Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны Малинин Евгений
– А сотник у меня… – медленно так отвечаю я и вдруг понимаю, что имя сотника вылетело у меня из головы. Помню, что что-то похожее на Малюту Скуратова, а как в точности его называют совершено забыл!
Стою, вспоминаю, даже рот у меня от напряжения открылся, а этот хрен морковный, такой нетерпеливый попался, как гаркнет:
– Ну, что замолчал?! Договаривай, давай, как твоего сотника звать!
– Чего, – отвечаю, – замолчал?.. На архитектуру столичную залюбовался… У нас такого нет!
Брякнул, не подумав, и тут же соображаю:
«Спросит сейчас этот хмырь в мундире, „Где это у вас?“, и ответить мне будет нечего!»
И он действительно переспросил, но совсем не то, что я ожидал:
– Куда ты… залюбовался?.. Чего у вас нет?..
Посмотрел я на старшого, а у него на роже полная непонятка написана. И дружки его рты раскрыли, чувствую, тоже не врубаются, про что я им толкую.
«Ну, – думаю, – чувырлы, щас вы у меня получите!!»
– На архитектуру любуюсь, ребята, у вас же здесь в столице, сплошной ампир, понимаешь, и рококо с эклектикой! Где еще такое посмотреть-то можно – да нигде в целом мире! Даже у… этих… фрязинцев и… гувнов… такого нет!! А у нас в столице – есть!!!
И такую я гордость за «нашу» столицу подпустил, что гвардейские морды, вместо того, чтобы на меня пялиться, стали вдруг окрестности оглядывать – искать эти самые ампир и рококу с эклектикой. А я жару подбавляю:
– А вот, говорят, дворец нашего… этого… Змея Горыныча – сплошь готика и модерн! Вот бы посмотреть!!
Старшой нервно так облизал свои губищи и спрашивает:
– Мод… рен… говоришь… ну, не знаю, таких не встречал. А готиков точно нет… Готы есть, здоровенные такие ребята, но они в личных покоях Его Изничтожества служат, я их и видел-то всего раза два, а… этих… готиков, точно нет! Никаких карликов ни около дворца, ни в самом дворце нет!
Он остановился и задумчиво повторил:
– Готы… Готики… Надо же… Нет, готиков точно нет!
Тут он, видимо поняв, что начал повторяться, мотнул своей башкой и рыкнул:
– Слушай, совсем ты своей мод…реной и рококой голову мне задурил!! Что я у тебя спрашивал?!!
– Нет, командир, – отвечаю я, – это я у тебя спрашивал, как мне к дворцу Его… того… из… этого… Ничтожества пройти?! Очень посмотреть хочется!
Старшой перевел совершенно отупевший взгляд на своих подчиненных, надеясь, видимо, что те уловили в моем разговоре чуть больше, чем он сам, но оба его молчаливых помощника, только активно закивали головами, точно, мол, спрашивал, как пройти!
Старшой развернулся на девяносто градусов и принялся объяснять мне дорогу, размахивая свободной рукой, а я понимающе кивал, потихоньку отступая от гвардейской троицы. Когда объяснения закончились, я оказался уже шагах в пяти от патруля, и мне осталось только, приветливо улыбнувшись, пробормотать спасибо и быстро удалиться в указанном направлении. Сворачивая за угол, я оглянулся. Троица в одежке морковного цвета о чем-то горячо спорила, пристукивая в пыль тупыми концами уже виденных мной секирок. Как раз в этот момент старшой быстро посмотрел в мою сторону и, увидев, что я оглянулся, призывно замахал мне рукой. Нашел дурака! Я быстро юркнул за угол, и, пройдя быстрым шагом метров десять-двенадцать, зашел в оружейную лавку.
Стоявший за прилавком мужичок, не то хозяин, не то приказчик, увидев вваливающегося гвардейца с кувшином и наговоренным двузубцем в руках, буквально подпрыгнул на месте и в следующее мгновение оказался уже около двери.
– Чего желает уважаемый защитник отечества?!
Голос торговца дрожал, и я не понял по-первости отчего – то ли от страха перед гвардейцем Змея Горыныча, то ли от восторга лицезрения «защитника отечества». Как оказалось, оба моих первоначальных предположения были неверными, это стало ясно после следующих слов местного торгового афериста:
– Я вижу, наш доблестный воин желает обменять неуставное, несомненно добытое в бою с внешним врагом, оружие на положенный по уставу штык-топор!.. У меня как раз прекрасный выбор только что полученного с казенной кузни оружия – господин гвардеец будет доволен… И конечно, господин гвардеец получит при обмене стопроцентную скидку, хотя, конечно, его двузубец устарелой модели и… это… потерт!
– Сам ты потерт!.. – Отвечаю я ему, кося глазом в витрину – не появились ли мои знакомые гвардейцы. – И штыки твои против моей вилки – дерьмо на палочке!
Смотрю, глазки у торгаша забегали – пакость какую-то придумывает, не знает, что я торгашей ох как научился различать!! Чуть у торгаша глазки вбок съехали, враз его к ногтю надо, поскольку он, зараза, пакость задумывает – это мне, тогда еще салаге зеленой, в школе милиции наш замполит объяснил.
Я – вилку наперевес, два зуба в пузо торгашу уставил и ласково так говорю:
– А скажи мне, ружейный барон, как тут быстрее до дворца Его… этого… Изничтожества добраться?! Только… – говорю, – …ты не дергайся, а то двузубец у меня такой нервный стал, чуть что вперед кидается… Ну просто удержу нет!
Глазки у торгового работника тут же замерли, сфокусировались на моей «устарелой модели» и чувствую, дыхание у него сбиваться стало!
«Ну, если он еще и в обморок грохнется!..» – Подумал я, однако торгаш сосредоточился и начал медленно и вдумчиво объяснять мне дорогу ко дворцу, причем с мельчайшими подробностями. Я между тем, внимательно слушая его объяснения и наблюдая за его поведением, косил в сторону витрины, ожидая появления гвардейского патруля. А патруль все не появлялся.
– …свернешь направо… – чуть подрагивающим голосом бормотал торговец, – …и по улице Прощеных обид выйдешь на площадь Бессмысленного бунта…
Тут я его перебил, показывая, что внимательно слушал объяснения:
– Так площадь называется «Согласия» или «Бессмысленного бунта»?..
– Ну-у-у… – неуверенно протянул торгаш, – Ее и так, и так называют… в зависимости от… этого… от… ну… от кучковой принадлежности!
– От чего?! – Оторопел я. – От какой принадлежности?!!
– От кучковой… – повторил торгаш и как-то растерянно пожал плечами. – Ты, наверное, в столице первый раз?.. – Задал он неожиданный вопрос и, впервые оторвав взгляд от моего оружия, посмотрел мне в лицо.
– Можно считать, что в первый… – Вынужден был признаться я. – Хотя, проживаю здесь… э-э-э… недалеко…
На мое беспомощное уточнение торгаш не обратил внимания, продолжив свое пояснение:
– Так вот, у нас, в столице… – Он снова, на этот раз со значением, посмотрел мне в глаза, и я невольно слегка ткнул его двузубцем в пузо, чтобы он не забывался. Торгаш крякнул, вернул свой «взор» на проложенное место и быстро, но не слишком понятно, продолжил:
– Тут у нас… когда Его Изничтожество начал вводить изменения… ну, конечно, были те, кто «за» и те, кто… еще больше «за»… Образовалось, как сам понимаешь, две… ну… группы… их назвали «кучки». Те, кто поддерживал кучку Свободы, называли эту площадь, площадью Согласия, а те, кто поддерживал кучку Свободы, называли ее площадью Бессмысленного бунта!..
Вот тут мне стало понятно, что мне… ничего не понятно… что этот торговый работник… шкура… пытается меня запутать!!
– Стоп! – Гаркнул я и еще раз легонько ткнул своего осведомителя. – Я так думаю, что сторонники… этой… кучки, мать ее ити, Свободы могли называть площадь либо так, либо так! Почему же сторонники одной и той же… этой… ну… кучки называли эту вашу дребаную площадь по-разному?!!
Видимо, я все-таки переусердствовал с тычком. Мужичок подпрыгнул на месте, поднял ладошки на уровень плеч, показывая, что не оказывает сопротивление власти и заговорил быстро-быстро:
– Разные кучки… разные кучки… разные кучки!..
– Как разные, когда… это… кучка Свободы?!! – Снова гаркнул я.
– Одна кучка Свободы поддерживала нововведения Его Изничтожества, а другая кучка Свободы считала, что Его Изничтожеству нововведений надо делать еще больше. И обе кучки, как ты понял – Свободы!
– Та-а-а-к!.. – Медленно протянул я и, раздумчиво подняв глаза к потолку, добавил. – Я, пожалуй, организую тут у вас «кучку» Здравого смысла! И через пару недель это будет не «кучка», а целая куча!!
И вдруг я услышал… хихиканье! Опустив глаза, я увидел, что хихикает… мой торгаш!
– И над чем мы смеемся?.. – Задал я глубокомысленный вопрос, слегка пошевелив своим двузубцем.
Торгаш ойкнул, перестал хихикать и почтительно произнес:
– Я думаю, что у господина гвардейца ничего не получится… ну… с организацией новой кучки… э-э-э… кучи.
– Почему? – Коротко поинтересовался я.
– Потому что Свобода – понятие одинаковое для каждого – делай, что хочешь, и это объединяет, а здравый смысл, он у каждого свой, и это разъединяет. На базе здравого смысла нельзя создать… кучку!
«А ведь поганец прав!» – Огорченно подумал я и опустил свою вилку.
Патруль так и не появился, так что мне, пожалуй, вполне можно было двигаться дальше!
– Ладно, – вздохнул я, – бес с этими вашими кучками. Значит, дошел я до площади Бессмысленного бунта Согласия, и что дальше?..
Торгаш медленно, с явным облегчением выдохнул, как-то странно «стрельнул» в меня глазом и быстро проговорил:
– Так вот на этой самой… площади и стоит дворец Его Изничтожества… Мимо, господин гвардеец, не пройдешь. Серое здание в шесть этажей с портиком и колоннадой.
– … И колоннадой… – Повторил я и добавил. – Ясно!
Прощаться и раскланиваться мне не пришлось, торгаш с короткими поклонами начал отходить к прилавку, приговаривая:
– Рад был быть полезным господину гвардейцу… Надеюсь, господин гвардеец остался мной доволен…
А оказавшись за прилавком, он вдруг нырнул в незаметную, крошечную дверцу, врезанную в стену позади прилавка и был таков.
Я плюнул и вышел из лавки.
Время, похоже, подкатывало к полудню, народу на улице стало очень много, хотя толкотни не наблюдалось. Люди шли чинно, не торопясь, раскланиваясь со встречными и кося настороженными глазами в мою сторону. А я закинул свою вилку на плечо и помахивая кувшинчиком, двинулся к дворцу местного самодержца, благо дорогу мне объяснили дважды и довольно подробно.
Впрочем, городок был достаточно мал, так что местную мэрию я нашел бы и без объяснений, ну, может быть, потерял бы минут на тридцать больше. Площадь Согласия Бессмысленного бунта оказалась довольно обширным пустым пространством, мощеным не очень ровной серой брусчаткой – в общем, площадь была отличным местом для проведения парадов. С первого взгляда я узнал и дворец Его Изничтожества – темно серое здание в шесть этажей, до странности сливавшееся с брусчаткой площади. Правда, светлые колонны портика довольно отчетливо выдавались вперед и приподнимались вверх, словно бы пытаясь оторваться… отмежеваться и от стен здания и от покрытия площади. Но самое странное, что в то время, как улицы, по которым я шел до этого, были заполнены народом, площадь была практически пуста! Два-три человека, оказавшиеся на ней, торопились, прижимаясь к домам, прошмыгнуть к ближайшему переулку, да у самого портика дворца мерно расхаживали четыре фигуры, которые я определил, как почетный караул.
Подумав, я решил не топать через площадь, а, подражая местному населению, двигаться по периметру. Мне удалось беспрепятственно преодолеть большую часть пути, до ближнего угла дворцового здания оставалось пройти три здания, как вдруг из двухэтажного особнячка, мимо которого я как раз проходил, выскочили трое гвардейцев. Перегородив мне дорогу, они опустили свои штык-топоры и начали молча теснить меня к стене здания.
– Ребят, вы чего, своих не узнаете!.. – Воскликнул я с самым неподдельным удивлением. – Я ж… это… собрат по оружию, с западных рубежей вернулся!!
Тут и в голове моей прояснело – вспомнил, как «моего» сотника зовут:
– Меня ж сам Шкода Малютов в столицу лечиться послал – совсем меня неприличный вывих замучил!!
– Вот мы щас и выясним, что это ты себе такое вывихнул… неприличное! – Порычал в ответ, тот что двигался в середине. – А так же кто и чем тебя лечит!..
А тот, что терся справа вдруг как гаркнет:
– А ну, ложь свой двузубец на землю, да поаккуратнее, поаккуратнее, не вздумай шептать чего, али плеваться!!
– Да зачем же мне плеваться-то? – Удивился я, снимая с плеча свою вилку и прикидывая, кого из троих приложить первым. Но в этот момент справа, у меня за спиной, раздался довольный басок:
– Так его ребята, плотнее, плотнее, что б дергаться не удумал!
Я бросил быстрый взгляд вправо и увидел, что в широко открытых дверях особнячка столпилось еще с десяток гвардейцев, а перед самыми дверями стоит какой-то толстый и весьма важный мужик в таком же как у всех остальных морковном мундире, но отороченным по швам золотой тесьмой! Ну вылитый… этот, как его… униформист, я раза два видел таких, когда в цирк ходил!
Короче, положил я свой двузубец на землю, рядом поставил кувшин, прижался к стене и стал ожидать, что дальше будет.
А ребята вроде бы даже растерялись слегка, видимо, не ожидали, что я так быстро сдамся. Средний кашлянул напряженно и говорит:
– Так… Давай, парень, двигай в казарму. Там с тобой наш сотник сам будет разбираться.
– В какую… казарму? – Переспросил я и оглядел площадь. Ничего похожего на казарму на ней не наблюдалось, да и кому придет в голову строить казарму на главной площади столицы?!!
– А казарма позади тебя будет!.. – Вдруг усмехнулся гвардеец. – Ты ж к ней задом прижался!
– А! – Догадался я. – Мне, значит вон в ту дверку?!
Я мотнул головой в сторону распахнутых дверей, забитых гвардейцами, и мой «дружелюбный» собеседник утвердительно кивнул. Пожав плечами, я шагнул в указанном направлении, и штык-топоры гвардейцев качнулись следом за мной – бдительности воины не теряли!
Когда я подошел к дверям, гвардия расступилась и образовала довольно узкий проход, по которому я протиснулся внутрь здания, Оказавшись в довольно большом холле, я оглянулся, собираясь спросить, куда мне идти дальше, и тут же два штыка уперлись мне в спину.
– Не вертеться!.. – Рявкнул за спиной басок толстяка-униформиста. – Я тебя, лазутчик-террорист, насквозь вижу!!
«Во, – думаю, – рентген нашелся! Жалко, я его вилкой не успел ткнуть, что б не видел… насквозь!»
А вслух спрашиваю:
– Ну и как там?..
– Где?! – Попался басок.
– В насквозе!.. Что видно?!
За спиной дружно захохотали, а басок злобно так талдычит:
– Все видно!.. Всю твою гнилую суть и гнусные намерения!..
– Врешь ты все! – Насмешливо буркнул я. – Ничего ты не видишь!
– Поговори еще, поговори! – Толстяк, похоже, начал всерьез заводиться. – Скоро увидишь, вижу я или не вижу!..
И тут, словно поняв, что совсем уже заговорился, он неожиданно скомандовал:
– Ну-ка, топай вперед!!
В противоположной стене холла располагались двустворчатые двери, которые, как оказалось, вели на площадку, с которой начиналась лестница. Мы поднялись на второй этаж, вышли с лестничной площадки в коридор, и мне велели повернуть налево. По коридору мы прошли в самый конец этажа и уперлись в широкую, обитую толстой кожей дверь, на которой красовалась бронзовая табличка с надписью «Сотник сотни „Кабанья голова“.
– Входи! – Раздалось у меня за спиной… Ну я и вошел.
Довольно большая комната, в которой я оказался, совсем не походила на рабочий кабинет, куда, как я думал меня вели. На полу лежал довольно чумазый, сильно затоптанный ковер, справа, придавливая край ковра, стоял огромный диван, тоже весьма засаленный. У противоположной стены, украшенной двойной рамой большого окна, стоял длинный стол, сплошь заставленный едой и выпивкой. За столом, у левой стены в мягком кресле с высокой спинкой развалился довольно молодой парень, в когда-то белой, а теперь заляпанной разноцветными пятнами рубахе с расстегнутым воротом. В тот момент, когда мы вошли, он как раз собирался опрокинуть в рот содержимое большого, по всей видимости, серебряного кубка, но не успел этого сделать – сопровождавший меня униформист гаркнул во всю свою басовитую глотку:
– Господин сотник! Вот, поймали лазутчика-террориста… Прокрадывался к дворцу Его Изничтожества с заговоренным двузубцем и кувшином отравы!
Парень сосредоточил на моей особе мутноватый, видимо, похмельный взгляд и неожиданно цыкнул зубом. Потом, осторожно поставив кубок на стол, он всем телом повернулся к нам и, упершись ладонями в колени наклонился вперед. Я решил, что сотник хочет подняться из-за стола, однако тот замер, внимательно меня разглядывая.
Разглядывание это длилось с минуту, после чего, не отводя взгляда, спросил:
– Ну!.. И где отрава?!
– Вот она, господин сотник! – Отрапортовали за моей спиной, и парень наконец-то перевел взгляд на сопровождавшего меня униформиста.
– Так… – сотник поскреб небритую щеку и повторил, – …так!
Затем, пристукнув по заляпанной скатерти кулаком, он приказал:
– Ставь сюда!
Униформист прошагал мимо меня и водрузил на стол рядом с командирским кубком мой кувшинчик.
Несколько мгновений сотник рассматривал кувшин, после чего последовал новый приказ:
– Открывай!..
Мой конвоир попробовал вытащить деревянную пробку, однако его толстые пальцы соскальзывали с отполированной древесины. Наконец сотнику надоело дожидаться, когда его боец справится с затычкой, и он повернулся ко мне.
– Твоя отрава?.. – Как-то отрешенно поинтересовался он. Я утвердительно кивнул.
– Открывай!..
Я подошел к столу, небрежно отпихнул пыхтящего над затычкой толстяка и взяв кувшин за горлышко, чуть заметно встряхнул. Обливной, хорошо обожженный кувшин был полон почти под затычку. Чуть опустив посудину, я легко хлопнул ее по донышку, и деревянная затычка вылетела из горла.
– Колдун!.. – Дохнул за моей спиной басок толстяка, однако парень в кресле не обратил внимания на брошенное его подчиненным облыжное обвинение. Сосредоточив взгляд на моей физиономии, он отдал следующий приказ:
– Пробуй!..
Ну, я и попробовал. Когда мои губы оторвались от горлышка, кувшинчик опустел не меньше чем на четверть. Не спрашивая разрешения, я ухватил со стола косточку с куском еще остававшегося на ней мяса и с удовольствием закусил.
– Ну?.. – Поинтересовался сотник, – и когда ты помрешь?..
Я пожал плечами:
– Думаю, лет через сорок-пятьдесят…
– Что ж у тебя побыстрее отравы не было?! – Вопросительно поднял сотник правую бровь.
– Дареному коню в зубы не смотрят! – С достоинством ответил я, а про себя подумал, что Пятецкий не соврал – его бражка, то бишь, медовуха, была очень неплоха, хотя перегонка не помешала бы и ей!
– В каком смысле?! – Не понял мою поговорку сотник.
– Так мне этот кувшинчик один хороший мужик подарил, – пояснил я. – Не стану же я критиковать подарок?! – И чуть подумав, добавил, – к тому же, медовушка отнюдь неплоха!
– Медовушка?.. – Переспросил парень и потянул кувшинчик к себе.
Понюхав горлышко, он наклонил его над не очень чистой кружкой и, отсчитав две «бульки», кивнул униформисту:
– Пробуй!..
– Господин сотник… – начал было тот, но напоролся на злой окрик:
– Пробуй!!!
Толстой дрожащей лапкой униформист ухватил кружку, заглянул в нее, вздохнул, свободной рукой сделал около своего пупка какой-то странный знак и одним махом забросил содержимое кружки в свою пасть.
Секунд тридцать после этого он стоял совершенно неподвижно, зажмурив глаза и сморщив физиономию до полной неузнаваемости, пока наконец сотник не поинтересовался ласково:
– Ну, Бездетыч, ты как, жив или уже того… помер?!
– Жив, господин сотник… – выдохнул толстяк, открывая глаза и бросая жадный взгляд на кувшинчик в руке командира.
Тот тоже перевел затуманенные глаза на емкость и задумчиво проговорил:
– Отрава, значит?.. Так-так…
А затем снова медленно перевел взгляд на толстяка:
– Ну, Бездетыч, и как эта отрава на вкус?..
– На вкус – вылитая медовуха, господин сотник!.. – Тут униформист, которого сотник называл почему-то Бездетыч, прищурил глаз и, словно бы прикидывая, добавил:
– На вкус она, господин сотник… из-под Черного бора… Ну, может быть, чуть западнее.
Сотник, снова откинувшись в кресле, ухватил свой не выпитый кубок, медленно выцедил его содержимое, стряхнул остатки, смачно плюнул на пол, поставил кубок на стол и, ткнув в него пальцем, приказал:
– Наливай отравы, Бездетыч!
– Господин сотник, – дрожащим голосом начал толстяк, прихватывая кувшин за горлышко, – может не стоит вам непроверенный продукт употреблять?.. Мало ли…
Договорит, однако, он не успел. Сотник скосил на униформиста мутный глаз и вполне добродушно перебил его:
– Как это – не проверенный?.. А что же вы двое делали, если не проверяли его?! Ну, ладно этот твой… лазутчик-террорист… – сотник посмотрел на меня, покачал головой и погрозил мне пальцем, – …он еще мог бы заблаговременно принять противоядие, но ты-то ничего перед этой… отравой из-под Черного бора не принимал!..
Тут он снова посмотрел на униформиста и спросил:
– Или принимал?!
– Принимал, господин сотник! – Вытянулся служивый в струнку, хотя его «струнка» получилась довольно объемной.
– Противоядие?.. – Уточнил сотник.
– Нет, господин сотник! – Отрапортовал Бездетыч. – Как раз перед появление лазутчика– террориста я принимал кашу пшенную с салом, соленые барабульки с чесноком, моченые в молоке живчики, ну а запивал все это вареным ситром с мурмеладкой!
Около минуты сотник молча рассматривал своего подчиненного, затем перевел свой мутный взгляд на мой кувшинчик и, покачав головой, пробормотал:
– Да, продукт в самом деле не… того… не проверенный… Какая отрава тебя возьмет, если ты без вреда для здоровья употребляешь пшенку с барабулькой, живчиков с ситром и мурмеладкой и при этом не… того… неплохо себя чувствуешь!
Тут он вдруг протянул свою правую руку и ловко вырвал кувшинчик из лапы толстяка.
– Ладно, я сам проверю эту отраву!
Набулькав себе полный кубок, он опустил кувшин на пол между своих ног, поднял кубок и, вздохнув, пробормотал:
– Ну ничего никому нельзя поручить! Все сам, все сам!!
И медленно, сосредоточенно… выдул содержимое кубка!
Поставив посудину на стол, сотник истово понюхал грязный рукав рубахи, затем задумчиво почмокал губами, поскреб затылок и вдруг, посмотрев на меня, приказал:
– Ты, лазутчик… садись, – он кивнул на стоявший чуть в стороне стул, – и рассказывай!
Я подтянул стул к столу, уселся поудобнее и переспросил, копируя манеру униформиста:
– А чего рассказывать-то, господин сотник?..
– Ну, как – чего?.. – Парень качнулся в кресле, снова ухватил кувшин и, приподняв его, тряхнул около своего уха. – Ты ж – лазутчик, рассказывай, куда лез… – подумал и добавил, – …ты ж – террорист, рассказывай, кого и как терроризировал!
– Так, нешто я похож на лазутчика или на террориста?!! – Обиделся я. – Шел себе спокойно, полюбоваться на дворец нашего дорогого Змия… этого… Ермилыча… и не дошел-то совсем немного! Твои ребята выскочили и сразу обыскивать начали!! А ты спроси этого своего… Безздатыча, прятался я по закоулкам?! Было при мне… это… как его… самодельное взрывное устройство или… килограмм гексогена в тротиловом эквиваленте?!!
И развалившийся в кресле сотник, и его пузан внимательно слушали выплескиваемые мной возмущение и обиду, а я вошел в азарт – меня понесло:
– Да если б я был лазутчик, я б лазил по закоулкам в обход наших доблестных гвардейцев!! Я б таился во мраке и записывал секретным шифром сколько… этих… подвод с военными грузами отправлено из столицы к рубежам!! Я б… это… навербовал себе агентов!..
И тут мне в голову пришел совершенно гениальный довод:
– Я б уже давно купил этого твоего… Безтопыча… И не гулял бы по улицам города, а сидел бы в своей… конспиративной квартире в полной безопасности, а твой… Безбровыч ежеминутно докладывал бы мне, когда и сколько ты бражки выкушал!
– Да что бы я!! Да никогда!! – Подал возмущенный голос униформист.
– Да?.. – Я повернулся к нему.
Толстяк повернулся ко мне боком, выпрямился, выпятил грудь и… вроде бы незаметно косил глазом в мою сторону.
Сунул я руку в карман, достал одну монетку, показал ее толстяку – грудь у него сразу опала, и он мгновенно в мою сторону «фасом» развернулся. Ну, я, ласково так, и говорю ему:
– А скажи-ка мне, друг Безвнукич, когда у вашего драгоценного сотника запой начался?..
Толстяк совсем растерялся, попытался было взглянуть на свое начальство, да монетка никак его глаз отпустить не хотела. Тогда, не сводя с нее глаз, он покашлял, прочищая горло, вздохнул пару раз и тоненько просипел:
– Ну… так… это… господин сотник… это ж не того… не военная тайна!.. – И сглотнув, быстро выпалил, не давая сотнику вмешаться в разговор. – Шестой день сегодня!!
В комнате повисла тишина, в которой лирической музыкой прозвучало отчетливое бульканье – сотник снова наполнял свой кубок моей отравой.
Ухватив бокал за ножку, он сосредоточенно приподнял его, но вдруг остановил свое движение и скосил глаз в мою сторону:
– Наливай!..
Понял я его с полуслова! Подняв первый попавшийся кувшин, в котором что-то плескалось, я выбрал кружку почище и плеснул туда мутноватой жидкости. Как только я ухватил кружку за ручку, парень поднял повыше свой кубок, словно приветствуя меня, и проговорил заплетающимся языком:
– Твое здоровье, лазутчик!
Выпили… пожевали, что попалось под руку. Я еще раз оглядел стол и понял, что за шесть дней запоя сотник, пожалуй, не убирал на столе – выпивки оставалось на раз понюхать, и с объедков сдернуть уже было нечего.
Я повернулся к толстяку и сурово посмотрел на него. А он продолжал лупиться на монетку, зажатую у меня меж пальцев.
– Так!.. – Жестко проговорил я и спрятал монетку в кулаке. Толстяк-униформист наконец-то смог взглянуть на меня, и я увидел в его глазах всю тоску мира!.. Но она меня не тронула.
– Слушай… ефрейтор… – проговорил я тоном настоящего старшего лейтенанта, – возьмешь двух ребят и смотаешься в ближайший… как они тут у вас называются?.. трактир! Принесете выпивки, кувшинчиков пять-шесть, и пожрать – мяса, там, рыбки, капустки!.. И поменяете здесь посуду! Понял?!
– Э-э-э… ну… – протянул униформист, на что я протянул ему кулак и разжал пальцы.
– Если уложитесь в пять минут, сдачу оставите себе!
Монетка моя исчезла вместе с толстым униформистом, и почти сразу же я услышал ленивый голос сотника:
– Слышь, террорист, а ты оказывается, богач!..
– Да нет, – пожал я в ответ плечами, – так, шальная денежка залетела, так что ж ее с хорошим человеком не пропить?!
– Ну что ж, – индифферентно согласился сотник, – пропить, так пропить…
Новопроизведенный ефрейтор точно уложился в отведенное время – через пять минут стол сиял чистой посудой, на нем красовались наполненные кувшины и миски с закуской, а ребята в мундирах вместе с ефрейтором быстренько исчезли за плотно закрывшейся дверью.
– Ну вот, – удовлетворенно проговорил я, – теперь можно продолжить разговор.
Наполнив свою кружку из первого кувшинчика, я потянулся к посуде сотника, но тот отодвинул мою руку и приподнял над столом подарок Пятецкого:
– Я сначала отраву допью…
И допил. В два приема прямо из кувшина! А уже затем мы начали пить принесенное «ефрейтором».
Минут двадцать мы поглощали слабоалкогольные напитки молча, а затем я, как бы между делом, поинтересовался:
– У тебя это как, плановый, спонтанный или по случаю?..
– Чего?! – не понял сотник.
Я молча постучал ногтем по боку кувшина.
– А-а-а… – пронимающее протянул сотник, – по случаю…
Он покачал опущенной головой и вздохнул: