Игра в свидания Стил Даниэла

Она не стала говорить, что Жан-Пьер и сам недавно вышел из детского возраста.

– Странно, сейчас так много немолодых мужчин, у которых маленькие дети.

Мэг имела в виду собственного отца. Про маминого приятеля она решила, что он просто поздно обзавелся семьей.

Пэрис пробурчала что-то невразумительное и сделала вид, будто рот у нее полон зубной пасты. Она понимала, что рано или поздно придется признаться по меньшей мере в том, что разница в возрасте существует. Ее саму это нисколько не волновало, Жан-Пьера тоже, тем более что его бывшая жена тоже была старше, правда, всего на пять лет. Но как это воспримут дети, Пэрис не знала, и это ее тревожило. Она теперь чувствовала себя обманщицей, в особенности после реплики о немолодых отцах. Жан-Пьера никак нельзя было назвать немолодым…

На другой день в офисе Пэрис не выдержала и поделилась своей тревогой с Биксом.

– Мне кажется, в наши дни этому не придают значения, – успокоил ее Бикс. – Старше, моложе, ровесники – какая разница? У пятидесятилетних женщин двадцатипятилетние любовники, семидесятилетние старики женятся на тридцатилетних и заводят детей. Мир переменился. Многие вообще не считают нужным вступать в брак и рожать детей. Одинокие мужчины и женщины сплошь и рядом берут на усыновление. Старые нормы канули в Лету. По-моему, сейчас можно делать все, что хочется. Или почти все. Никто тебя не осудит. Надеюсь, твои дети отнесутся к этому нормально.

Но Пэрис он не убедил.

В День благодарения она после недолгих колебаний позвонила детям, которые гостили у отца. К телефону подошла Рэчел, и Пэрис сразу попросила позвать Мэг. Дочери она ничего нового не сказала, лишь обменялась с ней ничего не значащими фразами, а Вима попросила поздравить от нее папу с праздникам. Она знала, что со дня приезда Вима в колледж они с Питером практически не общались – не было повода, да так оно и проще.

После этого они с Жан-Пьером отправились к Биксу со Стивеном и чудесно отметили праздник. Для Жан-Пьера это был первый День благодарения, и ему было интересно. А в последовавшие выходные они ходили в кино и посмотрели целых три картины – две французские и одну американскую. Жан-Пьер обожал кино.

Следующий месяц они провели в своем замкнутом раю, как близнецы в материнской утробе. Они чувствовали себя защищенными от неприветливого внешнего мира и были абсолютно счастливы. Правда, Пэрис по-прежнему ходила на работу, и они с Биксом провели несметное количество рождественских праздников, а Жан-Пьер много снимал для нового журнала. В редакции не верили своему счастью и на всю катушку использовали заезжую знаменитость, так что Жан-Пьеру пришлось дать немало объяснений по поводу того, как это он на целых два месяца выпал из поля зрения парижских и нью-йоркских издателей. Утешить их ему было нечем – он пока не знал, когда вернется к своему обычному ритму. Виза у него была до апреля, а потом надо будет либо оформлять вид на жительство, что сопряжено с массой сложностей, либо возвращаться домой. Но пока все в их мире было безоблачно и просто. Пэрис никогда не была так счастлива.

Она пригласила Ричарда тоже приехать к ней на Рождество и вдруг осознала, что для того, чтобы с ними был и Жан-Пьер, придется объясняться с сыном и дочерью. Но рано или поздно это все равно должно было произойти. Пэрис решила, что от судьбы не уйдешь, и за неделю до Рождества позвонила дочери. Правда, набирала номер она дрожащей рукой. Пэрис придавала большое значение поддержке и одобрению со стороны детей и сейчас боялась их реакции. Вдруг скажут, что их мамочка совсем спятила?

Она немного поболтала с Мэг и наконец решилась запустить свою бомбу.

– Мэг, у меня произошло кое-что необычное… – начала она.

Не дождавшись продолжения, дочь спросила:

– Ты все еще встречаешься со своим французским фотографом?

Она интуитивно догадывалась, что речь именно об этом.

– Да, встречаюсь. Если ты не против, я бы хотела, чтобы на Рождество он был с нами. Он здесь больше никого не знает, если не считать коллег и Бикса со Стивеном.

– Мам, и чудесно!

Мэг была благодарна матери за то, что она пригласила Ричарда, и очень хотела, чтобы у нее тоже все было хорошо.

– Думаю, мне надо тебя кое о чем предупредить.

– Что, он со странностями? – насторожилась Мэг.

– Нет, никаких странностей… – Пэрис ничего не оставалось, как выложить всю правду. – Просто он не такой, как я. В смысле возраста. Он моложе.

В трубке воцарилось молчание, и Пэрис показалось, что они с дочерью поменялись ролями – теперь ей приходилось оправдываться.

– И намного? Пэрис перевела дух:

– Ему тридцать два года.

Ну вот, она наконец сказала.

Мэг явно была ошарашена и ответила не сразу:

– Ого! Очень даже намного…

– Да. Но он вполне зрелый мужчина.

Пэрис рассмеялась про себя. «Зрелый»! Да он совсем пацан, в строгом соответствии с возрастом, и порой в ней пробуждались материнские чувства – только, конечно, не в постели.

– Ну, может, не совсем так, – уточнила она. – Он просто совершенно нормальный тридцатидвухлетний мужчина. Не то, что я, старая дура. Но мне с ним очень хорошо.

Это была чистая правда. Она не притворялась.

– Это замечательно.

Мэг старалась сохранять благоразумие, но Пэрис слышала по голосу, что дочь в шоке. Да уж, обычной ситуацию никак не назовешь. Не только для Мэг это было большой неожиданностью.

– Ты влюблена? – встревоженно спросила дочь.

– Кажется. По крайней мере, в данный момент. Но рано или поздно ему придется уехать. Это не может продолжаться вечно. Вообще-то он и сейчас уже многим жертвует, это тоже не может долго продолжаться. Работает здесь на один крохотный журнальчик, тогда как ему место в «Харперс Базар» или «Вог». Но мы замечательно проводим время.

– Мам, самое главное, чтобы ты была счастлива. Просто не делай резких движений. Например, не выходи за него замуж.

Мэг не верила в такой брак. Правда, у них с Ричардом разница в возрасте была куда больше, но это казалось более нормальным – мужчина старше женщины. Мэг была в шоке от одной мысли, что ее мать завела роман с каким-то мальчишкой. Только поговорив с Ричардом, она немного успокоилась. Он не верил, что ее мать может совершить какую-нибудь глупость, а такие пары – зрелая женщина и молодой мужчина – встречались на каждом шагу, особенно в кругу знаменитостей.

В настоящем шоке оказался Вим.

– Сколько, ты говоришь, ему лет? – переспросил он дрогнувшим голосом. – Но это же все равно, что я буду встречаться с четырехлетней девочкой!

Пэрис поняла, что он крайне расстроен.

– Нет, не все равно, – спокойно сказала Пэрис. – Жан-Пьер – взрослый человек.

– А зачем ему женщина твоего возраста? – с юношеской бестактностью воскликнул Вим.

Ему казалось, что весь мир сошел с ума. Отец бросил маму и ушел к женщине чуть старше Мэг, а скоро у них еще и ребенок родится. Это же глупо, дурной тон! А теперь и мать завела шашни с мальчишкой, чуть не вдвое ее младше. Да, молодым везде у нас дорога. Родители точно чокнулись.

– Это ты у него сам спроси, – ответила Пэрис по возможности спокойно.

Ей не хотелось выглядеть глупо в глазах детей, а основания для этого были. К счастью, Жан-Пьер вел себя так, словно его это все не касается. Стоило ей завести разговор о возрасте, как он небрежно отмахивался, и Пэрис тут же переставала замечать эту проблему. Как ни странно, у них и в самом деле все шло прекрасно. Посторонним они казались красивой парой. Никто на них не таращился, пальцем не показывал, и Пэрис испытывала от этого большое облегчение.

Дети прибыли накануне Сочельника, и Пэрис готова была провалиться сквозь землю, когда знакомила их с Жан-Пьером. Со стороны это выглядело как стая собак, обнюхивающих чужака.

Пока Пэрис колдовала над ужином, Ричард пытался растопить лед. В конце концов это ему удалось, и не успела Пэрис и глазом моргнуть, как все уже хохотали и подшучивали друг над другом, а к концу вечера и вовсе стали друзьями. Даже Вим наутро уже играл с Жан-Пьером в сквош, а к моменту, когда стали усаживаться за праздничный стол, казалось, что он не столько ее приятель, сколько друг ее детей. Все сомнения и тревоги куда-то испарились.

Это было дивное Рождество! Даже мысль о том, что Мэг встречается с мужчиной, который годится ей в отцы, а сама она крутит любовь с молодым, который ненамного старше ее детей, вызывала у Пэрис только улыбку.

– Твои дети мне очень понравились, – с теплотой в глазах сообщил Жан-Пьер, когда они поднялись в ее спальню. – Хорошие. И ко мне так мило отнеслись. Они на тебя не сердятся?

– Нет. Спасибо, что ты все понимаешь.

Пэрис сознавала, что для него все это тоже непросто. – Живет в чужой стране, язык знает неважно, работает в журнале намного ниже того уровня, к какому он привык, живет с женщиной, которая годится ему в матери – ну, почти, – и к тому же ее взрослые дети устраивают ему смотрины. Но Жан-Пьер держался великолепно. В постели он с улыбкой протянул ей маленький сверточек, и, развернув нарядную упаковку, Пэрис обнаружила изящный золотой браслет от Картье, с изображением Эйфелевой башни. Браслет был украшен маленьким золотым сердечком, на одной стороне стояли ее инициалы, на другой – его. Поверх сердечка было выгравировано по-французски: «Я тебя люблю».

– С Рождеством, любовь моя! – шепнул он.

Со слезами на глазах Пэрис протянула ему свой подарок. Оказалось, они покупали их в одном магазине. Пэрис выбрала для Жан-Пьера часы от Картье. Что бы теперь ни случилось, она знала, что это Рождество навечно останется у нее в сердце.

Они упивались каждым отпущенным им мгновением и продолжали жить в своем магическом шаре. Но постепенно он наполнялся более осязаемыми вещами. Теперь в этом шаре были и ее дети, и по крайней мере сейчас все у них было хорошо. Да здравствует Рождество!

Глава 26

Мэг с Вимом и Ричардом пробыли у Пэрис неделю, а в Новый год всей компанией отправились кататься на лыжах в Скво-Вэлли, где остановились в большом отеле. Жан-Пьер оказался превосходным лыжником и лихо гонял с горы, как подросток. Вим с удовольствием катался с ним, а Ричард, Мэг и Пэрис выбирали себе менее крутые склоны. Вечером все вместе шли куда-нибудь ужинать.

Отдых для всех получился великолепный. Пэрис даже удалось в новогоднюю ночь не думать о том, что это годовщина свадьбы Питера с Рэчел и что через пять месяцев у них появится малыш. Зато она отлично помнила, каким тяжелым был для нее этот день год назад, когда она окончательно убедилась, что Питер ушел от нее навсегда и отныне принадлежит Рэчел.

Одеваясь к ужину, она задумалась, и это не укрылось от Жан-Пьера.

– Тебе грустно? – Нет, просто задумалась. Все в порядке.

Она улыбнулась, а Жан-Пьер мгновенно догадался, что у нее на душе, и нахмурился. Пэрис знала, что он не любит, когда она вспоминает Питера. Почему-то это его обижало. Он начинал думать, что она любит его меньше, чем бывшего мужа. На самом деле все было куда сложнее. Ведь речь шла о ее прошлой жизни, о воспоминаниях, о сердцах, которые, по ее представлению, были связаны навеки, что бы там ни написали юристы в своих бумагах. Однажды она попыталась объяснить это Жан-Пьеру, после чего он два дня ходил мрачный. Он воспринимал чувства Пэрис к Питеру как предательство, и объяснять что-либо было бесполезно. Пэрис сделала вывод, что есть слова, которые лучше не произносить. Он не понимал, какое значение для нее имел распад семьи. Наверное, в силу своей молодости.

Временами, несмотря на все его обаяние и теплоту, Пэрис начинала ощущать разницу в возрасте. Жан-Пьер смотрел на жизнь глазами молодого человека и жил сегодняшним днем. Никаких планов не строил и терпеть не мог загадывать наперед. Он был человек сиюминутных страстей и поступал так, как ему казалось лучше в данный момент, не задумываясь о последствиях, что порой раздражало Пэрис.

В Рождество Жан-Пьер позвонил сыну, но тут же признался, что они почти чужие и утраты он не ощущает. Он с самого начала мало с ним общался. И не позволял себе его любить, что, по мнению Пэрис, было неправильно. Она считала, что у Жан-Пьера есть перед ребенком обязательства, однако тот не разделял ее мнения. Он был убежден, что ничем не обязан сыну, и бесился от того, что приходится посылать деньги на его содержание.

Мать мальчика он ненавидел и откровенно в том признавался. Собственно, они поженились лишь затем, чтобы ребенок родился в браке, и очень быстро развелись. Никакой привязанности ни к мальчику, ни к его матери он не испытывал. Считал их обузой и старался не замечать. Короче, сына он избегал, и это очень огорчало Пэрис. Она говорила, что это безответственно – ведь другого отца, кроме Жан-Пьера, у мальчика нет. Но он, казалось, был рад, что не испытывает никаких чувств к сыну, поскольку в свое время мать мальчика пыталась им манипулировать. Всякий раз, как об этом заходил разговор, Пэрис высказывала убеждение, что так нельзя, что долг перед ребенком должен быть сильней ненависти к его матери, но из этого ничего не выходило. Жан-Пьер давно вычеркнул их из своей жизни. В конечном итоге страдал ребенок, и Пэрис это тревожило.

Но их с Жан-Пьером взгляды на эту проблему не совпадали и, скорее всего, никогда не совпадут. И Пэрис перестала об этом говорить. Зачем зря ссориться, расстраивать себя? Она осталась при том мнении, что Жан-Пьер недостаточно внимания уделяет сыну и ведет себя по отношению к нему эгоистично. Но, может быть, он просто слишком молод?

Были и другие вопросы, по которым их мнения расходились. Например, Жан-Пьер намного проще относился к работе и сослуживцам, общался с более молодыми людьми, и Пэрис от этого испытывала неловкость. Она привыкла проводить досуг с людьми ее возраста, а он то и дело приводил домой двадцатилетних, отчего Пэрис начинала чувствовать себя динозавром.

Не совпадали их взгляды и на такую важную вещь, как брак. Жан-Пьер часто говорил на эту тему, а Пэрис, напротив, старательно ее избегала. Временами она задумывалась и приходила к выводу, что с Жан-Пьером у нее длительные отношения не сложатся. На это указывало множество кое-каких мелких признаков – его выбор друзей, его мальчишество, граничащее с инфантильностью, даже его политические убеждения, куда более либеральные, чем у нее, хотя к социалистам он себя не относил.

Богатство в любой форме Жан-Пьер считал оскорбительным. Все буржуазные ценности отрицал. Не выносил старомодных идей, традиций и бессмысленных, с его точки зрения, обязательств перед другими людьми. Он обладал исключительной свободой мысли и страстно ненавидел все элитарное. Его неизменно бесили устраиваемые Биксом и Пэрис мероприятия – он считал их воплощением людских амбиций. Отчасти так и было, но Пэрис и Биксу нравилось устраивать людям праздники, а элитарность составляла существо их бизнеса.

Пэрис понимала, что в какой-то мере воззрения Жан-Пьера объясняются тем, что он француз. А главное – что он так молод. В этом вся суть. Единственная давняя традиция, которую он принимал, был брак, поскольку Жан-Пьер был романтиком и ценил преданность. За это Пэрис любила его еще больше. Полная противоположность Чандлеру Фриману, для которого такого понятия, как верность, вовсе не существовало.

Жан-Пьер был не такой, он все чаще наседал на нее с вопросом, выйдет ли она за него замуж, пусть не сейчас. И грозил уйти, если она не согласится. Пэрис не давала никаких обещаний, но иногда эта мысль посещала и ее, хотя не так часто, как его. И она всегда приходила к противоположному выводу. Ей казалось, – что со временем разница в возрасте и восприятии жизни скорее разведет их в разные стороны, чем наоборот.

Перед отъездом из Скво-Вэлли Мэг задала ей тот же вопрос. В тот день она все-таки отважилась выйти с братом и Жан-Пьером на более сложный склон, предоставив маме и Ричарду осваивать безопасные горки. А вечером подступилась к матери с вопросом о ее возлюбленном.

– Мам, ты не думаешь выйти за него замуж? В ее глазах угадывалась тревога.

– Нет. А что?

– Да так, ничего… Просто мы с ним сегодня вместе были на подъемнике, и он сказал, что хочет жениться. И надеется следующим летом отправиться всей компанией в путешествие по этому случаю. Я не поняла – это его идея или твоя.

Она явно была обеспокоена.

– Его, – вздохнула Пэрис и погрустнела.

Она понимала, что в один прекрасный день жизнь возьмет свое. Она не видела себя рядом с таким молодым мужчиной ни через пять, ни тем более через десять лет. Временами он казался ей мальчишкой, хотя не выносил, когда она его так называла. Но это была правда. Беззаботный, независимый – и очень молодой…

Обладая столь вольнолюбивым характером, Жан-Пьер терпеть не мог что-то планировать и всюду опаздывал.

Порой его трудно было воспринимать как взрослого человека. У него не было того чувства ответственности, каким обладала Пэрис, он понятия не имел о каких-то обязанностях. Зачем обманывать себя? Время, история, опыт – эти понятия никто не в силах отменить, их надо брать в свою копилку, и тогда они обогатят тебя, как патина на старинной бронзе. Это происходит не сразу, но, когда ты их имеешь, никто их у тебя не отнимет. Пэрис понимала, что до зрелости и ответственности Жан-Пьеру еще очень далеко, если вообще ему это суждено.

– Мам, он классный, мне он очень понравился, – призналась Мэг, стараясь не обидеть мать. – Но он во многом напоминает мне Вима. Немного шалопай, немного сумасшедший… Они оба не воспринимают жизнь в комплексе, для них главное – весело провести время. Ты – другое дело. Ты тоньше чувствуешь людей, хорошо в них разбираешься, всегда знаешь, что им нужно и зачем. А он порой ведет себя как мальчишка.

Беда была в том, что Пэрис вполне разделяла ее точку зрения.

– Спасибо, – с теплотой произнесла она.

Пэрис была тронута. Все те изъяны, какие подметила в Жан-Пьере Мэг, она видела в нем сама. Неотразимый, обаятельный, сладкий мальчик. Но все же – мальчик. С нежным и любящим сердцем, но в то же время страшно безответственный. Он понятия не имел, что значит отвечать за другого человека, а Пэрис это знала хорошо.

К тому же она была убеждена, что рано или поздно ему следует обзавестись детьми – настоящими, а не такими, как существующий отдельно от него мальчик где-то в другом городе. А она не собиралась рожать ему детей, хотя он не раз об этом заговаривал. Жан-Пьер считал, что со временем они созреют для ребенка. Пэрис плохо себе это представляла и не была уверена, что это будет возможно просто физически. Даже если забеременеть прямо сейчас, к моменту рождения ребенка ей стукнет сорок восемь, что уже непросто. Стало быть, откладывать нельзя, иначе может вовсе ничего не выйти. Нельзя ждать лет пять, когда Жан-Пьер остепенится и осядет на одном месте.

В общем, брак представлялся во всех отношениях нереальным. Зато как было хорошо его просто любить! Но, так или иначе, через четыре месяца у него кончится виза. Жизнь заставит принимать решения, которые обоим принимать не хочется. И Пэрис старалась об этом не думать.

– Мэг, на этот счет не волнуйся, – успокоила она дочь.

– Мам, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Во что бы то ни стало. Ты это заслужила. Особенно после папиного предательства. Если ты считаешь, что всегда будешь счастлива с Жан-Пьером, – выходи за него. Мы все ему симпатизируем. Просто мне кажется, для длительных отношений он плохо подходит.

Ей хотелось, чтобы рядом с мамой был человек, способный о ней позаботиться, а в отношении Жан-Пьера на этот счет были большие сомнения. Ему это даже в голову не приходило. Конечно, Пэрис была вполне в состоянии сама о себе позаботиться, а также и о нем. Порой она воспринимала Жан-Пьера как свое третье чадо.

– Мне тоже кажется, он мне не вполне подходит, – печально проговорила Пэрис, – жаль.

Насколько было бы легче! А то опять придется окунаться в большой враждебный мир. Эта мысль была ей невыносима. Жан-Пьер с ней так нежен, никто к ней так не относился, как он. Даже Питер. Но одной нежности мало. Даже любви, в сущности, недостаточно, если говорить о спутнике жизни. В мире слишком много жестокости, кому, как не Пэрис, это знать…

В тот вечер, лежа с ним в постели, Пэрис не могла отделаться от одной мысли: как пережить разрыв с Жан-Пьером. Даже представить было страшно. Да, много предстоит решений. Но не сейчас. Позже.

Они возвращались в город и чувствовали себя одной большой семьей, включая Жан-Пьера. Пэрис смотрела, как он кувыркается в снегу, как ведет микроавтобус, который она по этому случаю взяла напрокат, и все больше убеждалась, что он по своему отношению к жизни гораздо ближе к ее детям, чем к ней.

Она понимала, что имела в виду Мэг. Жан-Пьер устраивает веселые розыгрыши, рассказывает анекдоты, и это ей в нем очень нравится. Он заставляет ее молодеть душой, но не настолько, чтобы сравняться с ним возрастом. В Скво-Вэлли они с Вимом то и дело затевали игру в снежки, и в точности, как Вим, Жан-Пьер никогда не знал меры. Они забрасывали друг дружку снегом до изнеможения, игнорируя все увещевания и призывы, являлись все мокрые и разбрасывали одежду по полу. Два мальчишки. Даже Мэг в свои двадцать четыре была более взрослым человеком. Иногда, когда «мальчики» о чем-то говорили, Пэрис с Ричардом переглядывались поверх их голов и тогда становились похожими на родителей, приехавших в бойскаутский лагерь навестить своих детенышей. Спору нет, Жан-Пьер был очаровательный «детеныш». Она любила его не меньше своих детей. И не могла себе представить, что когда-нибудь они расстанутся.

Пока же Пэрис и Жан-Пьер по-прежнему были сказочно счастливы. Шестого января они отмечали Крещение, и Жан-Пьер купил праздничный кекс с запеченной в нем запиской. В записке оказалось одно слово: «Младенец», которое привело его в восторг. Это была французская традиция, и он объяснил Пэрис ее смысл.

Они ездили в Кармель и Санта-Барбару, исходили пешком Иосемитский заповедник, побывали у Мэг и Ричарда в Лос-Анджелесе. В День святого Валентина Мэг, задыхаясь от счастья, позвонила матери – но сюрприза не получилось: накануне звонил Ричард и просил у нее руки дочери. Пэрис их благословила. Свадьбу решено было играть в сентябре. По случаю помолвки Ричард подарил Мэг кольцо с большим камнем. Теперь ей не терпелось похвалиться перед мамой.

К своему испугу, Пэрис тоже получила кольцо от любимого, не такое крупное и изысканное, но с тем же подтекстом, хотя на словах Жан-Пьер предложения не делал.

Пэрис недоставало ее обручального кольца, она до последнего момента его не снимала – пока Питер не женился на другой. И вот теперь колечко, преподнесенное Жан-Пьером, – тонкая золотая полоска с крошечным бриллиантовым сердечком, – вновь согрело ей и руку, и сердце, заставило в который раз задуматься, не связать ли свою жизнь с этим юношей. Случаются ведь и более невероятные браки.

Обсуждая с Биксом предстоящую свадьбу Мэг, она спросила, что он думает по поводу ее и Жан-Пьера.

– Послушайся сердца, – посоветовал Бикс. – Чего тебе самой хочется?

Пэрис сказала первое, что пришло в голову:

– Не знаю. Наверное, надежности.

После предательства Питера этот аспект отношений вышел для нее на первый план. Конечно, Пэрис понимала, что в жизни всякое бывает и ничего нельзя знать наверняка. Гарантий тут никто не дает. В чем-то рискуешь больше, в чем-то меньше, но с Жан-Пьером риск явно был велик. В феврале ему исполнилось тридцать три, что на слух воспринималось уже чуточку солиднее. Но ей-то самой в мае стукнет сорок восемь! Через какие-то два месяца. Господи, какая старая… А он – такой молодой! И взгляды, и строй мысли, и идеалы у него как у молодого. До зрелости ему еще очень и очень далеко, и даже будь они ровесники, все равно с точки зрения образа жизни, идеалов и ценностей их разделяла бы пропасть.

Ей импонировала его нежность, они любили друг друга. Но Пэрис лучше многих других знала, что одной любви мало. Когда-нибудь он повзрослеет, изменится и полюбит другую. Ведь Питер же полюбил! Питер поколебал ее веру в людей. Теперь все, что она любила, к чему прикасалась и во что верила, было окрашено этим ощущением зыбкости.

– Ты его любишь?

– Да, – без малейших колебаний ответила Пэрис. – Я только не уверена, что люблю его достаточно.

– А что, по-твоему, значит «достаточно»?

– Это значит вместе состариться, вместе переживать все неудачи и разочарования, какие тебе преподносит жизнь.

Оба знали: чего-чего, а ударов в жизни хватает, и тут все зависит от того, как крепко ты любишь другого человека. И надо быть готовым ко всему. Вот Питер не сумел. А сумеет ли Жан-Пьер? Этого Пэрис не знала, Бикс тоже. Наверное, Жан-Пьер и сам этого не знал, хотя думал, что знает.

В марте он сделал ей предложение. Через месяц у него кончалась виза, и он должен был знать, что Пэрис намерена делать. Она давно ждала и боялась этого вопроса. Но вот он был задан, и надо было отвечать. Жан-Пьер хотел, чтобы она вышла за него замуж и уехала с ним во Францию, где он мог бы вернуться к прежней жизни. Но для Пэрис это означало бы бросить все, что стало ей дорого. А ей так нравилось работать у Бикса, нравилось жить в Сан-Франциско… Впрочем, Жан-Пьер не рвался уезжать, он был готов остаться. А остаться легально он мог, только став ее мужем. Тогда он получил бы грин-карту и мог здесь работать. Но Пэрис понимала, что не имеет права удерживать его подле себя навсегда. Это было бы несправедливо. Ему надо вернуться к тому, чем он всегда занимался, снова стать знаменитым фотографом в большом мире. Так или иначе, но жить в неопределенности дальше было нельзя.

Жан-Пьер твердил Пэрис, что любит ее и хочет видеть своей женой. В каком-то смысле она тоже этого хотела, но невольно задумывалась о будущем, о том, что случится, когда он повзрослеет. Пока что взрослым назвать его еще было нельзя. Почти взрослым – да, но не совсем: мальчишество в нем то и дело прорывалось наружу. От этого она чувствовала себя мамашей. И не была уверена, что хочет стать его женой.

Пэрис попросила время на размышления. В том, что она его любит, сомнений не возникало. Вопрос был – насколько? Пэрис хотела быть с ним честной до конца и считала, что он заслуживает женщину, у которой таких сомнений не появляется.

Прошло три недели, и Пэрис наконец приняла решение. Как-то в начале апреля они отправились на прогулку в парк и очутились на лужайке перед Дворцом искусств. Они сели на траву и стали смотреть на уток. Пэрис любила бывать здесь, особенно вдвоем с Жан-Пьером. Впрочем, ей везде было с ним хорошо. И вот сейчас она своими руками должна была разрушить собственное счастье…

Пэрис произнесла свой вердикт шепотом. Сердце у нее разрывалось, а для Жан-Пьера это была настоящая бомба.

– Жан-Пьер, я не могу стать твоей женой, – сказала она. – Я тебя люблю, но я не могу. Будущее так неопределенно… А ты заслуживаешь намного больше, чем я могу тебе дать. Хотя бы ребенка.

«И не могу позволить, чтобы ты сам оставался ребенком», – мысленно добавила она. Проблема заключалась в том, что ей был нужен взрослый человек, а с Жан-Пьером в этом вообще нельзя было быть уверенной. Он мог и вовсе не повзрослеть. По крайней мере в обозримом будущем.

Весь вечер Жан-Пьер хранил молчание. И спать лег внизу. Ему больше не хотелось ни спать с ней, ни прикасаться к ее коже, ни о чем-то просить. Наутро он упаковал вещи.

В тот день Пэрис не пошла на работу, и, прощаясь, они оба плакали.

– Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить, – бормотал Жан-Пьер. – Если захочешь прийти – я буду тебя ждать. Если захочешь, чтобы я вернулся, – позови, я примчусь.

О большем нельзя было и мечтать, и все это она собственноручно отвергла. Пэрис казалось, она сошла с ума. И все-таки она поступала правильно. Для них обоих. Только платила за это очень дорогую цену…

Было невыносимо больно, но Пэрис вытерпела, потому, что была убеждена в своей правоте. Она любила его. Слишком сильно, чтобы допустить ошибку. Ее любви хватило, чтобы отпустить его на волю. Это было большее, что она могла ему подарить, и Пэрис считала, что он это заслужил.

Всю неделю она не ходила на работу, а когда наконец появилась в офисе, то была похожа на смерть. Впрочем, она это уже проходила, это состояние было ей хорошо знакомо. На сей раз она даже не стала звонить Анне Смайт. Просто стиснула зубы и жила дальше.

В тот день, когда исполнилось два года после ухода Питера, Пэрис невольно думала о своей двойной утрате. Но сейчас она понимала, что извлекла еще один горький урок. И больше никому не отдаст своего сердца. Никогда. Питер унес с собой большую его часть. Жан-Пьер забрал остальное.

Глава 27

Ребенок у Питера с Рэчел родился седьмого мая – на следующий день после дня рождения Вима и через три дня после Пэрис.

Пэрис была убита горем, и ей было все равно. Почти. Только где-то в самом потаенном уголке души еще теплился интерес к другим людям. И она вспоминала счастливые мгновения своего материнства, когда они с Питером вдвоем нянчили детей. Тогда жизнь для нее только начиналась. Сейчас же она чувствовала, что больше ей нечего ждать от судьбы. Все краски жизни померкли, и вокруг себя Пэрис видела лишь блеклый, невыразительный пейзаж. Ее чувства выражались теперь одним словом – «безнадежность».

Детям она не стала рассказывать подробности и вообще старалась не упоминать имя Жан-Пьера. Разумеется, они чувствовали, что с ней неладно, но не знали, как утешить. Всякий раз после разговора с матерью Мэг беспомощно поворачивалась к Ричарду и в конце концов решила позвонить Биксу.

– Что, в самом деле, происходит? У мамы голос совершенно убитый, но она твердит, что у нее все в порядке. Меня очень беспокоит ее состояние.

– Да, с ней не все в порядке, – к ужасу Мэг, подтвердил Бикс. – Но мне кажется, ей просто надо это пережить.

Думаю, здесь все одно к одному: ваш отец, его новый ребенок, а тут еще Жан-Пьер… Навалилось на нее все.

– Как мне ей помочь?

– Никак. Ей надо самой через это пройти. Она выкарабкается. У нее это уже получалось.

Но на сей раз выкарабкиваться оказалось труднее, и времени на это ушло куда больше. Хотя Пэрис казалось, что хуже, чем когда ушел Питер, быть уже не может. Хуже могла быть только смерть. Но она пока не умерла. Единственное, что еще поддерживало в ней хоть какой-то интерес к жизни, была подготовка к свадьбе Мэг с Ричардом, которая намечалась на сентябрь. Ожидалось три сотни гостей, и вся организация лежала на них с Биксом. Мэг все доверила им и предоставила Пэрис решать все вопросы самой.

Настал июнь. Жан-Пьер уехал два месяца назад. Пэрис устала бороться и однажды всю ночь просидела в гостиной, глядя на телефон. Наконец она сказала себе, что, если и наутро желание позвонить ему не пройдет, она позвонит. И сделает все, что он попросит. Если он еще что-то от нее хочет. Выносить эту муку она была больше не в силах. Она слишком долго была одна и скучала по нему так, как не могла и представить.

В восемь часов утра она набрала номер. В Париже сейчас было пять вечера. Сердце бешено билось; Пэрис готовилась к тому, что сейчас услышит его голос, и гадала, удастся ли ей попасть на сегодняшний рейс. Если он скажет, что ждет, она полетит на крыльях. Может быть, все ее опасения насчет разницы в возрасте в конечном итоге ерунда?..

Трубку сняла женщина. Судя по голосу – совсем юная. Пэрис понятия не имела, кто это может быть, и попросила к телефону Жан-Пьера. Она говорила по-французски, Жан-Пьер ее многому научил. Девушка ответила, что его нет дома.

– Вы не знаете, когда он будет?

– Скоро, – сказала девушка. – Он поехал в детский сад за моей дочкой. Я что-то приболела.

– Вы у него живете? – осмелилась спросить Пэрис. Она не считала себя вправе влезать в его личную жизнь, но ей нужно было знать.

– Да, мы с дочкой у него живем. А вы кто?

– Знакомая из Сан-Франциско, – туманно ответила Пэрис.

Она чуть не спросила, какие между ними отношения, но тут же одернула себя. Это было бы уже слишком. Да и зачем? И так все ясно. Они живут вместе, времени Жан-Пьер не теряет. Пэрис понимала, что не вправе его винить. Она нанесла ему очень глубокую рану, и обоим теперь требовался душевный бальзам, чтобы прийти в себя. Он ничего ей больше не должен.

– В декабре наша свадьба, – объявила девушка. То есть через полгода…

– Поздравляю, – помертвелым голосом произнесла Пэрис.

У нее было такое ощущение, словно ее насквозь прошила торпеда. Идти с Жан-Пьером под венец должна была она! Но она не могла этого сделать. И у нее были на то веские причины, даже если Жан-Пьер и не считал их таковыми. Такие же веские, как у Питера, когда он уходил от нее. Может, так человек и должен поступать, не оглядываясь на окружающих? Цена любви…

– Хотите, я запишу для него ваш телефон? – предложила девушка.

Она не сразу нашла в себе силы ответить.

– Нет, спасибо, не нужно. Я перезвоню. Не говорите ему, что я звонила, пусть будет сюрприз. Спасибо.

Пэрис положила трубку и долго сидела у телефона. Сначала Питер, теперь Жан-Пьер. Ушел навсегда и даже живет с какой-то девушкой. Интересно, как это у них получилось? Любит ли он ее или сошелся от отчаяния?

Неважно. Он сам себе хозяин. Они больше не принадлежат друг другу. То, что между ними было, Пэрис запомнилось как чудо. Чудом оно и было. Но любое чудо позже воспринимается как трюк. Иллюзия, фокус. То, чего не бывает в реальной жизни, как бы ты этого ни хотел.

Пэрис оделась и пошла на работу. При виде ее Бикс покачал головой. На этот раз он не стал ей советовать опять начать встречаться с мужчинами. Ее состояние к этому не располагало, и у него были подозрения, что это пройдет не скоро.

До свадьбы Мэг оставался всего месяц, а у Пэрис еще даже не было платья, хотя дочь уже давно сшила себе подвенечный наряд. Платье было сшито по эскизу Бикса и выглядело великолепно – из белого гипюра, с длинным шлейфом. А жизнь Пэрис в последние четыре месяца сводилась к тому, что она четко выполняла свою работу. Пэрис никуда не ходила, общалась только с сыном и дочерью, и то словно по обязанности. Вим опять уехал на лето, на этот раз по программе обмена с Испанией, а Мэг безвылазно сидела в Лос-Анджелесе: до свадьбы оставалось всего четыре недели.

Лишь в конце августа Бикс снова услышал смех Пэрис. Это была ее реакция на рассказанный кем-то анекдот. От неожиданности Бикс вздрогнул и стал озираться. Он не сразу поверил, что это смеется Пэрис. Впервые за четыре месяца она стала похожа на себя. Бикс даже не заметил, в какой именно момент это произошло.

– Это ты? – спросил он, внимательно посмотрев на нее.

– Кажется. Пока не уверена.

– Смотри больше не уходи. Когда тебя нет, мне тебя страшно не хватает.

– Можешь мне поверить, больше я этого не сделаю. Я просто не могу этого допустить. Больше никаких мужчин, хватит!

– Да? Теперь женщинами займешься?

– Больше никем заниматься я не собираюсь – ни мужчинами, ни женщинами.

– Не возражаю, – ответил Бикс. Он был рад за нее.

– Господи, мне же нужно купить платье к свадьбе! Пэрис вдруг охватила паника. Она словно очнулась от сна. Предыдущие четыре месяца она ходила как зомби, а ведь у нее дочь выходит замуж.

Бикс бросил на нее робкий взгляд и отпер шкаф. У него уже было готово для нее платье. Если понравится, пусть будет ей подарок от шефа, если нет, он его кому-нибудь отдаст. Платье из бежевого гипюра с бледно-розовым жакетом-фигаро из тафты должно было красиво оттенить ее золотистые волосы.

– Надеюсь, подойдет. Ты здорово похудела.

Не в первый раз. Два года назад было то же самое. Только еще хуже. Но теперь Пэрис чувствовала себя возрожденной к жизни и не собиралась больше ни в кого влюбляться. Это слишком больно. Наверное, так бывает всегда, когда любишь. Может, это цена, без которой нельзя?.. Пэрис теперь ни в чем не была уверена, но ее это перестало волновать. Она была рада, что снова живет. Рада чувствовать себя нормальным человеком.

– Заберу домой и спокойно примерю, – сказала она. – Бикс, ты чудо!

Остаток дня они провели в проработке последних деталей. Все было предусмотрено. Бикс, как всегда, проделал титаническую работу, причем практически в одиночку. Пэрис тоже старалась изо всех сил, только сил у нее в последнее время было маловато – все ушло вместе с Жан-Пьером.

Вечером дома она померила платье и, увидев себя в зеркале, невольно улыбнулась. В этом платье она была молода и прекрасна. Бикс, как всегда, оказался на высоте. Пэрис не сомневалась, что свадьба у Мэг получится сказочная.

Сказку омрачал один-единственный кошмар: там будут Питер и Рэчел. С малышкой. И мальчиками Рэчел. Чудесная семья! Только она будет одна… Странно, но эта мысль не принесла ей привычной боли. Пэрис вдруг поняла, что уже примирилась с таким статусом, хотя для этого ей пришлось проделать долгий путь. Разрыв с Жан-Пьером она восприняла иначе, чем уход Питера. Он не был ей навязан извне, объявлен как смертный приговор. Она сама приняла решение. И за последовавшие четыре месяца пришла к выводу, что лучше ей быть одной. Конечно, раньше она иначе представляла себе свою жизнь, но так сложилось. Такая у нее планида.

Теперь Пэрис ни секунды не сомневалась, что может быть счастливой и без мужчины. Правда, однажды она уже приходила к такому заключению, а потом все опять пошло вкривь и вкось. Но теперь она будет начеку. В последние два месяца она много думала, и у нее родился план.

Пэрис знала, чего хочет. Она не могла пока сказать, как к этому отнесутся ее дети, но сейчас ей было неважно, что скажут другие. Она приняла решение и даже провела кое-какие изыскания. После свадьбы Мэг она позвонит в несколько мест и узнает, что и как. Но Пэрис уже заранее знала: это именно то, что ей нужно. Единственно правильный для нее путь. Это было то, что она умеет делать лучше всего и от чего у нее не разобьется сердце. Она пока не знала, как этого достичь, но не сомневалась, что если ей суждено, то все получится. Пэрис не нужен был мужчина. Ей был нужен ребенок.

Глава 28

Свадьба Мэг удалась на славу – элегантная, красивая, с большим вкусом и не слишком вычурная. Одним словом – незабываемая. Мэг хотела, чтобы праздник был устроен на воздухе, и выбор пал на один загородный клуб. Впоследствии Пэрис и Бикс признавали, что это была одна из лучших их свадеб, а о чем еще может мечтать мама невесты?

В последние дни Пэрис много разговаривала с Питером по телефону – они вместе прикидывали расходы, поскольку решили платить пополам, но все их разговоры носили сугубо деловой характер. И всякий раз у Пэрис перехватывало дыхание, и она с ужасом думала, как же они встретятся на свадьбе. Ведь одно дело – положить трубку и продолжать свои дела, и совсем другое – видеть его лицо.

Они не виделись целых два года – с того дня, как вместе привезли Вима в университет. Да и разговаривали с тех пор всего несколько раз. И вот теперь придется оказаться лицом к лицу не только с Питером, но и с Рэчел и ее детьми, не говоря уже об их малышке. При одной этой мысли у Пэрис все внутри переворачивалось.

В день свадьбы у нее было столько хлопот, что она почти перестала об этом думать. Проводив Мэг в комнату для невест, Пэрис еще раз придирчиво осмотрела ее и осталась довольна. В платье, которое придумал ей Бикс, Мэг была похожа на фею – окутанная воздушным облаком фаты, с маленькой жемчужной диадемой и нескончаемым шлейфом. Именно так Пэрис себе это и представляла. Незабываемый день! День, когда дочь выходит замуж за любимого человека, который отвечает взаимностью и готов сделать все, чтобы она была счастлива. Разница в возрасте давно перестала тревожить Пэрис, она видела, что лучшей партии, чем Ричард, Мэг не найти.

Она прошла в дальний конец церкви уточнить кое-какие детали. И заметила стоящего в сторонке Питера. Он дожидался Мэг, чтобы вести ее под венец. Пэрис невольно вспомнила день своей свадьбы, двадцать шесть лет назад. Она никогда не думала, что будет вот так отмечать свадьбу кого-то из детей – встретившись с мужем после двух лет разлуки и зная, что у него теперь другая жена.

– Здравствуй, Питер, – сухо произнесла Пэрис и по его взгляду поняла, что он взволнован ее появлением.

Питер был не просто взволнован – он был ошеломлен. Пэрис казалась еще прекраснее, чем он помнил. Розовый жакетик из тафты нежно обхватывал ее плечи и шею, а бежевое гипюровое платье подчеркивало стройность фигуры. Он хотел сделать ей комплимент, но не мог найти нужных слов.

– Здравствуй, Пэрис, – сказал он наконец. – Потрясающе выглядишь.

На мгновение Питер даже забыл, что они здесь ради Мэг. Он, как и Пэрис, вспоминал день их свадьбы и думал о том, как все у них развалилось. Он был счастлив с Рэчел, обожал свою малышку, но сейчас настоящее отошло на второй план, уступив место воспоминаниям. Он словно перенесся назад во времени и вдруг порывисто обнял ее.

Пэрис почувствовала, что в них обоих всколыхнулись прежние чувства. Она отстранилась и посмотрела ему в лицо.

– Ты тоже замечательно выглядишь, – сказала она. Он всегда ей нравился. Она была уверена, что будет любить его до конца дней. – Но ты еще Мэг не видел.

Однако сердце Питера в этот момент принадлежало не Мэг, а Пэрис, их совместным радостям и горестям, всему, что они потеряли. Питер не знал, что сказать. Он понимал, что никогда и ничем не сможет искупить свою вину перед ней. Одно дело было знать это на расстоянии и совсем другое – стоять с ней лицом к лицу. Он был не готов к такому наплыву эмоций, к такому страшному раскаянию, которое испытывал сейчас, глядя в прекрасные глаза Пэрис. В ее взгляде читалось прощение. Однако сам он уже не был уверен, что когда-нибудь сможет простить себя, и это было намного хуже. Сейчас, при виде Пэрис, это казалось и вовсе невозможным. С каким достоинством она держится, как она ранима и горда одновременно… Сердце его устремилось к ней, но Питер не знал, что сказать. Он надеялся только, что со временем у нее все наладится и она когда-нибудь будет счастлива.

– Через пару минут они будут готовы, – сказала Пэрис и отошла.

Вим проводил ее на отведенное ей место в первом ряду, и Пэрис успела заметить, что точно за нею сидят Рэчел и ее двое мальчиков. Она сделала над собой усилие, чтобы не придавать этому значения, но мысленно пожалела, что ее не посадили на несколько рядов дальше.

Вим сел рядом, и через несколько мгновений заиграл органист, возвещая о начале брачной церемонии. Подружки невесты медленно двинулись по проходу. Следом шла Мэг под руку с отцом, и у Пэрис перехватило дыхание. Вокруг раздался восхищенный шепот, невеста была чудо как хороша: сама красота и невинность, надежда и вера. Она с такой любовью смотрела на Ричарда, что у Пэрис на глаза навернулись слезы. Такой и должна быть настоящая свадьба!

Возвращаясь по проходу, Питер с нежностью взглянул на Пэрис, и ей вдруг захотелось взять его за руку. Но она понимала – нельзя. Питер бесшумно занял свое место сзади, рядом с молодой женой, и Пэрис с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Вим с тревогой взглянул на мать. Мэг еще утром предупредила его, чтобы был особенно внимателен с мамой, поскольку она обязательно распереживается.

Вим погладил маму по руке, и Пэрис сквозь слезы улыбнулась ему. Какая она счастливая мать! Какой у нее хороший, внимательный сын…

После венчания родители невесты вместе с молодыми и свидетелями стояли у входа в церковь и принимали поздравления от гостей. На какое-то мгновение Пэрис вновь ощутила себя женой Питера, но тут же поймала на себе пристальный взгляд Рэчел. У молодой женщины было странно-виноватое выражение лица – ничего похожего на триумф, которого Пэрис так опасалась. Женщины вежливо кивнули друг другу, и Пэрис вдруг почувствовала, что готова простить разлучницу. Она понимала, что ничто не заставит Питера отступиться от принятого решения: ведь он сам этого хотел. От них с Рэчел тут мало что зависит.

Теперь Пэрис была уверена, что в ее жизнь вмешалась судьба, это она отняла у нее все, что она любила, – за исключением, слава богу, детей. Жестокость жизни… И все же она верила, что когда-нибудь судьба преподнесет ей подарок. Пэрис пока не знала, что это будет, но уже чувствовала, что скоро узнает, и, когда это случится, она обретет новую свободу. А пока что она будет стараться стать сильной и достойной. Рэчел и Питер, даже Бикс и Жан-Пьер – все это этапы уготованного ей пути. Пэрис знала, что наступит день, когда она поймет, почему это с ней произошло.

Но сейчас женщина, ради которой ее оставил Питер, вдруг показалась ей малозначительной. Если Пэрис и завидовала ей, то не из-за Питера, а из-за ребенка, который у них родился. Пэрис, словно завороженная, смотрела, как кто-то протягивает Рэчел младенца и как та прижимает девочку к себе. Ей было всего четыре месяца. Пэрис сейчас больше всего мечтала о такой вот малышке. Больше она ни на что не рассчитывала. Если ей больше не суждено найти любовь мужчины, то пусть хотя бы ее полюбит ребенок. Старшим детям Пэрис об этом ничего не говорила, но она прямо-таки жаждала завести маленького и надеялась, что это сбудется.

Она перестала смотреть на Рэчел и повернулась к Мэг и Ричарду. Пэрис в жизни не видела более счастливой пары. Новоиспеченный зять, который выглядел намного старше тещи, заключил ее в объятия и принялся благодарить за все, что она для них сделала, а главное – за то, что в свое время поддержала их в этом важном решении. Он был ей искренне признателен и вообще проникся к ней большой теплотой.

– Пэрис, если что – всегда можете на меня рассчитывать, – шепнул он, и она поверила ему.

Они с Ричардом уже успели подружиться – не просто как родственники, а как давние и близкие знакомые, – и Пэрис не сомневалась, что Мэг будет за ним, как за каменной стеной. Повезло девочке! Впрочем, она это заслужила. Пэрис знала, что Мэг будет Ричарду хорошей женой и любящей матерью детям. Она взволнованно смотрела, как они отправляются в совместное плавание по жизни, и радовалась, что ей тоже отведена в этом некоторая роль. Она мысленно желала новобрачным всех мыслимых радостей до конца дней. И поменьше горя. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы с ее девочкой жизнь обошлась милосердно.

Вскоре новобрачные и гости отправились в клуб. Бикс опытной рукой направлял торжество, от его глаз не ускользала ни одна мелочь. Все триста человек были рассажены за двумя длинными столами, на которых стояли карточки с именами. При входе две девушки сообщали гостям, кому куда следует пройти. Пэрис проверила карточки еще с утра. Для нее главное было – оказаться за столом как можно дальше от Питера, остальное ее не волновало. Хотя Пэрис уже два года жила в Сан-Франциско, друзей у нее было не так много, тем более что она работала с утра до ночи чуть не каждый день. Чаще всего у нее завязывались дружеские отношения с клиентами, но, как правило, они поддерживались лишь на время подготовки заказанного ими торжества. Кроме Бикса и Стивена, за ее столом сейчас оказались деловой партнер Ричарда и родители свидетельницы, с которыми Пэрис, как выяснилось, была знакома еще по Гринвичу, что существенно облегчило общение.

На свадьбу приехали Натали и Вирджиния, но у Пэрис пока даже не было времени с ними поболтать, утром они уже вылетали домой, так что в этом плане день для нее был потерян. К тому же Мэг решила, что им лучше сидеть в компании приехавших с Восточного побережья друзей Питера. Все равно у нее было слишком много забот, чтобы рассиживаться с друзьями и предаваться праздной болтовне.

Когда дело подошло к ужину, Пэрис уже валилась с ног. Она поздоровалась с тремя сотнями гостей, уладила небольшую ссору между фотографом и официантом, которую Бикс даже не заметил, и только тогда наконец перевела дух. Она повесила на спинку стула свой жакет и представилась соседу по столу – партнеру Ричарда.

– Простите, что совсем не уделяю вам внимания, – извинилась она с любезной улыбкой. – Вы уже с кем-нибудь познакомились?

Ее удивило, насколько он похож на Ричарда – только чуть старше, выше ростом, и волосы темнее. Но он определенно приходился жениху родней, и Пэрис решила удовлетворить свое любопытство. Он рассмеялся в ответ на ее вопрос и сообщил, что его зовут Эндрю Уоррен и с Ричардом его связывает только то, что он тоже адвокат в сфере шоу-бизнеса. Пэрис спросила, чем конкретно он занимается, и Эндрю уточнил, что работает в основном с авторами, тогда как Ричард представляет интересы актеров и режиссеров, что намного почетнее, но и нервов требует больше.

– С поэтами и сценаристами дело иметь куда легче. В большинстве своем это публика весьма нелюдимая, так что я с ними почти не общаюсь, просто ношу туда-сюда их рукописи и читаю, что они там понаписали. Чем меньше они меня видят, тем им лучше. Большую часть времени я сижу дома и читаю их творения. Мне не приходится, как Ричарду, ездить на съемочные площадки, выуживать из трейлеров бьющихся в истерике актрис, ходить на премьеры. И мне моя жизнь очень нравится. Я сам тоже неудавшийся писатель, до сих пор иногда кое-что сочиняю.

Он производил впечатление интересного человека, но Пэрис слушала его вполуха. Ей то и дело приходилось выходить из-за стола, с кем-то говорить, и ей было неловко перед соседом – сегодня из нее был плохой собеседник. Но Эндрю это как будто не волновало, он с удовольствием общался с Биксом и Стивеном.

Заиграла музыка. Мэг пошла танцевать с Ричардом, Питер повел танцевать Рэчел, а Вим пригласил Пэрис. Вскоре в зал высыпали все гости, и веселье продолжилось. Когда Пэрис наконец добралась до своего места, ноги отказывались ее держать. Она весь вечер вертелась как белка в колесе.

– У вас, по-моему, и крошки во рту не было, – по-отечески заметил Эндрю.

У них наконец появилась возможность спокойно поговорить. Он рассказал, что у него две взрослые дочери, одна в Лондоне, другая в Париже, обе замужем, но детей пока не завели. Между делом упомянул о своей бывшей жене, которая во второй раз вышла замуж и живет в Нью-Йорке. Раньше они все там жили.