющих, разноцветных, как ленты… – Идма рассмеялась. – Ой, Эрн, представляешь, я сперва и не поняла, что это рабы. Там, в столице, рабы на улицу в лохмотьях не выходят, вроде как неприлично. Одеты почти как господа, представляешь?.. Я с одной служанкой в лавке разговорилась – у нее двадцать платьев, представляешь? Может и прихвастнула, но… Вот и мне госпожа денег на платье подарила…

– Красивое платье. Ты красивая, Идма… Идма, милая…

Он бережно обнял ее за плечи, его обветренные сухие губы коснулись ее губ. Она потянулась к нему – и стыдливо отстранилась.

– Идма…

– Надо возвращаться, Эрн…

– Возвращаться… – эхом отозвался Эрн. И глаза у него стали грустные-грустные.

– Эрн… – Идма привстала на цыпочки и поцеловала его. Не в губы – в щеку. И первая пошла к дому.

Эрн в два шага догнал ее и подал ей розу. Идма коснулась пальцами пурпурных лепестков. Сквозь глянцевитый холод пробивалось живое тепло.

Прежде чем войти в дом, служанка бережно положила розу в траву под старым деревом. Почему-то не хотелось, чтобы розу увидела госпожа.

Госпожа расчесывала волосы перед большим зеркалом. Идма попыталась взять в нее из рук гребень, но Вирита гневно отдернула руку.

– Я дважды звала тебя. Если мне не изменяет память, я велела тебе вернуться к обеду.

– Госпожа, простите…

– В последнее время ты думаешь не о том, как услужить мне, а о том, как бы поскорее отправиться к Эрну. Я не хочу терять хорошую служанку. Поэтому я запрещаю тебе создавать пару с Эрном.

– Госпожа! – взмолилась Идма, бросаясь на колени. Только сейчас она сообразила: никогда еще она не видела госпожу в такой ярости.

– Это даже не наказание. Я всего лишь хочу, чтобы ничто не мешало тебе выполнять твой долг. Прекрати лить слезы!

– Госпожа, лучше накажите меня, только не запрещайте…

– Ступай, принеси мне шоколаду.

– Госпожа… госпожа, я не встану, пока вы не позволите…

– Это неслыханно! – хрупкий гребень с треском сломался в пальцах Вириты.

– Госпожа!

Вирита порывисто встала, открыла дверь, крикнула лакею:

– Надсмотрщика сюда, немедленно!

И – надсмотрщику:

– Дашь ей десять плетей!

– Ей? – надсмотрщик удивился: Идма никогда не вызывала недовольства госпожи.

– Выполняй!

Идма покорно последовала за надсмотрщиком. Единственное, что сейчас ее страшило: а вдруг Эрн увидит, как ее будут наказывать?..

Вирита отбросила обломки гребня и открыла первую попавшуюся книгу.

– Госпожа! – услышала она тихий зов под окном.

Выглянула.

– Госпожа, Идма опоздала по моей вине. Пощадите ее.

– Нет. Она ослушалась – и будет наказана, – Вирита вздохнула, удивляясь своему долготерпению, – растолковывает рабу то, что он должен знать так же хорошо, как свое имя.

– Госпожа, я знаю, вы очень добрая… зачем же вы притворяетесь жестокой?

Вирита задохнулась от возмущения: раб во всеуслышание, стоя во дворе, осуждает поступки госпожи! Сначала Идма, теперь Эрн… с ума они сошли, что ли?!

– Если вам непременно надо кого-то наказать, накажите меня. Так будет справедливее.

Что это? Ей послышался в его словах вызов? Или?..

– Ступай на свое место, – велела Вирита.

– Мое место? О, да, милостивая госпожа, я помню свое место! – Эрн усмехнулся. – А вы – вы как будто бы забыли, что предаваться гневу по столь ничтожному поводу, как мелкий проступок раба, недостойно Высшей.

– Надсмотрщик! – что было сил закричала Вирита. Пусть она забыла о достоинстве Высшей, пусть… – Двадцать плетей этому рабу!

Эрн выпрямился.

– Благодарю вас, госпожа.

Да он насмехается!

– Тридцать!

– Ваша щедрость поистине безгранична.

– Сорок! Напомните ему, как полагается говорить с госпожой!

– Госпожа, неужели я удостоился вашего гнева?

– Столько, сколько понадобится, чтобы он взмолился о пощаде!

Проводила Эрна и надсмотрщика взглядом – и вдруг, со злостью отшвырнув книгу, бросилась следом.

Отец рассердился бы, если бы узнал, что его дочь, высокородная госпожа Вирита де Эльтран, явилась на задний двор да еще во время наказания рабов.

Надсмотрщик, сорвав с непослушного раба одежду, сноровисто прикручивал его к столбу. В сторонке, под соломенным навесом, всхлипывала полураздетая Идма, Вирита сразу поняла, что служанку уже наказали.

– Если ты попросишь прощения, Эрн, я отменю приказ.

Нет ответа.

Пронзительно свистнула плеть… И Вирите вдруг вспомнилось: мальчик, не похожий на раба, на деревянном помосте, под плетью торговца… Слишком красивый, слишком гордый… не раб, нет, не раб!

– Довольно! Я прощаю… Только впредь не забывайся.

И, круто развернувшись на каблуках, Вирита пошла в дом.

8

Молодая госпожа де Эльтран перестала выезжать на прогулки. День за днем, уединившись в библиотеке, она читала книги. Отец с удивлением обнаружил, что на ее столе место романов заняли труды по истории… ну что ж, правду сказал учитель: девочка повзрослела.

А вечерами она играла на старой, еще прабабушкиной, лютне мелодии, которых господин де Эльтран никогда прежде не слышал, каждый раз – новые.

– Они приходят сами собою, – сказала Вирита в ответ на вопрос отца. – Это нетрудно. Труднее было бы не играть…

Труднее было бы носить в душе то, для чего Вирита не могла найти слов…

– Ты очень скучаешь по Эрманту, дочь? – доверительно спросил господин де Эльтран.

– Поскорее бы он приехал…

Да, конечно же, как только приедет Эрмант, к ней вернутся радость и покой.

– Я думаю, он не заставит себя ждать. Он ведь любит тебя, дочь.

Но Эрмант не приехал ни осенью, ни зимой. В каждом письме он сообщал придворные новости, несколько раз вскользь упомянул о том, что ему прочат новое, весьма ответственное, назначение. В каждом письме он печалился, что встреча с невестой откладывается. И в каждое письмо он вкладывал листок с новым сонетом. Вирите давно прискучило читать сонеты Эрманта, похожие друг на друга, как были похожи друг на друга ее дни.

В причудливо изукрашенном ларце черного дерева, кроме писем, хранились подарки Эрманта – ожерелье, медальон с его портретом кисти лучшего столичного художника, фамильный перстень де Альманов… Вирита все реже открывала заветный ларец.

И все больше читала. Читала в поисках некоей истины, но не находила, только теряла – в книгах было так мало сходства с жизнью… с жизнью Вириты де Эльтран и тех, кого она знала.

Вместо Идмы, определенной служить на кухню, молодая госпожа взяла рыженькую Эну. Прически, сделанные Эной госпоже, были незамысловатыми, шить она пока еще не научилась да и вообще умела едва ли половину того, что умела прежняя служанка. Но в ее старательности не было подобострастия, которое с некоторых пор начало выводить Вириту из себя. И отвечать на вопросы госпожи она не боялась, куда уж до нее Идме с вечными испуганными «да, госпожа», «нет, госпожа»!..

Эрн давно уже не приходил по утрам под окно госпожи. И она не звала его. Она перестала ездить верхом. За полгода она всего лишь дважды выезжала за пределы усадьбы. В экипаже. Навещала, по настоянию отца, господина Атериона, дядюшку Эрманта. В день знакомства господин Атерион показался Вирите добрым собеседником, эдаким чудаковатым провинциальным мудрецом. Но потом ей наскучили однообразные, как сонеты Эрманта, шутки родом еще из прошлого века, и нарочитое оживление, и слащавые комплименты… к счастью, ее визиты были нечастыми, а его ответные – краткими: господин Атерион любил изображать чрезвычайную занятость.

Несколько раз господин де Эльтран, встревоженный странной многодневной замкнутостью Вириты, предлагал поехать в столицу, к Эрманту, но Вирита неизменно отвечала со спокойной улыбкой:

– Подождем еще немного, отец. Эрмант задолжал нам ответный визит.

Вирита искала в своем сердце хотя бы отблеск, хотя бы тень прежней восторженной любви к Эрманту – и не находила. У них было слишком мало времени, чтобы… Вот они встретятся – и… Однажды Вирита поняла – встреча ничего не изменит.

И все-таки ей хотелось надеяться. Пока жениха нет рядом – еще можно надеяться…

Отказавшись сначала от романов, теперь она отказалась и от книг по истории. Круг ее чтения замкнулся на философских трактатах – сумрачных, как зимние вечера. Жизнь – цепь разочарований. Человеку приличествует быть гордым и стойким в невзгодах. Вирита всем сердцем приняла этот постулат древнего философа.

Но все-таки была одна правда у романистов: наступила весна, поманила Вириту из душной, тесной библиотеки, и Вирита вдруг удивилась – как же могло случиться, что ее царство стало ее тюрьмой?!

– Эрн!

Он услышал. Он тотчас же явился на зов.

Не поклонился – но она и не заметила. Приказ выполнил, как и прежде, без промедления.

Вирита, не раздумывая, направила коня по утоптанной тропинке к гроту.

Ей хотелось, чтобы Эрн заговорил с ней. Заговорил первым, вопреки правилам. Ей почему-то казалась очень важной первая фраза, которую он произнесет. Блажь, конечно, и все же… Но Эрн молчал. Привычно набрал хвороста, привычно развел костер, привычно сел поодаль.

– Мне скучно, – не выдержала Вирита. – Расскажи о чем-нибудь.

– Я не знаю, о чем вам рассказать, госпожа, – Эрн не глядел на Вириту. – Но у меня есть просьба…

– Говори! – нетерпеливо поторопила Вирита.

– Я прошу у вас позволения создать пару с Идмой.

Госпожа нахмурилась.

– Если я верно припоминаю, я высказалась по этому поводу вполне определенно.

– Но ведь теперь у вас другая служанка, Идма не нужна вам.

– Я не собираюсь менять свои решения, – отрезала Вирита. – И тем более – вдаваться в объяснения…

– Потому что их нет, этих объяснений.

Дерзость. На этот раз несомненно – дерзость.

Следовало бы… Но, оказывается, всегда делать только то, что следует, скучно до отвращения.

Гулять тоже расхотелось.

Не говоря Эрну ни слова, Вирита вышла из грота и вскочила на коня.

Дома ее ждал сюрприз… или просто неожиданность? Приехал Эрмант де Альман.

9

– Вирита, дорогая, я так счастлив, что мне, наконец, удалось приехать. Если бы вы знали, как долго… – слова – медовая река из сказки: сладко-пресладко, да в горле саднит без простой воды. – Однако теперь наше ожидание вознаграждено сверх меры: его величество изъявил желание присутствовать на нашем бракосочетании. Простите, моя госпожа, я знаю, вы хотели сочетаться браком здесь… действительно, чудесное место, но… мне пришлось взять на себя смелость… Одним словом, в одном из моих имений, в ближайшем к столице, уже начались приготовления к торжеству. Примите мои извинения, – Эрмант подал невесте темно-красный футляр.

– Бриллианты на алом выглядят изумительно. Благодарю вас, – отстраненно проговорила Вирита, едва взглянув на бриллиантовую брошь в форме розы.

– Мне казалось, вы любите розы… – Эрмант был обескуражен.

– Да… Да, конечно… Я любила розы… – у девушки внезапно перехватило дыхание. – Прошу простить, мне нездоровится. Наверное, я сегодня слишком долго гуляла.

– Я пришлю врача, – забеспокоился господин де Эльтран.

– Не надо, отец. Мне просто нужно немного отдохнуть…

И понять – что же дальше. Удастся ли?

Вирита твердо знала только одно: больше всего на свете ей не хочется покидать Северное имение. Вопреки тому, что пишут в романах, любовь проходит за считанные месяцы. Но ведь должно же быть что-то неизменное, иначе откуда возьмутся те самые гордость и стойкость в невзгодах, о которых наперебой говорят философские трактаты?.. Ее неизменное – Северное имение.

Утром, чуть свет, когда отец и Эрмант еще спали, Вирита кликнула Эрна и велела седлать лошадей.

* * *

Спешившись у входа в грот, Вирита бросила Эрну поводья.

– Вот мы и дома… – помолчала. – Ты не удивлен, что я называю это место домом?

– У вас есть для этого основания, госпожа?

– Ненавижу, когда ты начинаешь употреблять слова, приличествующие господину, а не рабу, – сказала Вирита. Сказала без гнева, даже без недовольства. – Лучше скажи, почему здесь, в этом сыром гроте, мне уютнее, чем в своих покоях?.. – и, не давая ему времени для ответа: – Послушай, Эрн, давай не будем возвращаться… проживем здесь хотя бы несколько дней…

– Должно быть, вы забыли, – ровным тоном ответствовал раб, – господин знает, где нас искать. И, к тому же, сочтет ваш поступок непростительным, у вас ведь гость… почетный гость.

То, что говорил Эрн, напоминало отцовские нравоучения. И эта интонация – уверенная, деловитая… Абсурд!

– Странные мысли приходят вам в голову, госпожа. Совсем скоро вам предстоит выйти замуж, вчера приехал жених, а вы рассуждаете, как замечательно было бы пожить несколько дней в каменной норе в компании раба.

Где и когда он научился иронизировать?

– Эрн, не будь злым! – Вирита вымученно улыбнулась.

И вдруг призналась:

– Мне так грустно, Эрн. Расскажи мне что-нибудь… как рассказывал раньше… доброе.

– Отчего же вам грустно, госпожа? «Счастлива рожденная среди Высших», так ведь говорят?

– Ты снова принялся говорить дерзости, – устало сказала Вирита. Она вдруг поняла: он не дерзит, он… ему тоже очень, очень грустно.

– О чем же рассказать вам, моя госпожа? Посмотрите, какое сегодня небо – чистое, высокое. Под таким небом нельзя грустить. Птицы это знают: слышите, как поют? Они счастливы и дарят счастье другим… это ведь просто, правда, госпожа?

Просто? Неужели…

– Эрн, а ты… ты счастлив?

– И да, и нет, как все люди. Мы ведь люди, госпожа, – Эрн насмешливо улыбнулся.

И Вирита снова не укорила его за дерзость. Ей показалось: он знает. Знает ответ, которого она не нашла ни в романах, ни в философских трактатах.

– Эрн, а что такое счастье?

И он не промедлил с ответом:

– Счастлив тот, кто не чувствует себя одиноким. И кого даже в самой страшной беде поддержит рука друга.

– Вокруг меня так много людей – и все равно, что никого, – вырвалось у Вириты. – Если со мной случится беда…

И вдруг:

– Скажи, а ты мог бы умереть ради меня?

– Да, госпожа.

– Не когда-нибудь, а сегодня, сейчас?

– Да.

– Ради моего каприза, по моей воле, по моему слову?

– Да.

– Ты лжешь, – отводя взор, проговорила Вирита.

– Нет.

Вирита достала из ножен на поясе узкий обоюдоострый кинжал и подала Эрну, глядя в сторону.

– Ты даже руку порезать побоишься…

– Вы приказываете, госпожа?

– Да.

Вирита едва успела обернуться, чтобы увидеть… было бы лучше, если бы – не успела. Услужливый Мар заточил клинок старательно, а Эрн, левой рукой удерживая кинжал, ладонью правой ударил по вершине с такой силой, что… насквозь! Вирита вскрикнула. Если бы Эрн поколебался хоть немного, она остановила бы его, непременно остановила, но он… Дрожащими пальцами Вирита достала из кармана кружевной платок… обычное полотно подошло бы куда лучше, крови так много…

Эрн отстранился.

– Кружева – не для раба.

– Дай руку! – велела Вирита.

– Госпожа не должна пачкать свои руки кровью раба, – спокойно, поразительно спокойно ответил Эрн.

Вирита подняла с земли кинжал, мгновение глядела на окровавленный клинок – и, резко полоснув по ладони, схватила Эрна за раненую руку. Кровь госпожи смешалась с кровью раба.

– Зачем, госпожа? – тихо спросил Эрн. Вирите почудилось: его голос дрогнул.

И – громче:

– Странные капризы. Вы ведь не ребенок. Дайте платок, я перевяжу.

– Сама справлюсь! – Вирита отвернулась.

Неловко укутала руку, попробовала завязать узелок – кончики выскользнули. Вирита села в траву и расплакалась, разрыдалась неожиданно для себя на глазах раба!

Эрн опустился рядом, осторожно связал кончики платка.

– Этот пустяк не стоит ваших слез, госпожа, – мягко сказал он.

Вирита и сама не знала, почему плачет. Но плакала и плакала. Эрн больше не пытался утешать. Молчал, но был рядом. Рядом…

Вирита встала.

– Возвращаемся, – не глядя на Эрна, бросила она.

Они возвращались домой: госпожа впереди, раб – позади, на почтительном расстоянии.

У самого дома госпожа придержала коня.

– Эрн!

Раб приблизился.

– Я вот о чем подумала, Эрн. Скоро я выхожу замуж. Мне наверняка придется переселиться в столицу, ведь господин Эрмант служит при дворе. Когда я уеду, отцу не понадобится много женской прислуги в доме, и Идма… Ты не передумал создавать пару с Идмой?

– Не передумал, госпожа, – Эрн склонил голову.

– Так вот, я могу поговорить с отцом, чтобы он отпустил Идму к тебе, в Восточное имение… Да, Эрн, я решила отправить тебя в Восточное имение. Ты ведь знаешь, там разводят племенных лошадей, тебе привычнее при лошадях, правда, Эрн?

– Как прикажете, госпожа.

И как только ему удается вкладывать в привычный ответ столько непокорства!

Отец и Эрмант были в гостиной. Они дружно встали навстречу Верите.

– Где же ты пропадала? Мы уже забеспокоились!

– Еще немного – и начали бы поиски. Вот и дядюшка уехал, не дождавшись вас, велел кланяться… Что в вами, моя госпожа?

– Что случилось, Вирита?

– Ничего страшного. Садилась на лошадь и оступилась. Слегка поранилась… больше испугалась, – Вирита выстрадала улыбку. – Прошу прощения, я прилягу.

– Я пришлю к тебе доктора, дочь. Но куда смотрел твой раб? Ему доверено сопровождать госпожу…

– Эрн не виноват… он просто не успел.

– Он нерадив, вот в чем дело. Эй, надсмотрщика ко мне!

Медленно поднимаясь наверх, Вирита слышала:

– Этого раба, Эрна, – высечь. Да объясни ему как следует: он головой отвечает за безопасность госпожи во время прогулок!

Ну и пусть! Пусть его накажут! Он ведет себя просто вызывающе, он…

Вирита заперла дверь на ключ. И всю ночь лежала без сна, перебирая хрупкие, неприятные до дрожи мысли-паутинки.

И на этот раз рядом не было никого.

10

После бессонной ночи, заполненной горькими – и бессмысленными – раздумьями, Вирита пребывала в ужасном расположении духа. К тому же ее мучила головная боль.

Но отец не позволил ей прилечь.

– Ты пренебрегаешь долгом гостеприимной хозяйки, дочь. И потом… эти капризы – к чему они? Даже в детстве ты проявляла рассудительность, подобающую Высшей… Что с тобой происходит?

– У меня болит голова, – призналась Вирита. Сказала правду, но невпопад, однако же отец почему-то удовлетворился таким объяснением.

– Предсвадебное волнение – обычное дело. К счастью, это не болезнь, – господин де Эльтран улыбнулся. – Вот и доктор говорит, что ты здорова, просто немного нервничаешь. Пройдет, дочь, обязательно пройдет. А сейчас ступай, тебя ждут портнихи.

«Быть может, отец прав, все это капризы и предсвадебные переживания», – думала Вирита, в то время как портнихи хлопотали вокруг нее. Она ненавидела примерки и, чтобы не заскучать, всегда старалась развлечь себя приятными размышлениями. Но сегодня… Как жаль, что нет рядом человека, которому можно было бы рассказать, с которым можно было бы посоветоваться… Вирита с трудом представляла, что это за человек. В романах она читала о близких подругах-наперсницах, но у нее никогда не было подруг. Не было и сестер. А мать…

«Прекрати!» – резко одернула себя Вирита.

И, нетерпеливо дернув плечом (швеи как раз принялись прилаживать рукав к ее перламутрово-розовому свадебному платью), спросила:

– Долго вы еще будете меня мучить?

Получилось, как у капризного ребенка. Что же с тобой творится, Вирита де Эльтран?

К концу примерки она все же приняла решение – как ей представлялось, наилучшее из всех возможных: старательная подготовка к свадьбе – самое надежное лекарство от плохого настроения. В любви Эрманта она не сомневается. И отец… отец наверняка прав. Отец, всегда и во всем служивший Вирите примером. «Счастлива рожденная среди Высших». Так должно быть. И так будет!

С этого дня Вирита с преувеличенным вниманием взялась следить за работой портних и за упаковкой вещей, которые собиралась перевезти в новый дом. Она уже решила, кто из рабов и рабынь последует за нею. Разумеется, среди этих избранных не было ни Эрна, ни Идмы – отменять свои же собственные распоряжения недостойно Высшей. Утром она, как и прежде, совершала верховые прогулки, сопровождаемая Эрном, – почти в полном молчании. День проводила в обществе Эрманта, весело болтая о всяких пустяках. А вечерами она вышивала шелком и золотом кошелек в подарок жениху – тайком, чтобы не испортить сюрприза.

Эрмант откровенно наслаждался обществом невесты. Похоже, он ничуть не сомневался, что совместное будущее окажется безоблачным, как детские грезы. И даже срочный вызов ко двору не испортил его предсвадебного настроения. В присутствии Эрманта Вирита тоже обретала что-то похожее на уверенность, но ей было страшно: вдруг его отъезд всколыхнет едва умиротворившиеся сомнения?

– Вам не о чем беспокоиться, дорогая Вирита, – увещевал Эрмант, не вполне понимая, почему она так встревожена. – Не пройдет и недели, как я снова буду у ваших ног. И больше мы не расстанемся.

Вирита и помыслить не могла, что ее тревога – это еще и предчувствие.

В тот же день, когда Эрмант отбыл в столицу, в усадьбе объявился господин Атерион. Неожиданный визит будущего родственника окончательно выбил Вириту из колеи. Философские беседы с дядюшкой (господин Атерион настаивал, чтобы Вирита называла его именно так) девушку ничуть не прельщали… уж лучше до самого вечера сидеть в гроте и слушать сказки Эрна! Но столь дерзко пренебрегать приличиями Вирита не осмеливалась… разве что ее утренние прогулки стали заметно продолжительнее. К великому неудовольствию отца.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Вторая Мировая война держит мир в железном кулаке. Даже в тихой гавани Эль-Джадиры не укрыться от ог...
Эта книга о мужестве, о дружбе, о любви. И о том кайфе, который испытываешь, когда меняешь первонача...
Двое московских аспирантов-биоинженеров похищают тело и мозг Ленина и заявляют, что им удалось воскр...
В новой сенсационной книге известный писатель и кинорежиссер Александр Стефанович вспоминает, как в ...
Лета Новикова – карамелье модного ресторана. Её отец – состоятельный архитектор, бабушка – известный...
«Эрик Махов с трудом разлепил глаза. Во рту стояла невероятная сухость отягощенная противным привкус...