Любовь не ждет Линдсей Джоанна

Глава 43

Закери явно хотел поговорить, но Хантер был не в том настроении. Его лошадь все еще была привязана перед домом. Не успели Уоррены уехать, как он тоже вскочил в седло. Закери окликнул его, но Хантер не остановился. Спустя несколько мгновений он уже скакал к городу.

Он выбрал прямой путь, минуя отрезок дороги, где мог встретиться с Уорренами. В салуне «Голубая лента» он заказал бутылку виски. Какой то пьяный заговорил с ним и получил удар кулаком. Хантер даже не посмотрел, кто это был, чтобы извиниться позже. Просто схватил бутылку и вышел. Но он надеялся, что встретит на улице кого нибудь из шахтеров. Он был бы рад выместить на них то, что чувствовал. Ему не повезло, там не было ни одного.

Он выехал из Нэшарта и ехал весь день не зная куда. К полудню бутылка была наполовину пуста, но это не дало желаемого эффекта. Перед глазами стоял образ Дженни, уезжающей со своим семейством. На ее лишенном выражения лице не было заметно ни признаков вины, ни сожалений о том, что она сделала… Он допил содержимое бутылки и продолжил свою бесцельную скачку.

Вторая половина бутылки сработала, хотя и не совсем так, как он рассчитывал. Но она запустила поток других воспоминаний. Вот Дженни накидывает петлю на шею бычка, смеясь над собственной неловкостью. Вот она застилает постели, моет посуду, готовит для них. Просто чудо, что она не отравила их еду. А вот она пытается погасить пожар, хотя не представляет, как это сделать… А может, учитывая новые обстоятельства, она сама его устроила?

Это что, ее представление о шутке — шпионить за его семьей? Неужели все это время она смеялась над ними, поверившими в ее байки об экономке? Каким же идиотом он был, рассказывая ей, что чувствует к своей невесте! К ней! И как быстро ей удалось завлечь его в свои сети…

Что толку теперь отрицать! Ее обман убивает его, потому что он влюбился. Он чувствовал, что к этому идет, и противился как мог. Но, когда он увидел Дженни с новорожденным сыном Калеба на руках, все барьеры рухнули. Подумать только, он влюбился в женщину, которой не существует!

К тому времени как Хантер позволил Пэтчесу найти дорогу домой, он успел протрезветь. Солнце садилось. Боже, он никогда больше не сможет смотреть на закаты, не вспоминая, как она любовалась ими. Это было искренне в отличие от всего остального.

Хантер вошел в дом через кухню. Это было ошибкой. Видимо ему придется избегать этой комнаты, где в каждом углу видится Дженни. Сейчас там никого не было, кроме Эндрю. Он читал поваренную книгу Дженнифер, помешивая содержимое кастрюли, стоявшей на плите. Значит, он собирается взять на себя ее работу?

На звук открывшейся двери в кухню сунулся Максимилиан и снова исчез в коридоре, увидев, что это не его хозяйка. Хантеру хотелось смеяться каждый раз, когда он видел поросенка, следующего за Дженни по пятам. Она не забрала его с собой. Еще бы! Ведь все это было игрой, особенно ее привязанность к поросенку.

Эндрю бросил на Хантера настороженный взгляд.

— Я не знал… — начал он.

— Помолчи, парень, — только и сказал Хантер, пройдя через кухню.

Он надеялся, что ему удастся незамеченным проскользнуть в свою комнату и запереть дверь. Но в гостиной сидели родители. Оба. И оба уставились на него, когда он появился у подножия лестницы.

Хантер достаточно удивился, чтобы помедлить.

— Как ты спустилась вниз, ма?

— Я отнес ее, — ворчливо отозвался Закери. — Мы весь день просидели здесь, ожидая тебя! Она отказывалась подняться наверх, опасаясь, что ты попытаешься незаметно проскользнуть к себе.

— Я пытался, — пожав плечами, признался Хантер. — Не хочу разговаривать.

— Сядь, — велела Мэри.

Она сказала это мягко. Но одно дело не подчиниться Закери. Отец с сыновьями часто сталкивались лбами. И совсем другое — ослушаться мать. Хантер сел, но тут же перешел к матери на диван, чтобы не видеть покерный стол, напомнивший ему о том, как он учил Дженни играть и как им было весело. Это воспоминание разозлило еще больше. Неужели она все время притворялась? Он даже подумал в тот вечер, что больше никогда не поедет в город в субботу. Зачем, если он может проводить все субботние вечера с Дженни? Каким же он был дураком!

— Нечего делать вид, будто ты недоволен, — начал Закери. — Ты втюрился в девчонку с первой же минуты, как она здесь появилась.

— В Дженни, — холодно сказал Хантер. — Но это не она уехала отсюда сегодня.

— Да, она одурачила нас. И что? — поинтересовался Закери. — Мы узнали, что она собой представляет, и позволь сказать, что я чертовски рад, что она вовсе не высокомерная городская штучка, как я ожидал.

— Разве? — сердито отозвался Хантер. — Ты что, до сих пор не понял, что это был спектакль? То, что ты видел и слышал, относилось не к реальной Тиффани, а к роли, которую она играла.

На звук голосов из коридора, стуча копытцами, прибежал поросенок, очевидно, все еще не оставивший надежду найти свою хозяйку. Он остановился у подножия лестницы, уставившись на них с почти сердитым видом, словно винил их в ее отсутствии. Закери швырнул в него одной из вышитых подушечек Мэри, поросенок взвизгнул и рысцой кинулся вверх по лестнице.

— Чертов поросенок, — проворчал Закери. — Завтра же отвезешь его к ней, Хантер.

— Зачем? — поинтересовался Хантер. — Чтобы она отправила его на жаркое? Ты действительно думаешь, что она подружилась со свиньей? Собственно, я не сомневаюсь, что она специально все делала так, как не стала бы делать на самом деле, чтобы мы не проследили связь между Дженнифер Флеминг и Тиффани Уоррен.

— Какую связь? — ворчливо осведомился Закери. — Что обе прибыли с востока в одно и то же время? Что у обеих рыжие волосы? Мы бы решили, что это совпадение.

— Да, но если бы она вела себя как обычно, мы быстро вывели бы ее на чистую воду. До тебя еще не дошло, па? Она и есть та холодная, высокомерная городская штучка, какой ты ее представлял.

— Не совсем, — возразила Мэри. — Не забывай, это твои братья подошли к ней, а не она к ним. И по какой бы причине она ни подыграла им, она приехала сюда, полагая, что будет экономкой, что совсем не пыльное занятие, а мы приспособили ее к работе, настоящей работе. Если бы она была избалованной богатой зазнайкой, как вы оба думаете, она бы сразу уехала. Светские дамы не пачкают свои ручки. У них всегда под рукой горничные.

Хантер презрительно фыркнул.

— Вообще то, если речь зашла о горничных, когда мы были в городе, она навещала какую то женщину в отеле. Сказала, что познакомилась с ней в поезде, но это, наверное, ее горничная. Настоящая Тиффани Уоррен никогда бы не поехала в такую даль одна.

— Пожалуй, — согласилась Мэри, но сочла нужным напомнить: — Мы пока еще не знаем, почему она затеяла все это.

— Чтобы шпионить для своего отца, конечно, — повторил Закери свою прежнюю догадку.

— С какой целью? — усомнилась Мэри. — Нам нечего скрывать. Если это на что и похоже, то на озорство или розыгрыш, способный превзойти все фокусы, которые когда либо выкидывали ее братья. Возможно, они даже подбили ее на это, но отец определенно был не в курсе. Впрочем, в это я тоже не верю. Просто это куда правдоподобнее, чем шпионаж.

— Какая разница почему? — сказал Хантер. — Факт остается фактом: она лгунья, и чертовски хорошая. Мы больше никогда не сможем поверить ни одному ее слову.

Мэри потрепала его по руке.

— Я понимаю, ты рассержен. У тебя есть для этого все основания. Я тоже виновата. Ведь я заметила, что она похожа на Роуз, но ничего не сказала.

— Почему, черт побери? — вопросил Закери.

— Потому что ты, старый упрямец, поднял бы всех в ружье, — сказала Мэри, устремив на него многозначительный взгляд. — И потому что я решила, что у нее есть на то свои причины. И потом, я почувствовала в ней доброту. Надо быть лучшей актрисой в мире, чтобы сыграть это.

Хантер встал. От этих бесплодных гаданий у него разболелась голова, и ни одна из версий не сулила ничего хорошего.

— Пойду лягу.

— Может, поешь сначала? Твой па уговорил этого парнишку взять на себя обязанности Дженни, то есть Тиффани.

— У меня внутри бутылка пойла, у еды просто нет шансов удержаться там сегодня.

Мэри кивнула.

— Утром все будет выглядеть не так мрачно, Хантер. А завтра вечером…

— Я не поеду с вами, — отрезал он.

— Поедешь, конечно, — возразила Мэри. — И наверное, даже раньше, потому что не сможешь оставаться в неведении, не зная, каковы ее мотивы.

Хантер кивнул, чтобы не расстраивать мать, но не согласился. Он поднялся наверх и там снова увидел поросенка. Тот стоял под дверью Дженни, надеясь, что она откроет, и, наверное, чувствуя себя таким же покинутым, как Хантер. Даже не подумав, что делает, он подхватил Макса и отнес его на ночь в свою комнату.

Глава 44

Тиффани наслаждалась счастливым воссоединением с братьями. По мере того как они поочередно навестили ее, выражая свою радость от встречи, болезненный узел в груди расслабился. Сэм, должно быть, изложил Карлу и Рою причины ее пребывания у Каллаханов, по крайней мере те, что она привела ему, потому что они ни разу не упомянули о ее похождениях.

Карл так смущался, что Тиффани умилилась. Он зачесал свои белокурые волосы назад, чтобы выглядеть, как взрослый мужчина, хотя ему едва минуло семнадцать. Но он всегда был застенчивым, и Тиффани не сомневалась, что через несколько дней он освоится в ее обществе.

Она ожидала, что Рой будет более разговорчивым, но, мечтатель по натуре, он, возможно, лучше остальных членов ее семейства понимал, почему она совершила такой поступок. Он ограничился тем, что оставил ей стихи, видимо, в качестве извинения за то, что так рассердился на нее тогда в городе.

В середине дня один из работников доставил от Каллаханов чемодан с ее вещами. А Сэм съездил по ее просьбе в город и привез на ранчо Уорренов Анну.

— Наконец то вы взялись за ум, — начала та назидательным тоном, но, заметив красные глаза Тиффани, поправилась: — Значит, вы здесь не по собственной воле?

Тиффани покачала головой.

— И встреча с отцом оказалась именно такой ужасной, как я ожидала. Но ничего, несколько дней можно потерпеть.

— А что случится через несколько дней?

— Я получу отпущение грехов и отправлюсь домой, где мое настоящее место. Поедешь со мной, или ты теперь предпочитаешь работать молотком и пилой?

— Мне нравилось это занятие, — призналась Анна, — пока у нас была работа. Но она быстро закончилась, и я стала скучать без дела. Этот город еще слишком мал, чтобы обеспечить мебельщика постоянной работой, хотя я могла бы выполнять разовые заказы, если бы вы задержались здесь. Но мистеру Мартину не нужен помощник, просто ему скучно проводить целые дни в одиночестве в мастерской.

Тиффани ожидал еще один сюрприз. Когда Сэм был в городе, он случайно встретил почтмейстера, который сказал, что утренним поездом для Тиффани прибыл пакет. Это был ответ матери на ее первое письмо. То что Роуз адресовала его на ранчо Уорренов, свидетельствовало, как сильно она рассердилась. Вряд ли она хотела разоблачить Тиффани. Скорее всего Фрэнк воспринял бы эту посылку как часть вещей Тиффани, присланных заранее.

Тиффани пришла в восторг, обнаружив среди вещей кулинарные книги, которые она просила: три толстых тома, посвященных французской, итальянской и американской кухне. Но среди них не было письма. Тиффани была уверена, что письмо адресовано Дженнифер Флеминг на «Трипл Си». Как изобретательно со стороны ее матери. Она хотела, чтобы Тиффани связалась хотя бы с одним из братьев, чтобы получить поваренные книги. Она, наверное, надеялась, что они заставят ее понять, как глупо она поступает. Но Тиффани не горела желанием прочитать это первое письмо. Роуз достаточно хорошо владела пером, чтобы устроить выволочку даже на бумаге. Зато следующего письма от матери Тиффани ждала с нетерпением, надеясь, что оно избавит ее от дальнейшего пребывания здесь.

Ей не терпелось встретиться с братьями за обедом, и она попыталась поторопить Анну, которая занималась ее туалетом, но вовремя спохватилась. Похоже, она слишком привыкла к тому, как быстро можно привести себя в порядок, когда обходишься без горничной. Тиффани глубоко вздохнула, чтобы набраться терпения, и постаралась не мешать Анне заниматься ее делом. Заглянув в зеркало, прежде чем выйти из комнаты, она убедилась, что результат того стоил. Она снова выглядела как Тиффани, настоящая Тиффани.

Она смеялась, разговаривая с братьями, когда вошел Франклин. Братья продолжили оживленную беседу, рассказывая забавные истории о том, что происходило с ними в последние годы, когда они не виделись. Никто не заметил, что Тиффани перестала участвовать в разговоре. Пожалуй, она совершила ошибку, спустившись к обеду. Но она просто не могла устоять перед компанией братьев.

— Как ты думаешь, Тифф? — спросил ее Рой. — Тифф!

Ему удалось наконец привлечь ее внимание, хотя Тиффани прослушала первый вопрос.

— Извини, что ты сказал?

— Как насчет того, чтобы поплавать на этой неделе на озере?

Чертово озеро! Это из за него она здесь. Из за споров по поводу прав на воду.

— А ты не боишься, что в нас будут стрелять? — поинтересовалась Тиффани, не скрывая горечи.

Это несколько омрачило веселую атмосферу за обеденным столом. На лицах всех трех братьев отразилось раскаяние, хотя они ни в чем не были виноваты. Виноват был Франклин, но он не выглядел кающимся за свое участие в этой вражде. Возможно, чуточку расстроенным из за ее замечания. Теперь Тиффани понимала, почему Роуз вышла за него замуж. Белокурый, с зелеными, как у Тиффани, глазами, явно спокойный в противоположность бурному темпераменту матери и все еще невероятно красивый, хотя ему уже шел пятый десяток.

— Не могла бы ты позволить нам хотя бы один вечер насладиться твоим обществом, не вороша прошлое? — поинтересовался он.

Тиффани и сама сожалела, что не может иначе, во всяком случае, сидя за одним столом с ним. Она чуть не попросила его уйти. Но братья, вне всякого сомнения, кинулись бы на его защиту, недовольные ее поведением, и поэтому Тиффани воздержалась.

Она ограничилась тем, что напомнила:

— Если бы не прошлое, меня бы здесь не было. Ни у кого из вас не хватило здравого смысла прекратить вражду. Я слышала версию Каллаханов, а теперь хотела бы услышать вашу.

— Мы можем обсудить это, если ты настаиваешь, — невозмутимо отозвался Фрэнк и даже слегка улыбнулся. — Но это не слишком полезно для пищеварения. Не могла бы ты подождать, пока мы поедим?

Он еще и шутит, когда ее бесит само его присутствие! Но прежде чем Тиффани успела ответить, вошла горничная с большим блюдом салата. По крайней мере у Фрэнка приличная кухарка и множество служанок, если уж на то пошло. Большинство из них имели индейские корни. После того как две горничные, которые выглядели скорее как индианки, чем белые, наполнили сегодня днем ее ванну, Тиффани расспросила о них Сэма. Он рассказал, что лет двадцать назад среди индейцев было принято отдавать своих женщин охотникам, которые появились в этих краях. После этого женщины не могли вернуться назад, в свои племена, и к тому времени, когда начались индейские войны, они уже обзавелись собственными семьями и не участвовали в военных действиях. Однако отпрыски этих межрасовых союзов испытывали затруднения с поисками работы. Фрэнк, очевидно, не имел подобных предубеждений, но он торговал с индейскими племенами задолго до того, как началась взаимная неприязнь. Вот почему ранчо Уорренов не пострадало во время враждебных действий.

Тиффани удалось придержать язык до конца трапезы. Прибыло главное блюдо — цыпленок, тушеный со свежим сыром. Он был восхитительным на вид и на вкус, заставив ее задаться вопросом, что сегодня вечером ел Хантер. Она надеялась, что не стряпню Джейкса.

Братья продолжали есть и смеяться. Тиффани отделывалась улыбками, когда они пытались вовлечь ее в разговор. Фрэнк молча наблюдал за дочерью. Каждый раз, когда она ловила его за этим занятием, боль в груди становилась острее. Удивительно, как ей удалось проглотить немного еды и даже съесть вишневый пудинг, который подали на десерт. Он напомнил ей, что она так и не приготовила для Каллаханов десерт и не испекла пирог, который обещала ковбоям за то, что они помогли убраться в доме.

Но когда с десертом было покончено, ее терпение лопнуло. Она не могла больше ждать. Братья поняли это и по знаку Сэма вышли из комнаты, оставив ее наедине с отцом. Тиффани не ожидала, что они останутся вдвоем и едва удержалась, чтобы не наброситься на него с упреками. Но что толку? У него была возможность объясниться с ней сегодня утром. И что он сказал в свое оправдание? Что он думал о ней! И много пользы принесли ей его мысли, пока она росла?

Она постаралась сосредоточиться на своей цели.

— Я хочу, чтобы эта вражда закончилась без заключения брака, потому что я не могу жить здесь. Я привыкла к более утонченной жизни. Никогда, ни разу она не омрачалась насилием, пока я не приехала сюда, где в меня целились из револьвера, где вокруг умирали люди, где можно попасть в перестрелку прямо на улице. Я намерена вернуться домой, как только мама убедится, что ей не следовало посылать меня сюда. Так что прежде чем Каллаханы появятся завтра здесь, я хочу знать, как я оказалась впутанной в эту историю.

— Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться…

— Пожалуйста, — холодно перебила его Тиффани. — Сэм уже говорил, что мне, вероятно, просто не повезло. Так это или нет, факт остается фактом: этот брак не прекратит того, что продолжалось три поколения. У него нет ни единого шанса на успех, если его единственная причина — покончить с враждой.

— Я не думал, что это будет единственной причиной, — возразил Фрэнк. — Мне казалось, что Хантер тебе понравится. Разве нет?

Тиффани мысленно застонала. Как ей надоело слышать этот вопрос!

— Да, но он всю жизнь ненавидел Уорренов. Это всегда будет стоять между нами. Почему он вырос в ненависти к нам? Ты можешь это объяснить?

— Полагаю, Каллаханы свалили всю вину на нас, когда излагали тебе свою версию?

— Как я поняла, вражда началась не здесь. Она началась с глупой шутки над Элайджей Каллаханом, которая привела к серьезным последствиям. Твоя мать, Мария, выстрелила в него в тот день, когда они должны были пожениться. — Тиффани продолжила, пересказав историю, которую слышала от Мэри Каллахан.

Фрэнк кивнул.

— Если в двух словах, она стреляла в него, потому что он обманул ее. Она пришла в такую ярость, что вскоре выскочила замуж. Мой отец, Ричард, подозревал, что она любит Элайджу, но все равно женился на ней и впоследствии тоже возненавидел Каллаханов. Видит Бог, ее ненависть была заразительной.

— И заразила всех вас?

Он кивнул.

— Думаю, часть этой ненависти была направлена на нее саму, потому что она сознавала, что не способна простить человека, которого любила. А она любила его всем сердцем. Вот почему она никогда…

Значит, вина лежит не только на ее семье? Неужели Мэри сознательно утаила, что Элайджа действительно обманул Марию, или Элайджа постыдился признаться своей семье в этом проступке? Но это не объясняло, почему вражда переместилась в Монтану.

— Элайджа пытался уехать от нее, — заметила Тиффани. — Перевез свою семью на другой конец страны. Зачем она последовала за ним?

— Моя мать была сильной, отважной и страстной женщиной, которая пережила много ударов и потерь. В течение пяти лет умерли мой отец и два брата, и пока я был маленьким, она несла на своих плечах всю ответственность за наше ранчо. После стольких смертей в нашей семье ее одержимость Элайджей только усилилась. Она пришла в ярость, когда узнала, что он уезжает из Флориды, и наняла одного парня, который последовал за ним и узнал, где он обосновался. Тогда она начала жаловаться на жизнь во Флориде и предложила перебраться в Монтану. Мне едва исполнилось восемнадцать. Я даже не подозревал, что она морочит мне голову, чтобы уговорить сняться с места и переехать сюда, хотя, в сущности, это была неплохая идея.

— Последовать за ними?

— Нет, уехать из Флориды, — сказал Фрэнк. — Там было слишком много ковбоев, сражающихся за пастбища, которых на всех не хватало, и слишком много стычек из за краденого скота. Это были ее доводы, в общем то правильные, но если бы она сказала правду, я бы никогда не согласился. Я был удивлен не меньше Каллаханов, когда выяснилось, что мы поселились так близко от них.

— И ты не взбунтовался против матери?

— Конечно, взбунтовался. Но она сказала, что единственное, что ей нужно, это мир и покой. Я не догадывался, что ее представление о мире отличается от моего. Чтобы она обрела покой, ей нужно было убить его. Она не раз говорила, что ей следовало убить его в ту роковую ночь перед свадьбой.

— Когда они застрелили друг друга?

— Это произошло почти через год после нашего переезда в Монтану. Однажды утром сюда заявился Закери и потребовал, чтобы ему сказали, где его отец. До этого момента я даже не знал, что моя мать тоже пропала. Понадобился целый день, чтобы мы наконец напали на их след. Их нашли в заброшенной охотничьей хижине. Они лежали, обняв друг друга. Револьверы, из которых были произведены выстрелы, лежали рядом, выпавшие из их рук. Больше ничьих следов там не обнаружилось. Мы можем только догадываться, что произошло. Возможно, они надеялись, что обретут совместное счастье в следующей жизни, потому что в этой жизни оно им определенно не светило. Я могу только надеяться, что в конечном итоге они простили друг друга.

— Значит, вода — единственное, из за чего вы воюете теперь?

— Не совсем. Каллаханы во всем обвиняют мою мать. В том, что она стреляла в Элайджу, вместо того чтобы выйти за него замуж, в том, что последовала за ним сюда и в конечном итоге убила. Вода всего лишь повод для раздоров. Мне было восемнадцать, когда мы приехали сюда. Зак был на несколько лет старше. Стоило нам оказаться поблизости, как мы кидались друг на друга со взаимными обвинениями. Я был буквально вскормлен на ненависти, Тиффани. Мы оба слишком прониклись этой враждой, чтобы забыть о ней, даже когда не стало наших родителей.

— Ты все еще ненавидишь их?

— Более чем когда либо.

— Но почему?

— Потому что они вынудили твою мать уехать.

Глава 45

Голова у Тиффани шла кругом. Отец только что дал ей причину ненавидеть Каллаханов. Как она может уговорить их семьи примириться теперь, если это правда?

Но спустя несколько мгновений она нахмурилась. Вражда не могла быть причиной отъезда матери. Это было нечто, что Роуз легко признала, когда Тиффани спросила ее — если только не пыталась утаить этот факт, опасаясь, что ее дочь воспользуется тем же оправданием, чтобы не выходить замуж за Хантера.

Но прежде чем рассмотреть эту возможность, Тиффани решила уточнить:

— Она сама тебе это сказала?

— Нет, она не стала возлагать вину на меня. Она сочинила кучу оправданий. Каждый раз, когда я опровергал одно, она выдвигала другое. Она говорила, что терпеть не может Монтану, но никогда не казалась счастливее, чем в тот период, когда проектировала этот дом. Она говорила, что скучает по матери, но мы навещали ее мать каждый год, и та даже однажды приезжала к нам. Роуз говорила, что следующий ребенок убьет ее, потому что она слишком часто рожает. Она воспользовалась этим оправданием, чтобы перебраться в отдельную спальню, хотя было очевидно, что ее тянет ко мне не меньше, чем меня к ней. Она даже объяснила этим свой отъезд — единственное оправдание, которому я поверил, хотя и ненадолго. Все наши попытки выяснить отношения сводились к одному — бесконечным оправданиям и вспышкам гнева, когда я пытался уговорить ее вернуться домой.

Тиффани покачала головой.

— Выходит, теперь ты винишь Каллаханов в том, в чем они, возможно, не виноваты.

— Это единственное объяснение, которое имеет смысл. Пятнадцать лет назад Каллаханы чуть не застрелили меня. Это было незадолго до того, как Роуз сбежала с тобой. Думаю, она просто поняла, что больше не вынесет ничего подобного.

— А может, она просто не хотела огорчать тебя, признавшись, что разлюбила?

— Не говори так, Тиффани. Прошу тебя.

У него был такой вид, словно она только что нанесла ему сокрушительный удар. Ей следовало бы чувствовать удовлетворение, а не ком в горле из за того, что она снова причинила ему боль. Вскочив на ноги, Тиффани устремилась к двери, пока отец не заметил слезы у нее на глазах.

В дверях она помедлила.

— Я не больше твоего знаю, почему она уехала, — не оборачиваясь, сказала она. — Но знаю, почему хочу уехать я. Завтра я собираюсь предложить, чтобы ваше перемирие с Каллаханами стало постоянным и чтобы отныне обе семьи пользовались водой совместно. Ты согласишься?

— Я не соглашусь на совместное пользование водой, пока между нашими семьями не установится кровная связь, которая обеспечит для будущих поколений надежный доступ к воде. Твоя мать нашла единственно правильное решение, а я хочу, чтобы в обозримом будущем мои сыновья и внуки разводили скот на этой земле, которую мы любим.

Щеки Тиффани уже увлажнились, и она выскочила из столовой, думая только о том, чтобы найти укромное местечко и выплакать свое разочарование и досаду, прежде чем присоединиться к братьям. Она скользнула в первую же попавшуюся комнату. Ей не следовало задавать Франклину этот вопрос, ведь она уже знала ответ. Как и все остальные, он рассчитывал, что она выйдет замуж за Хантера. Как это может покончить с чьей то ненавистью? Скорее все станет еще хуже.

Едва она успела смахнуть с глаз слезы и осушить мокрые щеки, как за спиной раздался голос Франклина.

— Завтра сюда приедут Каллаханы. Прежде чем они появятся здесь, мне нужно знать, зачем тебе понадобилось изображать их экономку, — решительно произнес он.

— Я объясню им.

— Мне потребуются веские основания, чтобы впустить их в свой дом, Тиффани. С меня достаточно сюрпризов.

— Я хотела посмотреть сама, что они собой представляют, — сказала она. — Вряд ли они стали бы вести себя со мной естественно, учитывая вражду.

— Это все?

Тиффани могла бы остановиться на этом, но не стала.

— Нет. Главным образом я не хотела встречаться с тобой. Не думаю, что ты стал бы возражать, поскольку тоже никогда не проявлял желания встретиться со мной.

— Если бы не боялся, что ты расскажешь Роуз, я бы выложил все как на духу, — с отчаянием произнес он. — Но она не должна знать.

— Что?

Фрэнк не ответил. Как и следовало ожидать. Он просто не желает признавать, что никогда не любил свою дочь.

— Я ответила на твой вопрос, а теперь оставь меня одну.

Тиффани не слышала, как он вышел. Она демонстративно отвернулась, разглядывая комнату. Это был кабинет, скудно обставленный дубовой мебелью. На письменном столе, заставленном картинками в рамках, горела лампа. Заинтересовавшись, Тиффани взяла одну картинку и потрясенно замерла, увидев, что это вставленное в рамку письмо, написанное детскими каракулями, — ее письмо. Она взяла другое. Еще одно письмо к отцу, которого она любила и по которому скучала. Неужели он вставил их в рамки и все эти годы держал в своем кабинете? Вряд ли. Наверное, достал недавно из пыльной коробки, чтобы произвести на нее впечатление. Зачем? Чтобы показать, что он ее любит, хотя очевидно обратное.

Из ее глаз снова хлынули слезы. Боже, она не должна плакать сейчас, когда даже не знает, вышел ли он из комнаты. Она яростно сосредоточилась на убранстве кабинета, чтобы не дать воли эмоциям. На окнах висели бархатные драпировки цвета бургундского вина, любимого цвета ее матери. Неужели их выбирала еще Роуз? Взгляд Тиффани скользнул по книжному шкафу, шкафчику для напитков и пейзажам на стенах. Все они изображали сцены из жизни Запада, кроме одного, выделявшегося на фоне остальных. Ее глаза вернулись к нему и удивленно расширились. Это была зимняя сцена с девочкой, катавшейся на коньках на замерзшем пруду в городском парке. Это была она, Тиффани! Но мать никогда не говорила, что заказала ее портрет. Однако как еще Фрэнк мог получить его, как не от Роуз?

— Это работа лучшего художника Нью Йорка, — тихо сказал Франклин, проследив за ее взглядом. — Я нашел его, когда ездил туда в последний раз. Ему потребовалась целая зима, чтобы закончить. Ты не слишком часто каталась в том году.

— Ты был в Нью Йорке? — растерянно спросила она. — Почему ты не сказал этого раньше, когда я обвиняла тебя в том, что ты ни разу не приехал?

— Мне не следовало говорить это и сейчас, но, похоже, ты пребываешь в заблуждении, которое необходимо развеять. Твоя мать заставила меня пообещать, что я больше никогда не приеду в Нью Йорк. Я нарушил это обещание, но тайком от нее, иначе она перестала бы писать мне. Я не мог открыться даже тебе, опасаясь, что ты случайно проговоришься. Я живу ради ее писем, Тиффани. Это единственное, что у меня осталось. Ты сохранишь мой секрет?

— Ты все еще любишь ее?

— Конечно. И никогда не переставал любить. Как и тебя. И тем не менее ты выглядишь такой сердитой, что я даже боюсь обнять тебя. За все эти годы я и вообразить не мог, что ты подумаешь, будто мне нет до тебя дела, Тиффани. Я изливал свою любовь в письмах. Неужели ты не верила мне?

— Я перестала читать твои письма. Мне было слишком обидно, что ты ни разу не приехал вместе с мальчиками.

— Но я приезжал каждый раз, и еще несколько раз без них. Просто не решался подойти к вашему дому. Там вечно околачивался какой то тип, очевидно, охранник, нанятый твоей матерью, чтобы не подпускать меня близко. Это было чертовски несправедливо с ее стороны! Но я так хотел увидеть вас обеих, что менял облик, и однажды мне удалось пообщаться с тобой, просто ты не знала, что это я. Ты помнишь Чарли?

Тиффани пришлось сесть. Ее сознание заполнили воспоминания о дружелюбном пожилом джентльмене, которого она встречала в парке, где часто гуляла со своей подругой Марджори. Интересно, представился бы он ей вообще, если бы ему не пришлось выручать ее из беды? Это было в тот первый год, когда она училась кататься на коньках. Предполагалось, что при этом будет присутствовать Роуз, но она задержалась, и девочки решили попробовать сами.

Все, конечно, кончилось катастрофой. Без указаний матери Тиффани сразу же упала и растянула лодыжку. Чарли видел, как это случилось, и бросился на лед, чтобы отнести ее к горничной, которая сопровождала Тиффани в парке. Он казался более расстроенным, чем она сама. В следующий раз, встретив их с Марджори в парке, он поинтересовался, как нога, и рассказал несколько забавных историй о том, как сам однажды повредил ногу. За последующие годы было еще много историй. Став старше, Тиффани поняла, что ни одна из них не была правдивой. Чарли просто любил смешить людей, но такой уж он был: добрый, заботливый, всегда готовый помочь другому — такой, каким она хотела бы видеть своего отца…

Она посмотрела на него сейчас и увидела в его глазах слезы. Разрыдавшись, Тиффани бросилась в его объятия.

— О Боже, папа, как жаль, что ты не признался мне! Мне было так обидно думать, что тебе нет до меня дела!

— Извини, Тиффани, — сказал он, крепко прижав ее к себе. — Я хотел признаться… я бы непременно признался, если бы догадывался, что ты себе вообразила. — Он усмехнулся. — Неужели ты думаешь, что мне нравилось красить для этих поездок волосы под седину и терпеть после возвращения идиотские шуточки работников? Они называли меня сивым! Ты хоть представляешь, как это оскорбительно?

Тиффани понимала, что отец всего лишь пытается облегчить угрызения ее совести. Ведь она так ужасно обращалась с ним с момента приезда. И все же ему удалось заставить ее смеяться!

Глава 46

У Тиффани было только одно вечернее платье из бледно голубого шелка, в которое она облачилась с помощью Анны, готовясь к обеду, обещавшему быть весьма неприятным. Тиффани даже не стала распаковывать это платье у Каллаханов, поскольку не могла бы надеть его в их доме. Даже если бы для этого нашелся повод, оно было слишком дорогим, чтобы Дженнифер Флеминг могла себе его позволить. Это было одно из ее старых платьев, вот почему оно оказалось в чемодане с менее ценными вещами. К платью полагались шелковые туфли в тон. И наконец она смогла снова надеть свои драгоценности. На ее пальцах, запястьях, на шее, в ушах, даже в элегантной прическе сверкали сапфиры. Каллаханы могут думать, что они знают ее, но они ошибаются. Сегодня вечером не будет и следа от Дженнифер Флеминг.

Она присоединилась к братьям в гостиной, где они дожидались приезда гостей. При виде ее сверкающего великолепия Рой рассмеялся.

— Мы что, каким то чудом перенеслись в Нью Йорк? Знаешь ли, здесь незачем наряжаться к обеду.

— Знаю. Моя горничная называет это боевыми доспехами.

— Хорошо хоть здесь нет мамы и некому заставить нас нацепить парадную одежду, — заметил Сэм. — Это был настоящий ад, Тифф, каждый вечер в Нью Йорке переодеваться к обеду.

— А что, ожидается сражение? — поинтересовался Сэм, заинтригованный словом «доспехи».

— Учитывая, на что я собираюсь подбить Каллаханов, да.

Они уже знали, что она задумала. И знали, что ее разногласия с отцом разрешились. Собственно, они даже взяли на себя часть вины за ее заблуждение, поскольку держали в секрете, что Фрэнк всегда приезжал с ними в Нью Йорк. Все это выяснилось за завтраком, который стал чудесным семейным событием и был бы еще совершеннее, если бы Роуз была с ними.

В комнату вошел Фрэнк и остановился как вкопанный.

— Боже, как ты похожа на нее, когда так одета.

Тиффани усмехнулась.

— Неужели мама заставляла тебя каждый вечер переодеваться к обеду?

— Нет, всего лишь несколько раз в неделю. Вообще то ей нравилось иногда расслабиться. Но тебе следовало предупредить нас, что сегодняшний прием будет официальным.

— Вовсе нет. Если бы мы все вырядились, как в высшем обществе, Каллаханы почувствовали бы себя неловко. А это, — она указала на свое платье, — всего лишь простейший способ показать им, что я совсем не та экономка, которая жила в их доме… на тот случай, если они действительно думают, что я похожа на нее.

Снаружи донесся топот копыт, и Тиффани ощутила тревогу. Интересно, Хантер счел нужным приехать? Наверное, нет, учитывая, каким разгневанным он выглядел, когда она видела его в последний раз. Но ей нужен только Закери, чтобы обсудить важные вопросы. И она не одна. С ней ее семья. Ей незачем нервничать. Она не двинулась с места, стоя между Сэмом и Роем, а отец пошел к двери, чтобы впустить врага.

— Иисусе, Фрэнк, из чего это у тебя пол? — донесся из холла голос Закери.

— Из мрамора.

— Работа твоей жены, да? Он не треснет, если мы ступим на него?