НеВозможно Стил Даниэла
– Какого плана у вас работы?
Он стал объяснять ей свои творческие принципы, подозревая, что она все пропускает мимо ушей, и был недалек от истины. Все это Татьяна слышала уже много раз. Ей явно недоставало маминой непосредственности и искреннего интереса к собеседнику. Саша в этом отношении разительно отличалась от дочери. Если бы не Саша, Лайам к этой девице и на пушечный выстрел не подошел. Она показалась ему высокомерной и бесстрастной. А по его меркам, это были серьезные недостатки. Лайам тоже не расположил к себе молодую женщину. Он был не таким уж и юным. Типичный художник, которого обошел успех. Татьяну же окружали другие люди. Это были уверенные в себе деловые мужчины, благополучные и надежные. Лайам был явно не из их числа. Едва перебросившись двумя словами, они уже испытывали друг к другу неприязнь. В попытке как-то сгладить ситуацию – хотя бы ради Саши – Лайам упомянул, что хорошо знаком с Ксавье. Татьяна кивнула с выражением глубокого безразличия. Она вспомнила, что брат как-то называл его имя, но ведь у Ксавье все дружки какие-то ненормальные, не то что у нее.
Спустя несколько минут к ним подошла Саша. Она заметила их отчуждение и встревожилась. У Татьяны на лице читалось раздражение. Плохой знак! Лайам был более оживленным, и Саша боялась, что своими расспросами и интересом к ее дочери он может выдать себя. Но пока Татьяна, кажется, ничего не подозревала. Она просто не имела желания с ним общаться, что, впрочем, для Саши было неудивительно.
– Вы уже познакомились? – спросила Саша небрежным тоном и обняла дочь. Сейчас она была только матерью, никем более. И уж во всяком случае – не возлюбленной этого долговязого художника.
– Познакомились, – подтвердил Лайам с улыбкой, на которую Саша ответила одними глазами.
– Лайам – один из наших художников и друг Ксавье по Лондону. Там я с ним и познакомилась. Ксавье его к нам привел. В декабре устраиваем ему выставку. А ты куда собралась? – спросила Саша у дочери. Выглядела та прекрасно, но Саша терпеть не могла, когда под платьем был виден каждый изгиб тела, а это был как раз тот случай. Впрочем, здесь все молодые женщины были одеты так же смело. Сейчас все молодые так одеваются. Саша не одобряла эту моду, но она ничего не сказала. Дочь достаточно взрослая, чтобы одеваться так, как считает нужным.
– Я ужинаю в «Пастис», в одной компании, – ответила Татьяна и взглянула на часы. Маленькие часики с бриллиантами, которые отец подарил ей в последнее в его жизни Рождество.
– Спасибо, что заскочила, родная, – с улыбкой проговорила Саша. Она знала, – что Татьяна бывает в этом районе исключительно по делам. Как у всей молодежи, жизнь ее протекала в центре города.
– Я же тебе обещала! – Татьяна сказала это с каким-то вызовом. Этот визит, скорее всего, не входил в планы девушки, но она любила мать и не решилась ее огорчить. Она высоко ценила Сашину работу и гордилась тем, что Саша приумножает созданную дедом империю. Татьяна его хорошо помнила. Когда они жили в Париже, он ее вечно пугал. Ксавье с ним лучше ладил. И все же именно дед дал жизнь галерее «Сювери».
– А мы ужинаем в «Прожорливой Жанне», – сообщила Саша. Это был один из ее любимых ресторанов, так что дочь не удивилась. Находился он по соседству с галереей, и в нем всегда было оживленно и полно всяких знаменитостей. Саша уже водила туда Лайама, ему тоже очень понравилось.
Через несколько минут Татьяна попрощалась, а Саша вернулась к Лайаму.
– Ну как, понравились друг другу? – Она была немного встревожена.
– Красивая у тебя дочь, – признал Лайам. Это было трудно отрицать. – Но строгая, должен заметить. Кажется, я ей не понравился.
– Не тушуйся. Она всегда такая. К ней вечно мужики лезут, вот она и надевает броню.
«И клыки», – мысленно добавил Лайам, но вслух ничего не сказал. Нет, эта девочка ему не понравилась. Она показалась ему избалованной. Вот Ксавье – другое дело. А на эту даже факт его дружбы с братом не произвел впечатления. Да ее ничем не проймешь, в этом Лайам не сомневался.
Вскоре после этого они уехали в ресторан. Саша пригласила с собой нескольких человек, с которыми Лайам должен был легко найти общий язык, и, конечно, художника, героя сегодняшней выставки. Всего набралось четырнадцать человек, их усадили за длинный стол, и весь ресторан вокруг них хлопотал. А больше всех – Саша. Она, как наседка, пеклась обо всех и каждом, следила, чтобы никого не обделили и чтобы всем было хорошо и весело. Вот за эту заботу о людях Лайам ее и любил. Она была доброжелательна, открыта и внимательна ко всем. А девиц вроде ее доченьки никто, кроме собственной персоны, не волнует. Саша делала все, чтобы Лайаму было удобно, чтобы он чувствовал себя значительным и желанным гостем в этой компании. И в ее жизни. А в этом он больше всего и нуждался.
Ничто в ее поведении не говорило о том, что между ними существуют близкие отношения. Она ничем себя не выдала, ни взглядом, ни прикосновением, ни словом. Она дала всем понять, что ценит его как художника, а заботится о нем на правах устроительницы его дел. И со всеми другими она была так же приветлива.
Вернувшись домой, Лайам похвалил ее. Он совершенно освоился в ее квартире. Можно было только догадываться, в какое негодование пришла бы Татьяна, если бы увидела, как он курит сигару, развалясь в спальне в любимом кресле ее отца. Для Татьяны все связанное с отцом было свято. Она много раз давала понять матери, что рада, что Саша ни с кем не встречается, и надеется, что так оно и будет. Старший брат смотрел на вещи куда более реалистично. Он хотел прежде всего видеть маму счастливой, а она сама разберется в том, что или кто может сделать ее счастливой.
– Саша, ты чудо! – сказал Лайам, с улыбкой глядя на нее сквозь сигарный дым. Она даже курить ему здесь позволяла, говорила, что ей нравится запах, да он ей и в самом деле нравился. Артур всегда выбирал только самые качественные сигары, кубинские. – Вернисаж прошел замечательно. Ты всех сумела убедить, что Хочкис – большой, настоящий художник. Он сам – на седьмом небе, этот Хочкис. – Так звали художника, героя дня. – Он весь вечер твердил, как мне повезло, что меня тоже ты представляешь. А главного-то и не знает! – Лайам рассмеялся, Саша следом.
– Рада, что ты доволен. – У нее был по-настоящему счастливый вид. Она привыкла всю себя отдавать и своим художникам, и покупателям, И успех ее вернисажей был ее личным успехом и радостью.
– Еще бы! – поддакнул Лайам, любуясь ею. Она уже переодевалась ко сну. Она его совсем не стеснялась, как будто они прожили вместе уже много лет. – Вот Татьяна твоя меня напугала, – признался он, гася сигару.
– Не говори глупостей. Она еще девчонка. Потому и строгость на себя напускает. Она была очень привязана к отцу и питает ко мне собственнические чувства. Я тебе уже говорила, она очень бескомпромиссный человек. Должно быть, решила, что ты – очередной сексуально озабоченный художник, вздумавший за ней приударить. Вообще-то зря она так одевается. Неудивительно, что мужики на нее клюют. Просто вызывающий вид!
– Выглядит она сногсшибательно, – согласился Лайам, но при этом не питал на счет Татьяны никаких иллюзий. Наверное, Саша лучше знала дочь. – Она совсем не похожа на Ксавье. Тот может поговорить с бездомным и убедить его в том, что он король. А рядом с Татьяной я чувствовал себя, как кусок дерьма у нее под ногами. – Это было, возможно, преувеличение, но Саша огорчилась.
– Она немного избалована, слишком много внимания к ее персоне. Но сегодня она была очень хороша.
– Она вообще очень хороша собой, а не только сегодня. – Что ему не понравилось, так это ее ледяной тон. Саша была как ярко горящая свечка, причем этот огонек светил неугасимо. А Татьяна как айсберг, протяни руку – и наткнешься на холодный лед.
– Она очень похожа на моего отца. Тот тоже был чрезмерно строг, хотя, думаю, тебе бы он понравился. – В то же время Саша не сомневалась, что на Симона картины Лайама не произвели бы никакого впечатления. Отец всю жизнь, до смертного часа, не жаловал молодых художников, хотя от прибыли, которую приносила семье Сашина страсть, не отказывался. Но работы современных мастеров он никогда не понимал и не признавал.
– Какие планы на завтра? – спросил Лайам, укладываясь в постель. Взгляд у него был многозначительный, да Саша и не возражала. Эта постель уже давно принадлежит им двоим.
– Я подумала, может, на море съездим? – предложила она, а он уже обнимал ее.
– Я с удовольствием, – сказал он и поцеловал ее.
– Отлично, – поддакнула Саша, ответила на поцелуй, и все на свете перестало для нее существовать, остался только Лайам.
Утром она поехала в галерею, просмотрела и осталась довольна отзывами прессы, а после ужина они укатили в Саутгемптон. По дороге захватили кое-какой еды и на место прибыли в десять часов. Немного посидели на веранде за разговором. Говорили обо всем. Рано легли спать, опять занимались любовью, а утром отправились гулять по берегу. Жизнь все больше входила в размеренную колею. После обеда, сидя на пляже, Лайам сообщил, что подумывает осенью перебраться с мастерской в Париж. Это будет проще, чем каждую неделю мотаться из Лондона, что и утомительно, и накладно. Он хотел и в будни быть рядом с ней.
Оба понимали, что рано или поздно об их отношениях станет известно. Бернар уже был в курсе. Но Лайам не собирался шумно вторгаться в ее жизнь. Он соглашался, что у них очень непохожий образ жизни и окружение, и был вполне доволен тем, что у них было общего. Выходило, что на таком уровне отношения возможны, причем с точки зрения обоих. Лайама это очень радовало, а Саша тоже медленно, но верно убеждалась в его правоте. Хоть она и многого вначале опасалась, выходило, что ничего невозможного нет.
Вечером они поехали в кино, а потом легли в постель и, обнявшись, говорили о всякой всячине и смеялись, когда снизу до них вдруг донесся какой-то звук. Внизу явно кто-то был.
– У тебя нет кнопки для вызова полиции? – шепотом спросил Лайам, и Саша отрицательно мотнула головой.
– Есть какая-то штука, только не знаю, где, – прошептала она в ответ.
Внизу отчетливо слышались шаги, потом человек ступил на лестницу. Лайам огляделся по сторонам, схватил кочергу и в тот момент, когда шаги уже были совсем близко, распахнул дверь настежь. Одновременно он зажег свет и теперь с кочергой наготове красовался в дверях Сашиной спальни в чем мать родила. Прямо перед ним стояла Татьяна, на лице ее застыл ужас. Рядом с ней на лестничной площадке был молодой человек. При виде Лайама девушка вскрикнула, он тоже. Сцена была как в кино. Татьянин кавалер подскочил и встал рядом, а Саша заняла позицию бок о бок с Лайамом. Она тоже была не одета и смотрела на дочь в панике. Татьяна не говорила, что собирается приехать. Она, видимо, думала, что мать сюда больше не приезжает. Саша не рассказывала ей о своих поездках, а уж объясняться насчет Лайама и вовсе не собиралась.
– Мама, боже мой! Что ты делаешь? – Татьяна разрыдалась, а ее спутник благоразумно удалился вниз. Он мгновенно оценил ситуацию и решил не вмешиваться в семейную сцену. – Ты с ума сошла? – Тут она в слезах повернулась к Лайаму: – Какого хрена ты делаешь в постели моего отца, хотела бы я знать? О чем вы оба думаете?! Совсем голову потеряла, никакого уважения к папиной памяти не осталось? – снова накинулась она на мать. – Как ты могла притащить его сюда? Как ты могла? Этим ты в Париже занимаешься? Трахаешься со всеми своими художниками?
Впервые в жизни Саша не подумала над тем, что делает, и, дрожа всем телом, влепила дочери пощечину. Татьяна ответила тем же, а Лайам со стоном выпустил из рук кочергу. Его тоже трясло, и он поспешил в ванную, чтобы что-то на себя накинуть. В суматохе ничего, кроме трусов, не обнаружил, что было ненамного лучше, но все же мужское достоинство оказалось прикрыто. До одежды ли ему было, когда он бросился спасать Сашу от грабителя? Уж лучше бы он встретился лицом к лицу с вооруженным бандитом, чем с Татьяной.
– Ну-ка, успокойтесь обе! Пожалуйста! – взывал он к рыдающим женщинам, но тщетно. Татьяна в истерике продолжала кричать на мать. – Замолчите! Пойдемте вниз и поговорим, – приказал Лайам по возможности спокойным тоном. Никто не собирался его слушать, а потом Татьяна снова повернулась к нему:
– Убирайся из дома моих родителей, подонок! Тебе здесь не место!
Лайам растерялся. В такой ситуации бывать ему не приходилось. Слава богу, Бет не застукала их с Бекки в постели, иначе могло быть еще хуже, хотя – куда уж хуже? Обезумевшая девица его убить готова, а Саша умирает от стыда. Все это было ужасно!
– Замолчи! – закричала Саша. – Он мой гость.
– Какой же он гость?! Он твой любовник. До чего же вы оба отвратительны! – гневно выпалила девушка, развернулась и бегом бросилась вниз. Через несколько секунд дверь хлопнула и от дома отъехала машина. Романтический уик-энд у Татьяны не получился. Как и у Саши с Лайамом. Саша сидела на лестнице и, закрыв лицо руками, рыдала. Лайам сел рядом и обнял ее. Не хотела она, чтобы дочь узнала об их отношениях таким образом. Саша была в отчаянии и никак не могла унять слез.
– Пойми, Лайам, она теперь навсегда перестанет меня уважать. Она считает, что я осквернила память ее отца. Она возненавидит меня. – Саша едва могла говорить, ее всю трясло. – Обозвала меня шлюхой. Господи… Поверить не могу!
Лайаму все происшедшее тоже казалось невероятным, и единственное, что он мог сейчас сделать, – это по возможности утешить Сашу. Он считал, что Татьяна повела себя чудовищно, какое бы удивление и разочарование ее ни постигло. Наговорила матери такое, что назад не вернешь, даже если Саша и захочет ее простить. А он знал, что так и будет.
– Наши отношения – это не ее дело, – убеждал Лайам Сашу, уговорив ее снова лечь в постель. Лайам присел на кровать, взял Сашу за руки и продолжал: – Ты ничего дурного не сделала. Ты взрослая женщина, твой муж почти два года как умер. Что же тебе теперь – не жить? Ты находилась у себя дома, наедине с любимым мужчиной. Тебе не за что себя корить. – Лайам нежно ее поцеловал. – Она должна перед тобой извиниться, Саша. То, что она сказала, не имеет оправданий. – А если Саша и найдет эти оправдания, то он – ни за что. Маленькая мерзавка! Обозвала его куском дерьма и дешевым жиголо, он такого ни от кого терпеть не станет! Руки так и чесались врезать нахалке, но Лайам не мог этого себе позволить. Хотя бы ради Саши. Незачем было подливать масла в огонь. Но оттого, что Татьяна столько наговорила и так бурно среагировала на их присутствие в семейной спальне, страдали оба.
– Это ведь и ее дом, – жалобно проговорила Саша. – Она имеет право здесь быть. Я просто пока не хотела ей говорить о нас, а эта сцена… Господи, теперь это будет всегда стоять между нами. – Она чувствовала себя проституткой, застигнутой с клиентом. Дочь обвинила ее во всех грехах. Только на рассвете они наконец уснули, проговорив несколько часов кряду, пытаясь найти себе оправдание и как-то примириться с ситуацией. Уснула Саша в слезах в объятиях Лайама, а в половине десятого их разбудил телефонный звонок. Звонил Ксавье, из Лондона. Сестра позвонила ему ночью и все рассказала. В ее изложении все выглядело омерзительно. Она сказала, что застала Лайама расхаживающим голышом по дому, явно после секса с их матерью. В первый момент Ксавье опешил, в особенности из-за нарисованной сестрой картины. Но потом, успокоившись и поразмыслив на холодную голову, пришел к выводу, что не имеет ничего против такого союза. Лайам ему симпатичен, а матери он желает только счастья. Единственное, что его огорчало, так это то, как это все выглядело в глазах сестры. Когда он звонил, в Лондоне было уже половина третьего дня. Едва услышав его голос, Саша залилась слезами. Она глубоко страдала.
– Мой мальчик, прости меня…. Я не могла… Я думала… Все совсем не так, как решила Тати. О боже… Что же теперь делать? – Саша была убеждена, что отношения с дочерью испорчены навсегда, а большего стыда она в жизни не испытывала. Никакой роман не стоит того, чтобы ради него разрушать семью, терять детей. Она любила Лайама, по крайней мере ей так казалось, но на первом плане для нее всегда будут оставаться дети. И она страшно боялась, что Ксавье тоже осудит ее.
– Для начала тебе надо успокоиться, – резонно заметил сын. То же самое он говорил и сестре, когда та разбудила его в шесть утра и истерически рыдала в трубку, обзывая мать шлюхой. Он велел ей немедленно замолчать, и Татьяна замолкла. Потом они долго говорили. Ксавье убеждал сестру, что ничего ужасного не произошло. Он говорил, что Лайам хороший малый, его близкий приятель и он их сам познакомил, хотя то, что случилось, было и для него неожиданностью. Ксавье и в голову не могло прийти, что у них может завязаться роман. Но он считал, что мама имеет право на счастье и ей решать, с кем она его найдет. Это сугубо личное дело. И еще, заметил он сестре, мать не выставляла свои отношения с Лайамом напоказ, ведь никто ничего не знал. Даже он, хотя и видел их вместе, ни о чем не догадывался. И нечего из матери делать чудовище, падшую женщину! Она – свободная женщина, и она вправе выбрать себе мужчину. И неважно, что Лайам на несколько лет моложе, это их тоже не касается.
– Как она может делать это в папиной постели? Это мерзость! – всхлипывала Татьяна. Отца она боготворила и до сих пор не могла примириться с его смертью. А теперь, вдобавок к ее горю, в его кровать мать уложила чужого мужика.
– Тати, это ведь и мамина постель тоже. Куда, по-твоему, ей деваться? Нам еще повезло, что она нас пускает в этот дом. Могла бы и не пускать. Папа ведь его ей оставил.
– Шла бы в отель!
– Вот это уже было бы мерзко. Тати, она имеет на это право, а он приличный человек, клянусь тебе! Я его хорошо знаю.
– Да уж, «приличный»! Нищий художник – за ее деньгами охотится. За нашими деньгами, между прочим, – уточнила она, рассчитывая восстановить брата против друга. Но это не сработало. Ксавье был знаком с Лайамом не один год.
– Это вряд ли, – возразил он. – Нет, не похоже. Скорее у него к маме действительно чувство. – Во всяком случае, он на это надеялся и, собственно, ради этого и позвонил сейчас маме. – Мам, у вас это серьезно? – без обиняков спросил он, и Саша растерялась. Она не знала, что сказать. Точнее – какое подобрать определение. Они любят друг друга, но никаких далеко идущих планов не строят. Они только-только начали задумываться о будущем.
– Не знаю. – Саша не стала кривить душой. Она всегда была честна с детьми. И про Лайама она не хотела говорить до поры до времени, пока сама во всем не разберется. Это была не ложь, а сознательное умолчание, а это не одно и то же.
– И давно это у вас? – спросил Ксавье, надеясь, что это не знакомство на одну ночь и не порыв слепой страсти, иначе он сам окажется дураком в глазах Татьяны, которой он заявил, что мама относится к таким вещам со всей серьезностью и, видимо, очень дорожит этими отношениями. Отчего Татьяна лишь еще горше зарыдала. Она и помыслить не могла, чтобы мать связала свою жизнь с этим альфонсом-художником. Стыда не оберешься. Она никогда с этим не смирится. Татьяна не сомневалась в том, что ее мать всю жизнь должна быть верна памяти отца. Ей и в голову не могло прийти, что жизнь матери еще не подошла к финалу.
– Мы вместе уже полгода. С января, – всхлипывая ответила Саша. Лайам слышал их разговор, лежа рядом с ней в постели. Поняв, что Саше надо дать возможность поговорить с сыном наедине, поднялся и пошел вниз варить кофе.
– Ты за него замуж собираешься? – продолжал расспросы Ксавье.
– Господи боже ты мой… Не знаю я! Я ему все время твержу, что это невозможно. И, по-моему, Татьяна это только что подтвердила. Я не стану делать ничего такого, что может восстановить вас против меня. Мы с Лайамом еще сами не поняли, куда это нас может завести. Может, и вовсе никуда.
– Мам, этим ты нас против себя восстановить не можешь. Да и ничем другим тоже. Мы тебя любим. Дурь у Тати пройдет. Это она от неожиданности. Мы тебе желаем только счастья. – Ксавье говорил за себя и за сестру, но Саша знала, что Татьяна его мнения не разделяет. Во всяком случае, сейчас.
Очередное воспоминание о ночном скандале, когда они с Лайамом стояли голые напротив Татьяны и кричали друг на друга, вызвало у нее стон. А эта пощечина! Татьяна описала все брату в точном соответствии с действительностью.
– Это было ужасно! Мы сначала подумали, к нам вор лезет. Лайам выскочил в коридор раздетый, с кочергой в руке.
– Она мне так и сказала, – подтвердил Ксавье. Он был старше сестры на два года, а это многое меняет. И Лайам был ему друг, а не чужой человек. В первый момент новость об их романе с Сашей его тоже сразила, но он хотя бы знал, что мамин возлюбленный – приличный человек. Татьяна же о нем не знала ничего. – Хорошо еще, он ее в темноте по голове не стукнул.
– Он зажег свет, чем сделал только хуже – она нас сразу увидела.
На этот раз Ксавье рассмеялся:
– Да, мам, накрыли вас! Что ж, бывает! Но лично для меня главное, чтобы ты была счастлива. С Татьяной я потом поговорю. Я ей велел принять валиум и лечь спать.
– Она пьет валиум? – удивилась Саша.
– Нет. Но уверен, она его возьмет у знакомых. Просто вчера у нее был такой голос, что я подумал, ей не мешает успокоиться. Вам бы надо было ее из пожарного шланга окатить. Я ее даже сначала не узнал по телефону. Она со мной говорила таким голосом, будто сошла с ума. – А кроме того, понял Ксавье, она успела как следует выпить и была не совсем трезва. Короче, сестра была никакая, и он отправил ее спать, пообещав все обсудить потом. – А могу я с Лайамом поговорить?
Саша отправилась искать его на кухню. Тот протянул ей чашку кофе, а она ему – телефонную трубку. При звуке знакомого голоса Ксавье хохотнул:
– Мне что же, теперь тебя папочкой величать?
– Это намного лучше, чем то, как меня назвала твоя сестрица. Слышь, старик, ты меня извини. Я совсем не хотел никаких скандалов. Никогда бы не поступил так ни с твоей мамой, ни с тобой.
– Да понимаю я все… Дело житейское. – Тут Ксавье вспомнил о своей роли главы семейства и встал на защиту маминых интересов. – Ты ее любишь? – строго спросил он. Ксавье надеялся на положительный ответ, Лайам ему нравился и должен был вести себя достойно, а не порхать, как мотылек. Он не хотел, чтобы его мамой кто-то воспользовался, тем более – друг.
– Да, люблю, – громко ответил Лайам и обернулся на Сашу, которая со страдальческим видом съежилась в кресле. Она испытывала невероятное унижение.
– Позволь спросить о твоих намерениях.
– Пока что мы оба пытаемся разобраться, что к чему и чего мы хотим. Ответ дать ни я, ни она пока не готовы. От меня потребовалось немало усилий, чтобы убедить твою маму хотя бы попробовать. Подозреваю, прошлая ночь может многое испортить. А мне, ты же знаешь, еще нужно дождаться развода. Тут он сам обратился с вопросом к Ксавье: – Если решимся – благословишь? Ксавье задумался. К такому вопросу он не был готов.
– Если вы считаете, что можете сделать друг друга счастливыми, я бы возражать не стал. Я, конечно, не ожидал ничего подобного, но жизнь порой преподносит сюрпризы. Может, у вас как раз и получится. Это вам решать. А я тем временем сестру постараюсь привести в чувство.
– Спасибо тебе, – голосом отозвался Лайам. Он, конечно, имел в виду не столько обработку разъяренной сестрицы, сколько готовность Ксавье благословить их на долгосрочные отношения, хотя и душеспасительная беседа с Татьяной была бы нелишней. Особенно это важно было для Саши, которая никак не могла прийти в себя. Потом Лайам вернул ей трубку, а сам вышел на веранду.
Ксавье продолжил разговор с матерью и снова стал ее успокаивать. Саша тихонько всхлипывала, ему было ее жаль. Он прекрасно понимал, каким кошмаром стал для нее ночной скандал.
– Мам, постарайся успокоиться. Я поговорю с Тати. Для тебя сейчас главное – прийти в себя. Не думай о том, что случилось. У Тати все уляжется. И у тебя тоже. Лайам хороший малый. Сказал мне, что любит тебя. А больше тебя ничто не должно волновать.
– Я его тоже люблю, – всхлипнула Саша, – но терять ради него своих детей не собираюсь.
– Да никого ты не потеряешь! Ну, покричит она немного, ногами потопает, она же у нас капризная. Такой уж характер, ничего не попишешь. Ты имеешь право быть счастливой. Если, конечно, Лайам – то, что тебе нужно. Можешь рассчитывать на мою поддержку. А если у вас все удачно сложится, и на Татьянину тоже. А не сложится – будем считать эксперимент неудавшимся и как-нибудь вместе посмеемся.
Но в данный момент всем было не до смеха. Ксавье, правда, был на высоте – проявил неожиданную зрелость и великодушие – в противоположность сестре.
Саша была ему благодарна, они еще немного поболтали, потом распрощались, и Саша вышла вслед за Лайамом на веранду. Он в задумчивости смотрел на море. Услышав шаги Саши, он повернулся.
– Прости меня! Я не хотел создавать тебе такие проблемы. – Вид у него был побитый.
– Дело не в тебе. Просто эта ужасная ситуация… Рано или поздно они все равно бы узнали. Но кто же знал, что все так получится… – Саша была безутешна, она ни о чем не могла думать.
Воскресным вечером они вернулись в город. Саша несколько раз пыталась дозвониться до дочери по мобильному, но он все время был включен на голосовую почту. Дома у Татьяны тоже включался автоответчик, Саша надиктовала несколько сообщений. Лайаму было неприятно слышать, как она унижается, но он понимал, что дочь для нее много значит. Эту бы Татьяну да отхлестать по первое число! Но Саше он ничего не сказал. Она лучше знает, как объясниться с дочерью.
Ксавье тоже оставил сестре несколько сообщений, и она перезвонила ему в Лондон. Он тщетно взывал к ее здравому смыслу, но Татьяна была непоколебима и злилась, что брат выгораживает своего ничтожного дружка.
– Ты не лучше их! Тоже спятил. Сам подумай: он же ее лет на двадцать моложе! Какой надо быть идиоткой!
– Никакая она не идиотка. Ей одиноко. И моложе он ее всего лет на восемь или девять. – Ксавье говорил спокойно и терпеливо, пытаясь образумить сестру.
– А выглядит как мальчишка. Этот прикид, эти длинные волосы! Ужас какой-то! И что мать в нем нашла?! Разве только он хорош в постели…
– Прекрати, Татьяна! Да, Лайам часто ведет себя по-детски, но он не ребенок. Он взрослый человек. Говорит, что любит ее. И мне показалось, она его тоже. Нравится нам или нет, но она имеет право быть с тем, кто ей мил. И, если уж на то пошло, я предпочел бы, чтобы она была с Лайамом, чем с каким-нибудь надутым снобом или охотником до ее денег.
– А он наверняка как раз и охотится за ее деньгами, неужели ты не понимаешь?!
– Не думаю. Он порядочный человек, был женат двадцать лет, у него трое детей. – Он не стал говорить о том, что Лайам разрушил семью, изменив жене с ее собственной сестрой. – Положись на маму. Может, у них все сойдет на нет. Они же никому не мешают своими отношениями!
– Она выставляет себя круглой дурой! А если кто узнает или, чего доброго, она с ним в обществе начнет появляться, то и мы с тобой будем опозорены.
– Можешь мне поверить, я выкидывал номера и покруче. И ты, кстати, тоже. – Все Татьянины тайны были Ксавье хорошо известны. У нее тоже случались романы, которые она не хотела афишировать. А Саша, похоже, не выставляет напоказ отношения с Лайамом. И даже больше того, держит их в секрете, а в Саутгемптон уезжает, чтобы не попадаться никому на глаза. Но даже если люди прознают, ничего зазорного в романе с Лайамом нет. Они взрослые люди, черт возьми! И чего это Татьяна так распсиховалась?! Как же, боится она за свою репутацию! Раньше надо было об этом думать!
– Она же наша мать! – волновалась Татьяна. Она не была настроена уступать. А если уж Татьяна закусила удила, знай держись. Хочешь не хочешь, а придется ждать.
– Туг ты права, Тати. Знаешь что? Дай ей время. Будь с ней поласковей. Ей это нужно, поверь. Когда папа умер, помнишь, как она страдала? Я хочу, чтобы она была счастлива.
– Только не с этим типом! – Татьяна объявляла войну обоим – и матери, и ее возлюбленному – и не собиралась отступать. Она хотела любой ценой изгнать Лайама из маминой жизни. Спасти Сашу от нее самой, хотя бы ради памяти отца.
Брат с сестрой проговорили чуть не целый час, но Татьяна осталась при своем. Она объявила, что не успокоится, пока Лайам не исчезнет из поля зрения. Судя по ее голосу, она была полна решимости. Ксавье оставалось надеяться, что Лайам проявит больше упорства и терпения, чем сестра. Татьяна же всегда отличалась умением достигать своей цели.
ГЛАВА 14
В понедельник Саша приехала в галерею в ужасном состоянии. Управляющая галереей, Карен, это заметила. А верная Марси, вручая Саше очередную пачку газетных вырезок, спросила, все ли у нее в порядке. У Саши в глазах стояли слезы. Татьяна ей так и не перезвонила, а утром в конторе Саше сказали, что ее нет на месте. Ей не хотелось надоедать, было ясно, что Татьяна решительно не желала с ней говорить.
– В выходные с дочерью возникла проблема, – уклончиво ответила Саша. Не могла же она пуститься в объяснения о том, как Лайам голый стоял в дверях спальни и держал наготове кочергу, в то время как Татьяна осыпала обоих оскорблениями. Каждый раз воспоминание об этой сцене вызывало у Саши содрогание и на глаза вновь и вновь наворачивались слезы. Все это было ужасно.
– У нее все в порядке? – Марси, никогда не имевшая не только детей, но и мужа, была, однако, прирожденной наседкой, что Саше очень импонировало. Ее секретарша не только была дельным работником, но и отличалась большой добротой и вниманием к людям, а к Саше относилась прямо-таки по-родственному.
– Она со мной не разговаривает. Мы жутко поссорились. Описать не могу.
Марси знала, что мать с дочерью нередко ссорились, еще когда Татьяна была девочкой, но в последние годы они стали прекрасно ладить. До сегодняшнего дня.
– Это у нее пройдет, – успокаивала Марси. – Ты же знаешь ее характер.
– Не уверена, – покачала головой Саша и кружевным платочком вытерла слезы. Привычка всегда иметь при себе носовой платок передалась ей от матери. И она была ей верна, бережно храня память о рано ушедшей Марджори. В любой ситуации у Саши в сумочке имелся платок. – Ужас, что было, – повторила она, а Марси кудахтала над ней с чашкой чая и печеньем. Саша подняла голову и улыбнулась: – Спасибо, Марси.
Секретарша не знала, остаться или дать Саше побыть одной.
– Если нужна помощь, – сказала она, – можешь на меня рассчитывать. – Она вела себя предельно деликатно.
– Да нет, спасибо, ты тут ничем не поможешь, – ответила Саша и зарыдала еще безутешнее. Тогда Марси не удержалась, подошла к Саше и обняла ее за плечи.
– Что бы у вас там ни произошло, все перемелется, можешь мне поверить, – сказала Марси, сама чуть не плача.
– Нет, не перемелется! – Саша всхлипнула, слезы все текли по ее щекам. – Это из-за Лайама, – наконец призналась она. Марси опешила от неожиданности.
– Из-за Лайама? – он-то тут при чем? Марси никак не могла взять в толк. – А она с ним знакома? – Как это он в семейную ссору затесался? У Марси голова шла кругом.
– Да уж, и даже лучше, чем ей бы хотелось. Он был со мной в Саутгемптоне. – Это ничего не проясняло, но Марси сочувственно слушала Сашин рассказ.
– И они там поругались?
– Она нас обоих такими словами поливала! И шлюхой, и проституткой, и жиголо, и подонком. И это только начало.
– Боже мой! Что у вас там стряслось? – Марси была шокирована.
Саша посмотрела на нее долгим, пристальным взглядом. Марси она полностью доверяла. Они знакомы уже столько лет, Марси – надежный друг. Саша сначала не собиралась ни с кем откровенничать, но молчать дальше было невозможно. Ей надо было выговориться.
– Она нас застукала в Саутгемптоне. Я понятия не имела, что она собирается на дачу. Мы были в спальне. И тут вдруг она. Мы решили, это грабитель. Лайам как был голышом, так и шагнул к двери с кочергой в руке. Чуть ее по голове не огрел. Ну, после этого и началось.
– Лайам? А что он в твоей спальне-то делал? – недоумевала Марси, и Саша рассмеялась сквозь слезы.
– Бога ради, Марси, сама подумай, что он мог делать голый в моей спальне? В отличие от тебя, Татьяна все поняла. Тем более что он был без одежды, а она привезла с собой парня, чтобы, по всей видимости, заняться тем же, чем занимаемся мы с Лайамом уже полгода. Мы пробовали разбегаться, потом снова сходились. А эта ужасная сцена… Не знаю, что теперь делать!
– Ты и Лайам? – У Марси было такое лицо, словно это ее ударили кочергой по голове. – Ты и Лайам}
– Неужели это так ужасно звучит? – совсем сникла Саша. Она в жизни не испытывала столько унижений, сколько за последние три дня. А теперь еще и Марси в ужасе. Зря она с ней поделилась.
– Ужасно? Смеешься, что ли? Да если бы мне удалось захомутать такого мужика, я бы до конца дней свечки ставила. Хорош собой, талантливый, приятный. Что тебе еще нужно? А ей то какое дело до вас?! Может, ревнует?
– Не в этом дело. Она его сразу возненавидела. Она вообще художников терпеть не может, столько всяких чудиков на своем веку повидала, что считает их никчемной публикой. И по большей части она права. Лайам действительно иногда ведет себя безответственно. Но я его люблю, а он говорит, что любит меня. А теперь вот Татьяна готова его убить, а со мной, наверное, до конца жизни разговаривать не станет.
– Еще как станет! Как это я сразу не поняла? – удивлялась Марси своей недогадливости, – безмозглая! А глаза куда смотрели?
– Мы старались не афишировать, хотели сначала сами разобраться, что к чему. По правде сказать, в последние три месяца у нас все идет очень хорошо, но это же небольшой срок.
– Чего ты боишься? – мягко спросила Марси. Саше и раньше доводилось делиться с ней личными проблемами, и советы Марси всегда давала очень мудрые.
– Издеваешься? Он же – мальчишка, хоть ему уже сорок. А я – как его мамаша, даже внешне. А мне совсем не хочется быть его мамашей, мне своих детей хватает.
– Во-первых, на мамашу его ты совсем не тянешь. Ты даже рядом со своими детьми смотришься, как их сестра. А во-вторых, все мужчины – что малые дети, а мы, женщины, рано или поздно становимся квочками. В противном случае они быстренько делают ноги в сторону той, которая готова их нянчить.
– Или в сторону молоденьких красоток. Я не хочу связывать свою жизнь с мужчиной, который через десять лет убежит к двадцатилетней. А это вполне может случиться.
– А он такой? – забеспокоилась Марси.
– Кто знает? Он двадцать лет был женат, пока сам все по глупости не разрушил. Но для своего возраста он слишком легкомыслен. Как он сам о себе говорит, шальной художник. – Правда, Саша признавала, что Лайам в последнее время очень изменился. – Никогда не думала, что увлекусь мужчиной на девять лет моложе, да еще и нашим клиентом. Ты же меня знаешь, Марси… Мы с Артуром всегда жили так спокойно, так упорядоченно… И вот – надо же! Я влюбилась в великовозрастного мальчишку, и вся моя жизнь пошла кувырком. А теперь со мной перестала разговаривать дочь, бог знает кем меня считает!
– Если она не возьмется за ум, я ее своими руками высеку. Она угомонится. Она просто испытала шок. Надо полагать, как и вы.
Саша посмотрела на подругу и горько улыбнулась:
– Представляешь, мы оба стоим в чем мать родила, у Лайама в руке кочерга, она выкрикивает нам все мыслимые оскорбления, а ее кавалер, кажется, вот-вот уползет под коврик. Я влепила ей пощечину, она – мне. Никогда в жизни не поднимала на нее руку. И представить такое не могла! Как в дешевой мелодраме. Вот она я, полюбуйтесь, с молодым любовником, да еще в постели ее отца, как выразилась Татьяна, и мы оба стоим перед ней во всей красе. Господи, Марси, ну что может быть хуже?
– Ничего, – без колебаний согласилась Марси. – ты попробуй взглянуть на вещи с другой стороны. Твой возлюбленный ведь мог быть старым, обрюзгшим, лысым, некрасивым. И как бы он тогда выглядел голый?! По-моему, тебе с Лайамом очень повезло. Послушай, ты вот овдовела совсем недавно, так? А я всю жизнь одна куковала и, наверное, так и буду куковать, и не потому, что мне так нравится, а потому, что никак не встречу приличного человека или он меня никак не найдет. Одни разведенные встречаются, которые платят алименты и поэтому всех баб презирают, или растерявшиеся вдовцы, которые убеждены, что лучше их покойной супруги никого нет, забывая о том, как от нее при жизни на стену лезли, и что бы ты ни делала, тебе никогда не получить их одобрения. А есть такие, кто патологически боится каких-либо обязательств, а еще пьяницы, наркоманы, подлецы, насильники, женоненавистники, тайные гомики, явные гомики – эти жаждут поносить твои платья, – зануды, от которых не знаешь, куда деваться, мужики, от которых скверно пахнет, которые безобразно выглядят и по характеру дрянь, или дряхлые старцы, которых уже никакая виагра не берет. Я лет десять не встречала мужчину, которым можно было бы увлечься, а в постели с мужчиной уже года три как не была. Я уже давно отказалась от мысли спать только по любви. Потому что с этими принципами, коими я когда-то очень дорожила, так и останешься наедине со своей подушкой. Вот так-то, подружка. Значит, тебя беспокоят девять лет разницы с красивым, талантливым и порядочным мужчиной, в которого ты влюблена и который сходит по тебе с ума?
Вели своей Татьяне прикусить язык и успокоиться. А хочешь, это сделаю я?
Саша знала, что произнесенная Марси речь выстрадана. Марси была чудесная женщина, не красавица, но миловидная, всегда хорошо одета, фунтов десять лишнего веса есть, но они ее не портят. Умная, образованная, хорошо зарабатывает, к тому же – добрейший человек. Еще Саше было известно, что у Марси уже много лет нет близкого друга-мужчины. Она сама была достойна хорошего человека, но так и не встретила стоящего. В окружении Саши и Марси было много таких женщин – славных, приятных, но одиноких. И дело здесь не в возрасте, не в социальном положении и доходах. Людям стало очень трудно находить друг друга, вот почему многие все чаще прибегают к знакомствам через Интернет. Саша и сама несколько раз подбивала на это Марси, но та робела. И Саша ее понимала: знакомиться с чужим человеком по Интернету – в этом есть что-то опасное. Аргументы Марси были убедительны, и Саша понимала, что Марси поступает правильно. А Марси считала Сашу самой везучей женщиной на земле, раз ей удалось заполучить Лайама, а его – самым везучим мужчиной. А если Татьяне что-то не нравится – это ее проблема. Когда Саша сказала, что кричала ей дочь, Марси рассвирепела.
– Ты в самом деле считаешь, что ничего страшного, что я на девять лет старше? – в который раз спросила Саша. Она была благодарна подруге за то, что Марси искренне разделила ее тревоги.
– Господи, боже ты мой, ему же не двадцать два! Он взрослый, сознательный человек. У него дети. А рядом вы смотритесь ровесниками. К тому же в наше время такое сплошь и рядом случается. В определенном возрасте в этом даже есть своя прелесть. У тебя был прочный брак, теперь дети выросли. Тебе нужно уже не то, что двадцать пять лет назад. Тебе нужен человек, с которым можно было бы хорошо проводить время, который тебя ценит, с которым у тебя есть общие интересы. А у вас они как раз есть. Вам нет необходимости неотлучно следовать друг за другом, вы можете даже жить в разных местах. А можете вместе, если вам так удобнее. У каждого может быть своя жизнь, свои друзья, а вместе вы тогда, когда этого хотите. По мне, так это прекрасно. И вот еще что. Если он тебе не нужен – отдай мне. Я его всего на три года старше. Буду счастлива пережить унижение, выходя с ним в общество. Мечтаю об этом!
Теперь Саша уже не плакала. Она слушала Марси и улыбалась. Марси заставила ее поверить, что все будет хорошо. Доводы Марси были вполне резонными. Ну и что, что девять лет? Ну и что, что он шальной художник? С этим она как-нибудь сама разберется. К тому же в последнее время Лайам вел себя безупречно.
– Так что мне с Татьяной то делать? – спросила она наконец.
– Да ничего! Дай ей остыть. Она решила, что ты предаешь отца. Ты же знаешь, как она была к нему привязана. Чуть не святым считала. Артур был прекрасный человек, но надо смотреть правде в глаза: его больше нет, как это ни прискорбно. Мне кажется, он был бы только рад, если бы узнал, что ты счастлива. Если ты, конечно, счастлива. Артур был самый замечательный мужчина из всех, кого я знаю. Не думаю, что он желал бы тебе век одной куковать. Татьяне просто нужно повзрослеть. Пережить все это. Дай ей время, и она образумится. Не будет же она всю жизнь с тобой воевать.
Но Саша знала, что дочь бывает упряма, а ее преданность отцу не ведает границ. Это у нее с юных лет. А теперь, когда Артура не стало, она его боготворит вдвойне. Это дает ей ощущение, что связь с ним не потеряна.
Но совет Марси был не лишен смысла. Надо дать ей время.
– Я ей оставила миллион сообщений. Она так и не взяла трубку.
– Оставь ее в покое. Может, ей стыдно того, что она наговорила. Вообще-то есть чего стыдиться. А как Лайам пережил эту пытку?
– С большим достоинством, – ответила Саша. – Он был на высоте. Татьяна позвонила брату, и Ксавье говорил с нами в воскресенье. Он меня успокаивал. Лайама он обожает, они друзья, собственно, так я с ним и познакомилась. Ксавье пытался урезонить сестру. Но Лайам теперь Татьяну боится, он испытал самый настоящий шок.
– Не отталкивай его, Саша. Все образуется. – С этими словами Марси поднялась, и они закончили разговор, а через полчаса в галерее появился Лайам. Когда он проходил мимо стола Марси, та подняла голову и заулыбалась. Пусть парень хоть здесь чувствует себя желанным гостем.
– Добрый день, Лайам, – поздоровалась Марси и дружелюбно помахала рукой.
– Добрый день, Марси, – ответил он. Вошел, благодарно улыбнувшись, к Саше в кабинет и закрыл за собой дверь. Вид у него был озабоченный. – Как ты сегодня? – спросил он и поцеловал ее.
– Нормально. – Саша не стала говорить ему о разговоре с Марси. Это их; секреты, Лайаму о них знать необязательно. Но у нее теперь было намного легче на душе.
– Татьяна не объявлялась? – Весь день этот вопрос не давал ему покоя.
– Нет. Думаю, ей надо остыть.
– Мудро, – видел, что сейчас Саша намного спокойнее, чем была утром. – У меня на сегодня билеты на бейсбол. Как тебе такой план? – Он хотел ее отвлечь от грустных мыслей, а никакого другого способа не придумал.
– Отлично. – Саша улыбнулась. Она бы предпочла поужинать вдвоем в каком-нибудь тихом ресторанчике. Или даже в шумном, вроде «Прожорливой Жанны». Но она знала, что он помешан на бейсболе, и была готова разделить его страсть. После разговора с Марси Саша смотрела на Лайама другими глазами, словно видела в первый раз. А еще, несмотря ни на что, она была благодарна судьбе за то, что подарила ей Лайама.
В свои сорок девять она прекрасно знала, что достойные мужчины на дороге не валяются. То, что описала Марси, было правдой, хоть и звучало несколько преувеличенно и комично. Лайам был достоин ее внимания и любви, и она не собиралась с ним порывать, как бы к этому ни относилась ее дочь.
ГЛАВА 15
Четвертое июля и примыкающие выходные Лайам с Сашей провели в Саутгемптоне. Все дни стояла солнечная и жаркая погода. Они готовили еду, ужинать ходили в ресторан, днем лежали на пляже, купались, а в День независимости были приглашены в гости – Сашины знакомые устраивали барбекю. Саша приняла приглашение, и в назначенный день в шесть часов они отправились в гости, в джинсах и сандалиях, как и было указано в приглашении. Саша купила две сине-красно-белые банданы, и каждый из них повязал бандану себе на шею. Когда они выходили из дома, Лайам оглядел Сашу и улыбнулся. По его словам, он никогда еще не был так счастлив, как сейчас.
– Мы с тобой как близнецы, – он, имея в виду их одежду. Лайам – блондин, она – брюнетка, он высокий, она – миниатюрная. Саша понемногу начинала забывать о своем возрасте. Очень помогли Марси и Ксавье, которые ее поддержали и благословили на продолжение отношений. От Татьяны с того ужасного дня не было ни слуху ни духу. Саша ее не теребила, давала прийти в себя.
Гостей собралось человек двести. Стояли длинные столы с едой, гигантский мангал и специальная палатка с карнавальными масками и костюмами.
Саша с Лайамом сидели рядом за длинным столом и ели гамбургеры и хот-доги, когда Саша вдруг поняла, что Лайам пьян. В разгар ужина он громко заявил, что ему жарко, снял рубашку и, подмигнув Саше, швырнул в огонь. В нем снова стал пробуждаться необузданный мальчишка. Дело было плохо. Саша попробовала утянуть его домой, но Лайам заявил, что ему весело и он никуда не пойдет. К этому моменту он уже был пьян настолько, что не замечал, что Саше совсем не до веселья. Он начал с ромового пунша, продолжил пивом, а за столом усиленно налегал на вино. Потом кто-то предложил ему отведать мохито, и Саша с ужасом смотрела, как он, не переводя дух, осушил подряд три рюмки. Вот когда его по-настоящему развезло. А хуже всего, что Саша оставалась трезва как стеклышко и с каждой минутой расстраивалась все сильней, чего Лайам совершенно не замечал. Ему было море по колено.
Потом в центр лужайки вышли танцовщицы, Лайам сорвался со своего места и выхватил из круга одну девушку, самую хорошенькую и молоденькую, и пустился с ней в разудалый танец, девушка с готовностью подхватила и дошла до того, что расстегнула Лайаму ширинку. На этом «экзотика» закончилась, но Саше хватило. Люди вокруг хохотали, кто-то смотрел неодобрительно, а Лайам вернулся к ней, застегнул джинсы, смачно на глазах у всех поцеловал ее в губы и обеими руками сгреб за ягодицы, не оставляя ни у кого сомнений насчет их отношений. До этого Саша всем представляла его как одного из своих подопечных художников из Лондона.
– В чем дело, зайчик? – спросил он заплетающимся языком, глядя на нее пьяными глазами. Саша готова была его убить на месте и хотела одного: поскорее уйти.
– Лайам, я хочу домой, – тихо сказала она. Она не хотела устраивать сцену, но и не намерена была дальше позориться. Лайам себя не контролировал, и положение усугублялось с каждой минутой. Он заказал «Отвертку», а когда официант подошел с заказом, стакан перехватила Саша.
– Ты что? – возмутился Лайам и попытался выхватить у нее коктейль. Но официант уже понял, что происходит, молча забрал стакан и унес.
– Тебе уже хватит! Нам пора.
– Вот еще! – вскочил и, шатаясь, встал перед ней. Он чуть не упал ей на руки, потом его вдруг потянуло на нежности. Саша выразительно на него посмотрела, но ей уже было ясно, что увезти его домой не удастся. Он, несомненно, был в ударе. – Я не твой сынок, чтобы ты мне диктовала, что делать! – Лайам положил ей руку на плечо.
– Тогда веди себя как взрослый! – вполголоса сказала Саша. Он был похож на распоясавшегося пьянчужку.
– Ты не имеешь права мне указывать! – повторил он, Саша кивнула, окружающие с любопытством смотрели на них. Один из гостей заметил, что назавтра у парня будет тяжелое похмелье, другой засмеялся. С обоими мужчинами Саша была хорошо знакома. Это были приятели Артура. Еще не легче!
– Лайам, я устала. Я хочу домой, – взмолилась она.
– Так иди и поспи. Можешь меня в машине подождать. В кои-то веки я хочу повеселиться. Мне здесь нравится. – Он опять качнулся и, к Сашиному ужасу, нырнул в толпу. Она нашла его верхом на коне, запряженном в повозку для увеселения гостей. Конь пугался, а конюх безуспешно уговаривал Лайама слезть. Гости стояли и смотрели, как будут развиваться события. В конечном итоге с помощью трех официантов Лайама удалось спустить на землю. Он все кричал: «Нно! Пошшла!» – и колотил лошадь пятками по бокам. Саше хотелось его прибить.
Хозяин дома помог усадить его в машину. Лайам мгновенно отключился, и Саша повезла его домой. Разбудить его возле дома не удалось, и она оставила его спать в машине. В семь утра она проснулась оттого, что он пробрался к ней под бок. В девять она поднялась, а Лайам еще не проспался. Он спустился только к полудню, да и то надел темные очки и все причитал, что солнце очень яркое. Саша молча сидела на кухне с газетой, а Лайам налил себе кружку кофе. Потом подошел и сел рядом, и ей ничего не оставалось, как оторваться от газеты и поздороваться. Голос у нее был холоднее льда.
– Вот это я понимаю, повеселились… – произнес Лайам как ни в чем не бывало. Саша пристально на него посмотрела. – Я, кажется, перебрал – судя по раскалывающейся голове. – Он хохотнул. Саша молча смотрела на него.
– Что я вчера натворил? – осторожно спросил он. Он мало что помнил о вчерашнем вечере. Зато Саша помнила все в мельчайших подробностях.
– Много чего, – ответила она и перечислила все его «подвиги». Не забыла и о том, как он лапал ее и пустил псу под хвост всю их конспирацию. – Но больше всего мне, конечно, понравилась выходка с лошадью. Ты был неподражаем и испугал коня, изображал из себя ковбоя и вопил во все горло. – Саша едва сдерживалась, чтобы не расплакаться от обиды. А Лайам, оказывается, тоже был обижен. Он не желал выслушивать нотации. Он взрослый человек, имеет право вести себя так, как ему хочется. Об этом он ей и заявил. Сказал, что слишком долго был паинькой, а время от времени ему надо выпускать пар.
– Я тебе говорил, Саша, я предупреждал! Ты не имеешь права накидывать на меня узду. На меня всю жизнь родня наезжала, а теперь и ты туда же. Каждому человеку нужно иногда встряхнуться. И что с того, если я дал себе развлечься? – Он все-таки оправдывался, чувствовал себя виноватым и от этого еще сильнее злился.
– Ты меня опозорил, – заявила Саша, глядя ему в лицо. Все шло так хорошо, а он взял и снова перевел стрелку в сторону «невозможно». Саша искренне хотела быть с Лайамом, хотела радоваться его успехам, гордиться им. Она была готова представить его как своего близкого друга своим знакомым. Но если он по-прежнему считает возможным выкидывать такие номера, не считаясь с ней, вряд ли у них что-нибудь получится. – Если ты так будешь себя вести, я с тобой больше никуда не смогу показаться. Тебе наплевать на свою репутацию, но я не позволю тебе позорить меня.
– Ты говоришь в точности как мой отец, не собираюсь от тебя это выслушивать, – воинственно объявил Лайам. – Собственно, что произошло?! Ну выпил я немного лишнего.
– Ты выпил много лишнего. И сделал все, чтобы те, кому мало-мальски есть до этого дело, убедились, что мы любовники.
– меня твоя конспирация вот где!
За месяц в Нью-Йорке от их тайны мало что осталось. Бернар знал и до этого. Теперь знает Марси. Знает Татьяна. Знает Ксавье. И еще бог знает сколько человек догадываются. Пока Лайам держался прилично, Саша была готова обнародовать их отношения. Но сейчас…
– Тогда веди себя как взрослый человек, и не нужна будет конспирация.
– Если бы ты меня любила, ты бы не боялась, что об этом все узнают. – Он говорил тоном обиженного ребенка.
– Я тебя люблю, но не позволю тебе выставлять меня на посмешище. Мне и так непросто из-за разницы в возрасте. Мне надо время, чтобы свыкнуться. А тебе – чтобы подрасти.
– Ради бога, Саша! Ну, сколько можно! Забудь об этом! И я уже давно вырос. Я художник, вольная птица. Меня не удастся выдрессировать, как цирковую собачку, чтобы производить впечатление на твоих друзей и в угоду твоей доченьке. Или ты любишь меня как есть, или не любишь.
– Так вот оно в чем дело! В Татьяне? Лайам, пройдет время, и она опомнится. Она считает, я предала ее отца, а она его боготворила. И узнать о наших отношениях было для нее ударом. А твои выкрутасы вряд ли помогут кого-либо убедить, что они жизнеспособны. И меньше всего – меня.
Не говоря ни слова, Лайам вышел из кухни и хлопнул дверью. В окно Саша видела, как он направился к пляжу. Настроение у обоих было хуже некуда. Вчерашний вечер вспоминался как кошмар. А хуже всего было то, что завтра они возвращаются в Европу, она – в Париж, он – в Лондон. Если последний день они проведут в ссоре, то времени на наведение мостов уже не останется.
Когда вечером они выехали в город, Лайам продолжал дуться. Дома он отказался от ужина – пробурчал, что не голоден. Саша все равно приготовила спагетти, и Лайам все же сел за стол.
– Прости, я вчера дурака свалял. Идиот! Не знаю, что на меня нашло, просто мне хотелось оттянуться немного. Имеет человек право хоть изредка расслабиться?! Я не преступник, не подлец, могут у меня быть всего лишь маленькие слабости? Черт побери, Саша, да меня иногда тянет выпить пива с твоим консьержем. По-моему, он симпатичный малый. Но, заметь, я этого не делаю.
– Спасибо тебе за это! Прости, если мой образ жизни кажется тебе невыносимо строгим. – Саша была в полной растерянности. Опять все вернулось на круги своя. Именно этого она опасалась с самого начала, когда поняла, что Лайам абсолютно не терпит какого бы то ни было контроля над собой. И любые порядки цивилизованного общества воспринимает как попытку притеснения. Но у нее вся жизнь строго упорядочена. Она никогда не могла и не может позволить себе делать все, что вздумается. А для Лайама, чего Саша и боялась, это, как видно, непосильная ноша. Значит, не могут они быть вместе? Сейчас Саше это трудно было представить. – Лайам, я и вправду не знаю, что сказать. Я не хочу делать тебя несчастным, не хочу портить твою жизнь, давить на тебя. Но ты не можешь распоясываться всякий раз, как у тебя возникает настроение. – Пока при Саше это случилось лишь однажды. Лайам своим поведением словно пытался показать Саше, что он все равно останется тем, что он есть – шалопаем-художником, бунтарем и озорником.
– И что теперь? Что будем делать, когда вернемся? – забеспокоился Лайам. Он рассчитывал, что этот дурацкий эпизод не повлияет на их уже более устойчивые отношения. И выяснять отношения снова и снова, давать еще раз обещания, заверять Сашу в любви – это все они уже проходили. Ну что теперь делать – он вот такой! Так он живет, так он любит, хотите – берите. Но Саша считала, что закрыть глаза на выходки Лайама еще не значит решить проблему. Оба были поставлены перед дилеммой, причем нешуточной. Чтобы доказать Лайаму свою любовь, она вынуждена рисковать собственной репутацией. А если у них в конечном счете ничего не получится, она навсегда останется посмешищем. Так она, во всяком случае, думала. И это ее серьезно беспокоило. Саша бы предпочла не выставлять своих отношений с Лайамом напоказ, пока они сами не решат, как им жить дальше. Лайама же бесили ограничения, которые налагала на него близость с Сашей. Даже двадцать лет брака не смогли сломить его независимую гордую натуру. Вот и сейчас он хотел быть с Сашей, но не мог изменить своей привычке жить вольно.
– До конца июля я в Париже, – сказала Саша в ответ на его вопрос о том, что будет дальше. – Приезжай, если захочешь. В Сен-Тропе мы отправляемся первого августа.
– А что потом? – спросил Лайам, и Саша недоуменно подняла брови. Она не понимала, о чем он. – Что будет, когда ты с детьми уедешь?
– Я же говорила. Мы едем в Сен-Тропе, я зафрахтовала яхту, меня не будет три недели. Если хочешь, после этого можем куда-нибудь съездить вдвоем. В Нью-Йорке мне надо быть в сентябре, да и то недели мне хватит. Если захочешь, можешь тоже поехать. Но тебе, наверное, надо будет к выставке готовиться. – Сейчас она говорила, как его мать и дилер, причем он сам поставил ее в такое положение, вместо того чтобы говорить с любимой и любящей женщиной.
– А в Сен-Тропе мне можно приехать? – спросил он с каким-то скрытым вызовом. Они как-то говорили о том, что он мог бы на несколько дней к ним присоединиться, тем более что там будет Ксавье, и Лайама можно будет представить как его друга. Точнее – можно было раньше, но не теперь. Все эти планы строились до того, как Татьяна застала их в Саутгемптоне и учинила скандал. Теперь и сын, и дочь знали, какое место отведено Лайаму в ее жизни.
– Лайам, ты что, действительно не понимаешь – того, что произошло с Татьяной, это совершенно исключено. Раньше я рассчитывала, что ты присоединишься к нам на правах приятеля Ксавье, а теперь этот сценарий не пройдет.
Саша до сих пор и сама не сумела поговорить с дочерью. Татьяна продолжала игнорировать ее звонки, и в конце концов Саша послала ей короткое сообщение в надежде помириться. Но ответа не получила. Надо было понимать так, что война продолжается. Ксавье тоже нечем было ее порадовать. Саша с ним несколько раз говорила. Он по-прежнему считал, что не надо форсировать события. Он назвал сестру инфантильной и упрямой и обвинил в ребячестве. Так что теперь она и на него злилась.
Читать бесплатно другие книги:
