Приход ночи Тихомиров Артем

Глава четвертая

— Привет, — сказала Таня, входя в прихожую.

Я стояла и взирала на нее, не зная, что ответить. Как всегда — репетируешь, проигрываешь то один сценарий, то другой, а потом стоишь не в силах рта раскрыть.

От Тани пахло пивом.

— Ты где была-то так долго? — спросила я, пытаясь изобразить нормальный тон.

Похоже, все было банально. Просто. Я ощутила стыд и обиду. Таня закрыла дверь, задвинула засов и протянула мне пакет с продуктами. Я медлила, не брала.

— Ты чего? — спросила Таня.

— Ты очень долго ходила. Магазин рядом, я помню… — Ну неужели надо разораться, чтобы она поняла, как мне было без нее плохо? Чего я только не передумала за это время!

— А…

Я взяла пакет. Таня села на старую тумбочку, развязала ботинки, покрытые сзади свежими пятнами грязи. Сняв обувь, она улыбнулась. Нет, Таня не пьяная, как я думала сначала.

— Я встретила знакомую, давнюю, ты ее не знаешь. Учились в школе вместе. Заболтались о том о сем, понимаешь. Потом она предложила заглянуть в кафешку в супермаркете. Мы поговорили и выпили по пиву. Очень кстати, потому что голова у меня болела.

Сняв вязаную шапку, Таня взъерошила короткие волосы.

— Есть охота. Поставь чайник, пожалуйста. И воду, полкастрюли на рожки.

Я промолчала, кипя от злости, и ушла на кухню. Таня прошла в ванну, и там зашумела вода.

— Ты ела чего-нибудь? — спросила она.

— Нет, — крикнула я. — Только молоко пила… — Воспоминания о молоке снова вывели меня из равновесия. — Да у тебя тут ничего почти и нет.

— Ага, — отозвалась Таня из-за шума воды.

Я вынула из пакета коробку с молоком, коробку с кефиром, упаковку печенья, одна сторона которого была покрыта шоколадом, полкило куриной ветчины, десяток яиц, упаковку рожек, упаковку сосисок, пластмассовую бутылочку кетчупа с чесноком, майонез, мешок с луком, двести грамм карамели, сливочное масло, хлеб-нарезку. Я раскладывала все это на столешнице, стараясь экономить место, как привыкла, и думая о визите невидимки.

Рассказывать Тане или нет? За то время, пока я ее ждала, так и не решила определенно. Мысли путались — что тогда, что сейчас.

Допустим, она мне не поверит, скажет — выдумала. С другой стороны, этот визит напрямую касается ее личной безопасности, разве не так? По ее дому шастает неизвестный тип с неизвестными намерениями, а Таня живет одна… Я подумала и почувствовала, как напрягаются волоски на затылке. Неизвестный мог уже давно совершать вылазки в ее квартиру… И Таня ни о чем не подозревает. Узнай я, что нечто подобное происходит со мной, я бы, наверное, сошла с ума и тут же убежала из дома куда глаза глядят.

Вся злость успела выйти из меня, я чувствовала себя самой обыкновенной дурой. Столько всего напридумывала, готовясь к тому, что получу ужасные вести, а Таня вернулась, живая и подвыпившая. Это хорошо, но только мое воображение опять сделало из меня посмешище. Достаточно и того, что перед самой собой. Я была зла на себя.

— Ну и надымила, — сказала Таня, входя на кухню. Она промокала мокрое лицо, никогда не знавшее ни туши, ни помады, ни теней, ничего подобного. По ее словам, когда-то ей косметика просто не нравилась, вся ее подростковая душа противилась «этому насилию», а позже отказ от «боевой раскраски» стал идейно обоснованным. Таня уверяла, что это не из-за того, что она предпочитает более активную роль в паре. Ей просто не нравилось походить на слабых и безвольных дурочек, целиком зависящих от мужчин. Хотя иной раз Танины сентенции меня порядком раздражали, я почти никогда не спорила. В спорах не было смысла — Таню никто никогда не переделает. — Звонил кто-нибудь?

— По домашнему нет, а сотовый я не смотрела, — сказала я, наливая воду в небольшую белую кастрюлю. Газ на плите уже горел.

Таня положила полотенце на край стола, свернув вчетверо, и прикоснулась к моей спине между лопаток лбом и носом. Я замерла. От плеч вниз побежали мурашки. Контакт был мимолетным, Таня сразу отстранилась. На моей красной футболке осталось маленькое влажное пятно, я чувствовала его кожей.

— Что это за подружка? — спросила я, как будто мне было до этого дело.

Или было? Я сглотнула слюну, боясь повернуться, чтобы Таня не увидела на моем лице все то, о чем я думала последние полтора часа.

— Мы учились в параллельных классах. Почему-то я всегда с параллельными дружу лучше, чем со своими, — сказала Таня. — Вот и с тобой так.

Я подумала, не начать ли мне мой рассказ прямой сейчас, но решила подождать.

— Она со мной никогда не была, потому что тоже натуралка. А сейчас замужем, у нее ребенок.

— Понятно, — сказала я.

Чайник и вода для рожек уже стояли на плите, а я начала убирать продукты в холодильник. Таня наблюдала за мной. В кухню вошла Нюся, осторожно ступая и принюхиваясь. Таня взяла ее себе на колени, не боясь насадить шерсти на черные джинсы.

— Я проснулась, посмотрела, а тебя нет.

— Была записка.

— Да.

— Но почему-то я подумала, что ты попала под машину…

— Под машину?

— Тебя долго не было, — пояснила я.

— А, так вот почему ты такая, словно тебя пыльным мешком стукнули! — Таня рассмеялась, но старалась меня не обидеть. — Бедная моя, миленькая, оставили тебя на произвол судьбы! — Она подошла и обняла меня, крепко, как могла. Спокойней ли мне стало? Пожалуй, не намного. Я позволила себе уткнуться лицом ей в плечо, не обняв в ответ. — Ну извини. Больше так не буду. Ты правда испугалась?

Я не сразу ответила, потому что еще на подходе задушила в зародыше желание разреветься. Это, в конце концов, неприлично. Таня держала меня за плечи. Я посмотрела ей в глаза и сказала, что правда — испугалась. И даже тогда было не время рассказывать ей про визит невидимки.

Таня еще раз меня обняла. От нее шел запах дезодоранта, пива и табака.

Мы устроили поздний завтрак из рожек с сосисками, залив их майонезом и кетчупом, выпили по большой кружке чая с молоком и двумя бутербродами с ветчиной. Когда дошла очередь до печенья, я все-таки собралась с духом и подробно рассказала о моем утре.

Таня сначала слушала меня с улыбкой, но постепенно ее брови начали сдвигаться к переносице, пока не состыковались, а улыбка не исчезла. Она ни разу не вставила слова, дожидаясь, пока я закончу.

Я считала, что рассказала все обстоятельно и приложила максимум усилий, чтобы не казаться полоумной. Впрочем, Таня не считала меня такой. Не верить можно и вменяемому человеку, потому как всякий может ошибиться.

Я ждала, а Таня достала сигарету и закурила. Даже не попыталась встать и открыть форточку в зале, где мы устроились.

— Ничего себе, — выговорила она.

Над ее головой поплыло табачное облако.

— Понимаешь, тут и так в голове сумасшедший дом, а еще ты долго не возвращаешься, — сказала я, — тебе повезло, что я не устроила истерику. Но очень хотела.

Таня кивнула, держа сигарету двумя пальцами у своего виска. Спина ее сгорбилась. Вообще-то, я ожидала, что Таня начнет возмущаться, размахивать руками, бегать по комнате. И я сидела, ошеломленная, когда ничего этого не увидела.

— А во сколько это было-то?

Она в упор посмотрела на меня, и я поняла, что Таня испугана по-настоящему. Это словно ведро воды на голову — настолько откровенный страх. Я могла бы ожидать такой реакции от кого угодно, но только не от нее, девушки-бойца, уверенной, умеющей за себя постоять. У меня язык присох к небу.

— Во сколько?

— Ну, примерно от без двадцати двенадцать до без десяти минут, — сказала я. — Время имеет значение?

— Не знаю. Наверное, нет. Я просто так спросила.

Я ждала, что Таня объяснит мне свою реакцию, но она не спешила, и мне пришлось надавить на нее.

— Ты знала?

Таня не сводила глаз с кончика сигареты, словно это было какое-то невиданное ранее чудо. Я ждала со всем терпением, на какое была способна.

Казалось, через пару секунд я просто-напросто лопну.

— Он уже здесь был, — сказала Таня.

— Кто?

— Этот человек. Мужчина, я думаю. Дважды.

— Дважды, — повторила я, сжимая переплетенные пальцы. По моим рукам, спрятанным под свитер, бежали мурашки.

— Я думаю, откуда-то он достал мои ключи. Не знаю, каким образом они ему достались, потому что оба комплекта у меня в неприкосновенности и ни один из них я не теряла, никогда.

— Я все-таки надеялась, что это кто-то из твоих. Новенькая, например.

— Нет. Ты же знаешь, я долго одна, — сказала Таня. — Да и неважно это…

— Говори, говори, иначе я с ума сойду! У меня просто крыша едет! — Какое чудовищное искушение устроить истерику, черт возьми! Я глубоко вдохнула.

— Две недели тому назад он пришел в первый раз. Когда меня не было дома. Преспокойно открыл дверь, вошел и какое-то время пробыл внутри. Ничего не взял, не испортил и не оставил следов.

— Откуда же ты узнала?

— Почувствовала, как только вошла в квартиру. Он не оставил запаха, иначе бы я уловила, нет, тут в чем-то другом дело. Бывает же так, что после человека в помещении остается аура. Она какое-то время держится, а потом растворяется.

— В общем, да, — согласилась я. Тут мои глаза полезли на лоб. — Так он ушел перед твоим приходом? Точь-в-точь?!

— Ага.

Таня поднесла ко рту чашку с чаем, где еще была одна треть густого крепкого напитка. Я поглядела на ее руку, которая заметно подрагивала.

— Еще кое-какие мелочи мне бросились в глаза. На трюмо в спальне предметы были слегка сдвинуты со своих мест — я уверена. Потом книга, которую я читала, тоже оказалась в другом месте.

— И ничего не пропало? — спросила я, чувствуя, как в моем животе медленно поворачивается какая-то штука, похожая на кусок льда. Стало трудно дышать. Вместо того, чтобы сходить открыть форточку и немного проветрить, я схватила из Таниной пачки сигарету и закурила.

— Ничего. Я дважды проверила все.

— Ладно… — Выдув дым, я напустила на себя деловой вид. Надо было сыграть, будто мне вовсе не страшно и нет ощущения, что кто-то смотрит в спину. — Значит, ты мне веришь?

— Верю, конечно.

— Я не психическая, мне не почудилось!

— Разумеется. — И все-таки у нее был странный взгляд.

— А когда он пришел второй раз?

— Неделю назад. То же самое — походил, ничего не взял, ушел. Но с первого визита я стала приклеивать к косяку волоски, о существовании которых знала, конечно, лишь я.

— И что?

— Волоски были на месте.

— Как это?

— Он проходил в квартиру, не трогая их. Или возвращал на место, ума не приложу.

— Откуда он знал?

— Без понятия.

— Что же получается. Этот… может заявиться сюда в любой момент и сделать с тобой все, что угодно!

— Не в любой. Только когда меня нет. Я же запираюсь на засов, который ему снаружи не открыть, — сказала Таня.

Наконец она встала и распахнула форточку.

— Все равно… Надо что-то делать. В милицию написать, понимаешь!

— Не имеет смысла. Мне нечего им сказать — доказательств нет, следов нет.

— А если они найдут отпечатки пальцев?

— Ну у него же хватило ума вести себя словно невидимке, так почему он должен быть тупым идиотом и хвататься за все без перчаток? Нет, пока заявление подавать рано.

— То есть, надо ждать до тех пор, пока он что-нибудь с тобой не сделает?.. — проворчала я.

Таня пожала плечами, пряча глаза. Она боялась.

— Извини, что не предупредила. Вчера было не до того, а утром ты спала.

Надо было, по крайней мере, тебя разбудить, чтобы ты закрылась изнутри на засов.

— Слушай, а если замки сменить?

— Сменю. Только сейчас денег нет.

— А зачем он приходит? Как думаешь?

— Наверное, он просто больной, раз ему нравится приходить и слоняться из угла в угол. Кради он у меня вещи, я бы не боялась обычного вора и давно бы написала заявление. Но тут совершенно другая ситуация. Этот ублюдок наверняка заглядывал в шкафы, трогал одежду, нюхал, мял пальцами… А как ему удается не наследить, приходя с улицы… ума не приложу.

— Тань, перестань, не то меня затошнит, — сказала я.

Она мотнула головой, не соглашаясь. Ей надо было выговориться.

— Представь, этот мужик… трогал нижнее белье, которое я ношу! Еще хуже, если он знает, кто я такая, а значит, может специально издеваться надо мной. Он лежал на моей кровати, спускал в ванну, куда я сажусь!..

Таня редко теряла самообладание настолько сильно, ее голос стал визгливым, высоким, словно у ребенка, который капризничает.

— Тогда этот тот, кого ты могла знать, — предположила я.

— Ерунда. Не обязательно. Если каждый мужик, которого я отшила, начнет мне мстить, придется переселиться на Марс.

— А соседи никого постороннего не видели? Ты спрашивала?

— Нет. Я не знакома с теми, кто живет выше и ниже. А на моей площадке вообще ни с кем не разговариваю, тут, в основном, старухи, они знают про меня… старухи всегда знают. — Таня усмехнулась. У нее хорошо получалось приходить в норму, быстро остывать после вспышек гнева или успокаиваться после истерик. Либо, подумала я, она обладает искусством прятать свои чувства в такой дальний глухой чулан в своей голове, что оттуда им нелегко вернуться обратно.

— Но можно же придумать нечто посерьезней волосков а-ля Джеймс Бонд?

— Например?

— Ну, я не беру в расчет видеокамеры и микрофоны. Это могли бы сделать люди из детективного агентства, но нужны деньги. Боюсь, даже если мы скинемся, нам не хватит.

— Точно.

Я оглядела комнату, надеясь, что меня посетит вдохновение.

— Можно придумать какую-нибудь ловушку. Поместить над дверью воздушный шарик с водой. Или краской.

— Ага, а потом как я буду все это отмывать?

— Ладно. Но я думаю, надо заставить его оставить следы, пусть он во что-нибудь вляпается. Мы получим отпечатки его ботинок. — Я не сразу заметила, что говорю «мы». — Тогда и будет что предъявить милиции.

— Но как это сделать?

— Надо подумать — не знаю пока.

— Я хотела написать ему записку.

— Записку? Кстати, почему бы и нет?

— Но надо что-то спросить?

— Честность — тоже неплохой способ, — сказала я. — Спросить напрямую: зачем приходишь, дескать, и что тебе нужно.

— Все это можно, — ответила Таня. — Но почему он вымыл кружку?

— А… Не знаю.

— И почему рискнул войти, если знал, что квартира не пустая.

— Вошел потому, что не знал. Он видел, как ты вышла, и отправился сюда, — сказала я.

— Хорошо, но кружка тут причем? Это же определенный риск — оставлять такие следы. Получается, он был без перчаток, когда споласкивал, а потом вытер руки полотенцем.

Я вздохнула и потерла виски.

— Гадать можно до бесконечности. Нужен план. В таких случаях нужен план. Но из меня сегодня плохой мыслитель.

— Мы ничего сейчас не решим.

— Это все какой-то кошмар. Бомж. Психопат-призрак… — Я посмотрела на Таню вытаращив глаза. Моя догадка была нелепой, но я не успела удержать ее при себе: — Слушай, а если это не человек, а привидение?

— Да ты что?

— Полтергейст, например. Он и не оставляет следов, когда проникает внутрь, и сигнальные волоски остаются нетронутыми. Призраки — нематериальны.

— Бред.

— Ничего не бред. Надо и такой вариант рассмотреть…

— Давай как-нибудь в другой раз, — сказала Таня.

Она выглядела утомленной, будто в это утро досталось больше всего ей, а не мне. С другой стороны, учитывая, что я уйду, а она останется в квартире, куда шастает неизвестно кто, ничего удивительного. Таня боролась со своим страхом.

У меня был свой собственный. Все сразу обрушилось на мою голову.

Вспомнился вчерашний вечер — ну почему выпитое не заставило меня забыть эту пакость? Многие хорошие моменты после возлияний пропадают из памяти, а всякий ненужный мусор остается. Это несправедливо.

— Надо подумать, — сказала я. Меня стала бесить тишина в квартире. Я покосилась на пульт от телевизора, лежащий рядом с Нюсей на диване, — может, хотя бы разбавить эту тяжелую атмосферу истерично-веселой рекламой?.. — А ведь она его видела…

— Кто?

— Кошка. И, следуя фактам, не первый раз.

Мне захотелось побыстрее убраться домой. Слишком много сегодня для меня было Тани и разной необъяснимой чепухи.

В тот раз мы ничего не решили. Любые дорожки, по которым мы двигались, заканчивались тупиком. Таня собрала все факты, которые могла припомнить, и я заставила ее выписать их на бумажку, чтобы не забыть. Она села и стала писать, кусая губы и поглядывая на меня виновато, словно я учительница, а Таня решает примеры и пользуется шпаргалкой.

Потом мы еще немного пообсуждали возможные меры, которые позволили бы нам как-то зацепить невидимку, но никто не выдал ни одной блестящей идеи. Я почувствовала себя тупицей, у меня было единственное оправдание: еще не прошедшее похмелье.

Таня сказала, что проводит меня до остановки автобуса. Я поблагодарила ее, не решаясь попросить самой.

— Как ты пойдешь назад?

— Обыкновенно. Сейчас день, — ответила она. — Я не собираюсь сидеть в углу и дрожать неизвестно от чего. Не дождется. Ему ведь это и надо. — Таня брезгливо сморщилась. — Буду жить как жила.

— Осторожней только.

— Ага.

Мы вышли из квартиры, потом из подъезда. До автобусной остановки идти было минут пять, она стояла прямо за углом девятиэтажного дома, имеющего форму подковы. Шагая через двор, я смотрела по сторонам. Что это мне дало?

Кроме созерцания воскресных старушечьих прогулок и бегающих по детской площадке двух эрдельтерьеров, ничего. В сотнях квартир это дома может скрываться не одна дюжина психопатов. Этот мог придти откуда угодно.

В этом и заключался весь кошмар.

Невидимка мог придти откуда угодно и оказаться кем угодно…

Глава пятая

В понедельник я появилась на работе с багажом из сквернейшего настроения и головной боли.

Войдя в офис, я чуть не бегом пересекла прямоугольное помещение и грохнулась на свое место в углу. Вращающийся стул заскрипел подо мной словно в невыносимой муке, и мне это доставило удовольствие. Стало тихо. Коллеги смотрели на меня, ожидая, видимо, что я вытащу из сумочки пистолет. Зина, толстенькая кудрявая брюнетка с непроизносимой фамилией, перестала краситься, Вера, высокая холеричная дама с веснушками, прекратила шелестеть чем-то в своей сумке. Другие еще не пришли — до половины девятого оставалось почти пятнадцать минут. И не стоит забывать, какой сегодня день…

Понедельник традиционно самый каторжный и тяжелый на неделе. Каждый борется с ним как может. Он — альфа и омега депрессии, особенно для тех, кто терпеть не может свою работу. Я из этой породы бизнес-работников. Никогда не думала, что буду трудиться как пчелка на ниве рекламы в профессиональном журнале.

Правда, и учителем истории я не мечтала быть, но иногда думаю: работа в школе ничуть не хуже этого… Разумеется, я не права — это все депрессия. Я интроверт, а потому для меня наилучший вариант — сидеть в покрытом паутиной углу, обустроить свое уютное теплое гнездышко и спасаться в нем от кошмаров действительности. Школа так или иначе отпадала, хотя бы из-за разности в зарплате.

Сегодня мне повезло с автобусом, я сумела втиснуться в такой промежуток времени, когда основной поток пассажиров еще не заполняет салон до отказа, и ехать можно в относительном спокойствии. Вторую половину пути до редакции моего горячо любимого рекламного журнала я ехала сидя. Но, как выяснилось, этого мало для счастья. Везение улетучилось почти сразу. За две остановки до выхода рядом встал какой-то здоровенный мужик в засаленной куртке цвета дряблого огурца. От него шел запах чеснока, пива и зубной пасты. Каким-то образом это амбре достигало моего носа, хотя дышал громила не мне в лицо, а голова его почти упиралась в потолок. Своей курткой он припечатался к моему плечу, возможно, сделал это специально. Его промежность как раз находилась у меня на уровне лица. Всю долгую остановку я терпела, медленно закипая, и намеревалась разораться, если этот мужлан не выйдет или не сгинет с глаз моих. Он вышел, зато на его место пришла старуха, которой тоже не хватило места. Она задержалась у заднего входа и стала действовать мне на нервы оставшийся отрезок пути. Старуха, наоборот, была карманного размера, миниатюрная, как фарфоровый гномик, стоящий у меня на книжной полке. Запах от нее распространялся не менее омерзительный — антибактериальное дешевое мыло, старое тело, колбаса, нестиранная одежда. Я думала, что сойду с ума, пока все это кончится. Оставалось двести метров до остановки, когда кондукторша вынула сотовый, чтобы ответить на звонок, и начала визгливо хихикать.

Я применила банальную методику успокоения — глубокие вдохи. Я дышала как можно более незаметно, закрыв глаза.

Видимо, в результате стресса мое обоняние усилилось. Я слышала все запахи в автобусе, могла определить каждый из них. Я даже представляла себе их источники, воображение работало на всю катушку. В результате я выскочила на остановку, не в силах все это выносить, и чуть не поскользнулась на покатом панцире из грязного льда. Никто не дернулся в мою сторону, чтобы помочь. Мне удалось досеменить до края навеса над скамьями, и я схватилась рукой за столбик. Мой взгляд блуждал по сторонам, а нервы гудели, точно провода под высоким напряжением. Я вынула сигарету, зажгла ее. Нужно направить куда-то эту энергию, иначе у меня будет нервный срыв. Но куда? Я не скандалистка, то есть, не идейная и не испытываю удовольствие от публичных истерик. Я не умею освобождаться, не умею пить энергию из других, что мне и вредит. Мать раньше называла меня тихоней и нюней. Нет во мне бультерьерских замашек. Я молчу до последнего. Может, пора меняться? Таня, наверное, смогла бы дать мне несколько уроков, научить меня контратакам и защите личного пространства.

Я докурила, не понимая, лучше мне или нет. В животе невидимый ком тянул книзу. Я сжала зубы, готовясь встретить новые испытания с гордо поднятой головой. Чтобы хоть как-то развеять тучи, сгустившиеся над моей макушкой, я стал думать о Тане. Это помогало. Словно она сама была здесь и нашептывала на ухо ободряющие слова. У меня была сумка через плечо, ее-то и задел какой-то тип, по виду студент, бегущий к остановке, от которой я успела отойти шагов на пять. Меня развернуло от толчка, я чуть не шлепнулась на льду. Студент даже не обернулся.

С этой минуты мое настроение испортилось окончательно и бесповоротно. Я была близко от того, чтобы заорать ему в след.

Компьютер я включила и ждала, когда загрузится система. Недавно я нарочно поставила свой стол так, чтобы от зала меня хотя бы наполовину закрывала стойка с комнатными растениями, водруженная на торчащий из стены выступ длиной в семьдесят сантиметров. Может быть, когда-то он предназначался для небольшого стеллажа, а вот сейчас играть роль подставки под конструкции для кашпо.

Я сидела прямо в куртке, сняв только шапку, и долго не замечала этого.