Игра в свидания Стил Даниэла

Доктор с первой минуты мысленно оценивала посетительницу и уже поняла, что ей слегка за сорок и выглядит она, вопреки переживаниям, не старше своих лет. Перед ней сидела красивая женщина, несмотря «а потухший взгляд, в котором доктор безошибочно распознала депрессию.

– Ему восемнадцать. Нет, он не насовсем уехал, на два месяца. Но я по нему очень скучаю…

Глаза снова защипало от слез, и Пэрис с облегчением увидела рядом коробку салфеток. «Наверное, здесь часто плачут, – подумала она. – Да и неудивительно».

– Он ваш единственный ребенок?

– Нет, есть еще дочь. Она живет в Калифорнии, в Лос-Анджелесе. Работает в кино. Ассистент продюсера. Ей двадцать три.

– Ваш сын студент? – мягко допытывалась доктор, пытаясь сложить воедино обрывки картины, которые ей скупо давала Пэрис. Анна Смайт делала это привычно и уверенно, это была ее работа.

– Вим в конце августа едет в Беркли.

– И вы остаетесь в доме… одна? Вы замужем?

– Да. То есть нет… Была. Но месяц назад… муж ушел от меня к другой женщине.

Ага. Анна Смайт молчала, сочувственно глядя на Пэрис, потом придвинула ей салфетки.

– Грустно это слышать. А раньше вы знали о существовании другой женщины?

– Нет, не знала.

– Тогда это сильный шок. У вас с мужем бывали трения?

– Никогда! Мы очень дружно жили. Или мне так казалось… Уходя, он сказал, что со мной чувствует себя заживо похороненным. Была пятница, мы принимали гостей, а когда все ушли, он мне объявил, что уходит. А мне казалось, что у нас все в порядке, вплоть до этого момента.

Пэрис замолчала, вытерла глаза, потом, к своему удивлению, слово в слово воспроизвела доктору все, что сказал ей Питер в тот вечер. Потом рассказала, что Вим уезжает учиться, а ей так и не пригодился ее собственный диплом, что она в панике, поскольку остается совсем одна. Что она станет делать всю оставшуюся жизнь? И даже то немногое, что ей было известно про Рэчел, она тоже рассказала.

Пэрис просидела у врача два часа. Анна Смайт всегда делала первый сеанс таким длинным – так ей было легче понять, в каком направлении должны вестись консультации. Когда доктор заговорила о следующем сеансе, Пэрис удивилась, что время пролетело так быстро.

– Даже не знаю… А нужно? Что это изменит? Что сделано, то сделано.

За эти два часа она пролила много слез, но почему-то не чувствовала ни опустошенности, ни изнеможения. Наоборот, разговор с этой женщиной принес ей облегчение. Анна Смайт, казалось, не сказала ей ничего существенного, но нарыв удалось вскрыть, и теперь он медленно опадал.

– Вы правы: того, что случилось, уже не изменишь. Но со временем, надеюсь, изменится ваше отношение к происшедшему. И для вас это может сыграть очень большую роль. Вам необходимо принять некоторые решения, касающиеся дальнейшей жизни. И вместе у нас это может получиться лучше.

Пэрис не совсем поняла, о каких решениях говорит доктор. Пока что все решения за нее принял Питер. А ей лишь оставалось жить в соответствии с ними.

– Хорошо, может быть, я и вправду приду. Когда вы предполагаете?

– Как насчет вторника?

До вторника оставалось всего четыре дня. Но Пэрис обрадовалась возможности увидеться с Анной Смайт поскорее. Может, с этими «решениями» удастся разобраться быстро, и тогда ей больше не придется ходить на эти сеансы.

Доктор записала ей время на карточке, добавила номер своего мобильного телефона и сказала:

– Пэрис, если в выходные станет худо – позвоните мне. Пэрис смутилась:

– Мне не хотелось бы вас беспокоить…

– Видите ли, поскольку я пока зарабатываю психоанализом, а не дизайном, то прошу вас звонить, не стесняясь, как только возникнет нужда.

Она улыбнулась, и Пэрис ответила благодарной улыбкой.

– Спасибо.

Домой она ехала в куда лучшем настроении, хотя сама не понимала, из-за чего. Ни одну ее проблему врач не решила. Но на душе стало легче, и депрессия, в какую она впала после ухода Питера, отчасти отступила.

Приехав домой, Пэрис позвонила Вирджинии и поблагодарила за удачную рекомендацию.

– Я очень рада, что она тебе понравилась. – Вирджиния вздохнула с облегчением. Впрочем, она бы удивилась, если бы это оказалось не так: Анна была потрясающей женщиной. – Еще раз пойдешь?

– Да. Хотя, признаться, сама этому удивляюсь. Мы договорились на вторник.

Вирджиния улыбнулась. Именно так было и в ее случае. А сейчас она ездила к Анне, как только возникала какая-нибудь проблема. Несколько сеансов – и все проходит. Хорошо, когда есть непредвзятый человек, с кем можно просто поговорить или поплакаться в жилетку в трудную минуту.

Во вторник Пэрис поехала к консультанту снова. И поразилась вопросу, который Анна задала ей посреди сеанса.

– Вы не думали о том, чтобы перебраться в Калифорнию? – спросила она с таким видом, будто это самая обыденная вещь.

– Нет. С чего бы?

Пэрис пришла в некоторое замешательство. Ей такая мысль и в голову не приходила. В Гринвиче они жили с самого рождения дочери, пустили здесь корни, и она никогда не думала уезжать. Наоборот, была очень рада, что Питер оставил ей дом.

– Ну, там теперь будут жить ваши дети. Может быть, вам лучше быть к ним поближе? Сможете чаще видеться. Я просто подумала, не планировали ли вы чего-нибудь в этом роде.

Пэрис лишь покачала головой. Она не представляла себе, как это воспримут дети. Но когда вечером она сказала об этом дочери по телефону, Мэг обрадовалась:

– Мам, может, прямо в Лос-Анджелесе и поселишься?

– Не знаю. Я вообще не думала куда-то переезжать. А сегодня врач, к которой я хожу, мне вдруг посоветовала.

– Какой еще врач? Ты заболела? – Мэг встревожилась.

– Ну… психотерапевт.

Пэрис вздохнула. Ей было неловко, но не хотелось ничего скрывать от Мэг. Они уже много лет поверяли друг другу все тайны, и доверием дочери Пэрис очень дорожила. С Мэг ей было легче общаться, чем с Вимом: ведь она была девочка, и к тому же намного старше.

– Мне его порекомендовала Вирджиния. Пока только два сеанса было. На днях снова пойду.

– Думаю, это очень мудро.

Мэг пожалела, что к психотерапевту не пошел отец. Испортил всем жизнь без всякого предупреждения. Она так до конца и не поняла, чем это было спровоцировано. Во всяком случае, ни о какой другой женщине он ей не говорил. Может, просто хотел, чтобы все малость улеглось?

– Может быть, но ведь от этих консультаций ничего не изменится, – вздохнула Пэрис и снова про себя удивилась, зачем она связалась с психотерапевтом. Развод продвигаётся своим чередом, Питер влюблен в другую женщину. Анна Смайт никак не может изменить ход вещей и уж тем более – вернуть ей Питера.

– Это верно, но ты сама можешь все изменить, мама, – тихонько возразила Мэг. – Папа поступил ужасно, но теперь все зависит от тебя. Думаю, будет здорово, если ты переедешь сюда. Тебе здесь понравится, вот увидишь.

– А как ты думаешь, что Вим на это скажет? Я не хочу, чтобы он думал, что я продолжаю над ним кудахтать.

– Скорее всего, он будет доволен. Тем более – если ты поселишься поблизости и он сможет время от времени заходить к тебе пообедать и приводить дружков. Когда я училась в колледже, я обожала приезжать домой. – Она вспомнила, какие узлы стирки привозила матери, когда была студенткой, и рассмеялась. – Особенно если ты будешь ему стирать. Спроси его сама, когда будете общаться.

– Не могу представить свою жизнь без Гринвича. Я ведь там никого не знаю!

– Познакомишься. В этом смысле, пожалуй, лучше будет Сан-Франциско. Тогда Вим сможет навещать тебя при каждом удобном случае. А на выходные и я буду приезжать. Думаю, для тебя будет лучше уехать из Гринвича, хотя бы на год-другой. А здесь чудесный климат, зимы теплые, мы сможем чаще видеться… Ну что, мам?

– Но как же я могу бросить наш дом?

Пэрис еще внутренне сопротивлялась. Однако на следующем сеансе психоанализа эта тема возникла снова, и Пэрис рассказала доктору Смайт, как отнеслась к такой идее дочь.

– Невероятно, но Мэг эта мысль так понравилась! Только… что я стану там делать? Я же там никого не знаю. Все мои знакомые живут здесь.

– За исключением сына и дочери, – негромко уточнила Анна Смайт.

Посеяв зерно сомнения, она теперь ждала, когда оно даст всходы. Поближе познакомившись с Пэрис Армстронг, она поняла, что рассчитывать следует прежде всего на детей. И если Пэрис хотя бы подсознательно сочтет эту идею для себя приемлемой, то и сама ухватится. Если же нет – есть другие способы выкарабкаться из той пропасти, в которой она оказалась после ухода Питера. Анна как раз и собиралась помочь ей отыскать все возможные варианты.

Они о многом говорили – о детстве Пэрис, о юности, о первых годах супружества, когда дети были маленькие, о ее подругах, об учебе в школе бизнеса, в которой она так блистала и которая не имела продолжения. В конце июля они подошли к обсуждению возможного трудоустройства. Теперь Пэрис уже чувствовала себя с Анной как с близким человеком и получала удовольствие от общения с нею. После очередного сеанса у нее всякий раз появлялась тема для размышлений. Однако людей Пэрис по-прежнему избегала. Она считала, что еще не готова возобновить общение.

Лето выдалось тоскливое. Вим был в Европе, Мэг – у себя в Лос-Анджелесе. С Питером они пришли к соглашению: она получала дом, как он и обещал, а также солидную финансовую поддержку. Питер не стал жадничать – по-видимому, желая деньгами загладить вину, – и Пэрис не было необходимости устраиваться на работу. Но она хотела себя чем-нибудь занять. Ей не улыбалась перспектива всю оставшуюся жизнь сидеть дома, особенно если она останется одна, а она полагала, что так и будет.

Время от времени Анна Смайт заговаривала о том, что Пэрис стоит попробовать начать встречаться с другими мужчинами, но та и слышать об этом не хотела. Сейчас ее меньше всего интересовали свидания. Она не хотела открывать эту дверь. И даже заглядывать в нее. Анна же не настаивала, просто иногда, как бы ненароком, вспоминала об этом.

Ни на какие приемы и мероприятия она не ходила – ей не хотелось появляться на людях. Единственные, с кем Пэрис общалась в это лето, были Вирджиния и Натали. Но, так или иначе, к августу Пэрис немного ожила. Она усиленно трудилась в саду, много читала, стала реже прикладываться к подушке в течение дня, зато крепче спала ночью. Она загорела и совсем неплохо выглядела, только по-прежнему была очень худая. К возвращению сына из Европы Пэрис уже снова была похожа на себя, и, когда она обнимала Вима в аэропорту, он с радостью заметил у нее в глазах знакомые смешинки.

Все это время Вим регулярно ей звонил. Поездка была потрясающая – ребята объездили Францию, Италию, Англию и Испанию, и Вим только о том и говорил, как снова поедет туда на следующий год.

– Только тогда я поеду с тобой! – предупредила мать с озорным блеском в глазах, чему Вим очень обрадовался. Ведь, когда он уезжал, мама была похожа на живой труп. – Господи, как долго тебя не было! Не знаю даже, что я стану делать, когда ты уедешь совсем. – И она рассказала ему об идее Анны Смайт насчет того, чтобы перебраться в Калифорнию. Пэрис не терпелось узнать его мнение.

– Ты вправду переедешь?

Сын изумился и был отнюдь не в таком восторге, как предсказывала Мэг. Пэрис поняла: для Вима отъезд в колледж был синонимом независимости, и сейчас он представил себе, как мама станет приходить к нему в общежитие с завтраком в такой же коробочке, как была у него в первом классе.

– А как же дом? Продашь? – Это был единственный дом, который он знал, и ему не хотелось его терять. Ему нравилось представлять маму в родовом гнезде, как она его ждет и встречает – именно так он вспоминал о ней в своей поездке.

– Нет. Если что и надумаю делать с домом, так только сдать в аренду, да и в этом я не очень уверена. И вообще, это всего лишь предположение.

Пэрис говорила совершенно искренне: она и сама еще по-настоящему не прониклась идеей переезда.

– А как это тебе в голову пришло? – поинтересовался сын. Он был явно заинтригован.

– Психотерапевт посоветовала, – беспечно сказала Пэрис, и Вим выпучил глаза.

– Психотерапевт?! Мам, с тобой все в порядке?

– Конечно. Мне сейчас намного лучше, чем было, когда ты уезжал, – невозмутимо ответила мать и улыбнулась. – Кажется, помогает.

– Это самое главное! – храбро отреагировал Вим, а вечером поделился своим недоумением с сестрой: – Ты знала, что мама ходит к психотерапевту?

– Конечно. И думаю, это пошло ей на пользу. Во всяком случае, в последние два месяца мама стала казаться мне чуточку веселей. Значит, эта Анна Смайт ей помогла.

– Так у нашей мамы не все в порядке с головой? – забеспокоился Вим, и Мэг рассмеялась:

– Нет, хотя этого вполне можно было бы ожидать, учитывая, как с ней обошелся отец. После такого шока у кого угодно крыша поедет. Ты из Европы отцу не звонил?

– Звонил, только нам с ним как-то не о чем разговаривать. Так ты думаешь, она и впрямь переедет в Калифорнию? – Вим еще не оправился от удивления, но постепенно начинал находить в этой затее и положительные стороны. Если, конечно, она не будет по делу и без дела являться в Беркли. Этот вопрос его по-прежнему беспокоил.

– Не исключено. Ей будет очень полезно переменить обстановку. Но, по-моему, пока она говорит об этом не всерьез. А ты что об этом думаешь?

– Да я вообще-то не против…

– Во всяком случае, это лучше, чем сидеть одной в пустом доме в Гринвиче. Не могу себе представить, что она станет делать, когда ты уедешь.

– Да, я тоже. – Вим и раньше задумывался о том, что будет с матерью после его отъезда, и всякий раз ему становилось не по себе. – Может, ей пойти работать? Хотя бы с людьми будет общаться…

– Она так и хочет. Только пока не знает, куда податься. Она ведь, по сути, никогда не работала. Но ничего, со временем решит что-нибудь. Эта докторша ей поможет.

– Будем надеяться.

Вим тяжело вздохнул. Он никогда не думал, что матери понадобится посторонний человек, чтобы решить ее проблемы. Но, что правда, то правда – за последние три месяца ей досталось. Ему и то понадобилось время, чтобы свыкнуться. И все равно как-то странно – приходишь домой, а папы нет.

Через два дня после своего возвращения Вим съездил к отцу в город, они вместе пообедали. Папа познакомил его с несколькими своими коллегами, в частности, с одной девушкой ненамного старше Мэган. Она была очень приветлива и любезна. Когда Вим рассказал об этом знакомстве матери, та почему-то вся сжалась. Вим решил, что ей просто неприятно говорить об отце, и побыстрее закруглил разговор.

Питер пообещал сыну, что приедет в Сан-Франциско помочь ему обустроиться. Эта новость очень не понравилась Пэрис, хотя сыну она ничего не сказала. Она тоже собиралась слетать в Сан-Франциско, чтобы помочь ему устроиться в общежитии, а с Питером встречаться ей вовсе не хотелось. Но главное, она не собиралась устраивать из этого проблему для сына. Попросить Питера не ездить было бы несправедливо по отношению и к нему, и к мальчику.

Придя на следующий сеанс к Анне, Пэрис тут же поделилась с ней своими сомнениями.

– А вы думаете, что сможете находиться там вместе с ним? – сочувственно спросила Анна.

Пэрис подняла на доктора глаза, полные боли. Одна мысль о встрече с бывшим мужем причиняла ей страдания.

– Если честно, не знаю. Думаю, будет довольно странно общаться с Питером. Как вы считаете, может, мне не следует ездить?

– А как к этому отнесется ваш сын?

– Думаю, огорчится. И я – тоже.

– А если попросить Питера не ездить? – осторожно предложила врач, но Пэрис помотала головой. Эта идея ей тоже не улыбалась.

– Мне кажется, если отец не приедет, Вим расстроится.

– Ладно. Номер моего мобильника у вас есть. Если туго придется – звоните. В конце концов, вы всегда сможете удалиться, если станет невмоготу. Договоритесь с Питером навещать сына по очереди.

О такой возможности Пэрис не подумала, и теперь ей показалось, что это – выход.

– Вы думаете, мне может стать невмоготу? – с сомнением спросила она, пытаясь себя приободрить.

– Это будет от вас зависеть, – невозмутимо ответила Анна, и Пэрис впервые поняла, что она права. – Если захотите уйти, никто вас не упрекнет. И даже если вовсе не поедете. Уверена, сын вас поймет, если вы решите, что вам это не по силам. Он ведь не захочет видеть вас несчастной.

Пэрис кивнула. Она действительно была очень несчастна, и Вим это знал. С того самого дня, когда ушел отец.

– Ничего, как-нибудь справлюсь. – Пэрис заставила себя улыбнуться. – Может быть, пока я там буду, успею и дом присмотреть.

– Что ж, тоже развлечение, – поддакнула Анна.

Пока Пэрис еще не решила, будет ли переезжать. Просто время от времени эта тема как-то сама собой возникала, хотя ей еще по-прежнему казалось, что лучше остаться в Гринвиче. Здесь все было родным, здесь она чувствовала себя в безопасности. Пэрис еще не была готова к решительным переменам. Но как вариант…

С работой тоже все было неясно. Пока она записалась добровольным помощником в детский приют и с сентября должна была начать туда ходить. Но это не было окончательным решением. Она все еще находилась в поиске и не знала, где сможет вновь обрести себя.

Три месяца назад Питер выбросил ее из самолета, забыв снабдить парашютом. Анна считала, что, с учетом всех обстоятельств, Пэрис держится молодцом. Она действительно каждое утро вставала, причесывалась, одевалась, иногда обедала с ближайшими подругами и готовилась к тому, что Вим уедет в колледж. Но больше она пока ни на что не была способна.

Когда Пэрис пришла на последнюю перед отъездом консультацию, она уже приготовилась к встрече с Питером и твердо сказала себе, что это ей по плечу. А после того, как она устроит Вима в его новом жилище, она поедет к дочери в Лос-Анджелес. И все-таки ее продолжали мучить сомнения. Уже уходя, она обернулась к Анне и спросила голосом испуганного ребенка:

– Думаете, я справлюсь? Доктор улыбнулась.

– У вас все хорошо. Позвоните, если возникнут проблемы, – снова напомнила Анна.

Всю дорогу Пэрис повторяла себе эту фразу: «У вас все хорошо… У вас все хорошо…» Слова эхом отдавались у нее в мозгу. Сейчас надо только не сбавлять, держаться изо всех сил и верить, что в один прекрасный день все уладится. Другого выхода Питер ей не оставил. И когда-нибудь, если ей повезет, если фортуна ей улыбнется, спасительный парашют раскроется. Пока она даже не знала, есть ли он у нее, и могла лишь об этом молиться.

Глава 6

Пэрис с Вимом вместе летели в Сан-Франциско со всеми его пожитками. Питер должен был прилететь чуть позже. В самолете Вим все время смотрел фильм, потом прикорнул, а Пэрис не переставая думала о том, как они встретятся с Питером.

После двадцати четырех лет совместной жизни он вдруг стал для нее чужим, но самое худшее было то, что ей страшно хотелось с ним увидеться. Это было как укол, без которого она погибнет. После трех месяцев разлуки, после всего, что он сделал, она продолжала его любить и надеяться, что случится чудо и он вернется! Единственный человек, которому она в этом призналась, была Анна Смайт. Странно, но доктор сказала, что это вполне нормально и что настанет день, когда она освободится от наваждения. Однако сейчас, по-видимому, этот день еще не наступил.

После четырехчасового перелета они взяли в аэропорту такси и отправились в «Риц-Карлтон», где Пэрис заранее забронировала два номера, себе и сыну. Вечером она повела Вима ужинать в Чайна-таун, они чудесно провели время, а вернувшись в отель, позвонили Мэг. Через пару дней Пэрис планировала ее навестить, но сначала надо было устроить Вима в общежитие. Она считала, что на это надо выделить два дня – куда спешить? А больше всего ее сейчас страшило возвращение домой.

Чтобы перевезти вещи Вима в Беркли, расположенный на другом берегу залива, Пэрис взяла напрокат небольшой универсал. Виму предстояло еще завершить кое-какие формальности. Поэтому утром он сунул матери бумажку с координатами общежития, назначил ей встречу через два часа и умчался в университет.

Пэрис целых полчаса искала эту несчастную общагу, немало поплутав по бескрайнему студгородку Беркли. Отыскав нужный корпус, она поставила машину у входа, немного прогулялась, потом села на большой камень перед входом и стала на солнышке ждать Вима.

Место она выбрала удачное. Был погожий день, солнце пригревало: Пэрис показалось, что температура градусов на пятнадцать выше, чем была в Сан-Франциско час назад. Нежась на солнышке, она еще издали заметила знакомую неспешную походку, которую узнала бы и с закрытыми глазами, по одному биению своего сердца. Питер шел прямо к ней, и вид у него был весьма решительный. Он остановился, не дойдя всего пары метров.

– Здравствуй, Пэрис, – сухо поздоровался он, как с едва знакомым человеком. На его лице не было и намека на теплоту. Да, он подготовился к встрече. Но и она тоже.

– где Вим?

– Пошел записаться на лекции и взять ключ от комнаты. Примерно через час будет здесь.

Питер кивнул и неуверенно огляделся по сторонам, не зная, как поступить – остаться ждать вместе с Пэрис или уйти, а потом вернуться. Но заняться ему все равно было нечем, и он решил тоже посидеть и подождать, хотя находиться рядом с Пэрис ему было неловко. Он и ехать-то не рвался, но согласился ради сына.

Они немного помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Питер старался сосредоточиться на Рэчел. Пэрис вспоминала свои разговоры с Анной Смайт о том, как она встретится с бывшим мужем. Первым заговорил Питер.

– Хорошо выглядишь, – холодно произнес он, хотя сразу заметил, что Пэрис изрядно исхудала.

– Благодарю. Ты тоже.

Она не стала расспрашивать о сопернице, о том, как ему живется в Нью-Йорке в новой семье. Пэрис давно подозревала, что Питер держит за собой номер в отеле для отвода глаз – только ради детей, чтобы не надо было ничего объяснять, пока не оформлен развод. Пэрис не спрашивала и о том, доволен ли Питер, что развод вот-вот будет оформлен. Окончательно все должно было завершиться где-то в декабре, к Рождеству, что грозило основательно испортить ей праздники.

– Молодец, что приехал, – вежливо произнесла она. От одной его близости у нее ныло сердце, а этот ничего не значащий разговор казался до боли нелепым. – Вим придает этому большое значение.

– Я так и думал, потому и приехал. Надеюсь, ты не против, что я здесь?

Пэрис подняла на него глаза, что потребовало от нее немалых душевных усилий. Ей по-прежнему казалось невероятным, что он так внезапно и так окончательно ее отверг. Более страшного удара она не получала за всю жизнь. Ей все еще не верилось, что она сможет от него оправиться. Ей казалось, что она всегда будет любить Питера и переживать его предательство до конца своих дней.

– Думаю, нам обоим надо привыкать к новому порядку вещей, – рассудительно проговорила Пэрис, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

– У детей впереди масса важных событий, и нам поневоле придется в них участвовать.

В данный момент именно такое событие свело их вместе, да еще в чужом городе, что было особенно тяжело. Здесь не поедешь домой зализывать раны, номер в отеле – это совсем другое дело.

Питер молча кивнул, а Пэрис с удвоенной остротой ощутила неопределенность своего будущего. У Питера есть Рэчел, а у нее…

Некоторое время они не произносили ни слова, чувствуя одинаковую неловкость, и оба молились, чтобы Вим пришел скорее.

– Как у тебя дела? – спросил наконец Питер, и у Пэрис округлились глаза. Как можно быть таким бесчувственным? Как можно, прожив с человеком полжизни, в одно прекрасное утро проснуться и уйти? Пэрис по-прежнему отказывалась это понимать.

– У меня все в порядке, – негромко ответила она, не вполне понимая, что его конкретно интересует – «дела» в узком смысле или душевное состояние. Уточнять не хотелось.

– Я о тебе беспокоюсь, – неожиданно выдавил Питер, разглядывая носки своих туфель.

Ему было больно смотреть на жену. В ее глазах застыло отчаяние человека, с которым обошлись очень подло, и виной тому был он. Это были не глаза, а два озерца битого зеленого стекла.

– Нам сейчас обоим нелегко, – добавил он, но Пэрис ему не поверила.

– Ты ведь сам этого хотел, правда? – прошептала она, молясь, чтобы он ответил: «Нет». Ей казалось, другого шанса задать этот вопрос может не представиться.

– Да. – Он не сказал, а выплюнул это слово, будто оно торчало у него в горле. – Но из этого не следует, что мне очень легко. Могу себе представить, что чувствуешь ты.

Пэрис покачала головой:

– Нет, этого ты себе представить не можешь. Я бы тоже не могла, если бы такое не случилось со мной. Это равносильно смерти близкого человека, даже хуже. Иногда я говорю себе, что ты умер, и тогда мне легче: не нужно думать, где ты, с кем ты и почему меня бросил. – Она была с ним предельно честна. Но почему бы и нет? Терять ей теперь было нечего.

– Это пройдет. Со временем все перемелется, – мягко произнес Питер, не зная, что еще добавить.

И тут они увидели сына, который вприпрыжку несся к ним. В первый момент Пэрис пожалела, что разговор прервался, но в следующий миг испытала облегчение. Все, что хотела, она уже услышала. Питер тверд в своем решении, и ему ее не более чем жаль. А она хотела от него не жалости, а любви! Неизвестно, куда завел бы их этот разговор. Хорошо, что Вим появился: куда легче было заняться проблемами Вима.

Оба с радостью подхватили пожитки новоиспеченного студента и понесли наверх. Войдя в комнату, Пэрис принялась распаковывать сумки, а мужчины снова спустились к машине забрать тяжелые чемоданы и коробки. Микроволновку и маленький холодильник Вим взял напрокат у коменданта общежития. Теперь у него было все необходимое.

Обустройство на новом месте продолжалось до четырех часов. К этому времени прибыли трое соседей Вима – двое из Калифорнии, третий – из Гонконга. Все ребята были крепкие, молодые и, казалось, положительные. Вим заранее обещал отцу, что поужинает в этот вечер с ним, и они оба отправились провожать Пэрис.

День выдался длинный и нервный во всех отношениях, все порядком устали. Пэрис не только наблюдала, как вылетает из гнезда ее младший птенец, но и фактически отпускала на волю Питера. В один день она понесла две утраты. Те, кого она любила и на кого опиралась, отныне ушли из ее повседневной жизни, а Питер – и того хуже. Питер ушел совсем.

Они вышли в главный холл, где стояла гигантская доска объявлений, обклеенная всевозможными записками и афишами – средоточие студенческой жизни. Питер повернулся к Пэрис.

– Не хочешь к нам вечером присоединиться? – великодушно предложил он.

Пэрис покачала головой, машинально поправила волосы, и Питер с трудом удержался, чтобы не обнять ее. В джинсах, футболке и сандалиях, растерянная и беспомощная, она была похожа на молоденькую девушку ненамного старше студенток, сновавших в корпус и обратно. При взгляде на бывшую жену в Питере всколыхнулась волна воспоминаний.

– Спасибо, я слишком устала. Лучше пойду в отель и закажу массаж.

Пэрис и для этого была чересчур утомлена, но уж сидеть за одним столом с Питером, любоваться на то, чего она лишилась навсегда, было выше ее сил. В таком состоянии она не удержится от слез, а рыдания им совсем ни к чему.

– Я с Вимом завтра еще увижусь, – добавила она. – Ты когда летишь?

– Завтра вечером мне надо быть в Чикаго. Утром полечу, ни свет ни заря. Но мне кажется, ребенок прекрасно устроился, и завтра мы ему уже оба будем не нужны. Он вышел в плавание, – с улыбкой подытожил Питер.

Было видно, что он гордится сыном. Те же чувства испытывала и Пэрис.

– Да, это уж точно, – грустно улыбнулась она. – Все равно больно расставаться. У меня вся душа изболелась. Спасибо, что помог с вещами. Когда собирались, казалось, их не так много…

– Обычное дело, – улыбнулся Питер. – Помнишь, как мы Мэг отвозили в колледж? В жизни не видел такого количества шмоток! Она ведь тогда даже обои и занавески с собой везла. А потом заставила меня эти обои лепить на стену. Она переняла у тебя талант наводить уют. Хорошо, что ее соседке результат понравился. Кстати, что потом стало со всем этим барахлом? Не припомню, чтобы она что-то привозила назад. Или она все в Нью-Йорк притащила? Пэрис вздохнула. Это были те самые мелочи, из которых и складывается жизнь. Раньше она была у них одна на двоих, а теперь будет идти врозь.

– Уезжая, она все оставила какой-то первокурснице. Питер кивнул, и они долго молча смотрели друг на друга. Все, что их когда-то объединяло, лишилось всякого смысла. Как старые вещи, оставшиеся пылиться на чердаке. На чердаке их сердец. И разрушенного Питером брака. У Пэрис было такое чувство, словно вся ее жизнь пущена в расход. Выброшена на свалку за ненадобностью. Все, чем они оба дорожили когда-то, теперь оказалось никому не нужно. И сама Пэрис тоже. Ее бросили, забыли, лишили любви. От одной этой мысли можно было снова впасть в депрессию.

– Береги себя, – произнес Питер и добавил, решившись наконец вслух сказать о том, что мучило его весь день: – я это серьезно говорю, ты очень похудела. И спасибо, что позволила мне сегодня поучаствовать.

Не зная, что ответить, Пэрис только кивнула и отвернулась, не желая показывать слез.

– Я рада, что ты был с нами, – великодушно сказала она. Когда Пэрис села в машину и, не оглядываясь, выехала со стоянки, Питер еще долго смотрел ей вслед. Он не сомневался в своем решении, с Рэчел у него бывали мгновения такого счастья, о каком он даже не мечтал. Но были и другие минуты, когда он понимал, что всю жизнь будет скучать без Пэрис. Он всегда считал ее замечательной женщиной и надеялся, что когда-нибудь она перестанет страдать из-за его ухода. Он восхищался ее чувством собственного достоинства и волей. Ему ли не знать, что она человек огромного милосердия. Он такого не заслуживает.

Глава 7

Когда на другой день Пэрис приехала в общежитие повидать Вима, тот уже собирался куда-то уходить с приятелями. Ему надо было с кем-то повидаться, что-то узнать и сделать, и Пэрис быстро поняла, что, если останется, будет сыну мешать. Она сделала свое дело. Надо уходить.

– Хочешь, сегодня вместе поужинаем? – неуверенно спросила она.

Но сын смущенно помотал головой:

– Прости, мам, я не смогу. Сегодня вечером общее организационное собрание спортивных секций.

Пэрис знала, что Вим хочет записаться в секцию плавания – он всегда выступал за школьную сборную.

– Ну ладно, раз так. Тогда я, пожалуй, двинусь в Лос-Анджелес, к Мэг. Справишься тут?

В глубине души Пэрис надеялась, что сын сейчас бросится ей на шею и попросит не уезжать – в родительские дни в летнем лагере всегда так и бывало. Но теперь он был взрослый парень, готовый к самостоятельному плаванию. Она крепко его обняла, а Вим одарил ее незабываемой улыбкой.

– Мамочка, я тебя люблю, – шепнул он и оглянулся на приятелей. – Береги себя. И спасибо за все.

Ему хотелось поблагодарить ее за вчерашнее, за то, что, несмотря ни на что, она согласилась повидаться с отцом, но нужные слова на ум не шли. Вечером отец говорил о маме очень уважительно, и Вим чуть было не спросил, почему же он в таком случае ушел от нее. Это было выше его понимания. Но главное – Вим хотел, чтобы родители были счастливы. Особенно – мама. Она порой казалась такой беззащитной.

– Я тебе буду звонить, – пообещал он.

– Я тебя люблю… Хорошо тебе повеселиться! – ответила Пэрис, и они вышли из комнаты.

Вим помахал, вприпрыжку понесся по лестнице и быстро исчез из виду, а Пэрис медленно побрела вниз, размышляя о том, что стала бы делать, если бы вернулась молодость и все можно было начать сначала. И пришла к выводу, что, даже зная заранее, чем это закончится, все равно вышла бы замуж за Питера. И родила бы ему Мэг и Вима. Если не считать трех последних месяцев, она нисколько не жалела о своем браке.

Пэрис ехала назад в Сан-Франциско, радуясь дивному солнечному деньку, а войдя в номер, тут же принялась за сборы. Она собиралась поискать себе дом – вдруг все-таки дойдет до переезда, – но сейчас была не в настроении заниматься этим. Оставив младшего птенца в Беркли, она хотела как можно скорее увидеться с дочерью.

Заказав билет на трехчасовой рейс, Пэрис вызвала такси, поручила портье вернуть за нее универсал и в половине второго уже ехала в аэропорт. Самолет прибывал в Лос-Анджелес в начале пятого, и она пообещала дочери, что заедет за ней на работу. Эту ночь она собиралась провести у Мэг и очень радовалась такой перспективе. Во всяком случае, это веселее, чем в отеле.

В самолете Пэрис снова вернулась мыслями к Питеру – вспоминала, что он говорил, как выглядел. Все-таки она справилась, сумела не опуститься до унижений и не поставить сына в неловкое положение. В общем и целом она держалась молодцом. Будет что обсудить с Анной Смайт. Порешив на этом, Пэрис закрыла глаза и проспала до самой посадки.

С первой же секунды Пэрис ощутила себя в гигантском муравейнике. Это был огромный и оживленный город, совсем непохожий на провинциальный Сан-Франциско и на богемно-интеллектуальный пригород вроде Беркли. Атмосфера Лос-Анджелеса напоминала Нью-Йорк, только одежда была свободнее и погода лучше. Неудивительно, что Мэг так нравится жить здесь.

Однако, добравшись до студии, Пэрис быстро поняла, что работа у ее дочки просто сумасшедшая. Приходилось одновременно делать миллион разных дел. По площадке сновали актеры, и каждому что-то было нужно. Суетились техники – со штативом для света в руках или мотком провода на шее. Операторы шумно отдавали какие-то указания. А между тем режиссер только что объявил съемочный день оконченным, значит, Мэг уже освободилась.

– Ого! И что, так каждый день? – Пэрис. Киношная суматоха произвела на нее большое впечатление.

Мэг улыбнулась, вид у нее был спокойный и невозмутимый.

– Нет, обычно у нас шума больше. Сегодня занята только половина актеров.

– Вот это да!

Пэрис видела, как счастлива ее дочь, как она хороша собой, и не могла этому не радоваться.

Мэг была очень похожа на мать – такие же правильные черты лица, те же длинные светлые волосы. Они были как две сестры, тем более что Пэрис исхудала и от этого помолодела еще больше. Это подметил и один из осветителей.

– Ты называешь ее мамой? – удивился он, проходя мимо в разгар их беседы. – Вы скорее на сестер похожи.

Пэрис улыбнулась. Атмосфера кино казалась ей праздничной, жизнь здесь била ключом.

Квартира Мэг в Малибу ей тоже очень понравилась. Небольшая и симпатичная, с видом на океан. Чудесная квартирка. Мэг только месяц назад переехала сюда с Винис-бич. Весьма кстати пришлась прибавка в заработке, да и родители помогли. Они не хотели, чтобы дочь жила в районе с сомнительной репутацией. А здесь Пэрис и сама бы с удовольствием поселилась. Она снова подумала о переезде в Калифорнию, поближе к детям.

– В Сан-Франциско дом не присмотрела? – спросила Мэг, наливая им обеим холодного чая – у нее в холодильнике всегда стоял кувшин, в точности как у мамы. Они расположились на балконе и нежились под ласковыми лучами предзакатного солнца.

– Да нет, времени не было, – уклончиво ответила Пэрис, хотя в действительности дело было не во времени, а в ее настроении. Распрощавшись с Вимом, она загрустила, и ей захотелось поскорее увидеть дочь, чтобы чуточку взбодриться.

– Как прошла встреча с папой? – с беспокойством спросила Мэг.

Она распустила волосы, давая им отдохнуть от стягивавшей их весь день резинки. Волосы у нее были длиннее, чем у матери, и в таком виде она стала похожа на маленькую девочку. Очень красивую девочку, ничуть не уступающую в красоте актрисам на студии. Но к актерской карьере Мэг никогда не проявляла интереса. На ней была та же одежда, что на работе, – джинсы и топик.

– Папа себя достойно вел? – По лицу девушки снова пробежала тревожная тень. Она понимала, что для мамы это было серьезное испытание, хотя Вим и сказал ей по телефону, что все прошло нормально. Но ему еще только восемнадцать, он иногда пропускает детали.

– Да-да, все в порядке, – сказала Пэрис и глотнула чаю. Вид у нее был усталый. – Он был очень мил. И с Вимом тоже.

– А с тобой?

Пэрис вздохнула. Ей не хотелось огорчать дочку, но она привыкла быть с ней откровенной. Они были не просто мать и дочь, они были подруги. Даже в переходном возрасте Мэг не доставляла матери неприятностей. В отличие от многих сверстниц, Мэг всегда проявляла рассудительность и охотно делилась с матерью своими секретами. Подруги твердили Пэрис, что она не представляет, как ей повезло, но она это и сама понимала, а сейчас – как никогда. После ухода Питера дочь стала ей главной опорой, они будто поменялись ролями. Но Мэг и в самом деле уже не ребенок. Она взрослая женщина, и к ее мнению можно прислушиваться.

– Сказать по правде, было тяжело. Он ничуть не изменился. Смотрю на него – и в глубине души мне чудится, что мы по-прежнему женаты. Да, собственно, формально говоря, так и есть. Как странно… В голове не укладывается, что он больше не является частью моей жизни! Ему, наверное, тоже нелегко пришлось. Но он сам этого захотел, о чем так прямо мне и сказал. Не могу понять, что все-таки произошло. А жаль. Если бы я знала, где совершила ошибку, что я сделала не так или, наоборот, не сделала… Должна же быть какая-то причина! Так не бывает: утром человек проснулся и говорит: «До свидания, я пошел». А может, бывает… Не знаю. Мне кажется, я никогда этого не пойму. И не прощу, – грустно добавила она, и солнце сверкнуло в ее золотистых волосах.

– Ты молодец, что позволила ему приехать в Беркли. Мэг искренне восхищалась матерью. Конечно, выбора у Пэрис все равно не было, но она переживала развод с редким достоинством. Никакой ненависти к Питеру она не испытывала, даже теперь, хотя ситуация требовала от нее максимального мужества.

– Я сочла справедливым, чтобы он там был. Вим так радовался! – Пэрис рассказала Мэг о студгородке Беркли, о соседях Вима по комнате, о самом общежитии. – Жутко не хотелось его оставлять. Представляю, что я буду чувствовать, когда вернусь в Гринвич… Ну, ничего. В сентябре начну работать в детском приюте.

– А мне все-таки кажется, твоя докторша права: надо тебе оттуда уезжать.

– Возможно, – проговорила Пэрис задумчиво, но не слишком уверенно. – Как твои-то дела? Как новый парень? Умный?

В ответ Мэг рассмеялась: