Шаг во тьму Тропов Иван

Нет, что-то здесь не то. Это не обычная одиночка, не тихая отшельница. И если ее найти и на хвост тихонько сесть… Аккуратно, незаметно… Если эту ниточку осторожно размотать…

Гош вздохнул, покачал головой – нет, бесполезно это все – и заерзал, поудобнее усаживаясь в кресле. Потянулся к ключу, но я перехватил его руку.

– Подожди, подожди! Ты что, думаешь – все?..

Гош грустно, но твердо кивнул. Снова двинул рукой, но я повис на ней, как клещ, всем весом.

– Подожди, Гош!

Он поглядел на меня: чего еще?

– Давай подождем хотя бы до рассвета!

Вместо ответа – косая ухмылка. Я сам прекрасно знаю, что это ничего не изменит. Хоть до рассвета жди, хоть до Нового года.

– Но… Можно в самой больнице выяснить! Жабы не паучихи, копаться в чужих головах не могут. Если ей здесь что-то было нужно, должна была договариваться по-человечески. Значит, могли остаться какие-то записи – в регистратуре, карта, видел ее кто-то… Можно узнать, что ей было нужно! А если повезет, и откуда она сама.

Гош вывернул руку из моих пальцев:

– Нет.

– Но почему?!

– Пока – нет.

Пока… Я внимательно поглядел на Гоша. То усатый ему не нравится, то за тем парнем в парк бегал…

– Думаешь, усатый мог тебя заметить?

– Или уже ловит. На живца.

На живца… Это чтобы мы пошли выяснять внутрь, для чего она там была, а потом тот усатый приедет и осведомится, не спрашивал ли кто-то об их визите? И постарается сам нам на хвост сесть?

В принципе такое возможно… чисто теоретически. Как возможно и то, что прямо сейчас на нас рухнет метеорит.

Я вздохнул. Иногда мне кажется, у его навыков есть и обратная сторона. Профессиональная болезнь.

– Ты переусложняешь, Гош. Это жаба, не паучиха. У нее всего один прислужник. Может быть, у него и есть какие-то ухваточки, но с чего ты взял, что он…

– Нет, – отрезал Гош.

Положил руку на ключ, но не заводил мотор. Глядел в боковое зеркало.

Водитель и санитар вернулись к последней «скорой», но не спешили уезжать.

Когда-то дорога перед больницей позволяла разъехаться, но те времена давно закончились. Слева, вокруг люка водоснабжения, асфальт опал вниз на локоть. Рытвина для «лендровера» не смертельна, но сам люк остался на месте. Вершина бетонного колодца возвышалась посреди ямы противотанковым надолбом. Только с краю другой полосы и протиснуться.

Санитар достал сигареты, водитель зажигалку. Они закурили. Многозначительно косились друг на друга, будто хотели переговорить о чем-то, да оба не знали, с какого краю подойти.

И слава богу. Пара минут у меня есть?

– Гош…

Он только досадливо дернул головой. Это значит, что больше мне от него и слова не добиться.

Обычно. Обычно не добиться, но сейчас я отступать не собираюсь!

– Гош, ну сам подумай…

Из-за дома перед больницей вынырнул конус света – яркого белого света, не такого, какой был у «скорых»… Я сглотнул, но, когда машина вывернула из-за дома и, переваливаясь на разбитой дороге, покатила к больничным воротам, оказалось, что это еще одна «скорая», только другой марки. Поновее.

Ткнулась было в объезд еще не отъехавшей, но тут фары высветили пролом в дороге, машина вильнула и встала позади.

Эта «скорая» и была поновее и выглядела почище. Помоложе были и водитель с санитаром. Такие же опрятные, как и их машина. И даже каталка у них нашлась своя, раскладная.

Но и они особо не спешили. Выгруженное тело с головой не накрывали, но это было именно тело. Уже не человек. Перекинулись парой слов с курящими коллегами – как-то не очень по-приятельски, словно в первый раз друг друга видят, вообще просто что-то спросили, – покатили свежий труп за угол больницы…

Гош нетерпеливо постукивал пальцами по рулю, глядя в зеркало на неспешных санитаров.

– Гош, ну посмотри! Их тут сейчас много, одна за одной, а внутри кто-то все эти трупы должен принимать, оформлять, возиться… Наверняка там сейчас бардак! Можно и без разговоров с дежурным добраться до регистратуры…

Гош не отвечал, но я знаю его слабое место.

– Гош, ты сейчас перестраховываешься, а тот мальчишка…

Полоснув по мне взглядом – я редко такие видел от Гоша, – он резко дернул ключ и, не дожидаясь, пока мотор прогреется, тут же тронул машину. Не разворачиваясь обратно, а вперед, по остаткам обрывающейся дороги, уходящей под кусты и первые березки.

– Гош, ты куда?..

Не включая фары дальнего света, только с одними слабыми подфарниками, Гош все разгонялся – лес, темный и неразличимый, надвигался, летел на нас…

– Гош!

«Лендровер» резко свернул влево. Перескочил через остатки бордюра, прошел впритирку с угловым столбом забора и понесся по той убитой дороге, что обходила больницу со стороны леса.

Вот как. Решил объехать за больницей, лишь бы не ждать. Закончить спор пусть так, лишь бы не слышать того, чего не хочет слышать.

– Гош, если ты надеешься…

Но тут машину затрясло так, что я заткнулся и стиснул зубы, чтобы не прикусить язык. Гош, не пытаясь смягчать болтанку, гнал машину вперед, вдоль забора. С моей стороны по корпусу били кусты, но он гнал вперед. Темный силуэт больницы слева осел с трех этажей до двух, стал еще ниже, мелькнули горящие полуподвальные окна, и снова – только темная стена да звон ветвей справа.

Гош гнал до угла забора, резко повернул – и тут дернулся в кресле назад, врезал по тормозам.

Мне показалось, что мы неминуемо влетим в высокий бортик, невесть откуда взявшийся посреди останков Древней дороги, но мы успели затормозить.

Потом Гош, снова невозмутимый, недоверчиво хмыкнул.

Я молчал. У меня просто не было слов.

Со стороны больницы толпились «скорые» на раздолбанной дороге, а здесь, на заднике, была широченная площадка идеально уложенного асфальта.

Асфальт возвышался над останками прежней дороги на добрую ладонь – жирный, плотный, совсем свежий. Под слоем воды чернота была почти глянцевой.

Гош осторожно забрался на этот слой – джип жалобно чиркнул днищем и медленно пополз вперед.

Справа, где, по уверениям Гоша, был пустырь, а за ним лесополоса – без просеки, без тропинки, – под склон уходила дорога из такого же идеального асфальта, разрезав пустырь, заросший высокими кустами. Шагов через сто закругляясь вправо. Что там, за изгибом, не видно, но тут угадать несложно.

– Значит, нет съезда напрямую?

– Не было… – пробормотал Гош.

Слева было еще интереснее.

В больничной ограде вырезали длинный кусок, пролета четыре. Площадка свежего асфальта простерлась внутрь больничных земель. Только не к заднему крыльцу морга и не к сарайчику с покосившейся вывеской «ЗАО «Плутолюкс», ритуальные услуги».

Впритык к стене морга было пристроено новенькое здание: малиновый кирпич – плотный-плотный, под пленкой влаги такой гладкий, что его хотелось погладить, – аккуратненькие ступеньки с резными перилами, металлическая дверь с медной ручкой, крыша из красной металлической черепицы.

Два фонарика по бокам обливали его ярким желтым светом, теплым и праздничным. Черепица будто светилась изнутри. Лужи под фонарями – черное стекло.

Домик-игрушка. Впритык к стене морга.

– Этого не было, – пробормотал Гош.

Между фонарями даже разлиновали места под стоянку – всего на два места. Одно из них было занято. Черная «ауди». Даже не глядя на номер, я знал, чья эта машина.

Свет фонаря пронзал лобовое стекло, внутри никого. Но Гош все равно прибавил, когда мы поравнялись со стоянкой и яркими фонариками. Словно вылезли из темноты зрительного зала на сцену, под свет ламп, – и черт его знает, кто сейчас на тебя пялится оттуда, куда свет не достает…

Гош быстрее проехал мимо, а когда «лендровер» соскочил с пятачка свежего асфальта, опять сбросил скорость.

Доползли до угла забора, опять налево и тут же вправо, к обочине. Гош затормозил и выключил мотор. Теперь справа был не лес и не пустырь, а дом. Под его окнами вид вполне невинный. Кто-то из жильцов оставил машину на ночь.

Неприметно, и все видно. Забор из прутьев ничего не скрывал, «ауди» и домик как на ладони. Было бы на что смотреть…

Домик-игрушка, но со странностями. И дело не только в том, что стоит впритык к стене старого морга. Было и еще кое-что – окна. Окон не было.

Машина, домик, свет фонарей и – черт его знает, что внутри этого домика.

Хорошо, что ниточка не оборвалась. Нашли.

Но что именно нашли?

Я смотрел на этот домик, и в голове было пусто-пусто. Ни одной мысли. Все они рассыпались, как зернышки в жерновах.

Один жернов: чертова сука – и вдруг в городе, среди людей. Не робким наездом, а регулярно, основательно. Да так открыто, так нагло…

Второй жернов еще хуже: ну, допустим, чертова сука решилась. Переборола свои привычки, решила справить какое-то из своих дел здесь. Но как она смогла все это устроить – домик, дорогу, – и всего за каких-то пару дней? Ведь Гош проверял, не было этого всего. Она организовала. Но как? Одно дело – быстро отстроить домик где-то на отшибе, где никому нет никакого дела, и совсем другое – в пределах городка, вырубив просеку, снеся часть забора и вторгнувшись на территорию больницы впритык к моргу!

Деньги? Нет, здесь пахло не деньгами. Здесь пахло паучихой.

Выходит, та встреча жабы с паучихой на прошлой нашей охоте не случайность? Здесь опять жаба с паучихой?

И здешняя куда наглее…

А хуже всего то, что совершенно не понять: что им двоим тут могло понадобиться? Даже не в больнице, как выясняется, а в морге… Ни черта не понимаю!

Я стукнул себя кулаками по коленкам, потряс головой, но сумбур в мыслях никуда не уходил. Нет, ни черта не понимаю. Ничего не складывается.

Я поглядел на Гоша. Гош смотрел в сторону домика, на лице хмурая отрешенность.

– Гош, ты что-нибудь понимаешь?

Гош медленно повернул голову ко мне, поглядел, но как-то сквозь меня, и снова отвернулся к домику.

– Ясненько… Я тогда пойду пройдусь вниз, Гош. Посмотрю, что там.

Выскользнув из машины, я перемахнул через полосу газона к стене дома, вдоль нее до угла. Кроме узкой дорожки, ничто не отделяло меня от густого кустарника, а дальше и деревья начинаются.

Между кустов, не выходя к дороге, плавной дугой повторяя ее заворот, и через двести метров она вывела меня к шоссе. На съезде новенький автоматический шлагбаум неприветливо полыхал красными огнями.

Прищурившись, я постоял, глядя на неутомимые вспышки. Самоуверенные и наглые. Такие же, как и те суки, что поставили здесь этот шлагбаум.

Будто не они здесь незваные гости, а те, кто всю жизнь прожил в этом городишке. Овечки, которым достаточно поставить вот такое красное пугало, и никто даже не поинтересуется, куда ведет эта дорога, почему здесь нельзя проехать напрямик – по новенькому-то асфальту, а надо по старым раздолбанным дорогам тащиться в объезд нескольких кварталов…

Мигающий красный свет, самодовольный и резкий, бесил меня, как бесило и то, что я не понимаю, что здесь творится ни черта не понимаю!

Я выбрался из кустов на обочину шоссе. Поглядел вдоль дороги.

Ну, хоть тут угадал. Влево – первые дома, вправо метрах в ста была заправка, там же и кафе. Крошечное, но мне сейчас не нужен шик, мне нужно что-то горячее и с кофеином – прочистить мозги.

Машин не было ни на заправке, ни перед кафе.

Я толкнул дверь, звякнул колокольчик. Синие стены, три высоких столика – для еды стоя. Но не пусто. За столиком у окна стояла девушка. Хохлилась, как мокрый воробей, над стаканчиком кофе, обжав его обеими руками, грела пальцы.

На звук колокольчика выглянула женщина из прохода за прилавком, отирая сырые руки о фартук.

– Добрый день. Поужинать? Что-нибудь поплотнее?

– Да нет… – Я смущенно улыбнулся. – Я бы, скорее, позавтракал. – Я кивнул на кофеварку.

Женщина разочарованно кивнула. Заурчала кофеварка, потек запах кофе.

– Сахар? Сливки? – почти безнадежно спросила она.

– И того, и того.

На этот раз женщина кивнула довольно. Покосилась на девушку, будто ставя меня в пример. Та пьет пустой черный?

На меня девчонка не глядела, но с интересом разглядывала мое отражение в стекле, это я заметил.

Сама одета как моя сестра-близняшка. Тоже высокие, под солдатские, ботинки на высоких подошвах, тоже длинный черный плащ – правда, мой из грубой кожи, у нее же из очень тонкой, даже на вид мягкая, как замша. И не до середины лодыжки, как у меня, а еще длиннее, до самых пят. Если бы не высокая подошва ботинок, полы мели бы пол.

Темные волосы до плеч, сейчас сырые и спутанные. Лицо бледное, глаза, кажется, светлые. Немного насупленная. Густые брови, и без того вразлет, сомкнулись на переносице, как раскинувшая крылья чайка.

Поймав мой взгляд в стекле, отвела глаза и от отражения. А может, просто решила заглянуть сквозь отражение на улицу, узнать, на какой машине приехал. Я хмыкнул.

Получил кофе, сахарницу и крошечный кувшинчик со сливками – и вот тут нахмурился. Машину, на которой я сюда приехал, она, конечно, не увидит. Нет ее на стоянке. Но на стоянке вообще нет машин. И как же она сама-то сюда попала? В это крошечное кафе у выезда их города. Не пешком же сюда шла, посреди ночи, ради чашечки кофе?

Я оглянулся, но слишком поздно. Лишь звякнул колокольчик и тихо чмокнули резиновые уплотнители двери. За столиком у окна остался пустой стаканчик да сотенная бумажка под ним.

Силуэт Гоша сквозь стекло был неподвижен и невозмутим, как остывший труп. Даже не оглянулся, когда я открыл дверцу. Как смотрел на домик с крышей из красной черепицы, так и глядел дальше.

Машина жабы была на месте. Здесь, слава богам, все в порядке.

– Там внизу шлагбаум.

Гош чуть кивнул. Это его не удивило, похоже.

– Гош… – Я замялся. От осторожности до паранойи иногда всего один шаг. Но все же… – Гош, я пока был в кафе, там…

Гош вскинул руку, и я заткнулся. Тоже увидел.

Внизу на дороге, вдоль которой я только что пришел, посветлело. Из-за изгиба протянулись лучи фар, поползли к нам, поворачивая.

Окатили, ослепляя даже через боковое зеркало и тонированные стекла. Выхватили из темноты прутья забора, еще ярче подсветили домик-игрушку, грязную стену морга и, рассеиваясь и отражаясь, обрисовали крайние кусты пустыря и саму машину. Черный «мерин».

Шел не притормаживая, не виляя в попытках сориентироваться на дороге, появившейся здесь всего день или два назад. Водитель точно знал, куда ему нужно. Выруливал на второе стояночное место, рядышком с машиной жабы.

Под желтым светом фонариков чернота «мерина» отливала странным пурпурным оттенком. Лихо, но точно «мерин» втиснулся бок о бок с «ауди».

Таким же быстрым и точным движением Гош выхватил из кармана бинокль и поднес к глазам.

Из машины – передняя правая – вылез мужчина в плаще и взбежал по ступенькам на крыльцо.

Я наконец-то выудил из бардачка запасной бинокль.

Твердый подбородок. Резкие, сильные движения человека, готового к обороне не в мечтах, а в любой момент реальной жизни, хоть прямо сейчас. Короткий ежик волос, но не кругляшом под машинку, а повыше к бокам, руками мастера, превратившими даже эту простую, казалось бы, стрижку солдатика-новобранца в прическу уверенного в себе и успешного бизнесмена. И белоснежный воротничок шелковой рубашки. Туго – и идеально правильно – затянутый галстук, с блеском золотой булавки. Лацканы дорогого пиджака из-под отворотов не менее дорогого плаща, только цвет у плаща какой-то странный – не деловой черный, а пурпурный…

Дверь открылась. Мужчина ушел внутрь.

– Хм…

Странное сочетание: такая внешность с такими повадками…

– Угу, – кивнул Гош, не оборачиваясь и не опуская бинокль. Будто затылком чувствовал мой вопросительный взгляд. – Из наших.

Я вздохнул.

Весело, весело…

Я бы мог и ошибиться, но если уж Гош уверен, что повадки «наши», в смысле – для Гоша «наши»… До встречи со Стариком, до того, как встреча с чертовыми суками поломала его, Гошеву, жизнь – прежнюю, его первую жизнь, что была еще до тети Веры и его новых детей, – Гош работал на Контору.

И если этот мужик тоже когда-то работал на Контору… это тебе не блондинчик, драться не умеющий. И даже не тот кавказец…

Мужчина вышел обратно на крыльцо.

Из машины вылез еще один – почти копия первого. Такой же пурпурный плащ, то же странное сочетание лоска крупного дельца и ухваток оперативника.

Цепко огляделся, шагнул к задней дверце. Первый уже сбежал с крыльца и был с другой стороны «мерина». Синхронно распахнули…

Мои пальцы начали отбивать привычный охотничий ритм раньше, чем я что-то успел сообразить. Мысли порвались и снова выстроились, уже пульсируя в этом рваном, синкопированном ритме.

Гош едва заметно кивнул – он тоже все понял, тоже цеплялся к этому ритму.

Чертовы суки!

Но почему нет привычного холодного ветерка?..

И почему две? Ни разу не видел, чтобы в одном гнезде уживались две паучихи… Старик тоже ничего такого не рассказывал…

Несколько ударов сердца миновало, прежде чем я понял, что это не паучихи. Женщины, но не паучихи. Волосы не те. Одна светло-русая, другая совсем белокурая.

Совсем молодые, лет восемнадцати, если не меньше. Русая – высокая и статная, белокурая – маленькая и точеная. Одна в джинсах и такой же рубахе, расшитой бисером и кожаными ленточками, другая в строгом деловом костюме… и все-таки чем-то неуловимо похожие. Как похожи друг на друга две картины одного художника.

Что-то в лицах – не сами черты, а то, что за ними, прозрачная печать в выражениях. В том, как они двигались…

Гош вздрогнул, на миг обернулся ко мне – в чем дело? – и только теперь я понял, что, сам не заметив, опять начал выбивать пальцами ритм – и пальцами, и внутренним слухом, и каждым движением сознания, снова подстраиваясь под ритм…

– Волосы, – сказал Гош.

Волосы… Будто я сам не вижу, что они не черноволосые! Но…

Я убрал предательские пальцы с панели над бардачком, положил руку на колено, стиснул в кулак.

– Это не паучихи, Гош. Но…

Паучиха где-то рядом.

Каким-то шестым чувством, но я чувствовал это. Знал. На что угодно могу поспорить, что без паучихи здесь не обошлось, – по тому, как похоже они улыбнулись своим сопровождающим и тут же сделались чуть отрешенными, жестко поджав губы. По тому, как двигались – в едином темпе, несмотря на разницу в сложении. Чуть порывисто начиная движение, а потом долго его заканчивая, – словно невольно подражали кому-то… Одинаково шли, начиная шаг высоко от бедра. Для высокой это было естественно. А белокурая, с ее точеной фигуркой, казалось, специально тянула, задерживала конец шага, чтобы идти в ногу с кем-то невидимым…

И, что еще хуже, эта невидимая печать внутреннего сходства лежала и на мужчинах. С первого взгляда не так заметно, как на женщинах, но теперь, зная, что искать…

– Гош, – шепнул я. – Они все…

В их головах копались. Копались бережно, осторожно, Но долго, много и тщательно.

Какая-то чертова сука копалась.

Особенно в этих девчонках…

Открылась дверь, и на крыльцо вышел тот усатый. Без плаща, в одной рубахе. Внимательно оглядел прибывших и их машину. Потом повел долгим цепким взглядом по заднему корпусу больницы, по забору, пустырю, дороге…

Гош опустил бинокль и выпрямился в кресле, вжался в спинку. Хотя у нас темно и свет снаружи должен превратить стекла машины в темное зеркало, лучше не рисковать. Я тоже опустил бинокль.

Но и без него видел, как усатый, завершая свой обзор, нахмурился. Глядя на наш «лендровер».

Женщины уже поднимались на крыльцо, а он стоял у них на пути, глядя на нас, не отрываясь…

Левая рука Гоша легла на руль, правая на передачу. Но усатый отвернулся, пропуская женщин.

Гош опять поднял бинокль. Вот только от его невозмутимости не осталось и следа. Я видел, как его пальцы стиснули бинокль. Меня и самого мелко трясло.

Женщины ушли в дом, за ними мужчина в пурпурном плаще, сунулся и второй, но усатый что-то ему сказал. Сам ушел в дом, а второй пурпурный остался.

Спустился обратно к «мерину». Медленно открыл дверцу, еще медленнее полез внутрь, напоследок оглядываясь кругом.

Хорошо, что вдоль всего дома ни одного фонаря. Ему там, под двумя яркими фонариками, в здешней темноте ничего не… Он вылез обратно и захлопнул дверцу, глядя на наш «лендровер».

Достал ключи, поставил машину на сигнализацию – бархатистое ту-ра-ри и подмигивание габаритками – и задумчиво пошел в нашу сторону. Вдруг чуть ссутулившись, расхлябанной ленивой походочкой приблатненного пацана, вальяжно бросая ключи в пальцах туда-сюда, словно нож-бабочку с невидимым лезвием…

Гош прошипел что-то невнятное и завел мотор.

Мы вспыхнули габаритками, ожила панель, бросив отсветы по всей машине, я невольно поморщился, а Гош уже тронул вперед, покатил, набирая ход. Не очень быстро, чтобы не выглядело откровенным бегством, но что толку? Вдруг оживающая машина, тут же отъезжающая, едва к ней направились, – это и так подозрительно.

Но, видно, для Гоша куда красноречивее была эта перемена в повадках пурпурного. Он проводил нас внимательным взглядом, развернулся на каблуках и пошел обратно к машине, уже не прикидываясь приблатненным гулякой, что-то вытаскивая из кармана…

Гош пыхтел сквозь зубы и шлепал по рулю. Гош, наш каменный Гош, чувствительный, как гранитный валун на балтийском берегу.

– Думаешь, они тут не одни? Своих вызванивает, чтобы нам на хвост сели?

Гош лишь фыркнул. Для него это было очевидно.

– Да ладно, Гош… Не мог он наши номера в такой темноте разглядеть… Да даже если и разглядел, что дальше?

Гош фыркнул еще громче.

Дом справа кончился, слева мелькнул зад «скорой» на дороге перед больницей. Гош свернул прочь от нее, заехал за дом и тут же перевел передачу и вжал газ. Вел «лендровер» все быстрее и быстрее к выезду из городка.

Собрался все бросить? По-моему, он переоценивает своих бывших коллег.

– Гош…

– Машину видели. Игры кончились, Влад.

– Уводи машину, ладно. Только меня выбрось. Я обойду город, зайду с той стороны больницы.

Гош мотнул головой.

– Ты их не знаешь, Влад.

– Гош…

– Ты их не знаешь.

– Но он же машину видел! Не меня! Там сзади пустырь. Без света. Как он меня заметит?

Гош чуть наклонил голову вбок. Не то соглашаясь, не то нет, не поймешь.

– Гош! Да они еще, может быть, решат, что это местные братки были. Удивились, кто это у них в области появился такой богатый и без уздечки. Но пока просто присматриваются, потому и растворились без контакта, чтобы чего не вышло…

Гош стиснул руль. Я почти физически чувствовал, как он решает. Взвешивает все «за» и «против». Я все верно говорю. Но и питомцев своей альма-матер, со щитом и мечом над входом, он высоко ценит…

Притормозил. Дернул головой на мою дверцу:

– Быстро!

Я схватил бинокль и вышмыгнул из машины. Еще захлопывал дверцу, а Гош уже вдавил газ.

Машина рванулась прочь. Я сошел с дороги, прижался к стволу тополя. Постоял, пока красные габаритки не пропали вдали.

Вслушиваясь в сонную жизнь городка.

Впитывая ночь…

Они все не выходили.

Желтый свет фонарей, сочно-красная крыша, малиновый кирпич стен… и «ауди» с «мерином».

Подходить близко я не рискнул: кусты голые, а фонари яркие. Засел с краю пустыря не напротив дома, а левее шагов на сорок. Здесь не должны заметить.

Плохо, что с этой стороны я не видел лобового стекла – прозрачного, проткнутого светом фонарей, а только боковые, сильно тонированные. Черные зеркала, да и только. Сидит тот пурпурный внутри «мерина» или ушел в дом?

А может, и не в дом…

Еще хуже, что и дом без окон. Что внутри? Что они там делают? Даже не представляю.

Я покосился на часы. Третий час уже там сидят.

Холод пропитывал меня. Я кутался в плащ, но это не помогало.

Секунды ползли медленно, лениво…

Предчувствие накатило, как пробуждение ото сна. Кожа покрылась мурашками, но вовсе не от холода. Мышцы натянуло, сердце било быстро и сильно. Мир стал четким, резким, выпуклым.

Что-то было не так!

Я замер, боясь шевельнуться, боясь вздохнуть. Опасность! Что-то не так!

Только я никак не мог понять что…