Молния Баязида Посняков Андрей
И в самом деле, с позднего утра и за полдень здесь стояла самое настоящее пекло, и жизнь в обоих лагерях замирала. Воины Тимура прятались от палящих лучей в шатрах и развалинах, осажденные тоже уходили со стен, оставляя лишь немногочисленную стражу. Начинать штурм в самое пекло, когда солнце с такой силой раскалит доспехи, что, пожалуй, в них можно будет свариться? Безумие!
И тем не менее, выйдя из шатра вслед за своим провожатым и млея от нахлынувшего зноя, Раничев с удивлением увидел, что гулямы вовсе не прячутся в тени – наоборот, в полном вооружении в нетерпении сдерживают коней. Вообще, это было феерическое и в чем-то ирреальное зрелище: неисчислимые тысячи воинов в разноцветных плащах, ржание лошадей, сиянье доспехов, развевающиеся бунчуки на длинных копьях. Впереди, окруженные угрюмыми осадными башнями, высились стены Багдада. Местами в них уже зияли многочисленные провалы – саперы Тимура знали свое дело туго: провели несколько подкопов, и тяжелая кладка осела, развалилась. Однако осажденные тоже не были дураками – за разрушенной стеной виднелась еще одна, внутренняя, и при первой же попытке штурма оттуда, навстречу гулямам покатился огненный вал. Впрочем, сейчас там было затишье – жара. Бледно-синее, похожее на старые линялые джинсы, небо дышало зноем. Тихо было кругом – все живое попряталось.
Тем громче прозвучали вдруг взвывшие трубы. Грохот боевых барабанов разорвал тишину, и войско Тимура, подбадривая себя громкими криками, ринулось к городским стенам. Впереди, на белом коне несся во главе своих туменов всадник в золоченых доспехах, держа в руке штандарт с конским хвостом и золотым полумесяцем.
– Нуреддин, – усатый проводил его радостным взглядом. – Непобедимый полководец эмира. – Затем он обернулся к Ивану: – Пора.
Раничев кивнул, тщательно застегнув плащ. Кто-то из воинов подвел ему лошадь. Иван вскочил в седло.
– Хур-ра-а-а-а!!!
Тысячеголосый крик растекся по всей равнине, улетел в небеса, вернулся, и, отразившись от стен, затих где-то позади, за Евфратом. Раничев вдруг ощутил какую-то непонятную радость, самый настоящий восторг от того, что летел сейчас, словно выпущенная из тугого лука стрела, среди непобедимых воинов.
– Хур-р-а-а-а! – орали вокруг, заорал и сам Иван. – Ур-а-а-а!
Летели из-под копыт комья желтого песка и глины, дрожала земля, и Тигр, казалось, сейчас выплеснется из берегов, затопляя обреченный город.
– Хур-р-а-а-а!
Летящие всадники окружали стены подковой – впереди несся Нуреддин, за ним – разноцветные – красные, желтые, синие – тумены Шахруха, сына Тимура, предпочитавшего походам философские беседы и строительство дворцов и мечетей. Что ж, волею отца, и ему пришлось сменить мантию философа на боевые доспехи. Шахрух вовсе не был трусом – но и воинское дело претило ему грубостью и кровью. И тем не менее, сидя в седле, он подбадривал свои тумены:
– Хур-р-а-а-а!
Сам Тимур наблюдал за начавшимся штурмом с высокой насыпи. Несмотря на возраст, зрение никогда не подводило эмира, он отлично видел все, изогнутые исполинской подковой, тумены, золоченую фигурку Нуреддина у самых стен, полчища орущих всадников, среди которых серыми горами высились боевые слоны, два года назад захваченные в индийском походе.
– Тумены Шахруха – зеленый и синий, – в полголоса произнес Тамерлан. – Пусть резко свернут и ударят наискось, где не ждут.
Пришпорив коня, стрелою метнулся посыльный, помчался, огибая войска – синий и зеленый тумены скакали по самому флангу.
– Хур-р-а-а-а!
Опомнившиеся защитники выскочили на обложенные лестницами стены, однако было уже поздно – передовые отряды Тимура, сметая на своем пути все, уже ворвались в город. Темник Нуреддин, взобравшись на стену, высоко поднял штандарт с золотым полумесяцем, до боли в глазах засиявшем на солнце.
– Хур-р-а-а-а!
Иван и не понял, как оказался за городскою стеной, не заметил: то ли проскочили в пролом, то ли кто-то открыл ворота. Впрочем, это было уже неважно – озверевшие от жары и крови гулямы, словно жадная саранча, растеклись по улицам города. Кое-где жители организовывали оборону – перегораживали разным хламом улицы, кидали с крыш кирпичи, но уже ничто не могло сдержать натиск ворвавшихся в город туменов. Раничев и прикрывавший его отряд свернули в узкую тихую улочку.
– Оставь коня, – дотронулся до плеча Ивана усач. – И помни про плащ.
– Помню, – Раничев отмахнулся и, вытащив саблю, бесстрашно пошел вперед, не в силах справиться с нахлынувшей энергией битвы.
– А что, если его убьют? – посмотрев в спину Ивану, спросил усатого молодой воин. – Не скажет ли Повелитель, что мы плохо его охраняли?
– Успокойся, Менгу, не скажет, – улыбнулся усач. – Эмир знает, что на все воля Аллаха. Убьют – значит, так было нужно для исполнения божественных планов. Ну, что встали? Поехали – уж теперь-то наконец и для нас начнется потеха!
– Ху-р-ра! – радостно завопили гулямы и, выехав на ближайшую площадь, ринулись в гущу схватки.
Услышав впереди какой-то шум, Раничев осторожно выглянул из-за угла. Открывшаяся перед ним картина, в общем-то, была довольно обыденной: двое спешившихся воинов держали за руки обнаженную женщину с растрепанными волосами, третий, спустив штаны, грубо насиловал ее под одобрительные возгласы остальных. Рядом, почти под ногами, в луже дымящейся крови валялись детские обезглавленные тела, три головы были аккуратно сложены у глухого глиняного забора. Кроме женщины в живых был еще и молодой парень, на вид почти мальчик, впрочем, судя по всему, жить ему оставалось недолго – огромный, как каменная баба, гулям с широким лицом цвета спекшейся глины, скрутив руки, пригнул юношу к земле и, упершись коленом в спину несчастного, поднял над головой саблю.
– Эй, – он обернулся к своим. – Хватит там развлекаться, смотрите, сейчас у меня будет еще одна вражья башка…
Молнией сверкнул клинок… И тут же грянул выстрел. Схватившись за грудь, верзила недоуменно повалился навзничь. Тяжелая сабля его, звеня, упала на землю. Вскочивший на ноги юноша подхватил ее и, не говоря ни слова, бросился на насильников.
Раничев посмотрел на ТТ:
– Гляди-ка, вот и сгодился.
Пронзив женщину саблей в живот, насильник подтянул штаны и без труда отразил натиск разъяренного парня. Его сотоварищи, бросив окровавленный труп, обнажив сабли, подступили к Ивану.
– Двое на одного, – нехорошо ухмыльнулся тот. – Непорядок.
Снова прозвучал выстрел, и один из гулямов упал, сраженный в сердце 7,62-миллиметровой пулей. В стволе «ТТ» остался последний патрон – авось, еще понадобится. Раничев сунул пистолет за пояс и вытащил саблю:
– А вот теперь – сразимся!
Гулям оказался из молодых. Понадеявшись на свою ловкость, храбро ломанулся в атаку. Иван увернулся, а затем, несколько раз отбив клинок, сам перешел в нападение, не давая противнику выстроить защиту. Ударил наискось, слева, потом отскочил в сторону, пропуская к себе вражий клинок… сопроводил и, изогнувшись, быстрым движением чиркнул лезвием по шее гуляма. Тот захрипел, захлебываясь кровью.
Разделавшись с нападавшим, Раничев с интересом осмотрелся. Похоже, дела у смелого парня шли плохо. Правая рука его, уже окровавленная, висела плетью, а левой он, видно, способен был действовать не так ловко, чем не преминул воспользоваться соперник, сильным ударом вышибив из рук юноши саблю. Лицо гуляма исказила торжествующая гримаса. Иван решил вмешаться:
– Эй, товарищ… Не подскажете, как пройти в библиотеку?
Повернувшись к нему, воин зло усмехнулся и взмахнул саблей. Это был просто какой-то вихрь – Раничев едва успевал отражать удары, наносимые с такой первобытной силой, что в один далеко не прекрасный момент, старый иззубренный клинок Ивана вдруг переломился у основания с противным хрустом. Молнией сверкнуло лезвие…
«Ну вот, даже „ТТ“ не успел вытащить», – с тоской подумал Раничев, увидев, как глаза врага вдруг затуманились, стали каким-то пустыми, блеклыми, а в уголке рта показалась узенькая струйка крови.
Издав предсмертный вопль, гулям выпустил из рук клинок и с грохотом рухнул наземь. Позади него стоял юноша с окровавленной саблей.
– Спасибо, – с усмешкой поблагодарил Иван. – Хоть не совсем этично, но тем не менее. Ну, так и будем стоять здесь?
Парень не отвечая, вдруг кинулся к убитой женщине, плечи его затряслись в рыданиях, губы зашептали молитву. За углом послышался шум приближающейся конницы.
– Э-эй, – Раничев осторожно тронул юношу за плечо. – Не пора ли нам пора?
Парень обернулся, с тоской посмотрев на Ивана ярко-голубыми глазами, которые, наряду со светлыми волосами, не так уж и редко встречаются у арабов.
– Это была моя мать, – с трудом проговорил он. – А там, – он кивнул на обезглавленные тела, – мои братья. Я отомщу кровавым собакам! – Он вскинул саблю.
– Вряд ли, – снова усмехнулся Иван. – Если мы будем тут маячить, как три тополя на Плющихе…
– Да! – парень прислушался. – Бежим в сад, дом сейчас не очень-то безопасное место.
Схватив Раничева за руку, он побежал к узкой калитке в высоком глухом дувале из высушенных на солнце глиняных кирпичей.
– Кажется, они идут сюда, – оглянулся на ходу Иван.
– Ничего. Вначале эти псы займутся домом. Идем же, не стой…
Вслед за своим спутником, Раничев скрылся в саду среди яблонь, вишен и еще каких-то деревьев, смоковниц, что ли… Через задний двор они вышли на улицу – и как раз вовремя, в саду уже слышались гортанные голоса гулямов.
– Куда теперь? – спросил Иван остановившегося в задумчивости парня.
– Я думал, ты знаешь… – отозвался тот.
– Нет, я ведь не местный. Ибан из Басры, торговец кожами, – Раничев чуть поклонился.
– Саид, – улыбнулся парень. – Сын садовника Хаттаба аль Мулюка. Думаю, все побегут к реке…
– Хаттабыч, значит, – хохотнул Иван. – Ну, веди, Хаттабыч.
Пройдя несколькими улочками, темными, узенькими и кривыми, беглецы вышли на широкую площадь с опрокинутыми торговыми рядами и разбросанными по земле товарами – разбитыми горшками, обрывками тканей, фруктами. В конце площади толпился возбужденный народ, судя по реакции Саида – местные.
– Идем! – обернувшись, радостно воскликнул парень.
Собравшиеся встретили их без особой радости.
– А, это ты Саид, – оглянулся кто-то. – Отца твоего, садовника, на стене убили.
– Я знаю, – глухо отозвался Саид.
На Раничева, мало отличавшегося от всех остальных своим видом, вообще не обратили внимания. Столпившись вокруг чернобородого толстяка в зеленой чалме, решали важный вопрос – как выбраться.
– Предлагаю по реке, – азартно размахивая руками, кричал какой-то тощий чернявый парень в грязном, распахнутом на груди халате. – Иначе от конницы мы не уйдем.
– Не дело говоришь, Хасан, – выкрикнули из толпы. – Река перекрыта, об этом все знают!
– Да он предатель, хочет заманить нас в ловушку!
– Да мы и так в ловушке!
– Бей его!
– Эй, правоверные, а ну, потише! – толстяку в зеленой чалме едва удалось успокоить народ. – Да, Хасан неправ.
– Это как же неправ? – возмутился чернявый. – Вы ж меня не дослушали.
– Да бейте его!
– Нет, пусть скажет!
Хасан замахал руками:
– Река перекрыта, да, но только Тигр, и то в нижнем течении. А что, если пробраться к Евфрату?
– А гулямы?
– Так там только дозорные отряды. Нас ведь много – как-нибудь справимся.
– Морду ему набить за такие слова, морду!
Иван наконец разглядел крикуна, крепенького кудрявого парня лет двадцати пяти, в чешуйчатом панцире и с саблей.
– Нужно выбираться мелкими группами, – предложил он, по мнению Раничева, вполне здравую мысль.
Впрочем, основная масса поддавшихся панике людей его не слушала, одобрительно поддакивая Хасану.
Толстопузый – звали его Музаффар-хаджи – наконец тоже склонился к предложению чернявого парня. Еще бы – его поддерживало явное большинство. Всех этих людей можно было понять – собравшись вместе, они ощущали себя хоть какой-то силой и совершенно не хотели распадаться на мелкие группы… у которых оставался хотя бы один шанс из сотни. У этих же…
– Веди нас, благоверный Музаффар-хаджи! – раздались крики, и вся толпа ринулась вслед за толстяком и Хасаном.
– Этот погонщик ослов заведет их к ифритам и гулям, – посмотрев им вслед, презрительно заметил кудрявый.
Но его уже никто не слушал, все спешили за вожаками, словно стадо овец, ведомое упрямым бараном на бойню. Главное было – не отстать, не потеряться, вместе не так страшно, и если хорошенько молиться, непременно поможет Аллах, ведь молитва благоверного хаджи скорее достигнет его священных ушей.
– Эй, кучерявый, – схватив за руку ломанувшегося было с толпой Саида, громко позвал Иван.
Парень обернулся – круглое нахальное лицо, черная бородка, взгляд чуть насмешливый, умный:
– И что ты от меня хочешь?
– Пойдем с нами – у нас как раз небольшая группа, – Раничев кивнул на своего юного спутника.
– Саида я знаю, – подойдя ближе, усмехнулся кудрявый. – А вот тебя, так вижу впервые.
– Это Ибан, торговец из Басры, – пояснил Саид.
– Из Басры? – насмешливо переспросил парень. – А почему говорит, как тюрк?
– Видишь ли, я совсем недолго жил там, – Иван замялся.
– Да он храбрец! – сверкая глазами, пришел к нему на выручку юноша. – Словно громом, поразил двух гулямов!
– Храбрец, говоришь… – кудрявый посмотрел на бегущую толпу, словно охваченную безумием. Губы его презрительно скривились. – Что ж, – обернулся он. – Пожалуй, пойду с вами… Все равно больше не с кем.
Иван мысленно улыбнулся: такой человек в пути явно будет полезнее, нежели хрупкий мальчишка Саид.
Скользнув в прилегающую к площади улочку, все трое быстро пошли в сторону харабата – городских трущоб, в которых, по уверению чеканщика Исфагана – так звали кудрявого – сам Иблис с дюжиной ифритов запросто могли переломать ноги.
Едва они убрались с площади, как ворвавшиеся туда гулямы с гиканьем бросились преследовать убегающую толпу. Окружив, погнали обезумевших от ужаса людей к реке – в ловушку. Вокруг все горело, и клубы густого черного дыма столбами поднимались в небо, застилая горячее солнце.
Трущобы тоже пылали, подожженные сразу с нескольких концов – видимо, Тимур отдал приказ сжечь, стереть с лица земли непокорный город.
Спасаясь от огня и дыма, беглецы побежали к реке и с разбегу бросились в воду. Иван с Исфаганом едва успели сбросить бесполезные теперь доспехи.
– Лодка! – вынырнув, закричал Саид, показывая на сплетенное из тростника суденышко без руля и ветрил, гонимое течением на середину реки. Троицу, как видно, заметили – над головой засвистели стрелы.
Поплыв к лодке, Раничев тяжело перевалился через плетеный борт, помогая Саиду. Чуть подняв голову, обернулся – а где же чеканщик?
– Помогите… – Исфаган вынырнул у самой кормы. – Кажется, задели руку.
Иван с Саидом затащили раненого в лодку – в правой руке чеканщика торчала обломившаяся стрела. Плохо дело – рана могла загноиться.
– Весло! – воскликнул обрадованный Саид и, прячась от стрел, осторожно погреб.
Гулямы еще некоторое время скакали за беглецами по берегу, ловко пуская стрелы, но потом отстали – были занятия и поинтересней: поджоги, добыча, убийства…
– Кажется, выбрались, – орудуя веселом, улыбнулся Саид.
Исфаган в ответ презрительно скривился:
– Посмотри вперед, парень!
Впереди, за излучиной, показался наплавной мост с дюжиной стражников Тамерлана в блестящих на солнце шлемах. Раничев успокоительно усмехнулся. Уж кого-кого, а тех, кто на мосту, бояться не стоило… По крайней мере – ему. Иван поискал рукой плащ и похолодел! Плаща-то и не было – видно, прыгая в реку, скинул вместе с панцирем и в суматохе забыл забрать. Вот…
Глава 8
Июль 1401 г. Багдад – Мосул. Попутчики
Он не плут, не вор, за спиной топор;
А к кому он придет, тому голову сорвет…
К.Ф.РылеевПодблюдные песни
…блин, раззява! И как теперь прикажете быть? Те, на мосту, уже наложили на тетивы стрелы.
– К берегу, – кривясь от боли, кудрявый Исфаган кивнул на камыши. Саид дернул веслом.
– Нет, – воскликнул чеканщик. – Лодка пусть плывет дальше.
– Логично, – ухмыльнулся Иван, осторожно свешиваясь в воду с левого борта, от чего утлое суденышко едва не перевернулось. Тоже самое справа проделал Исфаган – вынырнув, Раничев подплыл к нему, поддержать, краем глаза отметив, как покинул лодку Саид, – вошел в воду тихо, без лишних брызг, напоследок придав ускорение лодке.
Камыши оказались что надо – густые, высокие – едва удалось протиснуться. С испуганным курлыканьем вспорхнули в небо какие-то длинноногие птицы, наверное, журавли. Раничев проводил их глазами и быстро перевел взгляд на наплавной мост, вернее, в ту сторону, где тот находился – из-за плотной камышовой стены ничего видно не было.
– Бежим или пересидим тут? – тяжело дыша, поинтересовался Саид.
Позади, со стороны охваченного огнем пожарищ Багдада, поднимались клубы густого черного дыма, ветер гнал его на запад, к Евфрату, куда, собственно, и надо было бы идти беглецам.
– О горе нам! – Саид посмотрел на дым. – Неужели, кровавые собаки Хромца сожгут весь город? Неужели, не пощадят ни дворцы, ни медресе, ни мечети?
– Не пощадят, – угрюмо отозвался чеканщик. – Сто лет назад их предки уже грабили Круглый город: разрушили медресе Аль-Мустансырия вместе со знаменитыми часами мастера Нур-ад-дина ас-Саати, сожгли библиотеку, утопили в Тигре ученейших имамов, разграбили и осквернили мавзолей Зуммуруд Хатун, мечеть Аль-Хаффафин, мечеть Сук Аль-Газал, мечеть имама абу Ханифа, мечеть…
– Не счесть несчастий, причиненных Багдаду мунгалами, – поддакнул Иван. – Похоже, и на этот раз они не минуют его.
– Да, очень похоже, – посмотрев на дым, Исфаган нахмурил брови. Потом посмотрел на свою правую руку с торчащим из нее обломком стрелы и неожиданно улыбнулся. – Аллах милостив, наконечник вышел наружу… Ну-ка, потяни древко, Ибан.
Иван сжал в кулаке окровавленный обломок и осторожно потянул. Чеканщик заскрипел зубами. Рана и в самом деле оказалась пустяковой, Раничев туго забинтовал предплечье Исфагана разорванной туникой и подмигнул:
– До свадьбы доживет!
– До чьей свадьбы? – не понял пословицы раненый. – Да, я собирался жениться на дочери одного уважаемого человека, даже начал копить калым, но никому об этом не говорил.
Иван лишь усмехнулся. Посовещавшись – вернее, послушав Исфагана, как человека, несомненно, опытного, – решили в камышах не сидеть: захотят – найдут, не сегодня, так завтра.
– Пойдем на юг, в Басру, – решительно заявил тот. – Проклятый Хромец еще не добрался туда.
– Не добрался, так доберется, – резко возразил Раничев. Путь на юг, в чужой город, был ему сейчас явно ни к чему. Да и кто поручится, что там нет шпионов Тимура? А вдруг кто-нибудь их них знает Ивана в лицо? Вполне может быть. Вот и донесут Тамерлану, а тот уж сделает вполне определенные выводы – идти к Баязиду через Басру, это даже не бешеной собаки крюк. Кроме всего прочего, в уме Раничева постепенно вызревала одна весьма привлекательная идейка по поводу того, где переждать оставшийся до пленения Баязида год. Не стоило оставаться в Малой Азии – месте в данный исторический момент времени очень даже неспокойном и пахнущем кровью, совсем не стоило. Иван не хотел рисковать, знал – кроме него совершенно некому будет помочь Евдоксе, оказавшейся во временах позднего сталинизма именно по его вине. Собственно, время пока работало на него, а этот оставшийся год можно было выждать не бог знает где и черт-те в каких условиях, а абсолютно легально. И в самом-то деле, он ведь, Иван Петров сын, не кто-нибудь, не голь перекатная, и не никому ненадобный шпынь, не дворянин даже, а из «детей боярских», служилый человек вполне авторитетного господина – рязанского князя Олега Ивановича, не так давно милостию своей соизволившего пожаловать Ивану несколько деревенек с зависимыми людишками – закупами, рядовичами, холопами. Поди-ка, не разбежались еще? Да нет, куда им деться? Вот там-то и перекантоваться зиму, а как начнет теплеть, в обратный путь – да не одному, с холопами. В конце-то концов должен же хоть какой-нибудь толк быть от его, раничевского, феодальства? Провести зиму настоящим барином, пожить для себя – и на фиг они все пошли, Тимуры да Баязиды. Вечно с поручениями. Надоело! Ох, как надоело. Особенно, зная о том, что где-то в рязанских лесах на границе с мордвою имеется вполне законная собственность. Добраться просто – на север. До Мосула не так далеко, оттуда с попутным караваном – до Мелитены, а там любой черноморский порт подойдет – Синоп или Трапезунд. Сел на корабль – а там сто путей. Лучше всего – через Азовское море, по Дону вверх. Так же потом и обратно. Естественно, не одному – с купцами. Сурожцы тем путем ходят, нижегородцы, да и сами рязанцы жалуют. При таких расчетах Басра – ни к черту не сдалась. Надобно уговаривать багдадцев, без них вряд ли что выйдет – пути-дорожки знать надобно. Кучерявый Исфаган, похоже, знает. Нет, не зря ему Раничев крикнул.
– На север, говоришь? – Исфаган усмехнулся. – А это и в самом деле – мысль. Беглецы – кто спасся – наверняка на юг бросятся, север завоеван Хромцом… Впрочем, кажется, Мосул он еще не успел разрушить. Только вот как идти? Полуголыми, без оружия, пищи и денег?
Вот так и пошли: в одних штанах-шальварах, мокрых, но быстро высохших. Из оружия – лишь один раничевский ТТ, и тот с последним патроном. Да и почистить бы пистолет неплохо – чай, в воде болтался. Вообще-то, штука надежная, не должен бы подвести. Впрочем, кто его знает? Да и нужно ли его таскать – из-за одного-то патрона? Хотя, больше-то совсем ничего нет, кроме, разве что, болтающегося в ковчежце на шее перстня.
Выбравшись на пустынный берег, они быстро пошли прочь, забирая на запад, к Евфрату. В принципе, вверх по его течению можно было бы добраться и до Милетины, что, однако, было бы хорошо только для Раничева, а вовсе не для его попутчиков. Им-то что в Милетине делать? А – в Мосуле?
Иван этот вопрос и задал, словно бы невзначай, оглядываясь на дым горящего Багдада. Воинов вокруг города рыскало мало – видно, все азартно предавались грабежу за его стенами. Осадные башни частью еще торчали кое-где, выделяясь на фоне желтоватых стен коричневыми уродами, но в большинстве своем уже были разобраны саперным отрядом. Шатры тоже оставались на своих местах: во-он один, маленький, почти неприметный отсюда – изумрудно-голубой, ярче неба, купол.
Странно, но до самого вечера беглецам так никто и не встретился – может, беглецы, если таковые были, и в самом деле рванули на юг, к Басре, а может, хитрый чеканщик просто знал какие-то тайные пастушеские тропы. Скорее, второе – ибо узкая, бегущая меж колючими кустами тропинка менее всего напоминала нахоженный караванный путь. Скорее уж – тропку каких-нибудь контрабандистов, буде тут таковые водились. Голубоглазый Саид с удивлением посматривал по сторонам, светлые волосы его растрепались, на спине, между лопатками, запеклась кровь – задели стрелою? Не похоже, иначе б жаловался.
– Что у тебя на спине, Саид? – догнав шагавшего впереди, сразу за Исфаганом, мальчишку, спросил-таки Раничев.
– Язвы, – обернулся тот и пожаловался: – Опять вот, кровоточат. А ведь Мустафа-табиб обещал, что…
– Не тот ли это Мустафа, что жил недалеко от ворот Баб Аль-Вастани? – на ходу оглянулся на парня чеканщик.
– Да, – юноша кивнул. – Именно там его лавка.
– Шарлатан твой Мустафа, – обидно рассмеялся Исфаган. – Небось прописал тебе мазь из верблюжьего навоза и змеиных кишок?
– Д-да, – Саид хлопнул ресницами. – И еще – примочки из ослиной мочи и земляного масла.
– Ты бы лучше спину меньше расчесывал, – посоветовал чеканщик, – чем кормить шарлатанов да лечиться всякой дрянью.
– Но Мустафа – уважаемый всеми лекарь! – обиженно возразил Саид.
Исфаган расхохотался:
– Дрянь он, а не лекарь.
Так они и спорили всю дорогу, Раничев даже опасался – как бы не разодрались. Нет, ничего – посмотрели на солнце и дружно повалились на колени, определившись по тени – в сторону Мекки. Солнце уже катилось вниз, за далекие горы, оранжевым тускнеющим шаром. По черным, вытянувшимся от деревьев теням примерно определили – где Мекка. В ту сторону и кланялись все, кроме Раничева. Иван тоже мог бы запросто косить за мусульманина – несколько лет он провел в рабстве в Магрибе, в доме почтеннейшего судьи – кади, так что весь шариат знал не хуже многих имамов – но не стал. Не стоит притворяться или менять веру, когда так много зависит от воли и милости Божией.
– А ты чего же не молишься? – закончив намаз, кудрявый Исфаган подозрительно посмотрел на Раничева.
– Я огнепоклонник, – смиренно ответил тот, увидев, как чеканщик презрительно скривился, а в голубых глазенках Саида явственно промелькнул ужас. Что ж, назовись он христианином, картина была бы еще худшей – огнепоклонники все же не считались столь чуждыми, в каждом мусульманском городе – в Междуречье, Анталии, Хорассане их проживало великое множество. Обычно именно огнепоклонники содержали майхоны с запрещенным вином, публичные дома, притоны и прочие не особенно презентабельные заведения, пользовавшиеся, однако, стабильной популярностью.
– У твоих земляков прибыльное дело, – усмехнулся Исфаган. – Думаю, в Мосуле ты сразу же пойдешь к ним в майхону.
– И напьюсь там вина, – пошутил Иван. – Могу и вас с собой взять. Пойдете?
– Что ты, что ты! – Саид замахал руками с такой интенсивностью, словно бы пытался отогнать реально кружащих вокруг него бесов: джиннов, ифритов, иблисов, шайтанов и прочую нечисть.
– Э, Саид, – успокоил мальчишку чеканщик. – Это хорошо, что Ибан – огнепоклонник. Его земляки – народ ушлый и помогут нам в Мосуле.
– Конечно, помогут, – не стал разочаровывать его Раничев. – За тем и идем.
Стемнело. Быстро, почти без сумерек, как и всегда на юге. Где-то рядом, в кустарнике, подал голос шакал.
– Как хочется пить, – садясь на траву, Саид сглотнул слюну. – И поесть я бы не отказался.
– Здесь недалеко есть источник, – шепотом произнес Исфаган, и Саид возбужденно воскликнул:
– Так почему же мы к нему не идем?!
– Тсс! – чеканщик испуганно закрыл парню рот ладонью. – Мы пойдем туда чуть позже, после ночной молитвы.
– А почему…
– Потому что сейчас там бродит гуль!
– Гуль!!! – враз осекся Саид. Голос его задрожал – еще бы, кто знает, кого из путников гуль захочет сожрать на ужин? Может, сразу всех, а, может, ограничится Саидом, как более молодым и аппетитным. Впрочем, пока гуль их не нашел, кажется…
– Будешь так кричать – обязательно найдет, – на полном серьезе предупредил Исфаган. – Сиди тихо.
Саид послушно заткнулся и, сев на траву, тесно прижался к Раничеву. Где-то неподалеку послышался вдруг стук копыт… Гулямы? Все замерли… Нет, пронесло. А вот закричал осел – дико и как-то необычно страшно.
– Гуль… – дернулся Саид.
– Не бойся, не съест, – успокоил его Раничев. – А вот попить и подкрепиться и впрямь бы не помешало.
– Там, у источника, часто останавливаются охотники и пастухи, – поднимаясь, негромко сказал Исфаган. – Может, от них что и осталось. Вы оставайтесь здесь, а я пойду, посмотрю.
– Я с тобой! – дернулся было Саид, но чеканщик твердо уперся рукой ему в грудь. – Жди здесь! Помни, гуль очень любит поджидать у источника.
Раничеву изрядно надоела уже вся эта болтовня о вампирах и пожирателях человечины, однако он благоразумно молчал, понимая – кудрявый Исфаган пугает их вовсе не зря. Значит, это ему выгодно. Чтоб не пошли за ним к источнику, не увидели… то, что чужим видеть не полагается. Интересно, что там может быть? Или – кто? Последнее вернее. Сообщники! Исфаган по всем ухваткам вовсе не напоминал мирного чеканщика, скорее – воина, Иван почему-то запомнил, как кудрявый держал саблю – вроде бы расслабленно, однако попробуй, выбей. И с камышами сразу сообразил. Профессионал, что и говорить. А не промышлял ли он по ночам кистенем, с компашкой подобных себе искателей удачи? Очень может быть. В таком разе, сейчас и не сообразишь, хорошо это или плохо? Если разбойники ненавидят Тимура, тогда, наверное, могут и помочь беглецам. А вдруг они решат просто-напросто захватить их в рабство? Нет, Исфаган сейчас явно требовал пригляду. Источник, гули какие-то… Не нравились Раничеву такие вот непонятки.
На небе вызвездило, выкатилась серебряная луна, напоминавшая добродушно улыбающуюся деревенскую бабу. Посмотрев на луну, Раничев подмигнул Саиду:
– Пойду отойду за кусты, что-то живот схватило.
– Возвращайся скорее, – боязливо произнес юноша – и это тот человек, что совсем немного времени назад бесстрашно пытался ввязаться в схватку с гулямами. Тогда он показался Ивану большим храбрецом. Может быть, потому, что гулямы убили его мать и братьев?
– Ничего, Саид, – Раничев потрепал парня по плечу. – В такую луну никакие гули не ходят.
– Как раз в луну-то и ходят…
Не слушая его, Раничев углубился в кустарник. В какой стороне скрылся Исфаган? Кажется, во-он за тем большим камнем. Оглянувшись по сторонам, Иван прибавил шагу и едва не упал, зацепившись за какой-то толстый корень. Обогнув валун, в свете луны до боли напоминавший очертаниями знаменитый постамент под памятником Петру Первому в Санкт-Петербурге, он явственно услышал журчанье ручья… и чьи-то приглушенные голоса. Подойти поближе? Пожалуй – иначе зачем было вообще следить за чеканщиком? Иван сделал осторожный шаг… И словно выстрел разорвал тишину! Проклятый сучок…
– Кто это там? – послышался угрожающий грубый голос.
Раничев громко заскулил.
– Это все лишь шакал, Юсуф, – негромко возразил, судя по голосу, Исфаган. – Так ты дашь нам лепешек и дичи?
Раничев улыбнулся: слава богу, кажется, дела складываются неплохо – кто бы ни был этот загадочный Юсуф, но чеканщик, похоже, не желал своим спутникам зла.
– Возьми… И пусть дорога твоя будет счастливой, а Аллах продлит твои годы. Может, останешься с нами?
– Нет. Вы пойдете за мной. Под видом беглеца, мне легче будет пристать к какому-нибудь каравану. Будьте готовы!
– Но… – Юсуф замялся. – Не слишком ли нас мало для каравана?
– А сколько осталось?
– Я, хромой Касым, Мурадилла Коготь, да пара молодых ребят-куфинцев. Остальные, как ты знаешь, остались в городе. На свои головы…
– Да-а-а, негусто, – чеканщик вздохнул. – Знаешь караван-сарай Керима ас-Сабайи?
– Тот, что недалеко от Мосула?
– Именно. Вот там и сладим дело.
– А не слишком ли…
– Нет, не опасно. Я там буду на хорошем счету – беженец, бедняга… Ночью открою ворота. Правда, если встретится караван…
– Встретится. Кривой Абдулчак как раз должен бы выйти из Куфы в Мелитену.
Послышался звук шагов. За деревьями приглушенно заржала лошадь. Пропустив Исфагана вперед, Иван, чуть выждав, отправился следом и, обогнув камень, услышал причитания Саида:
– Бедный, бедный Ибан! Его, видно, утащили гули… А я ведь предупреждал!
– Да не кричи ты так, – не выдержал чеканщик. – Найдется еще Ибан.
– Он хороший человек. Хоть и огнепоклонник.
– Слыхал бы твои слова какой-нибудь ученый имам!
Раничев выбрался из-за кустов с самым равнодушным видом.
– Ибан! – непритворно обрадовался Саид. – Так тебя не съели гули?!
– Как видишь, не съели, – усмехнулся Иван. – Я сам кого хочешь съем!
Исфаган принес бурдюк с водой и лепешку с вяленым мясом. Все с удовольствием напились и подкрепились.
– Так и знал, что у источника должны остаться припасы. Знаете, здесь бывают охотники, пастухи… – на голубом глазу врал чеканщик, впрочем, никто его особенно и не слушал.
Утром пустились в путь. Дрыхли так, что проспали время предрассветной молитвы, для мусульманина – грех непростительный, впрочем, Саид с Исфаганом были не очень-то фанатичными мусульманами – оба даже не брили головы, впрочем, наверное, были обрезанными. Тропинка, по всей видимости, тянулась параллельно караванной тропе – слишком уж часто слышались крики ишаков и верблюдов.
– Похоже, нас настигает какой-то большой караван, – обернулся Саид.
Ему бы шорты и красный галстук – вылитый советский пионер, всем ребятам пример, типа вот Игорька… Как там они с Евдоксей? Усилием воли Раничев отогнал от себя грусть и, нагнав идущего чуть впереди него чеканщика, предложил пристать к каравану.
Читать бесплатно другие книги:
