Тугая струна Макдермид Вэл

— Что? — Уортон растерялся от неожиданности.

— Я спросил, зачем вы мне звоните. Что в этом странного?

— Так точно, вы правы. Я звоню, чтобы оказать вам любезность, — Уортон произнес эти слова грубым тоном, который явно противоречил их смыслу.

— Это что-то новенькое!

— Не надо умничать. Моему боссу ничего не стоит затребовать вас для нового дознания.

— Для этого ему придется связаться с моим адвокатом. За вами был первый выстрел, и вы промахнулись. Так что это за любезность, которую вы собирались мне оказать?

— Нам позвонила Мики Морган, телеведущая, которая — как вы, возможно, знаете, а возможно, и нет, — является к тому же миссис Джеко Вэнс. Она нам рассказала, что утром в субботу Боумен приходила к ним, в их дом в Лондоне, чтобы побеседовать с ее мужем. В результате мы отправились туда и поговорили лично с мистером Вэнсом. И он нам все объяснил. Боумен могла валять дурака перед вашей кучкой сумасшедших, но у нее хватило ума не повторять всю эту белиберду ему самому. Выяснилось, что единственное, о чем она хотела его спросить, это видел ли он во время выступлений кого-нибудь, кто бы клеился к этим пропавшим девчонкам. И он ответил, что нет. Неудивительно, учитывая, сколько лиц проходит перед ним за неделю. Так что видите, доктор Хилл, он чист. Они пришли к нам, а не мы к ним.

— И это все? Джеко Вэнс сказал вам, что проводил Шэз Боумен до порога, и вы поверили ему на слово?

— У нас нет оснований думать иначе, — ледяным тоном возразил Уортон.

— И это вы говорите о человеке, последним видевшем ее живой? Разве такие люди обычно не заслуживают более пристального внимания?

— Нет, если между ними и жертвой отсутствует очевидная связь, если у них хорошая репутация, никогда не вызывавшая сомнений, и если с жертвой они распрощались за двенадцать часов до того, как было совершено преступление, — подхватил Уортон, и голос его был полон язвительности. — Особенно если это инвалид, человек без одной руки, а его подозревают в том, что он одолел натренированного, физически полноценного офицера полиции.

— Могу я задать один вопрос?

— Задавайте.

— У их встречи были свидетели, или Вэнс говорил с Шэз с глазу на глаз?

— Его жена открыла ей дверь, но вскоре после этого оставила их наедине. Боумен оставалась с ним наедине. Но, сами понимаете, это еще не означает, что он говорит неправду. Я не первый год на службе. Могу сразу определить, когда врут. Признайте, доктор, вы промахнулись. Не стану обвинять вас в том, что вы нарочно старались нас сбить, но мы по-прежнему будем искать среди тех, кто знал ее лично.

— Спасибо, что позвонили.

Боясь, как бы в сердцах не сказать лишнего, Тони опустил трубку на рычаг. Слепота рода человеческого никогда не переставала его удивлять. И дело не в том, что Уортон был глуп: он всего лишь привык верить, что такие люди, как Джеко Вэнс, не могут быть жестокими убийцами, верить несмотря на годы, проведенные в полиции.

Можно сказать, звонок Уортона был ожидаем. Местная полиция была не в силах отомстить за смерть Шэз Боумен и признать нужность его собственной работы. Теперь все зависело только от него, и он находил в этом что-то вроде горького удовлетворения. Кроме того, ответ Уортона подтвердил его взгляд на Вэнса как на главного подозреваемого. Судя по всему, это он. Тони уже раньше исключил для себя психически неуравновешенного фанатика. Теперь он также исключил и человека из ближайшего к Вэнсу круга. Если никто третий не присутствовал при их разговоре, то никто не мог проследить за Шэз после того, как она вышла из дома.

Снова сняв телефонную трубку, Тони набрал номер, который он уже раньше позаботился получить в справочной, ожидая, что он может понадобиться. Когда на коммутаторе ответили, он попросил: «Нельзя ли соединить меня со студией, выпускающей „Полдень с Морган“?», после чего откинулся на спинку кресла и стал ждать. Его губы слегка кривились в невеселой ухмылке.

Джон Брендон теребил ручку кофейной чашки.

— Мне это не нравится, Кэрол, — признался он.

Она уже открыла рот, чтобы возразить, но он предостерегающе поднял палец, и она замолчала.

— Да, я знаю, вы сами не больше моего в восторге от этой идеи. Как ни крути, а обвинять пожарную службу — не шутка. Остается надеяться, что мы тут не совершаем ужасной ошибки.

— Прежде Тони Хилл всегда бывал прав, — напомнила она. — И если вы посмотрите на его выкладки, они покажутся вам логичнее всех прочих версий.

Брендон удрученно покачал головой и в эту минуту больше, чем обычно, напомнил ей разочарованного в жизни гробовщика.

— Я знаю. Но от этого знания не становится легче. Ставить под удар людей — и ради чего? Когда копы оказываются нечисты на руку, то от этого по крайней мере не погибают.

Он отхлебнул из чашки. Аромат ударил в ноздри Кэрол, и ей ужасно захотелось кофе. Обычно он всегда предлагал ей чашечку. То, что сейчас она не наслаждалась кофе вместе с ним, лучше всяких слов говорило, насколько он был растерян и подавлен.

— Хорошо, — вздохнул он. — Держите меня в курсе, чем занимаются ваши люди. Буду весьма признателен, если первым узнаю об аресте.

— Это будет совсем не трудно. Но есть и еще кое-что, сэр. Вы позволите?

— Из разряда плохих или хороших новостей?

— Скорее плохих: зависит от вашей точки зрения на еще один вопрос. — Кэрол улыбалась, но эту улыбку нельзя было назвать жизнерадостной.

Хозяин кабинета вздохнул и повернулся в своем вращающемся кресле так, чтобы видеть дельту. Как всегда, у начальства лучший вид из окна, ни с того ни с сего подумалось Кэрол, пока огромный океанский траулер, плавно скользя, исчезал в одном окне, чтобы тут же появиться в другом.

— Что ж, послушаем, — оторвавшись от окна, разрешил он.

— Это касается опять же Тони Хилла, — продолжала она. — Вы слышали про убийство в его подразделении?

— Страшное дело, — дипломатично отозвался Брендон. — Потерять кого-то из своих людей — самое плохое, что случается в нашей работе. Но потерять так… Хуже ничего не придумаешь.

— Особенно если в памяти еще полно таких воспоминаний, как у него.

— Вы совершенно правы, — он искоса бросил на нее проницательный взгляд. — Но, кроме естественного в данном случае сочувствия, какое отношение все это имеет к нам?

— Говоря официально, никакого.

— А неофициально?

— У Тони не складываются отношения с полицией Западного Йоркшира. Такое впечатление, что они, вместо того чтобы опираться на его и его подопечных, видят в них главных подозреваемых. У Тони такое чувство, что они совершенно произвольно исключили для себя все прочие возможности, а сам он не может смириться с тем, что убийца Шэз Боумен уйдет безнаказанным только потому, что следствие ведется словно с завязанными глазами.

У Брендона ее слова вызвали невольную улыбку.

— Он сам так говорит?

В ответ Кэрол лукаво улыбнулась:

— Ну, не буквально. Я за ним не записывала.

— Могу представить себе, что он ощущает потребность что-то делать, — осторожно предположил Брендон. — Любой полицейский на его месте ощущал бы. Но есть правила, согласно которым люди, расследующие преступление, не должны иметь никакой личной заинтересованности. Эти правила существуют в полицейской службе потому, что преступления, касающиеся нас лично, мешают нам рассуждать здраво. Вы уверены, что не будет лучше дать йоркширцам разбираться с этим самостоятельно?

— Нет, если в результате маньяк останется разгуливать на свободе, — твердо сказала Кэрол. — В том, как рассуждает Тони Хилл, я, например, не усматриваю ничего ошибочного.

— Вы все еще не объяснили, какое отношение все это может иметь к нам.

— Тони нужна помощь. Он организовал работу вместе с несколькими офицерами из числа своих подопечных, но сейчас они все временно нигде не числятся, поэтому не имеют доступа к официальным каналам. Кроме того, ему нужен опытный следователь, чтобы с кем-то обсуждать свои выводы. Йоркшир в этом смысле совершенно бесполезен. Единственное, к чему стремится тамошняя полиция, это засадить его самого или кого-то из его людей за решетку.

— Начнем с того, что они с самого начала не хотели, чтобы новое подразделение размещалось у них, — согласно кивнул Брендон. — Неудивительно, что сейчас они пользуются случаем разнести его в пух и прах. И все-таки это их территория, и они не просили нас вмешиваться.

— Они не просили. Просит Тони. Я чувствую себя в долгу перед ним, сэр. Все, чего он от меня хочет, это разузнать кое-что для его людей — некоторые фамилии и адреса. И я собираюсь помочь ему, чем смогу. Но мне не хотелось бы подводить вас под монастырь.

Брендон сделал последние глотки и отодвинул чашку:

— Что за ерунда, ничем вы меня не подводите. Поступайте, Кэрол, как считаете нужным. Но учтите: вы действуете на свой страх и риск. Нашего с вами разговора не было, и, если все дойдет до начальства, мы с вами не знакомы.

С широкой улыбкой она встала:

— Спасибо, сэр.

— Не впутывайтесь в истории, старший инспектор, — угрюмо сказал он, жестом отпуская ее. Когда она уже открыла дверь, чтобы идти, он добавил: — Если что, у вас есть мой телефон.

Кэрол понадеялась, что ей не придется прибегнуть к его помощи.

Сандерленд находился далеко на севере, Эксмут был самой южной точкой. Между ними располагались Суиндон, Грэнтем, Тамуэрт, Уиган и Галифакс. В каждом из этих городков внимание Шэз привлекло исчезновение девочки-подростка. Кэй Хэллам понимала, что так или иначе, но ей необходимо заново перетряхнуть эти старые дела, прежде чем они подкрепят сооружение из косвенных улик, возводимое Тони, дабы обвинить Джеко Вэнса. Задача не из легких. Прошли годы, а за это время воспоминания потеряли остроту. Не лучшим вариантом было и заниматься этим одной. В идеале их должно было быть двое, и так, чтобы посвятить этому пару недель, опрашивая свидетелей на свежую голову, а не после выматывающих часов за рулем, колеся по стране.

Но о подобной роскоши и думать было нечего. И не то чтобы ей хотелось работать с прохладцей. Кто бы ни был тот человек или те люди, убившие Шэз, они лишней минуты не заслуживали оставаться на свободе сверх того, что и так уже получили. Довольно и того, что надо сидеть сложа руки, ожидая, пока шквал звонков, обрушенный на местные участки инспектором Джордан, принесет желаемый результат. Наконец-то у нее появился образец для подражания, думала Кэй, бродя из комнаты в комнату в своем стандартном викторианском домике. Что бы ни делала Кэрол Джордан, все оказывалось правильным. «Если хочешь добиться успеха, общайся с успешными людьми и подражай им», — повторяла Кэй когда-то заученную мудрость из одного американского пособия по самосовершенствованию.

Звонок Кэрол раздался в обеденное время. Она переговорила со всеми начальниками подразделений, занимавшимися делами о пропавших девочках. В трех случаях ей даже удалось выйти на офицера, непосредственно проводившего расследование, хотя «расследование» было тут, по-видимому, слишком громким словом для тех неизбежных формальностей, к которым свелись ответные меры по заявлениям об исчезновении подростков, похоже, совсем даже не желавших, чтобы их нашли. Кэрол договорилась, что Кэй получит в свое распоряжение тощие папки с делами, а кроме того ухитрилась раздобыть адреса и номера телефонов безутешных родителей.

Кэй положила трубку и принялась изучать атлас автомобильных дорог. Она решила, что до Галифакса, пожалуй, сможет добраться еще днем, а до Уигана — к вечеру. Потом прямо по автостраде — до центральных графств, где заночует в мотеле. Позавтракает в Тамуэрте, а потом двинет в Эксмут, чтобы прибыть туда ближе к вечеру. Там снова за руль, чтобы к ночи доехать до Суиндона, а наутро — перенесется в Грэнтем. На следующий день короткая остановка в Лидсе, чтобы доложить Тони о результатах, после чего последний рывок в Сандерленд. Похоже на какой-то немыслимый кино-детектив с бесконечной ездой, подумалось ей. Даже Тельма и Луиза, и те вели жизнь более романтичную.

Но, с другой стороны, в отличие от некоторых своих коллег, она никогда не ждала от своей работы романтики. Тяжкий труд, уверенность в завтрашнем дне и приличное жалованье — вот все, что Кэй рассчитывала получить, идя служить в полицию. Удовольствие от следовательской работы явилось для нее приятным сюрпризом. И работала она неплохо, благодаря способности вдаваться в детали, которые ее менее чутким коллегам казались полной задницей. Работа эксперта-психолога показалась ей тем поприщем, на котором ее дар тонкого наблюдателя должен был реализоваться вполне. Она и подумать не могла, что первое же дело заденет ее лично, заставив так глубоко сострадать. Ни один человек на свете не заслуживал того, что выпало на долю Шэз Боумен, а сотворив подобное — чтобы уйти безнаказанным.

Такие мысли обуревали Кэй, когда она принялась колесить по английским дорогам. Она заметила, что ее цели так или иначе располагались либо на главной автостраде, либо возле других больших дорог, на карте испещренных точками закусочных по соседству с автозаправками. Не стоит ли обратить на это внимание? Не договаривался ли Вэнс встречаться со своими жертвами именно в таких местах, куда они могли легко добраться тайком от родителей? Пока эта идея была единственным итогом двухдневной работы, мрачно подумала она. Это и еще некое сходство, забрезжившее на периферии сознания. Но сами рассказы родителей были все удручающе однотипны и мучительно скудны на важные подробности — там, конечно, где речь заходила о Вэнсе. Ей удалось побеседовать с парочкой друзей пропавших девочек, но нельзя сказать, чтобы те сумели ей хоть как-то помочь. И дело было не в недостатке желания. Кэй принадлежала к полицейским, перед которыми люди охотно раскрывают душу. Ее ум заслоняла серенькая внешность, и женщины не боялись встретить в ней соперницу, а мужчины относились покровительственно. Нет, эти люди ничего не утаивали, просто у них было мало о чем рассказать. Да, пропавшие девочки с ума сходили по Джеко, да, они бегали на встречи с ним и потом были в восторге. Но ничего кроме этих скудных сведений.

Добравшись до Грэнтема, она действовала уже на автопилоте. Две ночи в мотелях, на слишком мягких кроватях и под несмолкаемый гул, рев и лязганье машин, несущихся по ночному шоссе, — ослабленный, но не заглушённый двойными стеклами. Вряд ли это способствует плодотворной беседе, если наутро хочешь с пользой опросить свидетелей. Но так все же лучше, чем совсем не спать, пристыдила она себя и, зевнув во весь рот, потянулась к кнопке очередного звонка.

Кении и Дениз Бертон, казалось, вовсе не заметили ее усталости. Прошло два года, семь месяцев и три дня с тех пор, как Стейси спустилась с крыльца и больше не вернулась. Тени, залегшие под их глазами, говорили, что с тех пор ни одной ночи они не проспали спокойно.

Они были похожи на близнецов: низенькие, полные, с бледной от постоянного сидения в четырех стенах кожей и пухлыми пальцами. Глядя на стену, увешанную фотографиями их стройной ясноглазой дочери, не верилось, что генетика — это наука. Они сидели в гостиной, служившей прекрасной иллюстрацией к известному выражению: «Есть место для всего, и все на своем месте». В комнату было втиснуто множество вещей: угловые шкафы-витрины, ниши со множеством полок, уставленных бесчисленными безделушками, искусственный камин со встроенными полочками. Это была тесная до клаустрофобии, робко подражающая общепринятому гостиная. При том, что электрический камин в две решетки исправно грел пропитанный пылью воздух, Кэй едва могла дышать. Неудивительно, что Стейси не захотела тут остаться.

— Она была очень милая девочка, — с грустью проговорила Дениз.

Кэй уже успела возненавидеть этот постоянно возникающий в ее беседах рефрен, скрывающий, как все подобные фразы, существенные личностные особенности подростка, о котором шла речь. Кроме того, рефрен этот приводил ей на память собственную мать, вечно сглаживавшую штампами подлинный характер дочери.

— Не то что некоторые, — хмуро добавил Кении, отводя назад седоватые пряди, чтобы прикрыть лысеющую макушку, грозившую прорвать этот скудный покров и явиться внезапно, как то бывает в мультипликациях. — Если ей говорили быть дома в десять, в десять она была дома.

— Она бы никогда не убежала по доброй воле, — сказала Дениз: очередная реплика в пьесе, ход которой Кэй уже выучила наизусть. — У нее не было совершенно никакого повода. Ее похитили, нет никаких сомнений. Иначе я не знаю, как это объяснить.

Кэй не стала называть им то единственное объяснение, которое, к несчастью, лежало на поверхности.

— Мне бы хотелось задать пару вопросов, относящихся к тем нескольким дням, когда исчезла Стейси. Кроме школы, куда она еще ходила в те дни?

Кении и Дениз не задумались ни на мгновение. Перебивая друг друга, они затараторили:

— Она ходила в кино.

— С Керри.

— В выходные перед тем, как ее похитили.

— На Тома Круза.

— Ей очень нравится Том Круз. — Это настоящее время прозвучало как вызов.

— И в понедельник вечером ее тоже не было дома.

— Обычно мы не пускали ее никуда, если на следующий день нужно было в школу.

— Но тогда мы сделали исключение.

— Джеко Вэнс.

— Да, ее герой.

— Он открывал у нас в городе новый бар для своих поклонников.

— Обычно мы бы ни за что не отпустили ее в бар.

— Ведь ей едва четырнадцать исполнилось.

— Но мама Керри отправилась с ними, вот мы и решили, что все будет в порядке.

— Все и было в порядке.

— Она вернулась домой вовремя, как нам и пообещала мама Керри.

— Вернулась, полная впечатлений, наша Стейси. Он подписал ей фотографию.

— Сам подписал. Ей лично.

— Она взяла эту фотографию с собой. Когда ушла…

На какое-то время наступила тишина: Кении и Дениз пытались справиться с горем.

Кэй воспользовалась этой заминкой:

— Какой она была после этого их похода?

— Она была очень возбужденной — так ведь, Кении? Для нее это было словно сон наяву: поговорить с Джеко Вэнсом.

— У нее и правда получилось поговорить с ним? — Кэй постаралась, чтобы ее вопрос прозвучал небрежно. С каждой беседой подмеченное ею сходство, казавшееся вначале таким расплывчатым, приобретало все более четкие очертания.

— Ходила потом как помешанная, — подтвердил отец Стейси.

— Ей всегда мечталось попасть на телевидение, — они снова заговорили наперебой.

— Ваши из полиции решили, что она сбежала в Лондон, чтобы попытать счастья в шоу-бизнесе, — пренебрежительно сказал Кении. — Исключено. Только не Стейси. Она же была разумная девочка. Она соглашалась с нами, что сначала нужно хорошо закончить школу, получить аттестат, а там видно будет.

— Она могла бы пробиться на телевидение, — в голосе Дениз снова послышалась печаль.

— Такая хорошенькая.

Кэй поспешила с вопросом, пока они опять не распереживались.

— Она сказала вам, о чем они говорили с Джеко Вэнсом?

— Только что он держался с ней очень дружелюбно, — ответила Дениз. — Думаю, вряд ли он стал бы говорить ей что-то особенное, а, Кении?

— У него просто не было времени проявлять к кому-то интерес. Он очень занятой человек. Десятки, нет, сотни людей хотят получить от него автограф, перекинуться словечком, вместе сфотографироваться.

Эти слова повисли в воздухе, словно напоминая о чем-то.

— Сфотографироваться? — рассеянно повторила Кэй. — Стейси с ним вместе фотографировалась?

Оба согласно кивнули.

— Мама Керри сняла их.

— Я могу взглянуть на эту фотографию? — сердце Кэй принялось бешено стучать, а ладони вспотели.

Кении вытащил из-под журнального столика пухлый альбом непонятного цвета. Привычной рукой быстро пролистал его до последней страницы. Там, увеличенный до размера восемь на десять дюймов, помещался нечеткий снимок группы людей, окружавших Джеко Вэнса. Ракурс был выбран неудачно, лица расплылись, видные как будто сквозь марево. Но девочка, стоявшая рядом с Джеко Вэнсом, которой он, без сомнения, что-то говорил, положив ей руку на плечо и слегка склонив к ней голову, девочка, смотревшая на него обожающим взглядом преданной собачонки, вне всякого сомнения была Стейси Бертон.

Разговор с сержантом розыскной службы Крис Девайн прошел совсем не так гладко, как рассчитывал Уортон. Когда он позвонил к ней на работу, выяснилось, что она взяла отпуск ввиду постигшей ее утраты, написав заявление в тот самый день, как связалась с ними по телефону. Первый раз Уортон столкнулся с кем-то, кто, по-видимому, искренне горевал о смерти Шэз Боумен. Печальную новость ее безутешным родителям сообщил другой офицер.

Когда Крис перезвонила по сообщению, оставленному им на ее автоответчике, Уортон уже приехал в Лондон, где беседовал с Вэнсом и его женой. Так что договориться о встрече сразу же вслед за тем у нее на квартире оказалось совсем не сложно.

Коп внутри него сейчас же проникся симпатией к Крис Девайн, лишь только она открыла дверь и приветствовала их словами: «Надеюсь, вы прижмете к ногтю сукина сына, который это сделал». Его ни капли не обеспокоила выставка художественных фотографий красивых женщин, которыми были увешаны все стены. В прежние годы ему случалось работать с лесбиянками, и, при прочих равных, он считал, что с ними гораздо проще иметь дело, чем с большинством нормальных женщин на полицейской службе. Его напарник был настроен менее благодушно, он постарался сесть лицом к застекленной стене современного многоквартирного дома, выходившей на старинную церковь, сиротливо маячившую в самом сердце Барбикана.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал он, опускаясь на комкастое футоновое покрытие тахты и удивляясь, как это люди вообще ухитряются на таком спать.

— Вы уже встречались с Джеко Вэнсом? — спросила Крис, даже еще не усевшись как следует в большом кожаном кресле напротив.

— Мы вчера разговаривали с ним и его женой. Он подтвердил то, что мы уже знали от вас, — о визите к нему констебля Боумен утром того дня, когда ее убили.

Крис кивнула, откидывая с лица густые каштановые волосы:

— Мне Вэнс сразу показался типом, который всегда все записывает.

— Так в чем же было дело? — спросил Уортон. — Почему вы помогали констеблю Боумен выдавать себя за сотрудника лондонской полиции?

Складка между бровями Крис сделалась глубже.

— Простите, не поняла вас?

— Ваш прямой номер в кабинете главного инспектора констебль Боумен оставила как свой контактный телефон, чтобы можно было с ней связаться. Возникало впечатление, что она все еще служит в полиции Лондона.

— Но она и служила в полиции Лондона, — сказала Крис, сделав ударение на слове «служила». — Ничего предосудительного в том, чтобы дать мой номер, не было. Во время подготовки офицеры спецподразделения в рабочие часы не могут принимать звонки. Шэз спросила, не могу ли я взять это на себя, вот и все.

— А почему именно вас, сержант? Почему не дежурного на том участке, куда они прикреплены? Почему бы ей не оставить свой домашний номер и не попросить Вэнса перезвонить вечером? — В вопросах Уортона не было враждебности. Ему и в самом деле хотелось услышать ответы.

— Должно быть, потому, что мы уже общались с ней по этому делу, — сказала Крис, чувствуя, как нарастает раздражение, но внешне никак не показывая этого. Годы в полиции приучили ее во всем усматривать подтекст, одновременно привив способность ничем не выдавать своей реакции.

— Да? И о чем шла речь?

Крис отвернулась. И устремила взгляд своих темных глаз поверх плеча Уортона в небо за окном.

— Она уже обращалась ко мне за помощью. Ей нужно было ксерокопировать кое-какие газетные материалы. Я для нее съездила в Колиндейл.

— Так это вы прислали ту посылку?

— Да, я.

— Да, я наслышан. Там, наверное, уместились сотни страниц, учитывая размер коробки и ее вес. Уйма работы для офицера полиции, который, подобно вам, с утра до вечера занят на службе, — сказал Уортон. Теперь, когда он заподозрил, что тут, возможно, кроется нечто, не сразу бросающееся в глаза, он начал немного давить на собеседницу.

— Я занималась этим в свой выходной, инспектор. Вы, я надеюсь, не против?

— Слишком много времени пожертвовано на младшего по званию, — пожал плечами Уортон.

На мгновение губы Крис плотно сомкнулись. Со своим вздернутым носом она была точной копией Грампи из «Семи гномов».

— Мы с Шэз долгое время были напарниками, вместе дежурили по ночам. Мы дружили, а не просто работали вместе. Она, наверное, была самым талантливым молодым полицейским из тех, с кем меня сводила судьба. Говоря откровенно, мистер Уортон, я не вижу, каким образом ваши расспросы насчет того, почему я с радостью согласилась потратить на исполнение ее просьбы свой выходной, помогут вам разыскать ее убийцу.

Уортон сделал рукой неопределенный жест.

— Это все идет в копилку. Заранее никогда не знаешь.

— Я знаю, можете мне поверить. Вам надо бы спрашивать о Джеко Вэнсе.

Уортон не мог удержаться от иронической усмешки:

— Только не говорите мне, что и вы туда же.

— Если вы о том, согласна ли я с теорией Шэз, что Джеко Вэнс — маньяк, убивающий девочек-подростков, то честно вам скажу: не знаю. У меня не было возможности самой проверить ее доказательства. Но я точно знаю, что Вэнс договорился со мной о ее визите к нему в субботу и что на следующее утро ее нашли мертвой. Теперь о том, как мы тут поступаем в похожих случаях. Мы прежде всего сосредоточиваем свой интерес на человеке, который видел убитого последним, а если верить матери Шэз, у вас нет информации, что она с кем-то встречалась после того, как ушла от Вэнса. Все это заставляет меня с очень большим вниманием отнестись к личности Джеко Вэнса. А что думают на этот счет психологи?

— Я уверен, вы поймете меня правильно. До тех пор пока мы окончательно не исключим ее теперешних коллег из круга подозреваемых, мы не можем прибегать к их помощи в расследовании.

От удивления Кэрол раскрыла рот:

— Вы не используете Тони Хилла?

— Мы думаем, что она, возможно, знала своего убийцу. А кроме людей, с которыми она работала, других знакомых в Лидсе у нее не было. Вы опытный сыщик. Вам должно быть ясно, что мы не можем рисковать провалом расследования, беря в доверенные лица кого-то из этих психологов.

— Вам просто посчастливилось заполучить самого одаренного психолога-эксперта в стране, человека, хорошо знавшего жертву, которому, кроме того, было известно, чем она занимается, — и вы им пренебрегаете? У вас что, есть особая причина не хотеть, чтобы убийца Шэз был пойман? Держу пари, Тони Хилл не считает, что Джеко Вэнса можно отпустить на все четыре стороны.

Уортон снисходительно улыбнулся.

— Я могу понять вашу горячую заинтересованность в этом деле… — У Крис внутри все так и кипело, но она сдержалась, и он продолжал: — Я разговаривал с мистером Вэнсом, уверяю вас, и нет совершенно никаких оснований полагать, что он как-то связан с этим убийством. По его словам, единственное, ради чего констебль Боумен хотела с ним встретиться, это спросить, не заметил ли он во время своих встреч со зрителями какую-нибудь из ее так называемой группы пропавших девочек в компании кого-то из тех, кто регулярно является на его публичные выступления. Он ответил, что нет, и на этом вопрос был исчерпан.

— И вы верите ему на слово? До такой степени?

Уортон пожал плечами:

— Как я уже сказал, почему мы не должны ему верить? Разве есть факты, заставляющие нас заподозрить неладное?

Крис резко вскочила и схватила с углового столика пачку сигарет. Закурив, она снова повернулась к Уортону.

— Вэнс — последний человек, видевший ее живой, — бросила она.

Предназначенная успокоить, улыбка Уортона только взбесила ее.

— Осмелюсь возразить, что этого мы не знаем. В записной книжке под пометкой о предстоящей встрече с Вэнсом она приписала букву «Т». Словно собиралась пойти куда-то еще. Не знаете, кто бы этот «Т» мог быть, а, сержант?

Крис глубоко затянулась, медленно выдохнула дым, потом произнесла:

— Нет, никто не приходит в голову. Мне очень жаль.

— Вам не кажется, что это относится к Тони Хиллу?

Она пожала плечами:

— Наверное, этого нельзя исключить. Ничего нельзя исключить. С тем же успехом она могла собираться в «Трокадеро» играть на автоматах. Меня она в свои дальнейшие планы не посвящала.

— Сюда она к вам не приезжала?

Крис нахмурилась:

— А почему она должна была сюда приезжать?

— Вы сами сказали, что дружили с констеблем Боумен. Она была в Лондоне. Я подумал, она могла бы ненадолго заскочить к вам. Особенно если вы ей помогали и всякое такое… — В голосе Уортона появились жесткие нотки, подбородок упрямо выдвинулся вперед.

— Ее здесь не было. — Губы Крис плотно сомкнулись.

Почувствовав слабину, Уортон нажал сильнее:

— А собственно, почему, сержант? Она что, считала за лучшее держать между вами некоторую дистанцию? Особенно сейчас, когда у нее появился приятель?

Крис быстро прошла к двери и резко распахнула ее:

— До свидания, инспектор Уортон.

— Интересно вы мне отвечаете, сержант Девайн, — произнес Уортон. Он неспеша поднялся на ноги и, обернувшись к своему помощнику, удостоверился, что тот по-прежнему ведет запись их разговора.

— Если вам угодно оскорблять память Шэз и ставить под сомнение мои умственные способности, то пусть это будет не у меня дома. В следующий раз позаботьтесь об официальной встрече. Сэр.

Прислонившись к двери, она смотрела, как они идут к лифтам.

— Кретин, — пробормотала она себе под нос.

Потом захлопнула тяжелую дверь, прошла прямо к телефону и набрала номер своей прежней пассии из министерства внутренних дел.

— Ди? Это Крис. Слушай, детка, сделай мне одолжение. У вас там в платежной ведомости значится один психолог, некий Тони Хилл. Мне нужен его домашний телефон…

Джимми Линден заметил молодого чернокожего парня раньше, чем тот дошел до своего места в шестом ряду пустой трибуны. Годы работы с перспективными молодыми спортсменами развили в нем чутье, позволявшее на расстоянии угадывать чужаков. И нужно было постоянно быть настороже не только из-за разных там извращенцев. Ничуть не менее опасны были торговцы наркотой с их обещаниями всяческих чудес от употребления стероидов. А мальчики Джимми больше других были падки на эти обещания. Каждый, кто хочет преуспеть в метании копья, молота, ядра или диска, должен прежде всего нарастить себе именно мускулатуру, а с помощью анаболиков это сделать легче, чем тренировками.

Нет, никогда не мешает держать ухо востро насчет всяких там чужаков, особенно здесь, на стадионе в Медоубэнке, где он тренировал молодежную сборную Шотландии, — самый цвет, и каждый мечтает достичь той планки, за которой маячит чемпионский титул. Джимми снова бросил взгляд на незнакомца. Подтянут, в форме, но если мечтал о чемпионстве, давно уже надо было исключить курево.

Когда тренировка подходила к концу и юные атлеты принялись натягивать тренировочные костюмы, Джимми заметил, как незнакомец встал и исчез на лестнице. Когда пару минут спустя он появился снова на краю поля, тем самым давая понять, что пришел по официальному поводу, Джимми почувствовал, как мышцы шеи у него слегка расслабились — оказывается, до того они были напряжены. Старость наступает, грустно подумал Джимми. Раньше он так тонко чувствовал свое тело, что ни один нерв в нем не мог дернуться без его ведома.

Прежде чем он успел двинуться следом за вспотевшими спортсменами в раздевалку, незнакомец сделал шаг ему навстречу и помахал удостоверением. Проделано это было столь молниеносно, что Джимми, конечно, не успел разглядеть, к какому именно подразделению тот принадлежал, но что это было за удостоверение, он понял.

— Детектив-констебль Джексон, — представился незнакомец. — Простите, что беспокою вас на работе, но мне бы очень помогло, если бы у вас нашлось полчаса.

Джимми неодобрительно поцокал языком, его лицо борзой собаки еще больше вытянулось от неудовольствия.

— Мои ребята наркотиками не балуются, — сказал он, — я тренирую чистую команду, это все знают.

Леон тряхнул головой, улыбнулся:

— Ваша команда тут ни при чем. Я хочу, чтобы вы рассказали мне об одной давнишней истории. Вот и все.

В его манере не было и следа той развязности, какую он проявлял, общаясь со своими товарищами в подразделении.

— Что за давнишняя история?

Леон заметил, как Джимми проводил взглядом своих учеников, и понял, что тренеру хочется еще что-то им сказать. Он поспешно добавил:

— Вам не о чем беспокоиться, честное слово. Послушайте, по дороге сюда я заметил тут поблизости сносную забегаловку. Почему бы нам не посидеть там, когда вы с ними закончите, и не поболтать?

— Ладно, договорились, — проворчал Джимми.

Через полчаса он уже сидел напротив Леона за чашкой чая и тарелкой, где громоздились кондитерские шедевры, благодаря которым Шотландия и получила свое прозвище Сладкой страны. Лютый, наверно, тренер, думал Леон, глядя, как маленький человек расправляется с белым шариком, обсыпанным кокосовой крошкой. Все известные Леону спортсмены, достигшие вершин в метании копья, были здоровенными парнями, широкими в плечах, с мощными бедрами. Джимми Линден, напротив, напоминал средневекового аскета или классический тип бегуна на длинные дистанции: сплошные жилы и кости, зато играючи пересекают финишную линию на марафонах: взгляд устремлен вперед, вид такой, как будто единственное, чего он желает в жизни, — это одолеть очередные сорок километров.

— Так в чем дело? — осведомился Джимми, доставая из рукава футболки чистый носовой платок с монограммой и вытирая им губы с неожиданным изяществом.

— По некоторым причинам — вы сами поймете, что я имею в виду, — я не могу вдаваться в подробности. Мы расследуем дело, корни которого, возможно, нужно искать в далеком прошлом. Я думал, вы могли бы дать мне некоторые ориентиры.

— О каких ориентирах речь? Если в чем я и разбираюсь немного, так только в спорте, сынок.

Леон кивнул, наблюдая, как на его глазах с тарелки исчезла меренга.

— Сейчас я бы хотел попросить вас вернуться назад лет на двенадцать, если не больше.

— Когда я еще на юге тренировал? До того, как вернулся сюда?

— Да. Вы тогда работали с Джеко Вэнсом.

По лицу Джимми пробежала тень. Наклонив голову к плечу, он спросил:

— Вы ведь не хотите сказать, что кто-то облил Джеко грязью и теперь надеется, что это сойдет ему с рук? — В светло-голубых глазах мелькнуло веселье.