Корабль отстоя (сборник) Покровский Александр
Прямо на пирс прилетели.
В одно прекрасное утро, можете себе представить, на пирс въезжает джип «Чероки», из него вылезает пятеро амбалов, которые через верхнего вахтенного просят старпома выйти наверх.
И это при том, что у нас кругом колючая проволока и КПП!
А меня в центральном не было, и помощник, дубина, ничего не подозревая, вызывает старпома к «гражданским специалистам».
Потом пришел я. Чую, что-то не так:
– Где старпом?
– Гражданские специалисты на пирс приехали.
– Как это «приехали»?
– На джипе.
– На джипе?.. И давно они там?
– С полчаса.
Я винтом наверх и к верхнему вахтенному.
– Хабибулин!
– Я, тащ-щ-ка!
– Где старпом?
– На КАП, с гражданскими.
– Много их там?
– Пять, однако.
Я обошёл джип. Они даже внутри никого не оставили. До того, собаки, уверены в себе.
– Тащ-щ-ка! Тащ-щ-ка!
– Ну?
– Это не специалисты.
– Знаю.
Что делать? И тут меня осенило.
– Так, Хабибулин, знаешь ли ты, что тебе нельзя передавать свой автомат никому, в том числе и мне, поскольку я дежурный, а не разводящий? А? Закон об этом прямо говорит. Закон об этом предупреждает, Хабибулин. А ты что делаешь?
–?!!
– Ты, несмотря на закон, отдаешь мне автомат!
С этими словами я снимаю с него автомат, проверяю патроны, подмигиваю ему, передергиваю затвор и, спрятав его под ватник, рысью направляюсь на КДП – контрольный дозиметрический пост на корне пирса, а через «каштан» перед этим я, досылая патрон в патронник пистолета, вызываю подмогу – помощника с автоматом.
На КДП я вошел через другую дверь и так, чтоб поймать обрывок фразы. Надо было понять о чем идет речь.
И я её поймал.
– Мы все равно этот город контролируем со всеми потрохами, и тебе от нас не уйти.
Ага. Это они старпому. Разговаривают, значит.
Я через щель в двери стараюсь поймать его взгляд, но он, как назло, смотрит в пол.
Но вот он глаза поднял, меня увидел и потеплел.
А я медленно приоткрываю дверь, чтоб обзор получше иметь. Точно: их, зараз, пять. Потом я нарочито громко говорю: «Товарищ капитан второго ранга, вас комдив к телефону!» – и вхожу в помещение.
Автомат к тому времени у меня уже с помощью дула ищет себе предмет для короткой, но жаркой любви.
Народ не ожидал. Расслабился совершенно народ.
А я достал ещё и пистолет, а автомат старпому как мячик перебросил.
– Кстати, – говорю, – окна у нас тут тоже небеспризорны. Так что лучше бы вам ручки вверх поднять.
Они подняли, а я все, что у них нашел, на стол перед старпомом выложил.
– Ловко вы нас, – сказал один из этих орлов, усмехнувшись.
– Так ведь учили, – сказал ему старпом, – в войну играть. Но лучше к делу. Всё будет идти, как и шло. Потому что мне с моим войском жить надо. Если японо-китайцев моих тронете, то мне придётся вас всех перебить. Я вам не мама, я вас точно всех перекокаю. Ещё раз приедете, похороню вместе с джипом. Мне его с пирса в воду толкнуть, все равно что заике пернуть. Стреляю я хорошо. Белке в глаз. Кто у нас в следующий раз будет белкой, решу заранее. Вас об этом известят. У вас старшего, кажется, Слоном зовут? Скажите ему «привет от Мамонта». Это у нас будет пароль. А теперь тихо, привыкая ходить по одному в колонну, следуем до транспортного средства. – Как только они тронулись в указанном направлении, – Стой! Совсем забыл. А как же гостинец? Сейчас я вам гостинец быстренько сварганю.
С этими словами старпом взял лопату, стоящую в углу, и свернул её железную часть в небольшую трубочку.
– Это от меня Слону, – сказал он, вручая лопатоурода старшему. – Саня, проводи народ. Только пукалки им верни, а патроны вынь. На всякий случай. Вдруг они без мозгов.
Я так и сделал.
Больше мы тот джип не видели.
ПРОВОРОТ
Вы знаете, как Андрей Антоныч относится к провороту.
То есть к проворачиванию оружия и технических средств, я хотел сказать.
Он к нему хорошо относится. Я бы даже сказал, стрепетно он к нему относится.
А тут прислали телефонограмму: «В 8.30 выделить на расчистку снега по тридцать человек с экипажа с ломами».
У нас снег уже три года не чистили, потому что командующие менялись, и многим из них не до снега было.
Так что к началу девяностых в живых остался только один бульдозер. Он всю ночь работал, а к утру устал и поехал спать.
После его работы такие горы снега остались, что принято было решение столкнуть их в залив.
Ломами.
Там в вышину больше трёх метров.
А у нас проворот. Андрей Антоныч как узнал про бульдозер, расчистку, ломы и пять метров, так пятнами и пошел. А если Андрей Антоныч идет пятнами, тут, я вам доложу, можно сразу пердеть.
– Кобзнев! – подзывает он нашего самого большого механика. – Проведешь проворот, а я с ломом прогуляюсь. Саня! Бери ещё один лом и за мной.
Так мы с ним и пошли на участок зоны. У нас вся зона на участки поделена. У каждого экипажа свой, а поскольку экипажей мало, то доля каждого большая.
У нас примерно километров пять.
Картина такая: вдоль залива идет гигантская гряда из снега и трехгодового льда, и нам её в залив надо спихнуть двумя ломами.
Первым делом старпом швырнул свой лом в эту стену и плюнул ему вслед.
Я тоже швырнул и плюнул.
Постояли.
– Ну, что, – говорит старпом задумчиво, – неплохая тренировка, – после чего мы набрасываемся на эту гору.
Потом нам на помощь ещё два подвахтенных пришли и Кобзев, закончивший проворот. Они принесли лопаты и «грейдер» – это железный лист, исполненный в виде совка с одной большой ручкой. В него впрягаются два матроса, наступая друг на друга, которые и сваливают весь лед, отколотый от горы, в залив.
Часа три мы так паримся, потом останавливается около нас волга командующего, и командующий из нее начинает разговаривать с Андрей Антонычем, потому как они с ним однокашники, а мы стоим по стойке смирно и ждем конца разговора.
А он все не наступает.
После серии взаимных оскорблений они распалились настолько, что командующий вылез из машины.
Самым приличным словом, сказанным Андрей Антонычем в нашем присутствии командующему, было слово «хурь» с большой буквы.
Как только оно отзвучало пятьсот раз подряд командующий сел в машину и уехал, а мы бросили снег, закинули ломы на спину и пошли чай пить.
Сидим в кают-компании, пьем чай. Влетает зам.
– Андрей Антоныч, нам надо серьезно поговорить.
– Говори!
– Пойдемте ко мне в каюту.
– Здесь говори! Они все равно все слышали.
– Андрей Антоныч!
– Ну? Что? Что «Андрей Антоныч»?
– Я видел готовящийся приказ на ваше увольнение в запас!
– Знаю!
– Что вы знаете?
– Что готовится такой приказ.
– И вы так спокойны?
– А что мне, прыгать что ли?
– Андрей Антоныч, позвоните командующему.
– А что я, белены объелся? Я с этим командуюшим за одной партой сидел и пусть только попробует меня уволить в запас без моего ведома. Я ему уволю в запас.
– Андрей Антоныч!
– Не звени! Мифодий! Как вилки в нержавеющем тазу! И не дрожи! Что? Сжалось очко-то? Не железное? Ничего не будет. Буря в стакане. Я его в детстве точно так же воспитывал. Действует. Вот увидишь. Сейчас позвонит сам. И все уляжется. Он знает, что меня во время проворота лучше не трогать. Сам виноват. Зачем тронул?
Из «каштана»: «Кают-компания!» – «Есть!» – «Старпом есть?» – «Есть!» – «Товарищ капитан второго ранга! Вас к телефону!» – «Иду!»
Старпом пошёл в центральный. Зам смотрел на дверь, как собака, провожающая хозяина.
Наконец, старпом пришёл:
– Пять суток ареста! А ты боялась! «У-у-во-лят!» Щас! Как же! За-лю-буются пыль глотать! Куда он меня уволит? На Луну, что ли? Саня! Готовь аттестат для губы. Сергеич! Да не дрожи ты так, несчастье моё! Смотри, как лицо-то повело и скисло. А? Ну? Что? Эх, блин, сейчас бы соснуть минут шестьсот! А? Сергеич!
И старпом соснул.
Минут шестьсот.
ПОКАЗАТЕЛЬНАЯ СТРЕЛЬБА
Готовимся к показательной стрельбе. Торпедами. Всей базой. Нам уже заказали КБР.
КБР – это корабельный боевой расчет по выходу в торпедную атаку.
У нас – лучший КБР на флотилии. Это из-за старпома, конечно. Андрей Антоныч, что ни говори, специалист, а остальные – говно.
Это он наш КБР и создал. По крупицам собрал и тренирует всему вопреки.
Он тренирует – другие пользуются. Происходит это так: какой-то экипаж должен выполнять стрельбы, на него садят команду, отрепетованную старпомом, они выходят в море, стреляют, потом приходят и все лавры достаются тому экипажу – вот и всё. Такая жизнь. Но Андрей Антоныч не против – когда ещё в море выйдешь и постреляешь.
У него и КБР такой же – куча ненормальных. Половина уже в запас уволена и давно крабов ловит, а ещё некоторые вдоль ларьков шляются и ждут того момента, когда их пригласят на эту ловлю. Но, самое удивительное, стоит Андрей Антонычу только свистнуть, как они все в один миг в море собираются и торпедами стреляют.
Просто болезнь.
– У них там не подводники, а поленья. Давно не видел в одном месте сразу столько мужественных людей.
Андрей Антоныч только что получил распоряжение насчет своего КБРа и теперь соображает вслух.
– Так! Штурмана нашего со штурманёнком живо сюда. Кобзева тоже возьмем, чтоб от реактора не отвыкал. Турбиниста я им найду. Электрики у них вроде ничего. РТС? Эти тоже ничего. Инженер имеется. Боцман! Касьяныч!
Боцман Касьяныч как раз из тех ненормальных. Он у нас после увольнения по старости уже два месяца краба ловит.
– Боцман в городке. Сегодня не его смена. Саня! Вот адрес. Он должен сейчас быть на бабе. Пойдешь и снимешь. Торпедист! Семёныч!
Торпедист мичман Козин Александр Семёныч только месяц как на заслуженном отдыхе и пока ещё ждет своего места в крабовую бригаду.
– Семёныч, как я слышал, в котельную устроился. Заглянешь по дороге. Пусть подменится и на корабль. Пропуска я ему и боцману обеспечу. Трюмный! Чёрт!
Старшина команды трюмных мичман Тук Кузьма Пантелемоныч, по кличке Чёрт, маленький, чумазый, с руками до колена, должен как раз ходить вокруг ларьков. Этот уволился совсем недавно.
– Чёрт у ларьков, как пить дать. Найдешь и за шкварник на корабль. Задача ясна?
А чего б она была не ясна. Боцмана я снял с бабы в одно мгновение. По дороге зашёл к Семёнычу в котельную.
– Эй! – кричу с порога. – Рабочий класс! Труба зовет!
– Когда в море?
– Послезавтра.
– Надолго?
– На трое суток. Родине нужна торпедная стрельба.
– Сделаем, раз надо. Как Андрей Антоныч?
– По утрам звенит!
– Молодец, блядь!
Чёрта я нашел у ларьков. Тот ходил кругами.
– Чёрт! Есть возможность отличиться!
– Так эта…
– А вот лирики не надо! Ужимок этих и прыжков – тоже. Что шляемся? Андрей Антоныч сказал же: ждать очереди на крабов!
– Так эта…
– Пьёшь, собака?
– Да эта!.. Кто пьёт-то?! Кто пьёт? Скажите! Не подумавши! Чего в море-то? Стрельба что ли?
– Ну!
Через полчаса все были уже на борту. Пропуска им старпом лично сделал. Корабль оставили на меня и на зама, и вышли в море на показательную стрельбу.
ЛВП
ЛВП – это лёгководолазная подготовка – настолько лёгкая и настолько водолазная, что, само собой, это любимое дело нашего старпома после выхода в торпедную атаку, тактики и борьбы за живучесть.
– Индивидуальные дыхательные аппараты у нас полное дерьмо, – любит он повторять, – и потому их устройство надо знать наизусть.
Честно говоря, без дрожи я эту подготовку не вспоминаю. Проходят её все без разбора, и я начал её проходить ещё во времена своей жуткой молодости.
Был случай в училище, когда я трое суток подряд не спал – то наряд, то ещё чего-то – и надо было сдать зачет по этой ерунде для стажировки на подводных лодках. И я пошел.
Прошёл «на сухую» (без воды) выход свободным всплытием, сел, ослабил ремешки на роже и в ожидании выхода «на мокрую» (с водой через торпедный аппарат, а потом всплываем в шестиметровой башне) заснул.
Меня разбудили, когда в последней группе выходящих одного не досчитались. Искали по всему подвалу… В наказание я пошел первым.
В торпедном аппарате уже дополз до передней крышки, улегся, вконец обессиленный, и опять заснул, пока остальные двое – выходим-то через один аппарат, естественно, втроем – подползали.
Заднюю закрыли крышку. А у нас в родном училище не так, как в нормальном в учебном центре. (Там торпедные аппараты с окошечками для контроля за испытуемыми, так что там все это чистый цирк с иллюминацией, а в училище крышку закроют и пиндыр – как похоронили.) Я сплю.
По аппарату кувалдой: один удар: «Как чувствуешь себя, водолаз?»
Первым отвечаю я, а я не отвечаю – на сегодня умер. Ужас! Две минуты слушал шестиэтажные маты всех обеспечивающих, которые чуть аппарат из-за меня не продули…
А хождение по грунту, где людей пугают? В бассейн опускается сразу несколько водолазов.
А вода такой прозрачности, что не видно собственной вытянутой рукавицы, рыжая какая-то вода.
И вот представьте: ходишь-ходишь по этому ржавому туману, едва подсвеченному сверху, и вдруг перед глазами появляется… морда…
Блядь, идиотом же можно немедленно сделаться: жуткие шары-глаза, два хобота, лысая головка с какими-то длинненькими ушками, развевающимися под водой, раскачивается из стороны в сторону, приближаясь… А это всего лишь твой напарник! Комедия, вашу мать!
А ещё как-то раз мои засранцы – это уже на корабле, я на здешнем ЛВП только со своими моряками всегда работаю – меня очень плохо зажгутовали («завязали» для гражданских), и костюм потек с пуза вниз, а потом в двадцатипятиградусный мороз я шел на пароход, матерясь, с видом обоссавшегося пуделя.
Вот что мне все время вспоминается, если речь заходит о легководолазной подготовке.
– Плохо, что мы вживую, в море не погружаемся! – говорит старпом, и я с ним полностью согласен: конечно, плохо. Если б мы ещё и вживую в море погружались, то обосравшихся было бы не сосчитать. У нас же голову пригнули, по жопе дали – и ты уже подводник.
К чему я это всё?
К тому, что я сейчас вам расскажу, как мы со старпомом молодое пополнение на ЛВП обкатывали.
Кстати, я штаб прекрасно понимаю: они дают нам абсолютно сырых людей, мы их приводим в чувство и всему обучаем, а потом от нас их потихоньку забирают.
Их же ничему не учили! Народ отсоединяет дрожащими руками манометры, забывая закрыть вентиль баллона. После чего к нему вообще подходят, как к среднеазиатской кобре.
А болезни водолаза? Меня старпом, естественно, сейчас же назначил и медиком и командиром дивизиона живучести, чтоб я хоть чуть-чуть рассказал морякам о том, что это за фигня такая – ИДА-59М (индивидуальный дыхательный аппарат 1959 года рождения, жутко модернизированный), и от чего могут возникнуть болезни водолаза…
И все моряки, когда я им это хозяйство докладывал, слушали меня, как оракула Дельфийского, затаив дыхание, и в глазах у них я видел явное просветление. Им же никто ничего не объяснял, так что они впитывали эту информацию со страшной силой.
И все равно этого мало!
Вот глядите, что у нас недавно случилось!
Тренировка. Пополам с грехом все прошли разные мелочи, а теперь сдаем самое вкусное: трое водолазов спускаются в бассейн, в котором плавает пустой спасательный плот ПСН-10. Суть задачи: в минимально короткое время забраться всем трем водолазам в плот. Сложность одна: плот легкий, а водолаз очень тяжелый.
Но решение самое простое: на плоту есть веревочная лестница – маленький трапик, и два водолаза встают по бокам этого трапика и держатся за борт плота, в то время как третий подплывает к трапику.
Старший группы, всегда офицер или мичман, стоящий с одного боку (лично мне удобнее держаться левой рукой, а работать правой – это мной изобретенный способ), погружается, ловит калошу третьего, вставляет его ногу на балясину трапика, затем выныривает и – на: «Раз! Два! Три!» – они забрасывают третьего, подсаживая его под жопу.
Потом – то же самое со вторым, только с той лишь разницей, что один уже внутри плота и тянет его за клешню, ну, а старшему группы стоит только лапки протянуть – и он влетает в ПСН как ракета. Вот и вся задача.
Всего-то тридцать секунд на всех.
Ну, вот! Уже почти все прошли и тут – один из морячков ушел под воду. Вроде бы ушёл и ушёл… Клапанная коробка у него, конечно же, была переключена «на аппарат», так что и беспокоиться не о чем.
Но вот незадача: он ушёл, а тут ещё на него плотик наплыл и прикрыл сверху. Вроде бы, ну и что? Всплыви, отплыви, оттолкни, делай, что хочешь!
А у него проснулась клаустрофобия. И начал наш морячок всеми четырьмя ластами колотить, аки бешеный миксер.
Аж вода в бассейне пеной пошла!
Я ору, старпом орет, все орут и бестолково бегают!
Конечно же, бедолагу на берег выдернули и перевели на дыхание в атмосферу, а он – в глубоком нокауте. Однако в штаны он навалил автоматически и по самое «не хочу», и две недели ничего не говорил, мычал, даже заикаться не мог.
Списали. Я его к докторам возил.
Мы потом со старпомом сели и за кружкой водки он мне сказал:
– Не бери в голову. Мы здесь совершенно ни при чем. У него, может, с рождения в голове было полно креветок. Почему-то считается, что подводником может быть любой идиот. Берут космический корабль и суют на него обезьяну. Только ей руки при этом не завязывают, как это ни странно. И может та обезьяна на том корабле почти все нажать. Вот мне бы увидеть того, кто нам обезьян на корабль организует. Я б ему, сука, яйца с превеликим удовольствием оборвал. А потом разрезал бы их на мелкие дольки, залил бы сметанкой жирненькой, жареным лучком, золотистым, заправил, хмели-сунели сверху, на медленном огоньке потушил бы, потушил бы… а затем со слюнями съел Отличный закусон! И ещё я оборвал бы яйца всем его детям нежным и детям их детей, в том числе и зародышам, эмбрионам! Суки!
После чего мы с ним ещё выпили и заели все это какой-то дрянью.
ОСЦИЛЛОГРАФ
– Где этот чёртов старпом?
Давно у нас никто не появлялся. Просто тащить с корабля больше нечего. Мы со старпомом сидим на пирсе и греемся. Солнце, тепло. Только спиной к ящику привалился, и сразу размокаешь. Интересно, кто это там старпомом интересуется? Открываем глаза шелками и видим: прямо перед верхним вахтенным, лицом в переговорное устройство «каштан», а к нам жопой, стоит какой-то хмырь. Андрей Антоныч свои глаза пока ещё не открывал, так что есть ещё время изучить обстановку. Только проворачивание закончили и теперь с толком используем время перекура. Антоныч все ещё млеет на солнце, а этот детеныш козы опять лезет к «каштану»:
– Старпому срочно выйти наверх!
Ну, народ! Сейчас он тебе выйдет. Верхним вахтенным стоит Хабибулин. Этот уже делает мне глазами всякие знаки. Но ему все равно достанется – почему пускает кого попало к «каштану»? Андрей Антоныч очнулся.
– А?.. от… твою мать…
И потянулся.
– Где же ваш старпом?
Хабибулин глазами так моргает, будто бабочку в пищевод продавливает. Из-за него я пропустил тот момент, когда Андрей Антоныч вырос у хмыря за спиной.
– Ну?
Тот обернулся и уткнулся ему в живот, потом медленно поднял глаза, в которых сам собой нарастал дикий ужас, и остановился на лице старпома. По лицу Андрей Антоныча можно до обеда бродить.
– Ты кто? – спросил его старпом.
– Я?
– Ну, не я же!
У того орла затмение.
– Так и будем слюну глотать?
– А вы старпом?
– А что, не видно? Документы где?
– Какие документы?
– Зелёные! Ваши документы извольте представить!
– Вот!
Старпом читает. Прочитал.
– Ну? И чего с утра орем в «каштан»? Что? Некуда больше орать?
– Так… предписание… Я прибыл за осциллографом…
– За каким осциллографом?
– То есть?
– У нас пока ещё сохраняется целых два осциллографа времен первых ядерных взрывов в Семипалатинске. За каким из них вы соблаговолили прибыть? И в какое подразделение? БЧ-5? РТС? БЧ-4? И какой номер у прибора?
– Мне сказали, что старпом все знает.
– Кто «сказали»? Где «сказали»?
– В штабе! У начальника штаба! Есть бумага? Вот!