Шаги в бесконечности Михановский Владимир

— И проверять нечего, — самоуверенно произнес Карбенко. — В истории Зеленого городка не было еще случая, чтобы белковый ослушался команды.

— Все-таки надо бы…

Карбенко махнул рукой.

— Не будем терять время, — нетерпеливо перебил он. — Ветер усиливается.

Волна с шумом разбилась у их ног. Белковые, в ожидании стоявшие поодаль, сделали несколько шагов назад.

— Инстинкт самосохранения, — сказал Карбенко и плотнее запахнул плащ.

— Нормальная реакция.

— Отложим на денек обучение плаванию? — неожиданно предложил Карбенко. — Видишь, что делается.

— Нет.

— Неровен час, кто-нибудь погибнет…

Волга взял Карбенко за пуговицу плаща.

— Ливен Брок рассказывал на днях, что его Энквен прошел по перилам моста через Обь, — сказал Волга. — Представляешь, какое чувство равновесия?

— Энквен — особая статья, Леша, — вздохнул Карбенко.

— Тем лучше, Володя! — подхватил Волга. — С него будут брать пример остальные.

— Ладно, — сдался Карбенко. — А ты перед вылетом на Обь разговаривал с Ливеном Броком?

— Нет.

— Я накануне целый день не мог до него дозвониться, — сказал Карбенко. — Видеофон не отвечает. Наверно, старик отключил его. Ход конем.

— Правильный ход, — отрезал Волга.

Хлынул дождь. Капли расшибались о бетон, секли лицо.

В группе белковых, до того стоявшей спокойно, произошло движение. Карбенко и Волга подошли к ним.

Роботы образовали круг, в центре стоял белесый, почти бесцветной пигментации Кельзав, даже среди белковых собратьев выделявшийся недюжинной силой. В руках он держал металлический багор, только что завязанный узлом.

Карбенко забрал изувеченный багор и швырнул его в реку.

— Начнем! — сказал Волга.

Карбенко кивнул.

Упругая дорожка для прыжков перед самой водой делала крутой взлет наподобие трамплина.

— Кельзав, на старт! — распорядился Карбенко.

Белковый робот, слегка переваливаясь, выбежал к дорожке и занял предстартовую позицию.

Волга поднял ракетницу и, помедлив, выстрелил. Почти бесцветный огонь рванулся из ствола, ракета взмыла в пасмурное небо. Сильный ветер приметно относил ее, искривляя огненный хвост ракеты. Кельзав не шевелился, лишь взгляд его неотступно следовал за летящей ракетой.

— Он не может посчитать параметры траектории… Я же говорил — ветер, — успел с досадой шепнуть Карбенко.

В тот же миг Кельзав сорвался с места. Вихрем промчавшись по дорожке, он с силой оттолкнулся от трамплина. Последний толчок оказался математически точным — распластавшаяся в полете фигура приблизилась к ракете. Миг — и Кельзав схватил огненную трубку. Бледное пламя исчезло, парабола, которую выписывала в воздухе ракета, осталась недорисованной.

Сделав в воздухе двойное сальто, робот, как заправский ныряльщик, вошел головой в воду, почти не подняв брызг. А ведь до этого он знал технику прыжка только в теории.

Главное, однако, было впереди.

Роботу было дано лишь конечное задание: удержаться на поверхности воды. Как этого добиться, программа не сообщала.

Волна с головой накрыла барахтающегося Кельзава. Роботы, оставшиеся на берегу, продолжали следить за своим собратом — они видели и то, что делается под водой. Карбенко и Волга были лишены такой возможности.

— Кажется, я оказался прав, — проворчал Карбенко, когда пауза сделалась томительной, и потянулся к спасательному кругу.

В этот момент среди волн показалась голова Кельзава. Кто знает, какие гидродинамические уравнения роились в ней, какая шла напряженная счетная работа, но, еще разок уйдя под воду, Кельзав вынырнул, на сей раз более уверенно. Руки его тяжело, словно плицы допотопного колесного парохода, били по воде, поднимая тучи брызг, ноги, как два могучих бревна, молотили по волнам, но держался Кельзав на воде вполне прилично для новичка.

Дальнейшее — отработка техники — было уже делом несложным.

— Трудно ему, — сказал Карбенко, следя за Кельзавом, плывущим неуклюже к берегу.

— Трудно на Оби — легко на «Пионе», — откликнулся Алексей Волга.

— Пуговицу-то мою все-таки отпусти, — сказал Карбенко. На бетонную дорожку, повинуясь сигналу, уже выходил следующий белковый робот. Алексей подбросил на ладони ракетный пистолет.

Сквозь шум ветра пробился комариный писк зуммера.

— Нас вызывает Зеленый городок, — нахмурился Алексей.

— Во время самостоятельных испытаний? Странно, — удивился Владимир.

Алексей торопливо вытащил из кармана блок связи — плоскую коробочку размером с портсигар.

— Вызывает Зеленый, вызывает Зеленый, — бормотала мембрана.

— Слушает Волга, водный полигон на Оби, — сказал Алексей, поднеся к губам блок.

— Волга на Оби. Слияние двух великих рек, — сострил Карбенко.

— У вас группа «Пиона»? — спросила мембрана.

— Да, — ответил Алексей.

— Пусть Энквен немедленно возвращается в Зеленый, — велела мембрана.

— Нельзя. Сегодня день обучения плаванию, — начал объяснять Алексей. — Если Энквен его пропустит, то его биологические часы…

— От имени координационного совета — пусть Энквен сейчас же летит в Зеленый, — нетерпеливо перебила мембрана.

Алексей пожал плечами, посмотрел на Владимира, который ограничился тем, что развел руками.

— Я подчинюсь только приказу Ливена Брока, — негромко сказал Алексей.

— Ливен Брок пропал, — сообщил голос из мембраны. Алексей и Владимир одновременно нагнулись над аппаратом.

— Как это — пропал? — переспросил Владимир.

— Видеофон Ливена Брока не отвечал со вчерашнего дня. Сегодня утром к нему пришли домой — коттедж оказался пустым. В Зеленом городке Брока нет. Одна надежда на Энквена. Может быть, он что-то знает… — единым духом выпалила мембрана.

— Сейчас Энквен вылетает к вам, — торопливо сказал Алексей и, сунув в карман блок связи, крикнул: — Энквен!

Никто из белковых роботов не пошевелился.

— Человек, Энквена нет среди нас, — сказал Кельзав. Волга посмотрел на Карбенко.

— Я отдал команду всем пионцам… Еще не было случая, чтобы белковый ослушался, — виновато пробормотал Владимир, отводя глаза.

Алексей радировал в Зеленый, что Энквена в группе нет. Что самое странное, там, похоже, этому не особенно удивились.

— Продолжайте обучение группы, — решила мембрана.

Ван Каро был коренным жителем Зеленого городка. Здесь он родился, здесь учился делать первые шаги, окончил школуинтернат, затем институт. Еще на первом курсе Ван увлекся проблемой синтеза белка. После института Ван по этой же теме защитил диссертацию. Научный руководитель темы Ливен, Брок высоко отозвался о работе Вана Каро.

Своей теме Ван остался верен и после защиты диссертации. Ливен Брок взял Вана в свою лабораторию. Помимо текущих дел Брок время от времени подбрасывал молодому ассистенту какую-нибудь особенно интересную задачу.

Так было и на этот раз. Неделю назад Ливен Брок вызвал молодого ученого и предложил ему поразмыслить над тем, каков должен быть оптимальный объем головного мозга у белкового робота. Ван заметил, что Ливен Брок почему-то стал часто обращаться к этой теме в последнее время.

Это было тем более странно, что задача о головном мозге робота считалась в науке давно решенной. Многочисленные опыты, а также теоретические расчеты показали, что наилучший объем мозга робота именно тот, который имеется у питомцев Зеленого городка, ни больше ни меньше. Зачем же понадобилось Ливену Броку вновь обращаться к вопросу, давно решенному? Похоже, какая-то тайная мысль все время мучила старого воспитателя.

Ван Каро не стал уклоняться от поставленной задачи. Запасшись грудой материалов, он с добросовестностью естествоиспытателя вновь засел за расчеты.

Как Ван и ожидал, его недельная работа подтвердила прежние выводы: да, нынешний объем головного мозга роботов является наилучшим. Ван Каро подумал, что этот результат огорчит Ливена Брока. Учитель склонялся к мысли, что объем головного мозга роботов необходимо резко увеличить. Но что делать? Математику не переспоришь.

Расчетами Ван любил заниматься в тиши, на старой даче, расположенной за Обью. Закончив вычисления, Ван тут же позвонил Ливену Броку, но дозвониться не смог: видеофон не отвечал.

«Полечу к учителю завтра», — решил Ван, поскольку был уже поздний вечер.

Рано утром Ван наскоро проглотил завтрак, сел в орнитоптер и, включив автопилот, принялся перебирать листки расчетов. У Ливена Брока на ошибки отменный нюх.

Время от времени Ван отрывался от формул и смотрел вниз. За стенками кабины разыгралась непогода. Сильный ветер гнал рваные клочья облаков. В проемах между ними проплывала тайга. Сверкнула Обь, показались прямоугольники водного полигона. Близ одного из них виднелась кучка из десятка фигурок (вероятно, очередная группа белковых готовилась к уроку плавания).

Некогда в зоне Зеленого городка царил неустойчивый, гнилой климат. Летом в воздухе носились полчища гнуса, зимои — даже в самый сильный мороз — тяжелые, вредные туманы окутывали землю.

В соответствии с общим долгосрочным планом преобразования природы Земли, выработанным Высшим координационным советом, было предпринято наступление на климат Сибири.

Но приведению этого плана в действие предшествовали долгие, очень долгие споры…

Вообще, как установили ученые, именно климат является тем рычагом, с помощью которого можно наиболее решительно воздействовать на географию какого-либо района. Недаром один планетолог, перефразируя Архимеда, воскликнул: «Дайте мне власть над климатом, и я переверну географические условия!»

Стараясь отвлечь мысли от предстоящей встречи с Ливеном Броком, Ван решил думать о чем-нибудь постороннем. Глядя на серые тучи, он начал припоминать историю преобразования климата Земли.

Завоевать власть над климатом было непросто. Непросто было и прийти к мысли о том, что именно климат может влиять на географические условия в том или ином месте земного шара.

Ван посмотрел на капельку дождя, оставившую на лобовой пластине прозрачного пластика извилистый след, и подумал: почему погода переменчива и капризна, словно сердце красавицы? Почему, например, сегодня вопреки прогнозу погода вдруг испортилась? Правда, прогноз был долгосрочный, рассчитанный на полтора месяца вперед, но все-таки…

Вчера на Оби стоял золотой солнечный день, и сегодня должен был быть точно такой же, а вместо этого тучи, дождь, резкий порывистый ветер. Видимо, какой-то винтик в бесконечно сложном атмосферном хозяйстве сработал не в ту сторону.

Дождь и непогоду можно было, конечно, убрать, однако по. просьбе жителей Зеленого городка установки искусственного климата включались здесь крайне редко: люди хотели жить ближе к естественным условиям.

Ван откинулся на спинку пилотского кресла и задумался: а что же все-таки определяет погоду в данном месте и в данное время?

Какие стихии рождают ее?

И какие силы лепят климат?

Ну, ясно, что характер климата определяется тем количеством энергии, которое дарит данной области материнское светило. Это зависит от географической широты области. Кроме того, многое должно зависеть от характера местности, ее рельефа, того, что географы называют подстилающей поверхностью. Наконец, сильно должны влиять на погоду атмосферные течения. Если уподобить земную атмосферу гигантскому котлу, то в нем непрерывно происходит перемешивание варева, слой которого достигает нескольких сотен километров толщины.

Ладно. А что же все-таки главное в приготовлении блюда, именуемого погодой?

Размышления, с помощью которых Ван хотел только отвлечься, всерьез увлекли его.

Начнем с Солнца, решил он. Солнце, как известно, нагревает воздух над Землей не впрямую, а с помощью лучей, отраженных от поверхности почвы. Но ландшафт поверхности нашей планеты меняется в общем-то очень медленно. Обь текла сотни тысяч лет по своему руслу, и, похоже, не собирается с него сворачивать — по крайней мере до того, как ее об этом не попросят. И тайга, которая волнуется сейчас под ним, тревожимая порывами холодного ветра… Кто определит ее возраст? И горы Кавказа, где Ван был недавно, — они тоже, кажется, не собираются сдвигаться с места.

Так что же заставляет погоду капризничать и ломаться? От вопросов, связанных с погодой, с климатом, так просто не уйти, не отмахнуться — неважно, происходит дело на Земле или на других планетах, которые осваивает или только собирается осваивать человек.

А ведь даже на Земле эта грандиозная задача — преобразование климата — еще не решена до конца.

Что это вообще значит — преобразовать климат?

Когда-то этот вопрос казался людям самоочевидным. Чего же тут долго рассуждать? Преобразовать климат — значит сделать его хорошим.

Но что такое хороший климат?

Это тоже казалось ясным. Хороший климат — это когда пустыни получат воду, тундра и Антарктида — тепло и так далее. Выгоды от хорошего климата очевидны. Человек на Земле приобретет огромные, ныне бесплодные области для освоения и заселения.

Там, где торосились вечные льды, заплещется теплое море.

Там, где гуляли самумы, зашелестят пшеничные волны.

Где высились барханы, раскинутся сады.

Плохо?!

Тут-то мнения ученых разделились.

— Великолепно! — говорили одни. — Чего время терять? Приступим к делу.

— Опасно, — возражали оппоненты. — Атмосфера, окутывающая планету, едина. Если нарушить ее равновесие в какомто одном месте, это может вызвать цепь необратимых последствий. Получится тришкин кафтан. В одном месте пустыню превратим в цветущий сад, а в другом сад превратится в пустыню.

— Волков бояться — в лес не ходить! — возражали сторонники скорых и решительных мер по отношению к земной атмосфере. — Возьмите те же пустыни. Огромные пространства бесплодны, не приносят человеку никакой пользы. Нет атмосферных осадков — нет жизни. Напоить пустыню водой — значит напоить ее жизнью.

А бояться здесь нечего — в других местах климат останется неизменным.

Доказательства? Пожалуйста.

В пустыне забил родник. Вокруг вырастает оазис. Трава, пальмы, тень, прохлада в самый солнцепек. Совсем другой стал здесь климат, не так ли? И от этого ничего плохого в других точках земного шара не происходит. Так почему бы всю пустыню не превратить в сладкошумный сад?

— Оазис создает не климат, а микроклимат, — отвечали на это более осторожные. — Верно, в оазисе хорошо, но причем тут пустыня? Она-то ведь не меняется, по-прежнему остается палящей и бесплодной. Маленькие оазисные вкрапления на нее, увы, никак не влияют. Не могут они повлиять и на общее изменение климата.

— И все-таки оазисы существуют! — не унимались решительные климатологи. — Значит, все дело в масштабах. Чем больше оазисов, тем меньше места остается пустыне. В пределе — оазисы сливаются между собой, пустыня исчезает, климат изменен, стал хорошим. Для этого нужно одно — вода.

Такова была схема, костяк многолетнего спора климатологов Земли.

Конечно, обе стороны оперировали цифрами, фактами, скрупулезными подсчетами.

— Где же возьмете вы воду, чтобы напоить пустыни? — спрашивали одни.

— Построим оросительные системы! — отвечали другие. — Современная техника землян это позволяет.

— Техника-то да, но вот хватит ли на Земле пресной воды для такого дела?

Подсчитали запасы воды. Выяснилось: верно, воды не хватит. Да и затраты на проведение в пустыне оросительных каналов слишком велики.

— Что ж, — сказали решительные. — Цифры — вещь упрямая. С ними не поспоришь. Но если нельзя подавать воду снизу, остается подавать ее сверху. С помощью искусственно создаваемых облаков, низвергающих на землю дождь и град.

Снова подсчеты, подсчеты, подсчеты…

Выяснилось: для создания (а особенно для удержания) над пустынями облаков необходима невообразимо огромная энергия, но и она человечеству по плечу.

Однако при диалектическом подходе к делу выплыла другая трудность, до поры до времени затушеванная.

Предположим, в результате затраченных усилий огромная пустыня исчезла, вместо нее расцвел оазис. Это означает прежде всего, что повысилась влажность почвы. Количество солнечной радиации, падающей на площадь бывшей пустыни, само собой не уменьшилось и вообще не изменилось: ведь географическая широта местности осталась прежней. Как известно, для испарения влаги требуется немалое количество тепла. Это тепло будет неукоснительно поглощаться в соответствии с законами природы. Вывод: подстилающая поверхность будет нагревать атмосферу теперь гораздо меньше, чем прежде, когда была пустыня.

Что произойдет дальше, догадаться нетрудно. Нарушится веками отлаженный механизм циркуляционных потоков в атмосфере. А ведь он, этот механизм, определяет климат и в других областях земного шара… И пойдет все кувырком, и станет по всей Земле меняться климат вкривь и вкось.

Ван мысленно покинул на время пустыню и перенесся в Арктику. Из-за нее тоже в свое время немало было поломано копий. Высший координационный совет Земли решил, что необходимо приступить к преобразованию природы этого сурового края. Для этого предложили уничтожить ледовый арктический покров.

Поначалу казалось, что это должно резко улучшить климат во всем северном полушарии.

Потом начали раздаваться тревожные голоса.

Один климатолог подсчитал, что если растопить арктические льды, то ряду районов, расположенных в глубине континента, будет угрожать засуха.

Другой уточнил, что за счет этого изменится направление атмосферных потоков и сильно увеличится выпадение дождя и снега в ряде районов Сибири. Хлынут ливни, невиданные доселе, на Енисее, в Западной Якутии. И здесь, на Оби, должен был резко подскочить уровень осадков.

Зато, например, Украине и Белоруссии, уточнял третий, в случае осуществления этого проекта угрожала засуха…

Ясно, что «арктический проект» до поры до времени пришлось законсервировать. Его осуществление могло бы вызвать повышение уровня воды в Мировом океане, что привело бы к затоплению прибережья.

После того как рухнуло, не успев воплотиться в жизнь, несколько подобных проектов, ряды «служителей погоды» охватило уныние. «Выходит, климат переделывать нельзя?» — говорили они.

Однако растущие потребности человечества вновь и вновь ставили проблему переделки земного климата в повестку дня. И проблема начала постепенно решаться вместе с ростом энерговооруженности землян.

И «арктический проект» был в конце концов реализован! Ван припомнил, как это было.

Осуществление проекта разбили на несколько шагов. Поистине это были шаги великана!

Шаг первый: с помощью термоядерных установок льды в Арктике были растоплены. Ясно, однако, что условия образования льдов все еще оставались.

Поэтому, чтобы предупредить появление новых льдов, был сделан второй шаг — в Арктике смонтировали постоянно действующие системы, которые не давали льдам появиться. Исчезли тысячелетние торосы, растаяли айсберги, океаническая поверхность стала чистой.

Немедленные выгоды: во-первых, свободная навигация там, где раньше могли пройти только мощные атомные ледоколы; во-вторых, климат в прибрежной зоне, как и предполагали синоптики, существенно улучшился. Но, увы, в соответствии с теми же предположениями в континентальных районах стало суше.

Тогда был предпринят шаг третий. В Атлантическом океане, в районе острова Энергии, собрали гигантскую установку — испаритель. Испаряющаяся влага образовала в атмосфере поток, который и был направлен в центральные районы Европы, неся туда столь желанные дождь и снег.

Результат — в Центральной Европе установился чудесный климат. Случилась только одна небольшая неприятность: в связи с тем что в Арктике исчезли льды, на Черноморском побережье резко подскочило количество осадков.

Отсюда понятен шаг четвертый. Решено было уменьшить испарение Черного моря. Ни больше ни меньше! Достигнуто это было весьма простым и остроумным способом — с помощью мономолекулярной пленки какого-то вещества (Ван забыл, как оно называется). Пленка, равномерно «разлитая» по черноморским волнам, надежно препятствовала испарению влаги, и количество дождей в благословенной Причерноморской зоне уменьшилось.

Ну, а что касается пустынь…

Ван напряг память. Была когда-то пустыня Каракумы. Она исчезла лет сто назад. Исчезла, чтобы никогда не возродиться. Превратилась в огромный, сплошной оазис. Наперекор всему!

Правда, с пустыней Каракумы пришлось повозиться. Напоить Каракумы было непросто. Система каналов оказалась невыгодной экономически, и от этой идеи отказались. Решено было для Каракумов одолжить воды у Памира, где масса льда и снега. Растопили памирские ледники. Лед на огромной площади начал таять, а вода испаряться, собираясь в облака. Оставалось лишь немного подправить атмосферные потоки, и жизненосные тучи степенным караваном двинулись в сторону Каракумов, чтобы излиться там дождем.

Однако, как ни много льдов на Памире, все же их запас ограничен. Если непрерывно черпать, он иссякнет. Что тогда? Поэтому над зоной Памира климатологи решили каждую зиму искусственным путем вызывать снежные тучи. В результате был создан маятник, с точностью часового механизма совершающий колебания вокруг точки равновесия.

Лето — памирские льды и снега растапливаются, влага «с помощью» туч переправляется в Каракумы.

Зима — кладовая Памира, истощенная за лето, снова пополняется с помощью регулярно вызываемых снегопадов…

Машина шла быстро. Вскоре в туманной дали Ван заметил строения Зеленого городка.

Вану, несмотря на молодость, много пришлось поездить, и он знал, что панораму Зеленого городка не спутаешь ни с какой другой в мире. Знаменитая башня безмолвия, разноцветные купола камер синтеза белка, наконец, растительность, собранная сюда со всех концов Земли и других планет, — все вместе создало пейзаж, которого не встретишь ни в каком другом уголке Солнечной системы. Местная флора была предметом особой гордости жителей Зеленого городка. Представитель местной растительности сибирский кедрач соседствовал здесь с мексиканским кактусом и калифорнийской секвойей, самшит уживался с маслиной, эвкалипт — с венерианским трабо. Это стало возможно после больших работ, которые привели к коренному изменению климата Сибири.

Башня безмолвия располагалась на центральной площади. От нее брали начало радиально расходящиеся улицы.

Зеленый городок был известен повсюду. Роботы, выходящие из его ворот, расходились по всему свету.

Ван Каро мечтал стать воспитателем белковых, как Ливен Брок. Он изучал белковых и уже неплохо в них разбирался.

Роботы, которых готовили для выполнения особо сложных заданий, сразу по выходе из камеры синтеза попадали под опеку человека-воспитателя. В воспитатели координационный совет города назначал наиболее видных ученых. Во время многолетнего обучения воспитатель как бы «проецировал» на своего подопечного самого себя: свои познания, свою личность, характер. Таким путем достигалось чрезвычайно высокое совершенство белковых систем.

От тонких анализаторов робота не могла укрыться никакая, даже самая потаенная черта характера человека-воспитателя независимо от того, хотел воспитатель привить ее роботу или нет.

Ван вспомнил виденные в музее первые машины, игравшие в шахматы. Эти агрегаты, огромные, как мастодонты, были лишены творческой самостоятельности. Они могли лишь старательно усвоить готовую шахматную программу. Программа содержала основные тактические идеи игры, сравнительную оценку фигур и прочие премудрости, без которых немыслим шахматист. Только усвоив программу, машины могли сражаться и с живыми мастерами, и друг с другом. В те времена сражение двух машин за доской было по сути дела борьбой конструкторов — создателей различных программ.

С белковыми роботами дело обстояло иначе. В шахматах, как и во всем прочем, роботы не нуждались в предварительной программе. Игру, например, они постигали примерно так же, как человек, — методом проб и ошибок, извлекая драгоценные крупицы истины из собственной практики.

«Впрочем, шахматы — больше по части Володи Карбенко», — подумал Ван, равнодушный к этой игре.

Забавно, что если воспитатель любил шахматы, то его ученик рано или поздно начинал испытывать непреодолимую тягу к древней игре, даже если он никогда не видел шахматной доски с расставленными на ней фигурами. Слоняясь возле шахматистов, такой робот быстро постигал правила игры, и вскоре наступал момент, когда он садился за шахматный столик против человека или такого же, как он, белкового. Первые партии новичок, как правило, проигрывал, однако от игры к игре быстро набирал опыт и уверенность. Если воспитатель тяготел к жертвенной, комбинационной игре, то и его воспитанник начинал с первой партии жертвовать фигуры направо и налево. Если воспитатель предпочитал позиционную борьбу, его подшефный тоже возводил на доске крепость, штурмовать которую противнику с каждой партией становилось все труднее.

Да что там шахматы!

Со второго года обучения белковый начинал копировать даже походку своего воспитателя, черты его лица. Биологи Зеленого городка нашли объяснение удивительному явлению, которое назвали биорезонансом белковых клеток, хранящих зашифрованную информацию.

Автопилот погасил скорость, и орнитоптер пошел на снижение. Может быть, Лин вернулась с Луны?

Орнитоптер сделал круг перед посадкой. Зеленый с желтизной массив внизу быстро распадался на отдельные деревья и кусты.

Ван выпрыгнул из машины и пошел к дому. Входная дверь была приотворена, Ван толкнул ее и вошел в дом.

— Доброе утро, учитель, — громко сказал он, Никто не ответил.

Удивленный Ван обошел комнаты, обежал сад, спустился в подвал, где Ливен Брок оборудовал небольшую биолабораторию, — хозяина нигде не было.

«Неужели так рано ушел в институт?» — подумал Ван. Он подошел к письменному столу и надавил клавишу с надписью «биоцентр».

— Мне, пожалуйста, профессора Ливена Брока, — попросил Ван.

— Профессор просил сообщить, что его в институте сегодня не будет, — ответил автомат.

— А что с ним?

— Нездоровится.

— Где же он может быть? — пробормотал Ван.

— Ливен Брок вам срочно нужен? — осведомился автомат после паузы.

— Срочно!

— Могу сообщить его координаты.

— Пожалуйста, — сказал обрадованный Ван и придвинул блокнот.

— Профессор Ливен Брок сегодня дома, — изрек автомат. — Его адрес: улица…

Не дослушав, Ван отключил связь. Он снова обежал дом и сад. Может быть, Ливен Брок срочно уехал куда-нибудь? Но в таком случае он оставил бы записку — Брок человек аккуратный. Обзвонив все, что только можно, Ван убедился, что Ливен Брок исчез. Исчез без следа, не оставив даже записки.

Что могло случиться?

Усталый Ван спустился в лабораторию. На столе лежал раскрытый лабораторный дневник, последняя запись в нем, датированная вчерашним днем, была оборвана на полуслове.

Этот дневник Ван хорошо знал. Он и сам иногда оставлял в нем записи с ведома Ливена Брока. Ливен Брок любил повторять, что лабораторный журнал — зеркало опытов, потому вести его следует тщательно и полно.

Может быть, в последних записях он найдет что-нибудь?.. Ван внимательно перечитал последние страницы. Однако все они относились к ходу обучения Энквена и не проливали света на исчезновение Ливена Брока. В другое время Ван уделил бы больше внимания записи под интригующим заголовком «Энквен-действие поцелуя». Но сейчас нужно было действовать. Мало ли что могло случиться со старым профессором?

Прежде всего надо связаться с координационным советом и сообщить о странном исчезновении Ливена Брока.