Троянская лошадка Дышев Андрей
– Кроме тебя, пожалуй, никто.
Морфичев уставился на меня. Взгляд его был тяжелым, как у судьи, который знает, что подсудимый по горло увяз в смертных грехах, и ждет от него чистосердечного раскаянья.
– Ну? – произнес он, набычившись. – И как тебе это все?
– Надоело, – неопределенно ответил я. Каков вопрос, таков и ответ.
– Ты зачем Акулова на свободу выпустил?
– Жалко стало.
– Жалко?!
Я подумал, что он опять вытащит свой пистолет, но Морфичев лишь выдрал пучок травы с корнями и отшвырнул его в сторону.
– Ты давно знаком с Ирэн?
Я же чувствовал, где собака зарыта! Вот оно что! Его волнует Ирэн. Ну и начал бы допрос с нее, а то ходил вокруг да около.
– Несколько лет.
– Она когда-нибудь упоминала фамилию Лобского?
У меня начали слипаться глаза. Я больше не мог поддерживать этот идиотский разговор.
– Послушай, Морфичев, – зевая, сказал я. – Ты можешь пугать меня своим пистолетом, но я больше не хочу разговаривать с тобой. Тебя интересует Ирэн? Можешь порадоваться. Между нами ничего не было и ничего нет. Она свободна, как птица в полете.
Видимо, я произнес это настолько убедительно, что Морфичев как-то сразу обмяк и опустил голову. Я поднялся и сделал третью попытку перелезть через колючую проволоку.
– Кирилл, – позвал он, но уже совсем другим тоном. – Подожди. Я должен сказать тебе что-то очень важное. Крайне важное.
Какой я необычный человек! Все хотят сказать мне что-то важное. Вот и Морфичев созрел. Сейчас объявит: «Я люблю Ирэн и хочу на ней жениться!» Как мне это неинтересно! Но его новость оказалась из другой оперы.
– Я полковник федеральной службы безопасности и нахожусь здесь по служебной необходимости.
– Поздравляю, – машинально ляпнул я. Геолог, полковник – какая разница, когда идет ссора из-за бабы.
Ему было трудно говорить, он мучился, подыскивая слова. Задача перед ним стояла адская: сказать что-то важное, не говоря ничего.
– Я очень надеялся на твою помощь. Но поменяли пары, чего я не мог предвидеть. Вдобавок, ты не прочитал мою последнюю записку.
– Что ты! – возразил я. – Я прочитал ее… Правда, частично. И несколько поздновато. И, по правде говоря, почти ничего не понял… Отпусти меня, полковник федеральной службы! Я больше не играю в эти игры!
– Кирилл, это не игра! Речь идет об экспансии, о серьезном международном конфликте!
– Ты думаешь, я знаю, что такое экспансия? И вообще, при чем здесь я?
– Да погоди же ты! – Он начал злиться. – Можешь, не перебивая, выслушать меня?.. Под скамейкой, в нашем отсеке, я нашел сумку с каким-то странным предметом. Я спросил у экипажа, и мне сказали, что весь багаж в отсеке принадлежит организаторам Игры. Тогда я незаметно вынес сумку в тамбур, к туалету, и написал тебе, чтобы ты взглянул на эту штуку своим опытным глазом. Ты ведь, если не ошибаюсь, разбираешься в саперном деле? Я просил тебя не поднимать шума и не вызывать подозрений у персонала, если этот предмет покажется тебе опасным, но немедленно сообщить об этом мне. Никакого ответа я от тебя не получил и решил, что мои опасения оказались безосновательными.
– Да, они были безосновательными, – подтвердил я. – Ничего с самолетом не случилось. Он по-прежнему цел и невредим. А по лесу, оказывается, разбросаны обломки муляжа. Это была Игра, Морфичев.
– Ты в этом уверен?
– Конечно! Меня в этом убедил Лобский. И, пожалуйста, не надо меня переубеждать снова. Мой мозг – не бифштекс, он развалится, если его опять перевернуть.
Мы смотрели друг другу в глаза, и оба без усилий выдерживали взгляд.
– Хорошо, – согласился Морфичев. – Я выложу перед тобой только надежные и проверенные факты. Постарайся меня не перебивать. У нас очень мало времени, а события развиваются стремительно… Несколько лет назад от Лобского ушла жена. У нее начался роман со студентом Университета дружбы народов Симбуа, причем, настолько бурный, что молодая женщина уехала с темнокожим любовником на его историческую родину… По твоим глазам вижу, что ты уже слышал об этом?
Я с трудом подавил зевок.
– Семейные драмы необыкновенно похожи друг на друга и скучны.
– Но слушай дальше! Этот Симбуа оказался необыкновенно хватким парнем и сумел сделать головокружительную политическую карьеру. Сегодня он занимает пост премьер-министра. – Морфичев пристально посмотрел на меня и уточнил: – Он возглавляет правительство страны, в которой мы с тобой сейчас находимся. Но ничего из ряда вон выходящего не произошло бы, если бы этот молодой правитель не вбухал почти все бюджетные деньги в развитие золотодобывающей промышленности. Он интуитивно чувствовал золото. И началось что-то! Геологи нашли колоссальные месторождения. Оказалось, что здесь повсюду золото, где ни копни. И не просто песчинки, а крупные самородки. Страна начала добывать его в таком количестве, что через несколько лет будет способна обрушить экономику ведущих мировых государств. В том числе и США.
Морфичев ненадолго замолчал, старясь по моему лицу понять, какие мысли появились у меня относительно этой информации. Зря он это делал. Никаких мыслей в моей голове не было, кроме острого желания расстаться с Морфичевым и перелезть через проволоку.
– Американские спецслужбы пытались поставить под контроль добычу золота, – продолжал Морфичев. – На Симбуа несколько раз покушались. Все безуспешно. У него маленькая, но хорошо обученная армия и преданная личная гвардия. Тогда решили прибегнуть к не совсем честному, но достаточно надежному приему: обвинить правительство Симбуа в создании ядерного оружия и ввести в страну войска.
Какая скукота! Когда-то давно мой друг Валера Нефедов предлагал мне перейти на работу в органы госбезопасности. Хорошо, что я отказался.
– Уже несколько месяцев здесь работает специальная комиссия ООН. Обыскали все, что могли, но даже косвенных намеков на оружие массового уничтожения найти не удалось. Но военная машина запущена, американские авианосцы уже в Индийском океане…
Ай да молодец этот Симбуа! Мало того, что русскую бабу у живого мужа увел, так еще и ООН вокруг пальца обвел… Я сорвал травинку и стал играть с сиреневым жучком, который забрался мне на ногу. Морфичева, по-моему, это немного шокировало. У него в голове не укладывалось, как можно оставаться безучастным, когда вокруг кипят такие политические страсти! Эх, Морфичев, Морфичев. Счастливый ты человек. Наверное, тебя мало били, мало обманывали, и тебя не предавала любимая женщина.
– Лобский был у нас под контролем с того момента, – продолжал Морфичев свою скучную лекцию, – когда из Института ядерных технологий при невыясненных обстоятельствах исчезло несколько килограммов изотопа плутония. Металл этот сколь опасный, столь и дорогой. Если изотоп имеет высокую степень обогащения, то для создания бомбы достаточно всего десяти килограммов. В некоторых странах это количество с руками оторвут за тридцать миллионов баксов! За тридцать миллионов, Кирилл! А десять килограммов можно запросто пронести в рюкзаке, если, конечно, имеется специальный контейнер.
Ах, все-таки Морфичев сумел вызвать у меня вялое любопытство! К чему он меня подводит? Что Лобский тащил с собой… Нет, не буду делать выводов. Зачем мне эти выводы? Мне плевать на Крота и его темные делишки… Жук распустил крылышки и вертолетом взмыл в небо. Теперь мне будет совсем скучно.
– Мы подозревали Лобского в хищении плутония. Оперативники отрабатывали его день и ночь, прослушивали телефонные переговоры, контролировали переписку – все по нулям. Лобский был осторожен и хитер… И вот совсем недавно его приглашают в качестве эксперта по алтайской древесине в Соединенные Штаты. Мы не стали препятствовать выезду, хотя с особой тщательностью проверили багаж. Вернувшись, Лобский сразу начал готовить «Игру на выживание». Он открыл счет, на который из США поступила впечатляющая сумма. Затем зафрахтовал самолет, закупил парашюты и снаряжение для участников, нанял несколько сот человек в качестве обслуживающего персонала. Он швырялся деньгами налево и направо… Пока можно только догадываться, о чем американцы говорили с Лобским. Но совершенно ясно, чем именно он им приглянулся. Во-первых, Лобский не американец, значит, ни при каких обстоятельствах не кинет тень на США. Во-вторых, он имеет доступ к плутонию. Но самое главное: у него личные счеты с Симбуа, он люто ненавидит этого человека как конкурента, лелеет мечту о его смерти и трепетно ждет, когда жена приползет к нему на коленях… Как ты думаешь, о чем американцы говорили с Лобским?
Он заставлял меня думать. Как это тяжело – думать, сопоставлять факты, делать выводы! Какая ненавистная, рутинная работа!
– Они предложили Лобскому набить Симбуа морду, – сказал я лишь для того, чтобы Морфичев отвязался.
– Правильно, – ответил он, несмотря на почти откровенную издевку. – Они подсказали ему, как можно расквитаться с Симбуа. Как его втоптать в грязь, унизить, раздавить. Достаточно незаметно пронести на территорию страны и подкинуть под ноги ооновских экспертов контейнер с изотопом, да чтобы рядом оказалась приличная толпа журналистов. И все! Это будет достаточным основанием для введения американских войск. Симбуа станет сопротивляться, но крылатые ракеты сотрут с лица земли правительственные здания. Если Симбуа выживет, его привезут в Гаагу и будут судить военным трибуналом.
Возможно, Морфичев был прав. Возможно, за ширмой Игры Лобский притащил в эту страну изотоп плутония, чтобы подставить ее под удар и удовлетворить свое самолюбие. Но мне какое дело до всего этого? Я незнаком с Симбуа и не испытываю к нему никаких чувств. И к Лобскому я давно остыл. Я маленький человек, уставший от житейской суеты и своих мелких проблем.
– Послушай, Морфичев, – произнес я. – Зачем ты все это рассказываешь? Тебе нужен мой совет? Но я не знаю, что делать. И зачем вообще нужно вмешиваться в чужие дела? Пусть в эту страну высаживаются хоть американцы, хоть чукчи, хоть марсиане – мне все это по барабану. Ты, конечно, прости меня за политическую незрелость…
– Я не прошу тебя помогать правительству Симбуа, – жестко ответил Морфичев. – Я прошу тебя помочь мне, твоему товарищу, твоему знакомому.
– Хорошо, хорошо! – с раздражением ответил я. – Сейчас я расскажу солдатам, какой Лобский подлец и какую бяку он собирается здесь отчебучить. Они его арестуют…
– Это не солдаты, – едва разжимая зубы, ответил Морфичев. – Это повстанцы. Они тоже ненавидят Симбуа. Свергнуть власть они не могут – маловато силенок. Зато с успехом контролируют часть приграничной территории. Ее Лобский и выбрал в качестве своей базы… Не все так просто, как тебе кажется. Не надо лезть в бутылку.
– А ты не ошибаешься? – на всякий случай спросил я, не давая погаснуть робкой надежде, что мне удастся отделаться от Морфичева. – Может, это лишь продолжение Игры? Золото, экономический обвал, экспансия? Лобский показывал мне сценарий, но я не дочитал его до конца. Теперь жалею.
– Все в жизни игра, – философски заметил Морфичев. – В том числе политика и войны. Жаль, что мы с тобой не оказались в одной паре, у нас было бы достаточно времени поговорить на эту тему. Но хватит об этом. Я получил сведения, что комиссия ООН едет на север страны, где будет проверять заброшенный горно-обогатительный комбинат. Сегодня утром Акулов и Ирэн тоже отправились в северный район, где якобы находится финиш. Это не простое совпадение. Акулов исполняет роль курьера и даже не догадывается об этом.
Впервые с начала нашего разговора Морфичев упомянул Ирэн. И я сразу почувствовал его скрытое, напряженное внимание: как я отреагирую?
– Да, – согласился я и аккуратно поправил Морфичева: – Они не ведают, что творят!
– Акулов не ведает!
Морфичев выразительно смотрел на меня. Что за чушь он несет, да еще при этом так нагло пялится на меня? Он хочет сказать, что Ирэн знает о содержимом цилиндра?
– Нет, нет! – категорически возразил я и замахал руками. – Ты ошибаешься! Ты это выкинь из головы! Ты даже думать об этом не смей! Это полный бред!
– Может быть, тебе неприятно об этом слышать, – твердо добавил Морфичев, – но факты говорят сами за себя: она сотрудничает с Лобским.
– Да, она с ним сотрудничает, но только в рамках Игры! Она уверена, что все это – шоу!
Морфичев смерил меня холодным взглядом.
– Это еще надо проверить.
Он поднялся на ноги. Я тоже вскочил и крепко схватил его за локоть.
– Я знаю Ирэн не один же! – запальчиво начал объяснять я. – Она мой давний друг. Она не станет заниматься грязными делами, тем более – связанными с политикой!
– Я должен это проверить, – невозмутимо ответил Морфичев.
– Ты знаешь меня всего несколько дней, но почему-то доверяешь мне! А я знаю ее давно! Нам многое пришлось испытать и пережить. Ирэн может быть смешной, загадочной, глупой, она может заблуждаться, ошибаться, но никогда не ввяжется в авантюру, которая попахивает дерьмецом. Зачем это ей? Она нормальный человек!
– Кирилл! Мы теряем время!
– Выбрось идиотские подозрения из головы! – требовал я. – Ирэн не знает и знать не может, что на самом деле находится в цилиндре!
– Она сама сказала тебе об этом?
Я взвыл как от боли.
– Я понимаю: тебе нужны только факты и доказательства. Ты не принимаешь во внимание эмоции. Но что делать, если у меня нет ничего, кроме бесконечной веры в Ирэн? Я верю ей, как самому себе!
– А разве я заставляю тебя изменить свое мнение? Веришь – верь. Это твое право. Но если хочешь меня в чем-то убедить, то нам следует поторопиться.
Меня снова распирала злая сила. Что за метаморфоза? Орган, который вырабатывает чувства, не атрофировался? Еще совсем недавно я клялся себе, что вычеркну Ирэн из своего сердца. А сейчас она волнует меня больше жизни! Но это потому, что я люблю справедливость, только и всего! Ирэн обманула меня, разыграла передо мной комедию – этого я ей не прощу. Но огульно обвинять ее в том, что она вместе с Лобским проворачивает гнусные делишки, не позволю никому! Никто не имеет права приписывать ей чужие грехи! У нее и своих достаточно! Нечего зря чернить девчонку.
– Уговорил, – сказал я. – Давай погоняемся за Акуловым. Но с Симбуа потом – ящик водки!
Глава 33
Конец света
Я всегда с удовольствием смотрю на людей, фанатично преданных своей работе. Морфичев был из их числа. Правда, мне непонятны были мотивы, которые заставляли его рисковать собой, я даже предположительно сказать не мог, какая выгода обломится нашей стране, если Симбуа останется у власти. На мой непосвященный взгляд, заинтересована в этом была лишь бывшая жена Крота, которой не могло не льстить положение второй леди государства. Как бы то ни было, Морфичев был отчаянно смел и шел к своей цели напролом. Памятуя, как дотошно он готовил меня к Игре, я ожидал подробного инструктажа с последующими учениями на местности и детальной отработкой взаимодействия. Но ничего подобного не произошло. Морфичев молчал, когда мы перелезали через забор и когда быстро шагали по центральной улочке лагеря. Тогда я мягко поинтересовался, какая передо мной стоит задача. На что Морфичев лаконично ответил: «Та же, что и передо мной».
Сказав это, он без предупреждения свернул на площадку, где бойцы обслуживали технику. Наглый и уверенный вид всегда действует на людей магически. Никто не остановил нас и не крикнул нам, пока мы не дошли до начищенного до блеска бронетранспортера. Только тогда какой-то малорослый начальник с громкими воплями подскочил к нам. Мне понравилась реакция на это Морфичева. Он обернулся и посмотрел на начальника столь уничижительно, с таким глубоким и безусловным презрением, что тот на мгновение опешил и заткнулся. Морфичев занес ногу, чтобы встать на колесо и подняться на броню, но начальник, придя в себя, схватил его за руку. Безо всяких раздумий, с чувством ответственности за выполняемую работу, Морфичев послал свой кулак в челюсть начальника. Я последовал его примеру и последовательно приложился кулаком к двум физиономиям, которые были ко мне ближе всего.
И тут началось! Вся повстанческая братва одновременно заголосила и кинулась на нас, размахивая промасленными тряпками и гаечными ключами. Морфичев нырнул через люк на водительское сиденье и запустил двигатель. Я задержался на броне, отбиваясь ногами от десятков рук, которые пытались стащить меня на землю. Морфичев надавил на акселератор. Машина дико взвыла и дала задний ход. Раздались вопли – кому-то отдавило колесом ногу. Где-то рядом прогремела автоматная очередь. Я съехал в люк головой вперед.
– В медицинский пункт давай! – крикнул я.
– Что?! Какой еще медицинский пункт? Тебя ранило?
Морфичев обеими руками вращал руль, навалившись на него грудью. В утробе машины пахло гарью, смазкой. Раскачивались ручки перископов и крепежные ремни. Я тер глаза. Мне казалось, что в лицо бросили горсть песка.
– Надо забрать Марго!
– Кирилл, у нас нет времени!
– Ее нельзя здесь оставлять!
Морфичев выругался, но все же круто вывернул руль и дал газу. Я повалился на ящики с пулеметными лентами и едва не снес головой ручку вращения башни. Когда добрался до переднего сиденья и посмотрел через бронированное окошко, бронетранспортер уже мчался по дороге между рядов колючей проволоки и глухих заборов. На каждом ухабе его подбрасывало, и с грохотом подпрыгивали ящики, инструменты, каски, валяющиеся повсюду… Не притормаживая, Морфичев съехал с дороги и разнес в щепки деревянную ограду, придавил кусты, ломая их многотонной тяжестью колес, и остановился у мутного окошка медицинского пункта. Я выскочил на броню, прыгнул на горячий передок и выбил окно ногой. Согнувшись в три погибели, забрался внутрь дома. Запах карболки, пожелтевшие стены, койки…
– Марго!
У меня екнуло сердце – в первое мгновение мне показалось, что девушки здесь нет. Но тотчас скрипнула ржавая панцирная сетка, взметнулось рваное одеяло, и Марго растерянными глазами уставилась на меня.
– Кирюша! – восторженно завопила она, вскакивая с койки, кинулась на меня, схватила за уши и принялась покрывать мое лицо поцелуями. – Как хорошо, что ты пришел! А мне было так тоскливо, так одиноко, что я даже плакала!
Я схватил ее на руки и поставил на подоконник.
– Быстро в окно!
Бронетранспортер нетерпеливо выл мотором, словно аварийная сирена ему подвывал сигнал. Марго прямо с подоконника прыгнула на броню.
– Как здорово! Что ты затеял? А я думала, что все, Игра закончена и ты уехал, меня бросил. Это что, танк?
Откуда-то прогремела автоматная очередь. Морфичев, высунувшись из люка, обложил нас матом. Я схватил Марго за волосы и, насколько можно было это сделать вежливо, пригнул ее голову к люку – так несмышленому котенку показывают миску с молоком. С треском ломая остатки забора, машина задним ходом выехала на дорогу. Марго рухнула через люк прямо на голову Морфичеву. Я сорвал с крепежей пулемет и, высунувшись из люка по пояс, начал поливать длинными очередями придорожные кусты. Машина, оставляя за собой глубокие отпечатки на сырой глине да сизый дым выхлопов, стремительно набирала скорость и неслась на ворота пропускного пункта. Бойцы повыскакивали из окопов и, размахивая автоматными стволами, выбежали на дорогу, будто собирались защищать ворота собственными телами. Я дал короткую очередь поверх, и они сразу кинулись врассыпную, повалились на землю, и остались видны только их каски, похожие на болотные кочки.
Удар! Ворота, сорвавшись с петель, разлетелись в разные стороны. Бронетранспортер вырвался на волю и, раскидывая во все стороны комки глины, помчался среди чайных кустов. Сзади началась беспорядочная стрельба. Я нырнул в люк. Нутро машины было заполнено смрадом выхлопных газов и пылью. Марго схватилась за ручку перископа, уперлась лбом в резиновый валик и прильнула к призме. Она следила за тем, что происходит снаружи с таким азартным напряжением, как если бы смотрела по телевизору боевик с любимым актером в главной роли.
Дорога свернула в лес, и Морфичев сбавил скорость. Теперь можно было отпустить скобы, не рискуя разбить себе голову. Внутри машины стало темно. Марго оторвалась от перископа. Выражение на ее лице можно было расшифровать как «хорошо, но мало»; она явно была не прочь еще погонять по лагерю, сшибая заборы, ворота и изгороди. Теперь ее внимание перекинулось на детали бронетранспортера. Она трогала все, что выступало за пределы брони, пыталась провернуть рукоятки башни и углового прицеливания пулемета, нажимала на кнопки электроники, ночного видения и, наконец, потянула пальцем спусковой крючок. Башенный пулемет с оглушительным лязгом выстрелил куда-то в небо. Морфичев, не отрываясь от управления, вскинул над головой кулак.
– Я еще никогда на такой штуке не каталась! – воскликнула Марго. – А куда мы едем?
Если бы я ответил, что в преисподнюю, то вряд ли бы Марго испытала неудовольствие или страх даже от такой одиозной перспективы. Ей понравилось бы любое путешествие, где присутствовал бы маломальский риск. Но уже была счастлива оттого, что Игра продолжается, и происходит какое-то развитие событий, и слышна стрельба, и ругается матом Морфичев, и страшно рычит двигатель, и, конечно, рядом я, и снова беру ее на руки, и выношу не через дверь, как все нормальные люди, а через разбитое окно – словом, полный прикол! А смысл происходящего ей вовсе не нужен. Какой смысл у захватывающих дух аттракционов? Главное, чтобы пробирало душу до самых косточек. В общем, я так и ответил: надо догнать Акулова. Марго вполне удовлетворилась этим ответом. Впрочем, и Морфичев тоже. Информация, которую он мне выдал, предназначалась только для моих ушей. Правда, мне было непонятно, как он будет закрывать ей глаза и уши на пике кульминации, когда мы догоним Акулова и отберем у него контейнер со смертоносным изотопом? И вообще, куда мы денем эту страшную штуковину? Нелегально вынесем за пределы страны? Снова пешком через мангровые болота, кишащие змеями и крокодилами?
Как я завидовал Марго в эти минуты! Ее молодая и горячая кровь была до предела насыщена адреналином и естественными морфинами, а сознание было почти невесомым, свободным от балласта проблем, страха и тягостных мыслей. Какое буйство светлой энергии и непорочных страстей! Глядя на нее, я в который раз поражался ее детскости и способности удивляться не всегда привлекательным заворотам жизни. Лицо ее было расслабленным, будто его ласкал нежный теплый ветер. Материальная пресыщенность в какой-то мере пошла ей во благо: Марго не беспокоилась о завтрашнем дне, не грузила себя мыслями о том, что она будет есть и пить, на что сменит пришедшую в негодность одежду и как будет выбираться без копейки денег из той дыры, куда мы с Морфичевым ее затаскивали. Болтающийся на ее шее мобильник по-прежнему оставался для нее самым надежным ключиком ко всем материальным благам цивилизации.
Я выбрался на броню, с наслаждением подставив лицо сырому лесному воздуху. Бронированная машина лихо катилась по разбитой, местами залитой водой грунтовке. Ветви деревьев иной раз так низко нависали над дорогой, что мне приходилось пригибаться; сучья, обсыпанные жесткими листьями, метлой прохаживались по броне и хлестко секли крышку люка. Соскучившись сидеть за вспотевшей спиной Морфичева, Марго последовала моему примеру. До того как встретиться в медицинском пункте, мы с ней ползали по Полю Горячих Пчел, а потом я нашел ей убежище под бетонными плитами. Я до сих пор не знал, что было с Марго потом.
– Ты как в медпункт попала?
– Песни громко пела, и меня разыскали солдаты. Отвели к Кроту. Он сказал, что я проиграла и теперь мне надо лечиться… Ай, ветка!
Что было со мной, ее не интересовало. Марго даже не спросила, сумел я помочь Ирэн или нет. И эта нелюбознательность давалась ей без усилий, что на мою юную спутницу было совсем не похоже. Значит, она узнала у Крота все, что хотела, и теперь ее мысли раскрывались приблизительно таким веером: Ирэн далеко, рядом с ней мощный таран в виде Акулова, которому отныне сам бог велел сдувать с Ирэн пыль, и эта вертихвостка не посмеет больше ахать и стенать по телефону, заставляя давнего приятеля сломя голову мчаться к ней на помощь. Подчеркнутое отсутствие интереса к Ирэн было своеобразным проявлением у Марго своих прав на меня. Она всем своим видом показывала: мне совершенно безразлично, где эта женщина и что с ней происходит, и какие отношения были у вас раньше, ибо меня вполне устраивает то, что есть сейчас и произойдет в дальнейшем.
Лес закончился, и мы снова выскочили на поле. Через несколько сотен метров под колеса бронетранспортера легла хоть и плохонькая, но асфальтовая дорога с телеграфными столбами на обочине и ветхими указателями населенных пунктов. Морфичев, почувствовав близость цели, придавил акселератор. Боевая машина стальным чудищем помчалась вперед, вынуждая встречные машины съезжать с дороги.
– По этой дороге должна была следовать комиссия ООН! – крикнул мне Морфичев, когда я сел рядом с ним. – Надо попытаться задержать ее любой ценой!
Я не представлял, как он собирается это сделать, но спрашивать не стал. Через четверть часа мы нагнали колонну, состоящую из десятка белых джипов с голубой надписью «UNO» на бортах. Возглавляли и замыкали колонну два полицейских автомобиля. Едва Морфичев пристроился в хвост колонне, из крайней машины высунулся полицейский и принялся грозно размахивать рукой в белой перчатке, приказывая нам убираться отсюда подобру-поздорову. Морфичев прибавил газу и пошел на обгон. Машины, идущие по встречной полосе, в ужасе съезжали на обочину. Видавшая виды «Тойота» с полным кузовом арахисовых стручков метнулась из-под колес бронетранспортера в сторону и перевернулась. Полицейский, высунувшийся из окошка, громко кричал и уже угрожал нам пистолетом. Он тряс своей игрушкой до тех пор, пока окошко его машины не поравнялось с выхлопной трубой бронетранспортера. Едкий дым заставил его спрятать голову и быстро поднять стекло. Марго, высунувшись из люка, послала полицейскому воздушный поцелуй. Мы мчались вперед, приближаясь к голове колонны. Джипы, хоть и чувствуя за собой силу и авторитет мирового сообщества, все же дрогнули перед тупой мощью боевой машины и невольно стали тесниться к обочине. Журналисты, сидящие вместе с инспекторами, быстро сориентировались и нацелили на нас фотоаппараты и видеокамеры. Яркая блондинка с распущенными волосами схватила микрофон и, прижав его к губам, громко заговорила по-французски. Она оказалась опытной лицемеркой и умело подбирала интонацию: то говорила тихо, то вдруг переходила на взрывной крик, едва ли не истеричный, отчего невольно становилось страшно мне, то начинала захлебываться, будто бронетранспортер, который она так лихо живописала, наезжал на ее французские ноги. Я посочувствовал нервной системе зрителей, для которых она готовила эту клюкву. Однако скандала нам было не избежать. Морфичев начал рубить сплеча. Мы приблизились к голове колонны. Полицейская машина, которую мы немного потравили выхлопным газом, пыталась нас преследовать и даже включила проблесковый маячок, но не рассчитала скорости, влетела в дорожную выбоину, где и осталась. Вторая машина, возглавляющая шествие, не стала заниматься подобной глупостью и покорно уступила свое место нам. Похоже, что у Морфичева возникла идея увести колонну в другом направлении, как если бы машины инспекторов были слепцами, идущими за своим поводырем. Но ооновцы на такую приманку не попались, и колонна, постепенно загасив скорость, остановилась.
Мы продолжали болидом мчаться вперед.
– Надо остановить их на несколько часов! – кричал Морфичев. – Поищи в ящиках, может, есть лопата!
– Ты предлагаешь выкопать ров?
– А что ты еще умеешь делать?
Неугасимая жажда выполнить свой профессиональный долг подталкивала Морфичева к абсурду. Мне вовсе не хотелось рыть посреди дороги котлован или, скажем, сваривать из рельсов противотанковые ежи. Пора было прийти к нему на помощь и предложить ему свои варианты. Я попросил у него карту. Морфичев протянул мне помятый лист бумаги с паутиной бледных линий. По-видимому, эту примитивную схему он скачал из Интернета и распечатал на плохеньком принтере. Тем не менее, я сумел сориентироваться и найти наше местоположение. Тонкая ломаная линия, означающая дорогу, соединяла город Стыкур и некий объект Хин, условно обозначенный домиком с остроугольной крышей и дымящей рядом с ним трубой. Скорее всего, это и был горно-обогатительный комбинат, который намеревалась инспектировать комиссия. Двигаясь в его сторону, мы обязательно должны были пересечь небольшую реку, обозначенную на схеме. А если есть река, то будет и мост. Правда, мне еще никогда в жизни не приходилось взрывать, разводить или обрушивать мосты, и я не испытывал желания это делать, но другого выхода у нас не было.
Я сказал об этом Морфичеву. Он выхватил у меня из рук карту, глянул на нее и, скомкав, кинул на пол. Лицо его выражало плохо скрытую тревогу. Должно быть, Морфичева беспокоило то, что мы до сих пор не догнали джип Акулова, а расстояние от колонны ООН до горно-обогатительного комбината стремительно сокращалось. К тому же мост, который я предлагал вывести из строя, находился на критически малом расстоянии от конечной цели инспекторов. Нервозность, охватившая Морфичева, передалась и на бронетранспортер. Машину трясло и кидало из стороны в сторону, будто у нее отказала рулевая система или коробка передач. Кусая губы, Морфичев маневрировал между дорожными ямами и автомобилями. Когда мы проезжали деревни, на обочину выбегали грязные, одетые в тряпье дети. Одни приветствовали нас восторженными воплями, другие забрасывали камнями. Когда мы обгоняли какую-либо легковушку, Морфичев отчаянно сигналил, заставляя ее снизить скорость и прижаться к краю дороги, и тогда я мог рассмотреть лица всех пассажиров, сидящих в салоне. Я делал это лишь для очистки совести, так как был уверен: догнать Акулова и Ирэн не сможем, как бы ни торопились. Слишком велик был разрыв во времени. Они выехали из лагеря на два, а то и три часа раньше нас и наверняка уже добрались до конечной точки. Но вот сумели ли они пронести на территорию комбината свою адскую ношу или нет, наверняка сказать было трудно. Это зависело и от смелости, хитрости и упорства Акулова, и от надежности охраны. В конце концов, от глубины глупости и доверчивости моей Ирэн, которая, смею надеяться, все происходящее по-прежнему принимала за Игру. Как бы то ни было, главные события ждали нас на территории комбината. Мне не хотелось преждевременно думать о том, выполнима ли в принципе та миссия, в которую меня втянул Морфичев. Незаметно проникнуть в помещение секретной лаборатории и оставить там капсулу с боевым плутонием сложно, очень сложно. Но стократ сложнее ее оттуда вынести!
Безумная гонка по разбитой дороге продолжалась слишком долго и даже Марго успела надоесть. В ее поскучневших глазах я читал острое желание того, чтобы двигатель заглох и больше не запускался. Проехав несколько десятков километров вдоль нескончаемого рисового поля, мы наконец выскочили на мост. Именно таким я себе его и представлял: старый, ржавый и скрипучий. Под колесами бронетранспортера он угрожающе закачался, опоры заходили ходуном, и грязно-желтая речная вода под ним пошла морщинами. Морфичев переехал на другую сторону и перегородил проезд.
– Перекрой дорогу с другой стороны! – крикнул Морфичев Марго и взялся за металлический трос с крюком, лежащий на полу. Раздирая руки до крови острыми заусенцами, мы вытащили его на броню и оттуда скинули на землю. Морфичев работал как на пожаре, спасая собственный дом от огня. И, что мне очень нравилось, не торопил меня, не прикрикивал и вообще не упражнял командный голос. Казалось, он все собирался делать сам, а мою помощь воспринимал как проявление доброй воли.
Марго отнеслась к поручению с особой тщательностью. Она встала перед мостом посреди дороги, широко расставив ноги и подбоченившись, а при появлении какой-либо машины властно вскидывала вверх руку и громко объявляла:
– No thoroughfare![2]
Через несколько минут с обеих сторон моста скопилось приличное количество машин. Самые нервные и нетерпеливые начали подавать протяжные гудки. Умные, которых непреклонный вид Марго впечатлил, разворачивались и уезжали в обратную сторону. Несколько водителей, стоявших в заторе в числе первых, подошли к Марго, обступили ее и одновременно стали высказывать свое возмущение. Пристегивая трос к бронетранспортеру и разматывая его вдоль моста, я поглядывал на Марго, и мою душу теснило чувство надвигающейся опасности. Но у девушки хватало ума и такта пригашать конфликт. Мило улыбаясь и с изяществом демонстрируя обтекаемость своей фигуры, словно позируя фотографам для обложки мужского журнала, Марго волнующим голосом повторяла:
– Excuse, it is the order.[3]
Водителям этого было достаточно, они тоже начинали улыбаться и показывать свои редкие и кривые зубы, с пониманием кивали головами и возвращались к своим машинам. Тем временем мы с Морфичевым пытались зацепить крюком край листа рифленого железа, которым была застелена проезжая часть моста. Мы надеялись, что крюк, подобно плугу, сорвет с моста все покрытие, сделав его непреодолимым для машин. Но получалось плохо, крюк не держался и наверняка не выдержал бы даже слабой нагрузки. Но тут к нам на помощь подошли два чумазых, блестящих от пота водителя. Подвинув нас, они со знанием дела принялись связывать трос петлей. Знали бы бедолаги, что собственными руками перекрывают себе путь! Морфичев дал задний ход, чтобы ослабить трос и накинуть петлю на железный лист. Мне казалось, что мы возимся тут недопустимо долго. Вокруг Марго столпилось уже слишком много желающих поглазеть на ее улыбку и бедра. Меня начинало угнетать стремительно усиливающееся чувство тревоги.
Но вот парни накинули петлю на угол листа.
– Марго! – крикнул я. – Иди в машину!
Но на другой стороне моста что-то случилось. Я уже не видел Марго, а только темные, пропотевшие спины водителей, обступивших ее. Морфичев, высунувшись из люка, обложил меня крепкими словечками. Он не мог начать движение, из-за нас он терял драгоценное время. Но и я не мог оставить Марго. Со всех ног я кинулся к ней. Нашла время пудрить мозги мужикам! С ума сошла?.. Ворвался в толпу. Крепкий запах пота, табака, грозные выкрики. Толпа колыхалась взад-вперед, словно группа мужиков выкорчевывала дуб. Я при помощи кулаков и локтей прорывался в середину. От моего внимания не укрылось то, что лица у водителей были отнюдь не приветливыми. Меня окружали десятки налитых кровью глаз, изломанные в злобе губы, смуглые, неухоженные, побитые оспой и иссеченные шрамами лица. И непрекращающийся гул голосов, который с каждым мгновением становился все более громким и агрессивным… Я позвал Марго. Теперь внимание толпы частично перешло на меня. Кто-то крепко врезал мне кулаком между лопаток. Я сдерживал себя как мог. Драться в этой толпе – безумие. Схватился рукой за чью-то скользкую от пота шею, оттолкнул в сторону, навалился плечом, двинул в мягкую стену коленом и сквозь зубы:
– Р-р-разойдись!!
А вот и Марго! Девчонка перепугана – первый раз в жизни я видел испуг в ее глазах! Лицо бледное, волосы растрепанные.
– Кирилл, они почему-то взбесились!
Я не без труда высвободил зажатую горячими телами руку, обнял и прижал к себе Марго.
– Господа, спокойно! Спокойно! Сейчас во всем разберемся…
Скорее, это я прокричал для себя. Никто не мог меня понять. Какой-то страшный мужик с огромным носом, похожим на гнилой апельсин, схватил и сжал в кулаке эбонитовые бусы Марго, а затем резким движением сорвал их с ее шеи. Он что-то крикнул гортанным хриплым голосом, вскинул кулак с бусами над толпой, и на головы людям посыпались черные коровки и овечки. Толпа всколыхнулась, словно по ней пропустили электрический ток. Со всех сторон раздались жуткие вопли. Все смотрели на нас с лютой ненавистью, словно мы совершили некий безобразный, из ряда вон выходящий поступок. Я не мог понять, что явилось причиной столь резкой смены настроения, но ясно было одно: наше положение аховое, обезумевшая толпа все сильнее сдавливает нас со всех сторон и вот-вот станет нас бить, топтать и рвать на куски… Оглушительно прогремела пулеметная очередь. Морфичев стрелял поверх голов, но толпа, вместо того чтобы испугаться и разбежаться во все стороны, завелась еще сильнее. Провокатор с гнилым носом орал пуще всех и размахивал над головой ниткой от бус, на которой уже не было ни одной фигурки. Я чувствовал на спине, животе и боках множество корявых пальцев; они щипали, царапали меня, напоминая стаю гигантских пауков, прицепившихся своими мохнатыми членистыми лапками к моему телу. Марго все крепче прижималась ко мне, впрочем, так получалось без ее воли, ибо мы попали в самые настоящие тиски, и ее щека коснулась моей груди, ее косички приникли к моим губам…
– Мне больно… Что они от нас хотят? Почему им так не понравились мои бусы?..
Я зарычал, как попавший в болотную топь сильный и здоровый зверь, и принялся работать локтями с отчаянной надеждой если не вырваться самому, то хоть вытолкнуть из губительной трясины девчонку. И будто начался град: посыпались редкие удары кулаками в голову, в скулу, в плечо, сначала потихоньку, осторожно, словно проверяя, как я отреагирую, но с заметным нарастанием и с каждым мгновением все гуще, чаще, сильней; и вот смазанный удар уже задел больное плечо Марго, и она вскрикнула, но не столько от боли, сколько от злости; и я тоже начал молотить во все стороны, и мой кулак скользил по липким горячим лицам, и начиналась страшная мясорубка, и уже бездумно я попытался приподнять Марго, чтобы она побежала, поползла по головам наших мучителей… И тут будто туча накрыла изнуряющее солнце. Очень низко, оглушая тяжелым рокотом, пронесся черный вертолет с узким и вытянутым, как у утконоса, передком, с боевыми подвесками на куцых крыльях, с полупрозрачной «тарелкой» вращающихся лопастей, и едва в нос шибанул запах керосина и горячего металла, как воздух задрожал от тяжелой пулеметной очереди. Казалось, винтокрылая машина садится прямо нам на головы, чтобы срезать их с тонким свистом, как остро отточенная коса срезает головки одуванчиков… Толпа с воплями рассыпалась по берегу реки и дороге. Водители прятались в салонах своих машин, кидались под колеса и накрывали руками головы. Марго едва не побежала следом за ними, но я в последний момент успел схватить ее за руку и потащил через мост. Вертолет, облетев рисовое поле, вновь опустил свою узкую головку, как свирепый бычок, и понесся на бронетранспортер. Морфичев, отвязав от машины трос, что-то крикнул нам и едва успел нырнуть в люк. К грохоту лопастей примешался тяжелый стук пулемета, и, взрывая изнутри землю, в воздух взметнулись фонтаны пыли; они вырастали друг за другом и быстро приближались к боевой машине. Высекая искры, броню ужалило несколько пуль…
Марго спотыкалась на неровных железных листах, падала, и я тащил ее за собой едва ли не волоком. Мы успели добраться до бронетранспортера и залезть на его броню до того, как вертолет в третий раз сделал боевой разворот. Сгрудившиеся у моста машины закрыли дорогу, и Морфичеву пришлось скатиться на обочину и, глубоко увязнув в рисовом поле, поехать к кромке леса. Только лес мог спасти нас от изрыгающего огонь вертолета! Мотор выл на пределе своих сил, все восемь колес его месили вязкую землю с проросшими зелеными стрелками, и все равно мы двигались слишком медленно. Вертолет снова набычился, его тень стремительно понеслась по полю, словно стая серых волков; блеснули в солнечных лучах бронированные стекла фонаря; мне показалось, что я даже разглядел фигурку пилота в большом шлеме с солнцезащитной шторкой…
В последнее мгновение я затолкал Марго в люк. Ей было интересно наблюдать за вертолетом, и она возмутилась, с обидой высказала мне, что «можно было бы и повежливее», но ее последние слова утонули в невыносимом шуме, где смешались змеиное шипение, львиный рык и волчий вой. Сорвавшись с подвесок вертолета, в нашу сторону неслись ракеты, и дымный комковатый след, оставленный ими, на несколько секунд скрыл от нас вертолет. Все произошло настолько стремительно, что я успел лишь прижаться грудью к броне и накрыть руками голову. Мне показалось, что взорвался воздух. Броня дрогнула подо мной, горячая волна прошлась по моему затылку, и запахло чем-то тошнотворным, горько-кислым.
Я поднял голову. Перед глазами плыли розовые круги, в ушах звенело. Бронетранспортер, переваливаясь из стороны в сторону, словно старая телега, по-прежнему полз к лесу. За ним оставалась глубокая колея, которая тотчас наполнялась водой. Вокруг дымились аккуратные овальные воронки, словно выкопанные для посадки деревьев. Я крутил головой, потеряв из виду вертолет… Но вот он! Летит бесшумно, плавно, кажется, что висит на одном месте – маленький, безобидный, как стрекоза в летний полдень над рекой.
– Нас приняли за повстанцев! – крикнул Морфичев, когда я спустился в люк. – Дело дрянь… Надо успеть к лесу, иначе из нас мясные консервы сделают!
Марго, съежившись, сидела на маленьком боковом стульчике и теребила болтающийся на шее мобильник, словно нательный крестик.
– Вот это да… Вот это да… – бормотала она. Ее подбородок мелко дрожал, глаза были широко распахнуты, и все же Марго изо всех сил старалась показать, что ей вовсе не страшно. – Спасибо тем, кто все это устроил. Действительность превзошла ожидаемое. Я вся в смятении…
Бронетранспортер водило из стороны в сторону, и он все глубже увязал в мокром грунте. Я только предложил выбраться наружу и устремиться к лесу бегом, как где-то рядом шарахнуло с необыкновенной силой, и мы с Марго повалились друг на друга, и на нас рухнули ящики, тряпки, инструменты. Путаясь в пулеметной ленте, я приник к перископу, чтобы посмотреть – низверглись мы в преисподнюю или еще нет, и не поверил своим глазам. В какой-нибудь сотне метров от нас, вдоль кромки леса, полз зеленый, в желтых пятнах танк. Его массивный ствол был нацелен прямо на нас. Из люков трансмиссии вырывались черные струи выхлопного дыма. Тяжелые гусеницы подминали под себя кусты и молодые деревца… Танк – это уже слишком. Мне в жизни приходилось драться и с людьми, и с животными, мне доводилось вступать в единоборство с маньяками, серийными убийцами и садистами. Но с танковым армейским подразделением – никогда… Морфичев лихорадочно дергал рычаги, давил на акселератор, и бронетранспортер выл и скулил, но не мог двинуться с места – то ли ему повредило движок, то ли разворотило колеса.
– Уходим! – крикнул Морфичев и полез в люк.
Я выбрался на броню, распластался на ней, как ящерица на камне, и подал руку Марго. Уносить ноги! Как можно скорей уносить ноги! Мы переступили черту дозволенного. Военные не станут разбираться, кто мы и с какой целью пытались остановить колонну инспекторов. Они наверняка приняли нас за террористов и будут лупить по нас беспощадно, пока у нас дым из ушей не пойдет.
Мы побежали к лесу. Никогда не думал, что у Марго такие хорошие спринтерские данные. Даже мне было непросто за ней угнаться. Морфичев шел за нами, пригнувшись и озираясь по сторонам. Опять нас накрыло тенью и обдало запахом керосина. Вертолет развернулся на месте, задрал хвост и дал ракетный залп. Огненные стрелы устремились в бронетранспортер. Одна из ракет угодила прямо в открытый люк, разорвалась внутри, и окутанная пламенем и дымом машина перевернулась на бок. Взрывная волна кинула нас на землю. Сверху посыпались комья земли, будто нас с Марго хоронили живьем в одной могиле. Девчонка тихо поскуливала от страха и судорожно мяла в кулаке нежные зеленые побеги. Танк с тупым упрямством пер прямо на нас, нацелив черный глаз орудийного дула. Антенна, торчащая из башни, раскачивалась по широкой амплитуде, со свистом рассекая воздух. Гусеницы наматывали на себя жирные куски дерна. Земля дрожала. Оглушительно прогремел выстрел из танкового орудия, и тотчас бронетранспортер разорвался на куски, словно банка с консервами, брошенная в костер. Нестерпимый жар, вонь гари, дым! Марго уткнулась носом мне под мышку – неужели там запах получше? Я схватил ее за воротник, заставляя подняться на ноги. Она сопротивлялась. Ей хотелось, как страусу, прижаться лицом к моей груди, спрятать его в складках одежды, чтобы не видеть и не слышать ничего. К нам подполз Морфичев. Лицо его было черным от копоти. В руке он сжимал пистолет, и глаза его были полны твердой решимости стоять насмерть.
– Ползите назад! – хрипло крикнул он нам. – Назад! На дорогу!
Я не понимал, почему мы должны ползти назад, если в лесу можно было спрятаться наверняка. Все, что сейчас происходило, казалось мне нереальным, бутафорным, пиротехническим фокусом на съемочной площадке, а почерневшее лицо Морфичева да пистолет, который он сжимал в руке, остро напоминали мне кадры из героического фильма об Отечественной войне, и Морфичев сейчас непременно вскочит на ноги, вскинет руку с пистолетом вверх, обернется и крикнет: «За Родину! В атаку – вперед!»
Как ни странно, он почти так и сказал:
– Уходите! Я вас прикрою!
И только затем я понял, почему мы должны были отходить. Из-за танка, низко пригибаясь к земле, веером рассыпались в обе стороны пехотинцы. Мать честная! Да это ведь классический боевой порядок! Солдаты разворачивались в цепь!
Я даже головой потряс, чтобы очнуться от этого кошмара. Что происходит? Куда мы попали? Неужели эта хорошо организованная боевая операция с применением авиации и тяжелой гусеничной техники затеяна только ради того, чтобы умертвить нас, трех человечков с повернутыми на Игре мозгами? Мое естество настолько категорично отказывалось в это верить, что мне в голову стало вламываться подозрение: а может быть, все это – Игра? И вертолет стреляет по нас резиновыми ракетами, и танк лупит резиновыми снарядами, а пехотинцы с автоматами – всего лишь напичканные электроникой роботы, а великий и коварный Крот сидит перед компьютером и джойстиком управляет всеми.
– Уходите! – зло закричал Морфичев.
Он был готов подняться и пойти с пистолетом в контратаку. Это стало бы заключительным апофеозом развернувшегося действа, полным идиотизмом, и я не мог этого допустить, хотя Марго тянула меня за руку, потому как дым горящих колес бронетранспортера нестерпимо выедал ей глаза.
Я выпрямился во весь рост.
– Морфичев! – крикнул я. – Не знаю, ради чего ты собираешься совершить подвиг. Может быть, ты и в самом деле борешься за интересы России, и тебя наградят за это орденом. Я тоже люблю свою родину, но эти люди, танки и вертолеты ей сейчас не угрожают, но готовы размазать нас по полю! Мне уже кажется, что я схожу с ума и не соображаю, что есть Игра, а что – реальность. Все это надо немедленно прекратить! Надо поднять руки и позволить себя обыскать. Это не унижение. Это здравый смысл!
– Да, – поддержала меня Марго, крепко обхватив мою руку. – Кирилл прав. А ну их всех в баню с их стрельбой! У меня уши заложило, и грязь под ногтями, как у продавщицы картошки! Надо позвонить в службу спасения и вызвать полицию!
Морфичев был умным человеком и понял, что мы не с ним. Он еще раз посмотрел на танк, на цепь пехотинцев, которые уже окружили нас полукольцом, и кинул пистолет в траву.
– Какой тут на хрен орден, – сквозь зубы процедил он. – С меня теперь погоны снимут. От силы через час комиссия прибудет на комбинат и найдет плутоний. И уже завтра здесь будут американцы.
Марго, не обнаружив никакой логической связи между погонами, плутонием и американцами, вопросительно взглянула на меня.
– Нас могут арестовать, – как можно спокойнее сказал я Марго и погладил ее по щеке. – И наверняка посадят по отдельным камерам. Но ты ничего не бойся. На допросах говори все, что было. Тебе нечего скрывать.
Доверчиво глядя на меня, Марго кивала. Ее глаза наполнялись слезами.
– А за что нас посадят?
– По недоразумению.
– А… а если тебя выпустят раньше, ты подождешь меня?
– Конечно. Я теперь без тебя – ни шагу!
– Правда?
Вертолет, облетев поле, начал снижаться и сел у края леса. Мы видели, как открылась дверь и, словно язык из пасти чудовища, выползла стремянка. По ней стали сходить люди. Человек пять или семь, в бежевой форме, в кепи. Некоторые из них что-то держали в руках.
Танк остановился и заглушил двигатель. Цепь пехотинцев перестала сжиматься вокруг нас. Солдаты расслабились, опустили автоматы. Кое-кто сел в траву.
И стало тихо-тихо.
Глава 34
Смысл игры
Трое людей, вышедшие из вертолета, приближались к нам. Два солдата с автоматами несли складной стол и шезлонг.
– Посмотрите, кто к нам пожаловал! – воскликнула Марго, мгновенно воспрянув духом. – Я так и думала!
Последним, раскачивая плечами из стороны в сторону, шел Крот. Ему было жарко то ли от солнца, то ли от пережитых в вертолете ощущений, и он безостановочно вытирал вспотевшее лицо платком. Приблизившись к нам, он опустился в расставленный шезлонг, закинул ногу на ногу и долго смотрел на свое колено. Казалось, его одолевает сон, и сейчас голова упадет на грудь, и раздастся мерный и спокойный храп.
– Это ужасно, – наконец пробормотал он. – Меня чуть не стошнило… До сих пор все плывет перед глазами. И как вертолетчики могут этим всю жизнь заниматься?
На столе появилась бутылка с минеральной водой, стаканы и портативная магнитола. Крот нетвердой рукой плеснул в стакан шипящей водички и жадно выпил.
– А ты как думаешь, полковник службы безопасности? – грубо произнес он, не поднимая взгляда на Морфичева, и звучно икнул. – Разве можно всю жизнь летать на вертолетах?
Ни Морфичев, ни мы с Марго не проронили ни звука. Происходило то, чему мы не могли дать логического объяснения. Откуда здесь взялся этот бессмертный, вездесущий Крот? Почему солдаты стоят перед ним навытяжку, как перед генералом? И откуда ему известно, что Морфичев – полковник ФСБ? И еще десятки подобных «почему», «откуда» и «как»…
Оглашая окрестности воем сирены, по шоссе промчалась колонна белых машин «UNO». Морфичев смотрел на них, и лицо его становилось безжизненным. Крот наконец поднял голову, повернулся, насколько позволяли ему тесный шезлонг и короткая шея, и с удовлетворением кивнул.
– Ну что примолкли? – буркнул он и вновь взялся за стакан. – Думаете, вы игроки? Увы, увы. Это вам только кажется. Игрок – я, а вы – всего лишь мои фигуры. Пешки… По сути, вы тут вообще никто. Граждане России, незаконно перешедшие границу независимого государства. Преступники, подлежащие уничтожению.
– А разве вы не такой же преступник? – не сдержалась Марго. – Вы хуже! Вы организатор! Да у меня десятки знакомых следователей, которые без труда пришьют вам уголовную статью!
Наивная девочка теребила мобильный телефон, висящий на шее, и надеялась испугать Крота. Лучше бы она помолчала. Крот рассмеялся.
– Какой же я преступник? Я действую от имени и по поручению премьер-министра Симбуа. Мне вверены судьбы моих запуганных, отчаявшихся, затравленных соотечественников, потерявшихся в бескрайних лесах страны. И на этот счет есть документ… – Он вынул из накладного кармана сложенный лист, украшенный разноцветными вензелями и печатями, развернул его и зачитал: – «Я, премьер-министр страны, действуя на основе конституции, возлагаю чрезвычайные и абсолютные полномочия на господина Лобского…» Ну, и так далее по тексту.
– Хорошая бумажка, – оценил я.
– Еще бы! – подтвердил Крот, аккуратно заталкивая документ в карман. – Этой бумажке цены нет! Видали, какая у нее сила? Танки, вертолеты, пехота… Пальцем щелкну, и все эти бравые ребята ринутся туда, куда я скажу. А ведь здорово стреляют, правда? Я наводчику говорю: ты только колеса у бронетранспортера посшибай, но чтобы с ребятами ничего не случилось. Пожалуйста, сделал, как просил. Глаз – алмаз!
– Мне б такую бумажку, – завистливо сказал я.
– Э-э-э, дружок! – произнес Крот и, прищурив глаз, погрозил мне пальцем. – Такая власть – не для всех. А лишь для избранных.
– Это точно, что для избранных, – согласился я. – Таких сволочей, которые способны обменять собственную дочь на бумажку, на свете единицы.
Лицо Крота помертвело. Он шумно засопел, уставившись на меня. Автоматчики, стоящие рядом и ни слова не понимающие по-русски, тем не менее насторожились и взяли оружие на изготовку.
– Заткнись, Вацура, – процедил он. – Не твоего ума дела, на что я ее променял. Не тебе судить о моих делах! Все вы – дерьмо! Вы свое уже отыграли. Теперь начинается моя игра. И от этой игры целые народы вздрогнут!
Я сломал Кроту весь сценарий. Он хотел выглядеть спокойным, улыбающимся шутником, и наслаждаться своей властью над нами, и любоваться страхом в наших глазах, но упоминание о дочери оказалось точным ударом по самому больному месту. Крот обозлился. Морфичев, воспользовавшись моментом, тотчас сказал:
– Тебе ведь уже неплохо заплатили за то, что ты украл из института изотоп плутония. И чего тебя сюда понесло? Зачем мучился, глотал мошкару, тонул в болотах? Ты же воришка! Тебе надо все время поддерживать себя в форме! Глядишь, может быть, еще какой-нибудь изотоп спер бы! Сейчас за радиоактивные материалы хорошо платят.
Это был второй удар, и Крот тоже болезненно воспринял его.
– Ты, полковник, напоминаешь мне спаниеля, натасканного на поиски наркотиков, – процедил он, силясь расслабить лицо и улыбнуться. – Все пронюхал, ищейка? Влез со своими грязными ногами в мою личную жизнь?
– Твоя поганая личная жизнь интересует меня только в той мере, в какой хирурга интересует геморрой пациента, – спокойно ответил Морфичев и сплюнул.
– Ага, хирург! – ухмыльнулся Крот. – Нет, ты не хирург! Ты свинья, готовая за жалкие подачки копаться в дерьме…
Он смял в кулаке стаканчик и швырнул его в лицо Морфичеву.
– Вы все ввязались в Игру ради денег! Я вас всех купил на корню! А что для меня деньги? Мусор! Я никогда к ним не стремился, да будет вам известно, потому что знал, что они не сделают меня счастливым. Деньги приносят только страх. Страх перед будущим – вот что беспрерывно мучает богатых глупцов! Богатство – это бесконечный подъем в гору. И чем выше поднимаешься, тем страшнее бездна под тобой. И начинают душить мысли: а вдруг все это в одночасье рухнет? Вдруг я обнищаю? Вдруг все эти пачки бумажек, над которыми я трясусь, в один ужасный миг обесценятся? Как я буду жить? Придется ездить в автобусе, ходить за продуктами на рынок, экономить, покупать самую дешевую одежду, унижаться, просить… Когда-то давно я мечтал иметь шестую модель «Жигулей». Несколько лет собирал деньги, купил машину и – стал счастливым. Сейчас у меня «шестисотый» «Мерседес». Чего еще желать? Куда еще выше? И потому страшно: а вдруг все рухнет, и мне придется вернуться в «жигуль». Парадокс: «шестерка», которая когда-то осчастливила меня, теперь представляется ужасом, дном, полной катастрофой. Странно, не правда ли – один и тот же материальный объект вызывает диаметрально противоположные чувства. Вот потому-то я разочаровался в деньгах. И плутоний я вынес из института вовсе не ради денег. Довольствоваться только материальным достатком – это восторг свиней, какой они испытывают при виде корыта, до краев наполненного помоями. Счастливым человека делает лишь власть, величие, осознание, что ты – гора, каменный сфинкс и об тебя разобьются пули, фанатики, дефолты, кризисы, дождь и снег. Ты вечен. Ты бессмертен…
Он был в этот момент страшен, хотя меж его губ не вылезли клыки, и лицо не покрылось шерстью, и на пальцах не выросли когти. Он был страшен тем, что говорил искренне. На Марго, впрочем, его речь особого впечатления не произвела. Она кривилась, поджимала губки и поглядывала на меня с таким видом, словно хотела сказать: «И этот коротконогий кулан считает себя сфинксом?»
– По-моему, все проще, Лобский, – сказал я. – Тебе не величия хочется. И даже не власти. Тебе всего-то нужно удовлетворить уязвленное самолюбие рогоносца.
– А что плохого в удовлетворении самолюбия? – вспылил Крот и даже привстал с шезлонга. – Да, я ненавижу правителя этой страны! И это нормально, это естественно! Потому что он украл у меня жену, и мне ее до сих пор жалко, я не могу смотреть, как она страдает вдали от родины, без ребенка! И повстанцы ненавидят Симбуа, потому что он не позволяет им жить по своим родовым обычаям! И президент США его ненавидит, потому что Симбуа плевал на экономические интересы других стран! Вот сколько людей мечтают увидеть Симбуа на скамье подсудимых! Вот что нас всех объединяет! И в его свержении весь смысл Игры, которую я затеял.
Он придвинул к себе магнитолу и посмотрел на часы.
– Нет, рановато. Новости от Ай-би-ай будут только через двадцать минут. Но ваши храбрые товарищи уже наверняка пронесли на территорию комбината капсулу и передали ее сочувствующему нам человеку. Этот человек капсулу распакует и выложит металл в шкаф. Конечно, радиационный фон будет ужасным. Остается дождаться, когда комиссия глянет на свои дозиметры и найдет изотоп, и журналисты растрезвонят по всему миру о том, что в этой стране обнаружен компонент ядерного оружия. И тогда… – Глаза Крота засверкали болезненным блеском, и его взгляд устремился поверх моей головы в какую-то заоблачную даль. – И тогда застонет земля от ударов крылатых ракет и авиационных бомб. И здесь будут насаждены другие порядки. И многовековый ход истории повернет в другое русло. И Симбуа умоется кровью своего народа… Он думает, что он всесилен, недосягаем, что его злодеяния останутся безнаказанными! Он не подозревает, как близок его крах! Я его достал! Схватил за нос, и он скоро будет корчиться, хныкать у моих ног! И моя жена приползет ко мне на коленях!.. Вот, дорогие мои, вот когда для меня наступит минута блаженства! Вот когда свершится высшая справедливость!
Не знаю, как только у нас хватило воли и терпения слушать этот параноидальный бред! Как же я раньше не заметил, что Крот – психически ненормальный человек? У него мания величия. У него синдром навязчивой идеи отмстить целому государству за оскорбленное самолюбие. И самое страшное то, что он почти добился своего, а мы ничего не можем сделать, мы стоим, как бараны у дверей бойни, и ждем, когда свершится грандиозная афера. Но что мы можем сделать, стоя под дулами автоматов? Даже если мы одновременно кинемся на Крота и задушим его до того, как пули изрешетят нас, все равно адский замысел Крота не удастся остановить. Комиссия ооновцев уже наверняка нашла изотоп, тем более что на комбинате работает «сочувствующий», как сказал Крот, человек. Уж он-то постарается, чтобы эксперты зашли в нужное помещение и заглянули в нужный сейф… У меня мурашки побежали по спине, когда я представил, что ждет в ближайшем будущем Ирэн! Очень скоро эта впечатлительная, совестливая и легкоранимая девушка узнает страшную правду о том, какое великое зло было сотворено ее руками. Как она сможет жить с таким тяжким моральным бременем? Как ей не сойти с ума от мысли, что миллионы судеб исковерканы только потому, что она не смогла вырваться из плена заблуждения, что оказалась слишком доверчива? Бедная, бедная Ирэн!
Морфичеву надоело стоять, и он сел на траву, сорвал какой-то цветок и стал обрывать ему лепестки. Марго встала ближе ко мне, плечо к плечу, то ли испытывая потребность защитить меня, то ли надеясь на то, что я смогу ее защитить.
– Но что особенно приятно, – продолжал Крот, сделав большой глоток из бутылки, – это возвышенное, очищающее, облагораживающее чувство творчества. Признайтесь, дорогие мои соотечественники, кто из вас хоть раз в жизни занимался творчеством?.. Может, ты, полковник, испытывал творческий экстаз, когда писал доносы на политически неблаговидных граждан? Или ты, дрянная девчонка, страдала от мук творчества, когда думала, в какую позу встать, чтобы о-о-очень сильно впечатлить Вацуру и покрепче привязать его к себе?.. Не надо, не надо, Кирилл! Не дергайся и не сжимай кулаки! Ты сильный парень, но у тебя подростковое мышление, и ты до сих пор думаешь, что силой, выносливостью и дурацким благородством можно многого добиться в жизни. Увы! Ничего ты не добился. Ты даже не смог мне помешать. Мозгов не хватило. И поэтому я не спрашиваю тебя о творчестве… А я, ребятки, это прочувствовал! Я вкусил этот сладкий плод! Игра – это мое детище, созданный мною шедевр искусства, выстраданное мною произведение. И сейчас я наношу на полотно последний, завершающий мазок, ставлю в длинном тексте точку. Жирную, круглую точку!
От удовольствия, которое доставило ему собственное красноречие, Крот заерзал на шезлонге, ударил ладонью ладонь и крякнул, словно выпил без закуски водки.
Читать бесплатно другие книги:
