Земля Великого змея Кириллов Кирилл
Обернувшись, он понял, что чутье его не обмануло — тюремщик оступился и во весь гигантский рост припечатался к каменному полу. Не тратя времени на благородство, Ромка приподнялся и обрушил на ворочающееся тело выставленный локоть. Что-то хрустнуло, индеец затих. Стихли и остальные узники. В коридоре повисла гнетущая тишина. Только булькало что-то в животе поверженного супостата. Ромка поднялся, отряхивая с рубахи несуществующую пыль. Узники опять загомонили в своих клетках и потянули руки к поверженному гиганту. Облегченно выдохнув, молодой человек поднял взгляд и встретился им с лихорадочно блестящими в свете чадящего неподалеку факела глазами де Агильяра. Тот победно улыбнулся и гордо вскинул голову.
— Дон Херонимо, неужели это вы его? — спросил Ромка.
— Да, вот этими самыми руками подцепил за лодыжку. Колосс оказался слабоват в коленях.
Молодой человек вскинул два пальца к виску, отдавая книжнику воинский салют, и, стараясь не прикасаться к жирному телу, стал шарить по полу в поисках отлетевшей связки ключей. Он заметил ее в смуглой руке, которая пыталась втащить ее сквозь узковатые прутья решетки в одну из камер. Освобождать иных узников, кроме Агильяра, в Ромкины планы не входило. Шагнув вперед, он ухватил кольцо и потянул. С той стороны держали крепко. Он наступил на пальцы каблуком и чуть повернул ногу. Узник за решеткой взвыл и выпустил добычу из рук. Преступив через чудовищных размеров ляжки мешика, Ромка встряхнул связку и пригляделся.
Подбор ключа к камере Агильяра занял минуты полторы. Замок щелкнул, дверь скрипнула, и книжник оказался на свободе. Худой и грязный, в висящей лохмотьями одежде, он порывисто обнял Ромку и тут же отстранился, устыдившись проявления чувств. Молодому человеку тоже было не до сантиментов. Быстро оглядев камеры, не лежит ли в какой без сознания флорентиец, Ромка ухватил книжника за запястье и выволок за порог.
Перед тем как захлопнуть дверь, он метнул ключи в темноту: если повезет какому заключенному до них добраться, его счастье. Иначе заглушить вопли бывших сокамерников, далеко разносящиеся по гулким коридорам, не было возможности. А зная характер борова-охранника, другие стражи могли заинтересоваться, почему он так долго не наводит любезный его сердцу порядок.
— Дон Херонимо, вы имеете представление, в какой части дворца мы находимся?
— Ни малейшего, дон Рамон. А вы?
— Я тоже, — вздохнул Ромка. — А с какой стороны вас тогда привели?
— Мне кажется, — замялся книжник, — слева. Хотя, может, и справа.
— Хорошо, давайте попробуем налево. — И добавил про себя по-русски: — Авось, кривая и вывезет.
За ночь посреди испытательной площадки с подъемными механизмами и кузнями насыпали холм земли в три человеческих роста. Сверху положили дощатый настил, на него установили расшитый золотой нитью полог от солнца. В центре оставили квадратную прорезь и, выложив ее камнями, устроили очаг, в котором разожгли огонь из горевших ароматным бездымным пламенем дров. По углам расставили бронзовые жаровни с благовониями и клетки со сладкоголосыми птицами. За изукрашенной тисненными золотом фигурами богов ширмой сложили несколько печей и организовали кухню не хуже той, что была при дворце. Носильщики уже волокли туда туши оленей, трепыхающихся кур, корзины с фруктами и мешки с тертым шоколадом. Рядом поставили шатер, где жены и наложницы Куаутемока могли помыться и переодеться. В нем же расположилась хозяйственная служба, заведующая тазиками для мытья рук, скамеечками для ног, опахалами, подушками для шеи и головы и прочей мелочью, без которой немыслима жизнь верховного правителя.
Куаутемок явился с рассветом. Горделиво проплыв над площадью в богато украшенном паланкине, он с помощью четырех касиков поднялся наверх и рухнул на сиденье, скорее по привычке скривившись на правый бок. Взял из держательницы раскуренную трубку с табаком, затянулся, запил ароматный дым глотком горячего шоколада и взмахнул чубуком — мол, начинайте.
Натянутый в центре тент упал, взгляду правителя открылись четыре орудия, сделанных на манер тех, какими пользовались teules. Сработаны они были гораздо проще, грубее, без завитушек и надписей по стволу, но, имея большие размеры, смотрелись гораздо внушительней. Около каждой пушки вытянулись в струнку по десятку инженеров в закопченных набедренных повязках. Касик в парадном шлеме с пышным красным плюмажем взмахнул рукой.
Инженеры подхватили мешочки с огненной смесью и покидали их в дуло. Утрамбовали их специальной палкой с обмотанным тряпками концом, подкатили накругло обтесанный камень и, с трудом оторвав от земли, закатили вслед за порохом. Орудуя медными прутами, задрали ствол к самому небу и поднесли к отверстию запальной камеры горящий фитиль. Некоторое время ничего не происходило. Инженеры замерли в ожидании грохота, разинув рты и прижав ладони к ушам, свитские заволновались, стараясь укрыться друг за другом от начальственного взгляда. Касик с красным плюмажем начал стремительно бледнеть лицом. Потом в стволе что-то зашипело, орудие изрыгнуло гром и пламень. Невидимое глазом ядро с воем ушло за стену. На глади озера, отлично просматривающейся с площадки, вспух и медленно упал водяной гриб. Окрестности заволокло сизыми клубами порохового дыма. Свитские облегченно вздохнули, инженеры заулыбались. Куаутемок сморщил нос на исходящую от ствола кислую вонь и улыбнулся, давая понять, что доволен результатами.
Впервые за довольно долгое время он пребывал в благостном расположении духа. Сначала блестящая победа над островами-крепостями пришельцев с помощью их же метательных машин. Оружия очень неточного, но грозного. Одно попадание превращает корабль в щепу. Teules, конечно, учтут опыт горького поражения и не станут отныне сбиваться в кучу, подставляясь под летящие камни. Но теперь у Мешико в распоряжении будут пушки. Причем значительно более крупные и дальнобойные, чем у завоевателей. Для стрельбы по плавучим крепостям можно использовать большие, накругло обтесанные камни. Если полезут на дамбы, то мелкие окатыши смоют нападающих смертельным дождем. Через некоторое время инженеры доведут до ума легкие орудия, которые при выстреле можно удержать в руках. Стрелковые подразделения станут основой его будущей армии. Вокруг них он соберет лучших бойцов и. Только вот где их взять?
Мысли верховного правителя снова повернули на грустный путь. Основной воинской доблестью мешикского воина уже давно считается не победа над врагом, а как можно большее количество захваченных пленников для рабства или жертвенного камня. Военачальники перестали ходить в бой впереди своего войска. Отсиживаются в тылу, руководят.
А касики окрестных городов? Они не там, не со своим народом, не устраивают засады на дорогах, не сжигают мостов, не увозят провиант, не перегораживают дороги упавшими деревьями. Они сидят тут, за высокими стенами, и только и знают, что отправлять через озеро курьеров с требованиями прислать еще золота, шоколада, ткани, бумаги, перьевых мантий. Будто только мантий им и не хватает для победы над teules. Куаутемок с трудом повернул голову и зыркнул на шушукающуюся за его спиной свиту желтушными белками. Те вздрогнули и притихли.
Затевают что-то? Или обсуждают недавнее происшествие? Прямо на жреческий совет пробрался какой-то оборванный тип, назвавший себя истинным жрецом Кецалькоатля, и заявил, что раз Великий змей явил себя людям, значит, он теперь верховный жрец и все должны его чтить как правителя, равного Куаутемоку. Смутьяна, конечно, скрутили и передали настоящим жрецам Кецалькоатля для принесения в жертву тому богу, которого он так любит. Но брожения не прекратились, жрец бога дождя Тлалока сказал, что служители Уицлипочтли и Тескатлипока забрали себе много власти, получив привилегию непосредственно докладывать и советовать повелителю, а его бог, ничуть не менее сильный, неоправданно отодвинут в сторону. В совете чуть не дошло до потасовки. Конфликт потушили, но угли под золой тлеют и могут вспыхнуть с новой силой. Вот люди! Страна трещит по швам, а они, ничего вокруг не замечая, норовят урвать свой кусок.
Внизу, под ногами, снова грохнуло. Круглый, внахлест сколоченный из досок щит у дальней стены брызнул во все стороны щепой от попадания каменного ядра. Кладка за ним затрещала и посыпалась. Вот олухи, поморщился Куаутемок и с недовольством посмотрел на стелящийся у ног пороховой дым. Крепость разнесут так, что teules и возиться не придется.
В программе еще были стрельбы каменным щебнем по одетым в трофейные доспехи пришельцев чучелам, но он устал. Едва заметным взмахом руки он велел перенести себя на носилки и доставить в покои. Как только венчавшие крышу паланкина зеленые перья исчезли в боковых улицах, свитские саранчой кинулись на яства и напитки, которыми пренебрег Куаутемок. Дальнейшие стрельбы проходили без их внимания.
В кают-компании «Сантьяго» было жарко. Пот ручьями стекал по спинам, легкие по тысячному разу гоняли спертый воздух, брови хмурились, под небритыми щеками на загорелых лицах набухали каменные желваки. Собранный Кортесом военный совет уже давно превратился в склоку.
— А я считаю, что мы должны штурмовать город, — кипятился Альварадо, стуча кулаком в открытую ладонь. — Основные силы пустить по дамбам и поддержать фланги корабельной артиллерией!
— Этого они от нас и ждут, — попытался урезонить его Олид. — Пристреляли метательные орудия по мостам. Один-два залпа, и мы окажемся как крысы в ловушке.
— Да и я мало чем смогу помочь, — подлил масла в огонь Меса. — Тяжелых железных пушек у нас всего три, на корабли их не поместишь, станины не выдержат. А фальконеты практически бесполезны. Только если ворота сорвать с петель.
— Они потопят наши скорлупки задолго до того, как мы подойдем на пушечный выстрел, — согласился Олид.
— А я бы все равно попробовал. По дамбам, — поддержал Альварадо недавно примчавшийся из Вера Крус Сандоваль. — Мешико копит силы, а наши, к сожалению, почти не прибывают. За последнюю неделю не было ни одного корабля с помощью от испанского двора. И торговцы почти не приходят. Кто-то в Испании очень не хочет нашего успеха.
— Если они выдвинут камнеметы на дамбы на одну-две лиги, то смогут достать и до Тескоко, и до Истапалана, и даже дальше. Солдат можно будет отвести подальше от берега, а что делать с кораблями? — добавил Альварадо.
— Корабли жалко, — вздохнул Мартин Лопес, главный инженер и строитель.
— На время обстрела их можно спрятать под акведуком или развести по разным городам на побережье, пускай попробуют попасть, — предложил де Олид.
— Да какой тогда с них толк? — взорвался Альварадо.
— Это да, — согласился Меса. — Залп всех орудий может нанести врагу существенный урон, а по одному. — Не договорив, он махнул рукой: мол, тут и обсуждать нечего.
— Кабальерос, послушайте, — прервал их Кортес. — Мне кажется, сейчас мы топчемся на месте, а время уходит неумолимо. Нужно принимать какое-то решение.
— Лично я за то, чтоб отступить в Талашкалу и дождаться подкрепления с Кубы или Ямайки, — рассудительно молвил осторожный де Олид.
— Не думаю, что Веласкес или Грай[70] поспешат нам его предоставить, — вскричал Альварадо. — К тому же пока будем отходить, пока дойдет письмо, пока они там соберутся, не меньше месяца пройдет. За это время мешики успеют так укрепиться и наловчиться в использовании машин, что мы вообще к ним подобраться не сможем.
— Еще корабли. — напомнил Лопес.
— Корабли придется бросить.
— Но ведь столько сил потрачено.
— Кабальерос, мы опять отвлеклись, — повысил голос Кортес.
Все затихли, уставившись на капитан-генерала.
— Мне кажется, нам нужно отвлечься от кораблей и штурма в лоб и подумать над другими способами.
— Вам что-то пришло в голову? — за всех вопросил де Олид.
— Почему бы нам не использовать тактику, спасшую нас от разгрома после «Ночи печали»?
На лица капитанов набежала тень мрачных воспоминаний. Но никто не мог сообразить, что же имеет в виду предводитель.
— Помните того негра-раба, что заразил оспой чуть не полстраны?
— Они в обмен наградили нас «бубонами»[71], так что все справедливо, — склочно встрял Альварадо.
— У кого что болит, — подначил его де Олид.
Альварадо вскочил, сверкая глазами и хватаясь за эфес.
— Кабальерос, полно вам. — Кортес унял их взмахом руки. — Индейцы неплохо справились с болезнью, но оказались крайне нестойки к этому заболеванию. Если каким-то образом принести болезнь в город, то через неделю оказать нам сопротивление уже никто не сможет.
— Да все просто. — Сандоваль вскочил на ноги. — Нужно найти какую-нибудь дальнюю деревню, где оспа еще свирепствует, завернуть в тряпку дюжину умерших от оспы и доставить на берег. Потом собрать небольшую катапульту, чтоб можно было поместить на корабле, и запустить через стену.
— Небольшую катапульту мы легко сможем сделать, — поддержал его Лопес.
— Лучше порезать, — добавил Меса.
— Порезать? — переспросил Олид.
— Ну да, индейцев. Порезать на части. Так удобнее. Чтоб не кидать тело целиком.
Суровым, закаленным в боях и лишениях капитанам эта идея не показалась особо святотатственной.
— Только спешить мы с ней не будем, заболеть нам самим тоже есть опасность. Потому оставим это средство на крайний случай.
Ромка на полусогнутых крался по низкому подземному коридору. Агильяр плелся следом. Книжник не жаловался, но дышал, как кузнечный мех, и шаркал ногами, как глубокий старец. Ромка его понимал, даже его молодому телу было несладко, что уж говорить про истомленного узилищем пожилого испанца. Но сил не хватало даже на сострадание.
Они уже часов восемь бродили по переходам, то приближаясь к поверхности, то углубляясь к самому, казалось, аду. Несколько раз дорогу им преграждали каменные завалы. Несколько раз коридоры приводили к воде, в которую они не решались ступить. Приходилось возвращаться и искать другие проходы. Несколько раз на дороге им попадались белеющие в темноте скелеты в лохмотьях одежды. Наверное, таких же, как они, беглецов, сгинувших в этих катакомбах без еды и питья. Теперь понятно, отчего караул в тюрьме был таким слабым. Даже удачный побег не гарантировал свободы.
Один раз они услышали пение и ритмичный стук обрядовых барабанов. Велев Агильяру не сходить с места, Ромка лег на живот и прополз вперед саженей двадцать. Коридор привел его к небольшому, едва освещенному жаровнями залу с бассейном в центре. Жрецы в черных накидках с капюшонами стояли вокруг и тянули заунывную мелодию. Голые служки подтаскивали к бортику плетеные корзины. С натугой опрокидывали их через борт и высыпали… человеческие руки и ноги. В ответ на каждую новую порцию жертвенного мяса за каменными стенками раздавалось сочное чавканье.
Стараясь даже не думать, что за чудовищу молились эти жрецы, Ромка поспешил обратно, сбивая локти и колени о жесткий камень. На поиски обходного пути беглецам потребовалось около часа.
— Дон Рамон, — раздался сзади слабый шепот. — Давайте отдохнем, я больше не могу.
— Дон Херонимо, вы видели, что случилось с теми, кто пытался отдыхать в этих ужасных местах? — прошипел в ответ Ромка, намекая на виденные скелеты.
— Но я правда больше не могу.
— Ладно, посидите тут пока, а я схожу вперед, разведаю, как и что.
— А если вы заблудитесь и не сможете вернуться? — в голосе старика прозвучал неподдельный ужас.
— Да полно вам, сеньор, — усмехнулся Ромка. — Это не в моих интересах.
Больше не слушая возражений Агильяра, он углубился под темные своды.
Сначала Ромка решил пройти пятьсот шагов и вернуться той же дорогой, но не обнаружил и намека на выход. Тогда дал себе разрешение еще на тысячу. На шестьсот втором шаге коридор пошел вверх, но на восемьсот двадцать втором закончился обвалом.
— Проклятые мешики, — вслух ругнулся Ромка. — Понакопали ходов. Гуще, чем в московских подземельях, ей-богу. — Молодой человек поежился, вспоминая огромных крыс в подземном ходу, идущем от Кремля на берег Неглинной реки.
До его слуха донесся едва различимый гул, схожий с пушечным выстрелом. Сначала он принял его за морок, но, прислушавшись, уловил еще один. Неужели там, наверху, испанцы штурмуют Мешико? А он подыхает тут, как крыса?! Ромка начал отваливать тяжелые камни. Через двадцать минут, вымотавшись и обломав все ногти, он присел отдохнуть на крупный булыжник.
— А какого, собственно, черта? — спросил он себя, опять-таки вслух. — Что это я тут один надрываюсь?
Поднявшись на ноги, он двинулся в обратном направлении, едва опираясь на стену кончиками пальцев. Агильяра он нашел, вернее, нащупал, на том самом месте, где оставил. Монах сладко дрых, завернувшись в свою рванину.
— Дон Херонимо, просыпайтесь, — потряс молодой человек костлявое плечо.
Испанец вскочил как ужаленный, сдавленно пискнул и зашарил в темноте руками.
— Сеньор Агильяр, сеньор Агильяр, — успокаивающе заворковал Ромка. — Успокойтесь, это я, дон Рамон де Вилья. Кажется, выход найден.
— Выход, выход, — забормотал бывший монах. — Выход! Где? Пойдемте же скорее! — Голос и движения пожилого испанца приобрели осмысленность.
— Конечно, пойдемте, — ответил Ромка, помогая францисканцу подняться. — Только есть одна незадача.
— Что там? — бросил на ходу испанец, перебирая ногами так быстро, что молодой человек едва за ним поспевал.
— Выход завален камнями, их придется разобрать.
— А вы уверены, что за завалом есть выход?
— Не полностью, но я слышал за ним орудийную пальбу. Думаю, это Кортес штурмует Мешико.
— Тогда тем более надо спешить. — Дона Херонимо словно подменили, он скакал по камням, как юноша-послушник, выпущенный на травку из мрачных стен монастыря.
На завал он налетел с такой же энергией. Отбрасывал мелкие камни, откатывал большие. Ромка только успевал ему помогать, иногда кладя руку на запястье и призывая к тишине. Ему очень хотелось снова услышать грохот пушечного выстрела. И временами казалось, что он слышит, и его тут же одолевали сомнения. Агильяр все кидал и откатывал. Откатывал и кидал.
Сначала они разбирали завал по всей высоте коридора, но потом сузили фронт работ до половины, а потом и вовсе оставляли себе проход, чтоб только пролезали убираемые ими назад камни. Через некоторое время с той стороны начали доноситься вполне отчетливые звуки. Они не были похожи на шум боя, скорее на какие-то строительные работы. Стук молотов по наковальням, визг местных пил с обсидиановыми зубцами, крики прорабов. Скорее это был не штурм, а как раз наоборот, укрепление стен. Они стали копать осторожнее.
Наконец сквозь мешанину камней и песка в их подземелье пробился красноватый лучик закатного солнца. Ромка чуть не закричал от радости, но вовремя спохватился: кто бы ни находился на поверхности, лучше не давать им лишнего повода себя обнаружить. О том же, наверное, подумал и Агильяр. Несколько долгих минут лежал он около пролома, подставив лучику бледное сморщенное лицо, и наслаждался теплом и светом, которых долгое время не видел. Наконец Ромка не выдержал и ткнул его локтем под ребра:
— Ну что, дон Херонимо, что там?
— Отсюда не видно, куча земли загораживает весь обзор.
— Так что ж вы лежите? — изумился молодой человек.
— Отдыхаю. Устал.
— Понятно. Но давайте все-таки уберем последние камни и попробуем осмотреться.
— Давайте, — устало ответил Агиляр. — Но только вам, наверное, снова придется идти одному.
— Ничего, я управлюсь, — ответил молодой человек. — А вы отползите обратно. Да подальше. Если меня заметят и придется убегать, хорошо бы, чтоб у вас была фора.
Молодой человек посторонился, давая книжнику пространство отползти, и взялся за работу. С великим тщанием и осторожностью выбрал он последние обломки скалы, чтоб даже самый маленький не выпал наружу. Расширив отверстие до размеров своих богатырских плеч, он выполз на белый свет.
Свет встретил его грудами битого кирпича, нагромождениями досок и кучами выбранной земли. Все это было припорошено известью, которой мешики штукатурили все постройки почем зря. Белая дрянь тут же набилась в нос, начала щипать глаза. Ромка едва не чихнул. Дергая ноздрями и хлопая ресницами, он кое-как избавился от жжения и, закрыв лицо локтем, пополз на звуки строительства. Перебравшись через кучу битого кирпича, он чуть не скатился на площадку, сплошь уставленную машинами времен Крестовых походов, словно сошедшими со старинных гравюр. Огромные арбалеты, метающие стрелы и камни, однорогие руты с ложками для камней и держалками для дротиков, могучие требюше с противовесами размером с дом и фрондиболы со сложными системами воротов и канатов для натяжения. Несколько торсионных катапульт, использующих для метания снаряда упругие закрученные канаты из пальмовых волокон. И еще какие-то странные аппараты неизвестной Ромке конструкции. Мешики суетились вокруг. Натягивали веревки, забивали выскочившие из дерева гвозди, подносили копья и обтесанные камни для метания. Что-то смазывали и подтягивали. А дальше… Ромка не поверил своим глазам. На огороженном натянутыми канатами квадрате земли рядком стояли бронзовые пушки такого калибра, что испанские фальконеты смотрелись радом с ними детскими игрушками. Около каждой пирамидкой сложены тщательно обтесанные каменные ядра и коробки с пыжами. Стволы покоились на деревянных лафетах с обитыми бронзовыми полосками колесами. Хоть сейчас бери за сошки и тащи на стену. Кстати, а что это в стене? Пролом? Похоже, мешики по неопытности выпустили несколько ядер в собственные укрепления и даже не удосужились залатать дыры корзинами с землей. Часовых тоже не видно. Да это же просто ворота на свободу. Только надо дождаться скорой темноты, а уж раздобыть лодку в этом озерном краю труда не составит.
Невдалеке что-то заскрипело, зашипело, послышались крики. Ромка оглянулся. Из выдавленной в земле формы мешики с помощью хитрой системы блоков извлекали свежеотлитый ствол, обильно поливая его водой. Она-то и производила те звуки, обращаясь в пар.
Дальше за литейным цехом размещалась пороховая мастерская. Под тростниковым навесом обнаженные рабы перетирали его в медных ступках тяжелыми пестиками. Женщины рассыпали часть пороха в мешочки, изготовляя заряды, а часть оставляли в выложенных бумагой корзинах. Голые ребятишки лет десяти-двенадцати оттаскивали их в пещеру неподалеку.
— Свят-свят-свят! — перекрестился Ромка. — Если такую силищу выкатить на дамбы, у испанцев не будет никаких шансов, когда они пойдут на приступ. А ведь они пойдут!
Кортес твердо намерен взять Мешико, но о ждущих его ужасах вряд ли знает. Надо как-то его предупредить. Одно ядро или заряд картечи из такой махины способны смести с узкой полоски суши посреди озера все живое или потопить корабль. Да еще и метательные орудия внесут свою лепту. А потом тысячи мешиков хлынут через дамбы на большую землю, и тогда никому несдобровать. Ромкины челюсти сжались, глаза опасно сузились, когда он принял решение: предупреждать испанцев отправится один Агильяр.
День клонился к вечеру. По пустынным водам озера скользило одинокое каноэ. С возвращением Кецалькоатля и появлением испанских кораблей немногие из мешикских рыбаков отваживались выходить на промысел. Мускулистый, до глаз заросший черной бородой мужчина, стоя на колене, гнал лодку вперед сильными уверенными гребками. Он держал курс на белые паруса испанской эскадры, замершей на якорях у причалов города Тескоко.
В устье бухты Мирослав сделал последний гребок и, отложив весло, поднялся с колена. Вытянул вверх руки, показывая, что в них нет оружия. Ему совсем не хотелось, чтоб кто-то из караульных пустил стрелу, приняв его за мешикского лазутчика.
Из небольшой башенки, наскоро сложенной из необожженного кирпича на краю замыкающей бухту косы, появились двое стрелков-испанцев. Из-за прибрежных камней поднялись с дюжину индейцев с луками и дротиками в руках.
— Кто ты и что тебе надо? — выкрикнул один по-испански, угрожающе поводя взведенным арбалетом.
— Я сбежал из плена, — слегка коверкая испанские слова, ответил Мирослав. — Я свой.
— Смотри-ка, это ж Миро, слуга сеньора Вильи! — закричал один из солдат. — Представляешь, мы с ним вместе высаживались на реке Табаско, — громко, как глухому, пояснил он своему напарнику. — Знатный боец!
Тот в ответ только кивнул, подозрительно разглядывая Мирослава черными пронзительными глазами.
— Берналь, ты ли? — узнал солдата Мирослав. — Рад видеть тебя в добром здравии.
— Да, я! Правь скорее к берегу.
Косясь на заряженный арбалет второго испанца, который тот держал на изготовку, Мирослав взялся за весло и в несколько гребков загнал каноэ на песчаную отмель. Выпрыгнул через борт и оказался в крепких, пропахших потом объятиях Берналя Диаса.
— Дружище, что с тобой произошло? — вопросил тот, отпуская от себя слегка помятого русича. — Нашел ты дона Рамона? Где пропадал столько времени?
— Да ничего особенного. В Истапалане я попал в руки мешиков, просидел некоторое время у них в темнице. Потом сбежал. Дона Рамона мне отыскать не удалось. Ни живым, ни мертвым. Возможно, он сейчас томится в плену. Или… — перед мысленным взором Мирослава блеснуло лезвие жреческого ножа.
Берналь понял его без слов и понурил голову.
— Да, дон Вилья — знатный кабальеро. — Испанец едва удержался, чтоб не сказать «был». — Пойдем, я отведу тебя к Кортесу. Он наверняка пожелает задать тебе несколько вопросов.
Мирослав почесал в затылке — встречаться с Кортесом в его планы никак не входило.
— Обязательно, но можно мне сначала поесть и вымыть тело, а то озерная соль въелась в раны. Больно. Нехорошо являться к капитан-генералу в таком виде, — ответил Мирослав, а про себя подумал, что являться пред очи Кортеса ему негоже в любом виде. Тот наверняка не забыл обиду.
— О, конечно! — вскричал Берналь. — Я сейчас квартирую на «Санта Марии», там есть еда, да и одежка какая-нибудь найдется. Хочешь, я дам тебе индейца, он тебя проводит на твоей же лодке. Или дождемся смены караула и отправимся вместе?
— Давай лучше вместе, а пока расскажи мне последние новости.
— Тут и рассказывать особо нечего. За время твоего отсутствия провели несколько карательных экспедиций по окрестным городкам. Собрали немного зерна и маиса. Причем с боями. Люди Куаутемока зарились на эти урожаи, так приходилось оборонять индейцев прямо во время жатвы. Представляешь, по краю поля рубка, а в середине — покос. И смех и грех. А вот урожаи у них, не поверишь, тут можно собирать круглый год. А видел бы ты их ирригационные каналы — это настоящее искусство. Целые системы заслонок, сливов, фильтров, очищающих воду от соли. Я даже зарисовал тут кое-что, когда вернусь в Испанию, устрою у себя в поле такие же. А. Ну да. Отвлекся. Спустили на воду бригантины, несколько дней гоняли по озеру лодки аборигенов. Потом угодили под обстрел. Мешики как-то воспроизвели камнеметы, такие, как наши доблестные рыцари использовали для штурма Иерусалима, и задали нам жару. Два корабля утопили, остальные покорежили изрядно. Вот теперь стоим тут на якоре, пока капитаны решают, что предпринять.
— А откуда они про камнеметы узнали да как умудрились так быстро подтащить?
— Черт его…
— А может, доносит им кто? — вскользь поинтересовался Мирослав.
— Да, может, и доносит. Много люда разного шатается, год назад я еще всех в лицо знал, а теперь не пойми откуда понаехали. Многие не испанцы даже.
— Кортес не отказался от своей идеи захватить Мешико?
— Что ты, наоборот. Похоже, эта идея превратилось у него в навязчивую… Кстати, а вот и лодка со сменой. Сейчас сдадим пост и поедем ко мне. Фернандо, ты с нами? — обратился он к мрачно молчащему напарнику.
Тот в ответ только помотал головой.
— Ну, как знаешь.
Графитово-черное тело стремительно неслось под самой поверхностью темной воды. Белые буруны расходились от выставленных ноздрей и острых кончиков кожаных складок за головой. Змей не видел мерзкого существа, убившего его потомство, но запах запомнил накрепко. И теперь этот запах, растворенный в воде и воздухе, путеводной нитью вел его к большому поселению на берегу, в котором уже зажигались ночные огни.
Змей подплыл к молу, отгораживающему бухту от озера, и поднял из воды голову. Кожаные складки чуть развернулись, улавливая вибрации, исходящие от живых существ и предметов. Заметил косяк рыбы, подошедший кормиться к илистому берегу, людей за камнями. Большинство знакомые, не раз пробованные на вкус местные жители, к которым он питал застарелую многовековую ненависть. Но есть среди них и чужаки, из тех, что убили его детей. Змей фыркнул, прочищая ноздри. Еще больше чужаков собралось на огромных лодках, которые недавно перебаламутили все озеро. Он бесшумно нырнул и появился на поверхности уже далеко за молом.
Скрываясь от людских глаз в тени крутого борта, принюхался. Запах чужака, которого он искал, был тут гораздо сильнее. Змей снова нырнул. Через некоторое время голова его появилась у другого корабля. Потом у следующего. Возле небольшого суденышка с надписью «Санта Мария» на борту ноздри его затрепетали, кожистые складки за головой развернулись в узорчатые крылья, из горла вырвалось сдавленное шипение. Он добрался до цели.
Берналь вскарабкался на борт по веревочному трапу. Усталый и израненный Мирослав заставил себя немного подождать. Вахтенные бросили руки к козырькам шлемов, приветствуя возвращение русича. Тот в ответ поклонился им искренне и тепло, ибо нет уз братства крепче воинских. Ведомый Диасом, прошел под кормовую надстройку, в одну из тесных клетушек, гордо именуемую каютой. Повинуясь приглашающему жесту хозяина, уселся на откидную койку и вытянул ноги, упершись ими в противоположную стену.
Испанец поколдовал над сундуком и извлек из него бутыль темного стекла, два оловянных стакана, деревянную тарелку с подсохшими маисовыми лепешками и глиняный сосуд с взваром, который местные делали из сладкого кактуса с непроизносимым названием.
— Извини, это местное пульке[72]. До настоящего вина ему далеко, но кровь пенит и душу веселит. А что еще надо?
— Будем живы и здоровы, — сказал Мирослав, поднимая стакан. Олово стукнуло об олово. Мужчины выпили странного, отдающего огурцами и лимоном пойла и закусили черствыми лепешками.
— Мяса тоже нет, на днях подошло талашкаланское подкрепление. Почитай, сорок тысяч копий.
Подъели в городе все, даже собак дворовых переловили. А скоро и мука закончится.
— Подожди, это что ж получается? С одной стороны — голод, с другой — мешики? А мы, как всегда, в клещах.
— Точно. — Диас рассмеялся и хлопнул Мирослава по плечу. — У нас, солдат, все как обычно: в карманах пусто, в животе пусто и смерть где-то рядом.
Змеиное тело черной лентой заскользило по палубе. Раскрылась зеленая пасть. Часовой рухнул — голова его была скушена напрочь. Звякнул по доскам пустой шлем. Другой часовой успел вскинуть арбалет и выпустить стрелу, но страшная бугристая морда уклонилась. Без замаха ударила нижней челюстью. Громыхнув железом смятого нагрудника, человек вылетел за борт. Тяжелый всплеск разбудил спящего на рундуке матроса. Он открыл глаза и подумал, что лучше б никогда не просыпался. Мелко крестясь, он попытался отползти от страшной, роняющей зеленую слюну пасти, забыв, что за спиной у него столб фок-мачты. Не обратив на него внимания, змей повел головой, принюхиваясь, и двинулся к кормовой надстройке.
Мирослав и Берналь выпили по второй, закусили лепешками, густо смазанными кактусовым повидлом.
— Слушай, друг, — спросил захмелевший Мирослав. — А у них тут в лепешках кактусов нет?
— С чего ты взял?
— В пиве кактусы, во взваре кактусы, можно предположить…
— Не, в лепешках нет, — ухмыльнулся испанец. — Зато из кактусовых волокон тут и одежду делают, и веревки. Кстати, я ж тебе обещал. — Диас всплеснул руками, составил с рундука на пол стаканы и блюда и откинул крышку. Тщательно загородив содержимое широкой спиной, он достал оттуда истертые, но без прорех бархатные панталоны и домотканую рубаху местной выделки с чуть надорванным рукавом. Внимательно оглядел и, захлопнув рундук, передал одежду Мирославу:
— Обуви лишней нет, извини, да и у ребят у всех прохудилась, но можно попросить у наших мастеров соорудить сандалии на подвязках, такие, как у греков.
— Ничего, и за это тебе огромное спасибо. Было б чем расплатиться, я б тебе отдал, — сказал Мирослав, оглядывая свои чресла, прикрытые лишь найденным на дне лодки обрывком ткани.
— Полно, полно, — замахал руками Диас. — Потом когда-нибудь сочтемся. А сейчас иди на нос. Там на гальюне[73] есть кадка с пресной водой, специально для раненых держим. Всю не выливай, мало ли, но полведра тратить можешь смело. И вот тебе, — он протянул длинный лоскут материи, — перевязать.
Мирослав кивнул и вышел в темный узкий коридор, скрипнул ведущей на палубу дверью на палубу и замер в остолбенении. Прямо перед ним висела в воздухе покрытая кожаными наростами голова. По бокам горели адской злобой два черных блестящих глаза. За головой змея раскрылись и сложились узорчатые кожаные складки.
Воин швырнул ком одежды прямо в морду озерному гаду и бросился в сторону. Рубаха взлетела, разбросав рукава, и накрыла голову атакующего змея. Он влетел в распахнутую дверь. В коридоре затрещала проломленная задняя стенка. Бригантина содрогнулась от протараненных насквозь переборок. Мирослав откатился в сторону, стараясь не попасть под удар. Он узнал этот капюшон за головой, вспомнил убитых в пещере гаденышей и понял, зачем, вернее, за кем пришло чудовище.
Стряхивая с себя обломки досок и куски вант, змей выскользнул из прохода. Мирослав развернулся и, коротко разбежавшись, нырнул за борт. Над его головой брызнули во все стороны резные столбики ограждения. Мелькнула в воздухе темная лента тела. По ушам хлопнул громоподобный всплеск. Глубина озера тут была от силы полтора человеческих роста, и воин почти сразу достиг дна. Оттолкнувшись ногами от илистой жижи, он проскользнул под килем и вынырнул с другого борта, где висел трап.
Вскарабкавшись на крутую скулу корабля, Мирослав перевалился через леер и огляделся в поисках оружия. Ничего подходящего, только пушка на корме. Лезть в трюм — значит терять драгоценное время. Черт! Ужасная голова с шевелящимися, будто ощупывающими воздух крыльями поднялась над бортом, похожая на загипнотизированную дудочкой факира кобру. Развернулась к Мирославу и зашипела.
Кто-то откинул крышку люка, пытаясь выбраться из кубрика. Мирослав прыгнул ногами вперед, налетел на вылезающего солдата, и они вместе рухнули на настил нижней палубы. В светлом прямоугольнике над их головами пронеслась ушастая тень. Русич нащупал эфес меча на перевязи барахтающегося испанца и оторвал его вместе с ножнами. Вскочил на ноги и, расталкивая выбегающих навстречу солдат, бросился на корму, где виднелись два открытых иллюминатора.
Гусеницей ввернувшись в узкую бойницу, воин выскочил на грубо вырезанную из дерева цветочную гирлянду, украшавшую корму. Конструкция зашаталась, надрывно заскрежетали выдираемые из дерева гвозди. Заметив привязанный за кормой ялик, Мирослав прыгнул. Пролетев по воздуху больше сажени, он приземлился точно в лодку, проломив гнилую банку и чуть не опрокинув посудину. Обрубил швартовый канат и, не вставляя весел в уключины, на индейский манер, погнал ялик к другому кораблю.
— Carga los caones! — закричал он что было духу. — Enemigo![74]
У живущих в постоянной готовности к очередной битве конкистадоров и так все было заряжено. Оставалось только откинуть крышку фитильного ящика и выдернуть из его нутра тлеющий фитиль. Над бортом соседнего корабля замелькали шлемы арбалетчиков. Подогнав лодку к борту, Мирослав вскарабкался по трапу.
— El monstruo de lago![75] — заорал он прямо в лицо подбежавшему капитану стрелков. Многие уже видели змея, поэтому объяснять им больше ничего было не надо.
Заработали машинки для натягивания арбалетов, закурились сизым дымом фитили, зашумели вытаскиваемые из ножен мечи. Не носившие при себе оружия матросы потянулись за баграми. Мирослав отскочил под грот-мачту и замер с обнаженным мечом руке.
Змей появился за кормой медленно и величественно. Повел из стороны в сторону распущенным капюшоном. Два фальконета рявкнули столбами огня ему прямо в глотку. Десяток арбалетных болтов вспорол воздух в том месте, где только что горели злобой его глаза. Ядро плюхнулось в воду, подняв вверх облачко шипучего пара.
— Под днище ушел! — крикнули с юта.
— Пригнитесь! Схватитесь за что-нибудь! — закричал Мирослав, предчувствуя, что сейчас произойдет.
Удар под киль встряхнул жалобно застонавшую рангоутом бригантину. Несколько человек с воплями полетели за борт. Мачты накренились, обшивка заскрипела, нутро корабля жалобно вздохнуло, впуская в себя потоки воды.
— Пробоина в трюме в районе четырнадцатого шпангоута, — деловито сообщили откуда-то снизу. Матросы побежали к люку.
— Змей на правой скуле!
Арбалетчики стремглав бросились туда, пушкари ослабили канаты, удерживающие лафеты, и стали разворачивать стволы.
— Вот он! — крикнул кто-то.
— Пли! — раздался голос капитана стрелков. Тетивы глухо ударили о ложа, посылая в цель тяжелые болты. Рявкнула пушка соседнего корабля. В узком пространстве между бортами поднялся и лопнул брызгами столб воды. Несколько десятков стрел вспороли поверхность вокруг. Змей появился около флагмана, навалился на бушприт, обламывая и утягивая на дно паутину канатов. Вслед ему вразнобой замолотили ружья.
Еще один корабль дрогнул, люди горохом посыпались за борт, попадая под взбивающий кровавую пену хвост.
На борту флагмана светлячками зажглись фитили в руках самопальщиков. Рявкнули аркебузы, полив месиво свинцовым дождем. Снова заговорили арбалеты. Змей зашипел раскаленным камнем, на который пролили влагу, и исчез под водой.
— Смотреть, всем смотреть! — неслось над кораблями. — Заряды! Арбалетчики на правый борт. Товсь!
Свистели боцманские дудки. Стрелки разбирали позиции. Матросы крепили грузы, чтоб не мешались под ногами, растаскивали брусья и багры для заделывания пробоин.
Мирослав, ставший чувствовать змея не хуже, чем тот его, воткнул меч в доски под ногами и, перепрыгивая через сползающие по кренящейся палубе сундуки, кинулся к установленной на поворотном лафете гарпунной пушке. Вырвав у артиллериста фитиль, он припал к ушкам орудия, разворачивая его в темноту, и вдавил тлеющую паклю в запальное отверстие.
Порох занялся прежде, чем уродливая голова змея показалась над поверхностью. Пушка грохнула, заложив уши. Гарпун с широким, как лопата, зазубренным наконечником понесся к цели. Загрохотала разматываемая цепь.
Змей метнулся к Мирославу. Воин увидел вытекший глаз чудовища, многочисленные следы от пуль и стрел на надбровных щитках, изорванные попаданиями складки. Гарпун врезался в черное тело чуть ниже головы и, пробив насквозь, засел на зазубринах. В облаке брызг змей всем телом вылетел из воды и затанцевал на хвосте, пытаясь добраться зубами до древка. Несколько пуль ударили его в затылок, выбив клейкие ленты зеленой крови. Картечь посекла воду вокруг. Чудовище нырнуло. Звенья цепи стремительно побежали за борт.
— Выбрасывай плот! — закричал кто-то.
Но было уже поздно. Сколоченный из досок плотик, схваченный цепью за кованое ушко, с визгом проехался по палубе, сметая на своем пути людей и груз. Проломил ограждение, плюхнулся за борт и исчез в волнах.
Мирослав с трудом отлепил пальцы от теплого ствола. Присутствия змея он больше н чувствовал. Погиб? Ушел обратно в озеро? Воин огладил спутанную бороду. Если ушел, то обязательно вернется.
Глава четырнадцатая
Медный пинцет ухватил очередную щепку, застрявшую в могучем плече, и дернул. Огромная заноза медленно вышла из раны. Еще одна дорожка крови сбежала вниз и капнула в подставленный таз. Мирослав дернул щекой и поправил великоватые ему панталоны, данные кем-то из команды взамен утерянных в схватке со змеем.
— Ничего, ничего, — дружески успокоил его Диас, ловко орудуя пыточным инструментом. — Хорошо, что я первый к тебе успел, а не наш коновал. Он бы тебе плечо аж до самой задницы разворотил. — Испанец громко рассмеялся своей шутке. — Ну вот и все. Теперь можно шить.
Влажной тряпкой он отер раненое место и взялся за кривую иглу с продетой в нее суровой ниткой. Глазеющие на процедуру матросы одобрительно загалдели.
— Дай лучше я сам, — протянул Мирослав здоровую руку.
— Неужели не доверяешь лучшему другу? — непритворно обиделся Берналь.
Мирослав обреченно вздохнул и подставил раны экзекуции.
За бортом раздался плеск весел. Дерево ударило о дерево, закачался привязанный к лееру веревочный трап. Долговязый Кортес перелез через ограждение, за ним на палубе появились де Олид, Альварадо и несколько арбалетчиков охраны. Солдаты и капитаны, завидев капитан-генерала, вытянулись в струнку и бросили пальцы к козырькам шлемов, матросы, поплевывая за борт, тоже встали со своих мест.
Отсалютовав в ответ, Кортес быстро взбежал на кормовую надстройку, где группа конкистадоров толпилась вокруг наскоро организованного лазарета. Закованной в панцирь грудью раздвинул толпу.
— Где тут у нас герой, поразивший дракона? — громко вопросил он и, натолкнувшись на ледяной взгляд Мирослава, замер. — Ты?!
Русич в ответ кивнул головой и здоровой рукой украдкой нашарил на поясе у суетящегося рядом Берналя кинжал.
— Ну… — Кортес замялся. Его разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось зарубить этого человека на месте. С другой — как можно без причин напасть на героя битвы? С третьей — в глубине души он восхищался меткостью и проворством, кто б ни демонстрировал эти качества.
— Ты был храбр и достоин награды! Жалую тебе из своей казны золота на триста песо.
Матросы вокруг одобрительно загудели и зааплодировали. Кортес улыбнулся — в сложившемся положении любое поднятие боевого духа было на руку всей армии. Слегка похлопав русича по здоровому плечу, капитан-генерал развернулся на каблуках и двинулся к трапу. Несколько озадаченные таким лаконичным проявлением чувств, капитаны тоже собрались было отплыть на флагманский корабль, да не успели.
О борт стукнулась другая лодка. Веревочный трап закачался, и на палубу вскарабкался запыхавшийся капитан постов на молу. Коротко отдав честь, он затараторил:
— Искал вас на флагмане… Сказали, что здесь, вот я и…
— Ближе к сути, — оборвал его капитан-генерал.
— На посту человек на лодке. Говорит, приплыл из Мешико.
Мирослав и Берналь обменялись недоуменными взглядами.
— Перебежчик?! — спросил Альварадо.
— Говорит, что испанец. Что бежал из плена и у него есть для вас очень важное сообщение… Уф-ф…
— Так где он? — сверкнул глазами Кортес.
— Так в лодке, — растерянно развел руками солдат, будто не понимая, как это может быть кому-то неочевидно.
— Так чего вы ждете? Ведите его сюда!
Начальник караула метнулся к трапу, но его опередили. Сначала над бортом показалась голова со свалявшимися в сосульки волосами, потом тело, едва прикрытое неопределенного цвета рваниной. Потом худые старческие ноги, перевитые синими канатами вен. Распространяя страшное зловоние, существо медленно опустилось на палубу и проковыляло к Кортесу.
— Дон Эрнан, здравствуйте! Сеньор Вилья просил передать вам сообщение…
Читать бесплатно другие книги:
