Офицеры. Лучшие романы о российских офицерах Тамоников Александр

– Кто убит из наших, командир? – спросил прапорщик.

Доронин назвал фамилии.

– Совсем молодые, из последнего призыва. – Мамедов выругался на своем языке. – У десанта тоже потери?

– И у них двое.

– Дела-а. А со стороны вроде все тихо, солнце светит, птички поют. Я слышал, тревожная тут обстановка, командир?

– Потом объясню. Принимай командование, бери людей – разгружай машины. А вас, товарищи медики, и вас, товарищ прапорщик, прошу пройти на командный пункт. Расположитесь пока там. В дальнейшем определимся.

Егоров между тем разговаривал с капитаном, к которому проникся симпатией. Тот осмотрелся.

– Слышал, горячо тут у вас было?

– С утра да, пришлось пережить немало неприятных мгновений.

– Людей много потерял?

– Четверых. Вместе с ротой.

– А чехов сколько уделали?

– По общим подсчетам – около шестидесяти, плюс рейд тут один организовали, где завалили Хабиба, там еще около тридцати.

– Неплохая статистика, капитан. Четверо против сотни, почти сотни.

– Согласен. Неплохая. Но это не показатель. Почти всех положили из засады. Чехи, по большому счету, не знали о нас. Теперь все изменилось. Они знают о нас почти все, мы – практически ничего, только данные захваченных боевиков. И то, что мы знаем, оптимизма не придает, как не придает его и то, что командование нашим данным не верит, считая паникерами. Провели воздушную разведку – и ничего не нашли. Так, мелкие группы в глубине гор.

– Это всегда так. И не то чтобы тебе не верят, а просто сил не хватает. Генералитет посчитал, что зимы в горах боевики не переживут. Либо сами выйдут, либо сдохнут в своих пещерах во имя Аллаха. Не вышли. Я имею в виду крупняк, и не сдохли, а федеральные войска отвели. Как же? Мирный процесс пошел. Жизнь нормализуется. Дивизии, пусть и раздутой до корпуса, вместе со вспомогательными силами, решили, будет достаточно для контроля. Не угадали. Как всегда. Стали вновь собирать войска, а это упущенное время. Вот его-то сейчас и не хватает, а как результат и сил, чтобы, в частности, ваш опорный пункт усилить. Так-то, десант.

– А ты стратег, капитан.

– Зови Жорой. Меня так все в полку зовут, от командира до начальника склада. А насчет стратега, научился за двадцать один год. У меня на счету и Афган, и Приднестровье, и Чечня. Тут хочешь не хочешь, а станешь кое в чем разбираться.

– Слушай, Жор, не в обиду, а чего ты все в капитанах?

– Это отдельная история. Неспокойный я и жопы лизать кому бы то ни было не научился. Ну и еще ряд субъективных причин в придачу. Понял?

– Знакомая картина. Только не проще тебя было из войск выкинуть, чем держать в вечных капитанах?

– Так вместо меня сюда надо кого-то присылать? А зачем? Если есть чудак, согласный здесь без замены обитать?

– А семья?

– Об этом давай не будем. А позиция у вас, Валера, ничего. Огневой мощи побольше бы. Твои четыре пушки – хорошо, но для вас мало. Видел я, как сметают такие вот локальные пункты. И, как правило, из-за того, что не хватает им мощи ударить так, чтобы разнести их обкуренную, обколотую «живую» волну вместе с «зеленкой». Хотя были и исключения. Один раз примерно такой же ротный опорный пункт прикрывали всего лишь две установки «Град». Эти «бээмки» так ввалили прямой наводкой по небольшому склону, откуда развернулся солидный отряд чехов, что сровняли все с землей, к чертовой матери. И больше на роту ни одна блядь не полезла. А у вас мощи маловато.

– У нас есть поддержка артдивизиона.

– Гаубичного?

– Да.

– Толку от него мало. Шума, грохота да. Но эффективность мала, тем более стрелять они будут по наводке, черт знает откуда, по навесной. Нет, Валер, вам бы взвод «Градов» – и закупорили бы эти Ворота наглухо.

– Что об этом говорить, Жор? Ведь не будет здесь ни батареи, ни взвода, ни даже расчета этих машин. А будут лишь четыре ствола «БМД», две спаренные зенитки и несколько ротных пулеметов, то есть то, что есть.

– Ну тогда тяжело придется. Если эти чехи уже сотню своих положили да главаря одного потеряли, не пойдут они другим путем, даже будь такая для них возможность. Только из-за того, чтобы вас удавить, не пойдут.

– Ну, спасибо, утешил. И вообще, Жор, давай забирай трупы и пленных и катись-ка в обратку, пока не стемнело.

– Не торопи меня, капитан, есть одна мысль, и, думаю, весьма дельная. Пойдем-ка к машинам, мне связь с полком нужна.

Егоров пожал плечами, и два офицера подошли к «БМП», которые были готовы к отправке в обратный путь.

– Подожди-ка меня, Валер, здесь.

Ланевский ловко взобрался в командирский люк боевой машины. Егоров закурил, ожидая бравого капитана с красивой гусарской фамилией, еще не понимая, что задумал этот опытный вояка. Минут через десять тот спрыгнул с борта.

– Ну вот, а ты говоришь – катиться.

– Ты о чем?

– О том, что на войне старый капитан может иногда принести больше пользы, чем несколько штабных генералов.

– А если понятней?

– Я связался с командиром. Сейчас три машины, одна с грузом, две в сопровождении, пойдут назад. Их встретят, перегрузят, и мои вернутся, понял?

– Не совсем.

– Объясняю еще раз. Мои машины пополнят боекомплект, подсадят экипажи и вернутся, передав твой груз. На пару-тройку дней я останусь здесь, с вами. Или ты имеешь что-то против?

– Нет, но как тебе это удалось?

– Да просто все. Мы с командиром полка в училище вместе учились, вместе в самоходы ходили, у нас подруги в одной общаге обитали. И на губе вместе сидели. Только тогда я его звал Сеня, а теперь – товарищ подполковник. Ясно? Мы как были друзьями, так ими и остались, вне службы, конечно. Объяснил ему ситуацию, а он понятливый и вообще мужик хороший. Вот и решили, что побуду я пока здесь, поддержу вас, если что.

Валера выслушал этого бесперспективного для высокого начальства, но такого нужного армии офицера, воюющего не за звания и награды, а просто выполняющего свой долг. Предлагающего разделить с тобой не праздничный стол, а тяжелейший и, возможно, последний бой. Причем делал он это обыденно, как само собой разумеющееся. И Егоров почувствовал себя неловко. Слова признательности застряли в горле.

Ланевский прекрасно понял состояние десантника.

– Не надо слов, Валер. Я отправлю машины, и пойдем с твоим начальством определяться, где мне расположиться. Бойцам придется попотеть. Если не использовать взвод как резерв, в чем я не вижу ни особого смысла, ни оперативной возможности, то машины надо укрыть в капониры, а те – еще сообразить надо…

– Об этом, Жор, не беспокойся. Сделаем как надо.

– Тогда жди на КНП, я поставлю задачу и приду туда.

Ланевский повернулся, чтобы уйти, но его остановил Егоров:

– Жор?

– Ну?

– Спасибо.

– Спасибо на хлеб не намажешь, стакан с тебя.

Егоров поспешил обрадовать Доронина. Взвод, конечно, не рота и не батарея, но четыре дополнительные пушки и пулеметы в броне – сила далеко не лишняя и в общем немалая на ограниченном пространстве. Они дождались Ланевского, который тут же потребовал обещанный стакан, и только после того, как опрокинул в себя двести граммов спирта, словно воду выпил, группа офицеров склонилась над оперативной картой района. Жора долго изучал местность, задавая вопросы.

Наконец пришли к общему решению – соорудить капониры и укрыть «БМП» непосредственно у подножия высот с четырех сторон, так чтобы одна машина контролировала «зеленку», другая – балку по всему фронту, а две оставшиеся имели целью проход в ущелье. Причем первые две машины могли перенести огонь как на проход, так и в направлении аула. В совокупности получался неплохо вооруженный и имеющий возможность круговой обороны и маневра усиленный ротный опорный пункт. Несмотря на то что боевые машины являлись, по сути, стационарными огневыми точками, они не утеряли мобильность, так что могли при необходимости использоваться и в качестве атакующей силы. Три «БМП» прибыли под вечер, и почти всю ночь личный состав занимался сооружением капониров, благо машины имели низкую посадку, что экономило и силы, и время. Работы производились под прикрытием взвода Егорова. К 4.00 «БМП» заняли позиции. И наступила тревожная тишина. А в 4.15 раздались первые раскаты далекого грома, и по мере их усиления стало понятно, что с гор надвигается приличная гроза. Для обороняющихся она никакой угрозы не представляла, а вот воспользуются ли боевики преимуществами дождя, если таковой, конечно, начнется, было неясно.

Гроза приближалась быстро. Измотанный личный состав частью был отправлен на отдых, частью обеспечивал непосредственное охранение. Начался дождь. Ослепительные вспышки молний, сопровождаемые оглушительными раскатами грома, бесновались прямо над позициями.

Николай находился в своем окопе. Ему и Косте досталась предутренняя смена. Укутавшись в плащ-палатки, друзья несли боевое дежурство. После очередной ярко-белой вспышки и пушечного громового удара Колян невольно присел. Он с детства боялся грозы, но не хотел, чтобы напарник, внешне спокойно реагирующий на буйство природы, заметил это.

– Вот бьет, как из гаубицы. У нас таких гроз не бывает.

– Страшно?

– Да ладно. Говорю – просто у нас дома таких нет, а здесь, в горах, будто эти молнии не в небе, как положено, а среди скал мечутся. Захерачит какая сюда, и кранты, в момент испепелит. Слушай, Кость? Может, каски снять?

– Чтобы промокнуть?

– Промокнуть? Да хрен с ним. Промокнуть. Они ведь железные, а молния, она перво-наперво в железо бьет.

– Ты что, серьезно?

– Серьезно.

– Ну снимай, если хочешь.

– А ты?

– Я не дурак.

– Ты на че намекаешь?

– Коль! Осматривай лучше сектор. Погода как раз чтобы незаметно подобраться к высотам.

– За дурака ответишь, понял? Умник тоже. А насчет сектора… Какая блядь сейчас полезет?

– Рассказал бы чего. Из жизни своей деревенской.

– Ладно, уговорил. Помнишь, когда окопы эти рыли, я тебе про колорадского жука рассказывал?

– Как раком по полю ползал?

– Точно. Так вот, хочешь историю про то, как два идиота этого жука травили?

– Давай.

– Было это в прошлом году. Я тебе про Тихонка рассказывал? Вот. Раз отправляет его мать поле картофельное опылить. Заразу в бутылке купила и командирует Тихона. Тот, понятно, за мной заходит. Одному-то ему несподручно. И насос качать, и опрыскивать. А мне идти неохота, ну начинаю мозги полоскать. Спина, мол, болит или еще что-то, не помню, но не хотел идти. Он видит такое дело, говорит: «У меня баклашка чемиргезу есть, выпьем, мол, после работы, а то и на ночь останемся – порыбачим», там пруды кругом. Я прикинул – согласился. Че, думаю, дома сидеть? Короче, своих предупредил, и почапали мы. Удочки еще взяли. Я ведро с разными там причиндалами несу, Тихонок – насос. Приходим, значит. А участок ихний небольшой – соток десять. Ну давай мы готовиться к экзекуции. А жука кругом – тьма. Сходил Тихонок за водой, взял бутылку отравы и вылил ее всю. Я на это как-то внимания не обратил, раз льет, значит, знает, что делает. А мне до фени. Перед этим полбанки разгрузили. Короче, сделали все – полили участок этой гадостью. Уже темнело. Ну догнались мы сивухой и вырубились на хер. И про рыбалку не вспомнили. Просыпаемся на восходе, задубели, как цуцики. Тихонок предлагает костер развести. Я ему – какой костер? Домой пошли. Там и согреемся. Пошли. А через дня два, слышу, шум у Тихонков, мне интересно, что за базар. Прусь к ним на шум. Его предки, как меня увидали, так давай костылять на чем свет стоит. Я никак не въеду, что за дела? А они меня чертыхвостят на все лады. Тут-то Тихонок мне и сказал – сожгли, мол, мы поле ядом. Я сначала не понял, потом дошло. Надо было на ведро воды самую малость отравы влить – колпачок от бутылки, а Тихон весь пузырь захерачил. Вот и вышла передозировка. Хорошо хоть сами в респираторах работали, а то полегли бы на этом участке вместе с жуком. В общем, картошке мандец пришел, окончательно и бесповоротно. И я-то, дурак, знал, как разбавлять надо, а не допетрил тогда, да и чемиргезу мы прилично выпили.

– Вся картошка погибла?

– Ясный палец! Ботва начисто сгорела, а без ботвы че тебе вырастет? Но, что обидно, – жук, козлище, даже по жженым грядкам ползает. И на соседских участках его видимо-невидимо. Ради чего свой участок сгубили?

– Коль? Ну-ка, подожди базарить. – Костя принялся вглядываться в темноту. Валуны перед входом в ущелье иногда ярко освещались мгновенными вспышками молний.

– Ты че там увидал? – почувствовав в голосе друга нотку тревоги, спросил Николай.

– Мне кажется, Коль, что-то между камней передвигается.

– Где?

– Вон там, у самого входа.

Коля тоже стал всматриваться. Очередная вспышка почти ослепила его, а раскат заставил вздрогнуть.

– Ну ты, черт. Нет там никого. Это у тебя глюки. Ты смотри подольше, скоро и горы в пляс пойдут.

– Да говорю тебе, есть там кто-то.

– Да где, твою мать?

– Меж камней.

– Ну, блин, достал. Дай-ка я по-своему проверю, но, если ничего не замечу, пойдешь за куревом, мои промокли на хер.

Николай взял один из небольших валунов в прицел, закрыл глаза, стараясь держать пулемет в неподвижном положении. Через минуту он открыл глаза. Валуна перед прицелом не было. Он был, конечно, но находился немного левее.

– Ну что, Коль?

– Погоди, надо еще раз.

Он проделал подобную манипуляцию несколько раз, и валун или что-то, скрывающееся за ним, все уходил, забирая левее. Пока вместо него справа не приблизился другой.

– Кость, а похоже, ты прав. Там кто-то ползает, и не один.

– Там же минное поле.

– Угу! Значит, че? А то, что духи вышли на разминирование. А может, от грозы у нас у обоих глюки? Ты вот что, давай дергай на КНП, доложи, а я еще понаблюдаю.

Костя ушел в лабиринт ходов сообщения. Офицеры в это время отдыхали, только лейтенант Лузгин – дежурный – дремал в тамбуре блиндажа, положив голову на стол. Сержант-связист тоже дремал у своего аппарата. При появлении Ветрова сержант и лейтенант встрепенулись.

– Ты что шатаешься по позиции? – спросил Лузгин.

– Мне бы командира роты, товарищ лейтенант.

– А может, самого министра обороны? Я тебе что?

– Мне нужен командир роты, – громко, во весь голос повторил Костя.

– Ты чего орешь?

– Что здесь происходит? – раздался голос Доронина, и он, немного заспанный, вышел из-за полога. – Что случилось? Почему, Ветров, пререкаетесь с дежурным офицером?

Костя проигнорировал вопрос ротного.

– Там, товарищ старший лейтенант, с поста мы с рядовым Горшковым заметили что-то похожее на движение людей по минным полям, слева и справа от Косых Ворот.

– Приснилось поди? – прокомментировал Лузгин.

– А ну помолчи, лейтенант. Иди проверь левый фланг. Продолжай, Ветров.

Но продолжением послужила длинная пулеметная очередь и отчаянный крик Коляна: «Духи-и!» Одновременно с Малой высоты ударил такой же «РПК» и сделала несколько коротких очередей одна из боевых машин.

– Поднять людей! Всем на позиции.

Жившие ожиданием надвигающейся опасности, люди мгновенно проснулись и бросились по местам.

Со стороны ущелья раздалось несколько автоматных очередей. В ответ ударили пулеметы.

– Прекратить огонь! – подал команду Доронин, бросившись на правый фланг.

– Почему стрелял, Горшков? – спросил ротный.

– Духи там, товарищ старший лейтенант, – захлебываясь от волнения, докладывал Колян, – гадом буду. Это Ветров их усек, я поначалу не видел. А потом он ушел к вам, я вгляделся, благо гроза чуть спала, а то так и слепит…

– Короче, Горшков.

– Я и говорю. Всмотрелся в один валун, лежит вроде, как камень, а потом трепыхнулся и махнул, вроде как рукой. А тут рядом с ним валуны начали двигаться, зашевелились. Я въехал – не валуны это, а чурбаны по полям шарят, мины снимают. Ну и лупанул по ним. Там закричали, сам слышал. А когда с той высоты стрельнули, они в полный рост поднялись, огрызнулись из автоматов и свалили за скалу. Я им вдогонку послал пару очередей, но попал или нет, не знаю.

– И много было этих живых валунов?

– Не-е, может, десять. Может, чуть поболе. А может, и меньше, как их сосчитаешь в такой свистопляске? Еще гроза эта. Одни блики огненные в глазах.

– А почему связью не воспользовались? Вот же аппарат стоит, почему по нему не доложили?

Николай виновато посмотрел на телефон, пожал плечами. Он на самом деле не мог объяснить, почему не воспользовался связью, а сразу отправил в штаб Костю.

– Растерялся, наверное, товарищ старший лейтенант.

– Ладно, только в следующий раз не забывайте, что у вас есть связь.

Забытый в углублении окопа «ТАИ-43» слабо заверещал.

– Слушаю, Доронин!

– Это Егоров. Кто это у тебя такой глазастый, чехов на минах определил?

– Горшков и Ветров. А почему ты спросил?

– Мои давно засекли неладное возле Ворот, но точно классифицировать обстановку не смогли. Пока твои не подняли чехов. Кстати, спроси, как они определили их?

Доронин спросил у Горшкова, тот объяснил свой метод, по справедливости отдав должное Ветрову, который первым обратил внимание на непонятное движение. Александр передал Егорову ответ бойца.

– Вот как? Ну молодчики твои пацаны. Охотники, что ли?

– Это ты у них сам спросишь. Сейчас что будем делать?

– Уже рассветает, скоро буду у тебя. Обсудим.

Доронин положил трубку, посмотрел на Николая с Костей, которые никак не могли определить – правильно ли поступили или в очередной раз лоханулись? Сомнения снял командир роты:

– Молодцы, ребята, от имени службы объявляю вам благодарность. Особенно тебе, Горшков, за решительные и своевременные действия. Молодцы!

С этим Доронин покинул позицию. Николай перезарядил пулемет, посмотрел на Костю, который, в свою очередь, с уважением смотрел на друга.

– Как думаешь, Кость, завалил я кого?

– А что, хотелось бы?

– Не знаю. Но они же сами лезли и отстреливались? Че? Смотреть, пока они нам башни спилят?

– Ты правильно все сделал, и командир тебя похвалил.

– Время-то сколько?

– Не знаю, я в темноте часы разбил.

– Похвалил. Менять-то нас думают? А то я до самых яиц промок. И че толку в этой плащ-палатке?

– Может, сменят, а может, всех оставят на позициях.

Егоров прибыл с Малой высоты. Связались с Орлом. У них все было тихо. После короткой вылазки молчало, не подавало признаков чьего-либо присутствия и само ущелье.

– Доложить комбату? – спросил Доронин.

– А толку? Хоть и положено. Как знаешь, ты командир.

Зашел капитан Ланевский.

– Ну что, пехота? Прощупывают нас чехи? Прощупывают. Разведку бы надо.

– И как ты это себе представляешь? По хребту, что ли? Кстати, а кто Шаха видел? Я что-то со вчерашнего дня его не наблюдаю, – спросил Егоров. Доронин тоже не знал, куда делся чеченец. Валера продолжил: – Если он ушел, то будут нам разведданные, Шах так просто не уходит.

– Кто такой Шах? – спросил Ланевский.

Ему объяснили. Кратко посоветовавшись, офицеры решили было позавтракать, но «зеленка» за высотой содрогнулась и буквально окуталась огненными «грибами» многочисленных взрывов. Оглушительный грохот лишил на некоторое время способности что-либо понимать. Внезапность и, главное, необъяснимость происшедшего ошеломили всех. Люди растерялись.

Бойцы непроизвольно попадали на дно окопов. Из ушей некоторых сочилась кровь. Санитары кинулись по траншеям оказывать посильную помощь. Первыми пришли в себя офицеры.

– Что за дела? – обвел взглядом сослуживцев Доронин.

– Насколько я понимаю, рванула «зеленка», – сказал Егоров. – Но как? Почему? Почему рвануло все сразу?

– «Чушка», – коротко бросил Ланевский.

– Не понял.

– «Чушка», – повторил Жора. – Чехам каким-то образом удалось доставить в лес ликвидатор минных полей.

– Что еще за «чушка»?

– Не встречались? Интересная и очень полезная штука. Выстреливается этакая болванка, которая тянет за собой кабель приличного сечения. Этот хвост представляет собой пороховой заряд, при падении на землю взрывается по всей длине и вызывает детонацию установленных мин. Из сего следует, что им удалось провести противоминный маневр. Так что, господа, мы получили еще метров двести открытого фронта, с явными преимуществами той стороны.

– Но крупных сил сосредоточить там невозможно.

– Тем не менее заноза нам в задницу приличная. Надо корректировать схему обороны.

– Зачем? Они детонировали мины в лесу, но еще осталась полоса перед высотой. Да и сил у нас не хватит полноценно укрепить все стороны, даже используя, Жора, твой взвод. – Егоров по-своему оценивал обстановку. – Сейчас возьму с собой отделение и пройдусь по чертовой «зеленке». Посмотрим, откуда они взбираются из ущелья.

– Предлагаешь зачистку?

– Именно.

– Логично, – поддержал Егорова Ланевский.

– Хорошо, – принял решение Доронин, – но только ты, Валера, останешься здесь. А в остальном действуй как считаешь нужным.

– Ну здесь так здесь. Связист? Дай связь с Малой.

Он вызвал незаменимого Голикова, и тот, поняв с полуслова командира, увел небольшой отряд в развороченные и дымящиеся заросли раненого леса. Задача десантников состояла в том, чтобы провести разведку. Обнаружив противника, определить его численность. Мелкую группу – уничтожить, с крупными силами, свыше взвода, в огневой контакт не вступать, отойти на позиции. При отсутствии боевиков выйти к ущелью, определить места их подъема, по возможности сделать тропы непригодными для дальнейшего использования.

Но едва отряд Голикова скрылся в зарослях, как тут же попал под плотный огонь противника. Стреляли со всех сторон. Стало очевидным, что в «зеленке» успела сосредоточиться внушительная банда. Десантники залегли, открыв ответный огонь. Голиков связался с командиром.

Егоров понял, что произошло непоправимое. Он поторопился, не просчитал обстановку, как делал это всегда, и в результате послал своих ребят прямо в засаду. Валера, услышав грохот развернувшегося боя, застонал. В это время его и вызвал сержант:

– Командир, в «зеленке» крупные силы, мы зажаты с трех сторон. Духов до черта. Приняли бой. Как понял, командир?

– Понял, Дима! Давайте назад, ребята. Возможность отхода есть?

– Нет. Это исключено. Мы в прямом контакте. Есть потери.

– Держитесь, иду на помощь.

– Не делай этого, командир, людей погубишь! – кричал в рацию раненый сержант.

Но Егоров ничего не слышал. Сорвав трубку «ТАИ», он коротко бросил:

– Все ко мне! – И, подняв со стола автомат, скорее потребовал, чем обратился к Доронину: – Дай взвод! И прикрой огнем.

– Не дури, Валера! Нельзя идти в «зеленку».

– Не дашь? Хер с тобой! Пойду со своими.

Доронин схватил Егорова за грудки:

– Стоять, капитан! Никаких движений! Ты не в себе. Своим в «зеленке» уже не поможешь, остальных погубить хочешь?

– Лапы убери, старлей! Ты охерел? Там – пацаны мои. – Егоров был в бешенстве, почти в истерике.

Огонь в лесу стал затихать, прозвучал вызывающий сигнал рации. Валера бросился к ней.

– Слушаю, Егоров!

– Командир… все… конец… команд…

И тут же чей-то чужой ломаный голос:

– Камандир? Егоров? Слишишь миня?

– Ты кто, тварь?

– Я? Э-э, я тот, кто резать тибя пришел, свинья русский. Зачем молчишь? Ругайся, да? Тут твоя еще есть один-два живой, сейчас башкам резать будим, тибе кидать будим. Ха-ха-ха, – рассмеялся в эфир ненавистный голос.

Егоров побледнел, сжал аппарат с такой силой, что задрожала рука. Почти не разжимая губы, он произнес:

– Тебе конец, сука, я достану тебя в аду, ублюдок, понял меня, тварина?

В ответ только сильнее смех.

Пока Егоров разговаривал с неизвестным, Доронин вызвал корректировщика:

– Огонь по «зеленке», прапорщик, залпом, понял? Быстро!

– Есть.

Корректировщик оперативно определился по карте и местности, связался со штабом артдивизиона. Через несколько минут над высотами прошелся легкий шелест, и лес вздыбился от разрывов мощных, 152-миллиметровых снарядов. Первая волна артналета, практически без перерыва, сменилась второй, третьей, превращая лесной массив в горящий ад, выхода из которого не было никому. Огонь велся настолько плотно и близко от позиций по всему фронту «зеленки», что личному составу пришлось укрыться в траншеях от летящих во все стороны расплавленных осколков, камней, фрагментов деревьев. Налет длился не более пяти минут. Затем наступила тишина, только клубы дыма от горящей древесины и ядовитая пороховая гарь густым туманом накрыли то, что недавно называлось «зеленкой».

Егоров наблюдал через амбразуру блиндажа работу артиллеристов, продолжая держать в руке рацию. Когда все закончилось, он поднес ее ко рту:

– Ну что, тварь, поговорим?

Ответа не последовало.

– Вот так, тварь. Теперь ты на небесах головы будешь резать, вонючка черножопая.