Здесь был Баранов Хаецкая Елена

Гречанка склонила голову к плечу, прижав щекой его руку, – тяжелую, с въевшейся под кожу грязью.

– Что они с тобой сделали? – шепнула она.

Он улыбнулся.

– Ничего особенного.

Эдоне покачала головой и ускользнула от его рук.

– Знаешь что, – сказала она, – у меня ведь припрятано фалернское… Помнишь, то, которое мы с тобой тогда не допили…

Артур проснулся от жгучего голода. Он не сразу понял, что, собственно, происходит. И только выбравшись из комнаты для постояльцев в столовую, где спозаранку уныло жевали два полуголых сирийца, вспомнил, что он в Гераклее. Судя по всеобщему равнодушию, их разведгруппа не раскрыта беспечными рабовладельцами. Он сел на лавку и задумался. Для начала необходимо установить, где находится вверенный ему подчиненный.

– Товарищ Баранов! – слегка возвысив голос, позвал он.

– А-а… – услышал он откуда-то из полумрака. – Проснулся, комиссар…

Дима завозился на лавке, где провел ночь, и сел, морщась от головной боли. Это же надо было так напиться…

– Ну что, будем завтракать? – спросил он и, не дожидаясь ответа, крикнул: – Эдоне, дай каши…

Эдоне, имевшая с утра несвежий вид, брякнула на стол плошки и удалилась, тяжело ступая босыми ногами. Баранов жадно набросился на еду. Артур сидел, выпрямившись, и смотрел в потолок.

– Ты чего не ешь? – поинтересовался Дима.

– Жду, – уронил Артур.

Дима перестал жевать и поднял голову.

– Чего ждешь-то?

– Ложку, – с ненавистью ответил Артур.

Вадим облизал палец.

– Жди-жди, – сказал он многозначительно. – Дождешься.

Невозмутимый, строгий, хорошо воспитанный Артур начал есть руками с отрешенно-страдальческим видом. Он не обращал внимания на хитрые глаза Димы, который потешался, хоть и молча, но от души.

– Вадим, – спокойно сказал Артур, – вчера эта… Эдоне… Так ее, кажется, зовут? Она рассказывала о каком-то побеге, я правильно понял?

Дима удивился. Ведь пьян Артур был в стельку, а что-то понял и даже запомнил.

– Правильно, – отозвался он с некоторым уважением.

– Ты ведь знал этого Севера? – продолжал Артур. – Насколько я могу припомнить, этот человек скверно на тебя влиял.

– Скверно, скверно, – согласился Дима.

– Если отбросить все эти религиозные заблуждения насчет молнии и богов, то получается… – Артур впервые за все это время позволил себе улыбнуться. – Получается, что мы напали на след Тищенко! Ведь это же были выстрелы! Выстрелы из лазерного пистолета-автомата!

Баранов отмолчался. Артур увлеченно продолжал:

– Несомненно, кто-то в Гераклее СТРЕЛЯЛ. И это мог быть только один человек – Герка. Нам надо допросить очевидцев… Ведь ты понимаешь, Баранов, как нам повезло? Хорошо бы еще найти этого Севера, он бы мог дать ценные показания…

– Для тебя же будет лучше, Артур, никогда с ним не встречаться, – не выдержал Дима.

Артур бросил на него взгляд, но к разного рода взглядам Баранов был нечувствителен.

Они вышли из харчевни. Артур направился к морю с целью допросить прорицателя. Они прошли метров десять, и Дима вдруг остановился и что-то начал старательно писать на белой стене, как раз под призывом голосовать за Марцеллина.

Артур укоризненно сказал:

– Ну что, оставил автограф? «Здесь был Баранов»?

– Не угадал! – торжествующе ответил Дима. Он отошел на несколько шагов и полюбовался на содеянное. Черные буквы оповещали гераклейскую общественность:

КРОТЯ – ДУРАК.

– Кто это – Кротя? – снизошел до вопроса Артур.

– Так, – отмахнулся Дима. – Дурак один.

Прорицателя в хибаре не оказалось. От черной рабыни они ничего не добились. Она молола зерно, зажав мельницу могучими коленями и свесив лохматую голову. Вид Артура, извлекшего блокнот и карандаш, привел в окончательное расстройство ее мыслительные способности, и она решительно замолчала, пробормотав перед тем, что рабы дают показания только под пыткой и что она говорить не обязана, поскольку не соблюдаются требования закона. Артур ни слова не понял. Баранов, исполненный равнодушия к следствию, сидел на корточках, прислонившись спиной к стене хибары, и водил пальцами по теплому сухому песку.

– Идем, – сказал Артур, отказавшись от мысли получить какую-либо информацию от упрямой женщины. Дима легко поднялся на ноги.

– Что ты хочешь узнать, Артур? Чего ты от нее добиваешься?

– Хочу выяснить, в какую сторону ушел отсюда Тищенко.

– Да она ничего не знает. Герку надо искать не здесь.

– А где?

– Надо начинать с места старта корабля.

Артур высокомерно посмотрел на Диму.

– Так ведь здесь он побывал уже после старта.

– С чего ты взял?

– Выстрелы.

– А ты уверен… – начало было Дима, но Артур, не слушая, взобрался по крутой тропинке на холм. Баранов молча шел следом. На вершине оба остановились отдышаться. Артур снова вынул блокнот и близоруко прищурился, поднося его к глазам.

– Прорицателя пока оставим, – сказал он. – Давай допросим Вокония.

Дима, отвернувшись, чертил носком линии в пыли.

– Вадим!

– Я слушаю, слушаю.

– Я предлагаю допросить Вокония, – повторил Артур.

– Без меня, – лаконично ответил Дима.

– Без тебя я не справлюсь. Они плохо понимают мою латынь. Нужен переводчик.

– Во-первых, Воконий ничего не знает… – начал Дима, хмурясь.

– Почему ты так думаешь?

– А во-вторых, – продолжал Баранов с нажимом, – я бежал из его школы, и он очень обрадуется случаю спустить с меня шкуру.

– Ты думаешь, что он тебя узнает? – спросил Артур.

– Уверен.

– Восемь лет прошло… Не думал, что ты такой трус, – заметил космопроходчик.

Вадим поднял голову.

– Я беглый раб, – сказал он. – Во всяком случае, здесь, в Гераклее. Забывать такие вещи не рекомендуется. Правда, в вашей гениальной инструкции по ТБ такого пункта нет…

– Ты что, всерьез считаешь себя…

Баранов вздохнул. Он как-то сразу устал.

– Пошли, – сказал он. – Допрашивай Вокония, допрашивай, кого хочешь.

Они миновали несколько кварталов и были уже недалеко от казармы, когда навстречу им попались два человека средних лет, и все сомнения насчет того, кем считать Баранова, сразу рассеялись. Эти двое остановились. Остановился и Дима. Артур недовольно спросил:

– В чем дело?

– Да так, – отозвался Баранов, не глядя.

Два гераклейца переглянулись. Один из них вытащил из ножен хорошо знакомый Диме кривой ятаган и сделал шаг вперед.

– Чего это он? – почему-то шепотом спросил Артур и на всякий случай сделал шаг назад.

Баранов, не отвечая, спокойно пошел навстречу человеку с мечом.

– Привет, Гемеллин, – сказал он.

– Зря ты пришел сюда, – шепнул Гемеллин.

Дима дернул плечом. Воконий, убедившись, что глаза его не обманывают и что этот негодяй имел наглость и т. д., схватил Баранова за плечи, несколько раз тряхнул и, поскольку Дима не опускал светлых глаз, врезал ему кулаком в переносицу. Баранов безмолвно рухнул на руки старому гладиатору. Из носа немедленно пошла кровь.

Артур, слегка приоткрыв рот, смотрел на эту сцену.

– Артур! – громко и сипло сказал Баранов. – Это Воконий. О чем ты хотел его спросить?

Воконий перевел взгляд на сюковца. Тот решил сначала выяснить главное, а потом уже строго спрашивать за хамское обращение с Димой.

– Я ищу гладиатора по имени Север, – сказал Артур.

Воконий побагровел.

– Я знал, – сказал он яростно, – что рано или поздно найдутся пострадавшие от его пьяных драк. Я выдал бы тебе этого мерзавца, если бы знал, где он находится.

Он мстительно посмотрел на Диму.

– Возможно, я сумею это выяснить. Прощай.

Воконий резко повернулся и пошел в сторону казарм. Баранов, не сопротивляясь, поплелся за ним.

– Дима! – крикнул Артур. – Вернись немедленно! Я приказываю!

Баранов на эти крики никак не отреагировал. Артур остался стоять один в полном недоумении. На его глазах человек утратил все черты гармонически развитой личности. Где чувство гордости, где высоко поднятая голова, где уверенность в завтрашнем дне – где все, чему его обучали в интернате?

Грустно было Артуру. К тому же, он проголодался.

Эдоне встретила его недружелюбно.

– Почему ты один? – спросила она вместо приветствия.

– Вадим меня бросил, – ответил Артур. – Он встретил своего Вокония.

Гречанка побледнела.

– Куда же смотрел ты? – спросила она. – Его же забьют там до смерти…

– Глупости, – сердито сказал Артур. Он не в состоянии был воспринимать эти декорации как реальность.

Эдоне уже пришла в себя. Артур с удивлением понял, что могучая длань харчевницы выпроваживает его прочь.

– Убирайся! – заявила она.

– Что это ты? – возмутился Артур.

– Живо, – прикрикнула гречанка. – Шевелись, пока я не показала на тебя кое-кому пальцем.

– Да погоди ты, – слабо отбивался Артур.

– Я только ради него тебя и терпела! – кричала Эдоне слезливо.

Артур, поняв, что его поносят грязнейшими словами, торопливо удалился. Эх, рации нет, подумалось с досадой. Можно было бы запросить космобазу о совете – как действовать дальше в сложившейся ситуации. Баранов решительно откололся. Он нарушил «Уложение о примерном распорядке дня в чуждой ОЭФ». Вместо того, чтобы принести сюда с собой гуманистические законы СЮКа, он переметнулся на сторону рабовладельцев и влился в эту формацию в качестве ее составляющего. Да, Ванечка, опять твой Баранов подкачал. Вот и работай в таких условиях.

Артур вышел на берег и растянулся на горячем песке. Здесь, на этом самом месте, Герка стрелял в своих преследователей. Жаль, что не удается разыскать главного свидетеля – Севера. И Баранова нет. Странно – его сразу узнали. Впрочем, Баранов действительно мало изменился. Неподражаемый тупо-рассеянный взор из-под белесых ресниц, составляющий главную особенность внешнего облика Димы, сохранился в неприкосновенности.

Внезапно чуткие пальцы Артура нащупали в песке что-то странное. Он извлек это, положил на ладонь и впал в задумчивость.

Это была гильза. Револьверная гильза.

Баранов не смог бы объяснить, что именно помешало ему затеять драку и сбежать. Если бы кто-нибудь ему сказал, что за эти годы он успел соскучиться даже по Воконию, что он обрадуется встрече с ним, он бы, пожалуй, не поверил.

Он позволил Гемеллину втолкнуть себя за калитку, и остановился посреди двора казармы, на солнепеке, на том самом месте, где когда-то, беспомощно опустив руки, стоял учитель Севера, грек по имени Эвмел. Но ни пустоты, ни отчаяния не было на душе у Димы. Ему и в голову не пришло восползоваться браслетом и удрать в Ленинград на глазах у потрясенных зрителей.

А зрители были, несмотря на то, что они усиленно делали вид, что их нет. Баранов понимал, что его появление произвело здесь своего рода сенсацию. Из всего населения казармы открыто выразил свои чувства только Мосхид. Он подошел к Диме вплотную и плюнул.

– Голодный? – буркнул он.

Дима мотнул головой.

– Дурак ты, – сказал Мосхид и ушел.

Какие-то новые, неизвестные Диме служители скрутили ему руки и поволокли в сторону карцера.

– Пустите, психи, – отбивался Баранов, сообразив, наконец, что дело плохо.

Его заволокли в маленький внутренний дворик и повергли к стопам Вокония. Потемнев лицом, Воконий помолчал несколько секунд, потом спросил:

– Где Север?

– Не знаю, – честно ответил Дима.

– Не сомневался! – сказал Воконий и кивнул служителям.

Они мгновенно обмотали Баранову голову мешковиной и подтащили к полузасохшему дереву, коряво торчавшему возле стены.

– Привязывайте, – сердито сказал Воконий.

Дима задергался, без особого, впрочем, успеха. До него дошло, что щадить его не будут и что скоро смерть. Он придушенно завопил сквозь мешок. Воконий, видимо, велел своим подручным пока не начинать, и подошел поближе. Дима почувствовал, как его ткнули в шею рукояткой кнута.

– Где вы оба шлялись, ты и Север? – спросил Воконий.

– Где придется, – ответил Дима.

– Вилла Руфа – ваша работа?

– Какая вилла? – крикнул Баранов, задыхаясь.

– Где угнали лошадей и стянули двадцать дроздов, вот какая, – сказал Воконий.

– Наша, – хрипло сознался Дима. У него садился голос.

Его хлестнули по спине, и он невольно содрогнулся.

– Где этот бандит, твой Север?

– Не знаю! – крикнул Дима из-под мешковины. – Я правда не знаю!

Он понимал, что Воконий ему не верит, и пошел на крайние меры, воззвав к высшим авторитетам.

– Юпитер пощадил нас, – просипел Дима. – Не бей меня больше. Я ничего не знаю.

В кромешной тьме, окружавшей Баранова, стало тихо. Потом Воконий непонятно произнес:

– Поговорим завтра.

Баранова отвязали и заперли в карцере до утра. Вадим улегся на земляном полу, лбом на скрещенные руки. Хотел бы он на самом деле знать, где сейчас Север.

Дима повозился немного, пристраивая ухо на сгиб локтя, и засопел ровно, как и положено тому, чья совесть кристально чиста.

Коротко стриженый человек в серой, без мыла стираной майке, рабочих штанах и ботинках, подбитых гвоздями, бежал вниз по склону горы. Он вытянул шею, он делал гигантские прыжки. За ним с грохотом катился огромный валун, неумолимо догоняя беглеца. Через мгновение он ударит в спину, собьет с ног и, ломая ему кости, потащит вниз, в мирную долину, где живут красивые спокойные люди, не подозревающие ни о чем таком.

Эту репродукцию с картины немецкого художника Вишняков вырезал из журнала «Огонек» и прикнопил на шкаф со стороны стола. Она называлась «Бегство Сизифа». Но на самом деле это был вовсе никакой не Сизиф. На самом деле это был Дима Баранов. Он мчался под гору, ощущая невероятное, неправдоподобное чувство освобождения. И плевать ему было на то, что запоют ему за это бегство строгие дяди с Олимпа, потому что он оплатил эти минуты своей неизбежной гибелью, которая гонится за ним по пятам. А когда решаешься на гибель, никто уже не может отнять у тебя это счастье – несколько минут бежать вниз с горы, в красивую долину. Баранов захохотал и взлетел над вытоптанной землей. Невысоко взлетел, просто чуть-чуть оторвал подошвы.

Камень ткнул его в бок, но легонько. Дима отпрыгнул в сторону, но камень снова ткнул его, а потом появился насупившийся Юпитер с маузером и шашкой наголо и сказал противным голосом:

– Поднимайся!

Дима заморгал. Исчезла долина и тихо угасло веселое ощущение полета. Унылый карцер в предрассветных сумерках был промозгло-синим. Баранов сел, скрестив ноги, и увидел над собой Гемеллина.

– Вставай, вставай, придурок, – сказал ему Гемеллин. – Считай, что тебе повезло.

Дима, прихрамывая на затекшую ногу, вышел вслед за ним из карцера.

– Выпить бы сейчас, – сказал Дима, озираясь по сторонам и растирая колено.

Гемеллин протянул ему фляжку, в которой что-то булькало. Дима глотнул побольше и облизал губы. Вино было сквернейшее, настоящая бормотуха, но в животе сразу потеплело. Дима шмыгнул носом.

– Что случилось-то?

Оказалось, что добродетельный ланиста сдал их обоих в аренду одному весьма состоятельному гражданину, имевшему виллу на гераклейской дороге. Времена смутные, вооруженная охрана не помешает, а кто справится с такой задачей лучше, чем хорошо обученные гладиаторы?

Вадим покачал головой.

– Во дает Воконий! Я же неблагонадежный… Как он решился?

– Очень ты нужен Воконию, – заметил Гемеллин. – Он как раз хочет от тебя избавиться, да еще получить за это деньги. Между прочим, – добавил он, – у меня есть приказ убить тебя, если я замечу что-нибудь подозрительное.

– Это он для очистки своей поганой совести дал такое распоряжение? – спросил Дима и закашлялся.

Гемеллин вдруг прищурился.

– Ты удачлив, варвар, – сказал он. – Я рад, что буду там с тобой.

– А что, там опасно?

– Не опаснее, чем здесь, – философски ответил Гемеллин.

– А как зовут этого господина с виллой?

– Варизидий.

– Святые угодники! – воскликнул Баранов. – Так его же зарезали.

– Ты, варвар, вероятно, полагаешь, что на свете существовал один-единственный Варизидий? – ядовито поинтересовался старый гладиатор. – Спешу тебя разочаровать.

Баранов заглянул в кухню, где с утра пораньше уже гремел посудой невыспавшийся Мосхид.

– Ну, – сказал грек, – чего тебе?

– Хлебушка, – умильно ответил Баранов, делая жалобное лицо.

Покачав головой, Мосхид швырнул ему вчерашнюю лепешку. Недоверчиво разглядывая Баранова, деловито жующего черствый хлеб, Мосхид внезапно спросил:

– Скажи, это правда, что нашего Севера поразила молния Юпитера?

– Враки, – жуя, ответил Дима.

Артур стал рассуждать и в конце концов пришел к правильному выводу: стрелял в Гераклее не Тищенко – такие револьверы давным-давно сняты с производства. Стрелял, видимо, Баранов. Конечно, Димочка мог бы рассказать об этом заранее и избавить экспедицию от лишних блужданий по прошлому, но, видимо, того чересчур увлекла встреча с дамой. Думать об Эдоне Артуру было неприятно, и он поскорее вернулся мыслями к Герке.

Итак, Баранов прав: следует начинать поиски с места старта корабля. Артур нехотя поднялся с песка и зашагал по берегу.

Север проснулся возле потухшего костерка, глотнул воды из фляжки и с интересом уставился на страдальчески спящего Гермогена Тищенко. Доверчивость, с которой раненый враг сам выбрался к его костру, насмешила Севера, и он решил пока что оставить полоумного финикийца при себе.

После того, как Вадим исчез, Север некоторое время странствовал в одиночку. Затем он свел знакомство с местными пастухами, по нескольку дней жил у них, и как-то так вышло, что постепенно набралось человек двадцать, и все они хотели гулять по Сицилии, и чтоб сытыми, пьяными и богатыми. Севера они не любили – прежде всего за то, что он был римлянин, но очень уважали, поскольку он единственный из всех имел представление о военном ремесле.

Если бы не Север, вчера погибли бы все. Когда передвижная крепость – надо полагать, доставленная из Финикии, – начала изрыгать пламя, Север остановил паническое бегство своих людей, и большинство успело укрыться под обрывом. Сейчас они выбирались оттуда, оглушенные, ошеломленные случившимся. Трясли головами, зло поглядывали на Тищенко.

Север толкнул спящего фляжкой. Герка в ужасе раскрыл глаза – ему снилось, что он проспал подъем, – затем увидел незнакомого человека и за его плечом еще десяток страшных волосатых физиономий. Но тот, с фляжкой, был чисто выбрит и походил на одного из особистов, что разговаривали с интернатскими о Баранове. Последнее обстоятельство почему-то успокоило Герку. Он взял флягу и сделал осторожный глоток. Волосатые при этом почему-то захохотали. Север фыркнул и сказал:

– Пойдешь с нами. Ясно тебе?

Герка так понял, что ему надо сейчас вставать и идти за всеми этими людьми, куда прикажут. Он кивнул и с трудом поднялся на ноги, что вызвало у окружающих новый взрыв хохота.

Шли пешком – все, кроме Севера: тому подвели апулийскую лошадку. Она вертела хвостом и выглядела веселой и кокетливой. Север сидел на лошади так ладно, словно обучался этому в манеже для каких-нибудь английских лордов, и безразличны были ему и пыль, летящая в лицо, и солнце, беспощадно жарившее прямо над головой.

Справа до самого горизонта тянулись поля. Один только вид сухих, выбеленных зноем комьев земли вызывал жажду. Слева на холмах росли хилые пыльные кустики. Над головой с реактивным гулом носились насекомые, но на них никто, кроме Герки, не обращал внимания.

У Гермогена заплетались ноги, и он все думал и думал о том, чтобы не упасть, как вдруг впереди на дороге показался человек. И выглядел этот человек очень странным. Непонятно, в чем его странность заключалась: в очертаниях фигуры, в походке, в манере вскидывать голову и щуриться? Он был одет в обычный римский дорожный плащ, но это почему-то еще больше подчеркивало его нездешнее происхождение.

Север заметил его первым. Сперва приостановил лошадь, а потом пустил ее рысью. Человек замер и начал шарить у себя под плащом. Сперва Герка, как и прочие, думали, что он ищет оружие, – это вызвало очередной приступ веселья у звероподобных спутников Севера, – но вот человек вынул из-под плаща руку и что-то блестящее водрузил на нос.

– Артур! – вскрикнул Герка и, ковыляя, подбежал к нему.

– Ты как здесь, Гермоген? – невозмутимо осведомился Эйвадис и сверкнул очками. – В порядке?

Герка поморщился.

– Где… ребята? Вы не улетели? – спросил он. Ему слабо верилось в реальность происходящего. И плечо болело все сильнее.

Кругом толпились волосатые. Скалили зубы – смеялись.

– Мы здесь десантом, – объяснил Артур. – Тебя ищем. Специально организовали поиски…

– «Мы»? – переспросил Герка и зачем-то оглянулся на Севера. Тот глядел с высоты седла, щурился. – А кто еще?

– Баранов. Но он откололся.

– Дима тоже здесь?

– А кто его знает, где он, – сказал Артур с досадой. – Мы отправились вдвоем. Я старший группы. А кто с тобой?

– Это я с ними, – признался Герка. – Грабители, наверное.

Оба помолчали. Потом Герка повторил:

– Так где Баранов?

Артур недовольно сморщил нос.

– Говорят тебе: откололся. Встретил своего Вокония и поплелся за ним, как побитый пес. Сюковец! Позор один.

– Погоди, – перебил его Герка. – Воконий – это же димкин хозяин.

– И ты туда же, – с досадой сказал Артур. – Баранов – ленинградец, человек XXII века, какой у него может быть хозяин? Какие вообще могут быть хозяева – у тебя, у меня, у него? Абсурд!

Внезапно Север резко наклонился к обоим сюковцам с седла. Их окатило сильным запахом пропотевшей выделанной звериной шкуры. В темных глазах Севера вспыхнули желтоватые огоньки. Увидев эти глаза так близко, Тищенко ощутил дурноту: ему сделалось страшно.

Север о чем-то спросил, повторив несколько раз одно и то же, и Гермоген наконец разобрал имя своего одноклассника: «Вадим Баранов». И, сам не понимая, что делает, Герка сказал Северу:

– Вадим Баранов сейчас у Вокония.

Север сжал здоровое геркино плечо, тронул свою лошадку и рысью поехал в сторону Гераклеи.

Конечно, ланиста Воконий отнюдь не был уверен в том, что, сдав в аренду бунтовщика-варвара, он поступил добродетельно. Правда, выглядел Вадим довольно смирным, но ведь кто знает, какие мысли бродят в его тупой варварской башке. В любом случае, лучше держать его подальше от гладиаторской семьи. Боец он хороший, а что касается его диких выходок, то рядом будет Гемеллин. В конце концов, этот Варизидий ему, Воконию, не кум и не сват.

Гораздо опаснее Север. После того, как выяснилось, что Вадим цел и невредим, Воконий ни минуты больше не сомневался: Север тоже жив и, что намного хуже, шляется в окрестностях города. Воконий всегда знал, что рано или поздно Север сорвется. Стараясь обезопасить себя, ланиста никогда не наказывал его, отпускал кутить в город и всячески тешил его гордость, расхваливая на каждом шагу его умение владеть оружием, его ловкость и силу. И это приносило хорошие плоды. До поры. Но сейчас, если только Север попадет к нему в руки, церемониться с ним не следует.

Здесь мысли ланисты были прерваны. В волнении расхаживая по своему садику между кустов, подстриженных в форме рыб (они немного утратили четкость очертаний, поскольку их давно не приводили в порядок), Воконий вдруг увидел фигуру человека, непринужденно сидевшего на корточках возле статуи маленького лебедя. На коленях у него лежал обнаженный меч.

Не узнать этого человека Воконий не мог. Ошеломленный, он подошел вплотную. Север. Задрав голову, он прищурился и некрасиво улыбнулся: