Бродяги Хроноленда Дихтяр Юрий

Желание жить было настолько сильным, что Чарли пришёл в себя буквально через пару минут. Пахло бифштексом и палёнными волосами, боль была жуткая. Мэнсон взглянул на рану, похожую теперь на плохо прожаренный кусок мяса. Кровь сочилась, но уже не так активно. Чарли нашёл ампулы с обезболивающим и шприцы, но колоть самому себе одной рукой было не возможно.

На полу заворочался Люкас. Чарли подошёл и ударил его ногой в затылок. Тот снова успокоился.

Мэнсон нашёл кнопку вызова «ассистента». Через минуту вошёл тот самый придурок, хотевший получить ухо в качестве сувенира. Увидев Чарли с ножом в руке и лежащего на полу Люкаса, он даже не перестал улыбаться.

– А что, операция закончилась? – спросил он, обнажив выпирающие кривые зубы.

– Как видишь. Сделаешь мне сейчас укол. Умеешь?

– Наверное, умею. Что колоть?

Он мог бы сбежать, мог бы элементарно завалить теряющего силы Мэнсона, но вместо этого взялся готовить укол, как ни в чём не бывало.

– Как тебя зовут? – спросил Чарли.

– Оттис. Оттис Тул. Ваш поклонник. Куда колоть?

После укола боль утихла не скоро и не полностью, но хотя бы можно было думать не только о ней.

Оттис слабоумно улыбался, переминаясь с ноги на ногу, как ученик на экзамене.

– Так, парень, теперь я хирург. А этот, – сказал Чарли, указав на Люкаса, – наш клиент. Поэтому, поручаю тебе полностью провести операцию. Для начала усади его на стул и хорошенько привяжи. Сможешь? Затем нам понадобится общий наркоз.

Оттис радостно бросился выполнять. Ему поручили то, что прежний хозяин всегда делал сам. Это означало повышение, признание его способностей, получение практического опыта. Прогресс на лицо.

Чарли сел на стол, смахнув оттуда хлам, и руководил процессом. Работа шла споро. Кровь била фонтаном. Бензопила ревела, пациент ничего не подозревая, находился в объятиях наркоза. Анестезию сделали наверняка, хотя и был вариант, что Люкас не выйдет из неё – дозу дали убойную. Но это уже не важно.

– Молодец, малыш! – похвалил Мэнсон Оттиса, когда тот всё закончил, наложив последнюю повязку. Я тобой горжусь. В доме есть большое зеркало? Тащи его сюда.

Оттис через пять минут вернулся с зеркалом, снятым в ванной.

– Поставь вон туда. Молодец. Теперь подойди сюда. Ты ведь хотел себе на память ухо?

Оттис радостно заулыбался. Чарли взмахнул рукой, одним движением отрезав парню ухо. Тот всё ещё улыбался, уставившись на лежащий на полу «локатор». Кровь брызнула, полилась за воротник.

– Бери, не стесняйся. Поднимай, я тебе сказал! – крикнул Мэнсон.

Парень неуверенно наклонился и в это момент Чарли загнал ему в шею, в самое основание черепа нож. По самую рукоять. Отиис упал, задёргал ногами, но вскоре утих.

И тут случилось невероятное – из Чарли ударила молния. Широкая электрическая дуга врезалась в потолок и ушла вверх. В самые небеса. Чарли трясло, из рта пошла пена. Он стоял, широко расставив ноги, неестественно выгнувшись и открыв рот в немом вопле.

Длилось это чудо несколько секунд, после чего всё так же внезапно прекратилось.

Чарли в недоумении осмотрелся и увидел, что тело Оттиса съёжилось и стало похоже на мумию, а Чарли, наоборот, почувствовал себя бодрым, полным сил. И рана на руке совсем не болела. И томило страстное желание бороться со злом. И забирать у него жизни, силы, энергию. Для того, чтобы сбылось предсказание хунгана о его, Мэнсона, великой миссии.

Как только включился свет, Гитлер встал с кресла, заложил руки за спину и стал расхаживать по комнате, нервно закусывая губу. Остановившись, он ткнул пальцем в белую простыню экрана.

– Что это было? – закричал он.

Продюсер и режиссёр Изя Шельменович вжался в кресло и пробормотал:

– Это…это то, что вы просили.

– Я просил это?! Это называется пропагандистский ролик Третьего Рейха?

– Ну, да, а шо? Шо не так? Вы просили кино и немцы? Просили. У нас их есть.

– Это насмешка, провокация или тупость? Как это назвать?

– Я вас не понимаю. – Изя развёл руками. – Как вам это нравится? Я сделал всё, как вы просили. Всё рассчитано на молодёжь. На прыщавую надежду нации. С учётом новейших течений и тенденций в мире шоу-бизнеса. Какие претензии, Адик?

– Изя! – закричал Гитлер и вдруг забубнел под нос: – Спокойно, Адик, спокойно. Не кричи. Успокойся. Так. Я спокоен, я релаксирую. Всё в порядке.

– Адик, с вами всё в порядке? Как вы себя имеете? – забеспокоился Изя, поправляя ермолку.

– Я доверил вам важную миссию по поднятию националистически-фашистского духа у молодёжи, по укреплению коричневых ценностей мирового господства. А вы что сделали? Кто эта обезьяна?

– Это Тимати…

– Это что, реклама шампуня?

– Да, – на всякий случай Изя.

– Почему в эсэсовской форме негры?

– Ну, немцы совсем не умеют рэп. Понимаете, у негров это получается так, шо все немцы от зависти грызут ногти.

– Что это за тёлки на подпевках??? Это что, немки?

– Адик, не в обиду. Мы пробовали немок. Пробовали, но…

– Но, что? Не распробовали?

– Адик, они страшные. А молодёжь любит красивых.

– Вы что, девок из Харькова взяли для съёмок?

– Ну, почему из Харькова? Почему сразу из Харькова? – возмутился Изя. – Из Николаева. И ещё две полячки. Приятные финтифлюшки, лялечки в самом смаку? Вы что, хотели видеть ваших усохших вобл со страшными шнобелями? Они же даже к пиву не годятся.

– Изя! Где здесь Рейх, я тебя спрашиваю?

– Только не надо щёки раздувать! Ну, как где? Там свастика везде, орлы, форма фашистская на певцах. Всё, как вы просили.

– А цыганский хор зачем?

– Для колорита. Просто подумали что…

– Неужели не нашлось арийских исполнителей?

– Немецкая эстрада как-то не в моде у молодёжи. Молодёжь любит хип-хоп. Тем более, послушайте текст. Очень актуально. Третий Рейх, Третий Рейх! Йо-йо! Правим планетой, Гитлер наш шейх. Победа, победа, йо-йо, с утра до обеда!!! Очень актуально. Почти как у Гёте.

– Но зачем в ролике индейцы? При чём тут голодающие дети Африки?

– Как? Вы что? Это модно! Дети Африки – это главная фишка любого социально-направленного ролика. Это стопроцентный успех. Адик, давайте расчет. Мы выполнили работу. Заплатите, и мы с вами не знакомы. Я вам ролик, вы мне евро.

– Какое евро? У меня дойчмарки.

– Адик, вы мне что хотите сказать, что евро не будет?

И тут фюрер сорвался. На фоне несчастной личной жизни, потерянных усов и исчезновения Мэнсона, нервы дали сбой. И он заорал, затопал ногами, замахал руками.

– За провокацию и подрыв устоев фашизма ты сгниёшь в подвалах Гестапо!!!

– Адик, посмотрите на себя в зеркало. Я вообще не уверен, что вы и есть Гитлер. У Гитлера усы, а у вас…

– Ах ты…!!! Усы у меня отрастут, а вот твоя голова…

– Адик, ну шо вы меня пугаете? У меня в гестапо столько друзей, шо вам и не снилось. Вы даже не подозреваете, кто меня пугал за всю мою несчастную жизнь. Вы по сравнению с ними младенец. Давайте так – я сделал вам красиво, вы мне сделаете богато. Или одно из трёх. Выбирайте сами – не будет расчёта, завтра сюда съедутся все жиганы с Молдаванки и устроят взятие Берлина. Поверьте, они ещё скажут мне спасибо. Не останется ни одного целого кармана, ни одной нетронутой сберкассы. Или я сейчас позвоню моей Сарочке, и когда узнает, что она из-за вас не сможет купить себе новую брошку, от Рейхстага кирпичика не останется. Могу позвонить прямо сейчас.

– Не надо! – Крикнул Гитлер.

– А! Вы тоже знаете Сарочку! Адик, ну что вам не нравится? Дались вам эти цыгане. Все хотят кушать. Поверьте, они месяц не будут воровать и гадать на Фридрихштрассе. Потому, что я дам им обещанный гонорар.

– А индейцы?

– Не крутите мне мои фаберже. Адик, давайте так – я забуду ваш антисиметизм, а вы мне ни слова промолчите про индейцев. Индейцы – это круто. Адик, я всю жизнь делаю социальную рекламу. Пропаганда и выборы – это мой конёк. Изя вне политики, Изя в бизнесе. Наше дело правое: рубить капусту – и никаких гвоздей с шифером. Но у меня тоже есть принципы, которые мне пришлось растоптать, снимая ваше коричневое говно. Я даже не прошу компенсацию за моральный ущерб. Просто дайте мне гонорар. Я не пойму, кто из нас еврей? Вы себя ведёте как последний поц. Не смущайте барышень. Хитрым и жадным должен быть я, но шо я вижу – Адик, я от ваших афёр немного больной. Гоните бабки, и я пошёл есть куру, а вы – тушеную капусту. Все довольны. Сара купит брошку, я новый дилижанс. А вы получите шикарный ролик от Изи Шельмановича. Это не ролик, это…

И тут с последних рядов кинозала раздался ангельский голосок Евы:

– А, по-моему, очень мило.

– Ева! Что ты тут делаешь?

– Я всегда интересовалась делами государства. Мне понравилось. Я прямо вся воспрянула и готова идти на войну за Родину, за Гитлера.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Негры в немецкой форме очень сексуальны. Я уже вся горю.

– Хорошо, Изя, вот вам гонорар. В марках. Разменяете где-нибудь. – Гитлер сунул пачку денег режиссёру.

– О! Вы мне сразу начали нравится. – Изя принялся слюнявить купюры.

– Да там всё точно.

– Только не учите меня бухгалтерии. Бабки любят, когда их трогают.

– Идите уже! – Гитлер вытолкал Изю из кинозала и, закрыв дверь, повернулся к Еве. – Ах, моя любовь, ты меня заводишь.

– Дорогой, был бы ты негром, или хотя бы индейцем… А у тебя есть номерок этого талантливого режиссёра? Может он меня снимет в своём следующем опусе? Я ему всё-таки жизнь спасла. Может, догоню его… – Ева чмокнула Гитлера в щёчку и выбежала из зала. – Изя! Подождите!

– Семёрка бубей, – обречённо сказал Пржевальский, вытянув из колоды карту.

– Отлично. Семь шелбанов. Подставляйте лоб.

– Паша, пожалейте, уже голова трещит.

– А вы думаете, мне легко? Раз! – Павел щёлкнул академика по лбу. – Я вам предлагал на деньги играть. Предлагал? Два! У меня тоже пальцы уже посинели вас по лбу стучать. Три! И ухо облезло. Четыре!

– А у меня сливка на носу. Что я жене скажу?

– Отыгрываться будете? Пять! Шесть! Семь! Вот и всё. Сдавайте.

На верхней полке заворочалась Мата Харри, пробормотала что-то невнятное и от души выстрелила гороховой пулей.

– Чёртов Актимель, – выругался Пржевальский, зажав ноздри пальцами. – Идемте, покурим. Пусть проветрится. Послал Бог попутчицу.

– Час назад вы были совсем иного мнения.

Выйдя в тамбур, закурили, многозначительно помолчали, думая каждый о своём.

– А я вот подумал, – сказал Павел, – я готов уступить вам даму. Учитывая ваш авторитет, годы и схожесть со Сталиным, пожалуй, забирайте себе девушку. Не буду ставить палки в колёса.

– Нет уж, спасибо. Оставьте себе. Вы, наверное, любите таких легкодоступных, пьющих барышень.

– Ладно, вы докуривайте, а я к проводнику за водкой. И продолжим в картишки? Ночью нам уснуть не удастся. Застрелят во сне к чертям собачьим гороховой шрапнелью. Прокоптят.

Перетащив невменяемую шпионку в купе, мужчины с большим трудом уложили её верхнюю полку, а сами сели играть в карты. На деньги академик играть отказался, поэтому проигравший вытаскивал карту из колоды, которая определяла наказание. Масти выбирали шелбан, сливку, ухо или подзатыльник. А сама карта – количество. Семёрка бубей означала семь шелбанов. За час игры они отбили себе пальцы, сопернику голову. У Павла ухо горело красным, а у Пржевальского красовалась сливка на полноса. А Мата Харри мирно сопела, время от времени пуская голубей.

Павел принёс очередную бутылку. Разлили, выпили за дам, как настоящие гусары.

– Надоело мне в карты играть. – Пржевальский разлил ещё по одной. – Павел, а зачем вы в Нью-Сити едете? Если не секрет. Говорят, что не за горами катаклизм, что начинает сыпаться штукатурка мироздания. Вы ничего не слышали?

– Слышали. Седой Старик на горе мне сказал о каких-то бродягах. Вот, еду новости смотреть в интернете.

– Странно, как устроен мир – одна ошибка, и всё, зацепилось и пошло наперекосяк. Вот так и люди, живут-живут и умирают.

– Академик, идите спасть. Вы уже бред несёте. Какие люди умирают?

– Не обращайте внимания. Я, пожалуй, лягу. А вот понимать слова Старика дословно я бы не стал. Любит он головоломки, шарады и ребусы. Приятных снов.

Великий путешественник и академик естествознания хлебнул ещё водки на сон грядущий и сразу вырубился.

Павел рассматривал в окно ночную пустоту. Звёзды и луна гнались за поездом, кое-где мелькали светом в окне будки стрелочников. Тыкдым-тыкдым – стучали колёса, похрапывал Пржевальский, время от времени давала знать о себе пьяная танцовщица. Спать не хотелось, Павел плеснул себе в стакан водки и решил покурить прямо в купе. Что там человек-лошадь говорил о ребусах? Павел сорвал с окна штору, написал на ней помадой из сумочки шпионки слово БРОДЯГИ и вырезал семь лоскутов, так, чтобы на каждом квадратике была одна буква. Получился такой импровизированный набор для игры в анаграммы.

Итак, что же подразумевал призрак, говоря о бродягах.

Первое, что получилось, это туманно-болотное «БРОД ЯГИ». Сразу представилась лесная глушь, вековые чёрные ели, избушка на куриных ножках. Каким образом этот сказочный персонаж мог пустить трещину по всему миру… Ладно, дальше. Повертев буквы, он остановился на бодрягах и добрягах. Бодрость и доброта – девиз полуподпольной секты Неспящих филантропов. Но они, кроме как перевести старуху через дорогу или накормить синичку, на большее не способны. Куда им до альтруизма в мировом масштабе.

Следующим получилось – ЯД И ГРОБ. Похоже на древний орден или слова из клятвы. Мало ли? Нужно взять на заметку.

Дальше пошло – БДИ ГОРЯ. Не ново, хотя и актуально. Стимулирует к действиям, горе действительно не за горами и бдительность никогда не помешает. ГОД РЯБИ заставил задуматься. Слишком тонко и неуловимо, на грани ощущений, предчувствий, но разум отказывался проводить анализ этой фразы. Не за что уцепиться. Но, сбрасывать со счетов нельзя. Может, наступит прозрение и всё станет на свои места.

БОГИ ЯРД звучало языческо-лавкрафтовски. Словно где-то дремлет древняя сила, ждущая своего пробуждения, и в её силах одной только мыслью уничтожить всё существующее во вселенной. Павла настолько испугал такой подтекст анаграммы, что он быстренько смешал буквы.

Китайский ОБРЯД ГИ совсем не зацепил. Не то. Так же как и грузинское ГИЯ БОДР.

А вот ГИД БОРЯ насторожил. Павел даже записал на куске занавески имя Боря.

Он ещё долго пил водку, курил и тасовал лоскутки с буквами. Но ничего внятного сложить больше не смог. На комбинации букв РБДГИОЯ, положив голову на столик, Павел уснул пот стук колёс, храп Пржевальского и амбре пирожков с горохом.

Ему снились гибриды, коряги, курага и драги. Бодяга, Дибров, пьющий брагу, гидра с грудями. Буквы парили в небе, выстраивая чудесные, наполненные эзотерикой и глубоким смыслом слова, которые сразу забывались, и вспомнить их никак не получалось, и чувство потери душило. Казалось, что именно то слово и несло разгадку, но теперь всё потеряно навеки. От досады хотелось выть, а рядом на дрогах ехали по дороге варяги в крагах. Этот кошмар прервала рука, трясущая его за плечо.

Павел открыл глаза и увидел Мату при полном параде, словно и не валялась поперёк тамбура с прилипшим к щеке окурком. Выглядела она безупречно от причёски до чулков. Лёгкий макияж, одежда почему-то совсем не помята, вместо перегара запах свежести и тонкий аромат духов.

– Доброе утро, – сказала танцовщица. – Через полчаса Нью-Сити. Сейчас будет санитарная зона, писять будете между вагонами, если не успеете сейчас.

– Ага, спасибо. – Пробормотал Павел. – Как-то мне нехорошо. Пива бы.

– Там у вас водка осталась, – Мата показала на бутылку с остатками алкоголя на дне.

– Бээээ… уберите быстрее, а то меня вывернет.

– Я допью, ладно? – Не дожидаясь разрешения, девушка приложилась к горлышку и, допив, занюхала рукавом.

– А что, пирожки кончились?

– Будьте джентльменом, – пристыдила его Мата.

Павлу стало неловко и он, схватив зубную щётку и полотенце, побежал в туалет.

Вернувшись, собрал свой нехитрый скарб, присел на сидение, сложив руки на коленях. Мол, посидим на дорожку.

Пржевальский громко захрапел, заплямкал губами во сне и снова утих. Павел и Мата тихо засмеялись и двинулись к выходу, так как за окном уже мелькали небоскрёбы Нью-Сити.

– Вот эта. – Рииль показала пальцем на сверкающий на солнце хромированный грузовик Lone Star, оскалившийся радиаторной решёткой и уставившийся выпученными фарами на девушек.

– Красивый, мне нравится. Только ключ нужен. И, наверное, цистерну отцепить прийдется. Зачем нам цистерна?

– Ты управишься сама? А я пока ключ поищу. – Рииль совсем не разбиралась в технике. А автомобиль в своей жизни видела всего раз десять. Она вернулась в кафе и стала шарить по карманам бездыханных водителей в поиске ключей.

Лита тоже никогда не видела такую громадину, и ей было страшновато, казалось, что она даже руль не сможет повернуть. Силы не хватит.

В забегаловке раздался одинокий выстрел, и через секунду вышла Рииль, неся в одной руке кучу ключей, а второй убирая в кобуру «Мангум».

Нужный ключ они нашли по логотипу на брелке. Лита забралась в кабину, огромную и уютную. Сзади за сидениями была комната отдыха – диванчик и привинченный к полу столик. Руль приятно лёг в ладони. Над лобовым стеклом лента с бахромой, на которой налеплено штук сто значков с гербами городов. Чуть ниже свисают вымпелы футбольных клубов. На торпеде любимая водителями собачка с качающейся головой. Тягач завёлся легко, мягко тронулся и выехал на трассу.

Рииль обнаружила в бардачке стопку дисков и выбросила их в окно. Оставив только Doro и Тину Тёрнер. Все остальные исполнители были мужчинами, за что и поплатились, разлетевшись по обочине.

– Отлично, – сказала Рииль, закинув ноги на переднюю панель.

– А зачем ты стреляла? – спросила Лита.

– А! Был там один, недобитый. Ключи зажал.

– Ты просто монстр.

– Подруга, – нахмурилась Рииль, – нельзя давать послабления этим тварям. Они сильны, хитры и злопамятны. И, если ты только на миг покажешь им свою слабость, они сразу тебя сожрут. Но, чем сильнее и злее твой противник, тем более преданным становится он после того, как ты его сломаешь. Трус и слабак никогда не будет верным и надёжным. Так меня учила мать. Если бы женщины не были жестокими, им бы пришлось стать рабынями. Так что, я не собираюсь никого жалеть. Тем более, этих похотливых уродов. Похотливой должна быть я. А они должны выполнять все мои прихоти. Мы правильно едем? Где карта? – Рииль снова полезла в бардачок, выудила оттуда пачку презервативов, демонстративно выбросила в окно.

Лита думала о своём и беседа сошла на нет. Ехали молча, слушая хриплый голос Тины, только иногда Рииль заглядывала в карту и показывала, куда поворачивать. Трасса была пустой. Иногда проскакивали одинокие легковушки, с высоты кабины тягача казавшиеся жалкими карликами. Вокруг раскинулась жёлто-оранжевая степь с чахлым кустарником и дрожащим от марева контуром далёких гор вдалеке.

Из этого состояния их вывел странный звук, доносящийся сзади. Рииль посмотрела в зеркало дальнего вида и увидела, что за ними едет белая машина с мигалками на крыше. Вот автомобиль поравнялся с кабиной тягача, из окна показалась рука, что-то живо жестикулируя. И тут голос с небес проревел:

– Остановитесь!!! Прижмитесь к обочине!!!

Лита нажала на тормоза, и грузовик остановился.

– Выйдите из машины!!! – не унимался голос.

Лила выглянула в окно и увидела идущего к ним мужчину в серой форме, толстого, потного и недовольного.

Он подошёл, постучал в дверь. Лита выглянула и толстяк, увидев девушку за рулём, заулыбался. Всё его недовольство испарилось и сальная ухмылка расплылась на физиономии.

– Инспектор Петренко! – отсалютовал он. – Нарушаем?

Лита молча улыбалась ему.

– Мадам, выходим из машины, показываем права, маршрутный лист, накладные на товар. Давайте, живенько.

– Мы просто едем, – сказала Лита.

– Все здесь просто ездят. То, что вы женщина, не даёт вам права ехать с такой скоростью. Шевелитесь, у меня смена заканчивается, а я ещё на бутылку не заработал. Сразу деньги захватите, чтоб не возвращаться. – ГАИшник снял фуражку, вытер пот со лба. – Жара-то какая, у вас колы не будет?

– Будет, – выглянула из-за спины Литы Рииль, – сейчас.

Из окна показался ствол ружья и грохнул выстрел. Лицо толстяка сразу превратилось в фарш. Он ещё держался пару секунд на ногах, потом рухнул на спину, уставившись отсутствующими глазами на одинокое чахлое облачко.

– Дробь, крупная, – удивилась Рииль, – на оленя, не меньше. Поехали?

Мимо проскочил синий кабриолет, за рулём которого сидел мажор в гавайке и солнцезащитных очках. Увидев убитого ГАИшника, он резко затормозил, дал задний ход и остановился напротив окна грузовика.

– Круто, тёлки! – закричал он, выставив большой палец. – Супер, давно мечтал ГАИшика замочить. Всю жизнь мечтал! Даже можно не ГАИшника, кого-нибудь. Начальника ЖЭКа, военкома, налоговика, не важно… А вы сделали это!!! – кричал он, подпрыгивая от восторга на сидении и хлопая ладонями по баранке. – Тёлки! Жму руку! Уважуха и респект! Куда едете? Нам не по пути?

– Не по пути! – сказала Рииль.

Выстрел практически выбросил парня из машины. Грудь его словно взорвалась, выплюнув кровавый фейерверк. Дверца открылась, и он вывалился на обочину, выставив на показ белоснежные кроссовки на дрожащих в агонии ногах.

– Лита, мне здесь определённо нравится! – воскликнула Рииль. – А то развели тут патриархат. Тёлками нас называют. Права требуют. Им даже не снится, какие у меня есть права!

Никола совсем не пьянел. Он доставал из всяких шкафчиков бутыли с мутной жидкостью, разливал по стаканам и говорил тосты. Фриц вырубился после второй порции, Максим и Борис стойко держались, несмотря на усталость. Белк тоже не спал, но явно скучал от беседы, время от времени вставляя фразочки о разуме.

– У меня специальный рецепт напитка. От него не пьянеют, – Никола бросил взгляд на Фрица, спавшего, положив голову на стол, – за редкими исключениями, естественно. Можно выпить ведро, и всегда останешься в одной самой правильной кондиции, когда хочется поговорить, слегка тянет на приключения и женщины выглядят восхитительно даже без макияжа. Секрет не скажу, так как ещё не запатентовал.

– Не экономно, – посетовал Борис, – это же сколько бутылок можно выпить за день! Разориться можно.

– А, бросьте. Видели, сколько пшеницы кругом. Не жалко. А гости ко мне редко заходят, и то, всё больше по делам – украсть у меня очередное изобретение.

– А вы изобретатель?

– Рационализатор. Может, слышали обо мне – Никола Тесла.

Борис выронил из рук вилку с наколотой котлетой, а Максим поперхнулся.

– То есть? Тот самый?

– Не пойму, о чём вы. Тот или не тот, я не знаю.

– Трансформатор – ваших рук дело? Мачтовая антенна? – оживился Боря.

– А, это? Так это мелочи. Так, дела давно забытых лет.

– Так вы же… – начал было Борис, но Максим пнул его под столом.

– Что я? Вы обо мне слышали? Как интересно.

– Но как… – не унимался Боря. – Вы вообще-то мой кумир. Всегда равнялся на вас. Тоже люблю покумекать, тоже изобретаю. Так, по мелочи всё, конечно. А нам говорили, что вы… умерли.

– Ха, – засмеялся Никола, – и кто же перед вами, как думаете? Хотя… и давно я умер?

– Давно, лет пятьдесят назад.

Никола налил ещё, поднял стакан:

– Помянем. Не цокаемся.

Он выпил и заходил взад-вперёд по комнате.

– Говорите, умер. А ведь действительно, как это я не додумался, конечно, так и есть, всё сходится. – Бормотал он, вымеряя шагами размеры комнаты. – Точно умер?

– Я не уверен, но во всех книгах, энциклопедиях написано.

– Так я что, не только умер, но ещё и известным стал?

– Похоже на то. Ваш портрет на деньгах сербских.

– Шутите? – Тесла метался, не зная, куда себя деть. – Я понял всё! Мозаика сложилась! Вы не местные? Откуда вы? Почему вы знаете обо мне, а другие понятия не имеют?

– Мы из годназада – Борис собрался с духом и выпалил: – Я изобрёл машину времени. Своими руками, свое головой. И мы прилетели сюда из прошлого. А теперь вернуться не можем – машину угнали.

– Не верю своим ушам! И она действительно работала?

– Как видите.

– Запатентовали?

– Да нет, не успел ещё.

– Зря. Я учёный-неудачник. Изобретаю, а у меня всё воруют. Я изобрёл электричество.

– Разве?

– И вы мне не верите. Электричество – моих рук дело. Лампочку тоже я придумал, и Ильича лампочку и Чижевского, радио, дистанционный пульт к телевизору, да и сам телевизор тоже. Изобрёл унитаз, макароны по-флотски, мыльные пузыри, памперсы, степлер, перочинный нож, шариковую ручку, рамку для фотографий, да и сам фотоаппарат тоже. Я даже «Анну Каренину» написал, а этот граф, будь он проклят, говорит: «Давай я у тебя блох половлю в рукописи, подредактирую». Ну, я и дал почитать. Через неделю уже в школьной программе была. Автор – Лев Толстой. Вот так всё у меня и похитили. Одни спёрли идею подстаканника, другие – рецепт коктейля. Третьи партитуру «Аиды». Слава, деньги, идеи – всё разворовали, растащили всякие гости. Приходят, типа самогон купить на свадьбу дочери, а потом рояли пропадают. Крестики-нолики, таблица Менделеева, кубик Рубика, кубизм, зубочистки, клизма, двигатель внутреннего сгорания, пирамидон и виагра – всё, всё придумал я. У меня производительность – десять изобретений в день. Вот пока я с вами разговаривал, я придумал карандаш, пишущий лазерными лучами. Поверьте, завтра же его кто-то запатентует. Это карма. Знаете, откуда здесь инопланетяне?

– Вы их тоже изобрели?

– Нет, я изобрёл гиперскоростной межгалактический портал. И представьте, они уже его используют и поганят мои пшеничные поля. Не пойму, как эти зелёные негодяи умыкнули мою идею.

Никола подозрительно посмотрел на гостей.

– Тоже небось, чертёжик какой утянули?

– Что вы, что вы… – замахали руками друзья. – Мы же не приходили, вы сам позвали.

– И то верно. Расслабьтесь, мне не жалко, пусть пользуются люди. А вот машина времени – это жесть! Я придумал телепорты, – Тесла показал на телефонную будку в углу. – В пространстве работает, а вот во времени – никак. Расскажете секрет? Я слышал, что в Нью-Сити выставлялась на выставке. Но, вроде бы, не завелась она.

– Ну, вы тут общайтесь, а я спать хочу, – сказал Максим и пристроился на тахте возле окна. Белк прыгнул ему на колени, свернувшись калачиком.

– Всё говорят, говорят, – ворчало животное, – зачем? Только воздух гоняют. Ведь, пока ты говоришь, ты не думаешь. Вы же всё время болтаете, вы так никогда не станете разумными.

– Достал, – рявкнул Максим, – закрой варежку и думай себе молча, а то скину на пол.

– Конечно, гуманными могут быть только разумные существа, а не такие одноклеточные, как вы. Молчу, молчу. Спокойной ночи.

– А у вас нет нормальной водки, а то от этой уже булькает всё внутри, а хмеля маловато. Я Хусейн, человек-бассейн, – похлопал себя по животу Боря.

– Сейчас поищем. Где-то же прятал, ага, вот! – Никола достал из большого пыльного сундука бутыль с сизым напитком. – Первачок.

– То, что надо! Я вот не пойму, – спросил Борис, хрустя солёным огурцом. – Вот вы умерли пятьдесят лет назад, а всё равно живой. Загадка временно-пространственного континиума. И вообще, что здесь происходит. Всего год прошёл, а мир на себя не похож. Профессора – динозавры, говорящие белки, фашисты, амазонки, инопланетяне. Что за чертовщина?

– Всё очень просто, друг мой! – Никола встал и направился к шкафу, долго рылся, и вернулся с карандашом и листом бумаги. Вы мне дали недостающее звено, сказав, что я умер. Я всё понял. Наверное, понял. Вот смотрите.

Никола нарисовал что-то похожее на засохшее дерево.

– Что это? – Спросил Борис.

– Это схема, чтобы вам понятно было. Представьте что каждый час. Допустим, час. Я не знаю точного интервала времени, пусть будет час, мир раздваивается, или даже расстраивается. Не важно. Он делится, как амёба, на два одинаковых мира, которые живут дальше своей жизнью. Вроде бы эти два мира должны потом быть похожими, как близнецы, но малейшее различие в развитии в последствии вырастает в то, что через год между ними маловато общего. В одном – сытые будни, в другом – война, в одном процветание, в другом разруха. Один избалован погодой, а в другом сплошные катаклизмы. И всё из-за того, что кто-то сделал выбор, отличный от своего двойника в параллельном мире. Плюнул не туда, не там перешёл дорогу, сказал кому-то грубое слово, влюбился. Умножаем эти мелочи на количество жителей планеты и на количество объективных факторов, которых бесконечно много. Вот и получается, что параллельный мир через год совсем не узнать. Но это ещё не всё. Количество миров растёт в геометрической прогрессии. Их миллиарды, триллионы, несчётное количество. И все такие разные и в то же время похожие. Где-то так.

– Да, – Борис почесал подбородок. – И где они все помещаются, на одной планете?

– Ай, бросьте, что мы знаем о вселенной? Только то, что сами себе придумали. Мы даже не можем представить бесконечность. Не можем представить четвёртое измерение. То есть, математически доказать можем, а представить, увидеть в уме – никак.

– А я вам что говорил? – доносилось с тахты, на которой мирно спал Максим. – Да любой одуванчик может себе представить бесконечность. А что вы там пьёте? Плесните в блюдечко. Я вам расскажу об измерениях.