Жена дитя Майн Рид Томас

Спортсмен подбежал к краю утеса и заглянул вниз. Никаких знакомых ориентиров он не увидел. Прилив, теперь уже поднявшийся высоко, все внизу изменил. Карнизы погрузились в воду, о них свидетельствовали только прибойные волны.

Снова послышался крик!

Опустившись на колени, джентльмен подобрался к самому краю крутого утеса. По-прежнему внизу ничего не видно! Ни женщины, ни вообще человека. И ни одного места, на которое можно ступить ногой. Только темные гневные волны, ревущие, как рассерженные львы; они обнимают выступ скалы так, словно пытаются утащить его с собой в океанские глубины.

И посреди этого волнения и рева снова крик! Опять и опять, пока он не стал непрерывным!

Ошибиться в его значении невозможно. Купальщицы все еще внизу. И вне всякого сомнения, им грозит опасность.

Как он может им помочь?

Джентльмен встал. Огляделся по сторонам – осмотрел тропу вдоль края утеса, поля, уходящие от берега.

Ни одного дома поблизости – никакого шанса раздобыть веревку.

Он повернулся в сторону Истонского пляжа. Может, там есть лодка. Но сумеет ли он привести ее сюда вовремя?

Сомнительно. Крики продолжались, свидетельствуя о близкой опасности. Кричащие, возможно, уже сражаются с волнами прилива.

И тут он вспомнил расселину. Она недалеко. Та самая, по которой спустились и молодые леди. Он отличный пловец и знает это. Если подплывет к пещере, успеет добраться вовремя.

Крикнув, чтобы заверить девушек, что их просьба о помощи услышана, он побежал назад по утесу.

Добежав до расселины, бросился в нее и скоро достиг уровня моря.

Не останавливаясь, повернул вдоль берега, через песок и булыжники, через острые выступы, по скользким от водорослей камням.

Вскоре джентльмен добрался до выступа, за которым стоял раньше. Отсюда снова слышны были крики отчаяния, смешанные с ревом наступающего моря.

Обойти этот выступ вброд невозможно. Вода ему по горло и непрерывно кипит и волнуется.

Сбросив сапоги, положив ружье, шляпу и сюртук на камень, спорстмен бросился в бушующие волны.

Это едва не стоило ему жизни. Дважды волны с силой ударяли его о камень; каждый раз он едва приходил в себя от удара.

Но ему удалось обогнуть выступ и добраться до пещеры, где волны на пологом склоне стали меньше.

Теперь плыть было легко; вскоре он оказался рядом с купальщицами, которые, увидев его, перестали кричать, считая, что опасность миновала.

Они все были в гроте, отступив как можно дальше. Тем не менее вода достигала им до лодыжек.

Увидев его, они пошли навстречу, погрузившись в воду по колено.

– О, сэр! – воскликнула старшая из двух молодых леди. – Вы видите, в каком мы положении. Сможете помочь нам?

Пловец встал. Посмотрел направо и налево, прежде чем ответить.

– Плавать умеете? – спросил он наконец.

– Нет, никто.

– Плохо, – подумал он про себя. – Все равно сомнительно, чтобы я смог пронести их по воде. Я едва смог проплыть сам. Нас почти несомненно разобьет о скалы. Что же, во имя неба, делать с ними?

Это были мысли, а не слова, и девушки их не слышали. Но они видели выражение лица незнакомца и стояли, дрожа и в ожидании глядя на него.

Он неожиданно повернулся и посмотрел на утес. Вспомнил расселину, не заметную сверху. Теперь она ему видна с основания до верха.

На лице его появилась надежда. Тут можно подняться!

– Вы, конечно, сможете здесь подняться? – подбадривающим тоном спросил он.

– Нет, нет! Я уверена, что не сможем. Я не смогу.

– Я тоже.

– Можно держаться за кусты. Это не так трудно, как кажется. Эти пучки травы удержат вас; и я вижу места, куда можно поставить ноги. Я сам легко мог бы здесь подняться; но, к несчастью, я не смогу вам помочь. Для двоих нет места.

– Я уверена, что упаду, не добравшись и до половины высоты!

Это сказала Корнелия. Джули повторила то же самое. Негритянка молчала. Губы ее посерели, от ужаса она словно лишилась дара речи.

– В таком случае нет иного выхода, как попробовать плыть, – сказал незнакомец, снова повернувшись лицом к морю и разглядывая прибой. – Нет! – добавил он, очевидно, пересмотрев свое мнение. – В одиночку я, может быть, и добрался бы, хотя это сомнительно. С тех пор как я сюда пришел, прилив еще увеличился. На море ветер. Я хороший пловец, но боюсь, взять с собой одну из вас – выше моих сил.

– Но, сэр! – умоляюще сказала темноволосая девушка. – Разве мы не можем переждать здесь, пока прилив не спадет?

– Это невозможно! Посмотрите сюда! – ответил он, показывая на утес.

Невозможно было не понять, что он имеет в виду. Вдоль всего вертикального утеса проходила линия, тут и там к ней прилипли высохшие водоросли. Это верхний предел прилива. И он высоко над головой!

Девушки, глядя на эту линию, одновременно вскрикнули. По правде говоря, они впервые полностью осознали опасность. До сих пор они надеялись, что прилив не покроет их с головой. Но до этой линии они не могли бы даже дотянуться рукой!

– Смелей! – воскликнул незнакомец; в голосе его снова зазвучали подбадривающие нотки, словно в голову ему пришла новая мысль. – У вас обеих есть шали. Дайте их мне.

Ни о чем не спрашивая, девушки сняли с плеч кашмировые шали и протянули ему.

– Мне пришел в голову план, – сказал он, доставая нож и разрезая шали на полосы. – Раньше я об этом не подумал. С их помощью я помогу вам подняться.

Вскоре шали превратились в несколько лент. Незнакомец связал их вместе, превратив в длинную прочную веревку.

Девушки помогали ему в этой операции.

– А теперь, – сказал он, как только веревка была готова, – я смогу вас поднять одну за другой. Кто пойдет первой?

– Иди, кузина, – сказала темноглазая, – ты легче. Ему будет легче тебя поднять.

Поскольку времени на споры и церемонии не было, Корнелия согласилась с этим предложением. У незнакомца не было выбора.

Он обвязал веревкой талию девушка, потом так же старательно обвязался сам. Связанные таким образом, они начали подъем.

Хотя подниматься было трудно, им удалось успешно завершить дело; вскоре молодая леди невредимая стояла на вершине.

Она никак не проявила свою радость. Ее кузина по-прежнему внизу – в опасности!

Незнакомец снова направился к расселине, по которой спустился. Снова обогнул скалу, борясь с прибоем, и опять оказался в пещере.

Сверху ему бросили веревку из шали, и он подхватил ее; и вторично пустил ее в дело.

Вскоре Джули точно так же была спасена от опасности утонуть.

Но усилия спасителя на этом не кончились. Его галантность не была связана с цветом кожи.

В третий раз подверг он опасности жизнь, и вскоре негритянка тоже стояла на вершине утеса – и присоединилась к молодым леди в выражениях благодарности.

– Мы никогда не сможем вас достойно отблагодарить, – говорила кареглазая.

– О, никогда! – подхватила ее голубоглазая спутница.

– Еще одно одолжение, сэр, – сказала первая говорившая. – Мне стыдно об этом просить. Но над нами будут смеяться, если об этом станет известно. Не слишком ли много будет попросить вас никому не рассказывать об этом неприятном приключении?

– Я ничего не скажу, – ответил спаситель. – Можете быть в этом уверены, леди.

– Спасибо! Тысяча благодарностей! Мы у вас в большом долгу, сэр. До свидания, сэр!

С поклоном темноглазая отвернулась и пошла по тропе, ведущей к Оушн Хаус. В голубых глазах было видно какое-то более глубокое чувство; хотя девушка ушла, не выразив его.

Наверно, их можно извинить тем, что они боялись слишком опоздать.

Но негритянке никакие причины не были нужны.

– Благослови вас Бог, храбрый масса! Да благословит вас Бог! – были ее прощальные слова – единственные слова благодарности, произнесенные искренне.

Глава V
Выстрел в охотничью собаку

С изумлением, окрашенным легким чувством раздражения, спортсмен смотрел вслед трем женщинам, которых спас от неминуемой гибели.

– Тысяча благодарностей! Мы у вас в большом долгу.

Он повторял эти слова, подражая тону, каким они были произнесены.

– Клянусь небом! – продолжал он, подчеркивая каждое слово. – Немного холодноватая благодарность! Чего я старался ради этих дам? У меня на родине такую благодарность я получил бы, если бы подобрал перчатку или помог перебраться по ступенькам через ограду. «До свидания, сэр!» Не спросила об имени и свое не назвала! Ни намека на новую встречу!

– Ну, вероятно, у меня будет еще возможность увидеться с ними. Они направились прямо к Оушн Хаус. Несомненно, пара птичек из этого дорогого птичника. Райские птички, если судить по перышкам! Ах, эта темноглазая! Походка как у гоночной лошади, глаза как у орлицы!

– Странно, как делает свой выбор сердце! Странно, что я больше думаю о той, что проявила меньше благодарности! Она говорила почти надменно. Интересно, взаимна ли привязанность?

– Я мог бы полюбить эту девушку – я в этом уверен. Была бы это искренняя честная страсть? В этом я не так уверен. Она не из тех женщин, которых я хотел бы назвать своей женой. Я уверен, что она скорее носила бы…

– Кстати, я вспомнил о своих сапогах, сюртуке и шляпе. Что если их смыло приливом? Как я буду выглядеть, возвращаясь в отель босиком и в одной рубашке? И без шляпы! Возможно, именно это меня ожидает. Мой Бог!

Это восклицание было произнесено совсем иным тоном. До сих пор человек говорил с улыбкой на губах. Но с восклицанием «Мой Бог!» на лицо его набежало облачко.

Перемена была вскоре объяснена новыми словами.

– Мой бумажник! В нем тысяча долларов! Все мои деньги! Если он потерялся, я буду выглядеть еще более жалко, возвращаясь в отель. Меня ждет длинный счет. И мои документы! Некоторые для меня очень важны – паспорт и другие! Боже помоги мне, если они исчезли!

Снова вдоль утеса, снова спуск по склону с такой торопливостью, словно внизу еще одна девушка с глазами орлицы ждет помощи.

Джентльмен достиг уровня моря и пошел вдоль берега, когда увидел на воде темный предмет – примерно на расстоянии кабельтова от берега. Это была небольшая гребная лодка, и в ней два человека.

Она направлялась к Истонскому пляжу; но гребцы прекратили работать и сидели, подняв весла. Они находились примерно напротив пещеры, из которой он так недавно выбрался.

– Какая жалость! – подумал спортсмен. – Если бы они показались на двадцать минут раньше, они уберегли бы мои ушибленные кости, а леди сохранили шали, которые стоили им, наверно, целое состояние – долларов пятьсот каждая. Лодка, должно быть, все это время шла вдоль берега. Как глупо, что я ее не увидел!

– Но почему они остановились? А, мое пальто и шляпа! Они увидели их, как и я. Слава небу, мой бумажник и документы целы!

Он торопился, чтобы еще больше обезопасить их, потому что прибой подобрался совсем близко к одежде – и вдруг заметил темную чудовищную фигуру, приближающуюся со стороны моря. Добравшись до мелкого места, из воды выбрался огромный ньюфаундленд.

Собака, очевидно, приплыла с лодки – она была с нее послана. Но спорстмен не понимал, с какой целью, пока пес не вскочил на уступ, схватил в зубы его сюртук и вместе с ним снова прыгнул в воду.

Бродвейский сюртук из самой дорогой ткани; тысяча долларов в кармане; документы, которые дороже в десять раз!

– Эй! Эй! – закричал владелец, бросаясь к месту, где совершился грабеж, – брось, ты, зверюга! Брось!

– Ко мне! – послышался голос из лодки. – Ко мне, добрый Бруно! Тащи добычу!

За этими словами последовал взрыв смеха, презрительно отразившегося от утеса.В смехе приняли участие оба лодочника.

Лицо спортсмена стало мрачнее скал береговых утесов. Он остановился в молчаливом изумлении.

До этого момента он считал, что двое в лодке его не видели и что собака была послана за тем, что можно считать «бесхозным имуществом». Но приказ, отданный псу, вместе с презрительным смехом, излечили его от этого заблуждения, и он повернулся к лодке с мрачным выражением, способным испугать и более смелых людей.

Гнев его не уменьшило то, что перед ним были два молодых человека из высшего общества, очевидно, на лодочной прогулке. Возможно, это еще больше усиливало оскорбление.

Он, бывавший в таких далях, шедший за команчами по их боевым тропам, скрещивавший саблю с мексиканскими штыками, – и над ним смеются таким образом и такие типы!

– Отзовите собаку! – крикнул он, и голос его отразился от скал. – Отзовите, или, клянусь небом, вы пожалеете!

– Давай, Бруно! – кричали с лодки, не обращая на него внимания. – Хороший пес! Хватай! Тащи сюда!

Человек в рубашке несколько мгновений стоял в нерешительности, чувствуя свою беспомощность. Собака отбежала от него, и догнать ее невозможно. Невозможно и плыть к лодке, чтобы излить свой гнев на гребцов, чья речь продолжала его мучить.

Самому ему казалось, что прошла вечность, однако нерешительность длилась всего несколько мгновений. Оглянувшись, спорстмен увидел ружье, лежавшее там, где он его оставил.

Он с криком подскочил и схватил оружие. Оно заряжено крупным зарядом: он ведь собирался поохотиться на водную дичь.

Он не стал предупреждать. Низменное поведение этих двоих избавило его от необходимости церемоний; быстро подняв ружье, он послал заряд дроби над плечом ньюфаундленда.

Собака выронила сюртук, болезненно завизжала и неловко поплыла к лодке.

Смех на лодке стих. Гребцы увидели ружье.

– Это двустволка, – крикнул спортсмен достаточно громко, чтобы они услышали. – Если подведете лодку чуть поближе, могу разрядить второй ствол!

Молодые люди решили не принимать его приглашение. Шутка их зашла слишком далеко и получила неожиданное продолжение; с мрачными лицами она втащили на борт бедного Бруно и начали грести дальше.

К счастью для спортсмена, прилив продолжал прибывать, поэтому его сюртук отнесло к берегу – вместе с долларами и документами.

Некоторое время ушло на выжимание промокшей одежды и приведение себя в порядок, прежде чем вернуться в отель. К счастью, при возвращении не нужно проходить по улицам: в то время Оушн Хаус отделялся от скалистого берега – сцены недавнего приключения – только полями.

– Достаточно приключений для одного дня! – проговорил спортсмен, приближаясь к огромному каравансараю, в котором кишели сотни счастливых обитателей.

Но он не знал, что его ждет еще одно приключение. Вступив на длинную площадь, он увидел двух джентльменов, появившихся с противоположной стороны. Их сопровождала большая собака, которой пришлось помочь подняться по лестнице.

Узнавание было взаимным; впрочем, выразилось оно только в мрачном виде. И тут же прозвенел веселый гонг, приглашая на обед.

Глава VI
Любящая пара

– Женился по любви! Ха! Какой я был дурак!

Эти слова произнес мужчина, сидевший за столом, опираясь локтями.

– Я тоже была дура, и по той же причине!

Ответ, произнесенный женским голосом, донесся из соседней комнаты. В то же мгновение дверь, чуть приоткрытая, распахнулась толчком, обнаружив говорящую – женщину с замечательной фигурой и прекрасным лицом; тем более прекрасным, что оно дрожало от негодования.

Мужчина вздрогнул и в замешательстве поднял голову.

– Ты меня слышала, Франс? – спросил он тоном, одновременно мрачным и полным стыда.

– Слышала, Ричард, – ответила женщина, величественно входя в комнату. – Отличная речь для мужчины, женившегося меньше года назад. Негодяй!

– Заслуженное название! – упрямо ответил мужчина. – Достаточно, чтобы сделать человека негодяем!

– Чего достаточно, сэр?

– Только подумать, если бы не ты, у меня были бы тысячи годового дохода и титулованная жена!

– И только подумать, что у меня могли быть десятки тысяч и лорд в качестве мужа, геральдическая корона над головой, на которую ты не в состоянии надеть шляпку!

– Ба! Я бы хотел, чтобы у тебя был твой лорд.

– А я бы хотела, чтобы у тебя была твоя леди.

Недовольный супруг, обнаружив, что проигрывает игру взаимных обвинений, снова упал в кресло, оперся локтями о стол и опять принялся дергать себя за волосы.

А разгневанная жена ходила взад и вперед по комнате, как тигрца, сердитая, но торжествующая.

Муж и жена, они были примечательной парой. . Природа богато одарила обоих: мужчина красив, как Аполлон, женщина прекрасна, как Венера. Наделенные высокой моралью, они выдержали бы стравнение с кем угодно на земле. Описанная сцена напоминала разговор Люцифера с разгневанной Юноной.

Разговор велся на английском языке, с британским акцентом; говорящие, по-видимому, родом из Англии – оба. Это впечатление подтвеждали некоторые их путевые вещи, чемоданы и сумки английского производства, разбросанные по полу. Квартира располагалась на втором этаже второразрядного дома с меблированными квартирами в городе Нью-Йорк.

Объяснение очень простое. Милая пара только что высадилась с атлантического парохода. На багаже еще различимы меловые метки таможенников.

Человек, знакомый с особенностями жизни англичан и ставший свидетелем этой сцены, пришел бы, вероятно, к следующим заключениям.

Мужчина, очевидно, родился «джентльменом» и столь же очевидно – воспитывался не в лучшей школе. Он служил в английской армии. Ошибиться в этом невозможно, как невозможно и не понять, что сейчас он не служит. На лице у него по-прежнему офицерские усы, хотя офицерского звания уже нет. Свой патент он продал; но предварительно получил намек от полковника и «круглый робин» (Письмо, на котором подписи расположены кружком, чтобы не было понятно, кто подписал первым. – Прим. перев.) от собратьев-офицеров, требующий его ухода в отставку. Возможно, когда-то он был богат, но давно промотал свое богатство; может быть, истратил даже деньги за свой патент. Теперь он беден. Внешность его свидетельствует об авантюризме.

Относительно женщины можно сделать аналогичные заключения. По ее внешности и действиям, по модному покрою платья наблюдатель, которому приходилось стоять на краю Роттен-Роу (Аллея для верховой езды в лондонском Гайд-парке. – Прим. перев.), узнает в ней одну из «прекрасных всадниц», «анонимных героинь» сезона.

Такое часто встречается. Красивый мужчина, прекрасная женщина, оба со злым сердцем, испытывают друг к другу преходящую страсть, которая длится достаточно долго, чтобы они стали мужем и женой, но редко переживает медовый месяц. Такова и история этой пары.

Описанная бурная сцена далеко не первая. Просто один из шквалов, которые проносятся над этой парой ежедневно.

Спокойствие, последовавшее за этим сильным порывом, не могло быть продолжительным. Такая темная туча не может рассеяться, не разрядив свое электричество.

Продолжение последовало. Женщина, не удовлетворенная, снова заговорила.

– Допустим, ты бы женился на своей леди – я знаю, кого ты имеешь в виду, – эту старую каргу леди С. Как бы вы здорово проводили время! Она вряд ли могла бы поцеловать тебя, не рискуя потерять передние зубы или проглотить их. Ха-ха-ха!

– Леди С.! Чтоб ее повесили! Да у меня могло быть два десятка титулованных леди! И среди них молодые и такие же красивые, как ты.

– Хвастливый негодяй! Это ложь, и ты это знаешь! Красивые, как я! Как ты изменил свою музыку! Ты знаешь, что менея называли «красавицей Бромптона»! Хвала небу, мне не нужны твои уверения, что я красива! Люди, у которых вкус в десять раз лучше, чем у тебя, говорили мне об этом. И ещемогут сказать!

Последние слова были произнесены перед зеркалом, у которого остановилась говорящая, разглядывая свое отражение.

Отражение не противоречило ее словам.

– Могут сказать! – подхватил голос, проникнутый равнодушием, искренним или деланым. – Я бы хотел, чтобы так и было!

– Правда! Тогда так и будет!

– О! Я согласен! Ничто не дало бы мне большего удовольствия. Слава Богу! Мы в стране, где на такие вещи смотрят со здравым смыслом и где развод устроить не только проще, но и дешевле. Так что я не буду стоять у вас на пути, мадам; напротив, сделаю все, чтобы помочь вам. Думаю, мы честно можем сослаться на «несовместимость характеров».

– Та, что с тобой уживется, будет ангелом.

– Поэтому можно не боятся, что тебе откажут; разве что исключат падших ангелов.

– Грязный оскорбитель! Боже мой! И только подумать, что я отдала руку такому недостойному человеку!

– Отдала свою руку? Ха-ха-ха! Кем ты была, когда я тебя отыскал? Бродягой, если не хуже! Это был худший день в моей жизни, когда я тебя встретил.

– Подлец!

Слово «подлец» означает обычно кульминацию спора. Когда оно произносится между двумя джентльменами, то часто ведет к тому, что они показывают друг другу нос. Если слово адресует леди джентльмену, конец бывает совсем другой, хотя в любом случае после этого тема разговора резко меняется. В данном случае разговор вообще кончился.

Ответив восклицанием, муж вскочил и принялся расхаживать вдоль стены комнаты. Жена занялась тем же у противоположной стены.

Молча ходили они взад и вперед, обмениваясь гневными взглядами, как тигр и тигрица в клетке.

Мужчина устал первым. Он вернулся на место, достал из коробки «регалию», зажег и принялся курить.

Женщина, словно решившая ни в чем не уступать, достала свою сумочку для сигар, выбрала тонкую «королеву» и, опустившись в кресло-качалку, закуталась в облако дыма, так что вскоре стала так же невидима, как Юнона в своем нимбе.

Больше они не обменивались взглядами – это вряд ли было возможно, – и около десяти минут царило молчание. Жена молча переживала свой гнев, а муж словно задумался над какой-то тайной проблемой, занявшей его ум. Наконец невольное восклицание подсказало, что он, по-видимому, пришел к решению. Довольное выражение лица, едва различимого в дыме, свидетельствовало, что решение принесло ему удовлетворение.

Достав из зубов «регалию» и развеяв облако дыма, он склонился к жене, в то же время произнеся ее ласкательное имя:

– Фэн!

И форма имени, и тон голоса свидетельствовали, что с его стороны буря миновала. Под влиянием никотина его раздражение улеглось.

Жена, на которую курение тоже подействовало, достала изо рта «королеву»; голосом, в котором звучало прощение, ответила:

– Дик!

– Мне пришла в голову мысль, – сказал он, возобновляя разговор совсем по-иному. – Великолепная мысль!

– В ее великолепии я сомневаюсь. Но смогу лучше судить, если ты со мной поделишься. Ты ведь собираешься это сделать, мне кажется.

– Да, – ответил он, не обращая внимания на сарказм.

– Послушаем.

– Ну, Фэн, если что-то в этом мире и ясно, так то, что, поженившись, мы допустили большую ошибку.

– Ясно, как день, – для меня по крайней мере.

– Тогда ты не оскорбишься, если я скажу, что у меня аналогичное мнение. Мы поженились по любви. Но это была глупость, которую мы не могли себе позволить.

– Мне кажется, я все это знаю. Скажи мне что-нибудь новое.

– Больше чем глупость, – продолжал достойный супруг. – Это был совершенно безумный поступок!

– Особенно с моей стороны.

– Со стороны нас обоих. Имей в виду, я не жалею, что взял тебя в жены. Жалею только в том отношении, что уничтожил твои возможности и шансы на успех. Я знаю, что ты могла выйти за гораздо более богатых мужчин.

– Значит, ты это признаешь?

– Конечно. А ты должна признать, что у меня была возможность жениться на богатых женщинах.

– Например, на леди Карге.

– Неважно. Леди Карга могла спасти меня от тягостей жизни; а она обещает стать еще тяжелей. Ты знаешь, у нас не осталось никаких ресурсов, кроме моего искусства игры в карты. Я приехал сюда в счастливом заблуждени, что найду множество жирных голубей и что ястребы обитают только по ту сторону Атлантики. Ну, я тут повсюду побывал со своими рекомендациями, и какой результат? Я понял, что самый тупой обитатель салонов Нью-Йорка будет одним из самых умных в Лондоне. Я уже потратил сотню фунтов и не вижу возможности вернуть их.

– А что ты видишь, Дик? В чем твоя идея?

– Ты готова выслушать мое предложение?

– Как ты снисходителен, что спрашиваешь меня. Давай послушаем. Соглашусь ли я на него, это другое дело.

– Ну, моя дорогая Фэн, идею мне подсказали твои собственные слова, поэтому ты не можешь на нее сердиться.

– Если это всего лишь идея , можешь не опасаться. А что за слова?

– Ты сказала, что хотела бы, чтобы я женился на леди.

– Сказала. Ну и что?

– Больше, чем ты думаешь. Очень много смысла.

– Я сказала то, что думала.

– Ты говорила со зла, Фэн.

– Я говорила искренне.

– Ха-ха! Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы поверить.

– Правда? Мне кажется, ты себе льстишь. Может, когда-нибудь поймешь, как ошибался.

– Нисколько. Ты меня слишком любишь, Фэн, как и я тебя. Именно поэтому я и делаю предложение.

– Достаточно. Оттого что ты затягиваешь, оно мне не понравится больше. Давай, Дик: ты хочешь от меня чего-то? Чего именно?

– Дай мне разрешение…

– На что?

– Жениться снова!

Женщина, ставшая год назад женой, вздрогнула, словно от выстрела. Во взгляде ее были гнев и удивление, но и вопросительное выражение.

– Ты серьезно, Дик?

Вопрос был задан машинально. Она видела, что он говорит серьезно.

– Подожди, пока услышишь все, – ответил он и начал объяснять.

Она ждала.

– Я предлагаю следующее. Ты разрешаешь мне жениться снова . Больше того, ты поможешь мне в этом деле – ради нашей общей выгоды. Это самая подходящая страна для такого плана; и я считаю, что я самый подходящий человек для его осуществления. Эти янки разбогатели. У них десятки, сотни наследниц. Странно было бы, если бы я не смог найти для себя такую! В таком случае они либо прекрасней тебя, Фэн, либо я утратил свою привлекательность.

Это обращение к ее тщеславию, как ни искусно сделанное, не вызвало никакого ответа. Женщина продолжала молчать, позволяя мужу продолжить объяснение. Он продолжал: