Несущий свободу Поль Игорь

43

Свет фар полицейских машин заливал площадь Пласа Трентану: от переливов синего огня было больно глазам. Полицейские из оцепления перестарались – лежащая на боку груда обгорелого металла больше ничем не напоминала автобус. Борта, как бусами, сверкали россыпями сквозных пулевых пробоин, остатки стекол расплавились и вытекли, задняя часть походила на раскрывшийся цветок – последствия взрыва водородного бака. Почерневший остов курился паром, ледяная пена неровными клочьями ползла из пробоин. Странное созерцательное настроение охватило Джона, он сидел в машине, прислонившись лбом к стеклу, ленивые мысли были тягучими, как мед. Площадь играла синими искрами: окна окрестных домов высыпались от взрыва, усыпав брусчатку осколками. Он никак не мог привыкнуть к своей новой роли народного героя. Стоило ему заикнуться о получении важной информации, как городское уголовное управление развернуло бешеную деятельность, подняло по тревоге спецотряд и группы быстрого реагирования из окрестных участков. Доклады от приданных подразделений посыпались без перерыва, с каждой минутой прибывали все новые машины, так что меньше чем за час Джон смог перекрыть целый район. Новый фургон пришелся очень кстати – настоящий передвижной штаб: голографическая карта высвечивала зеленые прямоугольники кварталов и точки оцепления вокруг них; значки мобильных групп горели рубиновыми огоньками. Командовать таким количеством людей Джону еще не доводилось, необходимость действовать победила скованность, нерешительность быстро прошла, уступила место холодному азарту. Он отдавал распоряжения, шалея от оказавшейся в его руках мощи. И вот все позади, и никакого торжества внутри: он чувствовал непонятное опустошение.

Брандмейстер вышел на связь:

– Мы закончили, лейтенант. Угрозы взрыва нет, можете искать своего жмура.

Джон очнулся от бездумного созерцания. Рядом громко храпел Кубриа, вокруг раздавались приглушенные голоса: пожарные в мокрых огнеупорных робах сворачивали рукава; репортеры спорили с оцеплением. Он ткнул пальцем в значок на карте, символ развернулся в изображение человека в броне.

– Слушаю, сэр! – отозвался командир спецотряда.

– Запускайте экспертов, капитан. Хочу убраться отсюда поскорей.

Полицейский позволил себе улыбку:

– Как я вас понимаю, сэр. Куда сдавать задержанных?

– Много нагребли?

– Восемнадцать человек, из них трое ранены.

– За ними что-то серьезное?

– В основном сопротивление досмотру.

– Тех, что оказали вооруженное сопротивление, отвезите в городское управление, остальных сдайте в местные участки. Раненых транспортируйте в больницу своими силами. Оставьте охрану. Я отправлю к вам несколько патрулей.

– Хорошо, сэр.

Изображение снова свернулось в значок.

Он вышел в духоту безветренной ночи, в нетерпении мерил шагами землю, стекла скрипели под каблуками. Эксперты возились очень долго. Так долго, что он начал ощущать тревогу: что-то шло не так. В эту ночь настроение у Джона менялось стремительно: сказывалось перенапряжение. Он ощутил укол стыда – совсем забыл о Ханне. Стыд сменился раздражением: какого черта, он ведь выполняет свою работу, она должна понимать это! И снова смутная тревога: как же долго они копаются! Он стиснул кулаки, заставляя себя успокоиться. Неужели ему так не хочется уезжать? Он представил, что его ожидает на родине: череда унылых гарнизонных будней, бесконечные бумаги, скучные разговоры о повышении цен, холодные улыбки кредитных менеджеров и сонное бормотание визора по вечерам.

Лерман зажег сигарету и с наслаждением затянулся.

– Теперь уедешь, лейтенант?

Джон пожал плечами:

– Как только подпишу все бумаги. Капитан, наверное, рвет и мечет.

– Да уж, повышения тебе не видать.

Из окон доносились обрывки вечерних новостей. «Законность восстановлена… лейтенант Лонгсдейл… спецоперация… район Пласа Трентану… блокирован… убит при попытке к бегству…»

Кубриа тяжело заворочался, должно быть, шея затекла от неудобной позы, в полутьме щетина на его лице казалась темной маской. Он обвел площадь мутным взглядом и снова свесил голову.

Джон усмехнулся:

– Бедняга. Так мечтал пристрелить своего боша.

– Ничего. На его век этого добра хватит. – Лерман помолчал, глядя на огонек сигареты. Добавил тихо: – Скоро у него будет много новых мишеней. Пали, пока рука не отвалится.

– Мне жаль, Франциско, – сказал Джон.

– Чего тебе жаль, лейтенант? Что нас всех через четыре дня зальют напалмом? Или что оставшиеся передохнут в лагерях для беженцев?

– Я…

– Брось, Джон. Ты такой же коп, как и все мы. Ты ничего тут не решаешь. Уезжай. Может, эта война к лучшему: мы тут только и делаем, что изображаем, будто живем.

– Вас разве не эвакуируют?

– Будем обеспечивать порядок на улицах. Следить за тем, чтобы не спекулировали противогазами и не выпихивали женщин из бомбоубежищ.

Неслышно подошел Кабот.

– Не мели чепухи, Франциско. Все разбегутся еще до начала атаки. Да и командовать будет некому – начальство пакует вещички. Наш капитан уже отправил семью на восток.

– Кому-то все равно придется остаться, – заметил Лерман.

– Спятил – у тебя же семья!

– У всех семьи, Доминго. Мне бежать некуда, я здесь родился.

Они помолчали, наблюдая, как эксперты роются в перекрученном железе. Джон подумал с удивлением: а ведь уезжать и вправду не хочется. Он был нужен здесь, чувствовал себя на месте. Далекий городок, его уютный Лимери, с газонами, выровненными по линейке, казался теперь безликим и выхолощенным, будто музей. Никогда раньше Джон не чувствовал такого упоения погоней; дикий коктейль из власти, безнаказанности и возможности творить справедливость по велению совести, а не книжных законов, никогда не прихватывал его так крепко. Этот коктейль вызывал мгновенное привыкание.

Должно быть, Кабот почувствовал, что у него на душе.

– Держи, лейтенант. – Он протянул флягу. – Добрая была охота. Помянем ублюдка.

Во фляге оказалась крепчайшая водка. Сморгнув выступившие слезы, Джон спросил себя: если это не жизнь – тогда что?

44

Кидала выдвинул колпачки вперед. Хенрик ткнул пальцем в средний. Шарик выкатился из-под левого.

– Не повезло тебе, друг.

Хенрик изобразил сожаление. Игра шла уже добрых полчаса, он просадил больше двух тысяч. Поглядев на кучу денег под рукой кидалы, подумал: пора брать то, за чем пришел. Теперь дело лишь за подставным. Такие уж тут правила – не могут эти ребята остановиться; на это он и рассчитывал.

Подставной – его звали Руперто, – громко закричал, не намереваясь отпускать такую жирную жертву:

– Пускай еще сыграет! Дай парню отыграться, а то уйду!

– Так нечестно, – поддержал второй, преграждая Хенрику путь к отступлению. – Положено давать отыграться!

Толпа загудела; было неясно, то ли жалеют его, то ли завидуют кидале. Хенрик едва не скрипнул зубами: жадность и наглость уличной своры не имела границ. Дай им волю – высосут кровь до капли.

– Пускай играет, коли охота, – пожал плечами кидала.

Казалось, Хенрик колебался.

– Давай, парень! Отыгрывайся! – подтолкнул его Руперто. Улыбка приросла к его губам, его колотило от жадности. Хенрик подумал: когда все закончится, неплохо бы скрутить ему шею. Из всей шайки черноволосый гаденыш казался самым мерзким.

Он выудил из внутреннего кармана пачку разлохмаченных бумажек. Глаза у подставного полезли на лоб. В толпе зашушукались, люди напирали, напряжение разлилось в воздухе.

– Что я с этого получу?

Крыса помусолил пачку.

– Здесь девять двести. Даю пятнадцать.

– Пятнадцать? Ты за дурака меня держишь? Сто за тридцать и пятнадцать за девять? Давай тридцать!

Казалось, крыса почуял неладное.

– Пятнадцать, и точка, – отрезал он.

– Эй, эй! Парень дело говорит! – Руперто продолжал играть доброго друга. – Ответь тридцатью!

Хенрик мог бы запросить и пятьдесят, кидала все равно был уверен в победе, но переигрывать не стоило. Он намеревался выиграть, а не ограбить.

– Черт с тобой, пусть будет двадцать пять, – сказал он.

– Так будет справедливо, – в голос подтвердили подставные. Зрители согласно закивали.

Театральная пауза подошла к концу, кидала сыграл роль до конца.

– Будь по-твоему, друг, – как бы уступая нажиму, согласился он.

– Деньги на стол, – сказал Хенрик.

– Зачем это? Меня все знают, играю честно.

– Как хочешь. – Хенрик повернулся, намереваясь уйти.

– Ладно, ладно! – заторопился крыса. – Вот, гляди. Все без обмана. Чего еще желаешь?

– Ты и ты, – Хенрик ткнул пальцами в подставных, – встаньте по бокам. Следите за ним.

– Конечно, кореш. Нет проблем.

Кидала забормотал речитативом, играя колпачками. Хенрик напрягся.

– Шарик в норке! Ищи, друг!

Замерев в раздумье, Хенрик водил пальцем над наперстками.

– Кажется… кажется… здесь… или нет… наверное, здесь… или…

Ожидание повисло тяжелым угаром. В толпе замерли. Подставные вперились в его колеблющийся палец.

– Здесь, в середине! – он быстрым движением опрокинул крайние колпачки.

Толпа взорвалась криками. Латино привстал на цыпочки и сунул руку под рубаху.

– Что за… – начал было кидала, но Хенрик уже сгреб пачку и подхватил свою сумку.

– Спасибо за помощь, парни! – весело бросил он раскрывшим рты от изумления подставным. – Счастливо оставаться!

– Эй, да что за хрень!

– Все нормально, можешь не открывать! Верю на слово! – крикнул Хенрик на бегу.

Он протиснулся через толпу и припустил, петляя, стараясь держаться в тени стен. Грохнул выстрел, наугад, для острастки, пуля ушла в никуда. Небо было затянуто тучами, окончательно стемнело. Хенрик юркнул в темную подворотню, рассудив, что после яркого фонаря преследователи будут здесь как слепые котята. Гневные крики приближались. «Стрекоза» зашелестела крыльями, поднимаясь над крышами, и тут же передала картинку: трое несутся вдогонку, впереди – тот самый латино, в руках его полицейский автоматический карабин со складным прикладом; еще один – самый легконогий – бежит по улице в обход, в попытке отрезать его с другой стороны.

Хенрик усмехнулся: все шло как по писаному – кто же отпустит его с таким добром? Он присел в тени стены. Топоча, преследователи вбежали во двор и устремились дальше, расходясь в стороны; все они были как на ладони, усилитель выделил их контуры зеленым. Хенрик крепко усвоил: на войне невозможно играть по правилам, потому что сами войны ведутся без всяких правил; именно поэтому ему было плевать на местные кодексы – он стрелял так, как было удобнее, со спины. Револьвер хлопнул несколько раз. Туша латино тяжело ударилась о землю, следом, как подрубленные, кувыркнулись подставные. Никто из них даже не застонал – парализующие пули действовали мгновенно; только шум упавших тел, да звон отлетевшего в сторону карабина нарушил тишину.

Он быстро перезарядил револьвер. Настороженно оглядываясь, сорвал с бесчувственных тел цепочки и грубые браслеты, выгреб из карманов все деньги. Осмотрел и с сожалением отложил карабин – слишком заметен.

Он удержался от соблазна свернуть жилистую шею подставного. Подумал: ему и так придется несладко, когда очнется. Всем троим придется здорово постараться, придумывая для кидалы историю, как это они так облажались, вернувшись обчищенными до нитки.

Двор сменялся двором, Хенрик уверенно петлял по закоулкам, перебегал темные улицы, торопясь выйти на задворки Авенида Бантуку. «Стрекоза» летела впереди, проверяя улицы: встреча с патрулем в его планы не входила. Ожил ветерок, пальмы замахали опахалами, казалось, дома подмигивают ему тусклыми квадратами окон. Он спешил: до начала комендантского часа оставалось меньше часа. На Бантуку можно было разжиться краденым автомобилем, цены на них упали: из-за паники на улицах оказалось полно брошенных машин.

Ему предстояло нагнать гуманитарный конвой, но ночная гонка с выключенными фарами не страшила его; он просто не думал о возможности нарваться на партизанскую мину или попасть в засаду: и то и другое – факторы случайные, прогнозу не поддаются, а значит, не стоят нервов и времени.

До скорой встречи, дружок, думал Хенрик, мысленно обращаясь к парню в хорошем костюме. Черный азарт наполнял его до краев, цель приблизилась еще на шаг. У него было такое чувство, словно он распрямлялся, стремительно разворачивался кольцо за кольцом, подобно пружине, которую долгие годы сжимали, а потом нечаянно выпустили из рук.

45

Падение с пьедестала славы отдалось болью по всему телу. Джон поежился.

– Вы уверены? – переспросил он бригадира экспертов.

– Абсолютно, лейтенант, – сказал Гарсиа, чье бледное лицо и тени под глазами вызывали образы тесной душной каморки и вечного недосыпа. – Он там был, мы нашли сгоревший ботинок. Анализ ДНК показал – это его обувь. Но тела нет.

– Выбросило взрывом?

– Возможно. Но маловероятно. Взрыв произошел в задней части машины.

– Может, он уполз туда после столкновения?

Эксперт посмотрел на него с сочувствием:

– Лейтенант, если вы хотите закрыть дело, я исправлю заключение.

– Нет-нет, – отмахнулся Джон. – Вы меня не так поняли. Меня интересует – куда он делся?

– Это вы детектив, не я. Ищите. Но в автобусе тела нет. Ни целиком, ни фрагментами. Сгореть без остатка он не мог – не та температура.

Джон напряженно думал.

– Я еще нужен, лейтенант? – напомнил о себе Гарсиа.

– Что? Нет, не нужны. Спасибо.

– Всегда рад помочь. Жаль, что у вас не вышло.

Но Джон уже не слушал.

– Лерман, организуй прочесывание. Не отпускай патрули. Задействуй поисковые модули – они есть у спецотряда.

– Что ищем?

– Тело или фрагменты. В радиусе трехсот метров. Загляните под каждый камень.

– Не волнуйся, лейтенант. Найдем. Никуда ему не деться. Если ранен – далеко ему не уползти.

– Да, конечно. – Джон отвечал машинально, не слушая; предчувствие не подвело его, в груди рос неприятный холодок. – Кабот! Свяжись с городским управлением. Попроси содействия.

– Чего сказать-то?

– Пускай дадут ориентировку на все внешние блокпосты. Передай им новое фото. Уровень тревоги красный – преступник вооружен и опасен. Да, и пусть опросят дежурных на постах, возможно, он уже засветился. Ночью из города не выпускают, но утром после комендантского часа он может попытаться уйти.

Кабот смотрел на него озадаченно:

– С каких пор трупы начали по городу расхаживать?

– Делай, что говорю! – рявкнул Джон. – И вызови Хусто из участка, хватит уже ему прохлаждаться.

Он метался по площади, не находя себе места, корил себя: неожиданная власть вскружила ему голову, теперь все рухнуло, он потерял след убийцы. Джон терпеть не мог проигрывать.

Он догадался, что дурное предчувствие оправдалось, как только увидел удрученное лицо Лермана.

– Ничего?

Лерман покачал головой:

– Ни крови, ни кусков одежды.

– Не мог же он испариться?

– Вот разве что это. – Лерман протянул ему крохотный предмет, похожий на записную книжку. – Поисковики на него среагировали. Запах учуяли. Может быть, он эту штуку обронил. А возможно, просто наступил на нее, когда убегал.

Джон поднес находку к свету фары. Осторожно открыл.

– Похоже на кучу комов.

– Они и есть. Обрати внимание – нет маркировки. На черном рынке таких не купишь.

– Передай это в лабораторию. Результат нужен мне как можно быстрее.

Лерман хмыкнул:

– Лаборатория начнет работать только утром.

Но утром пришло сообщение с восточного КПП: человек с похожими приметами покинул город за несколько минут до наступления комендантского часа. Полицейский, который выпустил машину, вспомнил: парень торопился догнать вечерний конвой, говорил, у него там подруга. Очень боялся партизан, ему посочувствовали, но выпустили – оставлять машины перед КПП запрещено инструкцией.

– Почему его не арестовали? Его фамилия была в списках на немедленное задержание?

– В том-то и дело, лейтенант, – Кабот посмотрел на него торжествующе, – у этого типа были документы на имя Маркони, вовсе не Нуэньес.

– Машину, конечно, не обыскали?

– У парней на КПП свой бизнес, – пожал плечами сержант.

46

На него развернули нешуточную охоту, Хенрик понял это, когда увидел, как дотошно проверяют документы у водителей, как нервно держат винтовки симангийские солдаты, брошенные в помощь полиции. Нечего было и думать прорваться силой – замершие за ограждением роботы-часовые держали дорогу под прицелом. Когда он ехал сюда, то рассчитывал, что у него будет несколько часов форы, теперь же стало ясно – времени не осталось, полиция начеку, город слишком мал, местные силы перекроют все темные норы, так что ему будет некуда деться. Его вынуждали действовать грубо.

Он бросил машину на обочине и двинулся дальше пешком, шагая почти на ощупь; лихорадочное возбуждение подгоняло его. Он с трудом сдерживал себя, был как голодный зверь, почуявший запах крови. Он сжимал револьвер в кармане так крепко, что рукоять стала скользкой от пота.

Его везение кончилось внезапно: цель была на расстоянии пистолетного выстрела, когда механический часовой перехватил сигнал «стрекозы» и сбил ее из разрядника. Ему показалось, что вместе с биоэлектронной букашкой умерла частичка души – напичканный оружием железный чурбан только что расстрелял его последнюю надежду. Он снова побрел в туман, размышлял, тянул время, в голове билось: сукин сын был рядом, он мог даже выстрелить в него, если бы поторопился. Он шел, отворачиваясь от любопытных взглядов; ни один из вариантов не складывался, яростное отчаяние клокотало в нем.

Он увидел усталую молодую женщину, она сидела, замерев от страха. Боевой робот катился прочь. Хенрика будто что-то толкнуло при виде ее беззащитности; почудилось, будто кроме них в этом безмолвном тумане нет никого на многие мили. И тогда он принял решение, которое в конце концов вышвырнуло его в другой мир, взломав ледяную пустоту, где до сих пор он существовал сам по себе.

Он остановился и произнес:

«Не пугайтесь, он просто патрулирует периметр».

47

В то утро туман накрыл Дендал бурым покрывалом, он скрыл от глаз обезображенную воронками землю и провисшие плети колючих заграждений; машины впереди казались темными тенями. Плотный, непроницаемый, он нес с собой ароматы влажного тлена из джунглей и поглощал звуки, отчего Ханне стало казаться, будто у нее заложены уши. На вкус туман был как сухая вата.

Вереница машин невыносимо медленно вползала в раскрытые ворота. Гулко взрыкивали танки конвоя. Лица водителей были помяты после бессонной ночи, слова теряли окончания, отрывистые голоса пропадали в вязкой мгле. Ханна и сама была измучена, голова ее налилась свинцом, в глазах поселилась резь. Больше половины пути она провела за рулем, стараясь не потерять из виду светлячки габаритных огней впереди, вздрагивая каждый раз, когда вертолет сопровождения выпускал по темной стене джунглей ракету. Весь их путь сопровождался глухими хлопками: пилоты перестраховывались, били по подозрительным местам, короткие вспышки высвечивали частокол исполинских стволов, глаза долго не могли видеть ничего, кроме белых пятен в ночи. Хесус все же настоял, чтобы она позволила ему вести машину. До самого поста у Матуго она терпела его зубовный скрежет – об остановке во время движения в колонне не могло быть и речи. Она неумело свернула для него устрашающего вида самокрутку, сладкий дым ел глаза, кружилась голова, Хесус начал было хорохориться, но после Матуго Ханна увидела на его губах кровь. На посту в Посаре она упросила немолодого полицейского с ближайшей оказией отправить Хесуса обратно в Пуданг. Это стоило ей половины всего запаса наличных, и теперь Ханна всерьез опасалась, что ей не хватит денег на приличную гостиницу: бывало, в прифронтовых городах не принимали карточки. Сейчас ей хотелось одного: свернуться на заднем сиденье и закрыть глаза.

Где-то в тумане раздался резкий щелчок – будто ударили монетой по стеклу. Ханна испуганно вздрогнула. Гудя, как высоковольтная линия, на дорогу вскарабкался безобразный стальной кентавр и покатил, расшвыривая с треугольных гусениц комки грязи. Ей показалось, будто оружейные стволы наставлены прямо на нее, и она замерла, боясь шевельнуться.

– Не пугайтесь, он просто патрулирует периметр.

Она повернула голову. Высокий бородатый мужчина ободряюще улыбался ей.

– Главное, не делайте резких движений, и он не обратит на вас внимания.

– Благодарю, я знаю, – сухо ответила Ханна: ей стало неприятно, что незнакомый человек стал свидетелем ее слабости. К тому же уличные знакомства в стране дикарей часто бывают смертельно опасны.

Бородач кивнул, поправил сумку на плече и отправился дальше, спокойный и независимый.

Ханна задумчиво смотрела ему вслед, пока туман не поглотил высокую фигуру. Сердце ее колотилось как после долгого бега. Что-то в случайном собеседнике против воли раскрепостило ее. Может быть, его мягкая улыбка? Она вспомнила – у него голубые глаза. И эта борода ему удивительно к лицу. Ей вдруг стало неловко за свою резкость. Случайному прохожему взбрело в голову поддержать испуганную женщину. С этой чертовой войной она совершенно отвыкла от проявления простых человеческих чувств. Она посмотрелась в зеркало. Подумала: «Выгляжу ужасно, глаза покраснели. Неудивительно, что я его не заинтересовала». Одернула себя – ее ждет связной Герба Рамиреса, большой шишки из «Тигров», дурацкая интрижка сейчас, как камушек в ботинке.

Но ненужная грустинка никак не желала исчезать. Ханна обняла руль, устроилась щекой на руке и попробовала думать о Джоне. Минуты вязли в тумане, каждая длиной с час. Очередь продвигалась невыносимо медленно.

– Не хочу показаться навязчивым, мисс, но такая беспечность здесь неуместна, – произнес над ухом тот же голос.

Она встрепенулась. «Я просто соскучилась по Джону, уверила она себя. Хочу скоротать время».

– Вы всегда появляетесь как привидение?

– Это все туман, – ответил он. – Здесь такие не редкость – вокруг влажный лес. Я вас напугал?

– Ничуть. Что вы там говорили про беспечность?

– Похоже, вы едете одна.

– Допустим.

– Отчаянная вы женщина.

– Довольно неуклюжий заход, скажу я вам.

Он обезоруживающе улыбнулся:

– Дремлете одна в машине, да еще и окна настежь. Дендал неплохой городок, но из-за войны женщин тут маловато.