Троянская лошадка Дышев Андрей

Глава 24

Данко

Путь наверх оказался намного более простым, чем мне казалось поначалу. Я использовал всего четыре крюка, загнав их в стену в тех местах, где шансы вернуться к своим спутникам в свободном полете были особенно велики. Выбравшись наверх, я снял обвязку, скинул ее вниз и обмотал веревкой мощный ствол хлопкового дерева.

Марго я вытягивал, словно ведро из колодца, наполненное ртутью. Кажется, девушка не поняла, что я не лебедка и моя роль – страховать. Пока я надрывался на краю обрыва, Марго, дабы не скучать, получала удовольствие от подъема. Она ни разу не прикоснулась к стене руками, лишь пару раз оттолкнулась от нее ножкой, как если бы сидела на носу лодки и отталкивалась от прибрежных камней.

– Мне так понравилось! – с восторгом сказала она, оказавшись рядом со мной, и не заметила, как я дую на воспаленно-красные ладони, сожженные веревкой. – Будто снова воспарила на воздушном шаре! Тебе не очень было тяжело?

Я подумал о том, что если Кроту с его неподъемным рюкзаком тоже захочется воспарить на воздушном шаре, то иметь мне грыжу, осложненную искривлением позвоночника и ног. Но Крот меня приятно удивил. Насколько хватало ему сил, он взбирался самостоятельно, лишь несколько раз повис на веревке, не удержавшись на скользких выступах. На вершинный карниз он выбрался на четвереньках и тотчас повалился навзничь.

– Никогда не думал, что это такой титанический труд, – пробормотал он. – У меня все поджилки трясутся.

– По-моему, титанический труд был у Кирилла, – справедливо, но с опозданием заметила Марго. – Вам следовало бы сначала отправить свой рюкзак, а уже потом самому лезть в обвязку. Или побоялись?

– Чего я побоялся? Чего? – вспылил Крот.

– Догадайтесь с трех раз!

– Вы наглая и глупая девчонка!

Они сведут меня с ума! Я скинул конец веревки с обвязкой тете Алле, которая уже заскучала внизу, и попросил Крота помочь мне. Он повиновался, взялся за веревку, но все еще сердито поглядывал на Марго. Воинственный дух в нем не угас. У меня начало складываться впечатление, что ему доставляет какое-то странное удовольствие ругаться с Марго. Может, таким образом он выплескивал из себя скопившиеся в нем отрицательные эмоции, которые вызывало наше безрадостное путешествие.

Мы взялись за работу. Надо признаться, я уже здорово устал, и мои ладони полыхали огнем. Тетя Алла поднималась очень медленно, и мы с такой же скоростью выбирали веревку. Марго ходила кругами вокруг нас и, как мне казалось, придумывала, как бы больнее поддеть Крота.

– Ну что она там копошится? – ворчал Крот. Он опять спешил, а у меня до сих пор не было никакой, даже самой рыхлой версии убийства. И я ничего не знал о судьбе Ирэн. Сколько осталось до финиша? Неделя? Три дня? Два? А что, если он рядом? И остались считаные часы до того, как Лобский объявит организаторам шоу и журналистам о месте крушения самолета? И в ущелье высадится бригада криминалистов. И начнутся допросы. И пытливый следователь начнет выворачивать наизнанку душу Марго. Будет ли она молчать о сожженной записке, написанной Морфичевым и предназначенной мне? Я помню, что Марго ответила на вопрос, как долго она будет хранить эту тайну: «Пока мне не надоест твое доверие». Кажется, только теперь я понял истинный смысл этой фразы. Понимать ее надо было так: «Я буду хранить эту тайну, пока я с тобой, пока я твоя…» В общем, она меня купила, как привыкла покупать услуги по доставке пиццы, билетов и такси.

Тетя Алла добралась уже до середины подъема и повисла на веревке, как памятник на стреле башенного крана. Кардиолог не просто устала и решила передохнуть. Там было одно нехорошее место, гладкое, как проплешина, как стена панельного дома, где даже Крот со своим усердием не смог удержаться и «воспарил на воздушном шаре». Мы с Кротом напряглись и стали вытягивать веревку по моей команде: и раз! и два!..

И вдруг произошло что-то жуткое. Когда я скомандовал «три!» и мы с Кротом одновременно приналегли на веревку, она вдруг резко пошла на нас, и мы, не удержавшись на ногах, повалились на землю. Оттолкнув от себя Крота, я вскочил на ноги, подбежал к обрыву и с замиранием сердца посмотрел вниз. Брезентовую штормовку я заметил не сразу, так как ее закрывал скальный выступ. Я схватился рукой за ветку и навис над бездной. Кардиолог неподвижно лежала у подножия стены, широко раскинув руки, словно пыталась удержаться на сыпучем склоне.

Я крикнул – она не отреагировала.

Марго и Крот смотрели на меня молча, раскрыв рты. Я схватил ставшую невесомой веревку и, сматывая ее у своих ног, выбрал до конца. Кончик веревки был оборван. Точнее, оборван был только нейлоновый сердечник, распушившийся, как многожильный провод, а прочная многослойная оболочка была аккуратно надрезана.

– Я… я только выполнял ваши команды, – дрожащим голосом ответил Крот, когда я поднял на него безумный взгляд. – Вы говорили «и раз!», и я так же и поступал, говорили «и два!», и я делал два…

– Оборвалась? – необыкновенно спокойно спросила Марго. – Что ж такую слабую веревку выдали? Надо будет подать в суд на продюсера.

– Встаньте к дереву! – приказал я, едва сдерживая ярость. – Оба!

– Кирилл, ты что? – удивилась Марго.

– Я сказал, оба!

Пятясь от меня с неподдельным испугом, Крот и Марго приблизились к стволу хлопкового дерева.

– Вытряхивайте ваш рюкзак и выворачивайте карманы! – приказал я Кроту.

– Это еще почему? – бледнея, пролепетал он. – Вы что, Кирилл? Что вы задумали?

– У вас нож есть?

– Нож? Да, конечно!

– Где он?

– Вот, в кармане.

– Покажите!

Крот, с вытянутым от недоумения лицом, поспешно сунул руку в карман и достал нож. Я схватил его, открыл лезвие, попробовал пальцем.

– Теперь ты! – крикнул я Марго, едва не схватив ее за воротник курточки.

– Что – я? – уточнила Марго, и рот ее презрительно скривился.

– Нож у тебя есть?!

– Все, что у меня есть, ты уже видел. Ножа, увы, нет.

– Кирилл, а вы обратите внимание, что у нее за спиной! – скороговоркой произнес Крот и на всякий случай отодвинулся от Марго.

– Ах, да! – усмехнулась Марго и слегка порозовела. – Забыла.

И она извлекла из-за поясного ремня мачете и кинула его на землю. Я переводил взгляд с Марго на Крота и задыхался от бессилия и ненависти.

– Стоять здесь!! – рявкнул я. – Ничего не трогать!! Не шевелиться!!

Крот вытянулся по стойке «смирно» и послушно закивал:

– Да, да, конечно!

Марго сплюнула под ноги и присела на корточки. Сорвала травинку, зажала ее кончик в зубах. Я схватил веревку, обернул ее вокруг груди и, нещадно протирая куртку на спине, стал спускаться по стене. Нет, надежды не было никакой. Падение с такой высоты не оставляло кардиологу никаких шансов. Я рычал и выл от досады и безысходности. Что происходит? По каким законам в этих лесах свершаются убийства? Ради чего? И, наконец, кем?

Когда до земли оставалось немного, я спрыгнул. Ботинки глубоко ушли в сыпучий грунт. Надо было сделать еще три широких шага, чтобы поравняться с кардиологом. Женщина лежала ничком. Я присел рядом и, затаив дыхание, коснулся ее плеча.

– Алла Георгиевна!

Меня испугал мой собственный голос. Одиночество голоса в звенящей тишине – вот что страшно. Я перевернул женщину на спину и сдавленно крикнул. Труп был изуродован донельзя. Лоб несчастной напоминал расколотый кокосовый орех. В бело-красных сгустках залипли пучки волос. Левого глаза не было. Правый, полный кровавой слезы, смотрел на меня. Нос ушел глубоко внутрь черепа. Между губ просачивалась вишневая кровь… И это – Игра?! Я схватил ее запястье, сдавил пальцами лучевую кость. Пусть меня разыграют! Я ничуть не обижусь на шутников, я буду смеяться вместе с ними, помогу тете Алле смыть с лица вишневое варенье, соскоблить сырое тесто и отодрать резиновую маску. И прилюдно признаю, что эта Игра – высший класс, ни с чем не сравнимое шоу, гениальное изобретение! Пожалуйста, сделайте так, чтоб это был розыгрыш!

Но пульс женщины молчал. Я осторожно, чтобы не выпачкаться в крови, приподнял подбородок и коснулся сонной артерии. Какая теплая кожа! Как у парной свинины, если она полежит немного под полуденным солнцем на открытом базарном прилавке… От этого сравнения меня чуть не стошнило. Я сел рядом и обхватил голову. Все смешалось, все спуталось. Кто поднимался после меня? Крот или Марго? Они еще ругались, спорили… Что ж у меня с головой, ничего не помню! Крот или Марго?… Ах, да, Марго! Я сам определил такую очередность. Сначала Марго, потом Крот. А уже затем тетя Алла. Она поднималась после Крота. Выходит, это он надрезал веревку? На первый взгляд подозрение падает только на него. Но если покумекать, то сей вывод еще не есть факт! Веревку могла надрезать Марго. Но под тяжестью Крота она не оборвалась, нейлоновый сердечник вопреки расчетам убийцы выдержал. Постепенно запас прочности иссяк, и, когда поднималась тетя Алла, сердечник оборвался.

Я снова склонился над телом и принялся обыскивать карманы. Я должен узнать о ней как можно больше. Какая досада! Ведь она собиралась сказать мне что-то важное! Но алкоголь затуманил ее сознание, и она решила эту информацию обменять на спирт. Вот как следовало понимать ее просьбу сегодня утром у реки. Увы, откровения не получилось. Не успела. Теперь мне придется долго и дотошно докапываться до истины, которую можно было получить просто так, без всяких усилий. И в первую очередь мне надо выяснить мотив! Это главное! Кто бы ни подрезал веревку, я хотел понять – была ли Алла приговорена к смерти, или женщина оказалась жертвой дьявольского невезения? Я вынул из ее кармана расческу со сломанными зубцами и застрявшими между ними седеющими волосами. Из второго кармана – смятые, сплющенные салфетки… И это все?.. Но вот еще один карман – на «молнии», под грудью, на уровне пупка, названный туристами «кенгуру». В нем паспорт с серой невзрачной фотографией, зажигалка и пачка сигарет.

Я вскочил на ноги, рассматривая сигареты. «Ява», московская табачная фабрика. Что за чушь? Тетя Алла курила «Яву»? Неужели это не простое совпадение? Неужели это она пряталась в кустах, подслушивая нас с Марго, когда мы читали текст обгоревшей записки? Но это меняет все мои представления о том, что произошло на обрыве! Выходит, Морфичев вовсе не следит за нами, не идет по нашим следам. А вот несчастная тетя Алла вызывает теперь слишком много вопросов. Не все было правдой, о чем она нам рассказывала. Она не блуждала по лесу в поисках раненых товарищей. Она незаметно шла за нами, а когда мы расположились у реки, вышла к нам и разыграла небольшой спектакль… Значит, она подслушала нас с Марго. О чем мы говорили? О моей переписке с Морфичевым. О том, что в самолете взорвалась бомба с часовым механизмом. Марго клялась хранить эту тайну…

Меня прошибло холодным потом. Черт подери! Если говорить о мотивах, то именно я, а не Марго и Крот, был заинтересован в смерти тети Аллы. Она узнала о записке. Она была посвящена в мою тайну. Она могла проболтаться, что я вместе с Морфичевым организовал террористический акт и взорвал самолет. Значит, тетя Алла была опасна для меня…

Я скомкал в руке пачку сигарет и посмотрел по сторонам, отыскивая место, где бы закопать этот компромат. Поднял голову. На обрыве, как две любопытные кукушки, торчали Марго и Крот. Они следили за мной. Один из них убийца. Видели ли они, как я обыскивал одежду убитой? А то нет, не такая уж большая высота! Пришлось сунуть пачку в карман. Шляпа я! Надо было сначала подумать, прежде чем так откровенно шарить по карманам покойницы. Убийца из кожи вон будет лезть, чтобы кинуть на меня улику, и обязательно припомнит следователю, как я спрятал у себя в кармане какую-то штуку, принадлежащую убитой.

Ситуация усложнилась настолько, что я растерялся, не зная, что теперь делать. Когда я увидел останки самолета и труп тренера с пулевым ранением в голове, то сразу подумал о Морфичеве. Я приписал ему окурок, найденный в кустах, я чувствовал его присутствие, его напряженный взгляд и ствол пистолета, направленный мне между лопаток. Но падение кардиолога спутало все карты. Человек, подрезавший веревку, был рядом, до вопиющей наглости открыт и доступен: Крот или Марго. Но как теперь осмыслить всю полосу трагедий, начиная с крушения самолета? В ущелье орудует один убийца, который добивает раненых и сбрасывает их в реку. Здесь, на стене, оставляет кровавую метку другой мокрушник. Что ж это за шоу такое, где каждый второй участник из числа выживших – убийца? Это не шоу. Это беспредел. Это выпущенные в джунгли кровожадные звери, которые готовы «к победе идти по трупам, ломать челюсти и сворачивать шеи»!

Я оттащил тело кардиолога в сухую промоину и заложил камнями. Было жутко смотреть на каменистый холмик, под которым замурован человек. Эх, тетя Алла! Никогда мне не узнать, что ты собиралась сказать мне. И вот как странно получилось: свою тайну она хотела доверить только мне, тщательно оберегая ее от Марго и Крота, именно от тех людей, которых я подозревал в убийстве кардиолога. Случайно ли это?

Я поднялся наверх, едва не сорвавшись на «проплешине». Когда выбрался, силы оставили меня, и я сел на траву. Марго и Крот, стоящие по разные стороны, выжидающе пялились на меня.

– Вот что, спутники мои, – произнес я. – Алла Георгиевна погибла по вине кого-то из вас.

– Наверное, ты хотел сказать «из нас»? – поправила Марго и при этом сделала рукой жест, будто нарисовала на воздухе круг.

– Нет, я хотел сказать то, что сказал. Веревка была подрезана. Можете посмотреть и убедиться.

Крот посчитал нужным проверить правильность моего вывода. Он взял конец веревки и поднес его к глазам с таким видом, будто это был оголенный провод под убийственным напряжением.

– М-да, – сделал он умозаключение. – Очень похоже, что здесь поработали острым предметом.

– Например, складным ножичком, – не преминула вставить Марго.

Крот поднял глаза и строго взглянул на девушку.

– Да, – спокойно ответил он. – Может быть, складным ножичком. – И перевел взгляд на меня. – Я полагаю, что Кирилл справедливости ради не объявит себя вне подозрений априори? Только ради бога не подумайте, что я вас в чем-то подозреваю. Нет, нет и нет! Это не моя прерогатива. Просто я хочу, чтобы презумпция невиновности в равной степени относилась к каждому.

– Хорошо, – согласился я. – Кто-то из нас подрезал веревку.

– Я этого не делала! – сразу заявила Марго. – Эта тетка мне ничуть не мешала.

– Но вам, если не ошибаюсь, мешал я! – напомнил Крот.

– Даже очень! Но если бы я решила избавиться от вас таким способом, то упали бы вы, а не она!

– Как видите, я не упал. И знаете почему? Потому что на веревку почти не опирался, а полагался на свои руки и ноги. Интуиция, что ли, подсказала так делать? Или шестое чувство дало знать, что после вас маршрут стал смертельно опасным. А вот у Аллы Георгиевны это чувство, увы, не сработало.

Я заметил, как Марго покрылась пунцовыми пятнами. Она чувствовала, что проигрывает Кроту. Повернулась ко мне. Взгляд такой… лучше б мне его не видеть!

– Кирилл! И ты тоже думаешь, что это я?

Она не просто интересовалась моим мнением на этот счет. Она хотела, чтобы я защитил ее в глазах Крота. Я молчал, тянул время со слабой надеждой, что вдруг на меня снизойдет какое-нибудь озарение и я твердо скажу: «Нет! Это сделала не ты!» Я поднял с земли мачете, наступил ногой на веревку и натянул ее, как тетиву. Аккуратно надрезал остро отточенным лезвием по кругу. Оболочка оголила голубую сердцевину. Тот же почерк! Словно оба надреза были сделаны одной рукой. Крот тоже это заметил и не без удовольствия сказал:

– А у вас неплохо получается.

Я сунул мачете за пояс и проверил, надежно ли держится.

– Не хотелось бы впредь давать вам повод так думать, – сказал я.

– Вот-вот, – поддержал Крот. – Мы все говорим об одном и том же, только разными словами.

Я понял, что озарения не произошло. Я выдохся. У меня не было ни улик, чтобы подозревать кого-либо, ни алиби, чтобы освободить от подозрения. Но Марго продолжала обжигать мое лицо своим взглядом. Она ждала ответа на свой вопрос.

– Нет, Марго, я не думаю, что это ты, – сказал я и, подойдя к ней, провел ладонью по ее щеке. – Мне меньше всего хочется, чтобы это была ты. И к Лобскому у меня нет претензий. Но, к сожалению, от этого ничего не меняется. Алла убита кем-то из нас. Мы все в равных условиях.

– Вот это нормальный разговор, – с облегчением вздохнул Крот. – Именно так: мы все в равной степени находимся под подозрением. Хотя на вашем месте, Кирилл, я бы не делал столь категоричного заявления.

– Что вы имеете в виду?

– Пусть наша девушка не принимает близко к сердцу мой выпад в ее адрес. Я всего лишь хотел поставить ее на место и дать понять, что негоже перекидывать тяжкое бремя убийства на другого человека и выбеливать себя, если за душой нет никаких фактов. Что касается лично меня, то я не думаю, что убийца находится среди нас. Каким надо быть отчаянным, глупым и безрассудным, чтобы пойти на преступление в такой узкой компании! А мы – люди не глупые, так ведь? И, решившись на эту мерзость, отчетливо бы осознавали, что обрекаем себя на неминуемое изобличение!

Он говорил с легкостью и убедительностью хорошего адвоката. По-моему, даже Марго понравились его слова.

– Спасибо за моральную поддержку, Лобский, – глухим голосом произнес я. – Только в сказки я давно не верю.

– А почему сказки? Почему сказки, елки-палки! Где гарантия, что на веревке не было заводского брака?

– Сильно сомневаюсь, – ответил я. – Такой глубокий надрез я бы обязательно заметил еще в тот раз, когда спускался к самолету. Жумар попросту застрял бы на нем.

– Хорошо, брак отпадает! – легко согласился Крот. – Тогда можете ли вы дать нам гарантию, что ни разу не оставляли свой рюкзак без присмотра, как, например, делал я?

– Оставлял, оставлял, – за меня ответила Марго, которую стала утомлять излишняя обстоятельность Крота. Ей нужна была суть, конечный вывод, а его обоснование ее мало интересовало. – Дальше что? Продолжайте!

Крот повернул лицо к Марго. Впервые она стала его благодарным слушателем, она нуждалась в его словах, и он чувствовал упоение.

– А дальше… а дальше ответьте мне на такой вопрос: кто такой Акулов?

– Наглый и жестокий тип, – ответила Марго. – Мастер спорта по боксу. Уж если кому и суждено выиграть приз, то ему. Этот ни перед чем не остановится. По головам соперников пойдет.

Мне показалось, что Крот ожидал иной характеристики. Личность Акулова его явно заинтересовала. Некоторое время он молчал, о чем-то напряженно думая, и, пытаясь скрыть это от нас, с нарочитым вниманием уставился на пурпурные цветы, гроздьями свисающие с дерева.

– И что вы хотите нам сказать? – напомнил я ему о своем существовании.

– Что? – Крот повернулся ко мне, но мыслями он витал еще где-то далеко. – Ах, да! Извините. Я немного задумался. Так вот, Акулов. По словам Аллы, он оставил ее и раненых на обрыве, а сам побежал за помощью. Может быть, он побежал вовсе не за помощью, а за призом? А по пути не упустил возможности напакостить нам и подрезал веревку, пока вы с Марго, так сказать, отдыхали у реки.

«И еще он пристрелил раненых», – мысленно добавил я к словам Крота. Черт подери! А ведь в этой версии было рациональное зерно! Почему, в самом деле, у Акулова не могло быть с собой пистолета? Эка невидаль, пистолет! Что это такое? Стальная игрушка, которую при желании можно купить за относительно небольшие деньги. Морфичев, умница, взял с собой такую игрушку, и даже не счел необходимым скрыть от меня сей факт. И Акулов взял. И впрямь, а почему эта идея не могла взбрести ему в голову? Чем Акулов хуже Морфичева? И куда еще, спрашивается, брать с собой пистолет, как не в дремучий лес, где полно гадов и тварей всех мастей?

Я убеждал себя, что это именно так, что именно Акулов – центр злодейства. Версия была удобной во всех отношениях: она выводила из подозрения Морфичева, снимала бремя моральной ответственности с Ирэн и, наконец, выводила из тени Марго. Я цеплялся за эту версию, как за самого верного, испытанного друга, который мог выручить меня из беды. Ничего сказочного здесь нет! Именно Акулов подрезал веревку вчера вечером. Может быть, тетя Алла и застукала его за этим занятием, да не успела меня предупредить. А я не заметил бы надрез, будь у меня хоть дюжина глаз! Я поднимался по стене свободным лазаньем, а веревка хвостом волочилась за мной. Марго она выдержала потому, что Марго мелкая и легкая. Сколько в ней кило? Пятьдесят два? Пятьдесят пять? Сердечник альпинистской веревки лишь слегка оттянулся при таком весе. Крот – тот да, тот потяжелей, да плюс его неподъемный рюкзак. Но Крот говорил правду. Он в самом деле почти весь маршрут прошел без помощи веревки, лишь пару раз, на «проплешинах», я его подтягивал. Сердечник был на пределе, но выдержал эту нагрузку. А вот вес тети Аллы оказался для него критическим…

Избыток положительных эмоций заставил меня подойти к Марго и крепко впиться ей в губы. Ей не сразу удалось оторваться от меня. Тяжело дыша и закатывая глазки от восторга, она прошептала:

– Какой ты милый! Вот только очень колючий…

Она вовсе не имела в виду мою щетину. Крот подобрал с земли палку и примерил ее к себе.

– А вот теперь, пожалуй, мы можем и расстаться, – сказал он, чем немало удивил меня. – Дальше я дойду сам. А вы – как хотите.

– Отличная идея! – признала Марго. – Эх, господин Лобский! Вот были бы вы всегда таким заботливым, отзывчивым, порядочным – хоть в джунглях, хоть в Америке – цены бы вам не было!

Крот вроде как пропустил упоминание об Америке и, печально кивнув головой, пошел в глубь леса, опираясь на свой посох. Я немедля позвал его. Марго с недоумением посмотрела на меня: что меня еще не устраивает?

– Лобский, – сказал я. – Мы пойдем все вместе. Никто один никуда не пойдет.

– Кирилл! – опешила Марго, которая уже предвкушала удовольствие от путешествия без Крота. – Да на фиг он нам нужен! Пусть топает!

– Нет! – тверже повторил я. – Мы пойдем все вместе!

Меня задела, словно осколком, спокойная вальяжность Крота, когда он излагал свои догадки. К выводу, что все убийства совершил Акулов, первым должен был прийти я! Я, частный детектив! Моя профессиональная гордость встала на дыбы. Я не мог простить себе такой оплошности! Я хотел во что бы то ни стало отыграться. Догнать, поймать и уличить в преступлениях Акулова стало для меня делом чести. Для меня началась новая игра, намного более азартная и увлекающая, чем Игра на выживание. Что такое триста тысяч долларов? Мелочь по сравнению с тем восторгом, какой испытываешь, отлавливая и изобличая негодяя. Потому я не собирался медлить ни минуты.

– У вас, Кирилл, семь пятниц на неделе, – пробурчал Крот. – Не пойму, что вы хотите? Может быть, компас? Возьмите! Я и направление вам скажу.

– Правильно! – поддержала Марго. – Мы возьмем компас, а вы дуйте своим путем!

– Вы что?! – крикнул я. – Вам мало троих убитых? Вы хотите, чтобы Акулов прикончил нас поодиночке? Чтобы прошел к финишу по вашим черепам, как по мощеной мостовой? Мы должны держаться вместе! Смотреть в оба! Не расслабляться! Иначе подохнем в этих взопревших джунглях!

Крот пожал плечами, развел руками:

– Пожалуй, вы правы! Я не возражаю.

Марго поджала губки:

– А я возражаю. Потому что мне становится скучно. Опять та же компания, те же разговоры, тот же лес… Ничего новенького!

– Ведите нас, Лобский! – сказал я, чтобы поскорее прекратить бессмысленный спор. – Ведите, как Данко. Вам нужно время, чтобы сориентироваться? Хотите, мы отвернемся?

– А какой в этом теперь смысл? – усмехнулся Крот. – Теперь наши цели совпадают. Вы, как и я, торопитесь к финишу. А до него рукой подать… Возьмите и сориентируйтесь сами.

Он сунул руку за пазуху, вынул оттуда сложенный, протертый на углах бумажный пакет, обернутый в полиэтилен, и протянул его мне. Я развернул его. Это была карта, разрисованная подобно детскому атласу: с домиками, означающими деревни; с синей лентой реки, полной рыбы; с черным, как клякса, Болотом Вампиров; с красной, как пламя, Скалой Слез…

– Да-да, – подтвердил Крот, встретив мой недоуменный взгляд. – Это та самая карта. Я вас обманул. Я ее не сжег.

Я пялился на карту, словно в книгу откровений. Может быть, сама судьба подсказала Кроту спрятать ее от меня? Представляю, что было бы, если бы я отобрал ее силой! Помчался бы к финишу сломя голову, отравляя себя дебильными мыслями о том, спала Ирэн с Морфичевым или нет. А Крот, плетясь по моим следам, находил бы обломки самолета да трупы. Быть может, нашел бы и труп Марго…

Я судорожно сглотнул. Нервная система дала неожиданную слабину, и мне на глаза навернулись слезы.

– Ты чего глаза трешь? – спросила Марго. – Плохо видишь?

И она взяла карту из моих рук.

Маршрут был обозначен красной линией. Крот ни разу не ошибся, выбирая направление. После Скалы Слез красная линия разрезала шрамом небольшой лес, после чего утыкалась в символ, очень похожий на забор из колючей проволоки. За ним – Поле Горячих Пчел. Там же нарисован то ли домик, то ли сарай с острой треугольной крышей, подписанный как Чистилище… И это все? Конец пути? Километров пятнадцать от силы. Часов пять ходьбы.

– Самое интересное еще впереди, – сказал я Марго, приподняв ее подбородок и внимательно посмотрев ей в глаза.

– Ты уверен? – с надеждой спросила она.

Глава 25

Яд

Мы уже несколько часов шли молча. Я впереди, за мной Марго. Крот болтался сзади, словно разбитый, ржавый автомобиль на буксире: его вело то в одну сторону, то в другую, он часто останавливался, и тогда его ботинки погружались в болотную жижу. Но Крот этого уже не замечал. У него не было сил даже на то, чтобы смахнуть с лица назойливое комарье. Когда я оборачивался, я видел измученного, глубоко страдающего человека, и мое сердце наполнялось жалостью к нему. Он погрузился в Игру, чтобы стать немного счастливее, чем был раньше. Он страдал ради того, чтобы теплый душ и сухая постель доставили ему такое головокружительное наслаждение, какое в обычной, пресыщенной жизни уже не познаешь. А я? Я становился счастливее?

Стемнело. Усилился ветер, теплый, пахнущий прелой листвой и горькими приправами. По кронам деревьев застучал дождь. Мы шли под уклон, и почва все более становилась податливой. Ноги погружались в вязкую глину, и каждый шаг отбирал уйму сил.

– Когда же? Когда же? – устало говорила Марго, глядя на дисплей мобильника, и делала плачущее лицо. – Должна быть связь! Я чувствую, что должна быть.

Через некоторое время, когда мы проталкивали ноги в жидкой грязи, она, взявшись за мою руку, тихо мечтала:

– Когда появится связь, я закажу номер в лучшей гостинице с широкой двуспальной кроватью. Только чтобы окно не выходило на лес. Я ненавижу лес! Я его всегда ненавидела… Я люблю море и белый песочек. Или горы. Там чистый снег и никогда не бывает грязи… И вот мы с тобой отмоемся, ты меня будешь тереть мочалкой изо всех сил, до боли, чтоб кожа стала красная, потом намылишь меня гелем для душа – только смывать его не надо! – завернешь в махровое полотенце и отнесешь на кровать… Скажи, что может быть лучше ощущения чистоты? Ты только на секундочку закрой глаза и представь себя чистым, голым, лежащим под белоснежной шелковой простыней, и балконная дверь раскрыта нараспашку, и теплый ветер играет с тюлем, и солнечные блики на потолке…

Ненавистные ветки хлестали меня по щекам. Ненавистный дождь плевал в лицо. Я хватался руками за воздух, крепко сжимал зубы, пробивал головой завесу дождя.

– Давайте передохнем, Кирилл!

Крот хрипел от напряжения. Его качало из стороны в сторону, он машинально опускал руки, как бы желая опереться о поверхность болота, они проваливались по локоть, Крот немедленно выдергивал их, словно жижа обжигала и, глядя на склизкие черные комки, налипшие к коже, выл дурным голосом от отвращения и боли.

– Меня заживо жрут пиявки! – скулил он. – Вы не ошиблись направлением? Почему это болото не обозначено на карте? Почему нам не выдали резиновый комбинезон для химической защиты? Почему нет операторов, врачей, горячего чая?

Я выбрался на относительно сухую кочку и повалился навзничь. Мне казалось, что я стал частью болота, растворился в нем, и комок черной грязи, которым я сейчас был, потихоньку осядет и тягучей струей сольется с кочки. Хватаясь руками за траву, ко мне подползла Марго. Она выглядела ужасно. Я не мог различить, где ее лицо, где волосы, плечи и шея. Кажется, она тихо всхлипывала и, может быть, даже плакала, и из ее залепленных глиной глаз пытались пробиться наружу горькие и чистые слезы. Крот с громким чавканьем выдергивал из болота ноги, стонал, махал руками, и комки глины со шлепками приставали к нашим с Марго физиономиям.

– Не могу, – стонал Крот. – Не могу выбраться… Дайте же мне руку…

Я с трудом ухватился за черную, скользкую субстанцию, которая была рукой Крота, и потянул. Крот выл дурным голосом, вырывая из тягучего клейкого плена свое тело вместе с рюкзаком.

– Как вы нас затрахали своим рюкзаком! – с ненавистью процедила Марго, пытаясь выдоить из косичек грязь и выбрать запутавшихся там пиявок. – Как вы нас достали… Если все это скоро не закончится, то я ударю вас по голове вашей железной чушкой.

– Пронюхала, – пробормотал Крот. – Я знал, что вы копались в моих вещах… О-о! Ну, тяните же вы сильнее!.. Придет время, вы все узнаете… А пока я не могу… Боже, как я устал…

Я схватил Крота за воротник и дернул на себя.

– О-о! Я хлебнул этой гадости… Если было бы чем, меня бы вырвало… Сколько еще надо пройти кругов ада, кто мне скажет?..

Он встал одним коленом на кочку и придавил руку Марго. Девушка чертыхнулась и пнула Крота ногой.

– Вы как бегемот, обожравшийся лягушками! Смотреть надо!

Крот вдруг резко вскрикнул. Я подумал, что Марго сделала ему в отместку какую-нибудь пакость – ущипнула или в свою очередь наступила ему на руку, но Крот – и откуда у него силы взялись? – проворно выбрался на сухое место, повалился на спину и, согнув ногу в колене, заохал.

– Что с вами? – спросил я.

– Мне показалось… – испуганным голосом произнес Крот. – Дайте фонарик! Скорее!

Я скинул с плеч рюкзак, расстегнул «молнию», стал искать на ощупь. Крот стонал и раскачивал ногой, которую по-прежнему держал на весу. Вот фонарик! Стекло заляпано грязью. Крот выхватил его у меня, дрожащим пальцем нажал на кнопку включения. Тусклый свет упал на поверхность болота. Блеснули скудные отблески.

– Вот она!! Вот она!! – не своим голосом заорал Крот. – Она меня укусила! У-у-у, гадина, гадина…

Марго истошно запищала и вскочила на ноги. Я последним увидел жирное черное тело змеи, которая беззвучно скользила по поверхности болота прочь от нас, приподняв крупную стреловидную голову. Ужас и отвращение омерзительным холодком наполнили мою грудь и провалились вниз, к ногам.

– Куда она вас укусила? – спросил я, опускаясь на колени перед Кротом. – Может, вам показалось?

– Да какое показалось!! Боль страшная!!

– Не орите, снимайте ботинок! Где болит?

– Вот здесь, повыше лодыжки… Ай, что вы так дергаете, мучитель?!

Ботинок с ноги Крота – долой! Я закатал штанину, но толку от этого никакого, под ней нога столь же черная, как руки и лицо.

– Спирт достань, – сказал я Марго.

Марго нравилось, что я не кричу, не психую. Я давно заметил: просьбы, произнесенные спокойным и почти безразличным голосом, всегда охотнее выполняются, чем приказы, отданные криком. Она встала за спиной Крота и стала искать в потемках «молнию» на его рюкзаке.

– Ох, подохну я! – сдавленным голосом произнес Крот, скрипя зубами. – Сделайте же что-нибудь, спасатель вы хренов! Что вы стоите как пень! Меня кобра укусила, понимаете!

– Закройте рот, больной! – голосом бывалой медсестры прикрикнула на него Марго и расстегнула «молнию».

– Я сам! – запротестовал Крот и попытался встать. – Не сметь копаться в моих вещах!

– Да успокойтесь же вы! Видела я вашу бомбу!

– Что? Что вы такое говорите? – залепетал Крот, и голос его становился все слабее. – Что вы бочку на меня… вы еще чего-нибудь придумайте… придумать такое… я тут подыхаю, а вы…

Он разрыдался, закрыв грязными руками лицо. Марго вынула бутылку со спиртом и протянула ее мне. Я полил на ногу Кроту. Тонкая струя спирта смывала грязь. Кожа казалась неестественно белой. Крот опять заохал и стал жаловаться, что жжет. Я увидел ранку, два глубоких кровоточащих прокола. Хорошо, что темнота и грязь скрывали мое лицо, иначе бы Крот понял, насколько его положение серьезно.

– Дай веревку или резинку… – сказал я Марго. На этот раз спокойный голос дался мне с большим трудом. – Ну, что-нибудь, чтобы перетянуть вены…

– Я умру? – всхлипывая, бормотал Крот. – Кирилл, скажите правду, я умру?

Марго нащупала у себя на шее кожаный шнурок, сняла его через голову и сполоснула спиртом. Я туго намотал его выше ранки, под коленом, выхватил бутылку из рук Марго и прополоскал спиртом рот.

– Кирилл, не надо! – приглушенно произнесла Марго, догадавшись, что я собираюсь делать. – У тебя разбита губа…

Она еще не договорила, а я уже прильнул ртом к ноге Крота и стал отсасывать и сплевывать кровь. Крот замолчал, только часто, лихорадочно дышал и мял руками траву. Я делал эту страшную процедуру отчаянно, не думая о последствиях. В нашей ситуации это был единственный шанс спасти жизнь Кроту. Не знаю, сколько времени я припадал к ранке губами и сплевывал, припадал и сплевывал. Обессилев, откинулся, взял бутылку со спиртом, но она оказалась пуста. Марго, торопясь, развязывала горловину резиновой фляжки. Теплая вода хлынула мне на лицо широкой сильной струей и тотчас пропала, вода кончилась. Я не успел даже набрать в рот воды.

– Впрочем, это уже не имеет значения, – махнул я рукой, и у меня тотчас острой болью скрутило желудок. Я едва успел отойти в сторону и опуститься на четвереньки. Меня вырвало. Я кашлял и обливался слезами. Спазмы медленно утихали. Наверное, я внушил себе, что наглотался яда.

– Как вы там, Лобский? – не оборачиваясь, спросил я.

– Кровь идет, – жалобным голосом ответил Крот.

– Пусть идет. Чем больше, тем лучше. А еще я вам советую прикормить пиявок, чтобы они покрепче присосались к ранке… Будем ждать… Минут пятнадцать…

– А что будет через пятнадцать минут? – едва не закричал Крот и схватил меня за штанину.

– Помрете, вот что! – не выдержала Марго. – Как вам не стыдно! Возьмите себя в руки! На вас же смотреть противно! Кирилл жизнью рисковал ради вас!

– Нет, мне не стыдно, не стыдно… – бормотал Крот. – Я знаю, что я слабый человек, и пережить такое испытание для меня все равно, что совершить подвиг, какой вашему Кириллу, может быть, не по силам… Вы еще глупая, вы мало что понимаете…

– Надо идти, Лобский, – произнес я, поднимаясь на ноги. – Только в движении ваше спасение. Если финиш недалеко, ваши шансы возрастают… Идите через силу… Кусайте губы, кричите, стоните, ползите, в конце концов. И пусть вас ничто не остановит…

– Кирилл… Господи, дай мне ошибиться!.. Мне кажется, что у меня отнимается нога… Кирилл, что это?! Это уже смерть?! Это агония?!

– Нет, нога просто онемела от шнурка. Но если вы хотите, я вас понесу. Я готов это сделать…

– Да, да, сделайте милость. Не бросайте меня!