Игрушки для императоров. Иллюзия выбора Кусков Сергей
– Он должен победить.
– Он не выберется.
– Должен. И только так, из безвыходной ситуации.
– Но почему?!
Елена задумалась, вспоминая свой короткий разговор с мальчишкой час назад. Короткий, но очень емкий.
– Он должен научиться побеждать. Поверить в свои силы. Хватит ему проигрывать.
– Но так?
– Именно так. Это война, и он должен ее выиграть. Иначе мы получим закомплексованного рохлю, бросающегося из омута в омут в поисках спасения. Он должен сделать это. САМ.
Мишель и Елена, а за ними еще полтора десятка офицеров молча смотрели на огромный, во всю стену, визор, показывающий фрагменты помещения с разных сторон. В центре экспозиции возвышалась вооруженная фигура в шлеме в непривычном черно-синем доспехе. Фигура не шевелилась.
Решение пришло в момент, когда волна отчаяния отхлынула, а в сердце поселилось каменное убийственное равнодушие. Все просто, как и все гениальное, и гениально, как все простое. Можно, конечно, воспользоваться старым методом, включить музыку древности и ловить момент, можно возненавидеть всех тут и продраться на волне ярости, но это не сработает. Не сработает по отдельности.
Холодная ярость. Меня может спасти только она. Я должен иметь холодную голову на плечах, но моя давняя подруга при этом должна не просто обуять, а буквально сочиться наружу. Только тогда смогу совершить то, что в реальной жизни совершить невозможно.
Начал я с того, что сел. Хватит стоять, обстановка внизу вряд ли изменится, количество ботов, ограниченное чувством целесообразности управляющей программы, умнеющей на глазах, не увеличивалось, идущие следом роботы рассеивались в окружающем пространстве. Плохо, при прорыве я оставлю позади лишь незначительное их количество. Теперь музыка. Я активировал режим перчатки и включил меню проигрывателя. Угу, прямо здесь, на внутренней поверхности забрала, чего мелочиться! Вряд ли те, кто носят эти шлемы в боевых условиях, могут представить подобное кощунство.
С музыкой разобрался минут через десять, заполнив список треков более чем на час. Меньше может не хватить, а больше нет смысла, если не прорвусь за это время. «На щите» мне музыка не понадобится. Закрыл глаза, выключился, уплывая на волнах ритма, пока еще не слишком бешеного, но уже концентрирующего внутренние резервы. «Собрался, Шимановский! Собрался!» – подбодрил внутренний голос.
Теперь самое сложное – ненависть. Она много раз активировала мои способности, вытаскивала из разных передряг. Я ненавидел Кампоса-младшего и вздрючил его в фонтане. Я ненавидел хранительниц инфанты и все-таки достал одну из них, пусть в реальном бою это стоило бы мне жизни. Я ненавидел ребят на тренировке, потому что дошел до стадии предела, а они начали биться не по правилам. Но это срывы, неконтролируемые срывы, теперь же мне нужна ярость ХОЛОДНАЯ. Я не мог ненавидеть так, как тогда.
Значит, это должна быть не простая ненависть. Принципиально другая. Какая? Да кто его знает! Но если не пойму этого в ближайшее время…
Я вспомнил Катарину. Ее вид, внешность, лоск, ехидные улыбки. Я ненавидел ее, и в любом ином случае достаточно было бы лишь вспомнить о приготовленных ею для меня «сюрпризах», чтобы завестись. Но сейчас я, наоборот, поставил себя на ее место, стал ею, опытным офицером, закончившим контракт и воспитывающим корпусных малолеток. Красивым и очень сексуальным. Я непроизвольно улыбнулся. И попытался представить ее внутренний мир. Ну, чем она живет?
Она вышвырнула меня тогда и избила, но так ли ужасно это на самом деле? Вышвырнула? Она изначально сказала, мне здесь не место. Избила? Простите, а что сделал я перед этим? Помчался, как последний лопух, по полосе без доспеха! По дорожке смерти, на которой ни разу не был, САМОЙ сложной из всех, виденных здесь мной! Да она там все локти искусала себе, пока я бежал! Я – гражданский, и она отвечала за меня, а я ее подставил. Я бы на ее месте сделал куда больше, чем пара ударов по лицу. Так-то вот.
Нет, я не пытался оправдать ее. Она лгунья, хитрая лгунья, способная ударить там, откуда не ждешь. Но нет чистого зла без добра, и нет добра без зла. Нет белого и черного. Да, она придумала сногсшибательные комбинации для моего возвращения, местами мне было некомфортно в процессе их реализации, но каков результат? А результат-то впечатляющий! Как бы я поступил на ее месте, имея ее возможности?
А девчонки, что избивали меня по зову сердца? Норма попросила их помочь, согласен, но в том бою они были искренними! Они презирали меня, насмехались, но ситуация такова, что я, крутой и всего достигший, примерно так же отнесся бы к выскочке, не достигшему ничего, но воображающему, что он – пуп Венеры.
Я такой же, как они. Как Катарина. Как черненькая Оливия и ее camarradas. И ненавижу их именно за это.
Получилось, злость начала овладевать мной. Такая противоречивая, но такая сладкая и всепоглощающая. Я понял: злиться надо на себя. Все они, представители корпуса, кого я видел и знаю, в том или ином варианте моя копия, мое собственное отражение, а кого человек больше всего ненавидит в других людях? Так же, как и любит? Чьи ошибки в других никогда не прощает? Правильно, себя, свои.
Руки затряслись. Злость потащила мою давнюю подругу, но теперь я остро ощущал разницу. Я держал себя. Норма права, холодная ярость возможна, вопрос лишь в цене опыта, благодаря которому ее приобретешь.
Итак, в нужную кондицию вошел, теперь слово за тяжелой артиллерией. Дрожащие пальцы переключили на трек, который я оставил как самый «вкусный», как активатор. Это вообще шикарный коллектив, шикарная группа для вещей, вроде пробуждения ярости или безумия. А конкретно этот трек отвечал еще и моему внутреннему состоянию в данный момент.
- Dying swans, twisted wings…
- Beauty not needed here, —
запел далекий голос с сумасшедшим староанглийским акцентом. Я не вслушивался в слова, ловил настрой прямо из его магии. Из медленной неторопливой мелодии, все ускоряющейся и толкающей на то, что условно охарактеризовал «взрывом».
- Lost my love, lost my life
- In this garden of fear…
- I have seen many things
- In a lifetime alone…
Услышав это впервые, я попытался перевести, мой «Лингвомастер» офонарел тогда от нагрузки. Но кое-что все-таки получилось. Это песня человека, оказавшегося у черты. У черты – и точка, остальное не важно. Многие слова и обороты по отдельности остались непонятны, но главное в старых песнях не слова, а неповторимый дух, который музыканты тех времен вкладывали в свои творения. Не мелодия, не текст, нечто большее, что мы благополучно забыли за постъядерные века вместе с целой погибшей цивилизацией.
- A brave new world… —
сорвался вокалист. Тот самый «взрыв», прыжок в безумие. и я последовал за этим безумием. Тщательно выпестованная ярость нашла выход, я сорвался с места и, не чувствуя боли в поврежденной ноге, вообще ничего не чувствуя, совершил прыжок, ни до, ни после повторить который не отважусь. Дух перехватило.
- In a brave new world.
Приземление удалось, упал я как надо, как по учебнику, подставив усиленные гидравликой скафандра руки, и тут же погасил инерцию перекатами через голову. Сам прыжок, благодаря гидравлике ЭТОГО доспеха, получился таким, что… что… В общем, слов не было, как и времени, чтобы подобрать их.
- A brave new world, —
продолжал вещать вокалист прошлого.
- In a brave new world…[9]
Я побежал. Помчался так, как не бегал никогда. Перед глазами стояла пелена, но это больше не было слепым безумием. И мне это нравилось.
Действительно, кого и за что мне ненавидеть? Чем я лучше их? Тем, что пока не прошел того, что прошли они? И это ставить себе в заслугу? Их действия циничны, да, но рациональны, и разве я на их месте не действовал бы столь же цинично и рационально? Согласен, окрас у этой конторы… тот еще, и запашок ему под стать, но, повторюсь, не бывает белого и черного, как и добра и зла. Даже в масштабах одного меня «злые» поступки постоянно оборачиваются добром, а «добрые» злом. Я ненавижу их, потому что ненавижу себя. Только и всего.
Тем временем в ушах, на дозволенном мембраной пределе, распинался голос из древности. И, как тогда в парке, когда я гулял с девочкой с белоснежными волосами, он оказался для меня пророческим. Мир, что ожидает меня, прекрасен. Жесток и прекрасен именно своей жестокостью. В нем не выживают слабые духом, только достойные. Даже мой нынешний тест – экзамен на храбрость и мужество.
Только такие люди, храбрые и мужественные, смогут столетие существовать рядом с монархом и оставаться на плаву, поддерживая на плаву его самого вопреки несуразице собственного существования. И невероятно, невообразимо дико, что все они – женщины. Впрочем, а женщины ли?
Он ждет меня, этот мир. Терпеливо и бесстрастно переминается с ноги на ногу за гермозатвором выхода из трассы, которая, при всей огромности, не бесконечна. А по пути к нему ожидают всего-то несколько десятков (сотен, тысяч) ботов.
Первого же из встреченных я протаранил, ударив по нему всем телом. До этого бы не рискнул, несмотря на безоружность, роботы не безопасны, а какова прочность, к примеру, забрала? Но теперь это не важно, я летел, за моей спиной развевались не видимые никому, лишь ощущаемые мной крылья.
Первый бот отлетел в сторону, даже не замедлив моего движения. За ним последовали еще и еще. Они пытались что-то делать, атаковали, бросались под ноги, но я каждый раз уворачивался. Я не был одержимым берсерком, я просто был богом. Богом трассы.
Ничто не вечно под солнцем, всему есть предел, даже у предела. Свершенное невозможное потребовало свою плату, тело не выдержало. Для него это оказалось чересчур. Я упал и понял, что не могу больше двигаться, не осталось сил.
Находившийся поблизости бот напал на меня, лежачего, двинув с разбегу ногой в живот. Я отлетел. У них и такое в программе? Поднялся, не понимая, за счет каких резервов это делаю, попытался сопротивляться. Естественно, без толку. Бот ударил снова, проходя мою защиту, словно молот сквозь масло. Больно! Больно не от соприкосновения, не от самого удара, а от реакции доспеха на силу его гашения. Черно-синий доспех защищал даже от таких ударов, но недостающий ключ фразы – «пока еще». Боты невероятно мощные, а его ресурс не беспределен, сколько еще продержится? Я вновь отлетел, а забрало изнутри, в подтверждение последней мысли, покрылось тонкой паутинкой трещин. Следующий удар в лицо оно не выдержит, кулак робота лаконично выбьет мне мозги, размазав их о заднюю стенку шлема. Бот навис снова и в очередной раз собрался меня ударить.
Вот он, момент истины!..
…Нет, не прав. Не отключат.
Да, какова бы ни была моя ценность, я или выйду из трассы на своих двоих, или не выйду, третьего не дано. Это закон их прекрасного мира. Слабым я им не нужен, будь я хоть наследным принцем. «Все или ничего», – пронесся вдруг в голове мой собственный жизненный девиз, как ответ, реакция на него. И я понял, что мне этот закон намного ближе, чем думалось раньше. В душе я один из них, часть их мира, как бы ни ненавидел и ни презирал некоторых его представителей. И от этого мной овладело бешенство.
О нет, это не ненависть, а нечто большее. Безумие, в котором не осталось места холодной ярости. В голове крутилось лишь одно слово – «ЖИТЬ». Жить, несмотря ни на что. Я зарычал, как зверь, загнанный в угол, идущий на свою последнюю битву, после чего оттолкнулся изо всех неожиданно появившихся сил, давая телу ускорение, и бросил себя на противника.
Хрясь!
Приклад винтовки треснул. Позже, размышляя, я пытался понять, какова должна была быть сила, чтобы сломать приклад, созданный из сверхпрочных полимеров специально для рукопашного боя, но не смог. Бот согнулся и отлетел, половина его лица оказалась вмята в черепную коробку. Человек после такого не выжил бы, но это и не человек. Я с силой всадил дуло ему в глаз, единственное уязвимое место. Ничего. Даже после этого робот продолжал сражаться. Да, на секунду возникла пауза, благодаря которой я пришел в себя, но его лапищи тут же попытались меня цапнуть.
Пришлось оставить винтовку. Не бросить, нет, именно оставить, отпрыгнув в сторону и попытавшись отбить кулаками, за что-то она там зацепилась в черепушке. Особого смысла в ней в общем-то не было, я мог без потерь для себя оставить ее там и бежать дальше, ибо только в движении мое спасение, но надо мной довлело Первое Правило венерианского солдата. Оставить оружие – позор и поражение. И это выше угрозы смерти.
У меня не было никакого оружия, кроме доспеха с треснувшим забралом. Только кулаки, усиленные гидравликой скафандра. С кулаками против мира, как в старые добрые времена. И безумие накатило вновь.
Я стоял над поверженной железякой, уставившей единственный неподвижный глаз в потолок. Вторая глазница была разворочена, я все-таки вытащил остатки своей винтовки, которые использовал затем и как копье, и как дубину. Меня трясло. Вот так, голыми руками, боевого робота?
Еще он повредил мне коленку. Так, что боль прострелила даже сквозь пелену безумия. И что делать с этим, не знал, так как ни о какой зеленой полосе здесь речи не могло быть. Любая помощь только по выходе из трассы, до которого попробуй доберись с такой ногой!
Робот продолжал сражаться до последнего, как положено примерному роботу-солдату. Я посмотрел на искореженную винтовку, которую держал в руках, покореженное дуло. Вот они, вестники нового мира. «До последнего». «Никакой пощады». «Обратной дороги нет». Безумие вновь накрыло меня, но на сей раз я позволил ему это сделать. Сам вызвал, чтобы оно меня накрыло. Ведь главное в происходящем не страх и ужас, который могут внушить боты с такой программой. Они лишь орудия. Главное то, что вестники нового мира подтверждают другой, самый важный для меня жизненный тезис.
«Победитель получает все».
И только его осознание в данный момент могло помочь добраться до финиша.
Я бежал с кровавой пеленой перед глазами, не чувствуя боли и не ощущая ничего вокруг. Встречные боты удостаивались от меня ударом остатка винтовки, после чего я вновь мчался дальше, не останавливаясь и нигде не задерживаясь. Я рычал и этот нечеловеческий рык запомню навсегда.
Как добрался до шлюза, не помню. Последнее воспоминание, всплывающее ниоткуда, – я, выскакивающий из полутемного тоннеля на свет. Меня трясло, тело пронзила боль, будто тысячи и тысячи маленьких бомб одновременно взрывались по всему телу. Последние метры почти полз на четвереньках.
Ко мне кинулись люди, целая толпа разношерстно одетых представительниц корпуса, каждая из которых словно отрепетированными движениями принималась что-то со мной делать. Кто-то был вооружен плазменными резаками, оперативно срезая с меня листы брони, другие, с красными повязками и во всем белом, что-то вкалывали мне из больших аптечек, третьи подтаскивали под меня медицинские носилки, четвертые…
Да, народу было много, много суеты, все что-то гомонили и спрашивали. Но отдельно я запомнил сеньору Гарсия. В ее глазах царило удовлетворение, она единственная не суетилась, будто знала, что со мной и что будет дальше. И когда опустилась рядом, я, вытянувшись, прохрипел:
– Сеньора… Я… сломал винтовку!
Она что-то ответила, успокаивающе-бодрящее, но я понял по глазам, что она хотела сказать. И как бы в подтверждение, перед потерей сознания, в лежащем рядом разрезанном шлеме раздался голос:
- Приветствую тебя, безумный мир!
- Ты сделан из железа и свинца,
- И я пойду с тобою до конца.
- Возьми меня с собой, прекрасный мир…[10]
Эпилог
– Заходи, сын. Садись.
Себастьян прошел, аккуратно сел в дальнее кресло напротив камина. Во главе стола сидел не отец, а дон Родриго, начальник их службы безопасности. Себастьян уважал этого человека, но боялся, несмотря на статус наследника одной из крупнейших семей планеты. Было в доне Родриго нечто такое, что словами передать сложно, но на уровне интуиции Себастьян понимал, тому плевать на силы, стоящие за людьми, которые ему не нравятся или мешают его делу. Опасный человек!
Отец развалился на мягком диване, расслабленно прищурив глаза. Вроде как отдыхал. Себастьян знал: это обман, в голове отца в данный момент одна за другой с катастрофической скоростью проносятся мысли, просто посвящены они одной проблеме, а не целой куче, как в обычном, собранном состоянии.
– Ты звал, отец? – скорее утвердил, чем спросил Себастьян и сел.
Отец кивнул.
– По тому вопросу, о котором я думаю?
Неопределенное пожатие плеч. Затем жест, по которому дон Родриго оторвался от документов, что просматривал на небольшом развернутом визоре планшета.
– Дон Октавио считает необходимым ввести вас, юный сеньор, в курс одного деликатного дела. Возможно, это касается того вопроса, возможно, нет, – он выделил слово «того», – у нас мало данных, чтобы делать однозначные выводы. Мои люди только что закончили расследование, но последствия этого события в любом случае коснутся будущего королевской семьи.
Дон Родриго глянул ОЧЕНЬ выразительно. Себастьян поежился и подобрался.
– Вам знаком этот человек?
На завихренном во всю стену визоре появилось огромное изображение какого-то паренька примерно его возраста. Что-то было в нем знакомое, но неуловимо, Себастьян не мог вспомнить, где видел его раньше.
– Нет. Кто это?
– Этим вопросом, сын, мы занимались последние недели две, – подал голос отец, открывая глаза.
– Это новый королевский телохранитель, – ответил начальник СБ. – Будущий. Первый мальчик за сто лет, которого приняли к себе на обучение эти прошмандовки. Берут таким, как есть, в готовом взрослом виде. Его вступительное испытание назначено на сегодня, и я сомневаюсь, что он его не пройдет.
Повисла напряженная тишина.
Себастьян слушал, оценивал аргументы и поражался, как далеко просчитывает отец. Ему давно пора заняться делами семьи, вникать в политику, а не валять дурака, и теперь он все больше понимал, что знает гораздо меньше той планки, по которой оценивал свой уровень ранее. Это чудо, что отец так терпеливо возится с ним, ту же Сильвию он изначально оставил на самотек, бросив в бизнес, будто щенка в воду.
– Остается вопрос, сын: для чего Тьерри мобилизовать столько ресурсов? Чего она хочет этим достичь? Ради простого парня, будь он хоть из золота, она не станет так размениваться. Но наши люди, а я склонен доверять их профессионализму, не раскопали о нем ничего. НИЧЕГО!
Себастьян покачал головой:
– Так не бывает.
– Я тоже так думаю. Но Родриго со мной не согласен.
Начальник СБ откинулся в своем кресле, переводя собранный оценивающий взгляд с отца на сына.
– Сеньор, мальчик талантлив. Получил грант. Сам, это проверили. Жил в нищете с матерью-проституткой, работницей бюджетной парикмахерской, имеющей в юности условный срок. В НИЩЕТЕ, сеньор Феррейра! – Его взгляд стал особенно выразителен. – Далее, школа. Проблемы с сыном хефе. Нормальная жизненная ситуация для человека его происхождения. Раскидал десяток ровесников, тоже норма, с его модифицированными способностями и используемыми в схватке спецсредствами. Способности плюс расчет – ничего необычного.
Наконец, корпус. Тьерри сдерживает своих офицеров, не дает разгуляться, помня о своей предшественнице, но с чего вы взяли, что она НЕ ХОЧЕТ побыть на ее месте? Не хотеть и не делать – разные вещи.
Я считаю это лишь демонстрацией силы, и парень сам по себе ничего не стоит. Демонстрацией для нас, аристократии. «Сегодня мы унизили и растоптали криминального авторитета, сеньоры буржуи, завтра сделаем это с вами». Лаконично и предельно понятно. А главное, логично.
– Что думаешь, сын? – усмехнулся отец.
Себастьян не знал, что думать, а потому просто озвучил сомнения:
– Ангелы ничего не делают просто так. Не поверю, чтобы они взяли бедного сиротку обогреть и обучить. Даже если он мод. Тут кроется что-то еще, чего мы не знаем.
Отец улыбнулся:
– Я же сказал, мальчик тоже чувствует подвох.
Дон Родриго вздохнул:
– Но логика, дон Октавио…
– Логика в твоих словах прослеживается только на первый взгляд. Каждое из перечисленных тобой событий по отдельности, само по себе, логично. Но собранное воедино… – Он сделал паузу. – Тут логикой и не пахнет.
Дон Родриго задумался.
– Согласен, в мальчишке есть что-то «подводное». Мы пока не раскопали этого. Пока. Но, простите, ваша версия с «темным принцем» не просто нелогична, она смешна! Кто в здравом уме, будучи монархом, согласится держать собственного отпрыска, собственное творение, если хотите, в скотских условиях? Кто позволит какому-то сыну бандита бить его, издеваться, как это делал Кампос-младший? Наконец, кто позволит конфликту выйти на уровень, когда о нем узнала вся планета? Они оцепили школу, сеньор Феррейра. – Голос дона Родриго понизился почти до шепота. – Устроили, говоря казенной терминологией, войсковую операцию. Шли наказывать его, ставить на место, с вероятностью летального исхода более тридцати процентов, по оценкам моих специалистов. В случае с наследником, в которого вложили сумасшедшие средства и ради секрета которого ввели военное положение в двухмиллионном городе, такая ситуация НЕВОЗМОЖНА в принципе!!! С вероятностью сто процентов! Наш знакомый Диего Альваро убедился, с такими вещами Веласкесы не шутят! А тут какая-то топота. Спустя всего полгода. Я соглашусь со слабостью своей версии, сеньор Феррейра, – закончил он. – Но ваша – бред.
– А если они таким образом его спрятали? Чтобы никто не догадался? Особенно мы, аристократия?
Себастьян сказал первое, что пришло в голову, и тут же понял, насколько это чушь. С человеком, в которого вложены миллионы, ради которого уничтожили бункер, способный пережить любую бомбардировку, ради которого грохнули сорок ученых… Ученых, не простых работяг, цвет нации!.. Нет, это нереально.
И отец, и дон Родриго промолчали, глядя на его смущение. Наконец, отец подвел итог:
– В любом случае, что бы там ни было, этот мальчик опасен. В таком возрасте он не подойдет им в качестве пушечного мяса, его будут учить другому. Тем более, говоришь, способный. А там присяга, вассальная клятва королеве, а значит, кружение около королевской семьи. Себастьян, как ты думаешь, обратят ли их высочества внимание на молодого, бросающегося в глаза, симпатичного юношу в своем окружении? Там, где привыкли видеть лишь девушек?
Себастьян опустил голову. Вопрос риторический, особенно зная их высочеств.
– А сколько потребуется времени ее высочеству инфанте, чтобы затащить его в постель «для пробы»? Ознакомления, так сказать? И как события могут развиваться дальше, учитывая, что в будущем она станет королевой, а он – ее вассалом-телохранителем?
Себастьян сглотнул большой ком. Отец ударил по больному. Но главные слова сегодняшнего разговора прозвучали.
– Предлагаешь его уничтожить?
Отец покачал головой:
– Не сейчас, в этом я солидарен с Родриго. К тому же мы опоздали, он в руках ангелочков, а вендетты я не хочу. Придется играть тонко, ждать момента.
– Мы можем натравить на него нашего Мстителя, – неожиданно подал голос дон Родриго. – Убедить, что мальчишка и есть «темный принц». Так мы избавимся и от него самого, и от щенка. Кто бы ни был этот Шимановский, мертвый он принесет нам меньше вреда. Заодно больше не нужно будет нянчиться с Мстителем, это становится с каждым днем все опаснее. Гарсия свернула операцию в Варшаве, теперь Веласкесы начнут потрошить Альфу и, если пронюхают, что мы помогали ему… – Вздох.
– А так мы взорвем его сразу после того, как он убьет мальчишку. – Дон Октавио вновь отрицательно покачал головой: – Я понимаю риски, Родриго. Но Мститель еще может понадобиться. Идея здравая, проработай ее, подготовь исполнителей. Но пока у меня не будет анализа ДНК мальчишки, запрещаю любые действия.
– И все-таки я считаю, что я прав! – воскликнул в итоге отец и развел руками. – Интуиция. Лея страшная женщина, она может додуматься и до того, чтобы содержать сына в нищете. Да и не сын он ей, а всего лишь творение. Мы еще проанализируем все события, спокойно, пошагово, пока предлагаю закончить с этим и разойтись. Ты что-то хотел сказать, Себастьян?
Он повернулся к сыну, но сказать, что собирался, тот не успел. Дверь в кабинет самым наглым образом распахнулась, и на пороге появилось разъяренное существо с развевающимися длинными белыми волосами, которому больше подошел бы эпитет «львица», чем «человек».
– Все, отец! Я так больше не играю! Или ты подписываешь сейчас, или… – зарычала львица.
– Или? – расплылся в улыбке дон Октавио.
Та смутилась, но тут же вновь воспрянула духом.
– Я больше не намерена два часа ждать, когда ты освободишься! Я твоя дочь и имею право обратиться вне очереди! На!
Девушка прошла через кабинет и хлопнула бумажными листками, которые держала в руках, по журнальному столику.
– Сделаешь все дела со мной и занимайся чем хочешь! Тем более я не надолго.
– Хорошо, солнышко, хорошо! – Дон Октавио взял бумаги и неспешно пролистал их, на ходу оценивая глазами написанное, а главное, прикидывая в уме цифры. При этом безуспешно пытался спрятать лезущую наружу довольную улыбку. – Я сделаю все возможное, чтобы в будущем так и было, но…
Сильвия скривилась и надула губки.
– «Но»?
– Но ты, в свою очередь, пообещай, что не будешь больше врываться ко мне в кабинет во время важного совещания.
– Важное совещание? – Девушка широко распахнула глаза и наивно ими захлопала, после чего картинно обернулась к брату через плечо: – Важное? С ним?
Себастьян закипел от желания удавить сестру, но сдержался.
– Сильвия, я сам решаю, какие совещания важные, какие нет, – отрезал отец, оставил автограф на некоторых листках, после чего протянул всю стопку назад. – Теперь можешь идти.
Та взяла бумаги, победно усмехнулась и развернулась к двери, но застыла вполоборота.
– А он-то что вам плохого сделал? – кивнула она в сторону объемного изображения парня, показывающего его идущим по улице в школьном костюме.
– Почему сразу «плохого»? – напрягся отец.
– Ну как же, – Сильвия кивнула на начальника охраны, – дон Родриго здесь, значит, ничего хорошего для него вы не приготовили…
Железная логика. Дон Октавио непроизвольно крякнул.
– Ты его знаешь? – спросил он, всячески скрывая волнение.
Сильвия неопределенно пожала плечами:
– Видела. И он мне так и не позвонил. Все, отец! – Она подняла руки в защищающемся жесте. – Это не обсуждается! В мою личную жизнь тебе доступа нет и не будет!
Себастьян скривился. Многие взгляды сестры на «личную жизнь» он не разделял, считая, что та позорит семью, но отец, согласно давней договоренности, не вмешивался.
– Сильвия, девочка, я разве лезу в нее? – улыбнулся он ей, но Себастьян чувствовал, что внутри тот кипит. – Просто скажи, откуда ты его знаешь. Что ты будешь с ним делать – дело твое.
В его голос закралось немного меда, и Сильвия оттаяла, для порядка победно усмехнувшись.
– Знаю? Да не знаю я его. Видела. – Она задумалась. – В Королевской галерее. На выставке.
– Которой? Как давно? – подал голос дон Родриго.
Она повернулась к нему, наморщила лобик, но снизошла до ответа, видимо понимая то же, что и Себастьян: с этим человеком лучше воздержаться от лишнего гонора.
– Примерно месяц назад. Выставка, кажется, о космосе и разных древностях, точнее не помню.
– И долго вы с ним общались? – Лицо дона Родриго приобрело профессиональное выражение чекиста, напавшего на след.
Девушка пожала плечами:
– Какая разница? Не долго. О, вспомнила! Это была премьера. Выставка, посвященная Золотому веку, открытие. Мы с Фрейей шли по коридору, а он вышел навстречу, так и познакомились. Что-нибудь еще?
– Нет, дочка, спасибо, – кивнул мрачный дон Октавио, переглядываясь с начальником службы безопасности.
Сильвия уже собралась выходить, как в дверях ее настиг новый вопрос дона Родриго:
– Юная сеньорита не подскажет, как плебей из нищей семьи, сын проститутки мог попасть на выставку с беспрецедентными мерами безопасности, где чуть было не завернули на входе даже ее младшее высочество?
Сильвия остановилась, медленно обернулась. Задумалась.
– Еще раз?
– Повторяю, как плебей из нищей семьи, живущий в трущобах, мог попасть на выставку, куда пускали лишь представителей высшего общества по спецприглашениям? – Глаза дона Родриго опасно прищурились.
Девушка улыбнулась и гордо выдавила:
– Сеньор, на выставку такого уровня не может проникнуть плебей из трущоб, вы ошибаетесь. И тем более плебей из трущоб не может держать в руке коллекционный диск стоимостью сто тысяч империалов. Что-то необычное, странное в этом парне есть, соглашусь, но трущобы… Ваши люди дали маху, дон Родриго. Сожалею…
Сказала она с издевкой, иронией, естественно адресуя иронию отцу, недовольно при этом скривившемуся.
– Это действительно так, дочка. Он из трущоб. Ты можешь мне это как-то объяснить?
– Отец, если твоя служба чего-то не раскопала о человеке, это проблемы твоей службы и ее компетенции. Я сказала тебе все. Не знаю, кто этот юноша, но он определенно не из трущоб, и врать тебе не вижу смысла. До свидания!
Она обернулась и быстро вышла. Повисло напряженное молчание.
Отец нарушил его первым:
– Все всё поняли? – Его взгляд был обращен к начальнику службы безопасности. – Если мы не раскопали, не значит, что этого нет. Вот и ищи, Родриго! – Он рассмеялся. Дону же Родриго смеяться не хотелось. – И еще, подготовку операции по уничтожению щенка отменяю. Мне кажется, этот юноша стоит того, чтобы с ним поработать.
– Даже если он «темный принц»? – напрягся Себастьян. Ему не нравилась резкая смена настроения отца после ухода Сильвии, но понять ее причину он не мог. Они не ладили с сестрой, это не секрет, но сейчас кроме ревности в нем поселилось что-то еще, какая-то неосознанная тревога. Ощущение, что отец в очередной раз «кидает» его в пользу этой белобрысой бестии. Оттого в душе все больше и больше закипала злость.
– Даже если он и есть «темный принц», – согласился отец, погружаясь в свои мысли.
Себастьян понял: совещание окончено. Для него.
– Не спишь?
– Разве тут уснешь?
Лея полулежала в кресле, развалившись и вытянув ноги на специальный стул, которым пользовалась именно в такие моменты. Перед ней во всю стену кабинета вихрилось изображение человека в доспехах департамента, быстро передвигающегося и стреляющего в упор по дроидам, пытавшимся атаковать его. Настолько в упор, что даже сейчас Лею иногда передергивало от осознания грозившей мальчишке в тот или иной момент опасности.
– Сколько дроидов не подлежит восстановлению? – поинтересовался Сергей, будто спросить больше нечего!
Лея лишь устало пожала плечами:
– Больше тридцати. Но это того стоило, не находишь?
Он находил. К сожалению.
– Ты звук включи, чего без звука-то смотришь?
– Не могу. Надоело. На меня музыка плохо влияет, жесткая слишком.
Он кивнул. Действительно, ее величество гоняет эту запись уже третий день, перегоняла и с музыкой, и без. Знала, наверное, каждое движение парня в доспехах. А песни вообще можно было выучить наизусть, несмотря на жуткий староанглийский выговор. Но вот так, без звука, картинка давала больше информации, чем с ним, акцентировала внимание на поступках и действиях.
Лея все-таки включила звук, правда тихо. Сергей скривился.
– Тебе тоже нравится? – усмехнулась она. – Они назвали это «активацией». Он регулирует свои способности музыкой, как мы регулируем уровень громкости, например. Нажал иконку – громче, нажал – тише. Включил музыку, стал меньше чувствовать, впал в ярость, убавил, и снова обычный человек. Норма говорит, это достижение, величайшее открытие. Если он разовьет это в себе да она поможет с тренировками, его не придется утилизировать, как ее сестру. Она берется ему помочь.
Сергей кивнул, но внутренне его перекосило.
– Норма же не знает, что ты в любом случае не собираешься его утилизировать. И кстати, Лея, его берсеркизм – единственная на сегодняшний день проявившаяся способность. Не считая повышенной выносливости и другой мелочи.
Лея молчала, на ее лице не дрогнул ни один мускул.
– Тебе не кажется, что дон Мигель ошибся? Его магия не работает, приход мальчишки в объятия Мишель тому подтверждение?
– Дай время, магия заработает, – ответила ее величество с уверенностью мчащегося сквозь бездну космоса многотысячетонного астероида.
Сергей повысил голос:
– Ему уже восемнадцать, Лея!
– Что ты от меня хочешь? – Она скривила губы в усмешке. – Чтобы я его вышвырнула? Огорчу: я не могу сделать даже этого. Офицеры вцепились в него мертвой хваткой и не выпустят. Он прошел испытание, Сережа, мое согласие на его обучение лишь дань традиции. В любом случае чего бы я сама себе сейчас ни напридумала.
Я не контролирую ситуацию, понимаешь?! – повысила она голос и отпихнула брякнувшийся стул ногой. – Я! Хозяйка эксперимента! Его мать и творец! Я больше ни на что не могу повлиять! Я проморгала его, прозевала! В момент, когда ему больше всего нужна была моя помощь, меня не только не было рядом, я… – Она в сердцах махнула рукой и снова откинулась, прикрывая глаза. – Я была там. Видела его. Что стоило задержаться и помочь или оставить вместо себя Елену? Чтобы разобралась в его проблемах? Отчего-то же он пришел, значит, того, что мы сделали после фонтана, оказалось недостаточно.
Недостаточно, Сережа! – вновь воскликнула она. – Да, я не могла помочь ему раньше, не привлекая внимания кланов. Но именно в тот момент я МОГЛА сделать это! А теперь все лавры достались этой сучке Тьерри.
Лея грубо, на грани цензуры, высказалась по поводу давней подруги. Сергей знал: она до сих пор не могла определиться, благодарить ее или наказывать за устроенное шоу, и это ее всячески угнетало.
Алиса первая перехватила ее величество у трапа посадочного модуля и преподнесла ситуацию со своей колокольни, выставив всех своих персонажей в нужном ей свете. И теперь у него связаны руки что-либо объяснить или сделать. Но внутри Лея, конечно, понимала, что к чему, ее бесило такое своеволие и перечеркивание взлелеянных ею планов. И то, что на текущий момент планов у нее уже (еще?) не было, никого из этой компании не оправдывало. Но политес дело тонкое, официально прицепиться к ним ей не за что. Бенито действительно мог заказать Хуанито в любой момент, сам он мог грохнуть его в любой момент, если бы не побоялся отдать нужный приказ ранее, а к воротам корпуса мальчишка пришел самостоятельно, по зову своего сердца.
– Я не справилась, понимаешь?! Не защитила! Теперь она будет на коне, как его спасительница и защитница, а я…
– А ты – королева, – перебил он. – И будешь ею в любом случае, к кому бы в жилетку плакаться он ни побежал. Так будь же королевой, а не тряпкой, которую обводят на каждом остром моменте! – зло бросил он. – Задави их, пусть знают, кто в доме хозяин!
Подействовало.
Вздох.
– Наверное, ты прав. Только не представляешь, как я устала.
Он присел рядом, она упала в его объятия.
Да, она устала. Государственные дела, лавирование между кланами, поддержание огромной военной машины, а теперь еще замаячившая на горизонте война. Без возможности послать все к черту и уехать поплескаться в море на недельку.
Сергей обнял ее, все-таки их связывало слишком многое, чтобы помнить о прежних дрязгах в такие моменты. Да и дрязги с годами как-то потускнели. Впервые за двадцать лет он чувствовал то, что давно забыл, – единение. У них разные цели, разные задачи, но сегодня, несмотря ни на что, она просто побудет его, а он ее. Как в старые добрые времена. А завтра…
А завтра будет завтра.
– Представляешь, я тоже стреляла в дроидов на первом испытании. – Из груди Леи вырвался смех, предвестник истерики. Той, с которой из человека выходит все накопившееся внутри черное и негативное, которую сильные люди могут позволить себе только в присутствии самых близких людей. – И Алисия. И Фрейя с Изабеллой, когда проходили свой краткий курс. И даже Эдуардо. Правда, ноги никто из нас не подворачивал, а Бэль вообще садила с десятка метров навскидку, как заправский снайпер, не целясь. Но стреляли все.
Он плотнее прижал ее к себе.
– У вас это семейное.
Август 2012 г.
Приложение
1. ПЕРСОНАЖИ
Королева Аделлина – Аделлина Веласкес. Первая королева, старшая дочь Алисии Мануэлы. В отличие от матери имперской принцессой себя не считала, родившись и всю жизнь прожив на Венере. К моменту смерти матери в руках их семьи скопились колоссальные финансовые ресурсы, которых хватило для подкупа нужных людей на Земле, с помощью которых она так же была назначена пожизненным генерал-губернатором Венеры. Но в отличие от матери Аделлина сразу взяла курс на независимость, укрепляя свою власть и свой бизнес, ведя поиски союзников. И, выбрав удачный момент, сделала это, объявив себя императрицей, а императора на Земле – узурпатором. Южно-Американская Империя, ослабленная гражданской войной, династическими и религиозными распрями, оказалась не готова к длительной партизанской войне, к которой Аделлина готовилась много лет, и в итоге признала независимость Венеры в обмен на формальный отказ Аделлины от притязаний на имперскую корону.
Времена королевы Аделлины – эпоха большого строительства на Венере, эпоха взрывного развития, в том числе развития проституции, которая в прямом смысле слова выкормила молодое королевство после войны, а также эпоха усиления кланов – знати, отделившейся от имперских собратьев и прибравших планету к рукам. Королева Аделлина оказалась не способна противостоять их совместному давлению, но вот выстоять, переложив борьбу с аристократией на будущие поколения, у нее получилось.
Аделия – Аделия Элиза Сервантес. Член взвода Леи. На описываемый момент глава департамента образования. После коронации была назначена в одну из королевских инспекций и вскоре ее возглавила. Позже основала собственную контролирующую структуру из ветеранов корпуса, занималась вопросами коррупции в силовых ведомствах. Отличилась жесткостью и бескомпромиссностью, на ее счету десятки казненных высокопоставленных чиновников и сотни получивших реальные сроки за злоупотребления. Пережила восемь покушений, дважды была серьезно ранена. В 2444 году, за три года до описываемых событий, была отстранена от дел, восстанавливалась от очередного ранения. Однако в 2446-м, в связи с запланированной Леей реформой, вновь мобилизована, назначена генеральным инспектором сферы образования, а уже через полгода – главой департамента образования. Позывной: «Бестия».
Алисия Мануэла – Алисия Мануэла Веласкес. Имперская принцесса, младшая дочь императора Антонио II Веласкеса. Предвидя скорую смерть, император отослал дочь на Венеру, бывшую в то время всего лишь промышленной зоной с адскими условиями существования, назначив ее пожизненным генерал-губернатором. И заставил парламент утвердить это решение, хотя ей на тот момент было всего семнадцать лет – то есть она была несовершеннолетней. Этим он спас ее от преследования братьев, начавших после его смерти борьбу за власть, вовлекших страну в длительную гражданскую войну. Достижением Алисии Мануэлы можно назвать строительство Альфы, единого колониального центра, и размещение на ее территории, а после и на территории остальных колоний большого количества заведений для бизнеса, официально запрещенного на Земле, – в частности борделей и казино. Ко времени ее смерти бордели и казино, вкупе с другими активно развиваемыми туристическими бизнеснаправлениями, давали почти половину бюджета колоний, то есть почти столько же, сколько вся добывающая и перерабатывающая промышленность. При этом львиная доля этих денег оседала в карманах самой принцессы, минуя имперскую казну, дав толчок к быстрому развитию колонии, к ее обособленности, и в перспективе к независимости.
Принцесса Алисия – Алисия Корнелия Филиппа Веласкес. Младшая сестра королевы Леи. Занимает пост главы департамента безопасности. Как и сестра, прошла подготовку в корпусе и приняла присягу, является членом совета офицеров корпуса. Женщина властная, считает, что во многом бремя управления планетой лежит на ней, а не на сестре, являющейся всего лишь «лицом» государства. Однако понимает, что, став «лицом» сама, потеряет большую часть своего влияния, и сместить сестру не стремится. Позывной: «Лиса».
Елена – Елена Гарсия. Член взвода Леи, ее персональная телохранительница. В описываемый момент занимает пост главы наказующих – изначально подразделения собственной безопасности внутри корпуса, фактически же структуры, отвечающей за тайное устранение лиц, неугодных Короне. Народные прозвища: Железная Сеньора, Палач, Главный Палач Планеты. Тайная любовница Леи, ее доверенное лицо и правая рука во многих вопросах. Позывной: «Нимфа».
Королева Катарина – Катарина Розалия Изабелла Веласкес. Венерианская королева, мать Леи. Жестокая женщина, решившаяся отдать дочерей на обучение в корпус телохранителей, где им, в частности на Полигоне, угрожала реальная опасность для жизни. Вся эпоха ее правления характеризуется активными интригами, союзами правящего клана с различными группировками, постоянным лавированием и политическими преследованиями. С противниками королева Катарина не церемонилась – многие в эпоху ее правления были сосланы, многие изгнаны из страны, со многими произошли «несчастные случаи». Особенно ярко черты такого правления проявились после начала имперской кампании, когда адмирал Филипп Веласкес, ее любовник и отец Леи, был отправлен на далекую Землю, где был занят гражданской войной. Опираясь на витающий в воздухе авторитет адмирала, на верные ему воинские части и на поддержку «союзных» кланов, королева установила настоящий террор среди правящего сословия, укрепив королевскую власть. Постоянно меняла фаворитов, приближая к себе представителей различных, зачастую враждующих группировок, используя личные связи как механизм политики. Официально трижды была замужем: первый раз по любви, за Бернардо Ромеро, известным гитаристом, ставшим позже с ее помощью известным продюсером и ее личным советником; остальные два – за представителями различных небольших кланов, используя как механизм политики и институт брака. В 2422 году на нее было совершено покушение, ее отравили. Врачам удалось спасти ее, вовремя вывести смертельную дозу токсинов из организма, но яды успели подействовать и подорвали ее здоровье. Умерла в 2424 году после тяжелой болезни.
Лея – Лея Аманда Катарина Веласкес. Королева Венеры описываемого момента. В разводе, от брака трое детей. В юности по приказу матери два года проходила подготовку в корпусе телохранителей, инкогнито, под именем Катарины Веласкес. Прошла Полигон и приняла присягу – то есть фактически является не просто сеньором, но и одной из ангелов. Позывной: «Принцесса».
Малышка – Мария Жозе Фернанда Кано де Сантана. Член взвода Леи, ее двойник. Занимаясь секретным поручением по реализации будущего проекта «Наследник», выторговала себе право досрочной демобилизации после коронации Леи. Ушла со скандалом, с остальными членами взвода общается мало, в политике и жизни клана Веласкес не участвует. Вышла замуж за Рафаэля Сантану, племянника герцога Сантаны, управляющего одним из крупных банков, принадлежащих этому клану. Позывной: «Малышка».