Отец наших отцов Вербер Бернард

26. ТЕОРИЯ АСТРОНОМА САНДЕРСОНА

Сандерсон. Бенуа Сандерсон. Высокий стройный человек с длинной белой бородой. Ясные голубые глаза, толстый свитер из грубой шерсти, который, должно быть, связала ему мама. Ботинки на толстой подошве.

Такова, видимо, последняя мода у астрономов. Кроме того, у него был слуховой аппарат, который он включил на максимальную мощность, чтобы лучше слышать гостей.

Исидор Катценберг и Лукреция Немро представились журналистами, которые пишут статью о происхождении человечества.

Бенуа Сандерсон встретил представителей четвертой власти у входа в большой астрономический исследовательский центр в Медоне.

– Понять происхождение человека нельзя, не поняв происхождения жизни. А понять происхождение жизни можно, лишь поняв происхождение Вселенной.

Астроном провел их в просторный круглый зал, в центре которого находился огромный телескоп. Купол был закрыт, а объектив телескопа задвинут темной заслонкой.

– Здесь больше не проводятся наблюдения, – объяснил он. – Небо Парижа слишком грязное, чтобы видеть очень удаленные объекты. Но мы подключены ко всем обсерваториям мира.

Он показал на множество экранов, на которых были видны расплывчатые белые точки. Под каждым экраном значилось, из какой обсерватории передается изображение: «Маунт-Паломар», «Зеленчук», «Пик-дю-Миди», был даже космический телескоп Хаббл.

Журналисты внимательно рассматривали слабо мигавшие крошечные белые пылинки, а профессор Сандерсон рассказывал:

– Сначала был Большой взрыв. Этот взрыв энергии произошел пятнадцать миллиардов лет назад.

– А увидеть этот Большой взрыв можно? – спросила Лукреция.

– Нет, но можно услышать его эхо во Вселенной.

Профессор Сандерсон включил компьютер, подкрутил многочисленные ручки динамиков, и гости услышали звук, похожий на треск плохо настроенного радиоприемника. На экране компьютера появились кривые линии, колебавшиеся в зависимости от силы звука.

– Один из парадоксов астрономии – можно услышать эхо взрыва, произошедшего пятнадцать миллиардов лет назад. Чем дальше видишь в пространстве, тем глубже уходишь в минувшее. Вполне вероятно, что когда-нибудь у нас будет телескоп такой мощности, которая позволит присутствовать при самом важном историческом событии – рождении Вселенной. При Большом взрыве. Пока мы довольствуемся лишь его эхом.

По мнению Сандерсона, эволюцию можно представить себе в виде Эйфелевой башни. В основании – энергия, выше – материя, планеты, затем – жизнь. И, наконец, на самой верхушке – человек, самое сложное и позже всех появившееся животное.

Сандерсон развернул на стене схему, которую Лукреция поторопилась переписать, – ход эволюции, как его себе представлял профессор.

– 15 миллиардов лет назад: рождение Вселенной.

– 5 миллиардов лет назад: рождение Солнечной системы.

– 4 миллиарда лет назад: рождение Земли.

– 3 миллиарда лет назад: первые следы жизни на Земле.

– 500 миллионов лет назад: первые позвоночные.

– 200 миллионов лет назад: первые млекопитающие.

– 70 миллионов лет назад: первые приматы.

События человеческой истории, помещенные в эту величественную перспективу, вдруг показались ничтожными, зажатыми в крошечный отрезок времени на острие бесконечности.

– Вы принадлежите к клубу «Откуда мы?», профессор? – спросила Лукреция.

– Конечно. Члены этого клуба, кстати, похожи на жокеев в начале забега, – улыбнуся астроном. – Все мчатся, стремясь к одной цели – открыть тайну происхождения человека, – но у каждого свой особый путь, в правильности которого он пытается убедить остальных.

– А какую теорию о появлении человека на Земле проповедуете вы? – спросил Исидор Катценберг.

Ученый поправил слуховой аппарат и пригласил гостей в свою личную лабораторию. Вдоль стен, на полках и в стеклянных витринах лежали камни.

– Вселенная бесконечна, – начал профессор Сандерсон. – В ней столько планет, что обязательно даже с точки зрения математики некоторые из них должны быть обитаемы. Не обязательно людьми, животными или даже растениями, но, может быть, крошечными живыми существами – бактериями, бациллами, микробами. Некоторых уже обнаружили на Марсе. Между прочим, Вселенную пересекают естественные космические корабли: метеориты.

Астроном достал из витрины и показал гостям несколько образцов скальных пород.

– Они постоянно путешествуют в космическом пространстве. Иногда падают на планеты, иногда ударяются, отскакивают и отправляются дальше, словно шары в огромном космическом бильярде. Метеориты подобны миллионам сперматозоидов, которые способны оплодотворить гигантскую яйцеклетку планеты.

– Метеориты – это то, что мы называем падающими звездами? – спросила Лукреция.

Профессор Сандерсон кивнул.

– Многие рассыпаются, попав в атмосферу, что и создает видимость движения звезд.

Профессор полагал, что на Землю падает в сутки около трех тысяч осколков космического происхождения. Некоторые из упавших метеоритов имеют достаточную плотность, чтобы содержать воздух, а стало быть, и микробы, бактерии и вирусы.

Астроном достал камешек темного цвета, словно обожженный на паяльной лампе, положил под микроскоп и предложил журналистам посмотреть на него. Он показал им крошечные следы, размером в несколько микрометров, в виде кружков и червячков.

Профессор считал, что тут сомнений быть не может. Метеориты оплодотворили Вселенную. Один принес на Землю жизнь, второй – вирус, уничтоживший динозавров, третий – микроб, под воздействием которого у приматов произошла мутация и появилась странная болезнь: очеловечивание.

Впервые гипотезу панспермии выдвинул в 1893 году швед Сванте Аррениус, в 1902 году ее поддержал англичанин лорд Кельвин. Затем о ней надолго забыли. Но в 1969 году в Австралии был найден метеорит «Мэрчисон». Он содержал семьдесят неповрежденных аминокислот, восемь из которых входят в состав человеческого белка!

Оппоненты могли возразить, что белки, окаменевшие при вхождении в атмосферу, были мертвы. Однако недавно был открыт прион, белок, который выдерживает очень высокие температуры. Прион сильнее вируса и способен гораздо быстрее передавать болезнь.

– Адам появился благодаря приону? – удивилась Лукреция.

Профессор Сандерсон был убежден в этом. Человечество каким-то образом берет начало от вируса внеземного происхождения, поразившего обезьян, которые в результате мутировали.

– Любая болезнь заставляет нас эволюционировать, – заметил астроном.

Он погладил метеорит, словно кошку. Высказанное им соображение было результатом долгих размышлений, которые шли вразрез с общепринятой точкой зрения.

Сандерсон стал доказывать свою теорию, согласно которой любой грипп, краснуха или гепатит немного изменяют свою жертву.

– С начала времен болезни способствовали эволюции человечества. Чума научила нас гигиене, холера заставила фильтровать воду, туберкулез помог открыть антибиотики. Кто знает, сколько пользы принесут нам новые болезни, которые сейчас так пугают людей?

Исидор Катценберг бродил по комнате, трогая то гладкий камешек, то осколок странной формы, рассматривал приборы и предметы, но не пропускал ни слова из того, что говорил Сандерсон.

– Каждая болезнь приносит с собой знание. Рак – болезнь, снижающая возможности к общению – здоровые клетки не могут передать больным информацию о том, что они должны прекратить размножаться. СПИД – болезнь любви, клетки не могут отличить то, что им полезно, от того, что вредно. Неспособность верно оценивать и контактировать, не это ли характерные признаки нынешнего состояния человечества? Чтобы победить эти болезни, человечество должно измениться. Затем придут новые болезни, которые будут способствовать новому витку развития.

– Эти соображения, наверное, вызывают немало споров в клубе «Откуда мы?» – сказал Исидор Катценберг.

Ученый признал, что иногда заседания проходят в напряженной атмосфере. Особенно сильны разногласия между верующими и атеистами, между дарвинистами и ламаркистами.

– Но если в астрономии нет доказательств и можно одновременно утверждать диаметрально противоположные вещи, в палеонтологии дело обстоит совершенно иначе. Здесь ученый может заставить заговорить любой осколок кости.

– Как профессор Аджемьян? – спросил Исидор.

Астроном вздрогнул, но не ответил.

Журналист подошел к ученому вплотную и резко бросил:

– Вы ненавидели профессора Аджемьяна.

Сандерсон удивленно попятился.

– Почему вы так думаете?

– Ваше лицо передернулось, когда вы услышали его имя. Лицо человека – это приборная доска с индикаторами.

Сандерсон пытался взять себя в руки, но не смог унять дрожь.

– Аджемьян… Профессор Аджемьян был странным человеком. Но я никогда на него не обижался. Даже после произошедшего со мной несчастного случая.

– Какого случая?

Сандерсон дотронулся до своего слухового аппарата.

– Моя глухота – последствие одной из злых шуток Аджемьяна. Однажды он подошел ко мне и шепнул: «Ну что, хочешь услышать Большой взрыв?» И, прежде чем я успел ответить, он взорвал большую петарду прямо у меня над ухом. Вот такой у него был юмор. Он считал, что человек, страстно увлеченный Большим взрывом, должен его пережить. И неважно, что у этого человека чувствительные барабанные перепонки. После этого случая я стал слышать на восемьдесят процентов хуже, а ведь слух помогает нам ориентироваться в пространстве гораздо больше, чем зрение.

– Это вы его убили?

– Нет.

– А кто, по-вашему, мог это сделать?

Грохот разлетевшегося вдребезги окна показался астроному еле слышным звяканьем. Лукреция едва успела повалить ученого на пол, как над стулом Сандерсона просвистел огромный камень, и посыпались осколки.

Осторожно поднявшись, профессор и его гости увидели сквозь разбитое окно того, кто бросил булыжник. Это была обезьяна. Она сидела на ветке и наблюдала за последствиями своей выходки. А затем, размахивая руками, скрылась, прыгая с дерева на дерево.

– Обезьяна! – воскликнула Лукреция.

– Она хотела убить меня! – испуганно сказал Сандерсон, ощупывая лоб, на котором, благодаря Лукреции, осталась лишь царапина.

– Почему обезьяна хотела убить человека? – спросил Исидор.

Профессор Сандерсон быстро оправился от потрясения.

– Это Конрад, – прошептал он.

– Конрад?

– Профессор Конрад и профессор Аджемьян были светилами французской палеонтологии. И ненавидели друг друга. Конрад считал, что странные теории Аджемьяна дискредитируют науку. Однажды они даже подрались. Я не хотел об этом рассказывать, но дело принимает такой оборот, что я больше не могу молчать. Профессор Конрад не только палеонтолог, он также и приматолог. Он заведует отделом «Обезьяны» в зоопарке при парижском Музее естествознания. Он отлично умеет руководить этими животными.

Лукреция записала имя подозреваемого и адрес, по которому его можно отыскать.

Исидор Катценберг смотрел на ветки, по которым прыгала обезьяна. Он думал, что «С» на зеркале в ванной комнате могло означать всего лишь:

«Обезьяна»[5].

27. ЗМЕЯ

«С-с-с, с-с-с», – шипит змея.

Едва ОН пришел в себя после пожара и встречи с чудовищем, как оказался один на один с большой змеей. ОН ненавидит змей.

Особенный ужас внушают ему именно питоны.

Змея обвивается вокруг его ноги и поднимается вверх по телу, чтобы задушить. ОН вздрагивает от липкого холодного прикосновения. Змея уже дважды обвила его шею. ОН чувствует, как она сжимает кольца, и пытается схватить ее за голову. Обычно у змей, которые душат жертву, зубы не ядовитые. Одно из двух: либо яд, либо смертельное объятие.

ОН пытается разомкнуть ей челюсти. Сородичи смотрят на него, не вмешиваясь. У каждого свои проблемы. Змея сдавливает ему трахею. ОН кашляет, чтобы протолкнуть воздух из дыхательного прохода, изо всех сил разжимает челюсти змеи. В ответ змея сжимает кольца еще сильнее. Его дыхание останавливается.

ОН думает, что сейчас умрет. Перед глазами проносится вся его жизнь. Бег, совокупления, войны, поединки, пиршества. И поскольку он не может записать свои мысли, никто никогда не узнает того, что с ним произошло. Вдруг издалека, из глубин сознания, возникает предложение.

Откуда явилась эта череда слов? Из будущего? Из прошлого? С облаков? Из другого, параллельного мира?

Слезами в дожде…

Фраза кажется ему очень красивой. Его биологический вид способен на такие мысли. ОН гордится тем, что принадлежит к передовым животным. Змея, наверное, так думать не может. Ощущение ценности жизни возвращается к нему.

В приливе сил ОН резким движением разрывает голову рептилии надвое. В каждой руке у него теперь по челюсти. Давление длинного, холодного, гладкого тела ослабевает. Воздух снова начинает циркулировать между горлом и легкими. ОН съедает голову змеи, а остальное отдает на растерзание детям. И не забывает напомнить малышам, что маленькие косточки иногда коварно застревают в горле. Даже мертвая змея опасна.

ОН взбирается по веткам. На вершине все кажется другим. ОН удалился от опасностей земли и приблизился к чуду неба. Как бы ОН хотел стать птицей и взмыть к облакам. ОН хотел бы, чтобы орел подхватил его. Тогда ОН поднялся бы вверх. Пусть даже на несколько секунд.

Собратья подумали, что ОН ухватился за ноги самки, чтобы спасти ее. Вовсе нет. ОН хотел вместе с ней подняться в небо.

ОН смотрит на небосвод. Вот мерцает звезда. ОН долго любуется ею. Метеорит пролетает рядом со звездой и оставляет след на темнеющем небе. Второй метеорит прочерчивает небесный свод, но ОН не знает, что это такое.

ОН считает метеориты маленькими огненными птицами.

28. ТЕОРИЯ ПРОФЕССОРА КОНРАДА

– А вы верите в эти истории с метеоритами? – спросила Лукреция.

Исидор Катценберг, не отвечая, купил билеты, взял сдачу, и они вошли в зоопарк парижского Ботанического сада.

В просторных заржавленных клетках буйволы спокойно соседствовали с медведями, а жирафы могли не опасаться тигров. Журналисты быстро шли в сектор приматов.

Профессор Конрад, в безупречно белом халате, с аккуратно подстриженными светлыми усами и тщательно приглаженными длинными седыми волосами, кормил резвящихся бабуинов. Ученый разговаривал с обезьянами, как с непоседливыми детьми:

– Ну, ну, будьте умницами, не то папа рассердится и вы не получите молочка.

Бабуины начали издавать тихие жалобные звуки. Профессор раздавал им сладкие и соленые лакомства. Самые крупные обезьяны выпрашивали добавку, умильно гримасничая и протягивая руки, словно нищие.

– И не пытайтесь разжалобить меня. Со мной это не проходит. Я дам молочка только тем, кто не попрошайничает.

Исидор и Лукреция решились окликнуть его.

– Здравствуйте, профессор Конрад. Мы – журналисты из «Современного обозревателя» и хотели бы поговорить с вами о происхождении человечества.

Шарль Конрад пообещал своим воспитанникам вернуться попозже. В ответ три бабуина оскалили зубы, заворчали и выдохнули воздух через ноздри, словно хотели охладить слишком горячее блюдо. Профессор закрыл дверцу клетки, обменялся с гостями крепким рукопожатием и предложил побеседовать на ходу.

– Итак, господа, как вы заметили, мы находимся в уменьшенной копии райского сада или, если угодно, в Ноевом ковчеге.

Он остановился, чтобы погладить крошечного лемура, просунувшего голову сквозь прутья и слизнувшего угощение с его ладони. Эти небольшие животные с пятипалыми ручками и любопытным взглядом были похожи на маленьких старичков.

Профессор Конрад объяснил, что не был зоологом, но профессия палеонтолога вынудила его заинтересоваться не только ископаемыми, но и живыми животными. И он стал приматологом.

Индонезийский орангутанг вытянул свою необыкновенно длинную руку и сумел, вцепившись в рыжие кудри Лукреции, притянуть ее голову к клетке. Он лизнул ее в ухо. Профессор Конрад немедленно пришел девушке на помощь. Он ущипнул орангутанга, и тот немедленно отпустил волосы Лукреции.

– Веди себя прилично, Жан-Поль. Не бойтесь, мадемуазель. Жан-Поль совершенно незлой, просто не умеет деликатно обходиться с дамами.

Обиженный орангутанг показал профессору кулак и закричал, дергая себя за половой орган, бесполезный ввиду того, что он жил в своей клетке совершенно один.

– Он, наверное, требует самку, – сочувственно сказал Исидор Катценберг.

– У него уже была самка, но Жан-Поль так ее искусал, что мы решили оставить его без подруги. Так он никому не может причинить зла.

Профессор Конрад предложил журналистам осмотреть Большую галерею палеонтологии.

Животные, выставленные на первом этаже музея, были лишены меха и кожных покровов, они были обнажены до скелетов. С человека же просто содрали кожу, и он стоял стыдливо облаченным в красные мышцы. Рука его была победно поднята, словно он только что выиграл забег. Гениталии прикрыты виноградным листиком. Довольный собой, он улыбался красными лицевыми мышцами и белыми связками.

Слева от него находились маленькие скелеты человеческих зародышей, найденные в подвалах монастырей. Справа – высшие млекопитающие, а за спиной – логично, не правда ли? – «низшие» млекопитающие.

– Я открою вам два основных двигателя эволюции. Первое – случай, второе – отбор видов.

Профессор Конрад указал на скелет птицы с маленьким клювом и на скелет птицы с большим клювом. Он начал с правого скелета.

– Взгляните, это синица. Они питаются червяками, которых достают из-под коры деревьев. Пришел день, когда они так размножились, что червяков стало мало. Синицы стали вымирать. Но у некоторых из них клювы были более длинные и заостренные, чем у сородичей, и они доставали червяков, спрятавшихся глубоко под корой.

Профессор указал на скелет птицы с длинным клювом.

– Птицы с коротким клювом исчезли практически все, остались только птицы с длинным клювом.

– Почему они мутировали?

– «Случайно». Словно природа ставила одновременно тысячи экспериментов. А естественный отбор затем устраняет наименее приспособленных.

– То есть, – сказала Лукреция, – применительно к человеку это означает, что однажды на Земле могут остаться лишь горбатые или обладающие большими зубами…

Профессор Конрад расхохотался.

– Это зависит от будущих критериев отбора. Во всяком случае, именно это происходит уже миллионы лет…

Они продолжали идти мимо трупов животных – лакированных, пронумерованных и снабженных табличками с непроизносимыми латинскими названиями.

– Я тут ни при чем. Эта мысль принадлежит не мне, а Дарвину, нашему общему учителю. Это единственная официально признанная теория эволюции. Случайность. Отбор видов.

Он обратил внимание журналистов на генеалогическое древо видов. Перед ними развернулась картина истории предков человека.

– 70 миллионов лет назад: появление первых приматов. Они были насекомоядными и очень походили на землероек.

– 40 миллионов лет назад: появление первых лемуров.

Древний лемур был не больше своего потомка, которого приматолог гладил несколько минут назад. Ученый считал лемуров чрезвычайно интересными – они были чем-то вроде черновика доисторического человека.

– У этих животных уже были три характерные для человека черты: отстоящий большой палец, плоские ногти, плоское лицо. Расположенный под углом к ладони большой палец позволяет хватать предметы и пользоваться ими как инструментами. Плоские ногти вместо когтей дают возможность сжимать кулак. У лемуров у первых появилась кисть руки.

Лукреция не заметила, как разжала пальцы, а потом стала складывать их различными способами.

– Благодаря плоским лицам лемуры начали видеть объемно. Животные, у которых глаза расположены по бокам морды, не могут определять расстояние и различать рельеф. У лемуров морда перестала быть вытянутой, и глаза оказались на одной плоскости. Лемуры обрели возможность видеть мир в трех измерениях.

Профессор Конрад посоветовал собеседникам провести опыт. Если прижать к носу два кулака, то стереоскопическое видение очень страдает. Без них же можно прекрасно видеть и объем, и предметы как вблизи, так и вдали. Теперь лемуры, прыгая с высоты, могли не промахиваться мимо ветки.

– Может быть, с плоским лицом зрение и улучшается, но я всегда думал, что при удлиненной морде челюсти – более мощный рычаг, позволяющий лучше кусать и держать добычу, – заметил Исидор Катценберг.

– Когда развивается рука, эта особенность становится не такой важной.

Приматолог продолжал экскурсию, проходя мимо обезьяньих скелетов.

– 20 миллионов лет назад лемуров обогнали обезьяны, их гораздо более ловкие мутировавшие кузены. В наши дни лемуры сохранились на Мадагаскаре. Остров, отделенный от африканского континента, стал, как плот, прибежищем последних представителей побежденного вида. На Мадагаскаре живет двадцать девять видов лемуров, а на всем африканском континенте – только шесть.

Профессор Конрад подвел слушателей к таблице биологических видов.

– Примерно между 4,4 и 2,8 миллионов лет тому назад появляется ветвь обезьян-австралопитеков, из которой позднее вышли люди. Человек стал отличаться от гориллы или шимпанзе благодаря изменениям климата, в этом нет никаких сомнений. Обезьяны населяли Восточную Африку, где произошло землетрясение, спровоцировавшее разлом почвы, так называемый рифт. Разлом вызвал образование трех особых климатических зон: зону густых лесов, гористую зону и зону саванн с редкой растительностью. В густых лесах выжили только предки шимпанзе, в горах – предки горилл, а в зоне саванн с редкой растительностью – австралопитеки, то есть предки людей.

Профессор Конрад провел пальцем по карте, по рифту – большому шраму на поверхности земли, начинавшемуся в Южной Африке и протянувшемуся до самой Турции.

– Основным различием между австралопитеком и доисторической гориллой или шимпанзе было исчезновение хвоста, необходимого для того, чтобы удерживать равновесие при прыжках с ветки на ветку. Дотроньтесь до вашего копчика. Этот бесполезный маленький обрубок хвоста внизу спины – последний признак древесной обезьяны, которой человек был до появления разлома.

Лукреция и Исидор повеселились, нащупывая у себя рудимент хвоста.

– Отсутствие хвоста – не единственное различие между человеком и обезьяной. Постепенно распрямился торс, увеличился объем черепа, лицо сделалось плоским, и у человека появилось стереоскопическое зрение. Не забудем и опущение гортани. Раньше приматы издавали лишь ворчание, опущение же гортани значительно расширило диапазон звуков. Исчезла шерсть, период детства удлинился, то есть удлинилось время обучения детей. Возникли более сложные социальные отношения.

Ученый погладил украшенного виноградным листочком человека с ободранной кожей.

– И вот он, хомо сапиенс, то есть мы. Одна из совершенных форм творения природы. Памятник сложности.

– Вы знаете профессора Аджемьяна? – спросила Лукреция.

Профессор Конрад в замешательстве оборвал рассказ.

– Конечно, я знаю Аджемьяна, – сказал он. – Он был одним из самых одаренных палеонтологов нашего поколения. Но к концу жизни потерял рассудок. Он стал проповедовать совершенно безумные теории, дискредитируя нашу науку.

Ученый подвел гостей к лестнице, ведущей к его кабинету.

– Аджемьян – не единственный ученый, докатившийся до фантазий. Есть очень известные случаи. Чарльз Доусон, например, размахивая черепом пилтдаунского человека, кричал в 1912 году о том, что нашел недостающее звено. Ему верили несколько десятилетий, пока в 1959 году не обнаружили, что речь идет о творении рук человеческих: челюсть обезьяны была приставлена к черепу человека!

Конрад считал гибель Аджемьяна явлением естественным. Палеонтология подчиняется законам природы: выживают самые способные. Аджемьян, по мнению Конрада, сам подписал себе приговор.

– Этот человек вредил всем. Дискредитируя палеонтологию, он лишал серьезных ученых надежды получить гранты на исследования.

Профессор нервно рылся в ящиках, разыскивая последние научные публикации.

– Копии моих лекций помогут вам написать статью о происхождении человека, достаточно будет вставить в нее нужные отрывки.

Он вручил журналистам и свою фотографию, на которой он, словно Гамлет, улыбался, глядя на череп.

Пока профессор Конрад искал материалы, Лукреция осматривала комнату. Ее взгляд задержался на острых ледорубах, разложенных на маленьком верстаке. Палеонтолог-приматолог заметил это:

– Я знаю, – сказал он. – Он умер от удара ледорубом в живот. Вы думаете, не я ли убил его?

Ученый поморщился.

– Нет, тысячу раз нет. Хотя бы потому, что не хотел, чтобы его считали мучеником науки. Говорят, что тот, кто погиб слишком рано, познал истину.

Исидор Катценберг перебил его.

– А кто, по-вашему, мог его убить? У вас ведь есть соображения на этот счет, правда?

– «Cherchez la femme», ищите женщину. Разве не таков лейтмотив любого полицейского расследования?

Профессор Конрад заявил, что недостатка в женщинах в жизни погибшего не было. Вот, например, Соланж Ван Лизбет, которая поклялась отомстить, когда Аджемьян бросил ее.

Соланж Ван Лизбет… Перед тем как задать еще один терзавший ее вопрос, Лукреция отметила, что имя покинутой любовницы фигурировало в списке клуба «Откуда мы?».

– Перед тем как приехать к вам, мы посетили профессора Сандерсона. И во время разговора с ним подверглись нападению обезьяны. Как вы считаете, обезьяна может обидеться на человека?

– Дикая обезьяна – нет. Дрессированная может.

– А вы умеете дрессировать обезьян?

– Увы, нет. Я просто люблю их, я им друг, а не учитель. А вот доктор Ван Лизбет создала у себя в клинике школу для приматов. У нее, например, есть шимпанзе бонобос из Конго – самые умные и наиболее близкие к человеку обезьяны. Их способности удивительны. Вам надо съездить к Соланж в клинику «Мимозы».

Профессор сжал плечо Лукреции, быстро записывавшей название клиники в блокноте. Она, привыкнув, что самцы используют любой предлог для эпидермического контакта, даже не сразу отреагировала.

– Откуда мы, мадемуазель? Откуда мы все появились? Откуда появился я? Вопрос этот настолько основополагающий, что тот, кто даст на него ясный ответ, немедленно покроет себя неувядаемой славой. Неудивительно, что гонка за ним сопровождается некоторыми эксцессами.

Сказав это, профессор Конрад посмотрел на часы, извинился перед собеседниками и отправился к своим подопечным.

Оставшись в одиночестве, Лукреция и Исидор продолжили осмотр Музея естественной истории.

На улице темнело.

А они, находясь внутри старого здания, освещенного десятками неоновых ламп, этого даже не заметили.

29. НЕНАСЫТНАЯ НОЧЬ

Ночь опускается.

Стая не успела найти место для стоянки, значит, через несколько минут темнота превратится в кошмар.

Все больше расширяются их зрачки и округляются глаза в надежде поймать малейшие проблески света. Каждый старается поудобнее усесться на ветвях.

ОН поднимается к самым верхним веткам. Прогоняет сов. ОН хорошо чувствует себя наверху. Иногда по вечерам ему хочется побыть в одиночестве. По неизвестным причинам, ОН не нуждается в присутствии остальных, чтобы чувство страха исчезло.

Ночь делается все темнее и холоднее. Теперь стаю окутывает густой мрак. Этого ее члены боятся больше всего на свете. Чернота становится все более непроницаемой, шум джунглей – все навязчивее.

Зрение становится бесполезным, а слух обостряется. Члены стаи слышат фоновый гул насекомых, призывающих самок. Саранча, кузнечики, вечерние мухи… Этих бояться нечего.

Но вместе с гулом насекомых отчетливо слышится чье-то хриплое дыхание. Члены стаи знают, что чем громче сопение, тем опаснее его обладатель. Нередко это бывает леопард – чудовищная кошка, внезапно прыгающая в листву, чтобы схватить кого-нибудь из них.

Члены стаи не видят в темноте, поэтому они беззащитны перед ночными хищниками. Именно поэтому ОН всегда старается забраться на самый верх, чтобы леопард не украл у него жизнь.

Они ждут.