Молния Баязида Посняков Андрей

– Так и мне, – капитан улыбнулся. – Веришь ли, Иван Петрович, цельную навигацию не с кем поговорить интеллигентно. Колька малопьющий, да и все, почитай, на нем, с матросами пить – себя только позорить, ладно бы, постоянный состав был, а то почти каждый сезон новые. Ладно еще летом – у борта постоишь, по берегам на девок посмотришь, а уж сейчас-то, по осени… – капитан махнул рукой.

Он зашел и на следующий день, и еще… вообще, каждый вечер захаживал, только в последнее время – пустой, видно, водка закончилась.

– Приятный ты человек, Васильич, – Иван улыбнулся. – И выпить с тобой приятно.

Васильич сконфузился, махнул рукою:

– Да я уж, что уж… Вот, в ранешние времена были люди, взять хоть Кондрата Никифорыча, мы с ним на «Севрюге» ходили, а это знаешь какой пароход был?! Не чета нынешним. Купчихе Хвостовой принадлежал, Аграфене Павловне, царствие ей небесное, в осьмнадцатом году померла, как большевики пароходство отняли – удар случился. А пароходы были у-у-у… Перила начищены, блестят – глазам больно – в каютах ковры персидские, рояли, в буфете пиво, водочка, да коньячок шустовский не переводился… Не как сейчас… Увы.

– Совестно мне, Васильич, – вдруг признался Иван. – Хотелось бы тебя угостить, да денег нет… Хотя, – он бросил многозначительный взгляд на колонтарь и саблю и, понизив голос, спросил: – Не знаешь, где по пути можно инвентарь сбагрить?

Капитан вздрогнул:

– Да найдем… Вон, через плес обычно в это время табор стоит, там и сбагрим. А не попадет тебе от начальства? Чай, казенное имущество.

– А, не попадет, – отмахнулся Раничев. – Вот они где у меня все! – он сжал руку в кулак. – Худрук по струнке ходит! Ежели что, брошу я их к чертовой бабушке, да в Большой перейду, давно уж меня туда зазывают на главные роли. Давай, Васильич, сведи меня с твоими цыганами, толкнем инвентарь, коньячку купим, да прибарахлиться мне б не мешало.

– Цыган-то мы найдем, – сдвинув на затылок фуражку, задумчиво протянул кэп. – Да вот времени потеряем изрядно, боюсь не догоним «Орджоникидзе».

– Да и черт с ними! Надоели они мне все. Твое-то судно до куда идет?

– До Рыбинска.

– Вот! Мне как раз туда и надо. С вами и доберусь, нечего тут кого-то догонять. Где там, говоришь, цыгане?

Васильич уважительно покачал головой:

– Рисковый ты мужик, Иван!

Цыганский табор стоял у самой реки, у плеса. Пасмурно было, уныло, моросил мелкий холодный дождик. Укрытые брезентом, стояли в кружок телеги, горел небольшой костерок, у реки, под присмотром мелких ребят, лениво пили воду стреноженные кони. Как догадался Иван, цыгане довольно хорошо знали капитана, видно, не раз сталкивались. Привязав шлюпку к прибрежным кустам, пошли к костру – навстречу поднялся щуплый подросток, истинный цыган, смуглый, кудрявый, с блестящей серьгой в левом ухе.

– Здорово, ромэлы, – кивнул Васильич.

– А, капитан. Как житье-бытье? Все запчасти возим?

– Мне б с Карлаем потолковать бы…

– А нету Карлая, в город ушел. Да и все ушли, из старших Радмила только. А что за дело-то у тебя? – цыганенок цепко осмотрел объемистый мешок за плечами у Раничева.

– Продать кое-что надо, – пояснил Иван. – Да прикупить…

– Ну, это к Радмиле, – парень усмехнулся и, обернувшись к телегам, позвал:

– Радмила! Эй, Радмила! Гости к тебе.

– Какие еще гости? – полог кибитки откинулся, и оттуда высунулось заспанное лицо девушки – довольно молодой и приятной с виду. – А, Васильич… Здорово. Опять шины принес? Да не нужны они нам уже.

– Не шины, – капитан заметно смутился и кивнул на Раничева. – Это Иван, артист. Поговорить с тобой хочет, товар у него есть.

Цыганка окинула Раничева быстрым взглядом жгучих каких-то египетских глаз и подмигнула:

– Ну, иди сюда, коли говорить хочешь. Посмотрим, какой у тебя товар.

– Иди, иди, Иван, эта не обманет, – шепнул Васильич и присел к костру.

Пацан улыбнулся:

– Вон уха, угощайся. А может, вина плеснуть?

– Нет уж, лучше водки…

– Да нет пока водки.

– Черт с тобой, лей свое вино.

Внутри цыганская кибитка показалась Раничеву куда как просторнее, нежели снаружи – все аккуратно, чисто, в углу – зажженный керосиновый фонарь «летучая мышь», под ногами – домотканый половик, задняя половина отгорожена плотной бархатной занавесью.

– Ну, – улыбнулась цыганка, – показывай, что принес?

Иван молча развязал узел. Блеснули в керосиновом свете доспехи и сабля. Радмила, впрочем, смотрела не на них, а на одежку с сапогами – Раничев все с себя снял, одевшись пока в замызганную матросскую робу и старый штопаный плащ, подаренные делопроизводителем Викторией.

– Смотри-ка, настоящий шелк, – цыганка встряхнула на руках плащ.

Ничего, вполне приятно выглядела девушка, чернобровая, с темно-рыжими, распущенными по плечам волосами и черными сверкающими очами, вытянутыми к вискам. На вид ей было где-то около двадцати, фигуристая, стройная, в длинной широкой юбке и завязанной на смуглом животе яркой блузке с цветами, на тонкой шее позвякивало монисто. Осмотрев плащ и рубаху, Радмила потянулась к сабле, взяла с усмешкой ножны, поднесла ближе к огню… И вздрогнула, со страхом взглянув на Ивана.

– Что такое, – улыбнулся тот. – Не сомневайся, золото и камешки настоящие, не какая-нибудь мишура.

– Так ты знаешь?! – цыганка удивленно вздернула брови.

Раничев ухмыльнулся:

– А что же я, лох, что ли?

– И все равно, – нахмурилась вдруг Радмила. – Я не смогу у тебя это купить, во всем таборе не наберется столько денег!

– Дашь, сколько сможешь, – Раничев упрямо сжал губы. – Мне некогда искать настоящего покупателя.

– Понимаю, – испуганно взглянула на него цыганка. – Хорошо, что Карлая нет… вряд ли он стал бы связываться…

– А ты – свяжешься? – усмехнулся Иван.

– А я – фартовая! – девушка засмеялась. – Да и ты, вижу, не из простых. – Она вдруг посерьезнела. – Дам, сколько есть… Подожди.

Она скрылась за занавесью кибитки… Красивая. Нет, и в самом деле красивая… Не кибитка, девушка.

– Вот, – вернувшись, Радмила высыпала прямо на половик денежные купюры. – Здесь тридцать тысяч, больше нету, поверь…

Иван, не пересчитывая, рассовал деньги по карманам плаща и робы и улыбнулся:

– Спасибо, красавица.

– Да, ты не простой парень, – цыганка засмеялась и понизила голос: – Что так смотришь? Нравлюсь?

– Да, – признался Иван.

– Так не сиди сиднем!

Усевшись на колени перед гостем, Радмила, быстро развязав узел, расстегнула блузку, обнажив смуглую высокую грудь и, взяв руку Ивана в свою, положила прямо на коричневатый напрягшийся сосок. Иван сжал пальцы, и цыганка, тихо застонав, набросилась на него с жаркими поцелуями. Руки Ивана словно сами собой сорвали с жаждущего любви тела юбку…

На следующий день баржа причалила к какому-то небольшому городку или поселку. Отражаясь в реке, в голубом небе светило, но уже не грело, солнце. Дул прохладный ветерок, но все равно на душе было приятно и радостно – ведь в кармане похрустывало изрядное количество денежных знаков – голубоватых, широких, образца тысяча девятьсот сорок седьмого года. Васильич с мотористом Колей с Иваном не пошли – были заняты разгрузкой. Иван от отсутствия компании не больно-то и расстраивался – на душе птицы пели. Может быть от погоды замечательной, от синего высокого неба, от солнца осеннего, нежаркого, словно бы бархатного.

– Эй, товарищ, а где тут леспромхозовский магазин? – Раничев остановил пробегающего мимо мужичка в коротком пальто и круглых очочках, по виду – колхозного счетовода или учетчика.

– А вон, товарищ, видите, на горушке? – показал рукой мужичок. – Двухэтажный такой, с вывеской.

– Понятно. Спасибо, уважаемый.

Магазин – бревенчатый, покосившийся, с намалеванной, такое впечатление, пьяным в дым маляром вывеской – снаружи производил достаточно грустное впечатление, однако, войдя внутрь, Раничев был приятно поражен имевшимся в наличии ассортиментом.

Патефоны – «завод имени Молотова» – грампластинки, радиоприемники, часы, ну и одежки – завались, на выбор.

– Дешевых костюмов нет, – подозрительно посмотрев на раничевский плащик, громко произнесла продавщица – дебелая белоглазая тетка в синем халате.

Иван, как мог широко, улыбнулся:

– Вот и прекрасно, мне вовсе не нужна дешевка. Что у вас тут есть из приличных вещей, для начала – костюм.

– Посмотрите вон тот, габардиновый… Вам должен подойти.

Раничев накупил всего. Темно-серый габардиновый костюм за тысячу шестьсот рублей, часы за восемьсот пятьдесят, несколько сорочек, галстуки «шире хари», велюровую изящную шляпу, пальто, черные лаковые туфли. В общем, оделся с ног до головы во все новое, дорогое, добротное, остальные вещи сложил в тут же приобретенный чемодан из мягкой желтовато-коричневой кожи.

– С парохода я, – упаковываясь, пояснил он продавщице. – Помощник капитана. Вот, зарплату с отпускными получил да премию…

– А, – понятливо кивнула женщина. – Ясно. Может, фотоаппарат еще купите? Хороший, «ФЭД», почти «Лейка».

– И сколько?

– Тысяча сто пятьдесят.

– Однако…

– У нас ведь небольшая наценка.

– Однако, давайте. Возьму, авось пригодится, – Иван подмигнул: – Виды фотографировать.

Сунув в чемодан коробку с фотоаппаратом, Раничев простился с подобревшей продавщицей и, улыбаясь, вышел на залитую осенним солнцем улицу. Конечно же, не забыл купить и водки, и коньяк, и хорошей закуски – копченой колбасы, сыру, маслица… Так и плыли до самого Рыбинска, весело и с песней, как еще на мель не напоролись? А ведь вполне могли бы – «Артист угощает!».

От Рыбинска до райцентра Тихвин Раничев добрался на удивление быстро – частью по шоссе на попутке, частью – по железной дороге – а вот дальше, в сторону Возгрина и прочих деревень вообще мало что ходило.

– Если только подводы, товарищ, – посочувствовали на вокзале. – Сходите вон на колхозный рынок.

На рынке неожиданно повезло: поспрашивал, походил – отправили к торговым складам, там могли из дальних деревень ошиваться, за продуктами в магазин, к примеру. Вот пара мужичков и нашлась – один, в заляпанном машинным маслом ватнике – шофер, другой – в пиджаке, кирзовых сапогах и шляпе – заготовитель райпо.

– Во-он, видите, полуторка, – утерев носовым платком бритые щеки, кивнул заготовитель. – Идите да лезьте в кузов, местечко поудобней займите… Иначе скоро попутчики набегут. Пальто-то не измажете?

– А, – Раничев отмахнулся, – мне б только до деревни побыстрее добраться, а как – все равно.

– Родственники там?

– Знакомые… В отпуске – решил вот отдохнуть, на охоту сходить, порыбачить.

– Отдохнете, места там дивные. Мы, правда, только до МТС едем, ну да там дальше всего ничего, километров двадцать.

– Вот, спасибо, утешили, – хмыкнул Иван.

– Да вы не расстраивайтесь, там у нас трактор пойдет на ферму, подбросит.

Купив за семь пятьдесят бутылку «жигулевского» в расположенном рядом со складами райпо буфете, Раничев подумал и, забросив чемодан в кузов полуторки, прикупил еще одну, после чего забрался в кузов, уселся на чемодан, прислонившись к борту, и, открыв, принялся безмятежно потягивать пивко. Ничего оказалось пиво, вкусное. Небо, правда, хмурилось, но так, не слишком уж густо, не должно бы дождя, не должно бы… Пока Ивана все устраивало, единственное, одежку надо было бы выбрать поскромнее. Впрочем, кто знает, как оно еще все там сложится?

Минут через десять в кузове появился еще один сосед – молодой парень, тракторист с МТС, Иван предложил пива. Тот не отказался, хлебнул, в свою очередь, угостил Раничева папироской. Оба задымили.

– Учитель? Агроном? Зоотехник? – посмотрев на шикарное раничевское пальто, уважительно поинтересовался попутчик, звали его, кстати, тоже Иваном.

– Так… работник умственного труда, – уклончиво отозвался Иван. – У вас, смотрю, газетка? – он кивнул на кусок газеты, который Иван номер два намеревался уже подстелить под себя.

– А, старье, – пренебрежительно отозвался он и вытащил из внутреннего кармана другую. – Нате вот, свежую.

– «Сельский коммунист», – Раничев пробежал глазами и, перевернув страницу, вдруг замер – с тусклого портретика на него смотрела Евдокся!

Ну да, собственной персоной боярышня – красивое, до боли родное лицо, взгляд с поволокой, даже с фотографии, казалось, обдавал насыщенной зеленью глаз. Она! Евдокся! А под портретом статья: «Растет молодая смена».

Ну-ка, ну-ка…

«Совсем еще немного, всего три месяца, работает в колхозе „Новый путь“ доярка Евдокия Раничева…» Иван присвистнул – однако! Но приятно на душе стало, благостно этак. Дальше в статье писали о том, какими ударными темпами трудится «молодая доярка» в комсомольско-молодежный бригаде, как повышает надои, совершенствует мастерство и политическую грамотность. Тут Иван хмыкнул – ну, о мастерстве еще куда ни шло, а вот насчет политической грамотности…

В кабине хлопнула дверь, и в кузов забрались две пожилые женщины с увесистыми котомками и детьми – мальчиком и девочкой, с обильно измазанными зеленкой мордашками.

– Видно, ветрянка, – искоса взглянув на них, догадался Иван.

Подойдя к капоту, шофер закрутил кривой ручкой… Пару раз чихнув, полуторка недовольно проскрипела и наконец завелась, к явному облегчению проворно забравшегося в кабину водителя. Со скрипом врубилась передача… Поехали. По городу-то еще ничего, а как выехали на дорогу – затрясло немилосердно, Раничев даже поставил под ноги оставшуюся бутылку – все равно не выпить, зубы только об горлышко пооббиваешь. Ладно, потом… С обеих сторон дороги тянулись нескончаемые леса, густые, непроходимые, дикие, совсем, как в пятнадцатом веке. Время от времени грузовик останавливался, выпуская из кузова пассажиров, Раничев клевал носом. То телега ему снилась, то арба, а то и верблюд в купеческом караване. Стемнело, и шофер зажег фары. Местность стала заметно холмистее, то и дело дорога шла в гору и несчастная полуторка натужно ревела двигателем, изо всех сил стараясь не заглохнуть. Наконец, спустившись с очередного холма, машина резко свернула вправо и, проехав еще чуть-чуть, остановилась у свежевыкрашенных ворот с надписью «Машинно-тракторная станция». За невысокой оградой виднелась вкопанная в землю бочка из под солярки – курилка, за нею – боксы для тракторов и сельхозмашин, а слева от них – барачного типа здание с кумачовым лозунгом:

Труд – дело чести, доблести и геройства
И. В. Сталин

– Приехали, – проснувшись, подмигнул тезка-тракторист и, свесившись из кузова, спросил у шофера:

– Федя, полуторка в поселок пойдет?

– Бензина-то, сам знаешь, – водитель махнул рукой и, обойдя машину сзади, взглянул на окна барака. – Хотя, наверное, поеду – похоже, замполит еще здесь, отвозить придется.

– Этого-то дурака… – парень вдруг осекся – на крыльцо барака, вальяжно, словно барин на балкон собственного особняка, вышел среднего роста мужик в начищенных сапогах и военном френче. Лицо у мужика было какое-то бабье – гладкое, круглое, с толстым, вздернутым кверху носом и редкими кошачьими усиками, такие же реденькие волосы были аккуратно зачесаны справа налево, прикрывая обширную лысину.

– Здрасьте, Федор Савельич, – хором поздоровались все – шофер, заготовитель и тракторист – женщины с детьми сошли где-то раньше.

– Виделись уже с утра, – отмахнулся мужик и отдельно кивнул заготовителю. – Ну, Анатолий Гордеевич, привезли гуашь и бумагу?

– Солярку привезли, – тут же отчитался заготовитель. – Три бочки, бензин, запчасти… Еле выбили. А о бумагах, честно говоря, и голова забыла болеть.

– А вот и напрасно, Анатолий Гордеевич, – неожиданно жестко произнес гладколицый. – На носу седьмое ноября, годовщина нашей революции, значит, и как же мы ее теперь, по твоей вине, встречать будем? Без наглядной агитации, что ли?

Хозяйственник побледнел:

– Да я ведь… Товарищ замполит, Федор Савельич, да я…

– Эх, Анатолий Гордеевич, самое-то главное-то ты и забыл! А ведь еще коммунист… Придется, видно, разобрать тебя на партбюро. А что делать? Не поступаться же принципами?

Несчастный хозяйственник совсем поник головой, замполит перевел взгляд на спрыгнувшего на землю Ивана:

– А вы кто такой, товарищ?

– Да вот, приехал, – загадочно улыбнулся Раничев, поправив повешенный поверх пальто «ФЭД». – И отдохнуть, и поработать. Может, пройдем в контору?

– Да, да, – замполит на всякий случай заискивающе улыбнулся. – Милости прошу, товарищ, э…

– Иванов. Иван Петрович Иванов, – Раничев с чувством пожал протянутую потную ладонь. – Ответработник печати.

– Вот как?! – Федор Савельич вскинул глаза и пригладил вдруг вспотевшую лысину. – Проходите, проходите, уважаемый Иван Петрович, гостям всегда рады! Вот, налево дверь, как раз в красный уголок. А вы… – он обернулся к оставшимся. – Посидите пока в учетной. Я немного погодя в поселок поеду, вас, так и быть, подброшу.

– Спасибо, Федор Савельич.

– Партии спасибо скажите!

Красный уголок, увешанный различными экранами соцсоревнований и графиками, оказался вполне уютным – небольшой, покрытый бархатной красной скатертью, стол с графином и телефоном, широкое окно, у окна, на тумбочке, устрашающей величины бюст товарища Сталина, напротив – старинный диван, обтянутый черной, потрескавшейся от времени кожей. Под потолком тускло светилась электрическая лампочка.

– Хорошо тут у вас, – усмехнулся Иван, и лампочка тут же погасла.

– Десять часов, – как ни в чем не бывало замполит вытащил из тумбочки керосинку, зажег. – Подстанция работу закончила. Завтра, в семь утра, снова электричество будет.

– Удивлен, – признался Раничев, и замполит усмехнулся:

– Что, думаете у нас тут совсем цивилизации нет? А вот есть… До дальних деревень, правда, линию еще не дотянули, но поселок освещается, да и тут в МТС… Вы по какому делу приехали? Наверное, из прессы? – Федор Савельич покосился на фотоаппарат.

– Ах да, – Иван снял пальто, показав шикарный костюм, ослепительно белую сорочку, галстук. – Разрешите представиться, собственный корреспондент газеты «Ленинградская правда»!

Замполит чуть не присел.

– Так вас же, говорят, того… закрыли, – шепотом произнес он. – После известного постановления.

– Ну, сначала закрыли, потом открыли, – тут же сориентировался Раничев и, понизив голос, добавил. – Конечно, кое-кого пришлось вычистить, не без этого.

– Как же, как же, – улыбаясь, закивал замполит. – И у нас тут те же проблемы, знаете ли. Врагов народа развелось – шагу ступить негде.

– А я ведь к вам, уважаемый Федор Савельич, не только отдохнуть приехал, но и по делу… Вот, – Иван вытащил из кармана газету с портретом Евдокси. – Большую статью хочу написать про нашу сельскую молодежь, с фотографиями.

– Хорошее дело… Позвольте газетку, – порывшись в кармане, замполит водрузил на нос очки. – Да, наша девушка… Это вам несвежую газету подсунули, позавчерашнюю… Что ж, поговорю завтра с председателем, организуем вам на ферме встречу.

Раничев поблагодарил со всей искренностью, на какую был способен. Конечно, ему хотелось бы попросить, чтобы все прошло, так сказать, без излишнего официоза, что не нужно никого специально ради этого собирать, когда можно ведь просто пройтись по деревням, по поселку, поговорить с людьми… Именно это и собирался сказать Иван, даже уже раскрыл было рот, но осекся, представив себя на месте замполита. Наверняка, никто его здесь особо не любит, многие откровенно завидуют, некоторые откровенно подсиживают – местечко-то не особо пыльное – и тут вдруг, как снег на голову – корреспондент областной газеты, этакий барин, весь из себя вальяжный, при бороде, в шляпе, с фотоаппаратом. От такого бы поскорей избавиться – да и дело с концом. Показать ему пару ферм да спровадить с глаз долой побыстрее! В принципе, и сам-то Иван был с этим вполне согласен, вот только прихватить с собою Евдоксю…

– С ночлегом, боюсь, у нас сейчас плохо, – между тем посетовал Федор Савельич. – В «Доме крестьянина» молодой фельдшер живет, агроном, да и я вот тоже. Могу, конечно, у себя устроить.

– Что вы, что вы, совсем этого не нужно! Если позволите, заночую здесь, в красном уголке. А что? Диван у вас знатный, широкий, – Раничев потянулся. – Да и я вовсе не сноб.

– Что ж, – кивнул замполит. – Наверное, так и лучше будет. А утречком мы с шофером за вами заедем.

Он вышел, тихо прикрыв дверь. На улице, за окном, заурчал двигатель, зажглись фары, и полуторка, гремя кузовом, поехала прочь, в поселок. Аккуратно повесив костюм на спинку стула, Раничев с удовольствием растянулся на диване – устал за день. Полежал немного, потом встал, подвинул керосинку ближе, взяв лежащие на столе газеты – почитать… Глянул на одну – порезана… А ведь знакомый текст… Ну – да, вот и статья о молодой смене, а здесь, внизу, должна быть фотография Евдокси… А нет! Вырезана маленькими ножницами… как раз такими, какие отыскались в ящике замполитова стола. Нехорошее предчувствие вдруг полезло в душу Ивана, он так и не заснул до утра, все ворочался и думал про замполита. Зачем он вырезал Евдоксю? Или – не он? Или там, для «Доски почета», да мало ли…

До деревни добирались долго – дорога оказалась грязной, почти что и непроезжей. Хорошо, впереди ехал трактор, время от времени вытаскивая застревавшую по пути полуторку. Вот впереди, за холмом показались крыши домов из серебристо-серой дранки, трансформатор на толстых столбах с зелеными, бутылочного стекла изоляторами, какие-то заборы, колодец. С любопытством вертя головой, Раничев насчитал около десятка изб. В какой же из них живет Евдокия?

– Ферма вон там, у ручья, – кивнув головой вперед, бросил шофер. – Но я туда не поеду – грязь, боюсь, никакой трактор не вытащит, а и вытащит, так чего-нибудь оборвет.

– Ничего, ничего, – Иван похлопал его по плечу. – Спасибо, я и пешочком дойду.

Он спрыгнул с подножки и едва не провалился в грязь по колено. Еле вытащив ноги, осторожно зашагал по краю дороги, вернее – разбитой тракторной колеи. Впереди показались густые кусты орешника, за ними – небольшая ложбинка… Ферма! Длинное приземистое здание из серых безрадостных досок, за ним, дальше, неширокий ручей, лес.

Иван с опаской подошел к распахнутой двери, ожидая, что на него вот-вот кинется какой-нибудь бык, заглянул. Остро пахнуло навозом.

– Эй, есть тут хоть кто-нибудь?

На крик выбежала мелкая веснушчатая девчушка в темном платке – ну, чисто оброчница-крестьянка, кажется, вот-вот сейчас начнет кланяться. Впрочем, конечно, до поклонов дело не дошло.

– А, вы из газеты, – узнала девчонка. – С утра говорил бригадир. Проходите вон, в красный уголок, подождите, все равно сейчас все убираются…

Осторожно обходя кучи навоза, Раничев послушно пошел средь рядов буренок вслед за своей проводницей. В красном уголке – небольшой, вытянутой в длину комнатке, скорей – закутке – под большим, украшенным бумажными цветами портретом Сталина стоял небольшой конторский стол и несколько колченогих от старости стульев, хорошей дореволюционной работы, неведомо каким духом занесенных в этот забытый Богом край. Иван осторожно присел, положив фотоаппарат на стол. Снова заглянула давешняя девчушка:

– Скоро и управятся все. А Доську я вам сейчас позову.

Она убежала, а Иван ощутил вдруг глубокое волнение, как-то пройдет встреча?

Минут через пять, шумно потоптавшись за дверью (судя по звукам – поставила ведра), в красный уголок вошла девушка в кирзовых сапогах, коричневой юбке и ватнике, волосы ее скрывал светлый, в мелкий цветочек, платок. А глаза… Глаза так и сияли двумя изумрудами:

– Говорят, кто-то тут меня звал?

– Евдокся… люба… – враз севшим голосом прошептал Раничев.

Девушка вздрогнула, словно очнулась от колдовского сна:

– Иване! – на щеках боярышни заблестели слезы. – Я знала, что ты придешь за мной. Знала и… ждала.

Вечером они сидели в избе у бабки Пелагеи – родственницы сторожа пионерлагеря Пахома. Пелагея Ивановна стеснялась, как она полагала – высокого районного начальства, ну а кто ж еще мог ходить в таком пальто да пиджаке, да в шляпе? Поставив на стол калитки из ржаной муки с картошкой, убежала к соседке.

Раничев придвинулся на лавке к Евдоксе, обнял:

– Ну, рассказывай, дева.

– А чего рассказывать-то, – девушка махнула рукой. – Работаю вот… Нельзя, говорят, тут без работы…

Оставшись в одиночестве на корабле – в это время Раничев как раз отстреливался за штабелями – Евдокся с Игорем преспокойно добрались до Рыбинска – никто ими не интересовался, документов не спрашивали, да что и говорить – мальчишка в пионерском галстуке да девчонка – экие важные шпионы-вредители! На поезде доехали до Тихвина, ну а там уж добрались, где пешком, где на подводах. Пелагея Ивановна, услыхав привет от родственника, встретила ребят приветливо, пустила пожить – довольна была, вместе-то все веселее. Мучицы было немножко, да тут и август подоспел – грибы, ягоды, орехи – еды хватало, к тому ж Игорь наловчился ловить с местными ребятами рыбу, а Евдоксю вот углядели как-то на лугу девки, разговорились, познакомились да потащили к себе в бригаду на ферму.

– Работа нетяжелая, – улыбнулась боярышня. – Усадьбой управлять куда как тяжельше! А тут… Коровушек подоила, навоз выгребла – и все, никаких тебе больше забот.

– А документы, документы как же? – допытывался Иван. – Тебя что же, без документов на ферму взяли?

– Не понимаю, про что ты, – девушка покачала головой.

Раничев усмехнулся – и в самом-то деле? Забыл, с кем разговаривает?

– Ладно, спрошу у Игорька. Он, кстати, где?

– В интернате живет, в поселке, учится. Пелагея-бабуся сказала – так надо.

В окно неожиданно стукнули:

– Евдокся, приходи вечером в Матренину избу песни петь. Придешь?

– Приду… Да куда ж ты бежишь, Катерина? Зашла б…

– Некогда, Доська, вечерком свидимся… Ты смотри, от Матрены – сразу на дойку.

Иван улыбнулся:

– Смотрю, прижилась…

– Да, неплохо тут, весело, – кивнула боярышня. – С девчонками часто песни поем, в лес по грибы-ягоды ходим… Верней, ходили, пока тепло было. А теперь вот в комсомол какой-то пойдем.

– Куда?! – поразился Раничев.

– В комсомол. – Евдокся пожала плечами. – Девчонки говорят – надо. Отсталой обзывают. Ты насовсем приехал?

– Нет, Евдокся, за тобою!

– За мной? – боярышня обрадованно стрельнула глазами. – В город поедем? В усадьбу? Тут знаешь, такие штуки есть, трактора называются, вот бы нам с тобой прикупить парочку, как бы пригодились! И еще, я знаю теперь, как лучше фермой управлять, чтоб коровы молока больше давали, надо…

– Значит, говоришь, нравится тут…

– Да ничего, жить можно… Если б не черт один, с МТС!

– С МТС? – Раничев навострил уши.

– Противный такой, котоусый, на лысину волос начесан.

– А, Федор Савельич.

– Да, так его и зовут. Пристает, гад, хоть и женатый. Однажды чуть не завалил в молельной, пришлось по рогам двинуть.

– В молельной? – удивился Иван.

Боярышня расхохоталась. Оказывается, она так называла красный уголок на ферме. Вообще, по ее мнению, местные люди верили в странного бога по имени Сталин, Богоматерь называли тоже странно – Партия, – а святых апостолов – Молотов, Каганович, Маленков, Берия…

– Говорят, за поселком истинно православная церковь есть, – мечтательно вздохнула боярышня. – Давай с тобой сходим.

Иван кивнул, почувствовав вдруг на своих плечах нежные Евдоксины руки. Встав, обнял боярышню, поцеловал в губы крепко…

– Подожди, – расстегивая блузку, улыбнулась та. – Дверь-то заложи на засовец.

Так и повалились на высокую бабусину кровать с никелированными шариками, кольцами и горой подушек. Забыли и про дверь… А ведь кто-то наяривал уже, стучался…

Одевшись, Раничев откинул засовец, увидев перед собой коротко стриженного белобрысого мальчишку в красном пионерском галстуке:

– Игорь!

– Иван Петрович!

Обнялись. Прошлепав босыми ногами к печке, Евдокся поставила самовар.

С документами, конечно, были проблемы у обоих. Директор школы – человек, по рассказам Игоря, очень даже неплохой, бывший фронтовик – в сентябре еще сделал запрос в Угрюмов, о чем и уведомил парня – дескать, теперь придут, жди. Что же касаемо Евдокси – у нее-то никаких документов никогда и не было. Парторг колхоза, по личной просьбе председателя, пытался было переговорить на эту тему с девушкой – но, естественно, ничего толкового не добился – родившаяся в четырнадцатом веке боярышня упорно отказывалась его понимать. Игорь же сказал, что документы ее сгорели под немцем – назвал город подальше, Гомель кажется – туда и послали запрос. Теперь вот ждали – не придут бумаги, будет чем заняться компетентным органам.

– Так что, пожалуй, до зимы и есть время у Евдокии, – искоса поглядывая на хлопочущую у печи девушку, тихо сказал Игорь. – Да и то… Шляется тут к ней один гад.

– Из МТС?

– Из МТС… Так вы, Иван Петрович, выходит, знаете?

– Все знаю, все!

– А вот и не все… – Игорек вдруг задумался. – Знаете, сегодня с утра этот, из МТС, в школьную библиотеку заглядывал. Сильно интересовался газетой «Ленинградская правда», узнавал, какой в редакции телефон.

– А, начхать на него, – небрежно отмахнулся Иван. – Все равно уезжаем.

– Уезжаете? – мальчик с тоской захлопал глазами. – Жаль…

– Так, давай с нами! – предложил Раничев. – Прокормимся как-нибудь и втроем.

– Да нет, – вытерев набежавшие слезы, по-взрослому твердо ответил Игорь. – Зачем вам лишняя обуза? А мне здесь неплохо – школа хорошая, друзья, директор… Бабуля Пелагея Ивановна меня любит. Выправлю документы, на шофера выучусь – буду к вам в гости ездить. Вы ведь мне напишете, правда?

Иван отвел глаза в сторону.

В окно снова стукнули – на этот раз за Игорем. Звали на ручей – поставить крючки.

Кивнув, мальчик оглянулся:

– Так я побегу с ребятами?

Страницы: «« ... 1314151617181920 »»

Читать бесплатно другие книги:

Коршун – величайший вор Нордланда: для него не существует запертых дверей и невскрываемых сейфов. Од...
Величайшее открытие земных ученых подарило людям бессмертие, но не принесло ни мира, ни всеобщего сч...