Хозяйка бешеных кактусов Луганцева Татьяна

По едва уловимому жесту бабки Яна поняла, куда ей надо двигаться, и вскоре очутилась в той большой комнате, увешанной всякой нечистью и хламом.

Мужчина в черном копошился у стола, перекладывая камни.

— Здравствуйте, учитель! Вот я и увидела вас! Святой человек! — чуть ли не рухнула на колени Яна, восторженно глядя на него.

Мужчина в черном вздрогнул и несколько испуганно посмотрел на долговязую девицу в камуфляжном костюме, так не вязавшемся с ее ярким макияжем.

— Вы кто?

— Яна Карловна Цветкова, ваша большая поклонница, готовая пожертвовать любые деньги на развитие вашего таланта! — выпалила Яна.

Руки Глеба Порфирьевича тут же перестали перебирать камни. Толстые слюнявые губы расплылись в улыбке.

— А кем у нас Яна Карловна Цветкова работает?

— Я бизнес-леди. Но это сейчас не важно, я открыла в себе недюжинные способности, хочу научиться управлять ими, развить их под вашим чутким руководством.

— Интересно… — В темных глазах учителя загорелся алчный огонь.

Яна плюхнулась на табуретку и заломила руки в умиленном жесте, словно перед иконой. От ее внимания не ускользнул сверхвнимательный, цепкий и даже какой-то липкий взгляд мужчины, брошенный на ее дорогие золотые часы с ярко блиставшими кристаллами, на обилие эксклюзивных золотых колец на пальцах (бесчисленные подарки бывшего мужа и чешского князя). Одно только фамильное золотое кольцо последнего с сапфирами, брильянтами и жемчугом могло при продаже потянуть на стоимость земли, на которой располагался «Путь к звездам», вместе со всеми старыми корпусами строений. По несколько оторопелому лицу Глеба Порфирьевича было понятно, что в драгоценностях он прекрасно разбирался и понял цену побрякушек неожиданной посетительницы.

— Почему вы так странно одеты? — спросил учитель.

— Я сбросила свои наряды от «Шанель» и «Гуччи», чтобы быть поближе к лесу, к природе, чтобы постичь высшее наслаждение! — воскликнула Яна, брякнув золотыми браслетами.

Учитель даже не смог оторвать алчного взгляда от ее запястий, скрытых украшениями, как у индийской танцовщицы.

— Да, да, Яночка, за высшим наслаждением — это к нам, — поспешно согласился он, закашлявшись от обилия выделившейся слюны при виде несметного богатства. — Извините за нескромный вопрос, вы замужем?

— К сожалению, нет, — вздохнула Яна.

— А друг? Мужчина? — допытывался учитель.

— Мне стыдно об этом говорить, но тоже нет, — опустила глаза Яна.

— Почему же стыдно? Просто не нашлось человека, способного оценить такую шикарную женщину, — заблестели глаза у Глеба Порфирьевича, словно у хищника, почуявшего добычу.

— Вы правда так считаете? — смущенно заулыбалась Яна, и ей даже показалось, что она покраснела. — Я стесняюсь своего роста и вообще полна комплексов. — А про себя она подумала: «Все-таки во мне погибла великая актриса».

— Я вижу вашу ауру: она прекрасна, она создана для того, чтобы мужчины летели на вас, как на мед, — нес околесицу Глеб Порфирьевич, а Яна внимала ему, счастливо улыбаясь. — Просто коварная соперница наложила на вас проклятие.

— Да что вы? — сделала испуганные глаза Яна.

— Точно говорю! Очень коварная блондинка, — прикрыл глаза учитель. И добавил: — Крашеная.

«Ну, с такими определениями не ошибешься, — усмехнулась мысленно Яна. — Каждая женщина имеет в своем окружении крашеную блондинку, так что можно начать подозревать ее черт знает в чем…»

— Я даже знаю, кто это! — возбужденно воскликнула она вслух. — Это Люська с восьмого этажа! Она на всех моих мужиков глаз кладет, точно! Вы просто ясновидящий!

— Да, ее зовут Людмила, — приоткрыл один глаз учитель, — и она навела на вас очень сильную порчу, на могильной земле.

— Вот стерва! — покачала головой Яна. — Но вы мне поможете? — Для пущей убедительности она выложила перед ним две бумажки по сто долларов.

Зрачок Глеба Порфирьевича мгновенно расширился.

— Конечно, поможем! Снимем венец, почистим карму: вот, вижу, нижняя чакра у вас вообще закрыта.

— Да что вы? Она у меня уже давно закрыта, я уже говорила вам — комплексы! Откроете?

— Без проблем! — заверил учитель и подбежал к ней, обогнув стол. — Мы раскрепостим вас снизу вверх и сверху вниз, — проговорил Глеб, и Яна на мгновение потеряла дар речи.

Дело в том, что свои слова, а вернее сказать — направления, учитель сопроводил весьма ощутимыми действиями, облапав, как говорят в народе, Яну с ног до головы. Первым ее желанием было вмазать мужику в челюсть что есть силы, но она смогла взять себя в руки и мило улыбнуться.

— Я прямо чувствую, как от вас волной идет энергия… чакры уже готовы. Какой же вы мужчина!

— Но вы должны полностью довериться мне, — предупредил учитель.

— Я готова!

— Вы уже знаете, чем мы занимаемся?

— Не очень четко, — покачала головой Яна, сгорая от омерзения и в то же время от любопытства.

— Я маг десятой гильдии в двадцатом поколении, — важно сообщил учитель, — и вот настало время передавать свой опыт и талант ученикам. У каждого уважающего себя мага должны быть последователи и ученики. Я набираю только способных к магии людей. В данный момент у меня небольшая группа женщин в количестве пяти шт… э-э-э… человек.

— Только женщины? — уточнила Яна, глядя совершенно серьезно.

— Женщины более способные и податливые ученики, — ответил Глеб Порфирьевич и протянул руки к Яне. Она еле удержалась, чтобы не отшатнуться в сторону. — Вот в вас я чувствую способности, вы приняты в наши ряды!

— Как я счастлива! — воскликнула Яна, восторженно смотря на учителя.

— Вы же и сами сказали, что отметили в себе какие-то способности…

— Да! Знаете, учитель, я чувствую в себе дар ясновидения. У меня была подруга, особа весьма домашняя и миролюбивая. Такая домашняя наседка, муж и четверо детей. Я приходила к ней домой и отогревалась душой. Понимаете, дети… муж… у меня-то этого ничего нет… Не могу утверждать, что я ей завидовала, но какое-то подобное чувство несомненно испытывала… В общем, не знаю, как так получилось, но ее муж Семен положил на меня глаз. Сами понимаете, я женщина видная, работающая, не то что его домашняя курица, все время находящаяся в состоянии беременности, вот он и решил отдохнуть от семейного быта. Я же очень одинока, а ведь ласковое слово и кошке приятно, вот я и расслабилась… В общем, произошла у нас с Сеней интимная связь, и об этом стало известно его жене. Дружба наша с ней закончилась, а мужа она своего простила. Да и куда ей деваться с четырьмя детьми-то? А вот я прямо-таки кожей чувствовала волны ненависти, исходящие от моей бывшей подруги. Тогда-то я и поняла, что могу стать магом, то есть магиней…

Яна закончила нести этот бред и вопросительно посмотрела на Глеба Порфирьевича. Большей чепухи Цветкова не несла уже давно, но похоже, что ему она нравилась. Понятное дело, чем тупее женщина, тем податливей у нее «чакры» и тем больше денег у нее можно выкачать.

— Я думаю, у нас все получится. Вы должны полностью отрешиться от своей земной жизни и поселиться с нами, развивать свои магические способности. Но вы же понимаете, что мы можем существовать только на добровольные пожертвования, — отвел глаза учитель.

— Я все поняла! Конечно! У меня свой бизнес, и я не буду здесь никого стеснять. Я прямо сейчас выпишу чек и буду все время давать их вам…

Яна оторвала от чековой книжки листок и положила перед учителем.

— Его можно обналичить в банке.

Глеб Порфирьевич скосил глаза и остался вполне доволен пожертвованием новой ученицы.

— Я прямо чувствую вашу энергию, которой вы не научились управлять, но я вам помогу. — Чек исчез у него в кармане. — А сейчас пойдемте, я познакомлю вас со своими ученицами, они сейчас занимаются йогой, совершенствуют душу и тело.

Сразу из его кабинета они вышли в небольшой спортивный зал, чему Яна удивилась. Стены здесь были обшиты специальным материалом, что давало звуконепроницаемость и мягкость при ударе, если кому-то придет в голову упасть на стенку. На мягком татами сидела, приняв причудливой формы позы, группа женщин в количестве пяти человек. При появлении учителя на их лицах засияли улыбки, а во взглядах, которыми они одаривали Яну, сквозило неприкрытое недовольство и ревность.

Женщинам было лет тридцать пять — сорок, все не очень красивые и явно состоятельные, судя по дорогим спортивным костюмам, ухоженным прическам и наращенным ногтям.

— Представляю: наша новенькая Яна Карловна Цветкова, — объявил учитель и обвел присутствующих тяжелым взглядом. — Я надеюсь, вы поняли, девочки? Эта девушка должна быть принята в нашу веселую, дружную и талантливую семью.

Яне послышалась легкая угроза в его голосе с нажимом на слова «должна быть принята». Женщины дружно закивали головами и приклеили на лица дежурные улыбки, только глаза их остались злыми и недружелюбными.

«Все понятно, беззубый учитель окучивает богатых, одиноких женщин, открывая им чакры и внушая мысль о собственной неповторимости, а попросту всякую чушь», — пришла к выводу Яна.

Посмотрев на неуклюжее освоение йоги, она отпросилась от неустанного ока учителя в туалет. А там, проверив, что он пустой, отчетливо сказала в микрофон:

— Меня приняли в семью! Не маячь на своей, вернее, моей машине. Уезжай, я позвоню, когда сочту нужным. Скажи моим, что я снова… нет, скажи, что я срочно улетела в командировку.

С чистой совестью Яна приступила к знакомству с женщинами и выяснению нюансов работы учителя. Она отдавала себе отчет, что действовать надо осторожно, не вызывая подозрений. «Девочки» отнеслись к ней как к чужаку, что было неудивительно, и Яне пришлось из кожи вон лезть, чтобы расположить их к себе.

Только одна из женщин дала слабину, и Яна этим сразу же воспользовалась, подсев к ней за столик во время обеда.

— Здесь прямо как санаторий… — начала разговор новая ученица.

— Здесь место, где мы духовно совершенствуемся, — ответила женщина, которую звали Алла.

— О, конечно! Учитель — большой талант! — уверила ее Яна.

— Учитель — наш бог! — воскликнула Алла. — Он выводит нас на ступени познания магии. Один раз я лежала в стоге сена, смотрела в небо и не могла обуять свою силу, с ужасом понимая, что двигаю звезды. «Что же я делаю?» — со страхом тогда подумала я. Учитель пришел мне на помощь и расставил звезды на свои места, — похвасталась Алла. При этом щеки ее лихорадочно горели, глаза блестели, а на губах играла блаженная улыбка.

«Господи! Да они здесь все вдобавок еще и помешанные, раз дело доходит до галлюцинаций», — поняла Яна и, прокашлявшись, спросила:

— А в каких личностных отношениях вы состоите с учителем?

— А то ты не знаешь? — усмехнулась Алла. — Тоже небось почувствовала на себе его чертовское обаяние? Он — наш учитель, наш наполнитель, он имеет право быть с каждой из нас, и мы принимаем это за счастье, за радость, потому что заряжаемся энергией. Это не банальное сексуальное удовольствие, не удовлетворение животных инстинктов, а именно что зарядка энергией.

«Ясненько, — усмехнулась про себя Яна. — Значит, ощущение, что я попала в гарем, сразу возникшее у меня, не было ложным».

— Не думайте, что это разврат, — быстро добавила Алла. — Учитель женат и любит свою жену. Интимные отношения с нами — как бы необходимость, способ освободить нижние чакры для высших сил.

— Я поняла, — поспешно добавила Яна, — учитель воспринимает это как работу.

— Точно! Он должен влить нам свою энергию!

«Какой бред…» — ужаснулась Яна и спросила:

— А как же любовь? Вы же влюблены в него? Как же ревность и все такое? Ну, я имею в виду, что он чистит чакры и жене, и ученицам.

— Ревность — недостойное чувство, так говорит учитель. Конечно, мы все любим его, но понимаем, что такой мощный талант не может принадлежать одной женщине. Мы смирились и довольствуемся тем, что имеем, — опустила глаза женщина.

— Поэтому вы сначала приняли меня в штыки? — уточнила Яна.

— Ну конечно… — смущенно улыбнулась Алла. — Каждая новенькая вызывает особый интерес учителя.

«Ага, пока он не откроет ей нижние чакры и не выкачает все деньги», — поняла Яна.

В принципе механизм действий Глеба Порфирьевича был ей ясен. Она не понимала одного — как ему, имея такую заурядную внешность, удается влюблять в себя богатых дам.

«Неужели они настолько одичали от одиночества? А может, учитель — сексуальный гигант?» — думала Яна, которую проводили в отведенную ей комнату, довольно-таки милую и по-домашнему обставленную. Окно было закрыто занавесками веселой расцветочки, возле него располагался небольшой стол со стулом. Односпальная кровать, пара полок на стене и небольшой деревянный шкаф для одежды, которой у Яны не было с собой, — вот и вся обстановка. После сытного обеда и разговора с Аллой Яна растянулась на кровати и умиротворенно закрыла глаза. Покой ее нарушил внезапный стук в дверь — к ней пожаловал сам учитель.

— Каково ваше первое впечатление? — улыбаясь, спросил он, но все равно Яна почувствовала какие-то перемены, и не в лучшую сторону, произошедшие с ним.

— Очень хорошие впечатления, — ответила Яна, вставая с кровати. — Ваши ученицы очень милые женщины, и я думаю, что мы подружимся.

— Я в этом уверен, — ответил учитель, присаживаясь на стул. — А теперь бы я хотел выпить с вами за знакомство и принятие в семью.

Словно фокусник, он вытащил из-за пазухи бутылку шампанского и два фужера. Яна не могла отказать, желая окончательно втереться к нему в доверие и опасаясь обидеть радушного хозяина. Глеб Порфирьевич разлил шампанское и поднял бокал. Сквозь пузырящееся стеклянное пространство он похотливыми глазами смотрел на Яну.

«Уже предвкушает заряжение энергией, чертов мошенник и бабник!» — мелькнула мысль у Яны, никак, впрочем, не отразившаяся у нее на лице. Она в ответ подняла бокал, они чокнулись и выпили.

— Ну, а теперь, Яна Карловна, я хочу знать истинную причину вашего присутствия на моей территории, — вдруг совсем другим тоном произнес учитель, вовсе и не улыбаясь больше.

Яна чуть было не поперхнулась.

— Вы о чем? — попыталась она сыграть в «невинность».

— О правде, дорогая дамочка! Чего ради вас сюда занесло? Вы меня принимаете за дурачка? Не забывайте, что я маг и могу читать чужие мысли. Не очень-то вы похожи на одинокую матрону, тоскующую по мужскому теплу.

— Ну, это не важно. То есть не самое важное в вашей практике, — ответила Яна, чувствуя легкое беспокойство. — Или я ошибаюсь?

— Ошибаешься, детка, ошибаешься… Все ты прекрасно понимаешь, проныра чертова! Мне Алла рассказала, как ты ходишь здесь да расспрашиваешь, разузнаешь… Из милиции, что ли? — грозно спросил учитель, вынимая руку из кармана и направляя на Яну дуло пистолета. Оружие смотрелось не волшебным, а самым что ни на есть настоящим.

Она сглотнула.

— Настоящий? — решила все-таки уточнить Яна.

— Можешь не сомневаться, — заверил он ее.

— Вы с ума сошли?

— Ты из милиции? — повторил вопрос Глеб Порфирьевич.

— Нет.

— Журналисточка? — пренебрежительно хмыкнул он.

— Нет.

— Тогда говори правду, или я разрежу тебя на куски! — прохрипел учитель.

— Я правда ваша поклонница, я хочу стать магиней… — решила блефовать до конца Яна, но вздрогнула от резкого выстрела, почувствовав струю воздуха от пролетевшей рядом со своей щекой и ухом пули. И леденящая лапа ужаса сковала ее грудь.

— Первый выстрел, как всегда, предупреждающий, а вот второй превратит твое личико в кровавое месиво. Тебе это понравится?

— Думаю, что нет… — ответила Яна, не сводя взгляда со ствола пистолета, словно ее взгляд был способен остановить кусок свинца.

— Ну, так я жду. Второго предупреждения не будет…

— Я здесь по поводу Надежды Быковой, — быстро ответила Яна, понимая, нутром чувствуя, что должна сказать правду.

— По поводу Нади? — очень сильно удивился Глеб. Он явно поверил. — А при чем тут эта неудачница?

— Она же жила у вас?

— А я этого и не отрицаю, — пожал плечами учитель. — Дуреха лечилась здесь от своей большой, прямо-таки патологической любви к какому-то шоумену.

— И вы ее вылечили?

— Да она даже при сексе со мной повторяла его имя, ненормальная! Забеременела, а потом сбросилась с высоты. Видимо, так и не смогла забыть того мужчину. Дура, что тут скажешь. Но ты, наверное, заметила, что тут все с приветом.

— Надя забеременела от вас? — спросила Яна, у которой любопытство взяло верх над страхом.

— А от кого же? Я так понимаю, с тем хмырем у нее ничего не было.

— И вы бы допустили, чтобы она родила?

— Конечно, нет. Я отлично знаю способы и методы, которые спровоцировали бы выкидыш. — Темные, провалившиеся от беспокойства глаза учителя продолжали изучать Яну, словно подопытного кролика.

— А, так, значит, вы убили ее?

— Ха! Конечно, нет! Я бы никогда не сделал ничего подобного так открыто. Дура Надя могла навлечь на мой центр излишнее любопытство правоохранительных органов, чего я не мог допустить, потому и отправил отсюда. И вот, как в воду глядел: явилась ты со своими вопросами. Так кто ты? Родственница этой дурехи? Она ничего о тебе мне не говорила.

— Я знакомая того шоумена, как вы выразились, на которого теперь вешают подстрекательство к самоубийству.

Учитель весело рассмеялся.

— И ты принеслась сюда спасать своего принца и обвинять меня черт знает в чем? Нет, дорогуша, так не пойдет. Эти чокнутые дамочки, возомнившие себя магинями и вершительницами человеческих судеб, хотя свою собственную не смогли устроить, для меня словно золотые рыбки в аквариуме, и я бы не стал их зажаривать на сковородке.

— Ну, если все открылось и вы ни в чем не замешаны, то тогда я пойду? — спросила Яна.

— Сама-то в это веришь? — хмыкнул учитель. — Понимаешь, Яна Карловна, ты вторглась в мою жизнь, и разрушить ее я тебе не дам.

— Я не скажу…

— Замолчи! И думать забудь! Надеюсь, ты уже поняла, что я далеко не идиот? Не выйдешь отсюда, и точка! — сказал, как отрезал, Глеб Порфирьевич.

— И кто мне помешает? — вскочила Яна.

— Догадайся с двух раз!

— Вы застрелите меня? И думаете, что это сойдет вам с рук? — удивилась Яна.

— Зачем стрелять? Я не люблю лишнего шума. Да и моим наложницам трудно будет объяснить, почему я тебя застрелил. Им, курицам, легче внушить, что ты должна быть принесена в жертву ради их счастья и вечной молодости. Они разорвут тебя на кусочки и глазом не моргнут, особенно если узнают, что от тебя исходит реальная угроза их божеству, их кумиру и учителю, то есть мне.

— У вас не получится. Они не пойдут на убийство, — затравленно озираясь, возразила Яна. — А, так ты зомбировал их!

— Гипноз, — лаконично поправил Глеб Порфирьевич.

— И на мне его пробовал? — спросила Яна, уже четко понимая, что поспешила отослать Асю домой.

— Ты та еще штучка, так просто в гипнотическое состояние тебя не введешь. К тому же на мужчин смотришь таким взглядом. Ох, чувствую, многим ты мужикам, как классическая стерва, попортила кровь! Я сразу понял, что ты смотришь на меня свысока, что еле терпишь меня, что я тебе неприятен. Уж не знаю, кто тебе нужен. Может быть, ты влюбилась бы в принца или князя? — язвительно поинтересовался учитель, и волосы на голове Яны встали дыбом. Это было впечатляющее совпадение, если, внимая разуму, помнить, что никому не дано читать чужие мысли.

— Вы блефуете, вы не убьете меня, — сказала Яна и решительно направилась к входной двери.

Внезапно ноги ее стали ватными в буквальном смысле слова, голова закружилась, а изображения стен, потолка и пола слились в одно сплошное полотно.

— Что это? — охнула Яна.

— Минута в минуту, — посмотрел на часы учитель. — Это действие одного моего препарата: он обезвредит тебя, лазутчицу в моем «Пути к звездам».

— Я ничего не вижу… — осела на пол Яна.

— Больно много у тебя прыти, а вот ума мало! Тебя не учили не пить с людьми, которые тебе неприятны и которых ты даже подозреваешь в чем-то? — сказал учитель, и это было последнее, что услышала Яна.

Глава 7

«Оказывается, в аду очень много народа», — подумала Яна, когда отблески каких-то мыслей вернулись в ее кружащуюся голову. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, а самочувствие было такое, какое могло быть только по дороге в ад.

«Какая плотная толпа, — продолжали замедленное течение мысли Яны, — и дышать совсем нечем…»

Она открыла глаза пошире и с удивлением разглядела людей в белых одеждах.

«Нет, это не ад. Ангелы… за мной пришли ангелы…» — снова подумала она, удивляясь, что все ее мысли имеют такой потусторонний характер. Но постепенно различила знакомые лица женщин, учившихся у Глеба Порфирьевича сходить с ума по-своему, и его самого с величественным взглядом, гладко зализанными назад волосами и с горящим факелом в руке.

«Сам демон возглавляет шествие», — решила Яна и тряхнула головой, словно сбрасывая с себя бредовые мысли. Она скосила глаза и ужаснулась: понятно, почему ей не удавалось пошевелить ни рукой, ни ногой — все ее конечности были привязаны, можно сказать, прикручены к деревянному столбу. На Яне осталась ее одежда, исчезли только драгоценности и обувь, а вот наложницы Глеба Порфирьевича «принарядились», нацепив какие-то странные белые балахоны, словно общество куклуксклановцев. Только Яна не была негром! И вообще она не хотела умирать! Но чокнутые тетки, судя по окружавшему босые ступни Яны сену и горящему в руке учителя факелу, именно что собирались убить ее. Поджарить, как куропатку. Яна не могла с этим смириться и согласиться и закричала что есть силы:

— Помогите! Кто-нибудь! Остановите их! Что вы делаете? Вы не можете! Опомнитесь! Люди вы или кто? Эй, дамочки, я не Жанна д’Арк!

«Что-то у меня уши заложило — кричу, а ничего не слышно… Ой, да у меня же рот заклеен противной канцелярской пленкой! Вот черт!» — мысленно выругалась Яна.

К ней приблизился учитель и, смерив насмешливым взглядом, обернулся к своим последовательницам:

— Сегодня великий день! Да, такую жертву мы еще никогда не приносили, но великий день настал! Эта женщина послана нам темными силами, и противостояние началось. Обманом она закралась к нам в семью и может быть изгнана только туда, откуда явилась, — в бездну! — Он говорил завораживающим, закрадывающимся в душу голосом, похожим на липкое варенье, случайно разлившееся в холодильнике.

Яна с ужасом всматривалась в лица женщин и не видела на них ничего. Абсолютно полное отсутствие эмоций! Тетки даже не смотрели на несчастную жертву, а только внимали своему учителю. Лишь на лице Аллы читалось некоторое замешательство, ведь она единственная общалась с Яной по-человечески, и в данный момент ей было ее немного жаль. Но рассчитывать на снисхождение с ее стороны не приходилось.

— Я знаю, сестры мои, что вам тяжело и страшно, но вы доверились мне, и я веду вас. Сейчас вы должны сделать простой выбор: я или эта самозванка. Итак?

Первая женщина приблизилась к Глебу Порфирьевичу и протянула к нему негорящий факел, словно эстафетную палочку.

— Вы, учитель! — торжественно произнесла она.

Женщина зажгла свой факел от факела учителя. Затем и остальные, включая Аллу, повторили ритуал, точно так же ответив на вопрос, выбрав своего бога.

Теперь фанатички стояли с зажженными факелами и плотным кольцом окружали Яну. Она была поглощена страхом с головы до пят. Меньше всего Яне хотелось сгореть заживо вот так вот нелепо и глупо, но и сделать она ничего не могла. На ее глаза навернулись слезы, и огни от факелов слились в сплошную светлую полосу.

— Сделайте это, сестры мои! Ну же, единым порывом! Все как одна и никто в частности! — подначивал учитель, сам отступая в тень и, видимо, собравшись остаться чистеньким.

Один из факелов начал мигать, что в темноте выглядело очень красиво (на дворе стояла глубокая ночь). Нет, мигал не факел. Присмотревшись, Яна не поверила своим глазам: к ним направлялись две машины с мигалками.

«Неужели спасена?» — мелькнула у нее спасительная мысль.

Учитель тоже заметил приближающиеся машины и прокричал истошным голосом:

— Скорее кончайте ее, курицы!

Женщины даже на такое грубое обращение не отреагировали должным образом, все еще намереваясь поджечь жертву. Они точно находились в каком-то то ли наркотическом, то ли психическом опьянении. Явно были зомбированы. Только Алла обернулась в сторону учителя и удивленно спросила:

— Вы куда? Учитель, стойте! Девочки, он убегает! Остановитесь! Сюда едет милиция, а вы совершаете преступление!

Яна энергично закивала головой в знак согласия. Несколько женщин остановились в недоумении, но одна, самая старшая и толстая, смело бросилась к Яне.

«Старшая жена гарема», — мысленно дала ей кличку Яна, но это не спасло ее от огня факела. Потому что толстая женщина споткнулась и упала прямо на солому у ног Яны, которая моментально вспыхнула и затрещала. Женщины только сейчас вышли из спячки и кинулись в разные стороны с громкими криками.

Толстая дама каталась по земле и причитала голосом с надрывом:

— Я сделала это! Для тебя, учитель! Я люблю тебя! Пусть сгинут все ведьмы и освободят тебе светлый путь!

Яна даже заслушалась ее, не сразу сообразив, что огонь уже подбирается к ее голым пяткам. Машины с мигалками остановились в непосредственной близости. Все двери одновременно открылись, и из автомобилей посыпался во все стороны народ. Яна хотела кричать, чтобы привлечь к себе внимание, но не могла издать ни звука, напрасно напрягаясь и вращая глазами.

Она с удивлением увидела в бегущей толпе бледную, словно смерть, Асю (ей только косы в руках не хватало для завершения образа) и перебинтованного Никиту. Остальных мчащихся в ночи мужчин Яна не знала, да у нее и не было времени их разглядывать. По всей видимости, они были работниками милиции. Но почему-то они кинулись врассыпную за убегающими в разные стороны визжащими женщинами в белых одеждах. Со стороны сцена напоминала этакую вакханалию. Или народный праздник в ночь на Ивана Купала: молодые девки в белых рубахах играют в пятнашки с женихами, кто кого догонит, тот на том и женится. Совет да любовь, одним словом.

А костер горел по всем правилам. Вот только прыгать через костер никто не собирался, да и над костром висела вовсе не «масленица» — чучело-девка, а длинноногая белобрысая девица с заклеенным ртом. Огонь уже доставал до длинных волос Яны, она даже слышала, как они трещали, и чувствовала неприятный запах паленой курицы. Но почему-то никто не спешил ей на помощь! По всей видимости, приехавшие решили, что ей все равно конец, если уже не крышка, так как не заметить ее на столбе, объятом пламенем, в темноте было невозможно. Ася, неотрывно глядящая на нее, споткнулась, упала и встать больше не смогла. Яна поняла, что и правда пришел ее конец. Она слишком хорошо знала свою подругу: в минуты опасности и высшего нервного напряжения ту просто-напросто охватывает паралич, и Ася бывает уже ни на что не способна. Бедная Яна кожей чувствовала жгучие языки пламени и мысленно прощалась со всеми своими близкими. Перед глазами вдруг всплыло обиженное лицо Штольберга.

«Мы так не договаривались. Ты рано или поздно обещала стать моей женой и вести себя хорошо. Какого тогда черта ты стоишь здесь привязанная, да еще и горишь?» — вот что примерно говорил ей Карл.

В дымке поднимающегося горячего воздуха Яна увидела, как к ней прямо в огонь метнулась высокая фигура Никиты. Кто-то кричал ему в спину:

— Куда ты, дурак? Сгоришь! Ей уже все равно не поможешь!

Еще мгновение, и Яна всем своим телом почувствовала вес его тела. Вокруг него бушевало пламя, отбрасывающее блики на его сосредоточенное и в тот момент просто прекрасное лицо.

Он разрывал веревки, сковывавшие ее тело, орудуя руками и перочинным ножичком. Яне было абсолютно нечем дышать от поднявшейся волны горячего воздуха и его сильных объятий. А Никита мужественно совал голые руки, одна из которых была в бинтах, в самое пекло и продолжал резать веревки. Яну уже пронзала жгучая боль в босых ногах, словно они стояли на раскаленной сковородке, и она уже почти теряла сознание, когда вдруг раздалось угрожающее шипение и на горящий столб обрушились струи пены, несущей прохладу и успокоение ошпаренной коже.

В тот же момент Никита обрубил последнюю веревку и вынес обмякшее тело Яны из клубов дыма и пара, уложил на землю. Она не могла пошевелиться, но не из-за ожогов, а из-за того, что у нее затекло все тело. Никита склонился над Яной, с тревогой всматриваясь в ее лицо.

— Жива?

А та понимала одно: если бы не он, ей бы уже не пришлось отвечать на этот вопрос никогда в жизни. Для нее Никита явился ангелом-спасителем, и в данный момент над его большой головой с копной светло-русых волос светился нимб. Яна поморгала глазами с обгоревшими ресницами, смахнув пепел, застилающий глаза, и, вглядевшись, увидела языки пламени, вырывающиеся из-за спины Никиты.

— Ты горишь… — будничным голосом сказала она, понимая, что ее опять не услышат.

Тут их окружили люди, Никиту накрыли брезентом и стали нещадно колотить по спине, сбивая пламя.

Ася, так и не вставшая с коленей, подползла к Яне и дрожащим голосом спросила:

— Жива?

Яна сердито скосила глаза к носу, тем самым пытаясь показать, что рот у нее заклеен скотчем. Но Ася не видела пленку, что было неудивительно, ведь все лицо Яны покрывал аккуратный толстый слой сажи и гари.

— Яна, что с тобой? Почему ты молчишь? — совсем перепугалась Ася, поскольку ее подруге такое гробовое молчание было совершенно не свойственно. При том Яна еще и извивалась, как уж, и корчила страшные гримасы.

— Люди, помогите! У нее шок! — закричала Ася. И она схватила Яну за волосы, где-то в глубинах памяти отыскав информацию, что при судорогах надо держать человека за голову, чтобы он ее не расшиб. Вот тогда-то ее пальцы и скользнули по гладкой поверхности скотча. Ася склонилась над лицом Яны.

— Да тут какая-то пленка… Ой, у нее же заклеен рот! — радостно воскликнула Ася и принялась пытаться зацепить ее край своими короткими ногтями.

«Ну, слава богу! — нахмурилась Яна. — Эх, если бы у меня был насморк, то я бы уже давно задохнулась, а все бы посчитали, что сгорела или отравилась угарным газом».

Наконец Ася зацепила край скотча и потянула его на себя. У Яны от боли даже глаза на лоб полезли, а тут еще рядом раздался голос Никиты:

— Не снимай. Красивая девушка, и ей лучше, когда она молчит.

Ася рванула пленку, и слезы градом потекли по щекам Яны, оставляя светлые дорожки на покрытых гарью щеках, из потрескавшихся губ сочилась кровь.

— Яночка, извини, — прошептала Ася.

Яна подняла руку, чтобы поправить волосы, свалившиеся ей на лицо, и с ужасом уставилась на нее. Во-первых, руки тоже были все черные, только на худых запястьях остался белесый след от веревок, во-вторых, они тряслись, словно она только что воровала кур с колхозной птицефермы. Но не это поразило Яну так, что она даже в лице переменилась. Ее длинные, наращенные, акриловые ногти под действием огня оплавились и превратились в огромные безобразные крючки, словно когти у хищной птицы. И тут еще Никита, увидев это, стал смеяться, как человек, только что переживший нервный стресс. Вот прямо лежал на земле рядом под слегка дымящимся брезентом и ржал, как ненормальный.

Яна недовольно покосилась на него.

— Чего смеешься? У самого дым идет сзади… Может, не весь огонь потушили?

— Ты похожа на Бабу-ягу. Играть ее можешь без грима, — продолжал веселиться Никита, выглядевший, правда, отнюдь не лучшим образом.

Не надо было быть специалистом по ожогам, чтобы увидеть: руки его довольно сильно пострадали от огня, причем на них болтались ошметки обгоревших бинтов от предыдущей травмы. Яна надулась. Она понимала, что именно этим рукам, которые Никита бесстрашно засунул в огонь, она обязана жизнью.

— Вот как раз актриса из меня никудышная, раз этот мерзавец смог-таки меня просчитать… — разлепила она окровавленные губы.

К ним подошел мужчина с видом всезнающего и всепонимающего человека.

— Ну что, а теперь в больницу?

— Вы меня спрашиваете? — удивилась Яна и покосилась на невменяемо веселящегося Никиту. — Вот ему точно надо, у него шок!

— Эх, Яночка, у меня от тебя шок! — ответил тот. — Не первый раз видимся — и снова при каких обстоятельствах…

— Вот третьего раза точно не надо! — отметила Яна, не зная, куда спрятать от людских глаз свои обезображенные руки.

— Грузи обоих! — крикнул мужчина, и к ним поспешили люди с носилками.

Яна, наконец-то придя в себя, явственно ощутила боль в ногах от полученных ожогов, и эта боль пронзала ее тело насквозь на каждой кочке плохой дороги.

Их с Никитой привезли в ожоговое отделение одной больницы, но разместили в отдельных платных палатах, за которые Никита сразу же расплатился своей кредитной карточкой. Он, правда, просился в одну палату с Яной, но ему строго ответили, что здесь ему не мотель, а лечебное учреждение, и больные тут лежат, разделенные по половому признаку.