Бродяги Хроноленда Дихтяр Юрий

– Вылезай, – добродушно сказал профессор, размахивая лапой.

Человек видя, что чудовище не пытается его есть и даже улыбается, немного успокоился и выбрался наружу. Солдат спрыгнул на землю, и стал медленно отходить к лесу, приготовившись сразу бежать в случае угрозы.

– Тебя как зовут? – поинтересовался динозавр.

– Фриц.

– Дурацкое имя.

– Немецкое.

– Нашёл, чем гордиться. Там кто ещё внутри?

– Там господин Мэнсон и ещё один, не знаю, как зовут.

– Почему они не выходят?

– Господин Мэнсон боится, а другой спит. Без сознания, то есть. Выходите, – вдруг крикнул Фриц в сторону машины. – Тут нормально, не бойтесь.

– Я стесняюсь. – Крикнул Мэнсон. – Я голый. Отвернитесь.

Фриц удивлённо пожал плечами. Грмнпу развернулся спиной к машине:

– Пожалуйста. Что я голых людей не видел? У нас в лаборатории человек восемь в пробирках заспиртованы. Голые. И ничего.

Мэнсон выглянул, увидел, что чудовище не смотрит на него, пулей выскочил из люка и побежал в лес, даже не оглядываясь, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, на рвущие одежду колючки, на чавкающую жижу под ногами. Он мчал изо всех сил, словно за ним гналась сама смерть. Но никто за ним не гнался. Он оказался никому неинтересен.

– Он убежал, – сказал Фриц динозавру.

– А я никого и не держал. Посмотри, что там с третьим. Его Максим зовут, да?

– Вроде бы да.

И тут из броневика выглянул Максим с чёрно-жёлто-зелёным синяком вокруг правого глаза. Увидев профессора, он заулыбался, кряхтя, стал выбираться из люка. И как раз в это время на опушку выбежал Борис. Увидев друга, бросился ему помогать.

Следом появилась запыхавшаяся белка.

– Ребята, ну вы и бегаете. – Пожаловалась она, положив лапу на грудь. – А ещё разумные. Разве разумно так бегать. И я, как дура, за ними. Подумать вот, нужны вы мне и гонки эти. Слыш, вонючка, – крикнула белка ящеру, – а как мы им наваляли, а! Враз все разбежались. Жаль, подраться не удалось. Так лапы чесались!

– Что ты говоришь? – наконец, услышал её профессор, залюбовавшийся встречей друзей. – Не услышал.

– Ничего, – обиделась белка, – это так по разумному, не слушать других, и даже не замечать. Хам!

Рииль смотрела в сторону леса, куда чудовище унесло машину с человеком, приговорённым ею к смерти. Шансы, что он останется в живых, совсем минимальны. Но, пока Рииль не найдёт останки того, кто убил Зору, она не прекратит поиск. Найти будет просто. Нужно идти по просеке, вытоптанной динозавром, и найдётся и машина, и кровь, и части одежды, и какая-нибудь деталь в помёте монстра. Очень важно знать, что убийца наказан. Убийца должен умереть. Вор должен быть лишён всего имущества, насильник изнасилован, а убийца убит. Таковы законы. Око за око.

А пока она стояла, ещё не совсем оправившись от шока после увиденной картины. Вдруг чья-то рука легла на плечо. Рииль оглянулась и увидела Литу. Та тоже была одета по-походному – джинсы, куртка с капюшоном, сапоги-казаки. За плечами рюкзак и винтовка.

– Я с тобой, – сказала Лита.

– Вот ещё. Это моё дело.

– Как хочешь. Тогда я иду одна. И ты одна. Думаешь, это лучше, что мы будем не вместе, а порознь?

– Хорошо, ты готова идти прямо сейчас?

Лита кивнула и пошла к дыре в заборе. Рииль последовала за ней, подумав о том, что конь убежал, и прийдётся идти пешком.

– И как тебе? – спросила Лита, когда они вошли в лес. – Понравилось? Я всё понимаю, что Зора.… Но мне просто интересно, как у тебя всё прошло.

– Я не помню, – улыбнулась Рииль, – у меня поплавились мозги. Мужчины, оказывается, могут быть полезны. И приятны. Я ожидала совсем другого – боли, стыда, грязи. А получилось всё очень здорово. Почему это можно только раз в год? А твой как?

– Не знаю. У нас ничего не было. То есть, было, но совсем другое. Мы разговаривали. Он мне рассказал о себе. Он такой смешной, весёлый и умный….

– Это ты о ком? О мужчине?

– Да, его зовут Максим.

– Ты что, поддалась на его грязные чары? Тебя же предупреждали…

– Нет, Рииль, совсем нет. Я иду, чтобы убить его. Я его ненавижу.

– За что? За то, что он разговаривал, а не делом занимался?

– Нет, за то, что он ушёл, не попрощавшись. Я хочу вернуть своё сердце, которое он унёс.

– Мой тоже сбежал. Но я совсем не хочу его убивать. Если я его найду, он сам умрёт. На мне. Клянусь.

Стоило поезду покинуть коммунистический Париж, как вагон сразу преобразился. Проводники переоделись в голубые сорочки, галстуки и форменные кители. Сырое, серое постельное бельё сменили на накрахмаленное, сияющее девственной белизной. Чай стали носить не из отжатых отрубей и не в залапанных стаканах.

Да и пассажиры как-то изменились. Из развязных пролетариев превратились в сдержанных, интеллигентных буржуа. Самогон, сало и копчёные курицы на столиках в купе сменились коньяком, хорошим вином, устрицами, икрой и печеньем в жестяных коробках. В тамбуре аромат махорки сменился на амбре дорогого табака.

В купе к Павлу постучали и, не дожидаясь ответа, открыли дверь. В проёме появился приятный мужчина в дорожном костюме, со сталинским носом и сталинскими усами, с пробковым шлемом на голове. За спиной висел рюкзак, выглядывал ствол ружья и сачок. Он настолько был похож на Иосифа Виссарионовича, что Павлику стало не по себе.

– Позволите присоединиться? Не помешаю? – спросил гость. – У меня билет на это место.

Павел жестом предложил войти и продолжил читать газету.

– Академик Пржевальский, – представился новый пассажир. – К вашим услугам.

– Очень приятно. Павел.

– Наконец-то, я добрался до цивилизации. – академик сел, открыл рюкзак и достал оттуда бутылку водки, баночку корнишонов и варёные яйца. – Не откажете отметить моё возвращение из дальних странствий по захолустьям цивилизации.

– С удовольствием присоединюсь. Сочту за честь выпить с самим Пржевальским. Вы же личность легендарная, даже не мечтал познакомиться. Лошадь там, все дела. Даже не верится. У меня даже тост есть.

Налили в походные кружки из рюкзака академика.

– Предлагаю выпить за знакомство, – Павел поднял посуду, – за кентавра современной науки, за человеколошадь, первоокрывающего страны, континенты и непарнокопытных. Очень приятно познакомиться.

– Ну, вы меня прям превознесли над всеми пассажирами этого вагона…

– А как же иначе? Вы же в школьной программе не последний человек. А вы из экспедиции возвращаетесь? Что нового в мире? Далеко были?

Академик чистил яйцо, складывая скорлупу в хитро свёрнутую салфетку.

– Эх, молодой человек, где мы только не были. Мы прошли всё Запределье, Беспределье и вышли таки на край света. И это не аллегория. Знаете, как выглядит край мироздания?

– Конечно, любопытно.

– Выглядит, на удивление скучно и обыденно. Пустыня, с потрескавшейся землёй, саксаулом, ящерицами и палящим солнцем. И горизонт. Кажется, совсем рядом, но ты идёшь, и идёшь, и снова идёшь, и нет ни конца ни края. А оглянувшись, понимаешь, что ты не сдвинулся ни на метр. И что там за горизонтом, никому не известно. Мне такую же историю рассказывал Марко Поло, только они на корабле плыли. Ветер гнал их две недели, а они остались в той е точке. И даже, что самое интересное, в то же времени. Тех двух недель словно и не было. Как сон. Ну, не будем о грустном. Давайте ещё по капельке.

Выпили, захрустели огурчиками. За окном плыли аккуратные домики и цветущие вишнёвые сады. Паслись овцы, и пастух в жилете и шляпе с пером помахал поезду рукой.

– Эх, красота, – вздохнул Пржевальский, – культура, цивилизация, покой, быт. А мы почти год – песок, жара, палатки, цинга… Туалет за палаткой. В ямку, как кошки, а о том закапывали, чтоб запаха не было. Знаете, я везу оттуда лошадь. Ещё один новый вид, ранее неведомый науке. Лошадь Пржевальского-2. Я один экземпляр прихватил. В товарном вагоне едет. Хотел назвать Ксенией, теперь решено – назову Унитаз. Пусть напоминает о трудностях кочевой жизни.

– А что там в Запределье? Я слышал, там не совсем так, как здесь. То есть, странные дела творятся. Слухи ходят разные…

– Там полное безобразие. Нас туда пропустили только по протекции Самого. Там странные земли. Эльфы, гномы, гоблины, колдуны всякие, маги. И вечные войны. Похоже на игру Зарницу под патронажем Толкиена. Все бегают, с топорами, мечами, щитами. Цирк, короче. На других землях – от нечисти спасу нет – оборотни, вампиры, призраки в простынях, зомби. Кладбища напоминают поле после бомбёжки – все могилы выпотрошены. Жуть. Мы не долго там пробыли. Хоть у нас и иммунитет и неприкосновенность, всё равно не приятно. Везде, вообщем, сказки, мистика, пренебрежение социалистическим реализмом и законами Ньютона и Эвклида. Чудеса – лешие, русалки, кикиморы, гремлины, олелукое, и прочие антинаучные предрассудки. Мы это всё безобразие на экстренном совете академиков единогласно осудили, как противоречащее материализму.

– То есть, проигнорировали и изучать не стали?

– А как же иначе? Нам что, отказываться от всех наших многолетних трудов? Понимаете, юноша, существование даже самого безобидного домового способно разрушить всю стройную, веками построенную систему мировоззрения. Так стоит этот гадёныш того, чтобы целая армия профессоров, академиков, доцентов и лаборантов лишились навсегда имени, наград и премий?

– М-да, – пробормотал Павлик. Со всем уважением к кумиру детства, он с удовольствием пустил бы ему сейчас пулю между глаз, но купе было настолько чистым и симпатичным, что не хотелось пачкать кровью ажурные шторки на окнах и пушистый коврик на полу.

– Нет, вы не подумайте, всегда найдутся выскочки, согласные ради дешёвой сенсации разрушить храм науки, но для этого и существуем мы – Хранители Устоев.

Пржевальский достал из внутреннего кармана корочку с теснёнными золотыми буквами.

Павел опешил, пламенная речь этого карьериста заиграла совсем иными красками. Чёрт, думал он, я ведь тоже Хранитель. И, по идее, тоже охраняю какие-то ценности, кости заплесневевшего скелета, закрываю форточки, чтобы не дай бог, не ворвался свежий ветерок. Академик хотя бы знает свою задачу. А в чём моя миссия? Никаких инструкций никто не дал. Странно.

Павел достал свой документ, показал академику. Тот заулыбался во весь рот.

– Коллега, это невероятная встреча! Это дело нужно обмыть.

– А что в Беспределье? – спросил Павлик после очередной порции водки. – Там нет пределов?

– Нет, там полный беспредел. Волчьи законы, криминал, поножовщина, грабежи, изнасилования, терроризм, маньяки. Постапокалипсис. Безумный Макс, антиутопия. Настоящие человеческие джунгли. Мы проскочили их территорию, не задерживаясь. Нам выдали танк и кортеж, который по пути почти весь перебили.

– Академик, как вы считаете, где мы? Я помню время, когда всё было на своих местах.

– Я тоже задумывался над этим, и мне это напоминает, знаете что? Книгу. Роман безумного, обкуренного, бездарного графомана, презревшего все законы литературы. А мы – герои этого эпистолярного бреда.

– Интересная версия. То есть, я – персонаж романа?

Пржевальский кивнул. И тут в дверь постучали.

Чарли остановился, чтобы перевести дыхание и осмотреться. Мэнсон стоял по щиколотки в болотной жиже, среди огромных папоротников, болотных кипарисов поросших испанским мхом, который свисал «бородами» с веток. Солнце почти не пробивалось сквозь густую растительность. Над головой гудела мошкара, а в воздухе висел запах сырости, плесени и рептилий. В полумраке даже можно было увидеть кружащих светлячков.

Чарли сразу вспомнилась крокодиловая ферма в Новом Орлеане, куда он забрёл, путешествуя по Штатам. Та же сырость, жара и атмосфера мистики. Он тогда познакомился с местным хулиганом, шившим тряпичные куклы для вудуистских надобностей. Хунган, с вечным косяком в зубах и с куриной лапкой, висящей на золотой цепи на шее, поведал тогда Мэнсону, что тот станет великим злом, вселенским, несущим хаос и смуту. За это Чарли оставил его в живых.

Устье Миссисипи тогда подействовало на него угнетающе, федералы дышали в спину, он еле вырвался из их лап. Оставив в болотах всего полдюжины трупов, он двинулся дальше.

И вот, тот же пейзаж, то же чувство загнанности, те же мысли о великом предзнаменовании.

Нужно быть осторожным, болота кишат всякими тварями. Малярийные комары, пиявки, змеи и, конечно же, аллигаторы. Все они желают одного – крови и плоти. А он беззащитен. Голый, в короткой кожаной юбке, босяком, с идиотскими перьями в волосах и с макияжем. Рубаха, которую он одолжил у мёртвой амазонки, разорвалась в клочья о колючки кустарника. Облачко мошкары зависло над макушкой и готовилось к трапезе. Мэнсон выбрал ориентир, и пошёл, стараясь наступать на кочки.

Внутреннее чутьё не подвело. Спустя час, он вышел на берег реки, неширокой, с мутной водой, поросшей ряской и чахлыми кувшинками. Прямо у кромки воды на почерневших сваях возвышался дом, деревянный, с покрытыми плесенью стенами. Это больше походило на сарай, если бы из трубы не шёл дым и нос не щекотал запах жарящегося мяса.

Мэнсон забрался на веранду и постучал в перекошенную дверь. Внутри играла музыка – что-то тяжёлое, трэшевое, впрочем, несколько тихо для такой музыки. Мэнсон постучал сильнее, раздалась вялая ругань, и дверь открыл небритый старик в помятой шляпе на голове. Осмотрев Мэнсона и не произнеся ни слова, хозяин закрыл дверь прямо перед носом Мэнсона. От такого отношения Мэнсон сразу воспарял духом. Таких людей резать не грех, и даже полезно для общества. И эти покойники потом не приходят во сны и не напоминают о себе. Чарли расправил плечи, сделал шаг назад и ударил ногой в хлипкую дверь. Вышибить её удалось только с третьей попытки. Косяк оторвался от стены, петли слетели, дверь рухнула внутрь дома.

Чарли осторожно заглянул внутрь, но никого не увидел. Открывшаяся взгляду комната выглядела странно – минимум мебели – койки, наподобие нар под стеной, дряхлый шкаф, кресло качалка, огромный стол из плохо отёсанного дерева. На стенах множество чёрно-белых фотографий, кучи хлама в углах, начиная от колёс для телеги, и заканчивая подшивками журналов «Наука и жизнь», «Private» и «Юный патологоанатом». Взгляд упал на прислоненную к стене бензопилу «Дружба». Краем глаза Чарли заметил застеленный огромным куском целлофана пол. Картинка сложилась где-то в глубине подсознания, но разум ещё вяло переваривал увиденное. И удивлялся, откуда это в груди неприятный холодок и почему руки покрылись гусиной кожей.

Дальше – резкая боль в затылке, похожие на бензиновые разводы, круги в глазах, и провал в черноту, где нет ничего, ни боли, ни разума, ни даже подсознания.

– Ну, ты вылитый Чингачгук. – Смеялся Борис, – это ж как тебя раскрасили! И юбочка прикольная! Макс, я же обещал, что спасу. Юбочка прикольная. Рассказывай!

– Да нечего рассказывать. Всё так спонтанно получилось. Даже толком не запомнилось ничего. Попали мы в сексуальное рабство. И…, знаешь, я, кажется, влюбился. Лет двадцать не влюблялся. Даже забыл, как это. Думал, с годами всё угасает. Любовь заменяется цинизмом и прагматизмом. А оно вон как… Зачем я сбежал?

– Да брось ты. У тебя жена. Какая любовь?

– Вот то-то и оно. Какая любовь, если жена. Но я же не в жену влюбился.

– Били, это псих этот, фашист недобитый, врезал мне. Я бы ему ответил, только не смог уже. Когда очнулся – его не было. Борь, что делать будем? Мне этот клуб кинопутешественников надоел. Хочу переключить канал. Хочу домой.

– А как же любовь?

– Переживу. Кризис пережил, и любовь переживу.

Борис похлопал друга по плечу.

– Макс, если есть вход, то должен быть и выход. Если машина моя сработала, то значит, у нас есть шанс. Смотри, та машина, из того времени, вернулась назад. Но должна же она остаться и попасть в это время. Нам нужно её найти, и вернуться назад. Или даже не её найти. Ведь идея уже реализовалась, может, я патент продал, и такие машины клепают теперь в Тольятти. Вместо «Жигулей». Прогресс – он необратим. Так что, не отчаивайся.

– Да? Ты знаешь, где здесь Тольятти?

– Не бойся, прорвёмся. А вот мы сейчас у местных спросим. Эй, профессор, поговорить надо.

Динозавр рассказывал Фрицу анекдот про пьяного бронтозавра. Белка пристроилась на ветке и грызла какую-то фиолетовую гадость, растущую на дереве.

– Сейчас, Боря, анекдот закончу. А бронтозавр и говорит: «Я скорее буду жить с игуанодонтихой!».

Грмпну засмеялся так громко, что в диаметре нескольких сот метров птицы поднялись в небо, и загалдели, словно поддерживая шутку. Фриц улыбнулся, чтоб не обидеть рассказчика.

Профессор хлопал себя передней лапой по бедру, и не мог успокоиться. Белка саркастично посмотрела на него, не отвлекаясь от трапезы. Все терпеливо ждали, когда чудовище прекратит хохотать. Наконец, ящер смахнул со щёк слёзы:

– Ну, всё. Вот это поржал, что челюсти болят. Мой любимый анекдот. Рассказать? Вы же не слышали.

Боря и Максим отрицательно замотали головами.

– Потом, – сказал Борис. – Профессор, скажи, ты ничего не слышал о машине времени? Не изобрели её ещё?

– Понятия не имею. Я не физик, я биолог и социолог, но никак не технарь. Белка, а ну, ты у нас вершина интеллекта и эрудиции. Слышала что-нибудь о машине времени?

– Слышал. Вот, новый поворот, что за глупый скворец, это просто пи… капец, то есть. Есть и получше группы.

– Белк, тебя не о музыке спрашивают, а о настоящей машине времени.

– А, ну да, это ж мы такие разумные, что нас интересует путешествие во времени. Умники, попробую объяснить вам на пальцах. Это только такой отстой как вы, цари природы, могут волновать такие идеи. Мы – белки, хорьки, бабочки и баобабы – живём вне времени. Для нас что миллион лет назад, что миллион вперёд, ничего не меняет. Разве что климат и рацион. У нас нет истории, ясно? Мы же, блин, существа неразумные, как некоторые считают. Мы не пишем историю, не ведём летоисчисление. Зачем нам? Это для вас важно, кто когда правил и с кем воевал. И сколько было убито, а сколько ранено. Вот и вся ваша история – цари и войны. Нам такого не надо, спасибо. Обойдёмся. Так что, ничем помочь не могу.

– Шапка, – сказал Борис.

– Дурак, – ответила белка и ускакала на самую вершину дерева.

– Я слышал, – вмешался Фриц. Где-то месяц назад в Нью-Сити была выставка достижений техники и там была первая в мире машина времени. Это вызвало много разговоров. Нам на политинформации рассказывали. Даже фото в газете было – такая обычная тачка на колёсах, жёлто-чёрная, как с рекламы Билайна.

– Это она! – воскликнул Борис. – Макс, что я тебе говорил. Друг, где этот Нью-Сити?

– Не знаю я. Нас дальше КПП не отпускают.

– Эх, деревня, – крикнула сверху белка. – Ну, куда вас денешь. Я знаю, покажу. Я там в зоопарке срок мотал, пока не сбежал. Только в сам город не пойду. Ищут меня там, скорее всего.

– Грмнпу, ты с нами?

– Нет, ребята, хоть у меня жена и вредная, всё равно пойду домой. Наверное, волнуется. Но если что нужно – сразу телеграмму давайте. Друзьям всегда помогу.

– А можно, я с вами пойду? – спросил Фриц. – Надоело быть фашистом. Хочу творить добро. Только вот одежду нужно раздобыть. А то в этих юбках нас в город не пустят.

Лита и Рииль шли по просеке, оставленной динозавром, пока не вышли на залитый водой луг, бескрайний, уходящий за горизонт. Сочная трава росла прямо из воды, островки осоки и камыша шелестели под лёгким ветерком. Весело квакали лягушки, которых деловито отыскивали несколько цапель. Рииль решительно сняла обувь, закатила брюки и ступила в воду. Ноги ушли в воду почти по колено. И даже не в воду. Дно было илистое и ступни увязли в чавкающей жиже. Девушка выбралась на сухое место, брезгливо оторвала со щиколотки двух пиявок.

– Ну, и что дальше? – спросила Лита.

– Не знаю, эта тварь прошла здесь, аки посуху, а нам не пройти. Нас пиявки обглодают и комары загрызут. В обход?

– И где здесь обход? – Лита осмотрела бескрайнее зелёное покрывало, отороченное лесом.

– Слушай, ты мне надоела. Что не скажу, всё тебе не так. Я ничего не знаю. И сомневаюсь, что те, кого мы ищем, не лежат где-нибудь в кустах в виде кучи помёта. Но, если это даже так, я должна убедиться. Так что я иду искать. Я видела знак на машине, и я знаю, где ему поклоняются. То есть, знаю, что есть такой мир. Если он жив, он туда должен вернуться.

– Это мир мужской? Там правят самцы?

– Думаю, да. То есть, самцы думают, что правят. Ха-ха, мужчины – по природе своей рабы, если даже сделать их королями, они всегда будут в рабстве у женщины.

– Рииль, я не понимаю, ведь матриархат на всей планете, во всём мире, да?

– Конечно. У тебя сомнения?

– А почему тогда есть земли, где правят мужчины?

– Не знаю, наверное, просто это уже другой мир.

– И другая планета?

– Получается так. Подруга, не заморачивайся. Вернёмся, я тебе подарю баночку перекиси. Перекись сразу ответит на все вопросы, которые ты перестанешь себе задавать. Ты идёшь? – Рииль натянула ботинки, поправила кобуру, заправила в косынку выбившиеся волосы.

– Иду. Куда я денусь? Пожрать бы, раз мы никуда не торопимся.

– Потерпи пару часов, я тебя накормлю. Видела указатель на развилке?

– Ресторан «На дорожку»?

Рииль кивнула и зашагала уверенным шагом обратно в лес.

Шли молча, по пути срывали ягоды дикой малины и нашли несколько грибов, которые превратили обычный лес в сказочный. И дорога им показалась короткой, яркой и удивительной.

На площадке возле ресторана стояло пять грузовиков – три фургона – длинномера, рефрижератор и цистерна, пара легковушек и велосипед. «На дорожку» оказался обычной придорожной забегаловкой.

Когда девушки вошли внутрь, посетители дружно провели их взглядом, кто-то присвистнул, кто-то ухтыкнул. За стойкой протирал посуду парень лет двадцати, который, увидав амазонок, замер и чуть не выронил тарелку.

– Что будете заказывать? – выдохнул он.

Амазонок с детства учили, что мужчины – это как домашнее животное, собака. И не мопс или болонка, а собака служебная – пастух или сторож, которому не нужно особо уделять внимание и ласку. Которая будет тебя любить только за то, что ты её не бил последние пару дней. А бить её нужно, потому что, если дать слабину, эта сволочь перегрызёт тебе глотку, как только ты уснёшь. И забитые мужчины Амазии соответствовали такому порядку вещей. Они походили на шелудивых дворняг с виноватым взглядом, готовых лизнуть тебе руку, только бы не получить удар в костлявый бок.

А здесь, в так называемом ресторане, мужчины вели себя как хозяева мира. Откинувшись на спинки стульев, они громко разговаривали, смеялись, не отводили взгляд. Рииль с трудом сдержалась, чтоб не закричать на них. Она понимала, что здесь совсем иные законы, но это всё было так омерзительно и вызывающе. Лита тоже сняла с плеча винтовку и сняла с предохранителя. На всякий случай.

– А что есть? – Рииль так посмотрела на бармена, что чуть не испепелила его взглядом.

– Есть пицца, картошка фри, сардельки, окрошка, салат «цезарь», сельдь под шубой, винегрет. Да вот меню. – Показал он на вывеску у него над головой, на которой наклеены фотографии блюд и написана цена.

– Давай пиццу и пиво.

– И мне тоже, – сказала Лита.

– Пиццу с грибами?

– Нет? – дружно воскликнули девушки и пошли к столику у окна.

Не успели они сесть, как от компании мужчин отделился пузатый здоровяк, с длинными давно не мытыми волосами, в клетчатой рубашке и потёртых джинсах.

– Привет! – радостно заулыбался он, подвинул стул и попытался сесть за столик к девушкам. Но Рииль в самый последний момент ногой выбила из под него стул. Толстяк рухнул на пол, перевернув соседний столик. Водители громко засмеялись.

Рииль встала, похожая на дикую кошку – готовая броситься, вцепиться в глаза и рвать врага. на мелкие куски.

– Ах ты, сука! – парень встал, сжал кулаки, но пока ничего не предпринимал, раздумывая, по– мужски это драться с женщиной. Но сзади уже подзадоривали:

– Давай! Чего ждёшь? Вмажь ей хорошенько, этой дряни! Будь мужиком, наваляй ей! – гудели товарищи. Они подошли и стали вокруг, образовав своего рода ринг.

– Ну, я тебя сейчас! – рявкнул толстяк. – Видела это?

Он показал Рииль здоровенный, как кувалда, кулак.

– А ты видел это? – в руке у девушки появился «Магнум». Лазерный целеуказатель поставил красную точку на лбу опешившего водителя. Толпа загудела. Лита вскинула к плечу винтовку.

– Отошли все! – закричала Рииль. – На счёт три стреляю в кого попаду, ясно? Смерды, псы, совсем потеряли нюх. Назад!

– Да ладно, девочки, вы что? Мы же просто познакомиться хотели.

– А мы хотели просто поесть.

– Спрячьте оружие, – к ним вышел мужчина лет сорока, рыжий, давно не бритый, с маленьким глазками и белоснежными зубами, в ковбойской шляпе. – Мы вам ничего не сделаем. Кушайте, приятного аппетита. Извините, что побеспокоили.

Он подтолкнул испуганного видом пушки толстяка к своему столику. Остальные тоже решили не связываться с бешеными дамочками.

– Позволите угостить вас в виде компенсации.

– Пошёл вон! – зарычала Рииль. Но было уже поздно. Всё произошло молниеносно. Одной рукой ковбой схватил за ствол винтовки, дёрнул на себя. Лита, не ожидавшая такого выпада, полетела прямо через столик. Второй рукой парень засветил Рииль прямо в лоб. Да так сильно, что у той помутилось сознание. Привыкшая в таким ударам на ринге, она не растерялась, в себя пришла через секунду. Стала сразу в стойку, но внезапно прямо перед глазами появился сапог и отправил её в нокаут.

Лита попыталась встать, но её схватили за волосы, закрутили руки, ткнули лицом в стол и принялись стягивать с неё джинсы.

Гитлер ждал вестей от Маты Хари, но она ещё не выехала из Берлина, и пила коктейль на вокзале в ожидании экспресса Париж – Нью-Сити – Рязань. Фюреру хотелось поскорее вернуть себе прежний вид, но прошёл всего час, как он отдал приказ шпионке раздобыть верхнюю губу великого комика.

– Евочка! Давай сыграем в буриме. Или в домино. Или пазлы поскладываем. А то скучно.

На зов сразу же явилась Ева в форме оберфельдфебеля Люфтваффе. Она стала в позу фотомодели, уперев руки в бока, выставив бедро и слегка склонив голову.

– Как тебе? – кокетливо спросила она.

– О! Дорогая, ты великолепна! Это так эротично. Где ты это взяла?

– Из театра принесли. Сказали, что ты приказал.

– Вот, дебилы, я парики просил и усы. Ну, ладно, так даже интереснее. Детка, ты меня заводишь.

– А ты меня нет. Ты с этой причёской и без усов похож на дауна лопоухого. Фи, мне не нравится.

– Ну, пупсик, давай поиграем в ролевые игры. Там много костюмов. Сейчас выберу себе. Не уходи.

– Адик, нет, стой. Сначала я тебя в порядок приведу. Секунду.

Она порылась в ящике стола и извлекла оттуда чёрный маркер.

– Так, сейчас мы тебе вернём усы.

– Ева, не надо…

– Ну, тогда я пошла.

– Хорошо, давай. – Гитлер подошёл к ней, позволил нарисовать под носом чёрное жирное пятно, напоминающее усы только издали. Пока Ева рисовала, фюрер всё пытался облапать, но она ловко уворачивалась.

– Ну, вот, если бы меня не трогал, получилось бы лучше. Руки убери. Да не трогай же ты меня. Так, теперь чёлку.

– Не надо, он же не отмывается.

– И не надо, – Ева стала рисовать маркером на лбу у Гитлера, пытаясь изобразить упавшую прядь волос.

– Отлично. – Ева отошла на несколько шагов, полюбовалось своим творением. – Нормально, только в зеркало не смотри, ладно?

– Как же я теперь на людях появлюсь?

– Вечно ты думаешь не о том. Иди уже переодевайся.

Гитлер пошёл в спальню, где стояли три вешалки с театральными костюмами. Гитлер поперебирал, достал одежду албанского партизана. Жилет, высокие сапоги, яркая рубаха, широкий кожаный пояс, брюки в тонкую полоску, ратиновая кепка. Просто, но со вкусом. Практично. Гитлер быстро оделся и вернулся в кабинет.

– Как тебе?

– Адик, ты совсем ума лишился. Это албанский партизан?

– Да, а что? Борец за освобождение…

– Идиот, и что получится? Что албанский партизан отымел немецкого лётчика? Это патриотично?

– Ой, не подумал. Сейчас.

Гитлер снова убежал в спальню. Судорожно стал разбрасывать наряды. Пожарный, клоун, мушкетёр, Микки Маус, Санта Клаус, Арлекин, Карабас Барабас. Кот в сапогах. Всё не то. Он сразу представлял, как эти персонажи трахают его любимых солдат и унтерофицеров, храбрых лётчиков и пехотинцев, танкистов и моряков. Прямо на поле боя, жестоко, беспощадно и не спрашивая согласия. Даже костюмы Мадам Баттерфляй, Дюймовочки и Снегурочки не подходили. Потому что получалось ещё зловещее. Трансвеститы надругались над бравыми немецкими вояками.

Гитлер в истерике разбросал костюмы по комнате, и вышел к Еве в майке, семейных трусах в свастику и носках на подтяжках.

– Ева, ты не могла надеть другой наряд? Почему именно этот?

– Ну, я знала, как ты любишь своих солдат. Хотела угодить.

– И что мне теперь делать? Я не могу подобрать ни один наряд.

И тут Гитлера осенило.

– Я знаю, кто может трахать немецкую армию! Я! Фюрер, вождь и предводитель. Это моя прямая обязанность. – Он бросился к Еве, но та оттолкнула его и направилась к выходу.

– Фюрер, – хмыкнула она, – вождь семейных трусов. Посмотри на себя. У тебя под носом клякса, у тебя на морде вакса. Умойся сначала.

И она вышла, хлопнув дверью.

Павел и Пржевальский замерли с открытыми ртами, увидев заглянувшую в купе девушку. С первого взгляда стало ясно, что поездка закончится дуэлью.

– Шестнадцатое место здесь? – спросила гостья. – У меня билет.

Мужчины сразу засуетились. Академик взял у девушки ридикюль и баул, закинул их на верхнюю полку. Павел помог девушке сесть, достал ещё один стакан и налил всем водку.

– О, прекрасное создание, как вас зовут, – подсел к ней Пржевальский.

– Мата.