Утерянные победы фон Манштейн Эрих

В горах Яйлы действовал штаб румынского горного корпуса с подчиненной ему 4 горной бригадой, так как здесь с самого начала развернулось сильное, хорошо подготовленное партизанское движение. Партизанские отряды получили большое пополнение за счет рассеянных в горах частей Приморской армии и постоянно угрожали нашим коммуникациям как на дороге на Феодосию, так и на Севастопольском фронте южнее горной гряды.

Таким образом, охрана побережья обеспечивалась, помимо 8 румынской кавалерийской бригады на восточном берегу, только немногими вновь созданными береговыми батареями да тыловыми подразделениями наших дивизий.

Конечно, если учесть, что советский флот имел господство на море, то это означало большой риск для командования армии. Но этот риск казался оправданным, если наступление на Севастополь начнется достаточно скоро, раньше, чем противник успеет на Кубани или на Кавказе сформировать новые силы для высадки с моря.

Момент начала наступления имел, следовательно, большое значение. По нашим расчетам, необходимая перегруппировка войск и снабжение артиллерии боеприпасами могли быть закончены к 27 или 28 ноября. На этот срок и было назначено начало наступления.

Но здесь-то нам и помешала русская зима, причем двояким образом, что было особенно плохо. В Крыму начались непрерывные дожди, которые в кратчайший срок вывели из строя все дороги без твердого покрытия. Сеть же дорог с твердым покрытием в Крыму начинается только от Симферополя. С материка к Симферополю ведет только часто встречающаяся в этой стране «проселочная дорога», у которой выровнена лишь проезжая часть и по бокам которой прорыты кюветы. В сухую погоду такие дороги на глинистой почве южной России очень хорошо проходимы. Но в период дождей их пришлось сразу же перекрыть, чтобы они не вышли из строя совсем и на долгий срок. Таким образом, с началом дождей армия практически теряла возможность обеспечивать свое снабжение автогужевым транспортом, во всяком случае, на участке от материка до Симферополя. К 17 ноября уже вышло из строя по техническим причинам 50 % нашего транспорта. На материке же, на севере, уже свирепствовал лютый мороз, который вывел из строя четыре паровоза из пяти, имевшихся тогда в нашем распоряжении южнее Днепра. Таким образом, снабжение армии ограничивалось теперь одним двумя эшелонами ежедневно. Днепр покрывался льдом, но он был еще слишком тонок, навести же мост нельзя было из-за льда. Подготовка к наступлению из-за всего этого затягивалась. Вместо 27 ноября мы смогли начать артиллерийскую подготовку только 17 декабря. Понятно, что эта потеря времени была на руку противнику, который не встречал подобных трудностей в своем укрепленном районе. К тому же с каждым днем увеличивалась опасность высадки новых сил противника с моря.

Итак, с опозданием на три недели, опозданием, которое, как оказалось, решило исход этой операции, 54 ак на северном участке и 30 ак на юге были, наконец, готовы к наступлению. Но перед этим командованию армии пришлось вынести еще одно трудное решение. 17 октября из-за обострившегося положения под Ростовом командование группы армий потребовало немедленно выделить в ее распоряжение 73 пд и 170 пд. Все объяснения командования 11 армии относительно того, что этим будет сорвано наступление на Севастополь, привели только к тому, что нам была оставлена 170 пд, двигавшаяся по прибрежной дороге на соединение с 30 ак.

Она все равно слишком поздно прибыла бы под Ростов. Но, тем не менее, без 73 пд мы оказались лишенными резерва, необходимого для наступления на северном участке. Командование армии должно было решить, есть ли смысл вообще начинать наступление в этих условиях. Оно решило идти на риск.

Нет возможности подробно излагать здесь ход наступления. Необходимо было сначала выбить противника внезапным ударом из полосы обеспечения на участке между реками Бельбек и Кача. Одновременно нужно было захватить его опорные пункты в долине Бельбека и на возвышенном южном берегу реки. Дальше наступление должно было вестись уже через гласис крепости к бухте Северной. Основную тяжесть боя несла храбрая 22 Нижнесаксонская пехотная дивизия во главе с ее отличнейшим командиром генерал-лейтенантом Вольфом; от нее же зависел успех. Она очистила от противника полосу обеспечения между реками Кача и Бельбек, вместе с наступавшей южнее 132 пд штурмовала высоты на южном берегу долины реки Бельбек и прорвалась уже в зону укреплений южнее долины. Но клин наступления становился все уже, так как 50 пд и 24 пд, наступавшие с востока в направлении на бухту Северную, не продвинулись сколько-нибудь заметно в поросшей почти непроходимым кустарником гористой местности. В боях за упорно обороняемые противником долговременные сооружения войска несли большие потери. Начавшиеся сильные холода потребовали крайнего напряжения их сил. И все же в последние дни декабря – бои не прекращались и в Рождество – острие наступающего клина приблизилось к форту «Сталин», взятие которого означало бы, по крайней мере, овладение господствующим над бухтой Северной НП для нашей артиллерии. Если бы мы имели свежие войска, прорыв к бухте Северной удался бы. Но их не было, так как 73 пд мы должны были отдать, а заменить ее не могло даже и самое энергичное сосредоточение усилий наступающих дивизий на направлении главного удара.

В этой обстановке и произошла высадка советских десантов сначала у Керчи, а затем у Феодосии. Это была смертельная опасность для армии в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии и двух румынских бригад, вели бой за Севастополь.

Было совершенно ясно, что необходимо срочно перебросить силы из-под Севастополя на угрожаемые участки. Всякое промедление было пагубно. Но можно ли было отказываться от наступления на Севастополь в такой момент, когда казалось, что достаточно только последнего усилия, чтобы, по крайней мере, добиться контроля над бухтой Северной? К тому же казалось бесспорным, что легче будет высвободить силы из-под Севастополя после успеха на северном участке фронта, чем в случае преждевременного ослабления нажима на противника.

Итак, командование армии приняло решение, даже после высадки десанта у Феодосии, все же идти на увеличивавшийся с каждым часом риск отсрочки высвобождения войск из-под Севастополя. Поэтому вначале был только отдан приказ прекратить наступление 30 ак, а 170 пд была направлена на находившийся под угрозой Керченский полуостров. На северном же участке фронта – по согласованию с командиром 54 ак и командирами дивизий – должна была быть предпринята еще одна последняя попытка прорыва к бухте Северной. Как и всегда, войска прилагали все свои силы. 16 пп под командованием полковника фон Холтица, наступавшему на направлении главного удара 22 пд, удалось еще прорваться в полосу заграждений форта «Сталин». Но на этом сила наступающих иссякла. 30 декабря командиры наступающих дивизий доложили, что дальнейшие попытки продолжать наступление не обещают успеха. Командование армии дало приказ окончательно приостановить наступление, после того как веские причины, приведенные им в докладе по телефону штабу фронта, убедили в необходимости этого и Гитлера. Более того, нам пришлось, скрепя сердце, отдать приказ об отводе войск с северного участка фронта на высоты севернее долины Бельбека. Без этой меры было бы невозможно высвободить необходимые силы. Нашим войскам, глубоко вклинившимся в расположение противника, трудно было бы долго держаться. То, что Гитлер был недоволен этим решением (хотя и не мог изменить его), так как оно противоречило только что отданному им строгому приказу, запрещавшему добровольно оставлять что-либо, ничего не значило в сравнении с ответственностью, которую я испытывал перед войсками, понесшими такие большие потери. Но, именно думая о своих войсках и о том, как сохранить людей, мне пришлось принять это решение.

Итак, первая попытка штурмом взять крепость Севастополь потерпела неудачу. За нами осталось преимущество более плотного окружения крепости, для которого требовалось меньше сил; мы также захватили удобные исходные позиции для последующего наступления. 30 ак на юге также захватил важные пункты на местности, необходимые для последующего наступления. Но это было слабым утешением, если учитывать понесенные жертвы.

Высадка советских войск на Керченском полуострове, предпринятая как раз в тот момент, когда решался исход боя на северном участке Севастопольского фронта, как вскоре оказалось, не была просто маневром противника, рассчитанным на отвлечение наших сил. Советские радиостанции сообщали, что речь идет о наступлении с решительной целью, с целью возвращения Крыма, проводимом по приказу и по планам Сталина. Как было объявлено по радио, борьба будет закончена только уничтожением 11 армии в Крыму, и то, что эти слова не были пустой угрозой, вскоре было подтверждено большой массой войск, брошенных в это наступление. В этом обстоятельстве, как и в том, что противник расходовал силы, ни с чем не считаясь, чувствовалась жестокая воля Сталина.

26 декабря противник, переправив две дивизии через Керченский залив, высадил десанты по обе стороны от города Керчи. Затем последовала высадка более мелких десантов на северном побережье полуострова.

Командование 42 ак (генерал граф Шпонек), имевшее в своем распоряжении для обороны полуострова только одну 46 пд, оказалось, конечно, в незавидном положении. Граф Шпонек поэтому запросил у командования армии разрешения на оставление Керченского полуострова, имея в виду запереть выходы из него у Парпачского перешейка. Но командование армии не разделяло его мнения. Если бы противнику удалось укрепиться в районе Керчи, то на полуострове возник бы еще один участок фронта, и обстановка для армии, пока не был еще взят Севастополь, стала бы чрезвычайно опасной. Поэтому командование армии приказало 42 ак, используя слабость только что высадившегося противника, сбросить его в море.

Для того чтобы целиком высвободить для выполнения этой задачи 46 пд, командование армии направило в район Феодосии стоявшую под Симферополем 4 румынскую горную бригаду и обеспечивавшую охранение восточного побережья Крыма 8 румынскую кавалерийскую бригаду с задачей ликвидации возможных десантов противника на этом критическом участке фронта. Одновременно туда был направлен из-под Геническа и Феодосии последний из полков отводимой из Крыма 73 пд (усиленный 213 пп).

46 пд действительно удалось к 28 декабря ликвидировать плацдармы противника севернее и южнее Керчи, за исключением небольшой полосы земли на северном побережье. Тем не менее граф Шпонек вторично запросил разрешения оставить Керченский полуостров. Командование армии категорически возражало против этого, так как мы по-прежнему придерживались мнения, что после оставления Керченского полуострова сложится такая обстановка, справиться с которой нашей армии будет не по силам.

Тем временем 54 ак 28 декабря перешел в последнее наступление под Севастополем.

Противник же готовился к нанесению нового удара. 29 декабря мы получили донесение из Феодосии, что ночью противник там высадил десант под прикрытием значительных сил флота. Незначительные силы наших войск, стоявшие под Феодосией (один саперный батальон, противотанковая истребительная артиллерия и несколько береговых батарей; румыны прибыли в Феодосию только в течение первой половины дня), не в состоянии были помешать высадке. Телефонная связь со штабом 42 корпуса, находившимся примерно в центре полуострова, была прервана. В 10 часов от него была получена радиограмма о том, что граф Шпонек ввиду высадки противником десанта у Феодосии приказал немедленно оставить Керченский полуостров. Приказ командования армии, запрещавший этот отход, уже не был принят радиостанцией штаба корпуса. Хотя и можно было согласиться с опасением штаба корпуса, который боялся оказаться отрезанным с 46 пд на Керченском полуострове высадившимся десантом противника, мы все же считали, что чересчур поспешный отход ни в коей мере не может способствовать улучшению обстановки. Если в этот момент противник сможет активизировать остатки своих сил у Керчи, он сразу же начнет преследовать 46 пд. Эта дивизия оказалась бы на Парпачском перешейке между двух огней. Одновременно с приказом, запрещавшим оставлять Керченский полуостров (этот приказ, как было сказано выше, уже не смог быть принят штабом 42 ак), командование армии отдало приказ румынскому горному корпусу силами названных выше двух бригад и находившегося на подходе румынского моторизованного полка немедленно сбросить в море высадившийся у Феодосии десант противника. Мы, правда, не питали иллюзий относительно наступательного духа румынских соединений. Но противник не мог еще располагать у Феодосии крупными силами на суше. Решительными действиями можно было использовать эту его слабость. Мы имели основания надеяться, что румынам, по меньшей мере, удастся удержать противника в пределах небольшого плацдарма у Феодосии, пока не подойдут немецкие войска.

Но и этой надежде не суждено было сбыться. Наступление румынского горного корпуса на Феодосию не только не имело успеха, но более того, румыны отступили перед немногими советскими танками, отойдя от рубежа восточнее города Старый Крым.

46 пд форсированным маршем вышла на Парпачский перешеек. Но при этом ей пришлось оставить на обледенелых дорогах большинство своих орудий. К тому же ее личный состав был совершенно изнурен тяготами этого отступления. Вслед за 46 пд противник сразу же смог начать преследование с оставшихся за ним небольших плацдармов. Керченский пролив замерз, что позволило противнику быстро подтянуть новые силы.

Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и быстро стал бы преследовать 46 пд от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка, безнадежная не только для этого вновь возникшего участка Восточного фронта 11 армии. Решалась бы судьба всей 11 армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армии. Отозванные от Севастополя войска – 170 пд, а после прекращения наступления с севера и 132 пд – могли прибыть в район западнее или северо-западнее Феодосии не раньше чем через 14 дней.

Но противник не сумел использовать благоприятный момент. Либо командование противника не поняло своих преимуществ в этой обстановке, либо оно не решилось немедленно их использовать. Из захваченных нами оперативных карт было видно, что высадившаяся у Феодосии 44 армия имела только одну цель – выйти к 4 января в район западнее и северо-западнее города Старый Крым имевшимися к этому времени в ее распоряжении шестью дивизиями, чтобы затем занять оборону на достигнутом рубеже. По-видимому, даже имея тройное превосходство в силах, противник не решался на смелую глубокую операцию, которая могла бы привести к разгрому 11 армии. Очевидно, он хотел накопить сперва еще больше сил.

Но противник не достиг в действительности даже упомянутого выше рубежа западнее города Старый Крым.

Наступавшая через Керчь 51 армия преследовала 46 пд очень нерешительно. Высадившаяся же у Феодосии 44 армия сначала предпринимала в решающем западном и северо-западном направлении только осторожные вылазки. К нашему удивлению, она направила свои главные силы не в этом направлении, а на восток, навстречу 51 армии. Противник явно видел перед собой только свою тактическую цель – уничтожение наших сил на Керченском полуострове – и совершенно упустил из виду оперативную цель – пересечение основной жизненной артерии 11 армии.

Таким образом, нам удалось создать из измотанной 46 пд, прибывшего тем временем усиленного 213 пп и румынских частей очень, правда, непрочный фронт прикрытия на рубеже северные отроги Яйлы у Старого Крыма – побережье Сиваша западнее Ак-Монай. На укрепление румынских частей были посланы все офицеры, унтер-офицеры и солдаты (в том числе из состава штаба армии), которых можно было высвободить, они же должны были обеспечить правильное использование тяжелого оружия румынами.

Оставление Керченского полуострова повлекло за собой меры Главного командования, которые не были оправданы и которые в интересах наших храбрых солдат должны быть здесь рассмотрены.

Тогдашний главнокомандующий группой армий «Юг», генерал-фельдмаршал фон Рейхенау, прежде всего запретил представлять к каким бы то ни было наградам личный состав 46 пд. Эта мера явилась, по-видимому, следствием категорического приказа Гитлера, который, принимая в декабре 1941 г. командование над сухопутными силами, запретил им отступать назад хоть на один шаг независимо от обстановки. И все же в отношении этой дивизии такая мера не была оправдана. Она получила приказ на отход от штаба корпуса и обязана была его выполнить. К сожалению, только после последовавшей вскоре смерти генерал-фельдмаршала фон Рейхенау мне все же удалось добиться от его преемника, генерал-фельдмаршала фон Бока, отмены этого решения, являвшегося несправедливостью по отношению к такому храброму соединению. Командир дивизии, генерал-лейтенант Гимер, к сожалению, вскоре погиб в оборонительных боях на Парпачском перешейке.

Дело графа Шпонека показывает, насколько трагична бывает для военачальника коллизия между обязанностью выполнять приказ и своим собственным мнением об оперативной необходимости. Он знает, что, не подчиняясь приказу, он рискует головой, и, тем не менее, он может оказаться перед необходимостью действовать вопреки приказу. Такая коллизия во всей ее остроте возможна только для солдата.

Получив донесение о том, что, вопреки неоднократным приказам командующего армией, запрещавшим отход с Керченского полуострова, командир корпуса все же приказал своим войскам отойти, я отстранил графа Шпонека от командования. Я сделал это не потому, что он поступил самовольно. Я сам достаточно часто вынужден был действовать вразрез с оперативными указаниями Гитлера, чтобы понимать, что и подчиненные мне командиры в случае необходимости имеют право поступать по своему усмотрению. Я отстранил Шпонека от командования, потому что не был уверен, что он способен был в то время справиться с критической обстановкой, сложившейся на Керченском полуострове. В тяжелых боях за Днепр ему в свое время пришлось вынести тягчайшее напряжение. На его место я назначил отлично проявившего себя командира 72 пд, генерала Маттенклотта.

Граф Шпонек, конечно, пожелал оправдать свой образ действий в ходе судебного разбирательства судом военного трибунала. Такой процесс и был назначен Гитлером, для чего Шпонек был вызван в ставку фюрера. Процесс проходил в ставке фюрера под председательством Геринга в дни, когда обстановка в Крыму была наиболее острой. После краткого судебного разбирательства был вынесен смертный приговор, замененный, однако, Гитлером заточением в крепость. Штабу армии не была сообщена дата судебного разбирательства, так же как и мне не была предоставлена возможность дать свою оценку поступку графа Шпонека.

Чтобы объективно оценить этот случай, необходимо сказать следующее.

В качестве обстоятельства, смягчающего вину графа Шпонека, обязательно следовало признать, что он очутился в чрезвычайно затруднительном положении. Хотя командование армии и запретило оставлять Керченский полуостров, все же советский десант у Феодосии создал новую обстановку. Нельзя не признать логичной мысль, что теперь главная задача свелась к тому, чтобы сохранить боевую мощь 46 пд путем ее быстрого отвода к Парпачскому перешейку. Несомненно, этой мыслью граф Шпонек и руководствовался.

Нельзя было все же одобрить того, что штаб 42 ак своей радиограммой об уже отданном приказе на отход поставил командование армии перед совершившимся фактом, а также, что он, свернув свою рацию, сделал невозможным всякое вмешательство со стороны командования армии, направленное на отмену такого решения. Кроме того, нужно сказать, что такой чересчур поспешный отход 46 пд никак не мог способствовать сохранению ее боеспособности. Если уж оставлять Керченский полуостров, то нужно было приложить все усилия к тому, чтобы дивизия достигла Парпачского перешейка в боеспособном состоянии. Если бы противник под Феодосией действовал правильно, то дивизия в том состоянии, в каком она добралась до Парпача, едва ли смогла бы пробиться на запад.

Как бы то ни было, военно-полевой суд, состоявший из опытных фронтовых командиров, не вынес бы такого приговора, какой вынес суд под председательством Геринга. В качестве обстоятельства, смягчающего вину графа Шпонека, необходимо было принять во внимание, что он, попав в чрезвычайно сложную обстановку, был глубоко убежден, что иначе поступить нельзя. Кроме того, то, что он отличился на посту командира 22 пд под Роттердамом и при форсировании Днепра под Бериславом, должно было бы исключить возможность подобного приговора.

Как только я узнал о приговоре, я в рапорте на имя командующего группой армий вступился за графа Шпонека и потребовал, чтобы, прежде всего еще раз выслушали меня. Генерал-фельдмаршал фон Бок полностью поддержал мою позицию. Однако мы получили только ответ Кейтеля, в совершенно неоправданно резкой форме отклонявший нашу точку зрения. Все же Гитлер, как сказано выше, изменил приговор. Последующие годы генералу графу Шпонеку пришлось провести в крепости Гермерсгейм. Мои неоднократные попытки добиться его полной реабилитации остались безуспешными. Потом он подло был расстрелян по приказу Гиммлера после 20 июля 1944г., но об этом факте стало известно только после конца войны. Все мы, кто его знал, будем с уважением хранить память о нем, как о честном солдате и о командире, исполненном высокого чувства ответственности.

Но вернемся к положению 11 армии. В первые дни января 1942 г. для войск противника, высадившихся у Феодосии и подходивших со стороны Керчи, фактически был открыт путь к жизненной артерии 11 армии, железной дороге Джанкой – Симферополь. Слабый фронт охранения, который нам удалось создать, не мог бы устоять под натиском крупных сил. 4 января стало известно, что у противника в районе Феодосии уже было 6 дивизий. До тех пор, пока не прибудут дивизии, подтягиваемые из-под Севастополя, судьба 11 армии действительно висела на волоске. Однако противник пытался помешать снятию войск с Севастопольского фронта перейдя теперь со своей стороны в наступление на наши новые и недостаточно укрепленные позиции.

В эти дни нас морально особенно угнетало то, что в госпиталях Симферополя лежало 10000 раненых, которых мы не могли эвакуировать. В Феодосии большевики убили наших раненых, находившихся там в госпиталях, часть же из них, лежавших в гипсе, они вытащили на берег моря, облили водой и заморозили на ледяном ветру. Что произошло бы, если бы был прорван слабый фронт нашего охранения западнее Феодосии и противник добрался до Симферополя?

И вообще все как будто вступило в заговор против нас. Сильный мороз на аэродромах в районе Симферополя и Евпатории, с которых должны были подниматься наши бомбардировщики, часто препятствовал старту самолетов для налетов на места выгрузки противника в Феодосии. Мы уже раньше говорили о том, что противник имел возможность переправляться через Керченский пролив по льду. С другой стороны, соединения бомбардировочной авиации, базирующиеся на район Херсона и Николаева, также не могли подниматься в воздух из-за неблагоприятной погоды в этом районе.

Из-за затруднений с подвозом в прошедшие недели не оказалось возможным обеспечить для лошадей, кроме овса, также и грубые корма. Этот недостаток привел к тому, что конский состав частей, стоявших на южном берегу под Севастополем, где не было грубых кормов, был сильно истощен и среди него был большой падёж. Например, вся артиллерия на конной тяге 170 пд смогла преодолеть горы между Алуштой и Симферополем только без орудий. Орудия же пришлось перевезти автотранспортом.

В этой связи я хотел бы сделать одно замечание по другому поводу. Несмотря на все изложенные выше трудности со снабжением, армия прилагала все усилия – вплоть до снижения довольствия своих войск – для того, чтобы, хотя как-нибудь обеспечить пищей многочисленных пленных, которых нельзя было отправить в тыл из-за недостатка транспорта. В результате среднегодовая смертность среди них не достигала и двух процентов, цифра, которая представляется очень низкой, если учесть, что значительная часть пленных попадала в наши руки тяжело раненными или в совершенно изможденном состоянии. Доказательством того, что мы хорошо обращались с пленными, было их собственное поведение во время высадки советского десанта под Феодосией. Там находился лагерь с 8000 пленных, охрана которого бежала. Однако эти 8000 человек отнюдь не бросились в объятия своим «освободителям», а, наоборот, отправились маршем без охраны в направлении на Симферополь, то есть к нам.

Сверх этого армия предпринимала все от нее зависящее, чтобы помочь гражданскому населению. Оно переносило тяжелые лишения, так как Советы перед уходом из Крыма с помощью специально для этой цели созданных «истребительных батальонов», представлявших собой часть умело организованных партизанских отрядов, не только разрушили почти все фабрики, мельницы и т. д., но также уничтожили большинство наличных складов продовольствия. Надо учесть, что Крым всегда ввозил продовольствие из других областей. Начальник тыла армии полковник Гаук и прекрасно справлявшийся со своими обязанностями интендант армии Рабус, несмотря на все трудности со снабжением, также достойным образом поработали над разрешением этой проблемы.

Успех этой помощи, а также уважение религиозных обычаев татар с нашей стороны привели к тому, что большинство татарского населения Крыма было настроено весьма дружественно по отношению к нам. Нам удалось даже сформировать из татар вооруженные роты самообороны, задача которых заключалась в охране своих селений от нападений скрывавшихся в горах Яйлы партизан. Причина того, что в Крыму с самого начала развернулось мощное партизанское движение, доставлявшее нам немало хлопот, заключалась в том, что среди населения Крыма, помимо татар и других мелких национальных групп, было все же много русских. Часть из них была поселена в Крыму только при большевистском режиме. Из них, а также из многочисленных военнослужащих рассеянных в первых боях частей и рекрутировались преимущественно партизаны.

Партизанское движение в Крыму готовилось заранее. В недоступных горах Яйлы партизаны имели убежища и подготовленные склады продовольствия и боеприпасов, к которым трудно было подступиться. Базируясь на них, они пытались блокировать немногочисленные дороги. Как раз во время освещаемых здесь событий, когда обстановка была очень напряженной и даже все румынские горные войска были брошены на фронт, партизаны представляли собой серьезную угрозу. Временами движение по дорогам было возможно только с конвоем. Вообще же партизаны, как и всюду на востоке, вели боевые действия с чрезвычайным вероломством и жестокостью. Они не уважали никаких норм международного права. Для защиты своих войск, а также и мирного населения нам не оставалось ничего другого, как поступать с каждым пойманным партизаном по законам военного времени. Какую опасность они собой представляли и как хорошо была подготовлена их организация, проявилось особенно ярко в критические дни начала января.

Когда никто еще не мог предвидеть, удастся ли вообще справиться со смертельной опасностью для 11 армии, возникшей в результате десантных операций у Керчи и Феодосии, русские нанесли новый удар.

5 января последовала новая высадка русских войск под прикрытием флота в порту Евпатории. Одновременно в городе вспыхнуло восстание, в котором участвовала часть населения, а также просочившиеся, по-видимому, извне партизаны. Незначительные силы охранения, выделенные для обороны города и порта, не смогли помешать высадке и подавить восстание. Румынский артиллерийский полк, предназначенный для береговой обороны, оставил свои позиции. Если бы не удалось немедленно ликвидировать этот новый очаг пожара, если бы русские смогли высадить здесь новые войска, перебросив их из недалеко расположенного Севастополя, то за последствия никто не мог бы поручиться.

Хотя обстановка на феодосийском участке была очень серьезной, командование армии вынуждено было все-таки решиться на то, чтобы повернуть первый же направлявшийся туда на автомашинах с южного фронта из-под Севастополя полк (105 пп) и послать его в Евпаторию с задачей возможно скорее уничтожить высадившиеся здесь войска и поддерживающие их вооруженные элементы из населения. Находившиеся в распоряжении командования армии разведывательный батальон 22 пд, несколько батарей и 70 саперный батальон уже ранее были направлены в Евпаторию.

Посланным в Евпаторию частям, находившимся сначала под командованием полковника фон Гейгля, а затем полковника Мюллера (командира 105 пп), удалось в тяжелых уличных боях одержать верх над противником. Особенно упорное сопротивление оказывали повстанцы и партизаны, засевшие в большом здании. Не оставалось, наконец, ничего другого, как подорвать это здание с помощью штурмовых групп саперов. В боях в Евпатории наряду со многими храбрыми солдатами пал смертью героя и командир 22 разведывательного батальона, подполковник фон Боддин, один из храбрейших наших офицеров и горячо любимый солдатами командир. Он был застрелен в спину партизанами, находившимися в засаде.

7 января бой в Евпатории был окончен. Высадившиеся войска русских были частично уничтожены, частично взяты в плен. Было убито около 1200 вооруженных партизан.

Между тем наш слабый фронт под Феодосией каким-то чудом держался. Однако подходившие из-под Севастополя две дивизии могли вступить в дело не раньше чем через неделю. Кроме того, командование армии перебросило с южного фронта из-под Севастополя 30 ак для нанесения контрудара на Феодосию. Под Севастополем в это время без такого контрудара, на крайний случай, можно было обойтись. Командование корпусом вместо тяжело заболевшего желтухой генерала фон Зальмута принял генерал Фреттер-Пико.

Противник тем временем высадил в Феодосии новые войска, а также подтягивал свежие силы через Керчь. Одновременно на Севастопольском фронте, где фронт окружения держали теперь только 4 немецкие дивизии и 1 румынская горная бригада, обстановка стала весьма напряженной вследствие контратак противника из крепости.

Наконец, 15 января все было готово для нанесения контрудара на Феодосию силами 30 и 42 ак. Нелегко было все же решиться на это наступление. Оно должно было вестись тремя с половиной немецкими дивизиями и одной румынской горной бригадой против противника, силы которого возросли теперь до восьми дивизий и двух бригад. В то время как противник располагал танками, хотя и в ограниченном количестве, у нас не было ни одного. Поддержка авиации стояла под вопросом из-за нелетной погоды. Тем не менее, необходимо было решиться на наступление.

Благодаря храбрости войск, среди которых наряду с 105 пп особенно отличился 213 пп со своим испытанным командиром полковником Гицфельдом, наступление имело успех. Полк отличился в свое время уже при штурме «Татарского рва» и при взятии Керчи. К 18 января Феодосия была в наших руках. Противник потерял 6700 человек убитыми, 10000 пленными, 177 орудий и 85 танков. Авиация, как мы теперь увидели, несмотря на неблагоприятную погоду, неплохо поработала в феодосийском порту и потопила несколько транспортов.

Новый небольшой десант, высаженный в эти дни противником в Судаке, западнее Феодосии, также был ликвидирован.

После успеха у Феодосии, естественно, встал вопрос, окажется ли возможным немедленно использовать этот успех с целью окончательного освобождения Керченского полуострова от советских армий. Хотя это и было весьма желательно, командование армии после зрелого размышления все же должно было прийти к выводу, что достижение указанной цели имевшимися в то время силами невозможно, тем более что обещанный армии танковый батальон, а также две бомбардировочные эскадры потребовалось передать группе армий «Юг». Эти силы как раз особенно были бы нужны для выполнения данной задачи.

Таким образом, командование армии оказалось вынужденным отказаться от полного использования успеха и ограничиться тем, чтобы отбросить противника к Парпачскому перешейку. Здесь армия могла отсечь Керченский полуостров в его самом узком месте между Черным и Азовским морями. Конечно, не робость руководила нами, когда мы решили, таким образом, ограничить свою цель. Мы понимали, что после всего того, что нам пришлось потребовать от войск, новые несоразмерные требования могли бы привести к тягчайшим неудачам.

Несмотря на то, что, возвратив себе Феодосию и перекрыв Керченский полуостров на Парпачском перешейке, 11 армия избежала угрожавшей ей смертельной опасности, мы все же не тешили себя иллюзией, что противник оставит нас теперь в покое. На всем протяжении Восточного фронта он в это время пытался ликвидировать последствия своих летних поражений и захватить инициативу в свои руки. Почему же именно в Крыму ему не попытаться сделать то же? Тем более что господство на море предоставляло ему здесь особые преимущества. Ведь успех на этом участке имел бы большое политическое значение, так как он оказал бы влияние на позицию Турции, и большое военно-экономическое значение, так как захват военно-воздушных баз в Крыму для налетов на румынские нефтяные районы имел бы решающее влияние на всю обстановку на Восточном фронте! Наконец, в пропаганде противника наступление в Крыму так тесно связывалось с именем Сталина, что отказ от него казался маловероятным.

Мы установили, что противник подтягивает новые силы на Керченский полуостров. Располагая «Керченской ледовой дорогой», он не особенно пострадал от потери феодосийского порта. Воздушная разведка постоянно обнаруживала большие скопления сил противника в портах Черноморского побережья, а также на аэродромах Северного Кавказа. Уже 29 января данные разведки говорили о том, что противник все еще, или, вернее, снова располагает на парпачском участке 9 дивизиями, двумя стрелковыми бригадами и двумя танковыми бригадами. И на севастопольском участке активность противника, особенно активность его артиллерии, снова возросла. Мы уже вынуждены были выжидать и на обоих участках приготовить все для горячего приема противника, на случай если он перейдет в наступление.

Хотя ОКХ и понимало затруднительность нашего положения, оно пока не могло ничем нам помочь, ввиду занятости всех сил на остальных участках Восточного фронта. Маршал Антонеску зато предоставил нам еще две румынские пехотные дивизии. Из них 10 пд была использована для охранения западного берега Крыма, в особенности порта Евпатория. 18 пд мы поставили на северном фланге парпачского участка. Мы рассчитывали, что, упираясь флангом в Азовское море, она сможет удержать свою позицию, тем более что болотистая местность перед ее фронтом делала мало вероятным использование противником крупных сил.

После нескольких внешне спокойных, в действительности же напряженных до крайности недель противник 27 февраля начал, наконец, ожидавшееся нами крупное наступление. На Севастопольском фронте он попытался вырваться на север и на восток сквозь неплотное кольцо окружения 54 ак. Четырем немецким дивизиям и одной румынской горной бригаде он мог уже противопоставить в крепостном районе 7 стрелковых дивизий, 3 бригады и 1 кавалерийскую дивизию без лошадей. Артиллерия этих дивизий дополнялась крепостной артиллерией, частично расположенной в бронированных башнях. Атаки противника, предпринятые главным образом в полосах Нижнесаксонской 22 пд и Саксонской 24 пд, были отбиты в упорных боях благодаря прекрасным действиям наших войск и эффективному огню артиллерии.

На парпачском участке противник предпринял наступление против стоявших там 30 ак (170 и 132 пд) и 42 ак (46 пд и 18 румынская пд) силами 7 стрелковых дивизий, 2 бригад и нескольких танковых батальонов. Еще 6 или 7 стрелковых дивизий, 2 танковые бригады и 1 кавалерийская дивизия находились во втором эшелоне и должны были быть введены в бой для использования достигнутого прорыва.

Немецкие дивизии сумели отбить атаки противника, но 18 румынская пд не устояла. При этом мы потеряли и 2 немецких артиллерийских дивизиона, действовавших в ее полосе. Нам не оставалось ничего другого, как бросить в бой наш резерв, 213 пп, и снять с южного фланга этого фронта штаб 170 пд и 105 пп, чтобы ликвидировать прорыв противника на севере. Однако эти части со своим тяжелым вооружением настолько медленно продвигались из-за глубокой грязи, что противнику удалось прорваться на запад до Киета, чем он практически обеспечил себе возможность выйти через Парпачский перешеек на север. Румынская дивизия была выведена из боя.

Тяжелые бои продолжались с неослабевающим напряжением как здесь, так и под Севастополем до 3 марта. Но потом наступила пауза, вызванная утомлением обеих сторон. На парпачском участке все же удалось преградить путь прорвавшемуся на севере противнику, используя преимущества болотистой местности. Противник был настолько потеснен, что удалось опять создать сплошной фронт, хотя и отклонявшийся на севере дугой далеко на запад.

13 марта противник вновь начал крупное наступление. На этот раз в его первом эшелоне наступали 8 стрелковых дивизий и 2 танковые бригады. Из состава последних в течение первых трех дней наступления удалось подбить 136 танков. Тем не менее, на ряде участков создавалось критическое положение. О том, насколько упорны были бои, свидетельствует тот факт, что полки 46 пд, в полосе которой наносился главный удар, в течение первых трех дней отбили от 10 до 22 атак.

18 марта штаб 42 корпуса вынужден был доложить, что корпус не в состоянии выдержать еще одно крупное наступление противника.

Тем временем за этим фронтом расположилась присланная ОКХ вновь сформированная 22 тд. Учитывая чрезвычайную напряженность обстановки, командование армии приняло решение использовать эту дивизию для контрудара. Цель его заключалась в том, чтобы восстановить проходившую по самому перешейку прежнюю линию фронта и при этом отрезать вклинившиеся в наш фронт на севере 2-3 дивизии противника.

Я с офицерами оперативной группы штаба вновь выехал на передовой КП вблизи угрожаемого парпачского участка, чтобы лично наблюдать за подготовкой к контрудару, проводимой штабом 42 ак.

Предпринятое 20 марта наступление, к которому должны были также присоединиться на флангах 46 и 170 пд, потерпело неудачу. Танковая дивизия в утреннем тумане натолкнулась на советские войска, занявшие исходное положение для наступления. Оказалось, что командование армии совершило ошибку, бросив эту вновь сформированную дивизию в большой бой, не испытав ее заранее и не проведя с ней учений в составе соединения. Хотя на этот раз наступление дивизии не имело успеха, несмотря на то, что ей ставилась ограниченная задача, спустя несколько недель, когда с ней были проведены занятия в условиях, близких к боевым, в составе соединения, она целиком оправдала возложенные на нее надежды. Но что нам оставалось делать в этой крайне напряженной обстановке, как не идти на риск и бросать в бой танковую дивизию? Все же противнику был нанесен моральный удар, и мы сорвали его подготовку к новому крупному наступлению в решающий момент. Теперь же наступление было предпринято им только 26 марта, и оно было отбито 42 ак. Противник на этот раз послал в наступление только 4 дивизии – либо ударная сила остальных его соединений была, по крайней мере, временно, исчерпана, либо ввиду первого случая применения танков с нашей стороны он предпочел довольствоваться ограниченной задачей.

Между тем, когда 22 тд была отведена в тыл на пополнение, за нашим фронтом появились первые части вновь прибывшей 28 лпд{38}.

Теперь мы спокойно могли ожидать наступления противника.

Оно было предпринято – как последняя попытка противника возвратить себе Крым – 9 апреля силами 6-8 пехотных дивизий при поддержке 160 танков. К 11 апреля оно было отбито с тяжелыми потерями для противника.

Ударная сила противника была теперь окончательно исчерпана. Храбрые дивизии, вынесшие это оборонительное сражение, несмотря на нечеловеческое напряжение сил, могли теперь отдохнуть, хотя и не было возможности отвести их с передовой. Что же касается командования армии, то оно приступило после тяжелой, принесшей много кризисов зимы к своей очередной задаче, к подготовке наступления с целью окончательного изгнания советских войск из Крыма.

Еще во время передышки между предпоследним и последним оборонительными сражениями в Крым прибыл глава румынского государства Антонеску; вместе со мной он побывал в румынских дивизиях и на Севастопольском фронте. Как военачальник он произвел на меня прекрасное впечатление, особенно своей манерой держаться. Высшие румынские офицеры, казалось, боялись его, как самого Господа Бога. Для меня особенно ценно было то, что он обещал нам еще 2 румынские дивизии, тем более что ОКХ не могло нам предоставить других сил для предполагаемого наступления, кроме уже прибывших 22 тд и 28 лпд.

По замыслу ОКХ, окончательное изгнание советских войск из Крыма, включая Севастополь, должно было составить начало планируемого Главным командованием крупного наступления на южном отрезке Восточного фронта.

Было ясно, что ближайшей целью 11 армии являлось уничтожение сил противника на Керченском полуострове, прежде всего потому, что нельзя было предсказать, сколько времени потребуется на наступление с целью взятия Севастополя но главное ввиду того, что Керченский фронт, куда противник легче всего мог подбрасывать новые силы, по-прежнему оставался основной угрозой для 11 армии. Здесь противнику нельзя было давать времени оправиться от своих потерь понесенных в неудавшихся наступлениях. Севастополь должен был быть отодвинут на второй план до уничтожения противника на Керченском полуострове.

Соотношение сил в Крыму, однако, не давало особенных причин для оптимизма в отношении выполнения обеих больших задач.

Под командованием созданного, по-видимому, вновь штаба Крымского фронта, расположенного, по нашим данным в Керчи, в Крыму находились 3 армии противника.

Крепость Севастополь по-прежнему обороняла Приморская армия, которая на февраль состояла, по нашим данным, из 7 стрелковых дивизий, 1 стрелковой бригады, 2 бригад морской пехоты и 1 кавалерийской дивизии (спешенной). Против этих сил мы могли оставить во время планируемого наступления на Керченском полуострове только 54 ак, державший северный и восточный участки перед крепостью, а также вновь прибывшую румынскую 19 пд. Она должна была высвободить для Керченского фронта немецкую 50 пд. На южном участке под Севастополем оставалась только 72 пд.

Румынский горный корпус должен был обеспечивать 4 горной бригадой весь южный берег Крыма против возможных внезапных нападений противника. Для того чтобы провести предполагаемое наступление на Керчь возможно большими силами, командованию армии вновь пришлось оголить остальные участки.

На Керченском фронте противник по-прежнему держал свои 44 и 51 армии. Их общий состав равнялся к концу апреля 17 стрелковым дивизиям, 3 стрелковым бригадам, кавалерийским дивизиям и 4 танковым бригадам, то есть в целом 26 крупным соединениям.

Этим силам командование армии могло противопоставить не более 5 немецких пехотных дивизий (в том числе перебрасываемую из-под Севастополя 50 пд) и 1 танковой дивизии (22 тд). К ним прибавлялись еще входившие в состав вновь прибывшего румынского 7 ак 19 румынская дивизия и 8 румынская кавалерийская бригада, а также переброшенная с западного побережья 10 румынская дивизия. Так как румынские соединения только условно были пригодны для наступательных действий, соотношение сил в планируемой операции, закодированной под названием «Охота на дроф», фактически было еще хуже. К тому же наступление на Парпачском перешейке должно было вестись только фронтально. Оба моря исключали всякую возможность флангового маневра. Кроме того, противник создал глубоко эшелонированную оборону. Как можно было в этих условиях и при соотношении сил 2:1 в пользу противника добиться уничтожения двух его армий?

Ясно было, что, оттеснив противника только фронтально или даже просто осуществив прорыв, мы не могли добиться цели. Если бы противнику удалось, после того как он оставит парпачскую позицию, снова где-либо занять оборону, наше наступление захлебнулось бы. По мере того как Керченский полуостров расширялся на восток, противник все лучше мог бы использовать свое численное превосходство. Наших 6 немецких дивизий было бы достаточно для наступления на 18-километровом перешейке у Парпача, где противник не мог одновременно ввести в бой все свои силы. Но как бы развивалась операция, если бы нам пришлось вести бой дальше на восток на фронте в 40 км, где противник мог бы полностью использовать свое численное превосходство? Задача, следовательно, заключалась не только в том, чтобы прорвать фронт противника на перешейке и чтобы затем продвигаться дальше вглубь, но, прежде всего в том, чтобы уже в ходе прорыва уничтожить главные силы противника или, по крайней мере, большую их часть. В этом отношении сам противник предоставил нам благоприятные условия. На южном участке своего фронта – между Черным морем и с. Кой-Ассаном – он в основном по-прежнему занимал свой старый, хорошо оборудованный парпачский рубеж, так как все его атаки на этом участке были отбиты. На северном же участке его фронт отклонялся большой дугой на запад до Киета, выходя далеко вперед за этот рубеж. Этот фронт образовался в то время, когда противник сбил с позиций 18 румынскую дивизию.

Группировка сил противника свидетельствовала о том, что советское командование считается с возможностью попыток с нашей стороны отрезать войска, расположенные на этой дуге. Наша разведка показала, что противник сосредоточил две трети своих сил на северном участке (часть из них на самой оборонительной позиции, часть же позади нее в качестве резерва). На южном» участке оборону занимали только 3 дивизии и еще 2-3 дивизии составляли резерв. Не будет ошибкой предположить, что такое распределение сил противника было обусловлено не удавшимся в свое время наступлением 22 тд, имевшим задачу перерезать изгиб фронта противника в районе Кой-Ассана.

Эта обстановка и явилась основой, на которой штаб армии разработал план операции «Охота на дроф». Замысел заключался в том, чтобы нанести решающий удар не непосредственно по выдающейся вперед дуге фронта противника, а на южном участке, вдоль побережья Черного моря, то есть в том месте, где противник, по-видимому, меньше всего его ожидал.

Эта задача возлагалась на 30 ак, в составе 28 лпд, 132 и 50 пд, а также на 22 тд.

170 пд, которая вначале должна была оставаться на центральном участке с целью введения противника в заблуждение, впоследствии должна была продвигаться вслед за наступающими на южном участке войсками.

Корпус должен был прорвать позицию на Парпачском перешейке, имея в первом эшелоне все 3 пехотные дивизии. Его ближайшая задача заключалась в том, чтобы захватить плацдарм по ту сторону противотанкового рва и этим обеспечить 22 тд возможность преодолеть ров. Затем он должен был повернуть на северо-восток и позже на север, чтобы ударить во фланг и в тыл основным силам противника, занимавшим оборону на северном участке, а также находившимся там в резерве, и окружить их у северного побережья полуострова во взаимодействии с 42 ак и румынским 7 ак.

Прикрытие образующегося при этом маневре открытого восточного фланга корпуса против возможного удара противника со стороны Керчи возлагалось на моторизованное соединение – бригаду Гроддека, составленную из немецких и румынских моторизованных частей. Бригада должна была обеспечить выполнение этой своей задачи путем наступательных действий, быстро продвигаясь в направлении на Керчь, чтобы одновременно отрезать путь отхода на тыловые позиции отступающим частям противника.

Для того чтобы облегчить себе трудную задачу прорыва парпачского рубежа, командование армии, возможно, впервые приняло решение провести морскую десантную операцию с помощью штурмовых лодок. Было решено перебросить на рассвете по морю на штурмовых лодках из Феодосии один батальон пехоты в тыл парпачского рубежа. Решительное наступление корпуса должно было быть поддержано, кроме больших сил артиллерии, также и 8 авиационным корпусом в полном составе. 8 авиационный корпус, которым располагало командование для поддержки операций сухопутных войск, имел в своем составе также большие силы зенитной артиллерии. Он был самым мощным соединением военно-воздушных сил, обладающим большой ударной силой. Его командир барон фон Рихтгофен, можно с уверенностью сказать, был лучшим из авиационных командиров во второй мировой войне. Он не только предъявлял очень большие требования к подчиненным ему соединениям, но и лично наблюдал за их каждой важной операцией в воздухе. Его всегда можно было встретить в передовых соединениях сухопутной армии на фронте, где он лично изучал возможности поддержки сухопутных операций. Наше взаимодействие с ним как в 11 армии, так и позже в группе армий «Дон» и «Юг» всегда было прекрасным. Я вспоминаю о его личных успехах и успехах его авиационного корпуса с большим восхищением и благодарностью. Приятно было работать также и с его начальником штаба полковником Кристом.

На остальных участках фронта 42 ак и румынский 7 ак должны были вначале произвести демонстрацию наступления, чтобы сковать силы противника. Сразу же после прорыва парпачского рубежа на юге и эти корпуса должны были перейти в наступление.

Успех операции зависел от двух предварительных условий. Во-первых, от того, удастся ли нам держать противника в заблуждении относительно направления главного удара, а именно, что он наносится якобы на северном участке, до тех пор пока для противника не будет упущена возможность выйти из окружения или перебросить свои резервы на южный участок. Во-вторых, от того, с какой скоростью будет проходить наступление на север 30 ак, а в особенности 22 тд.

Первая предпосылка была обеспечена обширной системой мероприятий, направленных на введение противника в заблуждение. Помимо демонстрации подготовки к наступлению путем ведения ложных радиопереговоров, предусматривалась в первую очередь ложная артиллерийская подготовка на северном и центральном участках, а также передвижение войск на этих же участках. По-видимому, эти мероприятия имели полный успех, так как основные резервы противника находились позади его северного фланга до тех пор, пока не стало поздно. Что же касается темпа проведения операции 30 ак, то временами казалось, что «бог погоды» опять собирается встать на сторону противника.

Буквально накануне начала наступления нам пришлось расстаться с нашим испытанным начальником штаба генералом Велером, который был для меня таким ценным помощником в тяжелые дни зимы и который принимал ведущее участие в подготовке операции «Охота на дроф». Нам особенно было тяжело расставаться потому, что мы наконец-то опять получили возможность снова взять инициативу в свои руки. Но Велер был назначен начальником штаба группы армий «Центр», и я, конечно, не мог как-либо препятствовать его продвижению по службе.

Преемником Велера стал генерал Шульц. И он стал для меня верным другом и советчиком. Во время самой тяжелой обстановки в зимнюю кампанию 1944 г., в дни гибели 6 армии, он был для меня особенно ценным помощником. Этот храбрейший человек отличался железными нервами. Он прекрасно понимал нужды войск и всегда оставался одинаково любезным. Еще раньше, будучи командиром дивизии, он за руководство боевыми действиями в очень сложной обстановке был награжден Рыцарским крестом. Позже, командуя уже корпусом на фронте группы армий «Юг», он стоял, как утес во время прибоя.

8 мая армия начала наступление по плану операции «Охота на дроф». 30 ак удалось преодолеть противотанковый ров и прорвать первую позицию противника. Высадка десанта с моря хорошо помогла войскам, наступавшим на фланге, так как застигла противника врасплох. Но все же бой был нелегок. Плацдарм, захваченный по ту сторону противотанкового рва, был недостаточным для того, чтобы обеспечить выдвижение танковой дивизии. Начавшееся позже наступление 42 ак продвигалось также только медленными темпами. Но, тем не менее, мы завязали уже бой с 10 дивизиями противника и разгромили его южный фланг. Резервы же противника, по всем признакам, продолжали оставаться позади его северного фланга.

9 мая мы уже смогли подтянуть 22 тд, и она заняла исходное положение для наступления. Когда же она собиралась повернуть на север, ей пришлось сначала отбить сильную атаку танков противника. Потом начался дождь, продолжавшийся и всю следующую ночь, почти исключавший действия ближних бомбардировщиков и сделавший почти невозможным продвижение танков 10 мая утром. Только во второй половине дня 10 мая погода прояснилась, и продвижение возобновилось. Но все же из-за того, что вся операция зависела от темпов продвижения, эта 24-часовая задержка могла оказаться роковой. Утешало нас то, что бригада Гроддека быстро продвинулась еще до начала дождя, благодаря чему ей удалось сорвать все попытки противника закрепиться на тыловых позициях. По-видимому, противник не ожидал такого смелого прорыва в глубину его тылового района. К сожалению, храбрый полковник Гроддек, на которого было возложено командование бригадой, в ходе этой операции был тяжело ранен и вскоре скончался.

Начиная с 11 мая операция протекала уже без существенных задержек. 22 тд броском вышла на северное побережье. Примерно 8 дивизий противника оказалось в созданном ею котле. Командование армии могло теперь отдать приказ преследовать противника. Преследование проводилось всеми частями, в том-числе румынскими, с максимальным напряжением сил. 16 мая Керчь была взята 170 пд и 213 пп. Но потребовались еще тяжелые местные бои, чтобы уничтожить остатки сил противника, добравшиеся до восточного побережья.

Перед наступлением я опять устроил передовой КП в непосредственной близости к фронту и целыми днями объезжал дивизии и войска на передовой. У солдата это стремительное преследование оставляло неизгладимое впечатление. Все дороги были забиты брошенными машинами, танками и орудиями противника. На каждом шагу навстречу попадались длинные колонны пленных. Незабываемое зрелище открывалось с высоты вблизи города Керчь, где мы встретились с генералом фон Рихтгофеном. Перед нами в лучах сияющего солнца лежало море, Керченский пролив и противоположный берег. Цель, о которой мы так долго мечтали, была достигнута. Перед нами был берег, на котором стояло несметное количество разных машин. Советские катера предпринимали все новые попытки подойти к берегу, чтобы взять на борт хотя бы людей, но наши отгоняли их огнем. Чтобы добиться капитуляции последних остатков сил противника, отчаянно оборонявшихся на берегу, и избежать ненужных жертв со стороны нашей пехоты, огонь всей артиллерии был сосредоточен на этих последних опорных пунктах.

18 мая «Сражение на Керченском полуострове» было закончено. Только небольшие отряды противника под давлением нескольких фанатичных комиссаров еще несколько недель держались в подземных пещерах в скалах вблизи Керчи. По имеющимся данным, мы захватили около 170000 пленных, 1133 орудия и 258 танков. Пять немецких пехотных дивизий и одна танковая дивизия, а также две румынские пехотные дивизии и одна кавалерийская бригада уничтожили две армии, в состав которых входило 26 крупных соединений. Только ничтожное количество войск противника сумело уйти через пролив на Таманский полуостров.

Наши войска еще раз сделали невероятное. Их успех во многом зависел от действий 8 авиационного корпуса. Победоносно была окончена настоящая битва на уничтожение!

11 армии еще предстояла самая трудная задача – взятие крепости Севастополь.

Свои мысли относительно проведения наступления на крепость, так же как и планы керченского наступления, я еще в середине апреля доложил Гитлеру в ставке фюрера. С тех пор как я излагал ему свои мысли относительно проведения наступления на западе в феврале 1940 г., я впервые встречался с ним как командующий крупным войсковым объединением. И при этой встрече у меня создалось впечатление, что он не только очень точно информирован обо всех деталях прошедших боев, но что он также прекрасно понимал докладываемые ему оперативные соображения. Он внимательно прослушал мои объяснения и полностью одобрил намерения командования армии как в отношении проведения наступления на Керчь, так и в отношении наступления на крепость Севастополь. Он отнюдь не делал попыток каким-либо образом воздействовать на наше решение или, как это часто бывало впоследствии, углубляться в бесконечное перечисление цифр, характеризующих наше производство, и т.д.

Один принципиальный вопрос, однако, тогда не обсуждался: оправдана ли, – имея в виду планируемое наступление на Украине, – задержка всей 11 армии на неопределенно долгий срок для наступления на мощную крепость Севастополь? В особенности после того, как благодаря победе на Керченском полуострове угроза для Крыма была ликвидирована. Решать этот вопрос было, бесспорно, делом Главного командования, а не командования армии. Я лично в то время придерживался и сейчас придерживаюсь того мнения, что поставленная тогда 11 армии задача взять Севастополь была правильной. Если бы мы в дальнейшем ограничивались только блокадой крепости, в Крыму все же были бы связаны, помимо румынских войск, по меньшей мере, 3-4 немецкие дивизии, то есть половина 11 армии. Однако, без всякого сомнения можно считать ошибкой, что после того, как Севастополь своевременно был взят, Главное командование сняло 11 армию с южного фланга Восточного фронта, с тем чтобы использовать ее под Ленинградом и для заполнения промежутков на фронте. После взятия Севастополя 11 армию следовало, как и предполагалось вначале, перебросить через Керченский пролив на Кубань, чтобы отрезать путь к отступлению силам противника, отходившим перед группой армий «А» с нижнего Дона к Кавказу. Или, если этого нельзя было бы успеть сделать, ее следовало бы, во всяком случае, держать в резерве позади южного фланга. Сталинградской трагедии тогда, возможно, удалось бы избежать.

Сразу же после завершения боев под Керчью командование армии приступило к перегруппировке сил для наступления на Севастополь. На 42 ак было возложено охранение Керченского полуострова и южного берега. Для выполнения этой задачи в его распоряжении оставалась из немецких войск только 46 пд, а также 7 румынский ак в составе 10 и 19 пд, 4 горной дивизии и 8 кавалерийской бригады. Все остальные силы немедленно были направлены к Севастополю{39}.

Было ясно, что наступление на крепость будет еще более трудным, чем в декабре прошлого года. Ведь противник имел полгода времени для того, чтобы усилить свои укрепления, пополнить свои соединения и подвезти морем в крепость материальные резервы.

Основное, чем была сильна крепость Севастополь, заключалось не в наличии современных крепостных сооружений, хотя и они имелись в некотором количестве. Основными факторами были чрезвычайно трудно доступная местность и то, что эта местность была усилена огромным количеством мелких оборонительных сооружений. Они густой сетью покрывали весь район от долины реки Бельбек до Черного моря. Особенно сильно был укреплен участок местности между долиной реки Бельбек и бухтой Северной, представлявший собой сплошной укрепленный район.

Северный участок фронта проходил южнее реки Бельбек.

Но, правда, противник удерживал и севернее реки большой опорный пункт у села Любимовка и участок севернее его. Сама долина, а также поднимающиеся на юге склоны гор простреливались в продольном направлении батареей 305-мм орудий (в броневых башнях), оборудованной по последнему слову техники (мы называли ее «Максим Горький"). Сами же склоны были покрыты густой сетью укреплений полевого типа, в том числе и бетонных долговременных сооружений, простиравшихся на глубину до 2 км. Далее следовал ряд хорошо укрепленных, большей частью бетонированных опорных пунктов, названных нами „Сталин“, „Волга“, „Сибирь“, „Молотов“, „ГПУ“, „ЧК“. Все они были связаны между собой цепью полевых сооружений. Третья полоса, состоявшая из опорных пунктов „Донец“, „Волга“, „Ленин“, а также из оборудованного как опорный пункт населенного пункта Бар-теньевка, старого Северного форта и береговых батарей на мысе „Батарейном“, являлась последней линией обороны, прикрывавшей подступы к северному крутому берегу бухты Северной. В скалах берега на глубине 30 м были вырублены помещения для складов боепитания и резервов.

Восточный участок фронта начинался примерно в двух километрах восточнее села Бельбек поворотом линии фронта на юг. Стык обоих участков был прикрыт глубоким и крутым Камышлинским ущельем. Далее северный фланг восточного участка проходил через густые заросли кустарника, покрывавшие крутые высоты, являвшиеся отрогами Яйлы. В этих зарослях кустарника было расположено множество мелких долговременных сооружений, в том числе и выбитых в скалах, почти неуязвимых для артиллерии наступающего. Этот проходивший по лесу северный участок заканчивался на крутых высотах южнее и юго-восточнее села Гайтаны.

Дальше на юг леса больше не было, но местность становилась все менее доступной и у берега переходила в скалистые горы.

Южнее реки Черная подступы к южному укрепленному району по обе стороны южнобережной дороги на Севастополь прикрывались рядом крутых вершин, превращенных Советами в мощные опорные пункты. Они известны участникам боев в Крыму под названием «Сахарная голова», «Северный нос», «Гора с часовней» и «Холм с развалинами». Дальше следовало сильно укрепленное село Камары и, наконец, скальный массив северо-восточнее Балаклавской бухты. Здесь противнику удалось удержаться, когда осенью 1941 г. 105 пп смелым броском занял форт Балаклаву. Особенно трудно было прорвать эту полосу укрепленных скал и вершин потому, что с одной горы всегда мог вестись фланкирующий огонь по склонам другой.

Позади этой первой линии обороны на южном участке севернее дороги поднимался массив Федюхиных высот; эта линия продолжалась далее на юг до прибрежных гор такими опорными пунктами, как «Орлиная высота» и укрепленная деревня Кадыковка. Все они образовывали, если можно так выразиться, полосу обеспечения самой мощной позиции противника на Сапунре. Это – круто обрывающаяся на восток гряда высот, которая, начинаясь от скал у Инкермана, господствует над долиной реки Черная, заходя на юг дальше села Гайтаны. Затем эта горная гряда поворачивает на юг, как бы перекрывая дорогу на Севастополь. С берегом она смыкается через высоту «Ветряная мельница», которая представляет собой западную оконечность прибрежных гор. Из-за крутых склонов и хороших условий для ведения фланкирующего огня эта позиция была почти неуязвима для пехоты. С расположенных на ней артиллерийских НП на большое расстояние просматривается весь район крепости. Между прочим, во время Крымской войны западные державы удерживали рубеж Сапунры во время своего наступления для прикрытия тыла против бездействовавшей русской армии, задача которой заключалась в деблокировании Севастополя.

Но даже после взятия этих командных высот наступающему еще не открывался свободный путь. У берега был расположен ряд береговых батарей, в том числе современная батарея башенных орудий «Максим Горький II». Дальше большим полукругом проходила сплошная позиция, начинавшаяся от Инкермана на берегу бухты Северной и заканчивавшаяся западнее города у бухты Стрелецкой. Она состояла из противотанкового рва, проволочных заграждений и многочисленных долговременных сооружений. В нее входило также превращенное в укрепленную артиллерийскую огневую позицию старое английское кладбище времен Крымской войны, расположенное юго-восточнее города.

Далее последняя линия укреплений проходила вдоль самой окраины города, а полуостров Херсонес также был прикрыт с востока рядом пересекавших его позиций. Если русские издавна были известны своим умением оборудовать и маскировать полевые укрепления, то под Севастополем местность, кроме того, предоставляла им прекрасные возможности для устройства фланкирующих огневых точек. Кроме того, скалистый грунт позволял отрывать такие узкие укрытия для минометов и другого тяжелого оружия, а также и для орудий, что они практически могли быть уничтожены только прямым попаданием. Как и всегда у Советов, минные поля были созданы не только перед различными оборонительными рубежами, но и в глубине обороны.

Оценивая возможности проведения наступления на этот укрепленный район, командование армии пришло в основном к тем же выводам, что и в прошлом году. Центральный участок фронта для решительного наступления не годился. Бой в лесистой местности потребовал бы слишком много жертв, потому что здесь действия артиллерии и авиации, которые были главным козырем в наших руках, никогда не могли бы стать достаточно эффективными. Оставалось только вести наступление с севера и северо-востока, а также в южной части восточного участка. При этом главный удар – по крайней мере, на первом этапе – должен был наноситься с севера. Если позиции в северной части укрепленного района, севернее бухты Северной, и были явно мощнее и многочисленнее, чем на Юге, то местность здесь, наоборот, была гораздо доступнее. И, что главное, эффективные действия артиллерии и авиации на севере были возможны в гораздо больших масштабах, чем на юге. Но ясно было также и то, что от наступления на юге отказаться было нельзя. Во-первых, необходимо было добиться распыления сил противника, атакуя его одновременно с разных сторон. Во-вторых, нужно было иметь в виду, что, даже потеряв часть укрепленного района за бухтой Северной, противник будет пытаться удержаться еще в самом городе и на полуострове Херсонес. Нельзя забывать, что в Севастопольской операции речь шла не только о наступлении на крепость, но и о действиях против армии, численность которой была, по меньшей мере, равна численности наступающих сил, если в отношении оснащенности она и уступала нам{40}.

Для нас, правда, уже не имели решающего значения соображения, которыми мы руководствовались зимой а именно, стремление возможно скорее захватить контроль над портом. Пока 11 армии был придан 8 авиационный корпус, противник был лишен возможности беспрепятственно осуществлять перевозки по морю.

Изложенные выше соображения и легли в основу операции, которая была зашифрована под условным названием «Лов осетра».

Армия намеревалась вести наступление в северной и южной частях восточного участка, одновременно сковывая противника в центре на участке Мекензия – Верх. Чогунь. Ближайшей целью наступления на севере были северный берег бухты Северной и высоты у села Гайтаны, на юге – захват командных высот Сапунры по обе стороны от дорог, связывающих Севастополь с южным берегом Крыма и Балаклавой.

Наступление на севере должен был вести 54 ак в составе 22, 24, 50 и 132 пд{41} и усиленного 213 пп. Корпусу было приказано сосредоточить свои главные силы на направлении главного удара, на высотах севернее восточной оконечности бухты Северной. Участки укрепленного района, соседние с атакуемым, необходимо было вначале подавить огнем, с тем, чтобы позже их позиции были взяты с тыла. Левый фланг корпуса должен был овладеть высотами у села Гайтаны и юго-восточнее его, чтобы обеспечить в дальнейшем возможность наступления румынского горного корпуса южнее этого участка.

Ведение наступления на южном участке было возложено на 30 ак в составе дивизий 72, 170 и 28 легкой{42}. Он должен был прежде всего захватить себе исходные позиции и артиллерийские НП для последующего наступления в направлении на Сапунру. Для этого было необходимо овладеть первой линией обороны противника на рубеже «Северный нос» – «Гора с часовней» – «Холм с развалинами» – Камары – скальные высоты южнее Камары, а также лишить противника возможности ведения фланкирующего огня с юга, со скалистых высот восточнее Балаклавы. Для выполнения этой задачи 72 пд было приказано наступать по обе стороны шоссе на Севастополь, а 28 легкой дивизии захватить самую северную гряду скалистых гор восточнее Балаклавской бухты. Это задание соответствовало особенностям боевого использования этой дивизии. 170 пд пока оставалась в резерве. Из-за резкой пересеченности местности названные задачи могли быть решены только путем ряда тщательно подготовленных наступательных боев с ограниченной целью.

Румынский горный корпус, действовавший между двумя названными ударными группами немецких войск, на первом этапе операции должен был сковывать противника перед своим фронтом. 18 румынская дивизия, в частности, должна была прикрывать наступление левого фланга 54 ак, защищая его от фланкирующего огня противника с юга. С этой целью она должна была проводить местные атаки небольшими силами и подавлять противника огнем артиллерии. Южнее 1 румынская горная дивизия должна была поддержать наступление северного фланга 30 ак путем захвата «Сахарной головы».

Что касается артиллерийской подготовки наступления, то командование армии отказалось от огневого налета, столь излюбленного нашим противником. Во-первых, при данных условиях местности и огромном числе укреплений противника такой огонь не обещал решающего успеха, а во-вторых, у нас не хватило бы для этого боеприпасов. Вместо этого решено было начать артиллерийскую подготовку за 5 дней до начала наступления пехоты бомбовыми ударами и мощными дальними огневыми нападениями по обнаруженным районам сосредоточения резервов противника и по его коммуникациям. Затем артиллерия должна была, ведя методический корректируемый огонь, в течение 5 дней подавить артиллерию противника и обработать огнем оборонительные сооружения, расположенные на передовых рубежах. Тем временем 8 авиационный корпус имел задачу непрерывно производить налеты на город, порт, тылы и аэродромы.

Еще несколько слов о силе нашей артиллерии в наступлении.

Командование армии, конечно, использовало для наступления все имевшиеся в распоряжении орудия, а ОКХ предоставило в наше распоряжение самые мощные огневые средства. В целом 54 ак (начальник артиллерии – генерал Цукерторт) располагал вместе с входящими в него дивизиями 56 батареями тяжелой артиллерии и артиллерии большой мощности, 41 батареей легкой артиллерии, 18 минометными батареями и двумя дивизионами самоходных артиллерийских установок. Эта 121 батарея обслуживалась двумя дивизионами артиллерийской инструментальной разведки.

Среди батарей артиллерии большой мощности имелись пушечные батареи с системами калибра до 190 мм, а также несколько батарей гаубиц и мортир калибра 305, 350 и 420 мм. Кроме того, было два специальных орудия калибра 600 мм и знаменитая пушка «Дора» калибра 800 мм. Она была спроектирована для разрушения наиболее мощных сооружений линии Мажино, однако использовать ее там для этого не пришлось. Это было чудо артиллерийской техники. Ствол имел длину порядка 30 м, а лафет достигал высоты трехэтажного дома. Потребовалось около 60 железнодорожных составов, чтобы по специально проложенным путям доставить это чудовище на огневую позицию. Для его прикрытия постоянно стояло наготове два дивизиона зенитной артиллерии. В целом эти расходы, несомненно, не соответствовали достигаемому эффекту. Тем не менее, это орудие одним выстрелом уничтожило большой склад боеприпасов на северном берегу бухты Северной, укрытый в скалах на глубине 30 м.

Артиллерией 30 ак командовал бывший австрийский генерал Мартинек, который был выдающимся артиллеристом. К сожалению, он впоследствии погиб на Восточном фронте, командуя корпусом.

Корпус располагал 25 батареями тяжелой артиллерии и артиллерии большой мощности, 25 батареями легкой артиллерии, 6 минометными батареями, одним дивизионом самоходных артиллерийских установок и одним дивизионом АИР. Кроме того, корпусу был придан 300 отдельный танковый батальон, имевший на вооружении танки – носители взрывных зарядов, управляемые на расстоянии.

Румынский горный корпус для выполнения задачи по сковыванию противника имел 12 тяжелых и 22 легкие батареи.

Хорошим усилением артиллерии было то, что командир 8 авиационного корпуса, генерал фон Рихтгофен, выделил для участия в наземном бою несколько зенитно-артиллерийских полков.

В целом во второй мировой войне немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь. И все же, каким незначительным кажется это количество по сравнению с тем, которое Советы считали необходимым для осуществления своих прорывов на открытой местности! Под Севастополем наступающий имел (не считая зенитной артиллерии) 208 батарей на фронте в 35 км, то есть едва 6 батарей на километр фронта. На участках, где собственно, велось наступление, эта цифра, конечно, была в несколько раз выше. Советы же в планах своих наступательных операций в 1945 г. исходили из расчета 250 стволов на километр фронта наступления!

В последние дни подготовки к наступлению я на короткий срок выехал на южный берег, чтобы ближе ознакомиться с положением в 30 ак. Наш КП помещался там в небольшом бывшем великокняжеском дворце мавританского стиля, чудесно расположенном на крутой скале над берегом Черного моря. В последний день своего пребывания там я с целью ознакомления с местностью совершил поездку вдоль южного берега до Балаклавы на итальянском торпедном катере, который был единственным судном нашего флота. Мне необходимо было установить, в какой степени прибрежная дорога, по которой обеспечивалось все снабжение корпуса, могла просматриваться с моря и обстреливаться корректируемым огнем. Советский Черноморский флот не решился взяться за выполнение этой задачи, видимо, из страха перед нашей авиацией.

На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защелкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Так как они налетели на нас со стороны слепящего солнца, мы не заметили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглушил гул их моторов. За несколько секунд из 16 человек, находившихся на борту, 7 было убито и ранено. Катер загорелся; это было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам. Командир катера, молодой лейтенант итальянского флота, держался прекрасно. Не теряя присутствия духа, он принимал меры к спасению катера и людей. Мой адъютант «Пепо» прыгнул в воду, доплыл, несмотря на мины, до берега, задержал там – совершенно голый – грузовик, домчался на нем до Ялты, вызвал оттуда хорватскую моторную лодку, которая и отбуксировала нас в порт. Это была печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранено три матроса. Погиб также и начальник ялтинского порта, сопровождавший нас, капитан 1 ранга фон Бредов. Будучи прикован к берегу как начальник порта, он был так счастлив, что, наконец, он – старый моряк – вновь ступил на палубу военного корабля, хотя и такого маленького. И вот он пал смертью, достойной моряка!

У моих ног лежал мой самый верный боевой товарищ, мой водитель Фриц Нагель, тяжело раненный в бедро. Итальянский лейтенант сорвал с себя рубашку, чтобы наложить жгут, но кровотечение из артерии остановить не удавалось.

Фриц Нагель был родом из Карлсруэ, он был моим водителем с 1938 г. Нам много пришлось пережить вместе. Он был уже однажды ранен, будучи со мной в 56 тк. За все эти годы он стал для меня верным товарищем и другом. Среднего роста, темноволосый, с красивыми, открытыми карими глазами, чуждый всякому угодничеству, хороший спортсмен, чрезвычайно честный человек и отличнейший солдат, всегда веселый, он завоевывал сердца своих товарищей и начальников. Когда мы высадились, я лично доставил его в госпиталь.

Ему сделали операцию, но он потерял слишком много крови. Ночью эта молодая жизнь угасла. Мы похоронили его вместе с другими павшими тогда же немецкими и итальянскими товарищами на ялтинском кладбище, высоко над морем, в одном из красивейших мест этого живописного побережья.

Чтобы почтить его память, хочу поместить здесь слова, сказанные мною над его могилой. Они сохранились только благодаря тому, что я отослал тогда текст своей речи его родителям.

«Мы прощаемся с нашим дорогим товарищем, обер-фельдфебелем Фридрихом Нагелем. Ты был при жизни прекрасным солдатом. Военная служба была твоим внутренним призванием. Твоими делами и мыслями руководила любовь к солдатскому делу, унаследованная от отца. Поэтому ты был храбр и верен, исполнен инициативы и чувства долга. Ты был образцовым солдатом, которого ожидало бы дальнейшее продвижение по службе, если бы судьба не пожелала иного.

Ты был прекрасным товарищем, всегда бодрым и готовым оказать помощь другому, и поэтому ты завоевал наши сердца. Ты прожил жизнь счастливо. Ты был прекрасно воспитан в доме своих родителей, к которому всегда был привязан сыновней любовью, и рано познал труд. Но ты приступал к решению всякой стоящей перед тобой задачи – в труде и на службе – бодро и радостно, и тебе удавалось все, за что ты брался.

Открытым взором ты воспринимал красоты этого мира и открытой душой переживал великие события нашего времени. С бодрым духом ты наслаждался радостями жизни, но они ни на шаг не отвлекали тебя от выполнения твоего долга. Веселый и всегда готовый оказать помощь другому, ты покорял сердца всех, с кем встречался на жизненном пути.

Солнце счастья, успеха, радости и любви озаряло твой жизненный путь. Он не был еще омрачен заботами и печалью. К твоей жизни можно с полным правом отнести слова древних греков, некогда населявших берега, где ты нашел себе могилу: «Своих любимцев боги рано берут к себе».

Более пяти лет ты, мой водитель и верный спутник, сидел рядом со мной за рулем нашей машины. Твой верный глаз и твоя твердая рука провели нас через много стран и много тысяч километров. Между нами никогда не было размолвок. Вместе мы увидели в эти годы много прекрасного, вместе переживали великие события и победы. Рядом со мной ты был ранен в прошлом году, рядом со мной настигла тебя роковая пуля и сейчас. За дни и годы нашей совместной жизни и общих больших переживаний мы стали друзьями. Узы дружбы, связывающие нас, не могут быть разорваны и этой коварной пулей, настигшей тебя.

Моя благодарность и моя верность, мысли всех нас не оставят тебя и за порогом могилы, они следуют за тобой вечно.

Спи спокойно, мой лучший товарищ!»

Но война не терпит остановок даже в мыслях. Через несколько дней небольшая оперативная группа штаба армии выехала на Севастопольский фронт и расположилась на КП в татарском селении Юхары-Каралес.

Оно было живописно расположено в глубоком горном ущелье. Тем не менее, Советы, видимо, все же установили, что здесь расположился штаб со своей рацией. Каждый вечер появлялся их «дежурный летчик» со своей старой «швейной машиной», чтобы сбросить несколько бомб – к счастью, без всякого успеха. На скалистой вершине, поднимающейся над деревней, в скалистых горах Черкес-Кермена, где некогда построили свою крепость готы, мы устроили свой НП. На этот НП мы перешли вечером 6 июня, чтобы на следующий день наблюдать, как начнется наступление пехоты по всему фронту. Это был небольшой земляной блиндаж, из которого можно было вести наблюдение при помощи стереотрубы; там мы – начальник штаба, начальник оперативного отдела, начальник разведки, «Пепо» и я – провели тихие вечерние часы перед штурмом. И снова «Пепо» вносил веселье в царившую у нас напряженную атмосферу.

Мне предложили издать еще «приказ войскам», в котором надо было разъяснить значение предстоящего боя. Я вообще не сторонник подобных воззваний. Обычно они вывешиваются только в канцеляриях, а солдаты и без того знали, в чем дело, и не нуждались ни в каком подбадривании. Но так как подобные приказы принято было издавать, я изложил все, что нужно, в нескольких словах и передал приказ «Пепо», чтобы он довел его до штабов корпусов. Через некоторое время он вернулся и доложил: «Я передал эту бумажку». Это было дерзостью, но, по существу, он высказал то, что каждый солдат думает о подобных призывах. Мы от души посмеялись.

На следующее утро, 7 июня, когда заря начала окрашивать небо в золотистые тона и долины стали освобождаться от ночных теней, кулак нашей артиллерии всей своей силой ударил по противнику, возвещая начало наступления пехоты, целые эскадры самолетов обрушились на указанные им цели. Перед нами открылось незабываемое зрелище. Это был единственный в своем роде случай в современной войне, когда командующий армией видел перед собой все поле сражения. На северо-западе взору открывалась лесистая местность, скрывавшая от нас тяжелые бои на левом фланге 54 ак, и дальше высоты южнее долины Бельбека, за которые велись такие упорные бои. На западе виднелись Гайтанские высоты, за которыми вдалеке сверкала водная поверхность бухты Северной у ее соединения с Черным морем. В хорошую погоду была видна даже оконечность полуострова Херсонес, на котором мы впоследствии обнаружили остатки эллинской культуры. На юго-западе угрожающе поднимались высоты Сапунры и возвышались скалы прибрежных гор. На всем широком кольце крепостного фронта ночью видны были вспышки орудий, а днем облака из пыли и обломков скал, поднимаемые разрывами снарядов и бомб нашей авиации. Поистине фантастическое обрамление грандиозного спектакля!

Но сильнее, чем природа этой «железной земли», как справедливо называли этот кусок суши, за который велись такие жаркие бои, сильнее, чем все средства техники, которые использовали наступающие и обороняющиеся, оказалась сила и самоотверженность тех солдат, которые боролись здесь за победу. Под Севастополем не только наступающая армия противостояла численно примерно равному обороняющемуся противнику, не только современные средства нападения артиллерии и авиации противостояли укреплениям, прикрытым сталью, бетоном и камнем. Здесь дух немецкого солдата, его храбрость, инициатива, самоотверженность боролись против отчаянного сопротивления противника, сила которого заключалась в благоприятной для него местности, в выносливости и невероятной стойкости русского солдата, усиленной железной системой принуждения советского режима. Эту борьбу, длившуюся беспрерывно около месяца в самое жаркое время года (уже рано утром температура достигала 50 градусов), невозможно хотя бы приблизительно описать так, чтобы это описание выражало то напряжение сил, с которым сражались как наступающие, так и обороняющиеся. То, что свершили в этой борьбе наши войска, достойно героического эпоса! Здесь может быть описан лишь в самом сжатом виде ход одного боя, который по своей сложности и напряжению вряд ли может найти себе равный в этой войне.

Командование 54 ак силами 132 дивизии предприняло на правом фланге своего корпуса фронтальное наступление через долину реки Бельбек на высоты, расположенные южнее ее, оставляя в стороне плацдарм противника в районе Любимовки. Левее 22 пд имела задачу – ударом с востока южнее реки Бельбек, через ущелье Камышлы, обеспечить 132 дивизии успешное преодоление долины реки Бельбек. Еще левее 50 пд, наступая через населенный пункт Камышлы, должна была наносить удар в юго-западном направлении. На левом фланге корпуса в гористой местности, покрытой лесом, 24 пд имела задачу продвигаться в направлении на Гайтанские высоты. Левый фланг этой дивизии прикрывался 18 румынской дивизией.

В первый день при мощной поддержке крупных сил артиллерии и 8 авиационного корпуса, совершавшего непрерывные налеты на позиции противника, удалось преодолеть ущелье Камышлы и долину реки Бельбек и закрепиться на господствующих высотах южнее долины.

На южном фланге 30 ак имел задачу, прежде всего, захватить для себя по обе стороны большой севастопольской дороги исходные позиции для продолжения наступления, которое корпус должен был начать своими главными силами только через несколько дней.

Второй этап наступления, до 17 июня, характеризуется на обоих фронтах наступления ожесточенной борьбой за каждую пядь земли, за каждый ДОС, за каждую полевую позицию. Ожесточенными контратаками русские вновь и вновь пытаются вернуть потерянные позиции. В своих прочных опорных пунктах, а то и в небольших ДОС, они часто держатся до последнего человека. В этих боях, основная тяжесть которых приходится на пехоту и саперные войска, заслуживает особого упоминания работа передовых наблюдателей артиллерии. Это они корректировали огонь, с помощью которого удавалось занять отдельные опорные пункты или ДОС. Они, а в еще большей степени самоходные артиллерийские установки были лучшими помощниками пехоты.

13 июня храбрым солдатам 16 пп 22 дивизии (командир полка полковник фон Холтитц) удалось овладеть фортом «Сталин», перед которым зимой было остановлено наступление полка. Дух нашей пехоты можно видеть на примере одного раненого из этого полка. Указывая на свою раздробленную руку и перевязанную голову, он говорит: «Это не так уж плохо – зато в наших руках “Сталин»!»

До 17 июня удается – правда, ценой больших потерь – на большую глубину и на широком участке вклиниться в долговременный оборонительный рубеж на севере. Оборонительные сооружения второй линии обороны – «ЧК», «ГПУ», «Сибирь», «Волга» – в наших руках.

В полосе наступления 30 ак к 17 июня также удается вклиниться в передовые оборонительные посты противника, выдвинутые перед его позицией в районе Сапунры. В тяжелых боях 72 дивизия овладевает укрепленными опорными пунктами первой оборонительной зоны: «Северный нос», «Гора Капелла», «Руина»; в это время 170 дивизия занимает Камары. Также и севернее полосы наступления корпуса 1 румынской горнострелковой дивизии удается, наконец, после многократных безуспешных атак овладеть «Сахарной головой». Между тем 28 легкая дивизия очень медленно с боями продвигалась в прибрежных горах с отвесными скалами, через «Холм роз», через высоты «Киноварь I и II». Собственно бой в скалистой местности, изрезанной глубокими ущельями, может вестись только на основе использования действий штурмовых групп, и связан со значительными потерями.

Но, несмотря на эти с трудом завоеванные успехи, судьба наступления в эти дни, казалось, висела на волоске. Еще не было никаких признаков ослабления воли противника к сопротивлению, а силы наших войск заметно уменьшились. Командование 54 ак вынуждено временно отвести с фронта 132 дивизию, заменив ее пехотные полки, понесшие тяжелые потери, полками 46 дивизии с Керченского полуострова. Место 46 дивизии должна была занять снимаемая с левого фланга корпуса 24 дивизия. Вместе с тем ОКХ торопит с проведением наступления и рассматривает вопрос о том, чтобы снять 8 авиационный корпус с крымского участка фронта для наступления на Украине, если штаб армии не рассчитывает на скорое падение крепости. Напротив, штаб армии считает, что наступление при любых обстоятельствах должно вестись до окончательной победы, но для этого необходимо, чтобы 8 авиационный корпус был оставлен в Крыму. Командованию армии удается отстоять свою точку зрения. Но кто мог бы в тот момент, видя, как заметно иссякают силы наших храбрых полков, дать гарантию в скором падении крепости? Так как можно было предвидеть, что силы собственной пехоты будут, по всей вероятности, преждевременно истощены, командование армии попросило выделить в его распоряжение 3 пехотных полка, на что и было получено согласие ОКХ. Эти полки должны были подоспеть, по крайней мере, к последней фазе схватки.

В создавшейся обстановке оба корпуса, осуществлявшие наступление, воспользовались преимуществом наступающего выбирать по своему усмотрению участок для атаки или направление главного удара, ставя тем самым противника перед фактом внезапности.

Командование 54 ак, введя в бой 213 пп и 24 пд, повернуло фронт на запад. 213 пп под командованием полковника Хитцфельда захватил бронебатарею «Максим Горький I». Одно из орудий батареи было уже выведено из строя прямым попаданием снаряда крупнокалиберной батареи. Другое было подорвано нашими саперами, проникшими на территорию форта. Все же гарнизон этого оборонительного сооружения, насчитывавшего несколько этажей под землей, сдался лишь после того, как наши саперы с подрывными зарядами проникли внутрь форта через башни. Во время одной из попыток прорваться из форта был убит командовавший фортом комиссар. Его солдаты сдались. Вслед затем 24 дивизии удалось к 21 июня захватить всю еще остававшуюся в руках противника часть северного участка фронта вдоль западного побережья до оборонительных сооружений, защищавших вход в бухту Северную.

17 июня в полосе наступления 30 ак неожиданный перенос направления главного удара также привел к важному успеху. Штаб корпуса принял решение приостановить наступление через северную гряду прибрежных гор восточнее Балаклавы и сосредоточить силы корпуса у главной дороги и непосредственно южнее ее для внезапного удара. От фланкирующего огня со стороны прибрежных гор здесь мог защитить лишь ответный огонь артиллерии. И действительно, 72 дивизии удалось захватить позиции противника южнее дороги. Разведывательный батальон этой дивизии под командованием майора Бааке, смело используя начальный успех, беспрепятственно прошел через боевые порядки ошеломленного противника до «Орлиной высоты», расположенной перед Сапунрой. Утром 18 июня батальону удалось занять сильно укрепленную «Орлиную высоту» и удерживать ее до подхода новых сил дивизии. Тем самым были созданы предпосылки для расширения прорыва оборонительной системы противника в северном направлении.

Также и в последовавшем затем третьем этапе наступательного боя успех был достигнут неожиданным переносом направления главного удара особенно при поддержке артиллерии. На севере успех выразился в том, что была достигнута ближайшая задача наступления – захвачена бухта Северная, на юге – в том, что мы овладели исходными позициями для наступления на Сапунские высоты.

На северном участке сосредоточенное использование артиллерии приводит к тому, что 24 дивизии удается овладеть оборонительными сооружениями полуострова, господствующего над входом в бухту Северная. Среди захваченных сооружений находится, правда, устаревший, но все же мощный опорный пункт противника – форт Северный.

22 дивизия во всей полосе своего наступления овладевает скалистыми высотами, обрывающимися у северного берега бухты. Особенно ожесточенный характер приобретают бои за железнодорожный туннель на стыке между 22 и 50 дивизиями; из этого туннеля противник значительными силами (лишь незадолго до этого сюда была доставлена на крейсере новая бригада) предпринимает контратаки. Наконец, прямым обстрелом входа в туннель нам удается овладеть им. Из него выходят не только сотни солдат, но и еще большее количество гражданского населения, мужчин, женщин и детей. Особенно трудным оказывается выбить противника из его последних укрытий на северном берегу бухты. Для размещения боеприпасов и резервов Советы устроили в отвесных стенах скал глубокие штольни с бронированными воротами, которые были оборудованы для обороны. Их гарнизоны, находившиеся под властью своих комиссаров, не думали о сдаче. Не оставалось ничего другого, как предпринять попытку взорвать ворота. Когда наши саперы приблизились к входу в первую из этих пещер, внутри каземата произошел взрыв. Обрушился значительный участок скалистого берега, погребя противника, бывшего в каземате, а также и группу наших саперов. Командовавший казематом взорвал его вместе с находившимися в нем людьми. В конце концов, лейтенанту из одной батареи штурмовых орудий, который, не обращая внимания на огонь противника, приблизился с южного берега бухты по прибрежной дороге, удалось огнем из своего орудия с самой близкой дистанции по амбразурам входов заставить противника открыть остальные казематы. Комиссары в этих казематах покончили с собой. Из казематов вышли совершенно измученные солдаты и гражданские лица.

50 дивизия, которой приходилось вести трудные бои в своей полосе наступления, проходившей на местности, покрытой кустарником, смогла выйти на восточную оконечность бухты Северная и овладеть Гайтанскими высотами, господствующими над выходом из долины реки Черная.

Слева от нее войска правого фланга румынского горнострелкового корпуса продвигались с боями через лесистую местность в районе высот юго-восточнее Гайтаны. Румынский генерал Ласкар, который позже погиб в сражении под Сталинградом, был здесь душой наступления.

В полосе наступления 30 ак внезапность действий, достигнутая в результате смены направления атаки, также привела к успеху. Используя упоминавшийся выше захват «Орлиной высоты» 72 дивизией, штаб корпуса ввел в бой подтянутую сюда же с юга 170 дивизию для овладения массивом Федюхиных высот. Этот удар с юга оказался для противника, взоры которого были обращены на восток и который, видимо, уже ожидал наступления на Сапунские высоты, полной неожиданностью. Захват Федюхинского массива удался относительно быстро. Тем самым была завоевана исходная база для решающего наступления на Сапунские высоты.

Левый фланг румынского горнострелкового корпуса (1 горнострелковая дивизия) также добился в эти дни успехов.

Таким образом, к утру 26 июня в руках 11 армии оказался почти весь внешний обвод крепости. Противник был отброшен внутрь крепости, северную часть фронта которой образовывали крутые высоты по южному берегу бухты Северная, в то время как ее восточный фронт проходил от высот Инкермана через Сапунские высоты до скал в районе Балаклавы.

Командование армии должно было решить задачу – как прорвать этот внутренний пояс крепости. Не было никакого сомнения в том, что противник и дальше будет продолжать ожесточенное сопротивление, тем более что он, согласно заявлениям своего штаба фронта (Крымского фронта), не мог рассчитывать на эвакуацию с полуострова.

С другой стороны, нельзя было не признать, что, даже если резервы противника и были в основном израсходованы, то и ударная сила немецких полков была на исходе.

В эти недели я ежедневно, до и после обеда, находился в пути: в штабах корпусов, у артиллерийских командиров, в дивизиях, полках, батальонах и на артиллерийских наблюдательных пунктах. Поэтому я слишком хорошо знал, как обстояло дело в наших частях и соединениях. Полки насчитывали по нескольку сот человек. Мне припоминается донесение одной снятой с переднего края роты, боевой состав которой исчислялся 1 офицером и 8 рядовыми. Как можно было с этими растаявшими частями и подразделениями завершить бой за Севастополь, когда 54 ак стоял перед бухтой Северная, а 30 ак предстояли тяжелые бои за захват позиций на Сапунских высотах?

Самым удачным в этой обстановке было бы перенести общее направление главного удара на южный фланг, где действовал 30 ак. Но как раз это практически было невозможно. Переброска пехотных дивизий с северного участка фронта на южный должна была занять много дней, что давало противнику возможность отдохнуть и прийти в себя. Ведь имелась только одна узкая дорога, связывавшая в прифронтовой полосе оба участка и построенная нами зимой в горах ценой неимоверных усилий. Однако по этой дороге нельзя было перебрасывать артиллерию большой мощности. Переброска главных сил артиллерии с северного участка на южный через Ялту и обеспечение ее боеприпасами – это заняло бы несколько недель. К тому же Главное командование при любых обстоятельствах намерено было в ближайшее время снять 8 авиационный корпус с Крымского театра военных действий.

Сразу же после того как 22 дивизия вышла на северный берег бухты Северная, я поехал в полки этой дивизии. С одного наблюдательного пункта на северном берегу бухты я хотел осмотреть окружающую местность. Передо мною лежала бухта шириной 800-1000 м, в которой в свое время стояли на якоре целые флоты, на противоположной стороне справа – город Севастополь, прямо передо мною – обрывистые прибрежные высоты, усеянные укреплениями. Мне пришла в голову мысль, что отсюда, то есть с фланга, следовало бы уничтожить позицию на Сапунре, так как именно в этом месте, через бухту Северная, противник менее всего ожидает нашего наступления.

Правда, когда я обсудил этот план вначале в штабе 54 ак и затем с некоторыми подчиненными командирами соединений, к нему отнеслись с сомнением. Как можно было преодолеть широкую морскую бухту на штурмовых лодках на виду хорошо оборудованных и оснащенных высот южного берега? Как можно было вообще доставить на берег штурмовые лодки через обрывистые скалы, погрузить в них войска, когда имелось всего несколько глубоких ущелий, через которые был возможен доступ к берегу? Ведь противник с южного берега мог, разумеется, просматривать и держать эти выходы под огнем! Все же именно потому, что атака через бухту Северная казалась почти невозможной, она будет для противника неожиданной, а это могло содержать в себе залог удачи. Поэтому, несмотря на все сомнения, которые были мне высказаны, я настоял на своем плане, как ни тяжело возглавлять такое смелое предприятие, когда в силу своего положения сам не можешь принять в нем участия.

После того как это решение было принято, все штабы с величайшим рвением взялись за его осуществление. Здесь хочется высказать особую похвалу саперам, которые наряду с пехотой показали себя с наилучшей стороны уже во время боев за ДОС.

Рано утром 29 июня должно было начаться генеральное наступление на внутреннюю часть крепости: в полосе 54 ак – через бухту Северная, в полосе 30 ак – на Сапунские высоты. Уже 28 июня 50 дивизии удалось форсировать реку Черная в нижнем течении и занять Инкерман.

Здесь произошла трагедия, показавшая, с каким фанатизмом боролись большевики. Высоко над Инкерманом поднималась длинная, уходящая далеко на юг скалистая стена. В этой стене находились огромные галереи, служившие в Крыму винными погребами для заводов шампанских вин. Наряду с большими запасами этого напитка большевики создали здесь склады боеприпасов; кроме того, эти помещения использовались ими для размещения тысяч раненых и бежавшего гражданского населения. Когда наши войска ворвались в населенный пункт Инкерман, вся скала за населенным пунктом задрожала от чудовищной силы взрыва. Стена высотой примерно 30 м обрушилась на протяжении около 300 м.

Чрезвычайное напряжение переживали все те, кто участвовал в осуществлении переправы через бухту в полночь 28 июня, когда проходила подготовка к наступлению. Непрерывная бомбардировка города 8 авиационным корпусом должна была заглушить шум на северном берегу бухты. Вся артиллерия была в готовности открыть ураганный огонь по высотам южного берега, как только огонь оттуда показал бы, что противник разгадал наш замысел. Но на противоположной стороне все было спокойно. Трудный спуск штурмовых лодок на воду и их погрузка удались. В 1 час ночи от северного берега отчалил первый эшелон 24 и 22 дивизий, и лодки взяли курс на южный берег.

Переправа, которая явилась для противника совершенно неожиданной, удалась. Смелый прыжок через морскую бухту увенчался успехом. Когда вражеская оборона района южных высот вступила в действие, наши бравые пехотинцы уже закрепились на южном берегу. Обнаруживаемые огневые средства противника на скатах высот южного берега уничтожались нашим огнем; наши войска поднялись на плоскогорье. Тем самым была уничтожена представлявшая серьезную угрозу позиция на Сапунских высотах.

С первым ружейным выстрелом начали атаку этой позиции также и войска, действовавшие с фронта.

На левом фланге 54 ак 50 дивизия и вновь введенная в бой 132 дивизия (с полками 46 дивизии) из района Гайтаны и южнее начали атаку высот в районе Инкермана и южнее его, поддержанную с фланга артиллерией, расположенной на северном берегу бухты Северная. В эту атаку включились и войска правого фланга румынского горнострелкового корпуса.

Также на рассвете перешел в решительную атаку на Сапунские высоты 30 ак, поддержанный дальнобойными батареями 54 ак и последовательными воздушными атаками 8 авиационного корпуса. В то время как корпус демонстрировал артиллерийским огнем наступление на широком фронте, 170 пд этого корпуса изготовилась для удара в очень узкой полосе у Федюхиных высот. Наступление сопровождалось огнем прямой наводкой одного зенитного артиллерийского полка, штурмовыми орудиями и 300 танковым батальоном. Дивизия быстро вышла на высоты по обе стороны большой севастопольской дороги. Используя момент внезапности, она вскоре овладела таким широким участком в северном, восточном и южном направлениях, что корпус смог подтянуть на высоты другие свои дивизии.

С успешной переправой через бухту, падением Инкерманских высот и прорывом 30 ак Сапунской позиции судьба Севастопольской крепости была решена.

То, что далее последовало, было последним боем армии, который не мог ни изменить ее судьбы, ни принести какой-либо пользы Советам с точки зрения общей оперативной обстановки. Даже для сохранения чести оружия этот бой был бы излишен, ибо русский солдат поистине сражался достаточно храбро! Но политическая система требовала продолжения бесполезной борьбы.

Дивизии 54 ак, переправившиеся через бухту Северная, после занятия высот южного берега находились уже внутри того внешнего обвода, который большой дугой опоясывал город. Удержание этого обвода стало, тем самым, бессмысленным для противника. Корпус, выделив часть средств для атаки вдоль позиции в южном направлении, повернул на запад и начал наступление на позицию, расположенную на окраине города, и на самый город. Знаменитый Малахов курган, за который было пролито так много крови в Крымскую войну, попал в руки корпуса. Он представлял собой часть позиции на окраине города.

Тем временем 30 ак еще 29 июня быстро подтянул вслед за 170 дивизией свои 28 легкую дивизию и 72 дивизию, имевшие задачу демонстрировать наступление на широком фронте. Теперь дивизии с трамплина, завоеванного 170 дивизией на Сапунских высотах, получили задачу продвигаться в радиальных направлениях для захвата Херсонесского полуострова.

28 легкая дивизия, захватив «английское кладбище», прорвала внешний оборонительный обвод юго-восточнее Севастополя. Советы оборудовали «английское кладбище» как основной опорный пункт своего внешнего оборонительного обвода. Мраморные памятники, которые в свое время были поставлены погибшим английским солдатам, были разрушены. Новые мертвецы лежали у могил, развороченных снарядами. Далее, дивизия начала продвигаться на запад, оставляя город справа, с тем, чтобы в случае, если город будет защищаться, захватить его с запада или предотвратить прорыв вражеских сил в этом направлении.

Объектом атаки 170 дивизии был маяк на западном мысе Херсонесского полуострова, на том месте, откуда, может быть, смотрела Ифигения, «ища душою землю греков"{43}.

72 дивизия наносила удар вдоль южного побережья. Очищая Сапунскую позицию в южном направлении, она вначале овладела господствующей над всей местностью высотой «Ветряная мельница» и тем самым дала корпусу возможность пользоваться большой севастопольской дорогой. За ней следовала 4 румынская горнострелковая дивизия, которая, нанеся удар в тыл, захватила еще защищавшуюся противником оборонительную систему вокруг Балаклавы. При этом дивизия захватила 10000 пленных.

Изучив на опыте действия советского командования, мы предполагали, что противник окажет последнее сопротивление на позиции, расположенной на окраине города, и, наконец, в самом городе. В Севастополь все снова и снова передавался по радио приказ Сталина держаться до последнего человека. Мы знали, что все жители города, способные носить оружие, в том числе и женщины, были привлечены для защиты города.

Командование армии поступило бы преступно по отношению к солдатам своей армии, если бы оно не учитывало указанного обстоятельства. Борьба внутри города требовала от наступающего новых тяжелых жертв. Чтобы избежать этого, штаб армий отдал приказ предоставить еще раз слово артиллерии и 8 авиационному корпусу, прежде чем дивизии вновь выступят против города. Они должны были показать противнику, что он не может рассчитывать на то, чтобы заставить нас в уличных боях приносить новые кровавые жертвы.

День 1 июля начался массированным огнем по окраинным укреплениям и внутренним опорным пунктам города. Обстрел был успешным. Уже через некоторое время разведчики донесли, что серьезного сопротивления противника не ожидается. Ведение огня было приостановлено, дивизии пошли в наступление. Вероятно, противник в ночь на 1 июля вывел свои главные силы из крепости на запад.

Но борьба еще не закончилась. Приморская армия, правда, оставила город, но лишь с целью попытаться оказать новое сопротивление на позициях, которые прикрывали Херсонесский полуостров, возможно, во исполнение приказов Сталина бороться до последнего человека или в надежде вывезти ночью на кораблях Красного флота хотя бы часть армии из глубоких бухт западнее Севастополя. Но в действительности были вывезены на торпедных катерах только немногие из высших командиров и комиссаров, в том числе командующий генерал Петров. Его преемник был задержан в Черном море нашим торпедным катером (итальянским) при попытке спастись подобным же образом.

Заключительные бои на Херсонесском полуострове длились еще до 4 июля. 72 дивизия захватила бронированный ДОС «Максим Горький II», который защищался гарнизоном в несколько тысяч человек. Другие дивизии все более теснили противника на самый конец полуострова. Противник предпринимал неоднократные попытки прорваться в ночное время на восток в надежде соединиться с партизанами в горах Яйлы. Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки-комсомолки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов. Само собой разумеется, что потери при таких попытках прорваться были чрезвычайно высоки.

Наконец, остатки Приморской армии попытались укрыться в больших пещерах, расположенных в крутых берегах Херсонесского полуострова, напрасно ожидая своей эвакуации. Когда они 4 июля сдались, только из района крайней оконечности полуострова вышло около 30000 человек.

Потери противника в живой силе превосходили наши в несколько раз. Количество захваченных трофеев было огромно. Крепость, защищенная мощными естественными препятствиями, оборудованная всеми возможными средствами и оборонявшаяся целой армией, пала. Эта армия была уничтожена, весь Крым был теперь в наших руках. С оперативной точки зрения, 11 армия как раз вовремя освободилась для использования в большом немецком наступлении на южном участке Восточного фронта.

1 июля вечером я с моими ближайшими помощниками из оперативной группы штаба находился на нашем командном пункте, в небольшом татарском домике в Юхары-Каралес. Советский «ночной дежурный самолет», который до этого всегда под вечер сбрасывал несколько бомб на нашу долину, не появлялся более. Мысленно мы переживали бои последних месяцев; мы думали о наших товарищах, могилы которых покрывала теперь зеленая трава.

Тут раздались по радио звуки победных фанфар, которыми началось специальное сообщение о падении Севастополя. Вслед затем была передана следующая телеграмма:

«Командующему Крымской армией генерал-полковнику фон Манштейну

С благодарностью отмечая Ваши особые заслуги в победоносно проведенных боях в Крыму, увенчавшихся разгромом противника в керченском сражении и захватом мощной Севастопольской крепости, славящейся своими естественными препятствиями и искусственными укреплениями, я присваиваю Вам чин генерал-фельдмаршала. Присвоением Вам этого чина и учреждением специального знака для всех участников крымских боев я перед всем немецким народом отдаю дань героическим подвигам сражающихся под Вашим командованием войск.

Адольф Гитлер».

Понятно, что мы, работавшие и боровшиеся столь долгие месяцы для достижения окончательной победы в борьбе за Крым и знавшие лучше кого-либо другого, на каком тонком волоске висела временами судьба 11 армии, в этот час были исполнены чувства гордости и радости.