Чингисхан: Неизвестная Азия Бушков Александр
Самое интересное, что современные историки искусства скрепя сердце вынуждены признать: с середины XIV века русское ювелирное искусство полнится заимствованиями из Золотой Орды! Оказалось, что золотой оклад иконы «Богоматери Млекопитательницы» в Новодевичьем монастыре выполнен в ордынском стиле и, мало того, на полях оклада узор составлен из… многократно повторенного слова «Аллах». В панагиях Желтикова и Кирилло-Белозерского монастыря тоже четко прослеживается ордынский стиль…
Великий хан Угедэй, нужно признаться, был горьким пьяницей (от чего в конце концов и помер). Но в то же время он оказался весьма талантливым государственным деятелем. Якобы потомок кочевников, кочевую жизнь он отчего-то терпеть не мог — и занимался градостроительством на широкую ногу, создал разветвленную сеть почтовых станций, прокладывал дороги, приказал вырыть в безводных местах множество колодцев и соорудить немало государственных складов зерна, откуда в неурожайные годы населению раздавали продукты (позже эту ордынскую практику будет применять русский царь Борис Годунов, кстати, далекий потомок ордынского мурзы).
Вообще сохранилось немало свидетельств о том, как Угедэй раздавал просителям и просто бедным немалые деньги из государственной казны. Чиновники его канцелярии частенько пеняли великому на это расточительство — на что он ответил так: «Те, кто в этом (накоплении сокровищ. — А. Б.) усердствуют, лишены разума, так как между землей и зарытым кладом нет разницы — оба они одинаковы в своей бесполезности. Поскольку при наступлении смертного часа (сокровища) не приносят никакой пользы и с того света возвратиться невозможно, то мы свои сокровища будем хранить в сердцах, и все то, что в наличности и что приготовлено, или поступит, отдадим подданным и нуждающимся, чтобы прославить доброе имя».
Переходя к религии, стоит рассказать еще об одном случае, связанном с Угедэем. Однажды к нему явился некий араб, ярый противник ислама, и заявил, что якобы видел во сне великого Чингисхана, который просил передать своему сыну Угедэю, чтобы тот убил побольше мусульман, «так как они очень плохие люди».
Угедэй, не особенно и задумываясь, спросил:
— Он тебе это передал через кого-то или сам сказал?
— Собственными устами! — заверил хитрый араб.
— А ты татарский знаешь? — поинтересовался Угедэй. Араб сознался, что не знает.
— Вот и выходит, что ты, пес смердящий, брешешь, как нанятый, — спокойно сказал Угедэй. — Мой отец, кроме татарского, других языков не знал, как же он мог с тобой разговаривать, что бы ты его понимал?
Потом кликнул охрану, хитромудрого араба вывели прочь и укоротили на голову…
О веротерпимости подробно писал персидский историк Джувейни: «Они не принадлежали ни к одной из главных религий и не отдавали предпочтение никакой вере. Они избегали фанатизма и исповедания той или иной религии, избегали выделить одну из религий и поставить ее над всеми остальными. Скорее, они чтили и уважали ученых и набожных людей каждого вероисповедания. Они относились к мусульманам с большим почтением, так же как к христианам и идолопоклонникам. Многие из детей и внуков Чингисхана выбрали религию в соответствии со своими наклонностями: некоторые приняли ислам, другие — христианство или стали идолопоклонниками, некоторые примкнули к старинным верованиям своих отцов и дедов… они остерегались проявить хоть малейший фанатизм и не отклонялись от закона Чингисхана: уметь уважать все веры и не делать различия между ними».
Европа к подобной терпимости пришла только в конце двадцатого столетия…
Мельком об уровне науки. В стихах золотоордынского поэта Сайфи-Сараи (1321–1396) есть прелюбопытнейшие строчки:
- «Узнала любви притяженье душа,
- Землей вокруг Солнца круженье верша».
За сто пятьдесят лет до Коперника… То, что Земля обращается вокруг Солнца, предстает не как ошеломительная научная сенсация, а как проходная фраза, содержащая всем известные истины…
А если спуститься с небес на землю, в «Книге Марко Поло» отыщутся сведения о неизвестном европейцам способе топить печи: «Правда, что во всей провинции киданей есть способ применения черных камней: эти камни добывают в горах, и они горят, испуская пламя, как поленья: они сгорают полностью, как древесный уголь. Они долго горят, и готовить на них легче, чем на древесине… потому что они лучше и стоят меньше, чем древесина, которую таким образом экономят».
Совершенно неважно, существовал в действительности Марко Поло или нет, была ли приписываемая ему книга написана в XIII веке или в XV-м, когда была впервые напечатана. Главное тут в другом: в отличие от «диких» татар, «цивилизованная» Европа и в XV веке совершенно не умела топить печи каменным углем, хотя в Европе имелись немалые его залежи. Европа начисто сожгла свои обширные леса — вот и пришлось совершенно отказаться от мытья, и благородные дамы с кавалерами смердели вовсю — не от неряшливости, а оттого, что леса истребили, а углем пользоваться не умели…
О высоком положении женщин в Золотой Орде сохранилось немало свидетельств. Добропорядочный мусульманин Ибн Бат-тута изрядно возмущался тем, что тюркские женщины не сидят затворницами по теремам и разгуливают с открытыми лицами.
И записал добросовестно: «Я был свидетелем в этой стране одной удивительной вещи — уважения, которым пользуются женщины: они имеют действительно более высокий ранг, чем ранг, занимаемый мужчинами… часто жену сопровождает ее муж, которого многие принимают за одного из ее слуг».
Плано Карпини: «Девушки и женщины ездят верхом и несутся вскачь так ловко, как и мужчины. Мы даже видели, как они неслись со стрелами и колчаном… Женщины выполняют все работы: шьют шубы, одежду, обувь и все, что делается из кожи; они ведут телеги, чинят их, нагружают верблюдов и делают все быстро и ловко».
Речь идет, разумеется, о простолюдинках — дамы благородного сословия гораздо более утонченны.
Итальянец Рикольди дель Монтекроче (1291 г.): «Татары относятся с большим уважением ко всем женщинам в мире, но особенно к своим. Именно женщины занимаются общественными и домашними делами, они же покупают и продают. Женщины горды и воинственны. Они ездят верхом, как мужчины, и я их видел часто въезжающими в города, как мужчины, с луком и стрелами. Они очень верны своим мужьям».
После всего этого с нешуточным удивлением читаешь проникнутые простодушным цинизмом рассуждения историка С. Соловьева о некоем «превосходстве» Европы над всеми прочими: «Превосходство древнеевропейских народов над восточными нам понятно, потому что у первых мы видим чрезвычайно благоприятные природные, племенные и исторические условия, или условия народного воспитания… Также понятно нам превосходство новых европейских народов перед древними, потому что к той же выгоде условий природных и племенных присоединился запас древней цивилизации, да еще выгоднейшие исторические условия, лучшее воспитание, присоединилась общая жизнь народов при высшей религии».
Отсюда следует непререкаемый вывод: «Но мы не имеем никакого права сказать, что… племена монгольские, малайские и негрские могут перенять у арийского племени дело цивилизации и вести его дальше».
«Арийский» мыслитель, забавлявшийся подобными упражнениями за полсотни лет до герра Розенберга, и не подозревал, насколько вторична и убога европейская цивилизация в сравнении с азиатской, понятия не имел о высокой культуре тех, кого высокомерно назвал «монгольскими племенами»…
В Золотой Орде, кстати, никаких монголов нет. Нет, хоть ты тресни. Куда ни глянь — повсюду тюрки, тюрки и еще раз тюрки. И уже совершенно не убеждают ритуальные утверждения множества историков — были монголы, были, непременно были, только они, вот незадача, в кратчайшие сроки «растворились» среди тюрок… Вздор. Если монголы смогли буквально в течение пары десятков лет без следа «раствориться» в тюркском море, значит, они и с самого начала не играли в событиях особой роли — вполне возможно, что огромное войско Чингисхана мимоходом подхватило в свои ряды и какое-то небольшое монгольское племя — но не более того…
Выше уже говорилось, что и «Чингисхан», и «Темуджин» — совершенно не монгольские имена, а тюркские. Рассмотрим еще несколько любопытных фактов.
Довольно часто в качестве «доказательства» прихода на Русь именно монгольской орды кстати и некстати поминают о нескольких находках (и в Киеве, и в других местах) черепов людей, несомненно принадлежавших к монголоидной расе. И в простоте душевной полагают это неопровержимой уликой. Цепочка рассуждений простая: если есть монголоидные черепа — значит, их хозяева когда-то пришли из Монголии.
Святая простота… Суждение логически вроде бы верное, но насквозь неправильное…
Дело в том, что обладатели «монголоидных черепов»… обитали в европейской части России за многие столетия до прихода Чингисхана.
В погребениях VIII–IX веков на территории так называемого Цимлянского городища, неподалеку от Дона, давным давно обнаружены черепа «со значительной монголоидной примесью» — просто-напросто в те отдаленные времена в Северном Причерноморье уже обитали как жители сарматского (европейского) облика, так и самые натуральные монголоиды. Не имеющие, таким образом, никакого отношения к расположенной за восемь тысяч километров от них Монголии…
Более того, в гораздо более ранние времена, примерно пятнадцать тысяч лет назад, наряду с кроманьонцами в Западной Европе обитали и люди так называемого лапоноидного типа, т. е. с явными признаками «монголоидности». Ученые считают, что именно от них и произошли живущие ныне в Финляндии саамы — по своему облику классические монголоиды. Которые, кстати, вполне могли оказаться в том или ином количестве среди тех, кто меж собой воевал на территории Руси. Так что «монголоидные черепа», относящиеся к периоду взятия Киева Батыем, доказывают лишь одно: что далеко не все обитатели Европы были европеоидами, только и всего…
Да что там монголоиды… Когда-то в Европе в качестве коренных жителей обитали самые натуральные негры. Еще в 1954 году на знаменитой стоянке древнего человека в Костенках ленинградские археологи раскопали погребение, и, когда профессор М. М. Герасимов восстановил по черепу облик похороненного, получился классический… негроид! Обитавший в незапамятные времена под нынешним Воронежем.
Ничего удивительного: еще в самом начале двадцатого столетия и во Франции, и в Италии раскопали немало черепов, принадлежавших опять-таки негроидам. А позже и в Причерноморье — но, насколько мне известно, никто даже не пытались выдвигать гипотезы, будто в седой древности из далекой Африки пришла некая «негритянская кочевая орда». Все гораздо проще: в кроманьонские времена в Африке обитали не только негроиды, но и племена вполне европейского облика, а в Европе, соответственно — негроиды. Точно так же обстоит и с монголоидами, которые мирно — или не всегда мирно — обитали по соседству со славянами и шведами за сотни лет до Батыя…
Интересные вещи обнаруживаются при вдумчивом чтении киргизского народного эпоса «Манас». Разумеется, подобные произведения никак нельзя считать историческими источниками, но все же в них неминуемо отражаются какие-то исторические детали. Взять, скажем, европейскую средневековую «Песнь о Роланде», славном рыцаре Карла Великого, согласно балладе, оставшемся прикрывать отступление армии Карла, преследуемого мусульманами-сарацинами и геройски погибшем при этом. На самом деле Карл Великий воевал тогда не с сарацинами, а с басками-язычниками — но вот остальное полностью соответствует исторической правде: маркграф Роланд был реально существовавшим человеком, он действительно погиб в горном ущелье, защищая проход…
Так вот, «Минас», что называется… в упор не видит никакой такой «великой монгольской империи». Согласно эпосу, у средневековых киргизов было только два серьезных противника, с которыми они постоянно боролись: это китайцы и кочевые племена калмыков, как раз и обитавших тогда в районе современной Монголии.
Разумеется, историки, не в силах игнорировать этот очевидный факт, еще с полсотни лет назад предложили свое объяснение: по их убеждению, киргизы попросту «называли калмыками все монголоязычные народы».
Написать такое мог только человек, совершенно не знающий древних традиций Великой Степи. Там как раз принято было скрупулезно доискиваться до корней. Всем, наверное, помнится извечный вопрос, с каким обращаются к герою в русских сказках: «Ой ты, гой еси, добрый молодец! Ты какого будешь роду-племени?»
Так вот, этот вопрос позаимствован из старой тюркской традиции, где его следовало понимать в буквальном смысле: путник, какого ты рода, какого племени! В степи не бывает каких-то абстрактных «казахов» — есть кият, меркит, жалаир. Не бывает абстрактных «хакасов», обязательно поинтересуются: ты саганец или шорец? И так далее. Так что насчет «обобщенных» калмыков — чушь собачья. Тут другое: средневековые киргизы просто-напросто не видели поблизости от себя никаких таких сильных, могучих, представлявших реальную опасность монголов, вот и все…
Кстати, «кият», «меркит», «жалаир» и «аргын» — роды, упоминающиеся при перечислении «монгольских» родов Чингисхана, — это современные казахские роды! К монголам никакого отношения не имеющие.
Наконец, «древнемонгольский» обычай избрания нового хана отчего-то неизвестен в монгольской традиции, зато, как оказалось, как две капли воды похож на обычай, сохранившийся у казахов и узбеков до конца XIX века: когда кандидат получает большинство голосов участвующих в избрании знатных лиц, его сажают на кошму из тонкого белого войлока и трижды приподнимают войлок за концы, громко провозглашая: «Хан! Хан! Хан!». Потом вслед за знатью ту же процедуру повторяет «простой народ», кошму рвут на мелкие кусочки, за которые идет форменная драка — каждый старается унести такой лоскуток в память о том, что он лично участвовал если не в избрании хана, то в его торжественном провозглашении. В тюркских языках этот ритуал именуется «хан кутармак», на персидском «хан бар даш-тан». Монгольского аналога не существует…
Есть интересное объяснение слова «монгол» применительно к татарам, взятое из средневекового китайского документа «Краткие сведения о черных татарах», написанного книжниками Пэн Да-я и Сюй Тином: «Государство черных татар называется Великой Монголией. В пустыне имеется гора Мэнгу-шань, а в татарском языке серебро называется мэнгу. Чжурчжени называли свое государство „Великой золотой династией“, а потому и татары называют свое государство „Великой серебряной династией“».
В том, что речь идет именно о Чингисхане и его державе, легко убедиться из дальнейшего текста: «Тот их правитель, который первым узурпировал титул императора, звался детским именем Тэмочжэнь, а по узурпированному им титулу императора — Чэнцзисы»…
Масса словесной эквилибристики применяется, чтобы «загнать» столицу татарской державы в невероятно полюбившиеся «классическим» историкам монгольские степи. Еще Карамзин «корректировал» книгу Плано Карпини, добавляя свои догадки. Вот, скажем, Карпини пишет: «Далее мы увидели обширное озеро, оставили его на левой стороне и чрез землю кочующих найманов на исходе июня прибыли в отечество монголов, которые суть истинные татары».
Карамзин добавляет в скобках к упоминанию об озере: «Байкал». Что является не более чем его домыслами, поскольку это озеро вполне может оказаться и Аральским морем. Тем более что Карпини пишет, как сначала приезжает в Хиву и Бухару, а потом как-то сразу оказывается у того самого «озера», которое все же больше похоже на Арал — между Бухарой и Байкалом расстояние весьма даже немаленькое, но Карпини-то не дает об этих землях, по которым вроде бы должен был проезжать, никаких подробностей.
Зато он дает координаты татарской державы, с «монгольской» версией категорически не сочетающиеся: «К востоку же от них расположена земля китайцев, а также солангов, к югу — земля сарацин, к юго-западу расположена земля гуиров, с запада — область найманов, с севера земля татар окружена морем-океаном».
Сарацины — это попросту среднеазиатские мусульмане. Гуиры — уйгуры. По поводу загадочных солангов один современный комментатор утверждает, что речь идет о корейцах. Корея к востоку от Монголии — это, знаете ли, оригинально. Всегда она находилась от монголов к югу.
Уйгуры — это жители нынешней китайской провинции Синь-цзян, расположенной неподалеку от того места, где сходятся рубежи Киргизии и Казахстана. Если уйгуры обитают «с юго-запада» от татар, то татары, соответственно — еще не обязательно в Монголии, а в том же Казахстане.
Но особенно мне нравится упоминание о «море-океане». Это какое же море-океан омывает с севера Монголию?! Зато если речь идет о той самой Заволжской Орде, то все становится на свои места — с севера вполне может оказаться «море», то есть Арал…
Довольно интересные вещи пишет о татарах и польский историк начала XVII века Михалон Литвин: «Хотя татары считаются у нас варварами и дикарями, они, однако, хвалятся умеренностью жизни и древностью своего скифского (курсив мой. — А. Б.) племени, утверждая, что оно происходит от семени Авраама, и они никогда не были ни у кого в рабстве, хотя иногда бывали побеждаемы Александром, Дарием, Киром, Ксерксом…»
Иными словами, татары — или по крайней мере какая-то их часть, — считают себя потомками «исчезнувших» скифов, живущими в Причерноморье достаточно давно, чтобы иметь дело с Александром Македонским, Дарием, Киром и Ксерксом. Батый, по Литвину, родился опять-таки в Заволжской Орде. Причем татары отчего-то считают своим праотцом именно Авраама, родоначальника еврейских племен, а пить вместо браги молоко им заповедал не кто иной, как… библейский царь Соломон! Я устал повторять, что до восемнадцатого века существовала совершенно другая историография, ничего общего не имевшая с нынешней — именно стройная система исторических знаний, а не «скопище заблуждений и анахронизмов»…
Как и все без исключения его современники, Литвин полагает, что русские были вассалами не «монголов», а тех самых «заволжских татар». Что до «скифов», то и византийцы, и западноевропейские историки часто писали, что скифы преспокойно обитали в Крыму и в Средневековье, общаясь с генуэзцами. Лызлов на основании каких-то не дошедших до нас летописей считает, что половцы и «давным-давно исчезнувшие готы» — это один и тот же народ. Так, может быть, длинная череда народов, якобы на протяжении тысячи лет старательно «вытеснявших» друг друга, а потом поочередно самым загадочным образом «исчезавших», существует только в буйном воображении нынешних историков? И все означенные народы не «сменяли» друг друга, а обитали на сравнительно коротком историческом отрезке, разве что время от времени меняя свои названия!
Кстати, Переяславско-Суздальская летопись преспокойно утверждает, что скифы — это всего-навсего хазары…
Ну что поделать: русские летописи сплошь и рядом — источник совершенно еретических с точки зрения скалигеровщины фактов. Лаврентьевская как ни в чем не бывало утверждает, что Александр Невский в 1250 году, после победы над шведами, устроил некое «празднование памяти князя Владимира», причем среди торжественных мероприятий числится и церковная служба в «великом граде Киеве» — который вроде бы до основания разрушен татарами и совершенно обезлюдел…
Новгородская летопись старшего извода отчего-то считает, что храм Святой Софии в Киеве закладывался дважды — в 1017 и 1037 годах.
Еще о скифах. Автор «Славянской хроники» священник Гельмольд (1171 г.) причисляет к скифам не только славян, но и скандинавов.
Но вернемся в Золотую Орду, где татарская армия вновь собирается в поход — на сей раз в Европу…
Глава двенадцатая. Сияние и закат
В начале 1241 года, зимой, татарские тумены перешли Вислу, и начались события, известные как «монгольское вторжение в Европу». Этот поход тоже таит немало загадок. Судя по всем последующим событиям, сам Батый особенного желания вторгаться в Европу не испытывал, ему было неплохо и в золотой юрте на Волге. По версии Ипатьевской летописи, на эту кампанию Батыя подбил тот самый пленный тысяцкий Дмитрий, которого татары приняли на службу в Киеве. Предположение сомнительное: слишком масштабным был поход, чтобы начинать его единственно по совету едва принятого «в ряды» чужестранца, которого еще не проверили в деле…
Более правдоподобен вариант, по которому татары вторглись в Европу, преследуя своего старого «кровника», половецкого хана Котяна, бежавшего к венграм. За ханом числился весьма серьезный грешок — он в свое время убил татарских послов. Достоверно известно, что великий хан Угедэй писал венгерскому королю Беле, требуя выдать Котяна и обещая в случае неподчинения много неприятных сюрпризов. Как пишет современный отечественный историк, «Бела проявил враждебность к монголам». Подобные уклончивые фразы в устах европейского человека всегда настораживают. Уж не убил ли и Бела послов, по рыцарским правилам старушки Европы?
А вы знаете, так и оказалось! Только в 1920 г. в архивах Ватикана обнаружили письмо сменившего Угедэя великого хана Гуюка, где он в упрек мадьярам поминает именно что об уничтожении ими посольства…
Правое крыло татарского войска вошло в Польшу. Впрочем, это уже было не «татарское» войско, а имперское. Поляки моментально опознали среди наступающих смоленские и галицкие дружины. Глупо думать, что русских туда погнали силой — дружинник того времени, профессиональный вояка, жил исключительно военной добычей, так что вряд ли смолян и галичан пришлось долго уговаривать, как стеснительных девочек. А король Бела в письмах европейским монархам жалуется, что его обложили, как волки овчарню, всевозможные славянские «еретики», среди которых упоминает и бродников.
Татары захватили Сандомир и Краков, без особого труда разгромили парочку местных князей средней руки. В Силезии, у городка Лигнице им навстречу вышел человек посерьезнее — Генрих Силезский из польского королевского рода Пястов, к которому примкнули моравский владетель Владислав, тамплиеры и рыцари Тевтонского ордена…
Их тоже разбили быстро и качественно. Генрих и Владислав погибли в бою (причем неутешные родственники Генриха поставили над ним художественно выполненное надгробие, где вопреки очевидным фактам именно Генрих попирает ногами и щекочет мечом злого татарина, причем у татарина, вот диво, внешность совершенно русская…). Чешский король Вацлав, узнав об этаком афронте, решил с татарами не связываться (правда, некоторые источники уверяют, что какое-то мелкое сражение между чехами и татарами все же состоялось).
Тем временем левое крыло татар вторглось в Венгрию. К тому времени выяснилось, что хана Котяна недавно прирезали сами же венгры, но останавливаться уже никто не горел желанием.
В битве на равнине Мохи венгров расколошматили подчистую. При этом погиб татарский военачальник, чье имя до сих пор не удается определить точно. «Юань би-ши» именует его «Бахадуром», но о ком именно идет речь, непонятно. Эта смерть стала основой для устойчивой легенды, что в Венгрии погиб сам Батый, имевшей некоторое хождение и угодившей даже в отдельные русские летописи.
Король Бела бежал в Австрию. Вот тут Европу затрясло по-настоящему. По невежеству своему европейцы были нисколечко не осведомлены о том, что лежит за пределами их крохотного «континента», а потому терялись в догадках. Тут еще случилось полное солнечное затмение, и «цивилизованная» Европа, усмотрев в этом недобрый знак, ополоумела окончательно. Сохранилась масса свидетельств о невероятной панике, охватившей не то что континентальные страны, но и островную Англию. Со всех сторон неслись уверения, что настал конец света.
Священники из тех, кто питал пристрастие к мистике, стали лихорадочно перелистывать Библию в поисках подходящего места. И накопали-таки упоминание о некоей «стране Фарсис», чей царь «будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли». В одном из псалмов тоже значилось: «падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах, цари Фарсиса и островов принесут ему дань». Творчески развивая эту мысль, кто-то из патеров связал царя Фарсиса с тремя волхвами, привезшими приношения младенцу Иисусу. А поскольку мощи трех волхвов покоились в Кельнском соборе, то дальше рассуждалось уже совсем просто: «неведомые пришельцы» идут на Кёльн, чтобы забрать мощи своих предков…
Легко представить, что поднялось в Кёльне, когда там прослышали об этих теоретических изысканиях… Но переполох быстро утих — татары свернули из Польши и Венгрии на юг, на Балканы, так что теперь было совершенно ясно, что на Кёльн они не пойдут.
Тогда не желавшие останавливаться на достигнутом патеры выдвинули новую гипотезу: пришельцы и есть то самое неведомо где потерявшееся «тринадцатое колено Израилево». Кто-то самый грамотный тут же вспомнил, что 1241 год соответствует 5000 году по еврейскому календарю, и в этот год многие евреи ждут прихода Мессии или хотя бы возвращения царя Давида.
Тут к делу подключился епископ Матье Парижский и довел изыскания до логического конца: бей жидов, спасай Европу! И огласил неизвестно как к нему попавшую сенсационную информацию: ворвавшиеся в Европу «дикари» и в самом деле — пропавшее «тринадцатое колено», о чем европейские евреи прекрасно знали заранее, а потому, «собравшись на совет в тайном месте», составили коварный план изничтожения христианского мира. Для чего собрали уйму золота и драгоценных камней, накупили массу оружия и доспехов, спрятали в бочки и поджидают теперь татар, чтобы все это им отдать…
К сожалению, шуткой тут и не пахло. Под воздействием сенсационных откровений епископа Матье по всей Западной Европе, от Англии до Рима, начались обширнейшие еврейские погромы…
Тем временем татары появились под Веной. Во время схватки с их передовым отрядом рыцари герцога Габсбургского взяли в плен командира отряда, который оказался… английским дворянином на службе у великого хана! Более точных сведений о нем уже не доискаться — австрийцы его сгоряча убили, так что все подернуто туманом неизвестности…
Отступив от Вены, татарские отряды двинулись по Хорватии вдоль Адриатического моря (о возможных причинах этого марша я уже писал в «России, которой не было», и повторяться не буду. Скажу лишь, что в отличие от других гипотез, эту я пересматривать не намерен). Король Бела, укрывшись где-то на островке посреди Адриатики, посылал отчаянные письма европейским монархам и папе Римскому, прося помощи.
Папа Григорий IX призвал европейских королей выступить в крестовый поход против «неверных». Но те вели себя совершенно так же, как совсем недавно русские князья, не проявляя ни малейшего желания объединяться и вообще идти в поход. В Европе в это время бушевали свои усобицы — меж теми, кто поддерживал папу, и теми, кто выступал против него. Сами же папские приближенные поддавали жару, обвиняя германского короля Фридриха II, что это именно он втихомолку договорился с татарами, «организуя заговор против монархии во всем мире, ведущий к окончательному крушению христианской веры». При этом означенного Фридриха непринужденно сравнивали с Люцифером и Антихристом.
Шум по всей Европе стоял страшный. Срочно распространились «свидетельства» о нравах татар, вроде, например, следующего: «Их вожди питаются трупами, как будто это хлеб, и оставляют ястребам только кости… Старых и некрасивых женщин отдавали этим каннибалам, и они их ели в течение дня, красивых женщин воздерживались есть, но, несмотря на их крики и слезы, они их душили, многократно подвергнув изнасилованию… Они оскверняли девушек, пока те не умирали, затем отрезали им груди, которые они подносили своим начальникам как деликатесную еду, и те их с жадностью поедали…»
Неизвестно, кто больше трясся от ужаса после таких «фронтовых сводок» — старушки или молодые красотки. Правда, сочинил эту страшилку некий аббат Ион из французского города Нарбонна, который в жизни не видывал ни одного татарина и за пределы Франции не выезжал…
В общем, крестовый поход откровенно застопорился — Европа сочиняла страшные сказки и взапуски уничтожала беззащитных евреев. Матье Парижский срочно сочинил трактат об обычаях татар, где подробно живописал, как они лопают вшей горстями и пьют кровь пленников (самое смешное, что его бред до сих пор кое-где фигурирует в качестве «исторического источника»).
Французский король Людовик IX, когда его матушка попыталась намекнуть насчет крестового похода на безбожных татар, отписал в ответ следующее: «Мать моя, пусть правит нами покой небесный. И если эти люди, которых мы называем татарами, должны прийти к нам, то или мы закинем их назад в район Тартара, откуда они вышли, или же они всех нас отправят на небо».
Известный историк Г. В. Вернадский отчего-то назвал это «глубоким религиозным чувством и покорностью судьбе». Вашему покорному слуге скорее уж представляется, что Людовик отличался здоровым цинизмом — роман Вальтера Скотта «Квентин Дорвард», основанный на строгих исторических фактах, дает кое-какое представление об этой весьма характерной персоне, далекой от христианских добродетелей…
Шведы с тевтонцами вскоре переключились на более выгодное и традиционное занятие, нежели война с татарами, — вылазки против Новгорода и Пскова. Европейское единство решительно не вытанцовывалось. Наоборот, как и в других местах, знатные господа, мадьярские и немецкие, не особенно и ломаясь, переходили к татарам. Сохранилось свидетельство европейского хрониста, что после неудачной для венгров битвы у Шайон на службе у ордынского военачальника Кадана моментально оказалось шестьсот немцев из числа капитулировавших.
Европа дружненько отстукивала зубами от ужаса, но объединяться для крестового похода все равно не собиралась, хоть ты тресни; бродячие проповедники кричали на перекрестках о Гоге и Магоге, о грядущем и скором пришествии Антихриста; по всей Европе увлеченно истребляли евреев, поскольку это предприятие было выгодным и совершенно безопасным; где-то в глуши отсиживался венгерский король Бела — все, казалось, рушится…
И тут Батый уводит свои тумены из Европы!
Это до сих пор кажется настолько ошеломительным, нелогичным, непонятным и загадочным, что в версиях по сей день нет недостатка.
Русские с легкой руки Александра Сергеевича Пушкина привыкли считать, что татары-де «забоялись» оставить в тылу разбитую, но не покоренную Русь, несгибаемо строившую планы всенародного отпора захватчикам.
Как это ни оскорбительно для национального самолюбия и патриотической восторженности, но с глубоким прискорбием приходится констатировать, что ничего даже отдаленно похожего в реальности не существовало. Русь, по причине разобщенности и откровенно враждебного отношения княжеств друг к другу, ни малейшей опасности не представляла — и никаких таких планов «православного крестового похода» не существовало и существовать не могло. Галичане и смоляне с превеликой охотой принимали участие в набеге на Европу (за что последние были освобождены от всей и всяческой дани), русские поселенцы по приказу Батыя обосновывались на венгерских землях, на Дон и Волгу (на Дону и Волге?) (потом историки это назовут «бегством от татарского нашествия», что на правду ничуть не похоже — еще можно с грехом пополам считать таковым уход русских на север и северо-восток, но вот как быть с тем, что они не менее охотно селились на южных, находящихся под контролем ордынцев, территориях? Археологические данные подтверждают, что в XIII веке появились целые поселения русских в Крыму, причем речь идет не о каких-то там жалких рабских лачугах. Империя, что греха таить — вещь привлекательная, а хороший мастеровой мог у татар неплохо устроиться — как описанный западноевропейцами русский золотых дел искусник Кузьма, сделавший великому хану великолепный трон и большую золотую государственную печать…)
Ну а сами князья объединиться в некое отдаленное подобие антитатарской коалиции были решительно неспособны, им представлялось гораздо более выгодным и важным собачиться друг с другом. Вот классический пример: знаменитый «княжеский съезд» 1295–1296 гг. во Владимире. Речь там шла о самом насущном и наболевшем: кому владеть Переяславлем? Обсуждение проходило настолько бурно, что князья похватали мечи и приготовились драться: с одной стороны — Андрей Владимирский, Федор Чермный и Константин Ростовский, с другой — Данила Московский и Михайло Тверской.
Смертоубийство с превеликим трудом предотвратили ордынский посол Олекса Неврюй и два епископа — сараевский Измаил и владимирский Симеон. Пикантная деталь: трое из тех князей потом были произведены в святые. А чуть погодя отдельные участники съезда нарушили его «исторические решения», и вновь началась междоусобица, довольно быстро, впрочем, затихшая — татары ни одной из сторон не стали помогать войсками, несмотря на слезные просьбы, а без татарской подмоги крушить соперников было как-то несподручно… Вообще, русские источники битком набиты примерами, когда ордынские послы этакой пожарной командой мечутся по Руси, крестом и пестом уговаривая русских князей не резать друг друга хотя бы по выходным и праздникам. А пресловутые «восстания горожан против татарского ига» сплошь и рядом напоминают обычные базарные драки на национальной почве. Классический пример: шел суздальский дьякон, вел кобылу на водопой. Прельстившиеся ею татары стали у дьякона животину отнимать, тот во всю глотку скликал соседей, завязалась кутерьма, к обеим сторонам подоспела подмога…
Поляки любят вспоминать, что это их гордая шляхта остановила вторжение Батыя — на что у них не больше прав, чем у русских. Тевтонские рыцари, едва оправившись от разгрома, тоже любили надувать щеки и хвастать, что это они отогнали басурмана. Даже чехи, имевшие с татарами парочку мелких стычек, стали в свое время твердить, что это их славный король Вацлав избавил Европу от татарской напасти. Да что там, даже баварского герцога пытались выставить спасителем Европы, сочинив историю, как татары, опустошив Польшу и Венгрию, стали переправляться через Дунай, чтобы лавиной разлиться по германским землям — но доблестный баварский герцог Оттон IV со своей ратью перестрелял их из луков и потопил. Вот только единственный источник, сообщающий об этом славном подвиге принадлежит борзому перу даже не баварского, а флорентийского книжника, писавшего к тому же через сотню лет после Батыева похода…
Поскольку предположения о том, что Батый «забоялся» и далее воевать со славными витязями (графу «национальность витязей» каждый заполняет сам, согласно своим предпочтениям) годятся разве что для «настоящих историков», у людей более трезвых родилась другая гипотеза: Батый увел войска, узнав о внезапной смерти великого хана Угедэя — ибо для него жизненно необходимым было участвовать в выборах нового владыки.
Это уже больше похоже на правду, но… существует немало достоверных свидетельств тому, что Батый оставался в Европе еще долгое время, даже получив известие о смерти Угедэя. Тверская летопись пишет — три года, Рашид ад-Дин — полтора.
А ведь существует самый простой вариант объяснения причины решительного и бесповоротного ухода Батыя: татарам, привыкшим к огромным и богатым городам Азии, Европа показалась слишком убогой и нищей, чтобы тратить на нее силы всерьез. Татарам попросту никак не улыбалось проливать кровь и тратить силы, чтобы в конце концов стать повелителями крохотных городишек, утонувших по колено в навозе. Косвенным образом это подтверждается тем, что никогда более, даже во времена своего расцвета и нешуточного могущества, они даже не пробовали вторгнуться в Европу (хотя вроде бы, как мы помним, существовало категорически того требовавшее «завещание Чингисхана»). На Ближний Восток ходили походами, в Китай — ходили, в Индию вторглись и основали там династию Великих Моголов. А вот в Европу больше — ни ногой. Всерьез предполагать, что они боялись европейских чудо-богатырей, никак не тянет…
А теперь перейдем к чисто внутренним делам татарской империи. Речь пойдет о череде событий интереснейших и загадочных, способных стать сюжетами множества приключенческих романов и фильмов…
То, что происходило там на протяжении многих лет, даже превосходит европейские хитросплетения интриг — читатель вскоре сам в этом убедится…
Великий хан (каган) Угедэй, судя по тому, что нам о нем известно, был человеком в принципе весьма даже неплохим — не тиран, не сатрап, не любитель войны и казней (сам признавался, что пороков у него только два — вино и доступные красотки). О народе пекся, зерно раздавал в голодные годы…
Вот только его смерть до сих пор остается загадкой. Вроде бы великий хан, всего-то пятидесяти лет от роду, скончался от неумеренного пьянства — но, согласно сохранившимся свидетельствам, сразу после его кончины широко распространились слухи, что дело ох как нечисто…
И последующее десятилетие с полным на то правом можно назвать бабьим царством…
Еще при жизни Угедэя большую часть своих властных полномочий и государственных дел он вполне официально передал своей жене Туракине (Туркан-хатун) — не татарке, а бывшей пленнице, на которой он когда-то женился во время одного из походов. Сохранились документы, свидетельствующие, что Туракина вполне серьезно управляла государственными делами и внешней политикой, религией и образованием, строительством и прочими административными вопросами.
Угедэй еще до кончины назначил официального наследника — своего внука Ширамуна, однако Туракина этому категорически воспротивилась и стала «продвигать» на престол своего сына Гуюка, субъекта вздорного, злого и никакими особенными талантами не блещущего.
Началось нечто вроде безвременья. Юный Ширамун не располагал влиятельными сторонниками — но и Гуюка великим ханом не выбрали, в буквальном смысле слова не собрав кворума. Великого хана избирала Золотая Семья — потомки и родственники Чингисхана, а большинство из них Гуюка терпеть не могли, да и он со всеми успел перессориться…
Так что белая кошма оставалась пустой… целых пять лет! Великого хана на престоле не было — но госпожа Туракина этому, в общем, не огорчалась, поскольку правила сама. Разогнала министров покойного мужа, немало высших чиновников — и, как легко догадаться, повсюду расставила своих. Самое интересное, что «премьер-министром» у нее тоже стала женщина — некая Фатима, то ли персиянка, то ли хорезмийка, захваченная в плен еще в Хорезме. Джувайни (как истинный мусульманин, относившийся к происходящему крайне неодобрительно: виданное ли дело — бабы правят?!) оставил подробное описание деятельности Фатимы, которая всем и заправляла от лица Туракины (впрочем, властная Туракина и сама была отнюдь не марионеткой в руках фаворитки).
Нужно непременно уточнить, что татарская империя была, собственно, федерацией из крупных улусов, принадлежавших сыновьям Чингисхана и их потомкам: области со своими правителями и «федеральный центр» — столица великого кагана. Так вот, из четырех правителей мужчиной оказался только один — Батый, который решил на имперский трон не претендовать и, обосновавшись в Поволжье, строил то государство, которое вскоре стало известно как Золотая Орда.
В «федеральном центре» сидела Туракина с премьершей Фатимой. Двумя остальными регионами управляли две вдовы Чингизидов, Соркоктани и Эргэнэ (опять-таки не татарки, а бывшие пленницы). Надо полагать, дамы были решительные и незаурядные, если смогли отодвинуть в сторонку жаждавших власти мужчин — а их в роду Чингисхана насчитывалось немало…
Туракина разогнала практически всех, кто занимал высшие государственные посты при Чингисхане — правда, никто из них не лишился головы, время было еще, можно сказать, вегетарианское.
Но вскоре оно пришло к концу. В 1246 году Туракина продавила наконец кандидатуру любимого сыночка Гуюка на пост великого хана — правда, и сама при этом не собиралась устраняться от государственных дел, крепко держа в руках бразды. Батый, кстати, на курултай не приехал, отговорившись ревматизмом — через своих людей в столице успел прознать, что ему, очень возможно, в два счета там устроят отравление грибами или неудачное падение с коня.
Естественно, очень быстро отношения матери и сына испортились совершенно. Гуюк прямо-таки метался, пытаясь выдумать что-нибудь популистское: то, по примеру Угедэя, начинал раздавать народу деньги и товары, то демонстративно стал покровительствовать христианам в ущерб всем остальным религиям (но, поскольку христиане эти были несторианами, то на Гуюка затаили неприязнь православные, к которым принадлежал — или, по крайней мере, покровительствовал им, — и сын Батыя Сартак)… Особой любви к нему все эти ужимки и прыжки не прибавили. Становилось ясно, что следует что-то предпринять в смысле «кровопролитиев».
И началось… Гвардейцы Гуюка силой захватили Фатиму. Низложенную госпожу премьер-министра обвинили в колдовстве и стали при большом стечении народа пытать раскаленным железом — что прямо противоречило «Ясе» Чингисхана, запрещавшей всякое мучительство даже в отношении приговоренных к смерти, которых следовало казнить быстро и без издевательств. Гуюк с невинным видом цеплялся за букву закона, объявив, что «Яса» касается только урожденных татар, а Фатима, если покопаться в родословной — всего лишь военнопленная, даже не жена татарина.
Разумеется, после многих дней лишения пищи и воды, плетей и раскаленного железа Фатима «чистосердечно призналась», что и в самом деле колдовала вовсю, чародейскими штучками добилась расположения Туракины и хотела наслать порчу на всю Золотую Семью… «Убедились?!» — орал торжествующий Гуюк, потрясая письменными показаниями. Народ безмолвствовал, косясь на конных гвардейцев…
Фатиму казнили самым зверским образом. Детали описывать не стоит — они чересчур мерзкие даже для того жестокого века (и опять-таки стали совершеннейшим нарушением «Ясы»). Тут же началась кампания по выкорчевыванию «врагов народа» — без всяких законов и судебных установлений хватали и убивали всех, кого объявляли «приспешником Фатимы». По закону репрессий дело очень быстро дошло до единственного оставшегося в живых родного брата Чингисхана Отчигина — его схватили, припомнили неудавшуюся попытку во времена «бескаганья» захватить власть и казнили, что было уже форменным беспределом, не лезшим ни в какие ворота.
А что же властная матушка Гуюка Туракина? А она как-то очень кстати умерла через три месяца после того, как сынок стал каганом, сразу после казни Фатимы. Обстоятельства ее смерти покрыты совершеннейшим мраком, нет ни малейших деталей. Персидский историк Джузджани оставил многозначительную фразу: «Но Всевышний знает всю правду». Поневоле задумаешься…
Затем что-то произошло с Эргэнгэ — подробностей опять-таки практически не сохранилось, но нет никаких сомнений в том, что она покинула этот мир вряд ли естественным образом…
Гуюк взялся за Соркоктани, предложив ей выйти за него замуж. Когда она отказалась, он разоружил ее войска, собрал немалую армию и двинулся якобы на «большую охоту» — вот только маршрут этой «охоты», если его проложить, упирался прямехонько во владения Батыя…
Соркоктани, судя по всему, находившаяся в прекрасных отношениях со своим племянником Батыем, послала к нему гонцов…
В общем, посреди затеянного им похода Гуюк отчего-то скоропостижно скончался, успев пробыть великим каганом всего полтора года. От роду ему едва исполнилось сорок три года, здоров был, как бык, так что с учетом всего вышеизложенного в естественную смерть абсолютно не верится.
Вдова Гуюка Оглу-Гаймыш, продолжая традиции «бабьего царства», попыталась было сама созвать курултай и, судя по сохранившимся свидетельствам, хотела править империей в гордом одиночестве — но поскольку, когда речь идет о троне, следует опасаться даже самых близких родственников, ее не поддержали и родные сыновья. А Батый с тетушкой обыграли вдову весьма даже изящно: именно Соркоктани владела той священной для татар землей, где Чингисхан родился, был избран и похоронен. И с невинным видом предложила провести курултай именно там. Ну кто тут мог отказаться?
Когда все собрались (знать без сильных воинских отрядов), по какому-то странному совпадению объявились тридцать тысяч конников под командой брата Батыя Берке — обеспечивать безопасность столь важного мероприятия, как они объяснили.
Ну а дальше было совсем просто. Окруженный тремя конными туменами курултай быстренько избрал великим ханом старшего сына Соркоктани Мункэ. Уже после избрания прискакали сыновья Угедэя и Гуюка и на скорую руку попытались организовать переворот с убийством Мункэ — но проделано все было наспех, топорно, Мункэ с этим горе-путчем без труда справился. И, не обладая ангельской кротостью, вынес семьдесят семь смертных приговоров. Поскольку, согласно «Ясе», пытать потомков Чингисхана или проливать их кровь законом запрещалось, кое-кому из путчистов, не мудрствуя, набивали рот камнями и землей, пока они не умерли. Соркоктани тем временем распорядилась схватить не унимавшуюся Оглу-Гаймыш, которую без особых издевательств утопили в ближайшей речке…
Со смертью Соркоктани и закончилось десятилетнее «бабье царство», — причем никак не следует вкладывать в это понятие какой-либо насмешливый или уничижительный смысл. Все перечисленные здесь женщины были по-настоящему крупными фигурами, государственными делами занимались всерьез, старательно и с несомненной пользой. Как легко догадаться, в Европе ни о чем подобном не следовало и мечтать — прошли столетия, прежде чем женщины перестали быть в большой политике и управлении государством редким исключением. Ну а женщин в роли премьер-министра Европа узрела только в конце двадцатого века.
При великом хане (или великом кагане, татары употребляли оба этих титула одновременно) Мункэ империя Чингисхана, пожалуй, достигла вершины могущества и величия. Все четыре сына Соркоктани, один за другим, стали великими каганами — Мункэ, Арик-Буга, Хубилай и Хулагу. Они покорили Персию, Багдад, Сирию и Турцию, разгромили китайскую династию Сун и покончили с жутким тайным обществом ассасинов, с которым пару сотен лет ничего не могли поделать ни крестоносцы, ни багдадские халифы.
Эта история сама по себе достаточно примечательна. Исмаилиты — причудливая помесь секты с тайным обществом убийц — по современным меркам были натуральнейшей террористической организацией, действовавшей во всем мусульманском мире. Грубо говоря, они, как водится, хотели, чтобы победили именно их идеи — ну а все остальное из этого проистекало. Программа их главаря Хасана ибн Саббаха была довольно простой. Вождь один знает истину, а остальные должны ему слепо подчиняться, любыми средствами добиваясь его прихода к власти. Человечество делится на людей и нелюдей. Приверженцы Вождя — единственные настоящие люди. Христиане и евреи — нелюди. Тюрки — порождение джиннов. Мусульмане, что сунниты, что шииты… в общем, тоже почти что нелюди, которых ради их же блага нужно привести к единственно правильному учению Вождя. Примерно так, без всякого преувеличения.
Хасан ибн Саббах хитростью захватил неприступнейшую крепость Аламут на вершине отвесной двухсотметровой скалы — а потом добавил к ним еще несколько. Его прозвали Старцем Горы…
«Пророк» собственного учения, не исключено, первым в истории создал школу террористов. Тщательно отобранных юношей учили мастерски прикидываться кем угодно, от нищего до вельможи, выслеживать, подсматривать и подслушивать, убивать и скрываться незамеченными. Учили на совесть, и выпускники потом наводили ужас на весь мусульманский мир. Согласно легенде (а может быть, и не легенде вовсе), Старец Горы устроил у себя в крепости «рай». Молодым «стажерам» подсыпали в пищу снотворного, а потом они, проснувшись, оказывались в прекрасном саду: красивые деревья, фонтаны, яства и пития, очаровательные девушки, выполнявшие любое желание. Ну а назавтра прекрасно отдохнувший юнец вновь просыпался в скромной келье. Приходил Старец и ласково объяснял: сын мой, ты провел денек в самом что ни на есть доподлинном раю — и, коли уж случится так, что ты героически погибнешь в борьбе за торжество идеалов, именно туда и вернешься на вечные времена…
Черт его знает, возможно, это и не легенда. Как бы там ни было, фидаи, террористы-смертники Старца Горы, долго наводили ужас на исламские страны. Список их жертв впечатляет: восемь мусульманских государей (в том числе два багдадских халифа), шесть визирей, наместники областей, правители городов, духовные лица и даже два европейских владетеля, князь Раймунд Триполийский и маркграф Конрад Монферратский. Полководцы, эмиры, султаны… Простых горожан, чиновников и офицеров никто не считал, такое их было множество…
Единственная промашка случилась со знаменитым султаном Саладином — как ни охотились на него исмаилиты, все покушения окончились провалом. Но это — уникальный пример. Обычно намеченная жертва рано или поздно расставалась с жизнью.
За исмаилитами гонялись все тогдашние секретные службы мусульманских государей, крестоносцы и простые горожане, их крепости пытались взять штурмом — но не получалось. Дело тут не только в совершенстве террористических методов, но еще и в том, что ассасины порой оказывались очень полезными: те же самые мусульманские государи частенько нанимали их, «заказывая» соперника, а потом так же стали поступать и крестоносцы, устроившие в Палестине свои крохотные королевства…
Ну а в середине XIII века в тех местах появились татарские армии — и татары, познакомившись с исмаилитами поближе, решили эту заразу истребить, чего очень быстро и достигли. Большинство крепостей было взято, последние продержались еще лет двадцать, но в конце концов сдались…
Татарские войска взяли Багдад, Иерусалим, Дамаск — и вышли к границам Египта. Там им нанесли поражение мамлюки, личная гвардия египетских султанов. Ирония истории в том, что мамлюки были по происхождению частично тюрки, частично славяне, проданные из Крыма в рабство…
Поскольку рассказывать все время о войнах, интригах и убийствах чуточку утомительно, непременно стоит вспомнить о знаменитом диспуте, который великий каган Мункэ как-то устроил меж представителями разных религий. Мероприятие было серьезное: христианин, мусульманин и буддист, каждый с «группой поддержки», должны были обсудить основы веры, подискутировать о природе добра и зла, о душе, о том, правда или ложь — реинкарнация, создавал ли Бог зло, или оно — от дьявола. Судя по всему, Мункэ, старательно соблюдавший изложенные в «Ясе» принципы веротерпимости, и в самом деле рассчитывал получить ответы на какие-то глубинные вопросы бытия…
Он сам установил правила, по которым малейшее оскорбление оппонента каралось смертью, а дискутировать следовало спокойно и чинно, ни в коем случае не переходя на личности.
К сожалению, чинной дискуссии о загадках бытия и Бога так и не получилось. Участники стали сбиваться на демагогию, согласием и не пахло, благожелательностью тоже, да вдобавок у татар было принято, чтобы борцы, поэты и ученые на своих состязаниях в перерывах невозбранно потребляли алкоголь, сколько душа пожелает…
В конце концов христианские монахи, исчерпав логические аргументы, принялись хором петь псалмы. Муллы, чья религия псалмов не знает, попросту стали во всю мощь легких декламировать Коран. Самыми тихими оказались буддисты: они сели на корточки и старательно принялись медитировать. Мункэ посмотрел-посмотрел на все это, да и махнул рукой, сообразив, что никаких высших истин с такой компанией не постигнет…
В «цивилизованной» Европе подобную дискуссию в то время представить себе решительно невозможно: обстановочка не та. Европа если и дискутировала о вере, то непременно посредством костров и приспособлений вроде дыбы и «испанского сапога»…
Всего через несколько десятков лет Великий Татарский Каганат двинулся к растянувшемуся на несколько столетий закату. Все в конце концов обрушилось — богатые города, почтовые тракты, библиотеки, ярмарки, поэтические состязания и веротерпимость, военные победы и мирные свершения. Империя понемногу распадалась на совершенно независимые государства. Некоторые из них, вроде державы Железного Хромца Тамерлана, на короткое время достигали могущества, но это уже ничего не могло изменить…
Почему так произошло? Да попросту оттого, что татары, создав огромное государство, своими же руками запустили в него вирусы, свойственные всякой городской цивилизации. Независимо от своего желания, они вынуждены были теперь подчиняться совершенно другим законам, о которых и представления не имели.
Я вовсе не хочу сказать, будто старинные обычаи Великой Степи приводили к созданию царства Божьего на земле — всего лишь пытаюсь доказать, что степные законы были неизмеримо более благородными, чем европейские. Но вот что до остального…
Зачатки сепаратизма, братоубийственных интриг, грязных политических игр, безусловно, существовали и в Великой Степи — но в том-то и печаль, что городская цивилизация в сочетании с широким общением с представителями иных культур послужила той чашкой с питательным бульоном, в которой с невероятной быстротой и размножаются лабораторные микробы. Создав великую империю, тюрки независимо от собственной воли перестали быть собой. Это уже была какая-то другая цивилизация. Усугублявшая пороки и подавлявшая прежнее степное рыцарское благородство. Не зря же поется в одном музыкальном спектакле:
- От Бога на земле все чудеса —
- Холмы, поля, леса,
- И радуга, и солнце, и вода —
- Но создал дьявол города…
Тюркам только показалось, что это они завоевывают мир. На самом деле это их незаметно завоевывали и покоряли невидимые и неощутимые, как радиация, но столь же смертоносные чужие установления, витавшие над занятыми городами…
И очень быстро все стало меняться. Первые ростки сепаратизма расцвели пышным цветом. Уже в 1267 году вспыхивает так называемая Великая Смута, растянувшаяся на сорок лет. Чингизиды разделяются на несколько ожесточенно воюющих лагерей, и начинается та же самая свара, которая не так давно сотрясала Русь — разве что в неизмеримо большем масштабе. В 1269 году два курултая избирают двух великих каганов — причем ни то, ни другое избрание не соответствует правилам, четко изложенным в «Ясе». И начинается — войны, интриги, претенденты на Белую Кошму посылают тумены друг на друга, знать примыкает то к одному претенденту, то к другому, предает, нарушает клятвы, убивает. Дядя подсыпает яд племяннику, а брат отправляет убийц к брату. Никто уже не соблюдает «Ясу», близкие родственники хрипят в лицо друг другу: «Мусульманин проклятый!», «Христианин мерзкий!», «Язычник поганый!»
Начинает распадаться и основанная Батыем Золотая Орда. Хан Узбек в качестве государственной религии вводит ислам — и те, кто не в силах отказаться от своей веры и не способен смириться с нарушением «Ясы», бегут, в том числе и в превеликом множестве на Русь.
На территории нынешней России воюют меж собой осколки Золотой Орды — Казанское ханство, Астраханское ханство, Крым, Московское царство. Правда, никакой особой непримиримости не существует. Московский царь поддерживает того или иного кандидата на казанский престол, казанцы и астраханцы, не меняя ни веры, ни подданства, участвуют в военных походах московского царя, то же происходит и с Крымом. В конце концов московские войска берут Казань (причем войска эти в значительной степени состоят из татар), Крым окончательно уходит в вассалы Османской империи…
Вот теперь только и начинается непримиримое противостояние Севера-Московии и Юга-Крыма. Меж Севером и Югом пролегает незримая черта, по обе стороны которой обитают, с точки зрения и московитов, и крымчан, совершеннейшие чужаки. Да и жители других бывших провинций Татарского Каганата, хотя и помнят о былом единстве, становятся друг другу злейшими врагами.
А Европа тем временем переживает «промышленную революцию» — и начинает сначала робко, затем все решительнее провозглашать себя светочем цивилизации посреди необозримого моря «диких азиатов». И в мусульманских странах, и в Китае, и в Индии, и в Московии все больше суетливых, высокомерных, позвякивающих монетами в кармане европейцев, презрительно взирающих на «варваров».
Да легенды злые…
Однако еще какое-то время Азия весьма резко противостояла Европе. Достаточно долго Турция вполне успешно вела экспансию в Европу (именно потому, что турецкая веротерпимость, как уже не раз говорилось, превосходила европейскую, а турецкие налоги были настолько меньше европейских, что к туркам европейские крестьяне бежали, прямо скажем, массами…)
Собственно говоря, следовало бы рассматривать мятежи Разина и Пугачева именно как последние, затухающие войны Азии против Европы: уклад на уклад, менталитет на менталитет, можно даже, пожалуй, сказать, цивилизация на цивилизацию. Ну а последнее противостояние Азии и Европы, если вдуматься, произошло уже в двадцатом столетии, когда армия адмирала Колчака двигалась на запад. Тут нет ни малейшей натяжки. Сибирь, то есть Азия, европейских, то есть большевистских новшеств не приняла совершенно. Поскольку жила абсолютно не по Марксу и не по Ульянову-Ленину. Специфика, знаете ли. Пролетариат был представлен главным образом рабочими железнодорожных мастерских вдоль Транссибирской магистрали, а крестьяне, по причине полного отсутствия помещиков, не нуждались в земле. Своей хватало. Оттого-то красные по всей Сибири были восприняты (свидетельств достаточно) вовсе не как новая власть, а попросту как бандиты, вынырнувшие на поверхность по причине смутного времени и безвластия. Их в свое время скинули без особых усилий (даже официозные труды признают, что Советская власть в Сибири «пала»). Поначалу заявившая о своей независимости Сибирь подняла бело-зеленое знамя и собиралась строить собственное государство. В окружении Колчака главными сторонниками этой линии были братья Пепеляевы, два молодых генерала, по своим политическим симпатиям близкие к эсерам. Однако сухопутный адмирал, наркоман и, есть стойкие подозрения, вульгарный английский агент эту карту разыгрывать отказался — то ли по скудости ума, то ли исполняя инструкции британских хозяев. Хотя… Сохранилось огромное количество донесений красных командиров, в которых наступающий противник, вопреки обычным клише, не именуется ни «белогвардейцами», ни даже «колчаковцами». Документы эти пестрят термином «сибиряки»: сибиряки атакуют, сибиряки продвинулись, сибиряки нажимают… Так что и у красных многие прекрасно понимали суть войны. Никакие «измы» сибиряков не интересовали — им просто хотелось освободиться наконец от Москвы, от Европы, столетиями эксплуатировавших Сибирь как колонию.
Но адмирал все испортил. Расстрелы, реквизиции, карательные отряды уничтожают деревни дотла, в Поволжье восстанавливаются права помещиков на землю… Сибиряки от Колчака отошли — именно потому он и проиграл. А вместе с ним свою последнюю крупную войну против Европы проиграла и Азия. Японскую войну против «белых дьяволов» я в расчет не беру — это с самого начала смотрелось авантюрой, печально и закончилось.
Глава тринадцатая. Черные легенды
Обязательно нужно еще добавить, что в решении Чингисхана поделить свою империю на улусы меж сыновьями нет ничего специфического, никакой такой «азиатчины». В Европе происходило то же самое. Карл Великий разделил империю между любимыми сыновьями — после чего от нее очень быстро осталось одно воспоминание. Польский король Болеслав Кривоустый, чтобы не обидеть никого из чадушек, поступил так же — и сто пятьдесят лет на месте бывшего королевства творилось черт-те что, причем соединилась Польша вовсе не в результате усилий кого-то из своих государственных мужей, а благодаря чешским королям. Ярослав Мудрый (!) точно так же поделил единое Киевское государство и завещал сыновьям жить в любви и согласии — детки кое-как продержались в дружбе десять лет, но потом началось такое, что хоть святых вон выноси.
Увы, есть болезни, общие для всего человечества. Зулусского короля Чаку, создателя могучего государства, убили собственные братья в точности так, как это проделывалось в европейских владетельных домах…
Собственно говоря, и на примере Чингисхана мы сталкиваемся с печально известным всему человечеству процессом — когда после кончины по-настоящему великого государственного деятеля его наследники (вовсе не обязательно родственники) в краткие сроки ухитряются развалить все, до чего могут дотянуться. Достаточно вспомнить тех бабуинов, что пришли на смену Сталину, или панов генералов, буквально через четыре года после смерти Юзефа Пилсудского угробивших Польшу. После Ришелье во Франции, пожалуй, не было ни одного по-настоящему крупного правителя, неважно, коронованного или нет — нельзя же считать великим человеком Наполеона, который, словно спятивший робот, воевал со своей Европой двадцать лет непонятно зачем…
Как же случилось, что татары стали чуть ли не олицетворением ада, воплощением дикости?
Ну разумеется, в первую очередь виной тому пресловутый европейский «двойной стандарт». Когда считается хорошим все, что делают сами просвещенные европейцы, — а вот «инородцы» при попытке учинить хотя бы слабое подобие европейских «достижений» на ниве кровопролития и зверства объявляются исчадиями ада.
Самое примечательное, что средневековые татары времен Чингисхана и его сыновей были, полное впечатление, единственным народом, который не практиковал издевательства над пленниками и жителями захваченных городов. Убивать — убивали, что греха таить. А вот какого бы то ни было мучительства избегали, разве что речь шла о преступниках вроде убийц послов.
Вот с татарами поступали совершенно иначе. Хорезмийский султан Джелал ад-Дин, захватив в плен четыреста человек, велел привязать их к лошадиным хвостам и таскать по улицам на потеху горожанам, пока не умрут. Персы однажды убивали татарских пленников, вколачивая им гвозди в головы. Делийский султан в 1305 году велел положить пленных татар связанными на площади и при большом стечении народа давил слонами, а потом приказал отрубить у трупов головы и соорудить башню.
Византийский император Василий в 1014 году, разбив болгар, приказал ослепить пятнадцать тысяч пленных — причем одному из сотни оставили один глаз, чтобы смог довести остальных домой.
Ну а уж Западная Европа, как водится, испокон веков показывала пример. Ричард Львиное Сердце перебил в Палестине три тысячи пленных сарацин, после чего победители распарывали им животы и старательно копались в желудках в поисках проглоченных драгоценностей.
Вот вам еще один насквозь исторический факт: будни осады войсками Фридриха Барбароссы, императора Священной Римской империи, итальянского города Кремона. Сначала солдаты Фридриха обезглавили пленных на виду у осажденных и играли их головами в нечто напоминавшее футбол. Тогда кремонцы вывели на стену пленных немцев и принялись отрезать им половые члены. Немцы устроили облаву на местное население в прилегающих деревнях и всех схваченных повесили. Кремонцы в ответ повесили на стене оставшихся у них пленников. Немцы вновь прошлись по округе, наловили детей и стали швырять их из катапульт таким образом, чтобы те разбивались о городские стены.
И подобными забавами европейская история битком набита…
Ученые, умеющие мыслить логически, давным-давно подвергли сомнению фантастическое число «татарских жертв». Американский историк Д. Уэзерфорд подсчитал: если верить арабским и персидским летописям касаемо количества «изничтоженных горожан», то выходит, что каждый татарин должен был убить… триста пятьдесят человек. Но при таком численном перевесе горожане, вооружившись даже простыми оглоблями, без труда покончили бы с татарским войском прямо-таки играючи…
Нужно еще добавить, что доля вины лежит и на Тамерлане. Вот он точно зверствовал над побежденными самым лютым образом. А поскольку он упорно именовал себя родственником Чингисхана, понемногу, с течением времени, его методы стали ассоциироваться и с прежними татарскими полководцами. Хотя, насколько сегодня известно, к Чингизидам Тамерлан не имел никакого отношения — его отец был мелким князьком, а Чингизидом Тамерлан себя объявил в обстановке смутного времени, когда решил, что промышлять кражей скота стало небезопасно и пора уходить в большую политику. Ну а поскольку Бог шельму метит, быть может, и не случайно короткое и насквозь лютое владычество Тамерлана закончилось прямо-таки анекдотически. Перед смертью он велел выбить на фронтоне построенной по его приказу в Самарканде мечети Биби-Ханым: «Тимур есть тень Бога на земле». Архитектор что-то не рассчитал, не хватило места… В общем, мечеть стоит до сих пор, и на фронтоне в самом деле красуется надпись: «Тимур есть тень»…
Ну а с тех времен, когда стала крепнуть и набирать силу наука история, европейцы выработали стройную концепцию, по которой, как уже не раз упоминалось, светочем цивилизации была лишь Европа, а все остальные — сущие дикари. Ну а азиаты, согласно этой концепции — не более чем примитивные кочевники, не способные создать ничего хотя бы отдаленно напоминающего европейскую культуру.
И этот поганый принцип настолько въелся, что историки попросту не замечают, что пишут. Подробно повествуют, как завоевавшие Малую Азию и Ближний Восток тюрки-сельджуки строили прекрасные города, развивали науки, искусства, ремесла — и привычно повторяют определение «дикие кочевники». Как и в случае с Золотой Ордой и другими областями империи Чингисхана. Ну а поскольку русские всегда из кожи вон лезли, чтобы выглядеть стопроцентными европейцами, они прилежно перепевают те же байки. Чтобы увидеть несообразность, право же, не обязательно носить жреческое звание, то бишь быть «дипломированным историком». Вот, скажем, в первые века после Р.Х. в Иссык-Кульской котловине обитал тюркский народ усуней. Считается, что их столица Чи-Гу была, «как положено», примитивной «ставкой кочевников», состоявшей исключительно из юрт, кибиток и прочих шатров. Но в то же время в летописях указывается, что жена усуньского правителя, китайская царевна Си Гюнь, три месяца держала осаду в Чи-Гу от неприятельского войска. Элементарный здравый смысл подсказывает, что в этом случае Чи-Гу обязательно должен был быть не кочевым табором, а настоящим городом с мощными укреплениями…
И еще один многозначительный нюанс…
Сто раз говорилось — и не мною, таким умным, придумано, — что всякий народ стремится иметь персонального супостата, выделяемого из всех прочих соседей. Супостат несет несколько весьма важных функций. Во-первых, существованием особо вредного и опасного супостата легко объяснять очень многое, от повышения налогов до урезания прав и свобод. Зачем? Да потому что супостат у ворот! Вон-вон-вон из-за угла уши показались!
Во-вторых, максимально очерняя супостата, тем самым как бы возвышаешь собственный народ — что ему, народу, чего уж там, очень даже нравится. Братцы, кто мы? Святая Русь! Цивилизованная Англия! Великая Польша! А эти? А они — дикари, людоеды, с собственными бабушками блудят и кошек жрут!
Англия давным-давно выбрала себе супостатом испанцев. Французы — немцев (хотя, согласно исторической правде, именно французы сплошь и рядом выступали агрессорами, а не наоборот). Поляки обожают винить во всех своих бедах русских. Таежные эвенки — якутов, играющих в эвенкийском фольклоре практически ту же роль, что в писаниях национал-патриотов жидомасоны. Судя по рассказам моих бывавших в Шотландии знакомых, там встречаются индивидуумы, склонные уверять, что это именно англичане развратили чистых душой горцев, заразив их разнообразными пороками от скотокрадства до пьянства. И так далее, и тому подобное. Если копнуть глубоко, обязательно окажется, что нет на Земле хотя бы крохотного народа, который бы не назначил себе супостата…
В России эту малопочтенную обязанность возложили на татар.
До XVIII столетия «злых татаровей» просто поносили, так сказать, мимоходом, по любому поводу и в особенности без повода, создавая, как честно признался кто-то из историков, «собирательный образ» извечного супостата. Цену этой агитации прекрасно знали уже тогда. Не зря, когда в 1735 году российская Академия наук решила напечатать русские летописи, то моментально воспротивился Святейший Синод и пытался это дело запретить — поскольку, честно признали синодские чины, в летописях «не малое число лжей и басен»…
А потом пришел ученый историограф Карамзин и накатал могучий труд, где не просто изобразил татар лютыми зверями, а подвел уже совершенно другую основу, насквозь идейную…
Не угодно ли?
«Сень варваров, омрачив горизонт России, скрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались… Возникали университеты… В сие время Россия, терзаемая монголами, направляла силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть… Забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства… Свойства народа объясняются всегда обстоятельствами… самый нынешний характер россиян еще являет пятна, возложенные на него варварством монголов».
Прекрасное объяснение. До татарского нашествия русские люди были святыми праведниками — но пришли «злы татаровья» и научили лгать, нарушать клятвы, подличать, пресмыкаться перед власть имущими. Они и виноваты, а Святая Русь совершенно ни при чем. Правда, остается непонятным, отчего же Русь и до прихода татар жила весьма даже неправедно, и брат шел на брата, крещеный люд обдирал оклады с икон при разгроме городов и продавал единоверцев в рабство. Но это, должно быть, снова инородцы виноваты: хазары, половцы и прочие печенеги…
Именно Карамзин, кстати, и пустил в обиход сказочку о полумиллионной татарской орде, нахлынувшей на Русь — ну понятно, будь татар хоть самую чуточку меньше, тыщ всего четыреста, наши богатыри их оглоблею победили бы.
Что странно, сам же Карамзин в другом месте своего труда преспокойно пишет нечто совершенно иное: «Не татары выучили наших предков стеснять женскую свободу и человечество в холопском состоянии, торговать людьми, брать законные взятки в судах (что некоторые называют азиатским обыкновением): мы все то видели у россиян гораздо прежде. Татары не вступались в наши судные дела гражданские». И еще: «Одним из достопамятных следствий татарского нашествия было еще возвышение нашего духовенства, размножение монахов и церковных имений… Владения церковные, свободные от налогов ордынских и княжеских, благоденствовали».
А еще Карамзин мимоходом упоминает о нравах древних летописцев: если какой-то князь не имел привычки делать щедрые подарки церквам и монастырям, летописцы упоминали о нем вскользь (они ведь все были особами духовного звания), а если князь засыпал дарами, то и книжные люди, соответственно, писали о нем немало лестного… Современные историки, склонные слепо верить каждой букве, этой тенденции, похоже, не учитывают совершенно…
Легко догадаться, что нашлось немало народу, которому объяснения Карамзина пришлись крайне по вкусу: все скверное, что встречалось в жизни государства и отдельно взятого индивидуума, крайне приятно было объяснить дурным влиянием татар. Дороги мостить не торопимся? Тяжкое наследие ига! К наукам ленивы? Татары виноваты! Губернатор — хам и сатрап? Пережитки татарщины-с! Коллежский регистратор Пупкин взятки дерет с просителей? Последствия ига в гены впечатались, что вы сразу к прокурору тянуть бедолагу собрались?
Да, к слову. Европейская привычка окунать супостата в дерьмо по самую маковку, опробованная на татарах, самым беззастенчивым образом применялась и в двадцатом столетии. Во время Первой мировой войны английская пропаганда на полном серьезе уверяла — и люди ей верили — что «проклятые тевтоны» понастроили фабрик, где варят мыло из героически павших союзных солдат. После войны британские джентльмены, нимало не смущаясь, бровью не поведя, признались: они, конечно, врали как сивые мерины, но исключительно для пользы дела, а не по врожденной гнусности характера. Ну а немцы из тех же сиюминутных политических надобностей живописали в газетах, как косматые и зубастые русские казаки, вломившись в Восточную Пруссию, выхватывали младенцев из колыбелей и тут же их пожирали, кровожадно урча…
Вернемся к татарам. Карамзин указал направление и наметил ориентиры — а дальше было совсем просто. Машина уже работала по инерции. Новые и новые ученые мужи помаленьку расцвечивали страшные сказки о «нашествии извергов» и «татарском иге» деталями, живописными подробностями и уточнениями, высосанными главным образом из пальца по принципу «я так думаю». Разве что с наступлением Советской власти пришлось чуточку поправить формулировки: татары теперь были равноправными членами братской семьи советских народов, строящих коммунизм, обижать их не следовало, а потому «татаро-монгольское иго» как-то незаметно оборотилось в «монголо-татарское» — поскольку Монголия была маленькая и дохленькая, считалось, что она перетерпит и не обидится на старшего брата…
Что касаемо современности, то теперь, как уже упоминалось, наследниками Чингисхана себя с превеликой охотой числят и монголы, и китайцы — хотя их одновременные притязания на «славного предка Чингисхана» противоречат элементарной логике… Чингисхан, конечно, был великим человеком, но даже он не мог одновременно быть и китайцем, и монголом, хоть ты тресни!
И, как обычно случается, дошло до полной… до полного… в общем, судите сами. Ничего не буду пересказывать своими словами, а попросту процитирую того самого американского историка Д. Уэзерфорда, рассказавшего о монгольских ученых, с которыми он общался, работая над книгой о Чингисхане.
«Вскоре я понял, что Сухбатор — буквалист, крайний эмпирик, для которого каждое слово „Сокровенного сказания“ было истинной правдой»…
Впрочем, на фоне своего коллеги этот самый Сухбатор смотрится белым и пушистым…
«С другой стороны, Пурев полагал, что в истории ничего нельзя воспринимать буквально. По его мнению, Чингисхан был самым могучим шаманом в истории, а текст на самом деле представляет собой мистический трактат, который в символической форме описывал его путь к вершинам власти. Если разгадать этот язык символов, то будет вновь обретен шаманский рецепт по завоеванию и управлению миром». Прониклись? Пурев, между прочим, настоящий профессор — впрочем, и наш Мулдашев не зубной техник… Ну что ж, финал закономерный: код да Винчи, цифровая мистика египетских пирамид, теперь еще и шаманский код Чингисхана… Вот только профессор Пурев, по моему глубокому убеждению, повторяет ту же ошибку, что и наши доморощенные толкователи Нострадамуса, лихо перетолмачивающие катрены исключительно по русскому переводу. Возможно, имело бы смысл искать «мистический язык символов» в оригинале «Сокровенного сказания» — но его-то, как известно, не существует. На монгольский оно переведено только во второй половине двадцатого века, а рукопись семнадцатого столетия написана, строго говоря, неведомо на каком наречии — то ли монгольские слова записаны китайскими иероглифами, то ли еще запутаннее дело обстоит…
Ну а поскольку «Сокровенное сказание» в приложениях дано целиком, то всякий любознательный читатель вправе последовать примеру профессора Пурева и искать шаманский рецепт завоевания мира — авось да повезет. Только, я вас умоляю, не увлекайтесь. Если что — я не виноват…
Теперь самым решительным образом отвлечемся от татар и перейдем к тем самым славянам, чьи благородные, чистые и высокоморальные души были грубо искалечены татарским игом.
Интриговать читателя не буду и вопрос поставлю в лоб. Мы уже столько узнали о многочисленных тюркских народах, что самое время изречь крамолу…
Быть может, славяне попросту — тюрки?
Глава четырнадцатая. Но кто мы и откуда, когда от этих лет…
Сначала сделаем лирическое отступление о предмете, в общем не особенно и лирическом: о деньгах. На которых, нравится это нам или нет, и держится современный мир, причем одни деньги зарабатывают, а другие получают долю, взятую у первых.
Некоторая моя агрессивность, проявляемая в отношении представителей нашей славной исторической науки, как раз и проистекает из того неопровержимого факта, что я — налогоплательщик, а означенные товарищи — бюджетники, сиречь персоны, живущие на мои денежки. Внимательный зритель, постоянно смотрящий американские фильмы, наверняка вспомнит регулярно повторяющиеся сцены: при столкновении с полицейским, фэбээровцем, шерифом или иным бюджетником вроде государственного чиновника, американец сплошь и рядом довольно жестко начинает качать права: мол, как стоишь, как свистишь, как летаешь? Почему рубишь или волокитишь? Перед тобой — Налогоплательщик! Ты, трах-тарарах, на мои деньги живешь, на мои кровные баксы! Это я тебе зарплату плачу!
Что характерно, бюджетник, какие бы эмоции он ни испытывал, никогда не вступает в дискуссии — стоит себе и сердито помалкивает. Поскольку он прекрасно понимает: вот он лично живет не на денежки данного Джона Смита, но какая разница, если зарплату ему и в самом деде платят из тех налогов, что собраны с миллионов таких вот Смитов? Против фактов не попрешь…
Так вот, я — налогоплательщик. Вкупе с миллионами других сограждан. Поскольку экономика нынче большей частью не государственная, то доходы в казну идут в основном от налогов, собираемых с миллионов таких, как я. И никак нельзя исключить, согласно строгим законам точной науки математики, в частности теории вероятности, что именно на мои деньги сейчас какой-нибудь историк ладит себе бутерброд с колбаской или покупает цветочки любовнице. А коли так, то давайте уж жить на американский манер. Вульгарно выражаясь, кто девушку ужинает в ресторане, тот ее и танцует в койку…
Как налогоплательщик, я вправе знать, на что мои денежки уходят — хотя бы в общих чертах. В применении к данному конкретному случаю это означает, что товарищи историки, доценты с кандидатами, обязаны… ну, конечно, не отрываясь посреди рабочего дня ради того, чтобы отвечать на мои вопросы лично… Но по крайней мере обязаны своей работой отвечать на те вопросы, которые у меня возникают. Если я, скажем, хочу знать, «откуда есть пошла Русская земля», историки обязаны давным-давно предоставить книги, содержащие четкие и недвусмысленные ответы.
Но ведь не дождешься! Сплошь и рядом вместо точной информации — догадки, домыслы, фантазии, узаконенные некими договоренностями меж собой мифы.
Причем в точных науках — в той же физике, которую проще всего использовать для сравнения и примера, все обстоит наоборот. Если у меня возникает такая потребность, я рано или поздно, продравшись сквозь сложнейшую терминологию и формулы, в конце концов из имеющейся литературы смогу все же получить пусть и приблизительное, но верное представление о свершениях нынешних физиков. Это будет адски трудно — но старательно подготовленная и изложенная точная информация все же имеется. И никто не станет отговариваться некой «тайной научного знания», якобы непостижимой для людей с улицы. Вот они, стопки книг, а дальше уж твое дело — если есть желание, терпение и настойчивость, есть с чем работать.
В истории — совершенно наоборот, как уже сто раз отмечалось. В ответ на любые недоуменные вопросы обычно следует разжижающая мозги шаманская болтовня о том, что профанам следует принимать на веру объяснения историков — поскольку будто бы историей «имеют право» заниматься только «дипломированные историки», вооруженные тем самым полумистическим «научным методом», недоступным непосвященным в жреческие ритуалы…
А это глубоко неправильно, хорошие мои. Скатываясь в неизбежную здесь легкую вульгарность, представим себе разговор какого-нибудь небедного мужичка с красоткой, которую он содержит:
— Ты где трое суток каталась на автомобиле, который я тебе подарил?
— Не твое дело!
— А почему я вчера весь вечер не мог попасть в квартиру, которую тебе снимаю, потому что дверь была на задвижке?
— Тебе это знать не обязательно!